Текст книги "Фэнтези-2011"

Автор книги: Марина и Сергей Дяченко

Соавторы: Святослав Логинов,Эдуард Катлас,Наталья Резанова,Михаил Кликин,Александр Золотько,Юрий Погуляй,Сергей Булыга,Вадим Калашов,Сергей Туманов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 26 страниц)

Голос Магне прервал ее размышления:

– А что это за ларец с лучами у вас над дверями?

Не успела Гальда одернуть сына, как Бернардин ответил:

– Это не ларец, а геральдическое чудовище Адранов, молодой господин.

Тут он спохватился, что забежал вперед госпожи, и умолк. Но дама Адран не разгневалась.

– Расскажи ему, Бернардин.

– Молодому господину известно, – начал управляющий, – что в прежние времена моря и океаны были населены подводными дивами и гадами?

– Конечно! Кракены… и рыбодраконы… и рароги? Или они не морские? Но, в общем, неважно, они же уже все вымерли.

– Да, господин, сейчас их уничтожили, но прежде моря кишели чудовищами. Одним из них был непостижимых размеров моллюск, именуемый адраном. Он жил в пещерах у побережья Лейры. И был он так велик, что своими щупальцами – а то, что вы видели, выходящее из створ, вовсе не лучи, а щупальца – затягивал в пещеру целые корабли и острыми створками переламывал их пополам, точно сухие щепки. Некоторые даже говорят, что так же он убивал китов, но я думаю, что это неправда – в тех краях китов никогда не водилось. В пещере чудовища скопились немалые сокровища с потопленных кораблей. И вот один отважный мореплаватель спустился в пещеру, убил монстра и забрал сокровища. Более того, в сердцевине моллюска нашлась жемчужина, равной которой не имелось в мире, – она была величиной с человеческую голову и во тьме светилась, как огонь маяка. И мореплаватель продал жемчужину марзбану Лунных островов, а сам перебрался в Димн, где на вырученные деньги возвел этот остров и этот дом, а себя и свой род назвал в честь своей победы Адраном.

– Так рассказывают, – произнесла Лаубода. – Хотя мой покойный супруг склонен был трактовать эту фамильную легенду в том смысле, что род Адранов сделал состояние на торговле жемчугом с Лунными островами. – Она скомкала льняную салфетку. – Дорогая, твоя старшая дочь не явилась к столу. Это меня беспокоит. Может быть, послать ей ужин в комнату?

– Не стоит потакать ее капризам. Если бы она действительно была голодна, пошла бы с нами. Пусть привыкает жить по правилам дома.

– Ну, развлечений для молодой девушки здесь маловато… Ее можно понять.

– Она может усовершенствовать свои навыки в рукоделии. Или музыке. В таком роскошном доме наверняка найдется какой-нибудь музыкальный инструмент.

– Я раньше играла на спинете… но потом забросила, так что он наверняка расстроен. Возможно, есть еще что-то… с прежних времен. От мужа осталась приличная библиотека, но вряд ли книги из нее будут интересны Бине – там сочинения больше натурфилософские и теологические.

– Бедная! – Гальда думала совсем не о дочери. Той как раз лучше читать что-то помимо романов. – Значит, у тебя в жизни нет никаких развлечений?

– А как же зимний сад? – встряла Модо.

Хозяйка улыбнулась.

– Вот видишь, дорогая, твои дети понимают – чтобы занять себя, есть другие способы. К сожалению, на острове невозможно развести полноценный сад, но цветник и оранжерея под крышей у нас вполне достойные.

Мона Гальда вздохнула. Подобное увлечение не было для Димна редкостью. В этом городе катастрофически не хватало земли, многие дома строились на сваях – какие уж там сады и цветники! Так что если в доме можно было развести какие-то растения, то это служило показателем определенного статуса. Но Гальде подобное всегда было чуждо, и она никогда не могла оценить, что увлекательного дети находят в том, чтоб выращивать цветы в горшках и чахлые деревца в дворике их прежнего дома. Но, по крайней мере, это увлечение избавит ее от лишнего беспокойства.

Однако Магне от беспокойства избавлен не был, он вертелся на стуле, как угорь на сковородке.

– Госпожа Лаубода, а вы покажете нам сад?

– Я же обещала. А я всегда выполняю обещания. – Она обернулась к моне Гальде. – Ты не устала?

Откровенно говоря, дама Токсилла предпочла бы вернуться в отведенную ей комнату и вздремнуть. Но в первый же день выказать слабость, оставив детей на попечении Савики? Неприемлемо.

– Что ты, дорогая! Я и сама с удовольствием взгляну на это чудо.

Они поднялись из-за стола. Управляющий проследовал с ними, держась рядом с хозяйкой. Гальда меланхолически предположила, что этот тип тоже может служить развлечением вдовы, но сразу отвергла это предположение – слишком уж невзрачен. Впрочем, мы еще не видели второго слугу…

Снова пришлось преодолеть коридоры и лестницы – Гальда уже начала к этому привыкать.

Сад располагался там, где раньше в особняке, вероятно, был внутренний двор. Затем это пространство было забрано под крышу, но для наилучшего освещения – из толстого стекла. Не целиком, но большей частью. Предполагается, что такую крышу надо регулярно мыть, но с тех пор, как хозяйка сократила штат прислуги, вряд ли это производилось часто, а еще вернее, стекло омывалось разве что дождями, отчего стало изрядно мутным. Но в дневное время здесь все же было достаточно светло.

Однако уже наступили сумерки – зима ведь. Не совсем темно, можно разглядеть ряды кадок с деревьями и кустарниками и цветники – сколько же пришлось насыпать сюда земли, чтоб их разбить?

Магне и Модо не нужно было и освещение. Они ринулись по дорожкам, рассматривая и трогая, чуть ли не пробуя листья и соцветия на зуб, переговариваясь между собой и лишь иногда обращаясь с вопросами к Лаубоде, благодушно наблюдавшей за их восхищением. Мона Гальда оказалась несколько в стороне. Она вынуждена была признаться себе, что и при полном освещении вряд ли опознала бы большинство растений. Вот это – лимонные и оранжевые деревца, их дети выращивали в собственном садике. Этот кустарник – мерхистанская сирень, а вот это вроде бы – алоэ… но большинство из них было неизвестно даме Токсилла и могло даже напугать мясистыми листьями, хищными шипами, свисающими гроздьями соцветий. С цветами – то же самое, вдобавок от сильного аромата начало ломить в висках и затылке. Никогда она не любила запаха лилий, даром что этот цветок почитается любимым богами. Хорошо еще, что сирень сейчас не цветет… да и для лилий не сезон… хотя сад отапливается, пусть это и не очень ощущается среди цветочных и травяных испарений. Чтобы протопить такое пространство, требуется немало дров. И как это в таком количестве доставляется с большой земли?

Мысли о быте, о повседневном позволяли привести голову в порядок, изгоняя тревогу, приносимую чуждыми и непонятными картинами и запахами. Гальда уже окончательно успокоилась, когда услышала крики близнецов, убежавших вперед по усыпанной гравием дорожке. Она хотела сказать, что совершенно незачем так шуметь, особенно в чужом доме. Голоса детей под стеклянным куполом отдавались особенно резко и пронзительно. Но тут Гальда увидела, как Бернардин, заглянувший за цветник, рванулся вперед, потом остановился, посмотрел на госпожу. На лице его явно читался страх.

Еще не осознав причины переполоха, Гальда, подхватив юбки, бросилась за близнецами.

Они стояли, держась за руки, над телом, распростертым у гранитной кромки цветника.

Бина лежала навзничь, разбросав руки. Пятно, расплывавшееся под ее затылком, в полумраке казалось черным.

Она все-таки задремала под утро в кресле, хотя была уверена, что не уснет. Предшествующие часы прошли как в бреду, и воспоминания о них чередовались, словно горячечные видения. Ужас, пронзивший все ее существо, сменившийся радостью, когда Савика, пав на колени рядом с телом девушки, сообщила, что та жива. Смутно вспоминалось, как металась по саду Лаубода, почему-то первым делом устремившаяся к забранному решеткой колодцу… Как Бернардин приподнял Бину за плечи, чтобы можно было ее осмотреть. Рана оказалась не так страшна, как представилось Гальде в первый ужасный миг. Похоже, падая, девушка ударилась затылком об острый угол каменного бортика.

Лаубода погнала управляющего за помощью, приказав заодно принести воды. Савика что-то заикнулась насчет колодца, но ей было сказано, что здесь вода годится только для полива и не вполне чиста. Сама же хозяйка оборвала листья с неких ведомых ей одной растений и велела Савике выжать сок на рану, заверив, что это непременно поможет. Тут и близнецы вышли из ступора. Затем явилась Кирмиса в сопровождении мрачного молчаливого детины, имевшего со служанкой несомненное внешнее сходство – сын, не иначе.

Общими усилиями рану промыли и перевязали – Савика порывалась предложить свой платок, но Кирмиса принесла не только воду, но и полотно. Это ли помогло или целебные растения из сада, но Бина зашевелилась и пробормотала что-то неразборчивое. Гальда рада была и этому.

Стало уже совсем темно, а в суматохе никто не догадался принести лампы или светильники. Но слуги дома умели обходиться и без света. Они перенесли Бину в комнату. Следом Савика вела за руки детей, ставших непривычно послушными, а Лаубода поддерживала за локоть подругу, успокоительно приговаривая, что ничего страшного не произошло. Девушка заблудилась в незнакомом доме, оступилась в темноте и упала. Гальда могла только кивать в ответ.

В комнате мужчин выставили за дверь, Бину раздели и уложили в постель. Лаубода куда-то исчезла, затем вернулась с флаконом, в котором, по ее уверению, содержалось чудодейственное лекарство, эликсир, помогающий лучше всяких докторов. Гальда была склонна ей верить. Она не доверяла докторам, как и большинство жителей Димна (что не мешало врачебному сословию процветать в Досточтимой республике как нигде более).

Выпив лекарство, Бина уснула, а Гальда приготовилась провести ночь у постели дочери. Разумеется, Савика предлагала себя на роль сиделки, но дама Токсилла напомнила ей, что ее первейшая обязанность – забота о близнецах. Их также следует уложить и присмотреть, чтоб с ними все было в порядке.

Лаубода покинула их, взяв слово, что в случае необходимости Гальда вызовет служанку. Дальше часы потянулись без осложнений… и, как было сказано, Гальда задремала.

Проснулась она оттого, что Бина снова начала бормотать. Что-то вроде:

– Там тьма и тишина… и кругом они клубятся… и тянется, тянется… и все сияет…

Мона Гальда дала ей выпить разбавленного вина, после чего Бина задышала ровнее и снова погрузилась в сон. А вот дама Токсилла уснуть уже не могла.

Ничего страшного не случилось, сказала Лаубода. Споткнулась в темноте, упала, с кем не бывает. Только, что Бина делала в саду?

Ну, да, заблудилась. Проголодалась и решила все-таки выйти к обеду. Но не нашла столовой и забрела совсем в другую часть дома.

Только если бы Бина действительно захотела есть, она бы вызвала Кирмису, как ей и предлагали, а не стала бы блуждать одна.

Решила без помех осмотреть дом? Увольте. Близнецы могли бы такое выкинуть (хочется верить, что произошедшее отучит их от эдаких мыслей), но не старшая дочь.

И – уж настолько-то она знала Бину – та с удовольствием разыграет несчастную жертву, валяясь на постели, но ни за что не станет взаправду рисковать своим здоровьем и безопасностью. И лучшим платьем, кстати. Да, Бина ныла, что не может идти к столу в том платье, в котором прибыла, но вряд ли она стала переодеваться в парадную робу, в которой ее нашли.

И почему-то вспомнилось, как Лаубода – холодная, невозмутимая Лаубода – бросилась к колодцу. Гальда заметила, как та проверяла крепость решетки, но тогда не придала этому значения.

А ведь, судя по наличию шлюзов и тому, с какими предосторожностями принимают здесь посетителей, внизу много чего понастроено. Фундамент не сплошной, под домом наверняка имеются подземные каналы, и по ним можно тайно проникать в особняк при условии, что знаешь здешние механизмы и ловушки. И когда Лаубода предупреждала, что не надо ходить по дому в одиночку, – только ли обветшалые лестницы, изъеденные жучком половицы и выщербленные плиты стен беспокоили ее?

Проживая в городе, бывшем сначала сердцем имперской провинции, затем герцогства, затем республики, где вражда между влиятельными домами порой переходила в открытую войну, Гальда, разумеется, слышала о тайных западнях, которые охраняют дворцы знати от убийц. А первый супруг, бывало, развлекал ее страшными побасенками о подземельях в городской канализации, где находили убежище все кто угодно – от разбойников и заговорщиков до неназываемых монстров. Все эти истории для Гальды побасенками и оставались. Но Лаубода… по замужеству она принадлежала к семье, способной понастроить у себя в доме таких ловушек… только зачем? Гальда никогда не слышала, чтоб Адраны были замешаны в городских междоусобицах или стремились закрепить за собой пост Первого гражданина… они вообще не играли особой роли в жизни Димна, по крайней мере в последнее столетие.

И все же – только ли для соблюдения вдовьего траура Лаубода удалилась от внешнего мира? Может, она скрывалась от подлинной угрозы? И кого может опасаться Лаубода? Во что она замешалась в те годы, что была замужем за Адраном?

Возможно, она предполагала, что некто проник в зимний сад, спутал Бину в темноте с хозяйкой и ударил ее по голове. Это бы многое объяснило… но решетка была не тронута.

Что творится в этом доме? Не случилось ли так, что, убегая от неприятностей, семья Токсилла натолкнулась на другие, гораздо худшие?

Нет, ей решительно мерещится, и виной всему усталость, волнение и недостаток сна. А когда Бина придет в себя, мона Гальда сумеет у нее выспросить, что в действительности произошло.

– Госпожа, вы не спите?

Гальда вздрогнула. Вместо дверей смежные комнаты разделяли ковровые завесы, и она не услышала, как вошла Савика.

– Мне ничего не нужно. Ступай к детям.

– Госпожа, я хочу поговорить.

Мона Гальда взглянула на нее с изумлением. Эта серая мышь чего-то хочет? За все годы, что Савика провела в услужении в доме Токсилла, за ней такого не наблюдалось.

– Я о том, что случилось с молодой госпожой.

– Тебе что-то известно? – насторожилась Гальда.

– Не знаю… но с этим домом не все в порядке.

– А то я без тебя об этом не догадалась. Считаешь, кто-то пробрался в дом, несмотря на все преграды?

– Может быть, и так. А может, гораздо хуже.

– Что может быть хуже?

– Опасность исходит из самого дома, – пояснила Савика. – Из того, что под домом.

– Что ты имеешь в виду?

– Госпожа, вы помните историю о чудовище Адранов?

– Я еще не потеряла рассудок, чтоб забыть о том, что слышала за обедом. Да я и раньше знала эту легенду.

– Легенду все знают. Кроме детей разве что. Но в квартале Кутхи, откуда я родом, эту историю рассказывали по-другому. Старики говорили, будто тот первый Адран вовсе не убил чудовище, а, наоборот, заключил с ним договор. И оно по-прежнему сидит в пещере, губит и разбивает корабли и утаскивает их грузы, а часть сокровищ передает Адранам… от этого и все их богатства.

– С чего вдруг такая щедрость?

– На то и договор. Говорили, что раз в поколение Адраны обязались отдавать чудовищу деву своей крови.

– Но тех, кто принадлежит к Адранам по кровному родству, больше не осталось!

– То-то и оно, госпожа. Адраны вымерли, а чудовище оголодало.

– Да что ты несешь! Если б это было так, зачем бы дама Адран пустила нас в дом?

– А для того и пустила… чтоб ее саму не сожрали… да только то ли не сумело чудовище молодую госпожу на дно утащить, то ли чужая кровь не годится ему…

Савика с обычного выговора вышколенной служанки стала сбиваться на простонародную речь, характерную для уроженцев окраинных кварталов, и это развеяло чары, сковавшие сознание испуганной моны Гальды.

– Не желаю слушать суеверий невежественных простолюдинов! Да и нет никаких чудовищ на свете, истреблены они еще в имперские времена.

Она не успела договорить. Из коридора – уж тут-то была навешена надежная дверь – негромко постучали.

– Открой, – распорядилась Гальда.

Во взгляде Савики ей померещилась укоризна – мол, осторожнее надо, в таком-то доме, – но служанка подчинилась.

Вошла Кирмиса с подносом.

– Госпожа сказала, что вы, наверное, утомились и не выйдете в столовую. Поэтому я принесла завтрак сюда.

Неужто уже время завтрака? Кажется, еще раннее утро. У себя дома мона Гальда никогда не вставала рано, а ведь она никогда не считала себя избалованной. Напротив, Лаубода в пансионе стремилась с утра понежиться в постели как можно дольше, к возмущению жриц-наставниц… но за столько лет ее привычки могли измениться.

– Хорошо. Поставь поднос на стол… а ты, Савика, буди детей. И вызови того слугу… пусть принесет воды для умывания.

– Госпожа, я сама схожу за Киром, – вмешалась Кирмиса, – он не услышит колокольчика, потому как глухонемой.

– Вот как? Ступай. И заодно передай хозяйке мою благодарность.

Еще и глухонемой в придачу. Впору свихнуться… а что, если Лаубода действительно… нет, нет, мона Гальда и мысли не допускала, что в измышлениях Савики может быть доля правды. Но если предположить, что у ее дорогой подруги не все в порядке с головой… нет, она же все время была рядом с Гальдой и детьми после того, как они пришли в столовую… и слуги были там же, кроме этого глухого. Что, если Лаубода передала с ним записку для Бины – приходи в зимний сад, там намечается нечто? Глупышка и нарядилась, а там…

Нет, не сходится. Чтобы вызвать Бину запиской, Лаубода заранее должна была знать, что та не явится к столу. А ей не было об этом известно.

Нет, пока Бина не придет в себя, ничего не прояснится. А она все еще спит, и такой у нее нечастный вид с перевязанной головой, что рука не поднимается растолкать.

Но ничего, шум из соседних комнат скоро приведет Бину в чувство. Слава Семерым, Савика оставила свои бредни и старательно выгоняет близнецов из постелей. А те изо всех сил протестуют – и несчастье с сестрой им нипочем.

Она осмотрела содержимое подноса. Кофейник, супница с горячим бульоном, крупяная каша, выпечка… вряд ли дети этим насытятся, но, возможно, Кирмиса не могла за раз доставить больше и принесет еще. Пока что появился ее сын – глухой, стало быть? Гальда покосилась на него с неприязнью, она боялась и недолюбливала людей, страдавших какими-либо физическими недостатками. То же испытывала и Савика, хотя вряд ли отличалась столь деликатными чувствами, как госпожа. Вынырнув из задней комнаты, она приняла у Кира бадьи с водой и вытолкала его обратно в коридор. Налила воды в кувшин для умывания. Пока госпожа приводила себя в порядок, накрыла стол и, подхватив бадьи, устремилась к детям – умывать и заставлять одеваться.

Пока мона Гальда завтракала кофе с булочками (сливок, увы, не было), Бина заворочалась в постели, и дама Токсилла, оставив чашку, наклонилась к ней.

– Как ты?

Девушка изумленно хлопала глазами.

– Мама, что это со мной?

Мона Гальда нахмурилась:

– Ты не помнишь? Мы нашли тебя в зимнем саду, без сознания. Ты ударилась головой.

Вид у Бины стал озадаченный. Неужели она и впрямь потеряла память? Мона Гальда несколько растерялась и в этом состоянии прибегла к традиционному лечебному средству, коим матери врачуют своих чад:

– Тебе надо подкрепиться, а там, дадут боги, все вспомнишь.

Бина, о чудо, не стала возражать. Впрочем, вероятно, причиной было не чудо, а то обстоятельство, что она не ела почти сутки. Она выпила бульону и откинулась на подушки.

Видя, что состояние дочери явно улучшилось, мона Гальда вновь приступила к допросу:

– Так зачем ты направилась в сад?

– Меня позвали, – сказала Бина.

Итак, подтверждались наихудшие подозрения Гальды.

– Кто позвал?

Во взгляде Бины отразилось недоумение.

– Не знаю.

– Как так? Кто-то неизвестный зовет тебя в незнакомое место, и ты тут же прихорашиваешься и бежишь? Как тебе не стыдно? Моя ли ты дочь?

– Меня не то чтобы позвали… – Девушка нахмурилась, пытаясь подобрать слова.

– Прислали записку?

– Нет. Это был голос…

– А ты говоришь – не звали!

– Это был голос в голове… внутри головы… он звал, и я не могла противиться. Он велел…

– Он? Мужской голос?

– Не знаю… но я должна была идти. Я оделась во все лучшее, потому что мне показали, что там впереди… сияние, тьма, и драгоценности, и золото, и чудовища… что-то тянулось ко мне, оплетало, и голос звучал беззвучно. Меня вели, я куда-то спустилась… но там была преграда посреди зала… огненная решетка, она не пускала меня туда, во тьму и сияние. Я попыталась отодвинуть решетку, но она обожгла мне руки… отшвырнула прочь… я упала… и все. – Бина подняла ладони к лицу, с недоумением осмотрела их. – Надо же, ничего нет…

Привычное раздражение вернулось к моне Гальде. Ее практичный ум требовал объяснений произошедшему, а здесь объяснение могло быть только одно: Бина не в своем уме.

Или все же не одно? Может, противная девчонка выбрала новую линию поведения для того, чтоб вырваться отсюда, и притворяется сумасшедшей?

И вообще она недавно подозревала в безумии Лаубоду. Не много ли сумасшедших для одного дома и одного дня?

Она еще раз расспросила дочь с пристрастием, но не услышала ничего нового. Савика с детьми не сумели отвлечь ее от размышлений. Предоставив служанке пичкать близнецов кашей, она вышла из-за стола и вызвала звонком Кирмису.

– Проводи меня к своей госпоже, я хочу с ней поговорить. Потом покажешь Савике, как пройти на кухню. – Ясно было, что Савике от принесенного завтрака не достанется ничего, да и близнецы, скорее всего, попросят добавки.

Обеспокоить хозяйку ранним визитом Гальда не опасалась, раз та вовсю отдает распоряжения. Неловкость составлял собственно предмет разговора, но, как выяснилось, остров Адранов не так уж отрезан от большой земли, так что просьба будет обоснованна.

Кирмиса провела гостью в личные покои госпожи, и Гальда на миг задержалась у порога. Ее удивило, насколько здесь темно. Окна занавешены, свечи не горят. Впрочем, вчера свечи зажигали лишь в столовой, и Гальда не удивилась бы, узнав, что это лишь ради гостей. Вряд ли от скупости. Скорее, замкнувшись в своем отшельничестве, Лаубода просто перестала выносить яркий свет.

Привыкнув к полумраку, Гальда различила фигуру хозяйки, сидевшей в покойных креслах, уронив руки на колени.

– Доброе утро, дорогая. Надеюсь, тебе удалось выспаться?

Лаубода кивнула и, в свою очередь, осведомилась о здоровье Бины.

– Вот об этом я и пришла поговорить. – Гальда вздохнула, набираясь решимости. – Мне очень жаль, что в первый же день нашего пребывания здесь мое семейство доставило тебе столько беспокойства.

– О, это мелочи.

– Нет, не мелочи. Вчера, когда мы уложили Бину в постель, ее рана казалась неопасной, но сегодня я убедилась, что ей необходим врач. Не подумай, что во мне говорит чрезмерная материнская заботливость… но если б ты ее послушала…

– Она бредит? – спросила Лаубода. Вид у нее был безразличный, глаза прикрыты.

– Да. Жара у нее нет, но несет она такое, что я опасаюсь за ее рассудок… да что там – за свой опасаюсь. Возможно, это все же лихорадка, а может, здесь что-то в воде…

– Что? – Лаубода вздрогнула, впервые проявив интерес к разговору.

– Ну, она выпила что-то, помутившее ей рассудок… поэтому я настоятельно прошу тебя послать кого-нибудь из слуг за врачом. Если надо, я отправлю Хабрена… или лучше Савику, она знает, к кому из медикусов безопасней обращаться. Нужно лишь, чтоб ее переправили с острова в город.

– Это никак не возможно. Мы не допускаем сюда посторонних.

– Ты хочешь оставить мою дочь без медицинской помощи?! Если дело в деньгах…

– Нет, что ты. Просто я не доверяю людям из этого сословия. Они опасны… вреда от них гораздо больше, чем пользы.

В глубине души Гальда была с ней согласна, но оставить все как есть тоже не могла.

– Но что же делать?

– Пусть тебя это не волнует. За все годы, что я провела здесь в уединении, я многому научилась, в том числе пользовать болезни. Спроси у Кирмисы или Бернардина – я всегда излечивала их, стоило им занедужить.

– Уж не ради ли целебных растений ты развела сад?

– Отчасти… кроме того, здесь много книг, из которых я черпаю необходимые сведения.

Гальда задумалась. Она не припоминала за подругой юности способностей к медицине. Однако той пришлось годами ухаживать за больным мужем. Должно быть, тогда и развилась в ней склонность к лечению хвороб, а также из ряда вон выходящая неприязнь к докторам.

Лаубода продолжала:

– Сейчас я осмотрю бедняжку и решу, какое лечение ей потребно. Мой сад, моя библиотека, моя мастерская – к ее услугам. Мы найдем лекарство.

Мастерская? Гальда слегка нахмурилась. Услышать такое от благородной дамы? Хотя в этом доме все странно.

Когда они вышли из покоев Лаубоды, Гальда, моргая, отметила, что на хозяйке то же платье, что и вчера. Пусть она не следит за модой, но разве ей не во что переодеться? Или она вовсе не ложилась?

Как и предвидела Гальда, дети увязались за Савикой на кухню, и Бина оказалась предоставлена самой себе. По счастью, она не повторила вчерашней глупости и осталась в постели. Но вот повторить свой рассказ ей пришлось. Поскольку повествовать надобно было уже в третий раз, в голосе ее слышались капризные ноты. Но Лаубода не выказала неудовольствия и слушала чрезвычайно внимательно. Хотя Бина, по мнению матери, стала слишком уж завираться, украшая повествование деталями вроде скользких тварей, клубящихся в бездне, и непонятных знаков у решетки. Лаубода же не только терпеливо внимала этим бредням, но и попросила описать эти знаки, а лучше нарисовать их и даже отыскала где-то бумагу и угольный карандаш.

Тем временем благополучно вернулись дети с Савикой, и, когда Лаубода заявила, что пойдет в библиотеку, дабы свериться с некоторыми записями, Гальда сказала, что будет сопровождать ее.

– Я тоже, госпожа, – заявила Савика. Взор ее явно говорил: «Нельзя вам оставаться без поддержки в этом доме», но вслух она сказала: – В переходах и на лестницах больно уж темно, я лампу возьму, не дай боги, споткнетесь.

Определенно, Савика обнаглела. Что значит – не под хозяйской крышей. Но втайне Гальда была рада. Вдобавок ее слугам тоже нужно изучить особняк, нельзя же вечно призывать Кирмису или ее жуткого сына.

– Мы тоже, мы тоже! – загомонили было близнецы, но Гальда резко оборвала их:

– Ни в коем случае! Вы будете мешать госпоже Лаубоде.

Дети приуныли. Перспектива сидеть взаперти их не прельщала. Однако мона Гальда была непреклонна:

– На вас лежит большая ответственность. Вы должны оставаться при Бине и следить, чтобы с ней не случилось ничего дурного.

Магне притих, соображая, какое развлечение можно устроить из этого обстоятельства, Модо последовала его примеру.

Процессия женщин двинулась вдоль по коридору. Хозяйка уверенно шла впереди, Савика замыкала шествие. Светильник в ее руках отбрасывал пляшущие тени на стены.

Хотя Гальда еще недостаточно знала дом, ей показалось, что, несколько раз свернув, спустившись и поднявшись по лестницам, они переместились в другое крыло здания.

– Но вчера нам сказали, что там все заколочено.

– Это так, – отозвалась Лаубода, – если идти с главного входа и парадной лестницы. От моих покоев ведет коридор к боковой двери в библиотеку. Она не заколочена, а лишь заперта.

И верно – сводчатый коридор заканчивался дубовой дверью, обитой бронзовыми пластинами. Такие Гальда видела ранее, посещая с Вибихом здание Королевского банка в Герне. Она не сомневалась, что в димнийских денежных хранилищах двери еще массивнее, но там ей бывать не приходилось. Берохад ее с собой не брал.

Но сокровища за дверью, которую Лаубода открыла ключом, висевшим на нагрудной цепочке, были совсем другие. Савика зажгла от своей лампы свечи, и взгляду Гальды открылись шкафы, заставленные книгами. Лаубода устремилась к ним, стаскивая тома с полок, перелистывая, сравнивая увиденное на страницах с клочком бумаги, принесенным из спальни Бины. Гальда понятия не имела, каким образом каракули, нацарапанные больной, смогут помочь в лечении, но, возможно, Лаубоде было виднее.

Она огляделась. Не часто ей приходилось бывать в библиотеках, может, поэтому обстановка производила на нее гнетущее впечатление. Не только потому, что окна здесь были не просто занавешены, но и впрямь заколочены – книги и рукописи валялись как попало: на полу, на полках, на подоконниках. Мебель сдвинута. Свечи не то чтобы превратились в огарки, но их давно не меняли, они оплыли, и застывшие потеки воска свисали с шандалов как сосульки. Натура моны Гальды, требующая порядка во всем, категорически протестовала против такого безобразия. По всей вероятности, то же чувствовала и Савика. Она перемещалась по библиотеке в попытках хоть как-то прибраться: поднимала упавшие стулья, складывала разлетевшиеся листы бумаги в стопки, смахивала пыль. Лаубода, погруженная в чтение, не обращала на это внимания.

За спиной Гальды раздался слабый возглас, и она вздрогнула. Но ничего страшного не случилось – Савика в полумраке споткнулась о порог следующей комнаты. От нечего делать Гальда подошла к ней, всмотрелась. Должно быть, там располагалась пресловутая мастерская, о которой упоминала Лаубода. Савика повыше подняла руку – на сей раз она держала почему-то свечу, а лампу оставила на столе.

Первое, что бросилось в глаза при тусклом свете, – разверстая пасть печи, наверное, при виде ее служанка и ойкнула. Кругом царил еще худший беспорядок, чем в библиотеке. На столах – непонятного предназначения посуда, стеклянная, керамическая, металлическая, перегонные кубы. Жаровни, щипцы, трубки. На полке над печью – модель небесной сферы, окованная железом. Дома у Магне была такая же, только менее тонкой работы. Гальда неодобрительно поджала губы. Возможно, ее подруга и впрямь увлеклась изготовлением целебных снадобий и даже достигла в этом успеха, но надо же соблюдать какой-то порядок!

Лаубода с грохотом уронила на пол некий том и даже не обеспокоилась этим.

– Я знаю, что делать, – произнесла она. – Мне нужно вернуться в сад. Сейчас я выведу вас и отправлюсь туда.

– Ты соберешь растения для лекарств? – уточнила Гальда.

– Да… конечно.

– Может быть, прислать близнецов тебе в помощь? Они хоть и дети, но кое-что в этом смыслят.

– Нет, не стоит. Лучше позвать Бернардина, пусть покажет им остров.

Эта идея показалась Гальде неплохой, и она кивнула. С тем они и покинули библиотеку, но у выхода замешкались – ключа в двери не было. Однако Гальда даже не успела испугаться: Савика заверила дам, что ключ, должно быть, просто выпал из скважины и куда-то укатился. И действительно, после непродолжительных поисков ключ нашелся.

Гальда вздохнула с облегчением. Не то чтобы она всерьез предполагала, будто кто-то мог похитить ключ, пока они находились внутри. К тому же она наверняка услышала бы, если бы кто-то прошел по коридору. Решительно, проведя здесь всего сутки, начинаешь трогаться умом. Что же будет дальше?

Савика продолжала нудеть, неизвестно к кому обращаясь:

– Неужто в этом саду все нужное можно найти? Да ни в жизнь не поверю! Не хотите лекаря звать – понятное дело, но в городе же аптек десятки, уж где-то потребное зелье непременно водится…