Текст книги "Фэнтези-2011"

Автор книги: Марина и Сергей Дяченко

Соавторы: Святослав Логинов,Эдуард Катлас,Наталья Резанова,Михаил Кликин,Александр Золотько,Юрий Погуляй,Сергей Булыга,Вадим Калашов,Сергей Туманов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 26 страниц)

– Может, нарвать для нее завязей? – спросила Элли.

– Еще чего! – возмутился я. – За надругательство над садом Августы я лично надеру тебе уши. Не уподобляйся козе, даже ей такое поведение не всегда прощается.

– Что же делать?

– Побегай еще немного. Может, она разрешит подоить себя в благодарность за доставленное удовольствие.

– А ты не можешь помочь?

– Я и так помогаю. Советами.

– Ах, так! – Элли вскочила, уперла руки в бока и задрала голову. – А ну, слезай! Хватит там отсиживаться.

– Еще чего. Это твое Испытание. И вообще я не специалист по дой…

Вредная девчонка подскочила к ветке и резко тряхнула ее на себя как раз в тот момент, когда я жестами объяснял ей, куда им с козой следует отправиться.

Лететь до земли было недалеко, но обидно.

– Выпорю, – пообещал я, вставая. – Сейчас найду хворостину, задеру подол и отхлещу по заднице.

Наверное, у меня не получилось произнести это достаточно внушительно, потому что Элли в ответ только показала язык, а Хейдрун непристойно захохотала.

Я уже сломал розгу и собирался претворить свою угрозу в жизнь, когда коза побежала к Элли и встала рядом, нацелив на меня рога. Ее решительная поза говорила, что Хейдрун будет защищать девушку до последней капли крови. Моей крови, по всей видимости.

– Кажется, Хейдрун тебя не любит, – ехидно заметила Элли.

– Это чувство взаимно, – проворчал я, с сожалением откидывая розгу. – Дои ее, пока она не передумала.

Чтобы я еще раз согласился участвовать в подобном! Ни за что!

* * *

Мэй походила на кошку, только что вылакавшую целое блюдце отменных сливок втайне от хозяина. По одной ее довольной улыбке становилось ясно, что она не только наблюдала за этим цирком, но и получила необычайное удовольствие от увиденного.

Интересно, как она это делает. Зеркал я там не заметил.

Она восседала в высоком кресле с резной спинкой, здорово напоминавшем трон. Я нарочно встал за ее спиной. Сестренку это здорово нервировало.

Запечатанные конверты лежали рядом на низеньком столике.

– Ты успешно справилась с заданием девочка, и я выполню свое обещание. – По кивку Мэй слуга забрал у Элли подойник, до краев полный тягучего, пахнущего медом молока. – Но не сетуй, если твой жених откажется идти с тобой.

Сестра щелкнула пальцами, и в зал в сопровождении двух ши влетел высокий рыжий парень.

– Моя королева, вы звали… – начал он и осекся, увидев Элли. На лице его отразился суеверный ужас. – Элисон?! О нет! Ты ведь мне снишься, правда?

– Саймон! – голос Элли дрожал от ярости, когда она набросилась на рыжего. – Как ты мог! Бросил меня, маму, сестер! Ты – единственный мужчина в семье! Да как ты смеешь называть себя мужчиной?!

Когда они стояли рядом, не заметить семейного сходства было невозможно.

– Элисон, милая, о чем ты говоришь, – бормотал парень, отступая перед ее неудержимым напором.

– Я говорю о том, что ты забыл свой долг сына и брата, бросил семью в самый тяжелый, самый трудный момент! Я говорю о том, что ты немедленно отправишься со мной обратно и заявишь свои права на замок и наследство, пока дядя не отобрал у нас все и не пустил по миру!

Мэй откинулась в своем кресле, расхохоталась и зааплодировала.

– Браво! Браво, девочка! Ты так ловко обманула моего братца. Я горжусь тобой!

Элли остановилась, бросила виноватый взгляд в мою сторону:

– Простите… я не хотела вам врать. Понимаете, я боялась, что пойдут сплетни… И было так стыдно…

– Мы же договорились общаться «на ты». Забыла? – подмигнул я ей.

Пока Элли сбивчиво оправдывалась, повернувшись ко мне, Саймон перевел дух, пугливо огляделся по сторонам и юркнул в ближайший коридор.

– Мне жаль, братик, но, видно, сегодня удача решила изменить тебе, – объявила Мэй, кинув в мою сторону короткий торжествующий взгляд. – А теперь… – как ни старалась сестренка сохранить торжественно-мрачный вид, ее губы неудержимо расплывались в широкой радостной улыбке. Она была так счастлива, что переиграла меня. Мне на секунду даже стало жаль Мэй. – Слушай мое желание, Элвин…

– Может, сначала конверт откроешь? – безразлично спросил я.

Улыбка пропала с ее лица, а брови сложились горестным домиком. Она схватила конверт, ломая ногти сорвала сургучную печать, прочитала и отшвырнула в отчаянии:

– О нет!

– Мне жаль, сестричка, но, видно, сегодня удача так и не решилась на прелюбодеяние.

Мэй сгорбилась в кресле и совершенно по-детски разревелась.

Растерянно переводившая взгляд с меня на рыдающую сестричку Элли подошла к записке, подняла ее, разгладила и прочитала.

– Вы знали?! – возмущенно воскликнула она.

– Мы на «ты» вообще-то.

– Ты знал!

– Я догадался.

– Сразу? – спросила она и густо залилась краской. Словно тот факт, что я с самого начала знал ее настоящее имя, делал ее поведение во время нашей первой встречи еще более непристойным.

– Не сразу. Я знал, что ты чего-то недоговариваешь. Извини, милая, ты не похожа на крестьянку. Но первые предположения у меня появились на корабле. Крестьянские девушки не умеют носить такие платья. Я налил тебе вина в золотой кубок, и ты не удивилась и не начала его разглядывать. Ты не в первый раз пила из дорогой посуды. Когда ты просила Мэй отпустить Саймона, то сказала, что дома его ждет семья. Если бы Саймон действительно был твоим женихом, ты бы начала рассказывать о своей любви. Ты не знала, как обращаться с козой. И, наконец, тебя никогда не пороли хворостиной.

– Чертов Элвин! – прорыдала Мэй. – Все зло в мире от братьев!..

– Думаю, Элисон с тобой полностью согласна в этом вопросе, – попробовал утешить я сестричку.

– Но как ты узнал… – начала Элли.

– Твое родовое имя? – закончил я за нее. – Здесь все просто, Элисон Майттлтон. Причина, по которой ты искала брата, должна была быть очень веской, учитывая предложенную тобою плату. А слухи о бедственном положении твоей семьи, пропаже наследника и судебной тяжбе с дядей дошли даже до меня.

Очевидно, Элли усмотрела в моих словах какой-то намек, потому что покраснела еще гуще и опустила глаза. Думаю, в эту минуту ей больше всего на свете хотелось исчезнуть из этой комнаты и больше никогда не встречаться со мной.

– Не переживай так, – вздохнул я, уже понимая, что мои слова ничего не изменят. – Поверь, для меня нет большой разницы, чья ты дочь – крестьянина, рыцаря или лорда.

– Потому что с высоты твоего положения эта разница действительно не очень заметна, – с горечью ответила она.

Я не нашелся, что ей возразить. Вместо этого я подошел к всхлипывающей Мэй и бесцеремонно потряс ее за плечо.

– Чего тебе еще надо, Элвин?

– Желание, – напомнил я.

– А что, ты уже придумал?

– Похоже на то.

Я снова взглянул на Элли. Она терзала пояс платья, не в силах поднять взгляд. Совсем как при нашей первой встрече.

– Хоть ты и хотела заставить меня подоить Хейдрун, я не буду отвечать тебе той же монетой, – начал я.

– Откуда ты это знаешь?! – возмущенно завопила Мэй. – Почему ты все время читаешь мои мысли?

– Ну, извини, – я подавил ухмылку. Было бы чего там читать. – Так вот: я не стану отвечать тебе той же монетой. Вместо этого я просто хочу, чтобы ты сегодня же вернула Саймона Майттлтона безутешным родственникам.

– Ох! – Элли наконец подняла взгляд и одарила меня влюбленной улыбкой. – Спасибо, колдун!

– Да забирай! – сестричка успокоилась, высморкалась и даже повеселела. – Он все равно мне уже надоел. Никогда больше не буду спорить с тобой, братец.

– То же самое ты говорила и в прошлый раз.

– В этот раз – все! Совсем и навсегда. – Она провела рукой перед собой, и мгновенно все следы слез исчезли с ее лица. Косметической магией сестрица владеет в совершенстве.

– Откроешь нам путь через Холмы?

– Конечно. А что – вы не останетесь к ужину?

Я посмотрел на Элли, она едва заметно покачала головой.

– Пожалуй, нет. Мы покинем тебя прямо сейчас. Прости за причиненное беспокойство.

– Да ладно, – вздохнула Мэй. – Ты всегда ломал мои игрушки. Но я все равно была рада видеть тебя, Элвин.

* * *

– Думаю, отсюда вы и сами доберетесь до дома.

От подножия холма к замку вела широкая, наезженная дорога.

Элли кивнула:

– Да, конечно, доберемся. А… – она замолчала, но я и так понял невысказанный вопрос.

– Забудь. Ты мне ничего не должна, – с легким сожалением ответил я.

Она выдохнула, уткнулась мне в плечо и тихо расплакалась.

– Тс-с-с… Не при Саймоне же!

– Глаза бы мои на нее не глядели, – пожаловался рыжий. – Все зло в этом мире от сестер.

Элли ничего не ответила, только обхватила меня за шею руками.

– Знаешь, я терпеть не могу утешать плачущих женщин, – заметил я.

– Во-во! Всегда они так, – прокомментировал Саймон. – То пилят, то ноют. У меня три сестры, колдун. Ты не знаешь, на что это похоже! Пусть тебя по ночам мучает совесть за то, что ты сделал.

Отчасти (но только отчасти!) я понимал его.

– Знаешь, у меня их шесть.

– О! – он бросил на меня сочувственный взгляд. – Соболезную.

Элли выпустила мою шею и прекратила всхлипывать.

– Прости! – прошептала она еле слышно. – Спасибо, Элвин!

– А еще я терпеть не могу долгих прощаний.

– Да, да. Я уже… – Она перестала плакать, но ее губы по-прежнему подозрительно дрожали.

Я нежно погладил Элли по щеке:

– Удачи тебе, девочка. Постарайся забыть все, как страшный сон.

Она упрямо мотнула головой:

– Я никогда тебя не забуду.

– Брось! Я – это совсем не то, что тебе нужно. – Я подтолкнул Элли в сторону дороги. – Иди! Твоя мать и сестры сходят с ума, гадая, куда ты подевалась.

Только когда силуэт Элли исчез за поворотом, я отвернулся и зашагал навстречу осени.

ТВАРЬ ИЗ БЕЗДНЫ

ВАДИМ КАЛАШОВ
ВСТРЕЧА С БЕЗДНОЙ

Посвящается Дугласу Джорджу

Долгий дождь неприятен сам по себе, а когда он случается на море, да ещё в холодную погоду, даже смиренный монах начнёт поминать Небо дурным словом. На палубе, по которой барабанили небесные капли, не было ни одного монаха, поэтому здесь кляли капризы погоды ещё сильней.

Холодная погода не в диковинку на Большом острове, где живёт народ саксов, да и туман тоже, поэтому местные жители иногда называют свою землю Страной Туманов. Но на борту корабля, который пытался найти путь в тумане, не было ни одного сакса, поэтому никто не привык к путешествиям сквозь сырую мглу.

Да, туман, тем более на море, – это скверное дело и без дождя, а с дождём он в сто раз неприятнее, и именно поэтому Феодор Корий Гинсавр по прозвищу Феодор Отважный никуда не уходил с палубы своего головного корабля с коротким, но красивым именем «Лань», несмотря на то что дождь играл на палубе колыбельную мелодию, а морской туман напевал шёпотом: «В каюту, в каюту…»

Нет, капитан не имеет права уходить в каюту, когда его судно подвергается такой опасности. Тем более что от маршрута «Лани» зависит судьба ещё двух достойных выпускников верфи, которых головной корабль Феодора ведёт как поводырь слепых. Впрочем, в малознакомых водах, тем более вблизи таких любителей полакомиться потопленными кораблями, как Орочьи острова, без лоцмана любое судно подобно слепому, решившему пробежаться по болоту. А лоцман, доподлинно знающий опасные места местных морей, на всю маленькую флотилию Феодора Отважного был только один.

Феодор правил «Ланью» вместо её старого капитана, погибшего не столь давно в схватке с пиратами. Прошли времена, когда этот купец был нежелательным гостем в дорогих тавернах, где не подают плохого вина. Теперь у него имелись деньги, чтобы нанять самого известного капитана стольного града родной Империи, но Феодор не нашёл никого, кому смог бы доверить уникальный корабль, и стал на место капитана сам. Тем более что эту науку он знал не хуже, чем торговое дело, а торговое дело – так же прекрасно, как ремесло матроса или умение гребца. Феодор был необычным купцом. Ему были знакомы и основы ратного мастерства, и наследие десятка философских школ, и ещё много того, чем пренебрегают другие торговцы.

Сейчас «Лань» спустила все паруса и двигалась только на вёслах. Остальные корабли, стараясь не потерять её из вида, следовали сзади.

Ветер был. Недостаточный, чтобы разогнать туман, но вполне способный облегчить работу гребцов. Но если лоцман ошибётся, что хоть раз в жизни бывает с самыми опытными людьми любых профессий, то жизнь экипажа и пассажиров зависит только от того, насколько быстро корабль остановится или повернёт. Но одно дело – резко остановить судно с поднятыми парусами, а другое – со спущенными.

Матросы и дружинники сейчас имели право на отдых, но никто не храпел по каютам и в трюме, даже вторая смена гребцов, а с ними корабельный повар, музыкант Генрих и прочие персонажи корабельной жизни, от присутствия которых на палубе большую часть плавания ничего не зависит. Все были так взволнованны, что мокли под дождём вместе с теми, кто сидел на вёслах. Уже третий раз они ходили к Орочьим островам, и каждый раз странный лоцман соглашался их вести, только если с неба падала вода.

Этого лоцмана Феодору нашёл Гаилай – странствующий историк, которого все держали за потешного раба знаменитого купца, а он себя считал его другом. Лазая по разным неприятным местам в поисках сведений о таинственном народе пиктов, истреблённом шотами, ныне обосновавшимися на севере Большого острова, он получил сведения о шотском лоцмане, который, говорят, не столь давно видел якобы мёртвых пиктов живьём. Гаилай тут же поспешил из глухой саксонской деревни к своему другу, заканчивающему торг в большом саксонском городе, и сказал, что если они немедленно отправятся в страну шотов, то смогут найти Горвинда Макнута, а вместе с ним и народ, о котором уже сложили поминальную песню.

Феодор внимательно выслушал Гаилая и уже приготовился дать пространный и вежливый отказ, как историк упомянул чудесный напиток из вереска, который, кроме пиктов, не умел варить никто. Глаза купца тотчас вспыхнули, а в голове возникла заманчивая картина: очередь гурманов хмельного дела, которая протянется от самой стены Феодосия к единственной в стольном граде, да и вообще в Ойкумене, лавке, где торгуют легендарным вересковым мёдом. С этого момента он слушал Гаилая внимательнее, чем кающийся грешник священника, потом попросил его пергаменты и через три дня знал о пиктах и шотах не меньше него.

Они нашли Горвинда Макнута и после долгих переговоров сумели убедить его, что существование пиктов останется тайной. Что о них никогда не станет известно ни шотскому королю, ни предводителям кланов, никому, чьи отцы поклялись уничтожить и маленьких медоваров, и память о них и завещали эту ненависть своим детям. Сам Горвинд хоть и был шотом, но никакой нелюбви к пиктам, о которых узнал случайно, не испытывал и вообще был добрым малым, хоть и со странностями.

Он рассказал Феодору и Гаилаю, что между Орочьими островами, облюбовавшими северные воды Большого острова, и Шетскими, вставшими лагерем суши на водной глади ещё севернее, примостился один маленький островок, о котором мало кто знает. В его подземельях влачат жалкое существование последние пикты, и громадные запасы верескового мёда – всё их богатство.

«Лань» и другие два корабля Феодора Отважного доплыли до этого островка и в обмен на товары Империи взяли полные трюмы таинственного верескового мёда. Правда, о том, что это вересковый мёд, Феодор никому в стольном граде не объявил, чтобы не дать ушлым людишкам зацепку к собственноручному поиску народа, которому шоты грозили истреблением. Он придумал напитку чудное название и в качестве изобретателя предъявил покупателям Гаилая. Так как вкус у мёда был действительно божественный, предприятие принесло хорошую прибыль.

Чтобы не сбить баснословную цену и сохранить интерес клиентов, Феодор никогда не продавал верескового мёда слишком много. Поэтому, хотя его корабли были способны совершать визиты к пиктам чаще, за всё время открытия таинственного народа он был у них только два раза. И оба раза необычный лоцман доставил ему немало хлопот. Ибо Горвинд Макнут ходил в море только в дождь и никогда не спускался на сушу. Никогда в самом прямом смысле слова – он жил в устье одной из рек, питался рыбой, а для согрева на его плоту был очаг, который Горвинд подкармливал, срубая ветки, склонившиеся над водой, и вылавливая затонувшие деревья. На все вопросы о причинах столь странного поведения добрый шот упорно отмалчивался.

Горвинд Макнут не изменил своим обыкновениям и в третий раз. Он повёл корабли Феодора Отважного к самому северному из Орочьих островов, лишь когда старая рана на правой ноге предупредила, что близится дождь, причём затяжной. И то, что дождь опять совпадает с туманом, его не слишком заботило. «Или мы плывём сейчас, или не плывём совсем», – сказал он, и Феодор вынужден был согласиться.

* * *

– Святой Антилай и Всемогущий Господь, милосердный Мессия и Николай Святитель, и пресвятая мать Мессии, отведите беду, сохраните корабль, – шептал Антилай Могучий, предводитель матросов, и тут же крестился.

Не один он молился. Каждый из членов многоязыкой команды верил в своих богов и обращался к ним, когда считал нужным. Сам Феодор формально придерживался имперской веры в Мессию, как Антилай, хотя на деле был тайным монофизитом, но своим людям разрешал верить во что угодно, лишь бы они хорошо исполняли свои обязанности.

Люди обращаются к богу тогда, когда от них самих ничего не зависит. В этом, как представлялось, мистическом тумане судьба трёх кораблей была в руках одного человека, и поэтому команде оставалось лишь молиться, чтобы этот человек не совершил ошибку.

Горвинд Макнут вёл «Лань» так уверенно, словно вокруг не было никакого тумана. Бывалый корабельщик, он знал местные воды лучше, чем Гаилай свою науку, а дружинники из числа викингов и словенов – воинское ремесло. Но команда всё равно молилась, потому что людей пугает, когда кто-то поступает наперекор тому, чему их учили. Каждый, кто хоть чуть-чуть знаком с морским делом, знает назубок, в какую погоду плавание обещает быть хорошим, а в какую лучше подождать с отплытием. Шотский лоцман делал всё с точностью до наоборот, и для полного несоответствия его действий морским законам не хватало только шторма.

И, словно почуяв этот страх команд трёх кораблей, воздух заколебался сильнее – ветер понемногу крепчал.

Волнение людей стало заметнее. Конечно, со спущенными парусами, но мокрыми вёслами корабль – не такая уж безвольная игрушка в руках моря, откликнувшегося бурунным эхом волн на голос вольного ветра. Но если ветер становится штормом, можно только сушить вёсла и обращать взоры к Небу, ибо лишь оттуда кораблю придёт помощь.

Горвинда Макнута тоже волновало, что к туману присоединился ветер. Но по другой причине.

– Клянусь честью клана, если дело пойдёт так и дальше, то облака будут разогнаны, – пробормотал он, прислушиваясь к голосам моря.

Сейчас уже никто не шутил, что в крови шота, видно, есть примесь лягушачьего семени, ибо только наличием предка с перепончатыми лапами можно объяснить такую ненормальную любовь к дождю и рекам и такую ненависть к морю и суше. Странности старого лоцмана казались смешными, когда суда вставали на стоянку близ его плота, а когда в руках умалишённого оказывалась их судьба, людей это ненормальное поведение пугало.

Но никто из команды, каким бы обречённым ни казался поход, и не думал роптать. И не потому, что за путешествие севернее Большого острова Феодор платил больше, чем за обычное плавание. Просто их наниматель не был обычным купцом, и его отношения с командой больше походили на отношения отца и сыновей, чем хозяина и работников.

Феодор, призвав на помощь истинного Мессию (а не того, которому в родной Империи возводят многочисленные храмы), приложил ладонь ко лбу и попытался единственным глазом – память о давнем сражении – разглядеть что-нибудь в этом тумане. Но напрасно он напрягал зрение. Ничего, кроме неясных призраков, на которые горазда мгла.

Эти призраки пугали команду. Каждый видел в клубах тумана свой потаенный страх, и только опыт морских странствий и сила молитвы не давали людям удариться в панику. За шиворот морякам стекала холодная вода, заставлявшая ёжиться даже закалённых викингов, глаза застилала серая муть, а из того, что слышали уши, только дробный стук капель о палубу, ритмичный всплеск весёл, усиливающиеся порывы ветра, тихие молитвы товарищей и их же напряжённое дыхание были звуками из этого мира. Остальные неясные, едва уловимые, одновременно притягательные и отталкивающие шумы были совершенно незнакомы даже самым опытным членам команды. Потому что каждый туман не похож на другой. Надев шапку серой мглы, знакомое море становится другим. Оно начинает разговаривать иным голосом: неясно гудит и тревожно ухает, тихо стонет и непонятно бормочет, странно шипит и тревожно дышит. Стоит туману рассеяться, все эти звуки пропадают, но пока он царит на поверхности воды, никто не может растолковать, о чём сейчас говорит море.

В такие минуты в душах самых благоверных служителей Мессии оживают суеверия, впитанные со страшными сказками детства. Кажется, что вот сейчас призрак, порождённый туманом, оживёт и бросится на корабль, вонзая когти в киль и издавая дикий рык. В тумане морякам вспоминаются рассказы о морских змеях, гигантских осьминогах, китах-убийцах, меднокрылых птицах и прочих созданиях, которые, если верить легендам, только и ждут, чтобы полакомиться человеческой плотью. И напрасно будут кричать люди, умоляя о пощаде, – морские чудовища не знают жалости.

– Нет!!!

Кто-то из моряков чуть не свалился за борт, а руки дружинников дёрнулись к копьям – настолько неожиданным был крик старого шота. Лоцман рвал на себе остатки волос, со стоном «Ты меня подвела, гадюка!» бил себя нещадно кулаком по больной ноге и, хромая, бегал по палубе.

Его отчаяние могло привести в панику любого, но моряки уже успели выучить, что с этим лоцманом дела обстоят по-другому. Когда он был спокоен, следовало держать ухо востро, а в минуты столь ярких проявлений страха нормальным людям можно было вздохнуть спокойно.

Моряки благодарили своих богов, вытирали с лиц воду и делали всё, чтобы добрый шот не заметил их радости. Но у Горвинда Макнута было очень хорошее для старого человека зрение.

– Что вы смеётесь, глупцы?! Я бы на вашем месте плакал! Феодор, немедленно поворачивай «Лань»!

– Назад?! – удивился купец.

– Хорошо бы, но назад мы не успеем. Слева от нас в пятнадцати милях приютился остров Холлисвэй. Туда мы и поспешим, если хотим спасти свои жизни и товар для несчастных пиктов.

– Но остров Молливэй ближе, – не выдержав, вмешался в разговор Антилай Могучий, – вон он, его уже видно.

Он был прав. Ветер, развеяв тучи, стремительно растаскивал остатки тумана, и теперь люди отчётливо видели землю.

– Кто здесь капитан?! – в ярости крикнул Горвинд и толкнул в грудь моряка, которому едва доставал до подмышки. – Делай своё дело, матрос! Феодор давал клятву слушать меня во всём, и ему же я даю отчёт о своих действиях!

Антилай с радостью вышвырнул бы шота за борт, но стоило владельцу корабля и по совместительству капитану помотать недовольно головой, как силач смирил свой гнев и принялся командовать матросами.

Паруса были натянуты вмиг, и гребцы уже с облегчением хотели поднять вёсла, но лоцман с такой яростью настаивал на том, чтобы они достигли спасительного острова как можно быстрее, что Феодору пришлось посадить на скамьи вторую смену.

– И всё же, – произнес он, когда все указания были выполнены и три корабля мчались в направлении, которое указал Макнут, – мне-то ты можешь сказать, почему мы избегаем ближайшей земли и плывём к острову, который располагается много дальше? Из-за местных жителей? Но в моём букелларии столько бойцов, что мне хватит сил не то что отбить атаку местных шотов, но и завоевать при желании все Орочьи острова. К тому же местные жители ужасно неразговорчивы, но не имеют злого характера, в этом мы уже убедились в прошлые два похода.

Это была правда. Обитатели Орочьих островов не любили долгой болтовни с чужеземцами, даже Гаилай не смог их разговорить. Правда, он уверял, что ему просто не хватило времени, и требовал оставить его здесь хотя бы на месяц, но Феодор его не слушал. В местных жителях не было злобы, когда рядом стояли три могучих корабля с большим букелларием из викингов и словенов на борту, но кто знает, как они поведут себя с любопытным историком, когда он останется с ними наедине. Кривой Купец (это было ещё одно прозвище Феодора) не собирался отвечать перед Мессией за то, что позволил умереть одному не приспособленному к жизни человеку. Конечно, если оставить Гаилаю солидную охрану, то он может смело обойти не только Орочьи острова, но и всю страну шотов, но в отличие от учёного мужа остальные люди команды Феодора Отважного получали за свой труд деньги. Нет, он с радостью оплатил бы Гаилаю личный букелларий, как он уже не раз делал раньше, но только с условием, что в занесённых на пергамент легендах и преданиях один предприимчивый купец найдёт выгоду. Сейчас он выгоды не чувствовал. Безусловно, вкладываться в любую идею учёного мужа было рискованно, и в половине случаев затраты не окупались. Но в этот раз Феодор твердо решил, что вероятность прибыли нулевая. Поверить в то, что из легенд никому не нужных островов можно извлечь сведения, способные принести много денег, ему было тяжело. Ведь даже о пиктах, живущих у них под боком, местные жители ничего не знали.

– Неужели ты не понимаешь? – после долгой паузы спросил шот.

Феодор не сказал прямо, что уважает своего лоцмана, но считает его слегка помешанным, однако дал понять, что логику его поступков ему, нормальному человеку, понять тяжело.

– Озеро, – ответил шот, нисколько не обидевшись. – Остров мал, но на нём есть малое озеро, а на этом малом озере – маленький остров. Нас много, но на этом острове мы поместимся. Я не всегда ночую на плоту, если на речке или озере есть остров, я спускаюсь на землю.

Феодор хотел спросить, а чем отличается остров посреди моря от острова на реке или на озере и какая здесь связь с ужасом, который внушает Макнуту ясная погода, но лоцман уже мчался к матросам. Ему показалось, что они натянули паруса плохо и из-за этого скорость корабля не такая высокая, как хотелось бы.

– Глупцы, почему вы так хотите умереть?! Натяните парус как полагается, якорь вам в глотку! А вы нанялись работать гребцами на достойное торговое судно или на корабль для увеселительных прогулок?! Клянусь честью клана, если будете поднимать вёсла столь же вяло, то вскоре пожалеете о дне, когда родились! Гребите изо всех сил, бездельники! От ваших усилий зависит жизнь всей команды!

Феодору не нравилось, что лоцман кричит и оскорбляет его людей, словно каких-то рабов, но поделать ничего не мог. На покладистости Горвинда держалось всё предприятие. Старик почти не брал денег за свои услуги (да и зачем умалишённому золото?), предпочитал продукты, дрова и одежду, в общем, работал почти задарма. Но не зря мудрые учат, что бесплатное вино подают лишь в таверне, где в каждой стене торчит ухо басилевса. Работая с Горвиндом Макнутом, Феодор экономил деньги, но тратил нервы – свои и своих людей.

Как бы ему хотелось узнать причину, по которой старый шот боится ясной погоды и сухого берега, как кающийся грешник геенны огненной! Но, увы, сам лоцман наотрез отказывался об этом говорить, родственников у бедняги не осталось, да и друзей тоже, а жители Орочьих островов, хорошо знавшие его, не отличались общительностью. В плохом настроении они могли не сказать даже, где расположены источники с пресной водой.

– Быстрей! Быстрей! Вы разве не видите дневного света, которому больше не загораживают дорогу тучи?! А если да, то почему корабли еле ползут?!

Лоцман с такой неподдельной тревогой всматривался в водную гладь, на которой играло солнце, что многим на корабле передалась его тревога. А один из викингов сказал:

– Клянусь Тором, этот старик опасается какого-то страшного врага! Олаф, может, ты скажешь ему, что, когда рядом викинги и словены, любой враг умоется кровью?

Молодой викинг обратился к командиру на общем языке северных народов, потому что ещё плохо знал имперский язык, на котором общались все на корабле, включая быстро выучившегося ему шота, а шотский не знал совсем.

– Нет, друг, – ответил своему воину предводитель варяжской части букеллария, – этот человек похож на тронувшегося умом, но он не глуп. Тот враг, которого он опасается, страшнее самых знаменитых пиратов. И у него есть основания так поступать, хотя нам он о них вряд ли когда-нибудь скажет.

Никто не спрашивал, как Олаф из варяжьего племени русов узнал об этом. Викинги знали, что их командир – потомок волхвов, и поэтому не удивлялись, когда он узнавал то, что скрыто от других. Но кто именно этот таинственный враг, который не боится большого букеллария опытных воинов, не ведал даже он.

Неизвестно, кем был этот странный враг старого шота, плодом больного воображения или кем-то существующим в реальности, но лоцман боялся его сильнее, чем жители стольного града – гнева своего басилевса. По прибытии на Холлисвэй никто не удостоился заслуженного отдыха. Хромой лоцман заставил людей бросить корабли в бухте, взять всё необходимое для ночлега и следовать в глубь острова. Команда попыталась выразить недовольство, но двух слов Феодора Отважного хватило, чтобы, тяжко вздохнув, моряки исполнили приказ человека, кажущегося умалишённым.

Водоём, куда привёл людей Кривого Купца странный лоцман, трудно было назвать озером. Скорее это была большая лужа. В самом глубоком месте воды здесь было по колено, поэтому никому не пришлось демонстрировать своё умение плавать.

Достигнув острова, занимавшего половину пресной лужи, Макнут сразу успокоился, а некоторое время спустя пришёл в необычное возбуждение, то есть пробежался до берега озера, крикнул морю: «Что? Опять проспал?! Ну, спи дальше! На сегодня ты не страшен ни мне, ни им!» – и тут же бросился назад. И бежал он, словно забыв о хромой ноге.

Вновь оказавшись на острове, Макнут вздохнул с облегчением. Здесь он не боялся своего таинственного врага, словно его отделяла от берега озера не узкая полоса мелководья, а ров с кипящей смолой.

Ворча на причуды лоцмана, люди стали готовиться к ночлегу. Кто-то дошёл до берега, чтобы нарубить дров, кто-то занялся шатрами, а три повара устроили совещание по поводу ужина.

Им было о чём подумать. Макнут так торопился покинуть корабль, что моряки захватили очень мало припасов, а на просьбу поваров вернуться за съестным лоцман заявил, что, пока не начался дождь, никто дальше чем на сто шагов от озера не отойдёт. Феодор Отважный, скрепя сердце, подтвердил его приказ. После этих слов команды трёх кораблей недовольно загудели. Ради любимого хозяина все они с готовностью голодали бы недели две, но сейчас никто не видел в этом нужды. Еда находилась менее чем в миле пути отсюда, и только прихоть умалишённого лоцмана заставляла всех ходить с пустыми желудками.