Текст книги "Заморский принц в нагрузку"

Автор книги: Марина Белова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)

Глава 16

Зацепок было две.

Во-первых, Облом до конца не верил Рите. То есть он был уверен, что Стас до конца не посвятил подругу в свой план.

Во-вторых, в истории с похищением был еще один персонаж, молодая девушка, похожая на меня. Кто она и откуда взялась, мы не представляли. Казалось, перебрали всех моих знакомых, близких и дальних, которые хоть краем уха могли слышать о приезде португальца, но ни одна из кандидатур по каким-то причинам не подходила.

– Облом, а если эта девушка совсем не моя знакомая? – осенило меня. – Ты же сам говорил, Рита показалась тебе глупенькой и недалекой. А вдруг Стас решил не ограничиваться участием одного Алексея и, чтобы подстраховаться, ввел в игру еще одно действующее лицо. Вместо меня Стас выставил девушку, свою знакомую, очень на меня похожую. Он ничем не рисковал – подмену Карлос не распознал бы, я ведь посылала ему фотографию многолетней давности, по-моему, даже студенческую. И Кузнецов был в курсе.

– Очень хорошо соображаешь, – похвалил меня Облом. – Значит, нам нужно найти только Стаса. Станислава Ивановича Кулешова, проживающего предположительно на улице Краснофлотской. Тащи телефонный справочник.

Я вытащила из стопки женских журналов толстенный телефонный справочник. Облом в нетерпении выхватил его у меня из рук и стал быстро переворачивать страницы, бормоча себе под нос: «Кулешов, Кулешов».

– Ага, вот он, родименький. Кулешов С.И. Краснофлотская, тридцать. Поехали.

– Что, прямо сейчас?

– А когда? Куй железо, пока горячо. А кстати, если бы ты похитила человека, куда бы ты его повезла?

– Я? Не знаю. В городскую квартиру вряд ли. Я бы, наверное, выбрала место тихое и безлюдное, может быть, какой-нибудь дом на отшибе, заброшенный склад.

– Пожалуй, я с тобой соглашусь.

Улица Краснофлотская находилась в рабочем районе города. Жилой массив был заложен в середине шестидесятых годов в непосредственной близости от завода лакокрасочных материалов и состоял из двух десятков пятиэтажек, хрущевок.

Наверное, это был самый экологически неблагополучный район: при любой погоде здесь висел стойкий запах олифы и растворителя. Поскольку я работала в агентстве по продаже недвижимости, то знала – продать квартиру в этом районе просто нереально. Зато купить можно было бы десяток на пятачок – квартиры в этих домах продавались и покупались за бесценок.

Дом под номером тридцать мало чем отличался от остальных: такая же выцветшая под солнцем и вымытая дождем краска на панелях, уже не разберешь, какого цвета, неухоженные дворики с грудой металлолома вместо детских площадок и скособоченные скамейки около грязных подъездов. Вот к ним, этим скамейкам, мы и направили свои стопы.

На первой их них сидели две старушки, как впоследствии выяснилось, ветераны лакокрасочного производства – дом был ведомственный и принадлежал именно этому заводу.

– Добрый день. Не подскажете, в какой квартире Кулешовы живут?

– Кулешовы уже не живут, – мрачно ответила одна из старух.

Неужели у нас устарелые сведения? Стас поменял квартиру?

– Потому что померли, – пояснила старуха.

Минута молчания. Опоздали?

– Это как же?!

– Как обычно помирают. Так и они господу душу отдали.

– Погоди, Петровна, что ты людям голову морочишь, а Славка? Ихний отпрыск? – Вторая старушка поправила на голове платок и толкнула в бок свою подругу. – Он-то живой-живехонький!

– А! – махнула рукой Петровна. – Кулешов! Он и на Кулешовых-то не похож. Вот ты, Зина, помнишь Валентину Андреевну? А Ивана Павловича? Кристальной души люди были, вежливые, отзывчивые. Тридцать лет жизни заводу нашему отдали, здоровье там свое оставили. А вырастили кого? Ни «здрасте» тебе, ни «до свидания» никогда не скажет. Проскользнет мышью мимо, глаза в землю уткнет, и нет его. Когда работает, неизвестно, вечером уходит, под утро приходит. Благо, что никого к себе не водит. Прости господи. – Петровна перекрестилась и сплюнула в сторону.

– Может, он в ночную смену работает? – сыграла я роль адвоката, подзадоривая бабок к дальнейшему разговору.

– Какую смену? Ты что, милая? Я сама на заводе полвека отпахала, знаю, как в ночь на работу ходить. Утром возвращаешься, что выжатая тряпка, потом и краской пропахшая. А он – напомаженный и наглаженный, и ароматом от него, как из флакона, за версту прет. Ой, уморила, ночная смена!

– Погодите, вы про кого рассказываете? – вмешался Облом. – Нам нужен Стас.

– Так это Славка наш и есть. Ты посмотри, Зина, с детства рос Славкой, а теперь Стасом стал. Удивляюсь я на нынешнюю молодежь, Катька из второго подъезда знаешь как свою дочку назвала? Джулианной. Тьфу, не выговоришь. Я ее спрашиваю, что трудно было Юлькой назвать? А она мне говорит: «Ты, тетя Таня, ничего не понимаешь. Джулианна красивее звучит». Джулианна, – нараспев повторила Петровна.

– Я помню, у нас в деревне дворняжку Жулькой звали, – к слову вспомнила Зина.

– Вот-вот, это из этой же оперы. Так разве эта Катька понимает, что ее дочку в школе собачьей кличкой дразнить будут. Жулькой!

– Простите, бабушки, не отвлекайтесь, пожалуйста. А в какой квартире живет Стас, тот, что у вас Славкой зовется?

– В двенадцатой квартире. А зачем он тебе? Его сейчас дома нет.

– А где он, не знаете?

– Да кто ж его знает? С прошлой недели не видели. А вы кто будете? Живо признавайтесь, – проявила бдительность Петровна и достала из кармана очки, чтобы лучше нас рассмотреть.

– Мы будем из органов. – Облом вновь воспользовался красной книжечкой. Достал ее из внутреннего кармана пиджака, раскрыл перед носом Петровны и эффектно захлопнул, как только старушка потянулась рукой к удостоверению.

– Неужели из органов? Нашим Славкой заинтересовались? – запричитала Зина.

– А ты как думала? Сколько веревочке ни виться… – хмыкнула Петровна, порадовавшись тому, что ее соседом, наконец, заинтересовалась милиция.

– Вот что, дорогие мои бабулечки, вы сейчас мне все расскажете о вашем соседе. – Облом присел сбоку на лавку и взглядом предложил мне сделать то же самое. Я устроилась на другом конце, рядом с бабой Зиной. – Кто начнет?

– Давай ты, Петровна, у тебя складнее получается, – смутилась Зина, предоставив право вести беседу подруге.

– Как хочешь. Только я больше о родителях Славки знаю, чем о нем самом, – предупредила Петровна.

– Давайте о родителях, – согласился Облом.

– Я с Кулешовыми познакомилась лет тридцать пять назад, а может, и раньше, не помню уже. Сначала к нам в цех пришла Валька. Она-то сама деревенская была, после школы дояркой в колхозе работала, а потом ее подруг вдруг в город потянуло. Вот она с ними, за компанию. Мы с ней сначала в общежитии жили, а когда построили этот микрорайон, всем семейным стали давать квартиры. Валька быстро сориентировалась и за Ваньку замуж выскочила. Он тоже из наших заводских был. Ничего плохого о нем не скажу: не пил, не гулял и к Вальке хорошо относился. Был, конечно, у него один грешок: допоздна в домино костями стучал. Но тут уж, как говорится, лучше пусть стучит, чем выпивает…

– Петровна, люди тебя о Кулешовых спрашивают, – напомнила Зина подруге о теме разговора.

– Сама знаю, – огрызнулась Петровна на Зину. – Не перебивай. Так вот, Иван не пил, а помер раньше моего пьяницы. Мой еще пять лет кровушку пил. Отчего умер? Вроде Валька говорила, язва у него была. Но я вам скажу – эту язву он заработал на заводе. И Валька там тоже заболела.

– Язвой?

– Нет, почему? Она кашляла, легкие себе в цеху испортила. Мы хоть и надеваем респираторы, только они по большей части до одного места, что есть они, что нет. Валентина на пенсию уже инвалидом выходила. Все ходила и кашляла, тогда ей врачи посоветовали сменить местожительство. К тому времени Славик школу закончил и поступил в институт. Она освободила ему квартиру и уехала назад в деревню. Думала, он женится, детки пойдут… Первое время она иногда приезжала сюда, в основном зимой. Потом стала ездить реже, а пять лет назад у себя в деревне и померла.

– А Славик?

– А что Славик? Он три года в институте отучился, а потом его за что-то турнули. В армию его не взяли. Закон такой есть, по которому он получался кормильцем матери-инвалида. А когда Валентина богу душу отдала, ему уже срок вышел, чтобы, значит, в армии служить. Так и пролетел. И кем работает, не знаю. Только ходит он расфуфыренный, как артист. Лет двадцать назад его бы уже давно посадили за тунеядство.

– Чем же он вам не угодил? Сами же говорили, живет тихо, никого не водит.

– Теперь не водит, после одного случая он на стороне кобелится.

– А что за случай? Расскажите.

– У нас в микрорайоне – как в большой деревне: вместе живем, вместе работаем, дети в одну школу бегают. Короче, все про всех знают. Встречался Славка лет семь назад с Анечкой Кругловой из двадцать шестого дома.

– Да больше чем семь лет. Все восемь будет. Забыла, ребенок уже в первый класс в этом году пошел? – поправила Петровну Зина.

– А ты не перебивай. Семь или восемь, какая разница? Так вот, встречался Славка с Анечкой из двадцать шестого дома. Квартира у парня пустая. Ходили они некоторое время, а потом Аня к нему переехала. Только недолго она жила у него. Как только забеременела, он ее выгнал и ребенка не признал. Аня даже в деревню к Валентине ездила, чтобы она, стало быть, на сына повлияла. Только Валька давно на Славку рукой махнула, не слушал он ее. Анька родила и обратилась к адвокату. Тот ей посоветовал найти свидетелей, которые подтвердили бы, что она проживала на одной площади с отцом ребенка и вела с ним совместное хозяйство, тогда он по закону от отцовства никуда не денется и как миленький платить алименты будет. Мне Анюта нравится, я подписала ей бумагу, подписали и другие соседи. Пришлось Славке признать ребенка, но с тех пор он никого в квартиру не селит и живет один бобылем. Такая некрасивая история произошла с моим соседом.

– А дом в деревне после смерти матери остался?

– Да кто ж его знает? Разве он со мной делится своими делами. Мы даже не здороваемся.

– А где эта деревня, вы знаете?

– Нет, память у меня старческая. – Петровна коснулась рукой лба и посмотрела на Зину, вдруг она знает, но та лишь пожала плечами. – А вот Анюта – та определенно должна помнить. Она, как и прежде, в двадцать шестом доме живет, к ней сходите. Только вам все равно придется до пяти часов гулять, она сейчас на работе, у нее смена только в четыре заканчивается.

– И она на заводе вашем работает?

– А где же еще? – гордо заявила Петровна. – У нас хоть и воняет, но деньги платят хорошие, детский сад отличный, путевки санаторные дают, за вредность – молоко и еще деньгами приплачивают.

– Спасибо, бабушки, за содержательную беседу. Нам пора. – Облом поднялся с лавочки. Я встала следом за ним и хотела уже уходить, но он удивленно на меня посмотрел и остановил:

– Ты куда?

– Как куда? В двадцать шестой дом, конечно, к Кругловой.

– А к Кулешову зайти?

– Так его же нет!

– Нет, точно, нет, – Петровна сначала закивала, а потом усиленно замотала головой.

– Но проверить-то нужно?

Я не стала спорить с Обломом и, чертыхаясь про себя, пошла в подъезд, искать двенадцатую квартиру. Она оказалась на четвертом этаже. Звонок не работал, мы со всей силы жали на кнопку, но за дверью не раздалось ни звука. На стук тоже никто не отреагировал.

– Фома неверующий! Тебе же соседки говорили, нет Стаса, с пятницы не появлялся.

– Доверяй, но проверяй! Пошли к Ане Кругловой.

– Так рано же!

– Подождем у дома.

Глава 17

Двадцать шестой дом ничем внешне не отличался от тридцатого: тот же проект, такого же неопределенного цвета облезлые стены, мусорные контейнеры перед подъездом и стая голодных котов, шарящих вокруг них в поисках еды. Все было одинаково, как будто один двор содрали через копирку с другого. Только ребятни в тридцатом доме было больше, а вот старух на лавочке – ни одной.

Девчонки перед домом прыгали через резинку, забытую игру моего детства, а мальчишки гоняли старый футбольный мяч по площадке. Была еще песочница, сбитая из широких досок и доверху засыпанная песком. Очевидно, песок завезли совсем недавно, его было очень много, целая гора, и был он еще чистым и желтым, а не землисто-серым, каким обычно бывает в большинстве песочниц.

Облом проводил мой взгляд:

– Странный народ – в зиму завезли гору песка. Дождями и снегом его вымоет, химией пропитается, собаки и кошки… А весной дети будут играть в грязи.

– Когда дали песок, тогда и привезли. Чему ты удивляешься? Пошли к детворе, спросим, где живут Кругловы.

Облом остался стоять в стороне, а я направилась к девчонкам, с азартом скачущим через резинку. Игра была в самом разгаре, юбки раскрывались как парашюты, а юные создания проявляли такую прыгучесть, что им позавидовали бы кенгуру.

Одна из них сделала ошибку, и игра прервалась. Дождавшись «смены караула», когда две девчонки менялись местами, я аккуратно влезла со своим вопросом:

– Девочки, здравствуйте. – На меня с интересом уставились четыре пары любопытных глаз. – Мне нужна Анна Круглова, не скажете, в какой квартире она живет?

– А мамы еще дома нет, – ответила самая маленькая из девочек. – А вы ее подождите, она вот-вот должна подойти с работы.

– А ты ее дочь?

– Да. Я Валя.

– Валя, Валечка, Валюша. Редкое у тебя имя. – Я улыбнулась и протянула руку, чтобы погладить по голове ребенка. Но она увернулась, ее мой прилив нежности почему-то насторожил, да это, наверное, и правильно – незнакомым людям доверять нельзя.

– Меня в честь бабушки назвали, – серьезно сказала девочка. – Только мама говорит, зря она это сделала, можно было и покрасивее имя найти, все равно папа нас знать не хочет.

– А бабушка? Разве ей неприятно, что тебя в ее честь назвали?

– Может, и приятно, – Валюша пожала худенькими плечиками и нахмурила свой детский лобик, – только я была тогда маленькая, а сейчас ее нет, она умерла. Я ее даже не помню, у нас нет ни одной ее фотографии, это ведь папина мама. И мамина мама тоже умерла, только еще раньше. Мы с мамой сироты, нам помогать некому, вот она и работает с утра до вечера.

– И ты все время одна дома?

– А вы меня не жалейте, я все сама могу делать: и макароны сварить, и картошку пожарить. А вот и мама идет. – Валя кивком показала на молодую женщину, приближающуюся к дому. Женщина была еще далеко, а Валя уже кричала: – Мам, тут тебя тетя какая-то спрашивает.

Женщина прибавила шаг и через минуту была рядом с нами. Она переложила из одной руки в другую увесистую сумку и спросила:

– Вы меня ждете?

– Вас. Мы бы хотели с вами поговорить. Может, отойдем в сторонку?

Женщину мое предложение вполне устроило, приглашать незваных гостей в дом ей не хотелось. А поговорить на улице? Почему нет!

– Хорошо, если только недолго.

Она направилась с сумкой к ближайшей лавочке. Мы с Обломом последовали за ней.

– О чем пойдет разговор? – устало спросила Круглова.

– Разговор пойдет о Валином отце.

– Не буду говорить об этом подонке. – Анна схватила сумку и собралась уходить.

– Подождите, вы даже не знаете, кто мы.

– Наверное, пришли деньги с него требовать. Верно? Только зря вы ко мне забрели. Он на родного ребенка алименты отродясь не платил.

– Нет, Аня, мы не деньги пришли с него требовать. Нам нужен он сам.

Круглова внимательно посмотрела на нас, смутные догадки закопошились в ее голове:

– Из милиции будете? Как я сразу не догадалась? Только чем я могу вам помочь? Со Славкой мы не общаемся почти восемь лет. Он даже, когда Валя родилась, ни разу не зашел.

– А мать его, Валентина?

– А что, мать? Я к ней ездила в деревню, просила усовестить сына. Да что она могла сделать? Ну, приехала, поговорила. Он, думаете, ее послушал? Нет, конечно! Валентина Андреевна походила, повздыхала, оставила мне пятьсот рублей и обратно укатила. Когда в город приезжала, пару раз к нам заходила, на внучку поглядеть, на лето к себе приглашала. – Аня улыбнулась и примолкла, на несостоявшуюся свекровь она зла не держала. – А потом Валентина Андреевна умерла. А этот, не хочу даже его по имени называть, дом захапал, теперь уж мы точно туда не поедем. Хорошо, что от завода в детские лагеря путевки дают, а то бы мое бедное дите все лето в городе сидело.

– Аня, нам нужен адрес Валентины Андреевны.

– Так она же умерла! – удивилась Круглова, зачем это понадобилась покойная Славкина мать. – Хотя… Не мое это дело. Пишите, Краснодонский район, село Андреевка, улица, по-моему, Карла Маркса, а вот номер дома точно не помню, но этот дом найти легко – он стоит на краю села, на отшибе.

– Спасибо, Аня, вы нам очень помогли. Идите к дочери.

Анна подхватила со скамейки сумку, но потом вновь поставила. Лицо ее сделалась напряженным и серьезным, хотела, видимо, спросить о Славе, что с ним такое случилось, что его разыскивают, но обида вынуждала ее проявлять равнодушие к судьбе отца своей дочери. Аня стояла и молча смотрела на нас, про себя решая – спросить или нет? Наконец любопытство перебороло гордыню, и она задала вопрос:

– А что Славка натворил?

– Он подозревается в похищении человека! – выпалила я.

– Надеюсь, вы понимаете, что это секретная информация. Я вас очень попрошу не распространяться о нашем разговоре. Если что узнаете, звоните по этому телефону. – Облом протянул Кругловой клочок бумаги с цифрами.

Аня взяла листок, положила его в карман и направилась к своему подъезду. Не успела она скрыться с наших глаз, как Облом грубо схватил меня за рукав и потащил со двора. Честно говоря, я не поняла, какая муха его укусила.

– Сейчас же отпусти мой локоть! Мне больно! – запищала я, когда мы отошли на значительное расстояние.

– У тебя язык длиннее Китайской стены!

– А что я, собственно, сказала?

– Зачем ты ляпнула, что Стас подозревается в похищении? Теперь она может его предупредить.

– Ты что?! Она? Вечная мужская самонадеянность! Она его предупредит? Насмешил!

– Она ведь его любила? Ребенок у них.

– Верно, она его любила, а он отрекся от ее любви. А ребенок – это ее ребенок. И они, Аня и Валя, знать ничего не желают о таком папочке. Так что, Облом, прими к сведению, женщина может простить мужчине многое, но только не предательство по отношению к ее ребенку. Понял? А в связи с этим Стас для Кругловой – враг номер один.

– Спасибо за ликбез, – криво усмехнулся Облом и направился к машине.

Машину мы оставили во дворе двадцать шестого дома, под присмотром Петровны и Зины, которые до сих пор сидели на лавке и охраняли обломовскую собственность. Думаю, они не столько сторожили машину, сколько ждали нас. Разогреваемые любопытством, они поднялись с лавочки и стали так, что пройти мимо мы бы не смогли в любом случае.

– Нашли Анюту? – спросила Петровна.

– Да, спасибо, вы нам очень помогли. – Облом хотел протиснуться к автомобильной дверце, но Петровна перегородила ему дорогу.

– Пока мы тут без вас сидели, Зина вот что вспомнила. В понедельник Славку какие-то парни спрашивали. Не из наших, не из заводских.

– А как они выглядели?

Зина сморщила свой нос и посмотрела на подругу, как будто искала у нее поддержку.

– Да обычно выглядели. Все сейчас так ходят: стрижки короткие, почти под ноль, куртки кожаные. Только разговаривали они как-то странно: «Базара нет, базар есть». Я еще подумала, что они торгуют на рынке капустой.

– Почему капустой?

– Один из них сказал, что могли бы срубить много капусты, да Стас их кинул, ноги сделал. А когда вы у нас про Вальку спросили, я сразу вспомнила – у нее же кусок земли в деревне есть. Может, Славка обещал им отдать под капусту материн огород? Арендаторы, что ли?

Облом еще раз поблагодарил Зину с Петровной. Мы простились и сели в машину.

Минут пять мой друг ехал, не проронив ни слова. Странное дело, когда он над чем-то размышляет, у него в движение приходит каждая мышца лица: попеременно поднимаются брови, то морщится лоб, то шевелятся уши, он шмыгает носом и часто моргает. В эти минуты наблюдать за ним сплошное удовольствие. Сначала меня такая манера соображать настораживала и даже пугала. Я спрашивала: что с ним происходит, ничего ли у него не болит и нет ли насморка? Облом жутко на меня злился и замыкался в себе. Тогда я поняла – мой приятель совершенно не контролирует свою мимику.

И на этот раз он немного попыхтел, подвигал ушами и наконец выдал:

– Понятное дело, Стаса разыскивают братки. Обидно, если они найдут его раньше нас.

Я ничего не ответила, поскольку была с ним согласна. Не слыша ответа, Облом выжидающе посмотрел на меня.

– Ты что, хочешь ехать в деревню сегодня? – спросила я.

– Нет, на ночь глядя мы не поедем. Завтра с утра двинем. Но к поездке нужно основательно подготовиться. Я тебя сейчас завезу домой, а ты свяжешься с Борисом и все-все ему расскажешь.

– Ты забыл, как он в прошлый раз отреагировал на меня? – напомнила я.

Борьке звонить мне совершенно не хотелось, еще неизвестно, как он отнесется к моему звонку, может опять нагрубить, ему испортить мне настроение – раз плюнуть.

– Не перебивай. Я не думаю, что наша поездка может быть опасной, но перестраховаться не помешает, поэтому ты предупредишь Бориса. А я займусь инструментарием.

– Чем?

– Господи! Надо все предвидеть, а главное – увидеть. Поэтому я сейчас заеду к другу за биноклем, потом в охотничий магазин съезжу. Короче, вылезай. Мне еще до ночи в пяти местах нужно быть. – Облом затормозил у моего подъезда. – Завтра в половине седьмого буду у тебя.

Я не успела спросить, отчего так рано, как машина сорвалась с места. Облом возомнил себя Шумахером и с пробуксовкой так рванул с места, что на асфальте остались две черных полосы.

Дома я решила не откладывать разговора с Борисом, скрепя сердце подошла к телефону и набрала знакомый номер. Трубку взяла жена Бориса, Любаня. Надо отметить, Люба переняла от мужа отвратительную привычку – меня поучать – и тем самым определила свое место в стане личных врагов. Когда Борьки не было рядом, она, чтобы я не расслаблялась, делала мне замечания за него. Я платила ей той же монетой и при любой возможности старалась ее уколоть.

– Але! – гнусаво ответила невестка. Когда она успела простудиться, если холодов еще не было? На улице жарко, как летом, а она захлебывается соплями.

– Люба, ты что, заболела?

– У меня аллергия.

– Надеюсь не на меня, – вместо того чтобы посочувствовать, съязвила я.

Люба не стала комментировать мою выходку и бесстрастным голосом спросила:

– Ты по делу звонишь?

– По делу, Любочка, по делу. Борис дома?

– Нет, он в командировке по области, будет поздно.

– Понятно. После десяти я к вам не звоню, значит, до завтра. Пока, Любочка. Очень жаль, что Бори нет дома. – Я положила трубку и от радости, что избежала неприятного разговора, захлопала в ладоши.