Текст книги "Петля дорог"
Автор книги: Марина и Сергей Дяченко
Жанры:
Классическое фэнтези
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 55 страниц)
Семироль помолчал. Отблеск костра делал его лицо моложе и смуглее, и, пожалуй, благороднее, чем при свете дня.
* * *
С восходом луны у Река начался бред.
Он бормотал то громче, то тише, то невнятно, то явственно; Семироль засыпал и просыпался. Ирена сидела без сна.
– Сажайте рассаду… на грунт… пора… – шептал Рек.
Ирена вспоминала, как он прогнал от нее цепкого лавочника, решившего отработать свое счастье. И как выхватил старую женщину с пути несущейся чудовищной бочки.
– Не стойте так близко, все вы… – требовал Рек сквозь стиснутые зубы. – Отойдите… отойдите…
Ирена укутывала его плащом, трогала пульс, трогала лоб, касалась пропитанной кровью повязки.
Она вспоминала, каким было его лицо, когда он узнал правду об Иренином ребенке. Там, в пещере, за несколько часов до неминуемой гибели, в почти полной темноте – фонарь едва горел, а поди ж ты, Ирена прекрасно запомнила выражение его лица, наверное потому, что никогда больше она не видела Река ТАКИМ…
– Я не они, – бормотал Рек. – Я не они… я не буду, я не стану… Посмотри в себя, сказала ящерица, ты способен изменять цвет… Ты такой, как трава, ты такой, как земля… Но посмотри внутрь себя… ты не умеешь раскаиваться… ты не человек. Хамелеон… сказал… что в моем раскаянии… разве оно способно… кого-то согреть или накормить…
Ирена склонилась ниже. Взяла в свои руки ладонь бескорыстного рыцаря, стиснула зубы, потому что от запаха крови ее мутило.
– …Так, сказала ящерица, Провидение вынули из тебя, как сердце… но вынутое, оно продолжает биться… на берегу и без воды… А ты пуст и недвижен, ты не умеешь раскаиваться… Ты…
Рек говорил медленно, запинаясь, широко открыв глаза – будто читая с листа. Будто текст, однажды написанный, много раз прочитанный, с трудом добытый, а потом слизанный холодной водой с размокшего бумажного листа – как будто этот текст восстановился теперь в ночной темноте, в двадцати сантиметрах от осунувшегося Рекова лица.
– …И он смеялся. Он сказал: каждому по делам его. И ваше счастье, что я не учитываю также и помыслы… И в страхе замерли ящерица и хамелеон, а Создатель прошел мимо черного дерева к башне, туда, куда указывал деревянный идол… и вошел в ворота, и они закрылись за его спиной…»
Рек выдохся. Тихонько застонал. Прикрыл невидящие глаза.
Луна висела над лесом. Метались летучие мыши, беспорядочно и непостижимо, и, как показалось, панически…
Ирена сидела над поверженным рыцарем, и мысли ее метались, подобно летучим мышам… нет. Мысли ее тянулись, как улитки по мокрому стеклу.
Она должна сообразить. О чем-то вспомнить, что-то сопоставить, и почему-то ей кажется, что от этого зависит сейчас жизнь Река…
Ползла по небу луна. Ирена знала, что шестеренки ее мыслей, раз запущенные, уже не остановятся. Крючок за крючок, зубец за зубец, стрелки доползут до назначенной отметки – и, как фигурка на старинных часах, из заржавленных воротец со скрипом явится ПОНИМАНИЕ…
Другое дело, что это может произойти через месяц или два. Безнадежно поздно…
Раскаявшийся. Хамелеон. Ящерица. Насмешливый Создатель. Может быть, все экземпляры ее последнего рассказа стерты, исчезли с лица земли – и остались только Рек, только его бред, его память, хранящая обрывки такого важного текста…
Она должна подумать. Нужно время, и тогда…
Башня.
Смотрите, сказал Рек. И смотрел сам. Но не на башенку – на Ирену… Очень внимательно смотрел…
«И в страхе замерли ящерица и хамелеон, а Создатель прошел мимо черного дерева к башне, туда, куда указывал деревянный идол… и вошел в ворота, и они закрылись за его спиной…»
Она давала Реку напиться. Запекшиеся губы раненого упускали воду, капли стекали по щетинистому подбородку, по шее – на рогожу…
Башня.
* * *
День они провели в зарослях, неподалеку от источника. Рыцарь ненадолго пришел в себя; пытаясь соорудить на костре нечто вроде грибного шашлыка, Ирена постоянно ощущала на себе его взгляд. Не сухо-сосредоточенный, как прежде, – грустный, очень теплый, внимательный взгляд…
Ирена маялась, желая расспросить Река о башне – и не решаясь. Напрасно, в общем-то, маялась – раненый все равно не мог говорить…
Потом Рек вернулся в забытье. Семироль заново перевязал его раны, и Ирена, стиснув зубы, выстирала в ледяной воде заскорузлые бинты. Кто знает, сколько еще придется их стирать…
– Он сильный парень, – сказал Семироль. – В общем-то, и раны не такие опасные, он бы справился и без антибиотиков…
Семироль замолчал, и в молчании его читалось несказанное «но».
– Но?.. – спросила Ирена.
– Но Провидение очень уж на него обозлилось. Боюсь, как бы…
– Ясно. Можешь не продолжать.
Весь день ее преследовали ящерицы и хамелеоны. И назойливая, как дятел, мысль: вспомнить… вспомнить… сообразить…
Она не спала вторые сутки. Перед глазами плавали цветные пятна; ночь принесла вместо облегчения страх.
– Сорвать… – бормотал Рек. – Красный… в траве… из него исходит… вытекает… сорвите его… цветок… он от крови… сорвите, сожгите…
– Ян… он бредит.
– Что я могу сделать?
– Не знаю…
– Успокойся, Ирена. Если ему суждено выжить – выживет… Подумай о ребенке… Спи.
Ирена отошла к костру. Протянула руки над мерцающими угольями.
Башня.
Закутаться в плащ – и спать до рассвета. Циничный Семироль прав – она ничего не изменит, она должна думать о ребенке…
Башня.
Высотой с пятиэтажный дом… Нет.
На письменном столе. Бронзовая… Коричневая с прозеленью. Подсвечник в виде башенки, подсвечник, извлеченный Анджеем с дальней полки антикварного магазина. Внутри зажигается свечка – на лица гостей ложатся полукруглые теплые пятна… «Как красиво, Ирена… Как оригинально…»
КАК ОНА МОГЛА НЕ УЗНАТЬ ЕГО СРАЗУ?!
Башня-подсвечник. И рядом с ней на шкафу – деревянная фигурка какого-то забытого полководца, властно указывающего своей несуществующей армии путь к победе… Анджей, вытри пыль… Надо убрать на шкафу – столько хлама… По-настоящему красивые вещи теряются…
Ирена на четвереньках отползла от костра. Казалось, ее сейчас стошнит. Головокружение…
– Ян…
Семироль проснулся моментально и беззвучно. Взял ее за плечи. Блеснул в темноте белками:
– Что?..
– Ян… – Ирена слизнула скатившуюся на подбородок слезу. – Я знаю, где выход… из МОДЕЛИ. Где ворота.
* * *
В любом селении находились охотники оказать помощь раненому. Ирена смотрела на них с невольной брезгливостью, даже и не замечая, что уподобляется при этом бескорыстному рыцарю.
Рек почти не приходил в себя.
Тяжелораненым не следует путешествовать в двуколке. Для рыцаря это бесчестье, а для ран опасность… Любой самозваный лекарь готов был это повторить при первой возможности. Ирена не слушала лекарей.
– Нужны антибиотики, Ян… настоящая медицина… Здесь у него нет шансов… Надо скорее…
Они сбились с дороги. Потеряли день. Наверстали. Заканчивались деньги, не хватало продуктов, Рек таял, уходил все глубже в бред, но отрывков из «Раскаявшегося» Ирена больше не слышала ни разу…
Потом они въехали в густой сосновый лес. Стволы забором стояли вдоль дороги, и Ирена закусила губу, потому что до заветной цели оставалось чуть более часа пути…
– Нас преследуют, – сказал Семироль, обернувшись.
Дорога была пуста. И ни звука, кроме синичьих переговоров и отдаленной кукушки…
Семироль хлестанул мула.
– Ирена, спокойно, да? Ты точно знаешь, куда идти?
– Мы войдем вместе, – сказала она испуганно. – Мы войдем вместе… Канал… Он для меня… Но он выдерживает… того, кто близко… как в сказке про девочку и серебряные башмачки… тот, кто держался за нее, тот…
Она молола и молола чепуху, и с ужасом понимала, что не может остановиться, в то время как отдаленный топот копыт различим был уже совершенно явственно, для этого не требовался утонченный слух Семироля.
– Ян, скорее… Ну скорее, Ян!.. Мы вернемся… все будет хорошо… Мы просто исчезнем на глазах этих дураков, вот смешно будет, вот… скорее, Ян!!
Колеса прыгали по неровной лесной дороге. Ирена удерживала голову Река, и все равно рыцарь раз или два ударился затылком…
Этот мул просто не умел бежать быстрее. Хоть забей его на месте.
– Ирена, спокойно, я говорю… Если увидим, что не успеваем – побежишь вперед, я постараюсь прикрыть…
Подъем. Спуск. На холм вылетают, будто возникая из-под земли, пятеро всадников на высоких конях…
Ирена ударилась локтем. Больно.
– Есть! – рявкнул Семироль.
Стволы расступились. Ирена невольно разинула рот; пятиэтажная башня, бывший подсвечник. Перед ним – корявая фигура полководца, только указующую руку безжалостно обломала буря…
На мгновение она ощутила себя пластилиновой игрушкой на том же шкафу. У Анджея была одна такая игрушка – подарила, кажется, какая-то поклонница…
Ворота.
– Ирена!!
Двуколка остановилась. Отвалилось колесо, покатилось замысловато, петлями, Ирена успела придержать голову Река, маленький экипаж накренился, вываливая путников в пыль…
Откуда у нее взялись силы? В ее-то положении, когда нельзя таскать тяжелое?!
Она подхватила Река под мышки. Ноги его волочились по траве, голова запрокинулась; глаза, прежде мутные, вдруг широко раскрылись, Ирена поймала совершенно осмысленный, удивленный взгляд…
– Бросай его! Уходи!
Она тащила.
На поляну вылетели всадники. Рассыпались полукольцом, придержали лошадей…
– Именем Высокой Крыши!..
Они будут официальны и вежливы. Они не хотят лишний раз гневить Провидение.
– Именем Высокой Крыши, сочинительница Хмель, остановитесь!
Семироль обернулся. Ирена успела встретиться с ним взглядом; потом он коротко взмахнул рукой – уходи, мол…
– С дороги!
Семироль прыгнул.
Все пять лошадей завизжали и шарахнулись, и один из преследователей не удержался в седле, грянулся в траву… Лошади бились и поднимались на дыбы, лошади в ужасе пятились от адвоката; в какой-то момент Ирене показалось, что можно перевести дыхание. Что Семироль сейчас догонит ее, и они вместе подхватят Река и уйдут в ворота, и секунду спустя ввалятся в лабораторию господина Петера, и эксперты, обалдевшие от постоянного кофе, эксперты в несвежих от долгого ожидания воротничках отшатнутся и загалдят, защелкают клавишами компьютеров…
Преследователи спешились. Теперь они принимали Семироля всерьез. И шли на него стеной, и лица у них были белые и плоские, а лица Семироля Ирена, на свое счастье, не видела…
– Упырь! Упырь!! – тот, что выпал из седла, с трудом поднимался на ноги.
Рек пошевелился и застонал. Ирена застонала тоже. Наткнулась на камень и поранила ногу, а потом запнулась о сухую ветку под черной корягой – когда-то ветка была рукой, указующей на двери…
Один из преследователей догнал Ирену в трех шагах от двустворчатых дверей. Кажется, она его узнала. Это был тот, что оплошал в «приюте для убогих»; теперь он хрипло дышал, не сводя с Ирены ненавидящего взгляда, и если бы взгляд имел свойство материализоваться – Ирене никогда не сойти бы с места…
Через его плечо она на мгновение увидела схватку на поляне. Двое сцепились не на жизнь, а на смерть, и рядом лежало безжизненное тело третьего, а четвертый заносил меч, примериваясь, как бы ударить, чтобы не убить товарища…
Показалось ей или нет, что один из сражающихся вцепился противнику в горло?!
– Сочинительница Хмель, – хрипло сказал тот, что наступал на Ирену. – Именем Высокой Крыши…
Рек не то застонал, не то зарычал – слабо, сквозь зубы. Ирена поняла, что не сделает больше и шага.
Что даже добравшись до двери, не успеет ее открыть…
Преследователь держал наготове осмоленную веревку.
– Провидение не простит, – глухо сообщила Ирена.
Человек в черном свел брови:
– Что?
– Не отработаешь! – выкрикнула она истерично. – Не откупишься! Провидение тебя за это…
Темные глаза сузились:
– Тебе ли, сука, говорить о Провидении?!
Чужая рука ухватила Ирену за плечо. Нападающий переступил через Река, поймал Ирену за запястье, дернул на себя…
И захрипел. Опрокинулся назад, пытаясь сбросить с горла чьи-то неестественно длинные пальцы.
– Ирена, уходи!..
Семироль был с ног до головы залит красным. Из-под правой ключицы торчала тонкая деревянная палка – будто шампур для шашлыков…
Они встретились глазами. На долю секунды – прежде чем на плечах вампира-адвоката повисли сразу двое уцелевших врагов…
– Уходи!! Сохрани…
Она шагнула назад, на последние несколько сантиметров подтягивая тяжелое тело Река, ожидая встретить лопатками кованое железо закрытой двери…
Темнота.
Острый запах кошачьей мочи.
ГЛАВА 14
* * *
По широкому изгибу трассы…
У Ирены подкосились ноги. Она села – на упругую подстилку из очень густой, длинной, желто-коричневой высохшей травы.
Трасса, изогнутая полукольцом. Развалины старой дороги. Кое-где растрескавшейся. Кое-где обвалившейся. Совершенно пустынной…
Рек лежал на спине, и глаза его, глядящие в небо, были осмысленными.
Ирена обернулась.
Две бамбуковых лыжных палки, воткнутых в холм в двух метрах одна от другой. Трепещут на ветру ременные петли для рук. На одной палке треснуло пластмассовое кольцо, на другой – кольца вовсе нет…
– Ян?!
Она шагнула назад. Встала в хлипких бамбуковых воротах, ожидая… чего?
Рек прерывисто вздохнул.
Шелест сухой травы. Роща, лишенная листьев. Высоко в небе – размазанное бесформенное облако…
Она опустила взгляд.
Ее дом стоял там, где прежде. Ни улицы, ни соседей, ни колодца, ни водонапорной башни – только Иренин дом, бочкообразный, странный, незнакомый, но все-таки безусловно ЕЕ дом. МОДЕЛИ могут сменять друг друга в произвольной последовательности – Иренин дом останется на том же месте. Как точка отсчета…
Рек смотрел на Ирену – без удивления, устало. Происходящее было для него всего лишь новым бредом. Ему видится, что он лежит под незнакомым небом на густой скрипучей траве, и нет ни башни, ни коряги, ни людей из-под Высокой Крыши…
– Ян, – шепотом сказала Ирена.
«Сохрани»…
Она с ужасом посмотрела на свой живот. Потом – вниз, на пустынную дорогу, на одинокий дом…
На Река-Шиповника, бескорыстного рыцаря Река, который оказался в ненужное время в ненужном месте…
Хоть здесь-то, подумала Ирена угрюмо, Провидение до него не дотянется?..
* * *
Она оставила Река на холме. Устроила его поудобнее, так, чтобы склон защищал от ветра.
Проклятая юбка, сразу ставшая неуместной, привычно цеплялась за все сучки и камни.
Забора нет. Двора нет. Только дом.
Она обхватила себя за плечи.
Дом действительно походил на бочку. Огромную железную бочку, лежащую на боку, до половины вросшую в землю. Сооружение было настолько старым, что покатые стены обильно поросли травой – до самых окон…
Окна походили на толстые очки. Такие же маленькие, круглые, мутные.
Ирена облизнула сухие губы.
Железная туша пестрела заплатами. То тут, то там поблескивали тусклые прыщики заклепок. Вокруг каждого окна заклепки замыкались кольцом…
– Самолет, – сказала Ирена вслух.
Более всего Иренин дом напоминал кусок фюзеляжа с отрезанными носом и хвостом. И без крыльев. Самолет, нарезанный, подобно колбасе, зарывшийся в землю, поросший сухой травой…
Спотыкаясь и путаясь в юбке, Ирена обошла сооружение по кругу. За колючим кустарником – безлистым, трескучим – пряталась дверь, квадратная, обшитая железом, наполовину приоткрытая…
– Это мой дом, – сказала Ирена невесть кому. – Я ведь имею право войти?..
Ребенок в ее животе чуть шевельнулся. Чуть-чуть.
– Это мой дом! – повторила Ирена почти с отчаянием.
Но входить не стала.
* * *
Ночь немногим отличалась от дня – светлая, тихая и нехолодная. Ирена, все силы которой ушли на то, чтобы оттащить Река вниз, к дороге, спала крепко и без сновидений.
Проснулась от того, что Рек смотрел на нее.
Он полулежал, приподнявшись на локте. Лицо его, прежде бледное до синевы, впервые за последние дни приобрело почти нормальный цвет.
«Он сильный парень… В общем-то, и раны не такие опасные, он бы справился и без антибиотиков…»
– Здесь нет Провидения, Рек, – сказала она шепотом.
Он не поверил.
Для него это звучало столь же убедительно, как если бы она сказала – «здесь нет неба»…
Поднялось солнце. Мягкое, подернутое дымкой. Не горячее, но, в общем-то, сойдет…
– И здесь вообще ничего нет, – сказала Ирена упавшим голосом. – И никого… Моделятор устал.
* * *
– …И еще у меня была собака, Сэнсей… И черепаха. От черепахи нет никакого толку – просто она мордой похожа на рыцаря в латах… не обижайся, Рек. Я не то хотела сказать. На рыцаря, как их рисуют в книжках… Отстраненная, совершенно бесстрастная морда. Успокаивает… Черепаха даже на имя не отзывается, потому у нее и нет имени…
– Вы жили совсем одна?
– Но мы же на «ты», Рек… Я и говорю – со мной жили пес и черепаха…
– Не понимаю, – беспомощно сказал Рек. – А вампир?
– Вампир…
Ирена вздохнула.
Если эта МОДЕЛЬ существует в стандартном режиме десять к одному – там, где остался Семироль, не прошло еще и суток.
Возможно, Ян все еще умирает на осиновом колу…
А возможно, ему плевать на осину. Возможно, он давно уже перебил нападавших и присвоил их гемоглобин. И пытается теперь откупиться от Провидения…
Она погладила живот. Последние дни отпрыск вел себя очень мирно – если и шевелился, то только вечерами, перед сном…
– Я должна найти одного человека, Рек. Последнее время я только и делаю, что ищу…
– Анджея Кромара?
– Да, Рек…
Она откинулась на спинку кресла.
…Войти в собственный дом оказалось до тошноты страшно – но, переступив порог, Ирена не пожалела. Ничего, что в прихожую нанесло земли и песка через приоткрытую дверь, ничего, что здесь шуршала под ногами все та же высохшая трава – зато дальше, за коридором, по которому Ирена прошла с содроганием, обнаружилось странное, но пристойное жилье, показавшееся измученной Ирене просто верхом комфорта.
Здесь нашлась аптечка с запасом перевязочного материала. Лекарства тоже были, но в ампулах без маркировки, а значит, совершенно бесполезные; впрочем, выйдя из-под контроля Провидения, Рек явно пошел на поправку, и стерильной перевязки оказалось вполне достаточно…
На кухне имелся наполовину полный газовый баллон. Остатки хлеба в хлебнице, едва ощутимый запах тления, макаронная пыль в стеклянной банке, еще какая-то бывшая снедь, которую пришлось немедленно выбросить…
И целый ящик консервов. Как будто прежние жильцы – тут Ирена усмехнулась, потому что прежним жильцом была как бы она сама – заранее опасались перебоев со снабжением…
Компьютер не работал. Папки для бумаг были пусты – только в одной сохранился наполовину заплесневелый листок с косыми небрежными строчками: «В доме никого нет. Кресла не синие, а коричневые. Дверь открыли ломиком. Собака не злая… и неухоженная. Черепахи нет. В доме кто-то жил.»
Да уж…
Она устроила Река в собственной спальне. Рыцарь почти самостоятельно добрался до кровати, во всяком случае, держался вертикально и сам переставлял ноги… Ирена потом полчаса переводила дыхание.
Она шаталась от усталости – но на душе у нее было почти легко. Может быть потому, что наконец-то убрался прочь кулак Провидения, занесенный над головой? Или потому, что она впервые за много дней оказалась в доме, который с полным правом могла считать своим?..
«Сохрани», сказал Ян.
– Да, – бормотала Ирена, слоняясь по неузнаваемому заброшенному дому. – Да, да, да…
Входную дверь так и не удалось закрыть. Заклинило.
– …Мне говорили, Рек, что найти Анджея – проще простого… Я дорого расплатилась за это заблуждение. Триместр начался, а я все еще не на работе… Карательница будет недовольна. Студенты… их, конечно, хлебом не корми, дай прогулять пару… Но всему же бывает предел… – Она запнулась. – Рек. Ты выздоровеешь, и мы попытаемся… Нет. Это бессмысленно.
Она погладила мягкий подлокотник.
– Что бессмысленно? – осторожно спросил бескорыстный рыцарь.
– Все равно мне надо идти в отпуск, – сказала она, глядя в высокий изогнутый потолок. – По уходу за ребенком… и Карательнице придется смириться… Рек, теперь уже я начинаю бредить. И это мне даже нравится… Нет, не вставай!..
Он не послушал. С трудом поднялся, подошел, присел на подлокотник, взял ее за руку:
– Ирена… А мы вообще-то живы?..
* * *
День их развода был неподобающе солнечным. Ирена нарядилась в лучший костюм, всем своим видом желая показать, что идет на праздник.
Анджей опоздал. Явился в Дом Регистраций на полчаса позже, погруженный в совершенно посторонние мысли. Он ничего никому не хотел демонстрировать – все и так видели, что предстоящий развод для него не более важен, чем покупка нового зонтика.
Вся процедура оказалась простой и до странности легкой. И скорой – почти такой же скорой, как свадьба…
Она на минуточку зашла в уборную – и неожиданно для себя выплакала целый литр горьких безнадежных слез. Минут через пятнадцать ее нашли подруги, долго отпаивали валерьянкой, утешали…
Перед выходом из Дома Регистраций Анджей Кромар кормил голубей пшеном. Глупые птицы толклись у его ног, поспешно подхватывали милостыню; Анджей смотрел на них с почти отеческой улыбкой. Губы его шевелились, будто он сочинял стихи…
Ирена прошла в двух шагах. Ни голуби, ни Анджей не обратили на нее ни малейшего внимания.
* * *
Они были живы.
Третий участник их маленькой команды время от времени напоминал о себе несильными толчками. У меня должно быть много, много молока, внушала Ирена самой себе. Поблизости нет ни одной коровы или козы, и даже ни одной волчицы… ни одного существа, которое можно было бы подоить. Да, у меня будет молоко, иначе новорожденного придется кормить, в лучшем случае, тушенкой…
Или кровью, тоненько говорил запретный внутренний голосок. Ирена стискивала зубы и отказывалась слушать.
Тушенка приелась. Консервированная рыба – тоже. Хотелось свежего хлеба, хотелось овощей, приходилось тащиться в лес за ягодами и кореньями, проращивать случайные зерна и жрать белесые ростки. Ирене приснился однажды лоснящийся помидор, тяжестью своей обрывающий материнский куст…
Зато здесь, в брошенном доме на безлюдной трассе, Ирена впервые за много дней обрела чувство безопасности. И даже мысли о Семироле, прикрывшем ее отступление, тревожили реже, чем ожидалось. И даже мысли о том, кем может оказаться его ребенок… Может быть потому, что первое время она почти ни о чем не думала?..
– Рек, куда?!
Едва поднявшись на ноги, бескорыстный рыцарь принялся осматривать окрестности. Она злилась, негодовала, требовала дождаться окончательного выздоровления; Рек играл желваками и не слушал.
Реку не было уютно. Рек маялся, но боль его не имела никакого отношения к заживающим ранам; путешествие по МОДЕЛЯМ – занятие не для рыцарей. Не раз и не два Ирена всерьез опасалась за его рассудок. Обитать в пустом мире на пару с умалишенным – удовольствие ниже среднего…
Первое время она ходила вместе с ним. Они ковыляли, как два хромых таракана: он опирался на палку, она гордо несла свой тяжелый живот…
От пригородного поселка с единственной улицей не осталось и следа. Груды камней на месте соседских домов могли быть как остатками фундаментов, так и просто обломками скал. Нанесенная ветром земля, высохшая жесткая трава поглотили их почти полностью; для археологических изысканий требовались силы, которых не было ни у рыцаря, ни у Ирены.
Сперва они удалялись от дома всего на час медленного пути.
Потом на два часа, причем Рек шагал уже быстрее.
Потом он заявил Ирене, что разведкой займется сам, а она пусть отдыхает, да проращивает зерна, да сочиняет рассказы…
Она так и не поняла, был ли последний совет шуткой. Но, оставшись в одиночестве, устав от шелеста сухой травы и высокого пустого неба, она вернулась в кабинет, села к письменному столу, положила поверх клавиатуры единственный лист бумаги, тот самый, с каракулями: «В доме никого нет. Кресла не синие, а коричневые…»
Плесень, запятнавшая лист до половины, ее не смущала. То, что поверх клавиатуры писать почти невозможно, не смущало тоже.
Она не собиралась писать. Так, сходу, истребить единственный листок?! Может быть, со временем Рек надерет для нее бересты, и она станет царапать острием вязальной спицы…
Кстати, спиц у нее сроду не водилось. Она не занималась вязанием. Никогда…
Чистый лист завораживал.
Относительно белый и относительно чистый. Бесконечные неиспользованные возможности. Первая же буква сократит их на порядок, первое же слово почти не оставит Ирене выбора…
Она улыбнулась. Ей доставляло удовольствие смотреть на пустую бумагу; вероятно, нечто подобное испытывал Анджей, задумывая очередную МОДЕЛЬ…
Пошевелился ребенок. Ирена автоматически положила ладонь поверх живота.
* * *
Рек уходил с каждым днем все дальше, и возвращался всякий раз все более мрачным. Ему не удавалось найти не только человека, но даже следов людского присутствия, сколь угодно давних. Зверей здесь не было тоже; за все время, проведенное беглецами в брошенном доме, в небе ни разу не показалась ни единая птица.
Ощутимо похолодало. Теплой одежды не нашлось, зато в шкафу обнаружилась гора шерстяных пледов, Ирена соорудила подобие плащей – себе и Реку…
Более или менее окрепнув, рыцарь предпринял многодневный поход; предполагалось две, а то и три ночевки. Ирена не боялась одиночества, прекрасно понимая, что самой страшной неприятностью будут припозднившиеся мысли и слишком яркие воспоминания. Зато за Река она тревожилась; когда рыцарь явился на другой же день, Ирена сперва обрадовалась и только потом ощутила беспокойство.
– Там не пройти, – сказал Рек.
Ирена не поняла.
– Скалы… обломки. Как после сильного землетрясения. Дорогу завалило… и в обход не получается. До города, выходит, не добраться… то есть до места, где был город.
Ирена молчала, соображая.
– Отдохну и еще попробую, – сказал Рек, будто прося прощения. – С другой стороны. Сделаю крюк к северу… – На лице его впервые проступило раздражение. – Я всю эту землю исходил еще юнцом. А тут, как во сне… Видишь знакомое место… а оно незнакомое. Вот так…
Ирена кивнула. Молча ушла в дом. В кабинете легла на диван, натянула плед до подбородка…
Моделятор устал.
Собственно говоря, Реку незачем расходовать время и силы. Создатель пустой МОДЕЛИ не утрудил себя даже подобием естественности – замкнутый, коротенький мир… Мир-капля… Для двух человек вполне хватит…
Пусть так, подумала она, до хруста сжимая зубы. Пусть так, но тогда проще будет обшарить этот мир до последнего закоулка, и либо поймать Моделятора, либо убедиться…
…что его здесь нет. Снова нет. Еще один мир без Создателя…
Ей сделалось страшно. Она крепко прижала ладони к животу.
…А следующая МОДЕЛЬ будет похожа на кабинку телефона-автомата. Там на грязном, заплеванном полу сидит Анджей Кромар, плачет пьяными слезами, а рядом валяется оборванная трубка…
Ну нет.
Она глубоко вдохнула затхлый воздух новообретенного дома. Как лекарство.
Хватит барахтаться, поднимая брызги. Ее дело – сохранить ребенка. Чтобы он жил – и жил по возможности нормально… в конце концов, последняя воля должна быть исполнена. Даже если это последняя воля вампира…
И с этой мыслью Ирена уснула. Спокойно и без сновидений.
* * *
– …А еще я буду писать рассказы и повести. А ты, Рек, будешь номинационной комиссией… и жюри. Сперва отберешь мои рассказы на конкурс – не все, конечно… А потом присудишь им Серебряный Вулкан. Или не присудишь. Время от времени ты должен отказывать мне в награждении – иначе какой же интерес?..
Она боялась.
Она бравировала и подсмеивалась, чтобы скрыть изводящий страх. Потому что от реакции Река сейчас зависело много, очень много, он может остаться другом и соратником, а может предъявить права… единственного самца в популяции. Вряд ли… не верится, но во все, что произошло с ними, верится еще меньше…
– Рек… Прости. Это я тебя во все это втравила, это я…
– Да, – он поднял глаза, еще плотнее свел белесые изогнутые брови. – Да, с тех пор как я прочитал… «Рыцаря, который совершал зло…» И потом еще с тех пор, как увидел вас, Ирена. Это вы меня во все втравили… Это моя жизнь.
Она с ужасом поняла, что он, кажется, верит в то, что говорит.
– …Вы боялись сказать мне, что я… чья-то игрушка? Я никогда не сомневался в этом, Ирена. Мне плевать было, кто и зачем меня со… то есть смоделировал. Он сделал меня способным принимать решения, и на том спасибо…
Она молчала.
Она всегда считала его отчасти ребенком. Не то чтобы низшим – младшим, неспособным понять… Аборигеном…
– Теперь мы остались вдвоем, Ирена. От того завала из камней, который к западу, до этого провала без дна можно дойти пешком, с одной только ночевкой… Ну и что? Я всегда знал, что мир имеет границы. Немножко шире, немножко уже…
Сегодня днем Рек вернулся из последней экспедиции. Прогулявшись по остаткам дороги в противоположном от города направлении, он вскоре наткнулся на трещину – не такую узкую, чтобы перепрыгнуть, и не такую широкую, чтобы не добросить камня… Однако камень не долетал. Ни один.
Затаившись, Ирена ждала, что он скажет дальше.
– …Ну и что? Мы все равно должны жить. Мы должны что-то есть… а мясо в железных банках скоро кончится. Значит, мы должны копать землю, что-то в нее сажать, ждать, пока вырастет… Наверняка найдутся съедобные корни, грибы… яблоки…
Он говорил негромко и размеренно. Иногда улыбался. «Грибы, яблоки…»
Ирена молчала.
* * *
– …Ты – хмель.
Они соскочили с электрички наобум и даже не запомнили названия станции.
– Ты – Хмель… И с тобой я постоянно во хмелю.
Она смеялась. Анджей был серьезен.
Они пробирались сквозь луг, они увязали в траве, как увязает гребень в слишком густых волосах.
– Куда мы идем?
– Не важно…
В дачном поселке их облаяли одинаковые пятнистые псы – происходящие, по-видимому, от единой прародительницы-псины…
– Погоди, я натерла пятку…
– Не важно…
По поверхности круглого, как зеркало, пруда стайками плавали облетевшие с яблонь лепестки.
– Ты – Хмель. Все, что я делаю – во имя тебя и во хмелю…
Все на свете цвело.
Она села на обочину и заплакала – от острого счастья и еще от боли в стертой до крови ноге.
* * *
Бескорыстный рыцарь Рек-Шиповник никогда не прикасался к мотыге. Если на его руках и появлялись мозоли – то лишь от неустанных упражнений с боевым оружием; однако рыцарь Рек был наблюдателен и практичен. Именно он, а не Ирена, верно определил место для будущей пашни, именно он распознал среди множества трав одичавшую рожь, именно он решил, что сеять сейчас нельзя – по всей видимости, скоро наступят холода, а за ними придет местный аналог весны…
Рек был хмур и сосредоточен. Все инструменты, найденные в доме, подверглись критическому осмотру и классификации. В активе оказалось немного: дом, когда-то оснащенный электроникой, будто стыдился своих грабель, тяпок и пары лопат. Топор и пилу дом прятал в подвале, а ржавый слесарный инструментарий – почему-то в ящике для грязного белья; на лбу у рыцаря Река лежали, не разглаживаясь практически никогда, две сосредоточенные складки.
«Наверняка найдутся съедобные корни, грибы… яблоки…»
Ирена бродила по ближним окрестностям, ей удалось отыскать три яблони и выродившуюся сливу. Грибов было много, но выглядели они так зловеще, что решено было оставить их на случай крайнего голода – когда терять будет уже нечего…