Текст книги "Петля дорог"

Автор книги: Марина и Сергей Дяченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 47 (всего у книги 55 страниц)

БАСТАРД
Повесть

ПРОЛОГ

Темной холодной ночью двое стояли на крепостной стене, и длинным и страшным было их ожидание.

– Изготовились ли воины? – спросил тот, что носил на седой голове четырехзубый княжий венец. – Заряжены ли катапульты, и кипит ли смола?

Лучники замерли у бойниц, и готовы были катапульты, и смола пузырилась в черных чанах.

– Что ты там видишь? – спросил венценосный у стоящего рядом, ибо тот обладал силою видеть в темноте, и на сто верст вперед, и на десять локтей под землей.

– Вижу, – ответствовал тот, – вижу бесчисленные отряды, и сталь полыхает при свете факелов, и ведет их твой сын.

Венценосный расхохотался:

– Скорее земля расколется, как гнилой орех, нежели он доберется до наших стен!

А ветер выл, и от каждого факела тянулась черная лента дыма.

– Что ты видишь теперь? – снова спросил князь.

– Вижу, как дети мои, ловушки, сокрытые в земле, жадными пастями хватают воинов, пожирают их вместе с панцирями, и крик и стон поднимаются над лесом. Половина войска погибла, но твой сын уцелел.

– Скорее небо свернется в свиток, нежели он возьмет замок! – рассмеялся князь.

А ночь ревела, и неслись по небу обрывки туч, и далеко еще было до рассвета.

– Скажи мне, что ты видишь сейчас? – спросил венценосный, и ветер вздыбил его седые волосы.

– Вижу, – тихо сказал стоящий рядом, – как бьются с войском змеи и хищные птицы, как падают наши враги, но другие ступают по их трупам. Вижу море их факелов; вижу рты, разинутые в боевом кличе. Вот дети мои, алчные желтые марева, убивают их целыми отрядами, но твой сын уцелел, за ним следуют те, кто остался в живых!

Князь воздел кулаки к небу:

– Скорее леса прорастут корнями вверх, скорее реки взовьются на дыбы, скорее мать пожрет младенца, чем он получит венец!

И вот уже все, кто был на стене, увидели огни факелов и блеск стали.

– Что ты видишь теперь?! – яростно воскликнул князь, но собеседник не ответил – из середины лба его торчала стрела.

И тогда закричал князь, призывая к бою, и эхом отозвались его воины, а те, что пришли с огнями, двинулись на приступ.

Железные крюки впивались в камень, как хищные когти впиваются в плоть. Ручьями дымилась кровь, и потоками лилась горячая смола. И отступили от стен те, что пришли, и велики были их потери. Победно вскричал князь – но кинжал вонзился ему в спину, потому что сын его тайно проник в замок через подземную нору.

И упал князь, и скатился венец с его головы, и множество рук потянулось к венцу – но коснувшиеся его умирали на месте. И закричал княжий сын, и голос его раскатился, подобно грому:

– Княжья кровь в моих жилах! Наследство – только наследнику!

И схватил венец, и водрузил на голову, и пришедшие с ним воспряли духом, а оборонявшиеся утратили мужество…

И наступил рассвет, и стаи ворон возрадовались и слетелись на княжий пир. И черными клубами поднимался дым, и ступени сделались скользкими от пролитой крови.

И сказал колдун, что всю ночь умирал со стрелой во лбу – ибо долго, очень долго умирают колдуны:

– Проклятье на весь род ваш и на все его колена. Вовеки, вовеки сыновья ваши будут убивать своих отцов. Проклинаю и предрекаю: вовеки.

ГЛАВА 1

Солнце стояло уже высоко, когда он, голодный, бросил заплечный мешок в траву.

Никогда в жизни он не видел такой травы – густой, лоснящейся, как шерсть сытого и здорового зверя. Ему казалось, что все здесь лоснится от удовольствия – и деревья, здоровенные, в три обхвата, и непуганое зверье – вон, полевая мышь смотрит и не боится, – и птицы, и белесые цветочки…

Он еще раз огляделся и, хмыкнув, потянул из ножен меч.

В который раз сердце его сладко замерло, когда без звука, без скрежета миру явилось широкое ясное лезвие, поймало плоским боком солнечный луч и отправило его Станко в глаза.

Он прищурился.

Тяжесть, лежащая в его ладони, была силой и властью. Желобок на мече был прямой дорогой, с которой не свернуть. Счастливо улыбнувшись, он принял боевую стойку.

Первая позиция. Вторая позиция. Удар – отражение. Удар – противник поражен в плечо. Отражение удара сзади… Коварный негодяй! Разворот… Серия ударов, противник истекает кровью, но лезут новые и новые, и меч в его руке превращается в сверкающий железный веер…

Он не уставал. Он вообще никогда не уставал, кисть его вращалась с бешеной скоростью, и ревел воздух, рассекаемый лезвием. Раз – от локтя, два – от плеча, круговая защита…

– Подходите! А-а-а! Получили? Еще хотите? На! На!

Крики рождались сами, и он не помнил, что кричал. Он был силен и, конечно же, смертельно опасен, и от того, что он силен и опасен, от бешеной радости мышц ему хотелось запеть, но кто же поет во время боя?!

– Небо да в помощь! – донеслось из-за спины.

Станко еще ничего не успел подумать, а тело его уже разворачивалось, а меч уже поднимался навстречу голосу. Он повернулся и замер в боевой стойке.

Напугавший его отшатнулся за темный ствол и оттуда пробормотал примирительно:

– Тихо, парень, мир… Мир, парень! Что ты…

Станко перевел дух. Меч в его руке чуть опустился, и тот, что прятался за стволом, тут же осмелел и выглянул.

Ему, похоже, было далеко за сорок, и был он не то чтобы худой – поджарый, и не то чтобы бородатый – так, заросший очень густой щетиной.

– Что ты, парень, я же не стражник, посмотри как следует…

Станко и без того смотрел во все глаза. На незнакомце были шерстяные штаны, тщательно заправленные в высокие башмаки на шнуровке, неопределенного цвета рубаха и видавшая виды кожаная безрукавка; у пояса длинный кинжал в ножнах.

– Убери свою игрушку, парень… Ну, промышляешь, и промышляй себе, мне дела нет…

Станко опустил меч.

– Я не браконьер, – сказал он хрипло.

– Да? – удивился незнакомец. – Ну, тогда гулял, значит, и заблудился… в землях князя Лиго, на которые если кто ступил – ноги отрубают…

В душе Станко шевельнулась холодная змейка, и поэтому он сказал очень громко:

– Не пугай. Не боюсь.

Незнакомец хохотнул. Шагнул вперед – и красноречиво воззрился на обнаженный меч Станко. Тот картинным жестом загнал оружие в ножны.

Незнакомец приблизился. Глаза его оказались голубыми – настороженными и насмешливыми одновременно. Глаза эти в секунду обежали Станко с головы до пят – и вернулись, чтобы повторить осмотр тщательнее.

– Издалека ты пришел, что ли? – поинтересовался небрежно, взглянув на стоптанные Станковы башмаки.

– Пришел, откуда дорога лежала, – отозвался Станко в тон.

Незнакомец взглянул ему в глаза – на этот раз удрученно и заботливо:

– Земли тут богатые, это верно… Да только возвращайся, парень. Хорошо еще, если просто ноги отрубят, правду говорю тебе! Заловили тут недавно одного парня, тоже в землях князя промышлял… Слушай, уходи скорей, пока цел, ладно?

Некоторое время они просто смотрели друг на друга.

– На меч свой надеешься? – спросил незнакомец тихо. – Да ведь на один твой меч тут пару сотен найдется…

– Заботлив ты, – Станко снова усмехнулся. – А сам кто такой? Лесной дух? Король дубравы?

– Я-то?

Станко увидел, как заботливое выражение в глазах незнакомца сменяется новым – похоже, это была чуть преувеличенная покорность судьбе:

– Я-то?

Он виновато развел руками, как крестьянин, вернувшийся с базара без выручки в кармане. Склонил голову к плечу, всем своим видом показывая: я-то браконьер и есть, и не скрываю этого, ведь передо мной не стражники, а сопливый мальчишка, хотя и здоровый и с мечом…

Станко фыркнул и пошел за своим заплечным мешком.

– Погоди! – закричал ему вслед незнакомец. – Илияш меня зовут… У тебя силки или сетка?

– Я не браконьер, – заявил Станко, забрасывая мешок за спину.

– Да брось… Послушай, не убегай, ты меня боишься, что ли?

– Тебя?! – Станко обернулся, заготовив на лице высокомерную гримасу, которая тут же, однако, испарилась, потому что этот самый Илияш держал в опущенной руке невесть откуда взявшуюся тушку зайца.

Живот Станко жалобно заплакал. Илияш приветственно качнул тушкой, как цветочница свадебным букетом:

– Зажарим, по традиции… Завтра – неведомо что, вдруг – стражники или вепрь там бешеный… Я же вижу – ты не предатель, хороший парень, только очень уж молодой…

Станко помолчал.

– Это верно, – сказал он наконец, снимая с плеч мешок, – я не предатель.

Илияш особенно тщательно выбирал место для костра – на песке, в ложбинке, чтобы следов не оставить и чтобы дым не был заметен издалека. Заяц, зажаренный на вертеле, оказался настоящим княжеским зайцем – жирным, вкусным, и Станко едва не отгрыз себе пальцы, разделываясь с нежным заячьим боком.

– Хорошо живет… князь, – бормотал он, работая челюстями, – сладко ест… мягко спит, наверное…

Илияш усмехнулся:

– Не без этого… Князю-то что – всех зайцев не слопать… Так напустил же стражников-псов: травку ему не сомни, рыбку ему не поймай, зайчишко такой вот – жизни может стоить… Да не волнуйся, ешь, с Илияшем не пропадешь, Илияш бывалый зверь…

– То-то я смотрю, – Станко бросил в прогоревший костер начисто обглоданную кость, – то-то я смотрю, земля тут жирная, сытая такая земля…

– Да уж, – Илияш потянул к себе свой тощий заплечный мешок, – да уж, земля тут как хорошая невеста – богатая и нетронутая… Одних зайцев плодится, как мышей в подполе… Нет же, пусть их лучше волк задерет, чем добрые люди, мы вот, зажарим… Рыщут и рыщут, дозорники, псы, чтоб земля под ними просела…

Илияш плюнул, вложив в свой плевок весь праведный гнев на ненавистных ему стражников. Перевел дух, прищурившись, глянул на небо – и вытащил из своего мешка изрядных размеров баклажку. Оценивающе глянул на Станко, неспешно вынул пробку из узкого горлышка и потянулся носом к образовавшемуся отверстию.

Станко смотрел, механически облизывая пальцы. Илияш втянул носом воздух, полузакрыл от счастья глаза, и лицо его осветилось изнутри неземным блаженством.

– Да, – сказал он, наконец-то опуская баклагу. – Верная подружка моя… Такого, парень, ни один пес из стражи, ни даже князь в его замке не пробовали, вот…

Он окончательно закрыл глаза, будто отрешаясь от земных тягот, поднес горлышко ко рту и бережно, как юноша, впервые целующий возлюбленную, коснулся его губами.

Сухая шея вздрогнула раз, другой… Станко зачем-то считал глотки.

Наконец, Илияш утолился. Отнял баклажку ото рта. Выдохнул. Оглядел мир совершенно счастливыми глазами. Искоса глянул на Станко – и отвел взгляд.

– На, – сказал неохотно. – Попробуй тоже, ладно уж. Только смотри три глотка, три, не больше!

Баклажка оказалась неожиданно тяжелой – Станко чуть не расплескал ее над костром. Едва успел поднести горлышко ко рту – и тут же Илияш принялся отбирать посудину:

– Это пятый! Это пятый глоток, хватит!

Станко глупо улыбнулся.

Во рту таял небывалый вкус – вина, а может, не вина, а может… Последний дымок угасающего костра взвился в вечернее небо, и с этим дымком взвились горести и тревоги Станко.

– Нравится? – ревниво спросил Илияш.

Станко запрокинул голову и рассмеялся.

Понемногу смеркалось, но вечер был теплый, тихий, и немыслимой казалась опасность, и невозможной – смерть.

Станко потянулся, с удовольствием ощущая сильное и гибкое свое тело.

– Замок далеко? – спросил он как бы невзначай.

– А? – настороженно отозвался Илияш, и Станко даже усмехнулся: что он глухим притворяется, в самом деле?

– Замок, замок князя Лиго далеко отсюда?

Илияш сжался, как-то сник, будто действие чудесного напитка закончилось:

– А что тебе замок? Здесь промышляй… Здесь земли богатые…

– Плевал я на твой промысел, – Станко снова усмехнулся. – Мне в замок надо.

Илияш поднял на него мрачные глаза:

– К князю в гости, что ли?

– К князю, – Станко чувствовал себя сильным и уверенным. – Только не в гости. Мне надо обязательно его убить.

Стало тихо – так тихо, что можно было за десять шагов услышать возню мышки-полевки.

Илияш сидел, не закрывая рта. Станко стало смешно: деревенские ребятишки в таких случаях обязательно плевали в «разинутые ворота».

– То-то оно… – пробормотал наконец Илияш, – то-то я гляжу – парень вроде не простой… А он сумасшедший, парень этот. Только и всего.

– Это кто еще сумасшедший, – Станко почувствовал к браконьеру даже некоторое снисхождение, – ты или я… Жалеешь ты князя, что ли? Друг он тебе или братец? Негодяй же он, так?

– Ну… негодяй, – сказал Илияш шепотом и огляделся.

– Ну вот и будет на земле одним негодяем меньше…

Илияш помолчал, тяжело дыша; потом вдруг обхватил себя за плечи и ни с того ни с сего рассмеялся:

– Ах ты… шутник… Убийца малолетний… Да ходили и без тебя, ни один не вернулся! Ходили здоровые, в латах, и в одиночку, и отрядами, и ни один… Даже до князя не добрался, до замка не дошел! Да княжья земля знаешь, какая? Здесь травка, цветочки, а глубже пойдешь – земли беззаконные, где князевы предки друг друга резали… Там плюнь, не глядя, – в десять ловушек плевок угодит! А если по дороге идти, так там на каждом шагу по конному разъезду… Стражник не спросит, слова не скажет – сразу вешать, да за ноги…

Он вдруг наклонился вперед, и лицо его оказалось прямо напротив лица Станко. Зашептал, заглядывая в глаза:

– И еще, знаешь, князя никому не убить. Заговоренный он, мечи отскакивают… Все это знают, только ты…

Он так же внезапно откинулся назад и предложил громко, доброжелательно, как ни в чем не бывало:

– Скажи, что ты пошутил.

Станко помолчал, потом положил свой меч себе не колени, погладил ножны и чуть-чуть вытащил клинок. Бледно полыхнула сталь.

– Я не пошутил, – сказал Станко тихо. – У меня право есть… Право, которого нет ни у кого, понимаешь? Я его сын.

Он не смотрел на Илияша. Вздохнул, продолжал, обращаясь к клинку:

– Князь заговоренный, это точно… Это все знают. И все знают, что убить его может только родной сын. Я. Понимаешь?

Он поднял глаза.

Илияш сидел тихий, оцепеневший, и лицо его в наступающих сумерках казалось очень бледным. Станко снова вздохнул, полез за пояс и вытащил монетку – серебряную, истершуюся:

– Вот… Здесь, на монете, князь, мой отец. Я его узнаю, где бы ни встретил, узнаю… И убью.

Илияш встал и отошел в сгущающуюся темноту.

Станко вертел в пальцах монетку; мысли его сразу оказались далеко-далеко, и потому отлучка Илияша не вызвала у него ни удивления, ни беспокойства. Мало ли чего захочется человеку после такого известия!

Но шли минуты, а Илияша не было; Станко заерзал, завертелся, вглядываясь в темноту. Где-то далеко закричала ночная птица, и Станко, вздрогнув, схватился за меч: а что, если Илияш пошел за стражей?!

Но в этот самый момент браконьер вернулся, прижимая к груди охапку сухих веток. Бросил их все на тлеющие уголья – а ведь раньше не разрешал разводить большой огонь!

Под грудой веток затрещало, двумя лентами выполз дым, и вскоре в неровном свете разгорающегося костра Станко увидел лицо Илияша.

Браконьер был сосредоточен, даже задумчив. Пошевелил губами, глядя в огонь, и сказал наконец:

– Ну, если так… Если правда – сын… Зачем же папу убивать, а?

Станко оскалился. Илияш покосился на него с опаской:

– Ладно – твое дело…

И добавил просительно:

– Покажи монетку, а?

Станко заколебался, потом протянул над костром руку – для этого пришлось приподняться – и дал Илияшу возможность взять с ладони свой странный талисман.

Браконьер всматривался долго – взгляд на монету, сосредоточенные раздумья, взгляд на Станко…

– М-да, – сказал он наконец, – а до князя-то еще добраться надо… Сын – хорошо, меч – хорошо… Только ловушкам все равно, кто ты такой и с чем пожаловал.

– Я доберусь, – сказал Станко небрежно.

Илияш подбросил монетку на ладони. Вздохнул и начал рассудительно:

– Про дорогу я тебе рассказывал – там стража. Можно идти в обход, дай-ка подумать… На окраинах – патрули, капканы, но это ничего… «Чего» начинается глубже, ближе к замку, в этих самых беззаконных землях. Этим ловушкам лет по триста, и маги их ставили, маги, понимаешь? «Желтомары», «зажоры», «те, что в смоле», «те, что в болоте»…

– Кто – в смоле? – не выдержал Станко. – Кто – в болоте?

Браконьер пожал плечами:

– Если б знать…

Снова стало тихо, только огонь трещал, пожирая тонкие ветки. Илияш снова встал и снова принес из темноты охапку хвороста.

– Сначала – лес, – продолжал он, протягивая над огнем руки, – потом камни… Вокруг замка – озеро, и тоже про него недобрая слава…

Темное подозрение шевельнулось в душе Станко.

– Ты что, под самым замком промышлял? Откуда ты все знаешь, а?

Браконьер поморщился, как от боли. Потирая виски, уселся на свое место – напротив собеседника.

– Правильно спрашиваешь, Станко… Все знаю, это правда. Потому что еще года не прошло, как с этими псами-стражниками одну лямку тянул, понимаешь? Выслужился, нашивку заработал… – Илияш смачно плюнул в костер, в огне зашипело. – В самом замке стражей стоял, в патрулях рыскал… Только скверно там, дружок. Браконьеров вешай да капитану подметки лижи… А капитан попался – ну такая с-сволочь… – Илияш отвернулся.

Станко молчал, неприятно пораженный. Илияш почувствовал некоторую его брезгливость, пробормотал огорченно:

– Ну ладно, ладно… Что у меня теперь – клеймо на лбу? Сейчас уже не служу…

– Уволился? – глухо спросил Станко.

Илияш фыркнул:

– Уволился… Оттуда на тот свет увольняют… Сбежал, конечно!

Он вдруг улыбнулся и заговорщицки подмигнул:

– Карту прихватил у капитана… Хорошая карта, Станко, лет триста ей… Теперь промышляю у князя под носом, живу припеваючи, потому что кто тропинки знает? Кто ловушку за версту обойдет? Кто в укромной норке от патрулей спрячется? Илияш!

И браконьер довольно засмеялся.

Станко смотрел, как он смеется, и некая мысль, которая давно уже бродила по краю его сознания, обозначалась все яснее и четче.

– Илияш, – сказал он наконец.

Тот прекратил смеяться:

– Что?

Станко собрался с духом:

– Хочешь заработать, Илияш?

Браконьер нахмурился:

– Что?

В костре лопнула толстая ветка, в небо ворохом посыпались искры.

– Проведи меня к замку, – Станко перевел дыхание, – проведи мимо ловушек, а я заплачу, как проводнику.

Илияш расхохотался. На крупных и белых зубах его играли блики от костра.

– Ох-хо… Ой, парень… Ой, насмешил… Да где ты такого дурака… Сыщешь, ха-ха… Такого дурня, чтобы через все ловушки к замку тащился?!

Он смеялся и смеялся, пока Станко не процедил сквозь сжатые зубы:

– Двадцать золотых.

Смех оборвался. Илияш замер, зажимая рот ладонью. Потом прошептал с благоговейным ужасом:

– Сколько?

– Двадцать, – сказал Станко твердо.

Илияш отодвинулся. Брови его сошлись, а рот неприятно искривился:

– Ну, парень… Зря я с тобой, видно… Кого ты ограбил, а? Купца на большой дороге? Убил, небось? – он вскочил, готовый бежать прочь. – Ты, вот что… У меня ничего нет, ясно? Я честный охотник, а не убийца!

На Станко волной накатила усталость. Наверное, действие чудесного напитка, к сожалению, закончилось.

– Я не убивал, – сказал он в огонь, – и не грабил. Я дом продал, корову, свинью, хозяйство… Все продал… А ты трясешься чего-то и ерунду городишь…

Илияш помедлил, будто прикидывая, можно верить Станко или нет. Бочком, бочком приблизился:

– Покажи.

– Что?

– Монеты покажи. Думаю, уж не врешь ли?

Станко, вздохнув, снял с пояса кошелек и вытащил тяжелую, позвякивающую пригоршню золота.

Илияш обомлел – в который раз за короткое время их странного знакомства.

Когда укладывались спать, браконьер спросил ни с того ни с сего:

– Ну, папа твой, значит, князь Лиго… А мама кто?

Неизвестно, слышал ли Станко его вопрос. Он свернулся калачиком, натянув куртку на голову, и сразу же уснул.

Илияш помялся, постоял над ним, переспросил шепотом:

– Так кто же мама твоя, а, парень? Какая принцесса?

Станко буркнул что-то – очевидно, во сне. Илияш пожал плечами и сел у догорающего костра.

Взошла луна; свернувшись, спал Станко, и даже во сне руки его сжимали ножны меча. Напротив сидел заросший густой щетиной браконьер и разглядывал истертую серебряную монетку – раздумывал, потирал лоб, чему-то странно усмехался. В лунном свете безбородый профиль князя Лиго на монете казался особенно волевым и особенно надменным.

Трактир умостился на перекрестке, у самой границы княжеских земель как мышь под боком у дракона. За небольшую плату хозяин водил любопытных на плоскую крышу и показывал сверху межу. Неглубокая эта канава делила мир пополам – с одной стороны лежала знакомая, безопасная земля, на которой можно вырастить табак или выкопать колодец; с другой стороны подступали земли князя Лиго, «на которые кто ступит – ноги отрубают».

Трактир процветал – хаживали сюда браконьеры, заглядывали и стражники. Немало было любопытных, явившихся поглазеть на тех и других и увидеть с крыши страшную межу.

Илияш придирчиво оглядел поклажу и снаряжение Станко и теперь делал покупки. В маленькой трактирной лавке нашлась пара добротных сапог (ветхие башмаки Станко Илияш высмеял, как непригодные для путешествия). Пропитание во время похода должно было добывать охотой, и Илияш закупил целый мешок соли – есть несоленую дичь он, оказывается, не желал.

Наполнив заплечные мешки всякими необходимыми припасами, компаньоны уселись за оструганный стол в углу, чтобы выпить на дорожку. Илияш заговорщицки надвинул шляпу на самый лоб, а Станко велел сесть лицом к двери и сразу же дать знать, если в трактир ввалятся «эти поганые псы».

Станко чувствовал себя крайне неуютно – по крайней мере, пока не осушил три кружки пива. Сразу же после этого его настроение значительно улучшилось, он расправил плечи и огляделся вокруг.

Трактир был сложен из цельных бревен; потолок закоптился так, что запросто сошел бы за ночное небо, вздумай хозяин прилепить на него несколько медных звездочек. На стенах кое-где висело старинное оружие, а на камине раздувала капюшон дохлая кобра. Станко поразился – как они сумели сделать такое искусное чучело?

– Вина! – крикнул Илияш.

Из глубины зала к ним заспешила девушка-служанка. Волосы ее по-разбойничьи были повязаны красной косынкой, но ничего воинственного не было ни в тонком миловидном лице, ни в спокойных темных глазах, ни, тем более, в платьице с передничком, среди оборок которого можно было прочитать шелком вышитое имя: Вила.

Девушка прислуживала им с начала вечера; Станко то и дело ловил на себе внимательный взгляд, но совершенно другие заботы тут же вытесняли Вилу из его мыслей. Теперь он отважился взглянуть ей прямо в глаза – и с удовольствием увидел, как белые ее щеки темнеют от прилива крови.

– Мне – еще вина, – заявил Илияш и вдруг пропел хриплым тенором:

 
Ви-ила, Вила,
когда ж все это бы-ыло?!..
Тра-ла, тра-ла-ла…
 

Из-за соседнего стола на них покосились, а бедная Вила смутилась вконец.

– …А юноше – еще пива, так ведь, Станко?

И, не дожидаясь подтверждения, Илияш отправил служанку движением руки.

Станко украдкой повернулся – рядом на стене был приколочен гладкий щит. В пыльной и кое-где покрытой вмятинами поверхности щита отражался Станко – мускулистый, широкоплечий, с небрежно разбросанной по плечам гривой темных волос, со стальным блеском в прищуренных глазах и родинкой на правой щеке… Он вспомнил, как покраснела Вила, и почему-то покраснел тоже.

– О лани-иты, лани-иты, румянцем зали-иты! – запел тут же Илияш и продолжал без перехода: – Идем мы с тобой, Станко, прямо свинье в зубы… Или кабану под хвост, кому как больше нравится… А почему, спрошу я тебя, настоящие мужчины не могут отправиться к крысе в глотку? На-астоящие мужчины, тебе сколько лет, кстати?

– Шестнадцать, – ответил Станко, который от неожиданности не догадался прибавить себе год или два.

Илияш удивился:

– Да? А в кого ты здоровенный такой уродился, в маму или в папу?

Станко нахмурился. Илияш, конечно, болтун и пустозвон, но и в шутках следует знать меру…

Стараясь держаться подальше от Илияша, к столу бочком приблизилась Вила. Кувшин вина и огромная кружка пива перекочевали с ее подноса на оструганную столешницу. Станко опять поймал на себе взгляд – и отвернулся.

– Выпьем, – Илияш плеснул вина в свой стакан, так что вокруг на столе сразу образовалась красная лужа, – выпьем на дорожку… Пусть добрые духи, как говорится, «бархатом – дорогу нашу, а врагам – по пьявке в кашу»… Пьявку им в зубы, этим собакам-дозорникам! – Илияш понизил голос и оглянулся.

– Выпьем, – сказал и без того захмелевший Станко. – Выпьем за князя… Пожелаем ему легкой смерти! – он расхохотался, довольный своей шуткой, а Илияш тем временем завертел головой с удвоенным старанием – не слышал ли кто?!

– Ты… потише пока, – браконьер перегнулся через стол. – Языком трепать – это пожалуйста, а на деле кто чего стоит – скоро увидим…

Станко медленно поставил опустевшую кружку на стол. Склонил голову молодой бычок, да и только.

– Убью, – сказал он тихо и глухо. – Поклялся – и убью.

И такой ненавистью полны были эти слова, что Илияш отшатнулся:

– Слушай… Не мое дело, конечно… Но он тебе папа, папочка, что ж ты шипишь, как змея… Да за что ты его… невзлюбил, а?

Станко тупо уставился в красную лужу на столе. Проговорил наконец:

– Ладно, я тебе расскажу, чтобы зубы поберег, зря не скалил…

Он откинулся на спинку стула и прерывисто вздохнул, собираясь с мыслями. История, которую он намеревался рассказать, была священна – вспоминая ее накануне похода, он будто подвергал себя очистительному ритуалу. А Илияш – ладно уж, если хочет, пусть послушает…

– Мать моя, – начал он медленно, – мать моя жила в одном поселке, далеко отсюда… Она была единственная дочь в уважаемой семье, и у нее был жених, готовили свадьбу. Она была… Непорочная девушка… И накануне свадьбы через поселок проезжал князь Лиго со стражниками.

Илияш слушал, подавшись вперед, оставив шутки, плотно сдвинув брови.

– Накануне свадьбы… – продолжал Станко. – Мать стояла у ворот отчего дома, нарядная, счастливая… И она понравилась князю!

Он грохнул о стол пустой кружкой. В дальнем углу трактира шумно заржала пьяная компания. Пальцы Станко, сжимающие деревянную ручку, побелели.

– Она ПОНРАВИЛАСЬ князю! И он… он… Он схватил ее, не сходя с седла! Он вырвал ее из рук отца, который попытался вступиться… Он рассек лицо ее жениху, который кинулся под копыта лошади… И он увез ее, увез, и лакеи его рвали животы со смеху, понимаешь?! Увез в поле… И там… прямо в поле… Так грязно, жестоко… Надругался и бросил. В поле… И некому было ее защитить!

Илияш вздрогнул и поднял голову. В глазах у Станко стояли слезы.

В дальнем углу трактира опрокинули стол и подрались. То и дело хлопала дверь; мимо, удивленно взглянув, скользнула Вила – разбойничья красная косынка ее была теперь украшена одинокой розой.

Станко молчал долго. Молчал и Илияш.

– С тех пор, – наконец выдавил Станко, – с тех пор ее жизнь переменилась, совсем переменилась… Наложить на себя руки ей не дали. Родители не пережили позора, умерли чуть не в один день… Знаешь, в селе очень строго, если девушка… ну, ты понимаешь… А мать родила… меня. Уходила, пряталась… Ее на цепь посадили у колодца, есть такой обычай, если девушка родит… Все должны плевать ей в лицо. И плевали… Она… Ну что тебе рассказывать… Я с пеленок был байстрюк, ублюдок, «нагульный», «прижитый»… А князь…

Голос Станко задрожал от ненависти. Илияш смотрел, как суживаются в щелку, подергиваются пеленой его обычно ясные глаза.

– КНЯЗЬ… Князь Лиго… Он и забыл о ней, конечно. Он пил-ел, спал-гулял, тискал девок… А мама умерла полгода назад. И когда умирала, позвала меня и… Убей, говорит, его. Казни его. Казни, пусть не на площади, пусть не в петле… Отомсти… – он всхлипнул. – С тем и отошла.

Пьяную компанию выставили из трактира. Стало тихо, только Вила звенела посудой, разбирая завалы, оставленные побоищем.

– Он думал выйти сухим из воды, – сказал Станко с нехорошей усмешкой. – А вот на этот раз не выйдет. Потому что я его обязательно убью, что бы ни случилось!

И он сжал под столом рукоятку своего меча.

Илияш молча взял со стола свой стакан и огромными глотками начал поглощать вино.

– Да… Печальная история, – сказал он наконец, слизнув последнюю каплю. – Нечего сказать… Да только знаешь, парень… Может быть, мать твоя просто согрешила в юности, а потом, чтобы грех прикрыть, эту историю приду…

Увесистая пивная кружка, направляемая молодой безжалостной рукой, угодила Илияшу прямо в нос.

Брызнула кровь. Еще не успев опомниться, Илияш перехватил правую руку Станко и, едва уклоняясь от беспорядочных ударов левой руки, закричал:

– Да пошутил я! Бешеный, пошутил!

Кровь заливала его кожаную безрукавку. Станко, бледный, оскаленный, отбросил кружку и, высвободив правую руку, попытался схватить Илияша за горло.

– Хозяин! Драка! – закричали сразу из нескольких углов.

Илияш ускользнул из стальных объятий своего противника и, отскочив под защиту широкого стола, выставил перед собой ладонь:

– Станко, ладно… Хорошо, извини, я пошутил… Ну, мало ли что бывает, а твоя мать не такая, вовсе нет… Тихо, парень, успокойся, пожалуйста!

К ним уже бежали хозяин и два здоровенных работника. Станко тяжело дышал, сжимая кулаки.

– Все в порядке! – Илияш вскинул руки навстречу подбегающим. – Все в порядке, это ничего, мы уже тихие… Не тревожьтесь, господа, не тревожьтесь… – и он лучезарно улыбнулся, и улыбка эта, облитая кровью из расквашенного носа, была особенно обаятельна.

Хозяин недовольно хмыкнул, работники переглянулись, и вся свора неохотно отступила.

– Сядь, – устало сказал Илияш.

У Станко подкосились ноги, он тяжело опустился на стул.

– Выдержки в тебе, как меда в мухе… Перед таким походом в трактире шуметь… Вся затея на волоске висела, ты хоть понимаешь?

Станко молчал, едва переводя дыхание. Илияш достал откуда-то платок и принялся оттирать лицо, и руки, и безрукавку.

– Крови-то сколько… Нашел кому кровь пускать, вояка…

Станко угрюмо смотрел в стол. Илияш повздыхал и вытащил из своего мешка пузатую баклажку. Потряс с сожалением, протянул Станко:

– На, хлебни…

И Станко хлебнул.

Прояснилась отяжелевшая от пива голова. Качнулся закопченный потолок, и Станко померещились в глубине его белые звезды.

– Я… Выйду… – пробормотал он непослушным языком и, счастливо улыбаясь, отправился по нужде.

Илияш огляделся – Вила стояла в стороне и провожала Станко долгим внимательным взглядом.

За Станко закрылась тяжелая дверь, он вышел на середину двора и долго стоял в темноте, повернувшись лицом к княжеским землям… И он не видел, как Илияш поманил к себе девушку, как что-то горячо и убедительно шептал в густо покрасневшее ухо, как девушка пыталась оттолкнуть его руку, которая торопливо запихивала что-то ей в ладонь… Вила качала головой, бормотала что-то в ответ, пыталась отстраниться – но Илияш был настойчив, и снова и снова вкладывал в нежную ладошку что-то, невидимое прочим посетителям…

Вила сдалась. Зажала подношения в кулаке. Что-то буркнула Илияшу и вышла.

Станко в тот вечер так и не вернулся в обеденный зал.

…Он проснулся от того, что длинная соломинка влезла ему в нос. Он чихнул и открыл глаза.