Текст книги "ИКРА (СИ)"

Автор книги: Марик Войцех

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

– Это… – прошептала она, заставляя бусины слёз держаться на поверхности глаз, – всё…

– Что всё? – с улыбкой спросил я, приподнявшись на локте.

– Я такая тебе не нужна. Ты не будешь со мной возиться.

– Ну, я, как любитель сложных испытаний, вряд ли тебя обрадую скорым отказом. Ты так просто от меня не избавишься.

Я запустил руки в её пушистые волосы, продолжая целовать. Мягкими и невесомыми движениями, она гладила мне затылок. Это расслабляло. Я потянул мятое одеяло, спутанное в пододеяльнике, и накрыл нас. Она легко убаюкала меня. Я не знаю, сколько времени я дремал, скорее всего, недолго. Звук мучительного стона разбудил меня. Сердце моё бешено заколотилось. Я распахнул глаза и увидел, что Соррел стонет во сне. Она стонала всё громче, вжавшись в кровать, я дотронулся до её разгорячённого тела, но она не просыпалась. Я приподнялся и увидел отвратительную тварь, которая что-то делала у неё между ног.

– Бля-ать! – вырвалось у меня.

Тварь услышала мою взволнованную ругань и оторвалась от того, чем занималась. В этот момент я увидел скользкий длинный змеиный язык, торчавший изо рта, человеческого рта. Голова твари, человеческая голова, но от того не менее омерзительная. Лысоватая физиономия в очках, покрытая оспинами, крепилась к длинному червеобразному телу, похожему на дождевого червя и змея одновременно. Мразь посмотрела на меня и, изогнувшись, приподнялась над кроватью. Я невольно попятился, но, нащупав, локтём подушку, молниеносно метнул её в червяка. Подушка попала ему точно между глаз. Стеклянные очки соскочили, повиснув на одном ухе существа.

– Тебя здесь быть не должно! – не скрывая удивления, сказал червь.

Он явно не заметил меня под одеялом. По-видимому, он здесь не впервой, смекнул я.

– Тебя здесь быть не должно! – первичная беспомощность проходила.

Я рванул одеяло, пытаясь накинуть его на червяка, но он оказался шустр. Мне удалось слегка запеленать его, но он ожесточённо сопротивлялся, извивался, кряхтел. Я крепко держал его сквозь одеяло. Мне казалось, что ему не выскользнуть, но он выкинул финт. Каким-то образом он выскользнул из хватки и в мгновение ока очутился в коридоре. Я, в чём мать родила, бросился за ним, но он метнулся к дырке в вентиляционную шахту. Я успел лишь увидеть конец его хвоста. Ошеломлённый я вернулся в комнату и нашёл на полу под одеялом слинялую кожу червяка, дотронулся до неё указательным пальцам, и она распалась во прах.

Соррел всё ещё лежала на кровати и не двигалась. Я забеспокоился, дивясь, как она не проснулась из-за грохота и возни. Но она мерно дышала. Я тихонько коснулся её руки. Посмотрел на бледное лицо, усеянное веснушками, и решил разбудить её.

– Проснись… – как можно спокойнее произнёс я, однако, волнение в голосе не проходило. – Проснись, – настойчиво повторил я, ощутимее взяв её за плечо.

Она открыла глаза и, сощурив их, спросила:

– Сколько времени?.. Голова почему-то кружится…

– Надо одеться, – не найдя лучшего довода, сказал я, – ты замёрзла. Одеяло…сползло.

Врать я… научился. Естественно, говорить ей про червя-переростка в комнате, который делал болезненный акт языком в её вагине, не стоило. Эту историю я приберегу для более подготовленных знатоков бестиария.

Она оделась и села на край кровати, растерянно смотря перед собой. Рядом я. Мы как два подобных треугольника, застыли в беспомощных позах. Я потирал руки, пытаясь найти правильные слова. Она же, бедняга, наверняка винила себя, считая, что я впал в меланхолический неадекват из-за того, что она «закомплексованная девственница».

– Прости… – проговорила она.

– Тебе просто надо расслабиться, – я произнёс шаблонную фразу. Ничего лучше на ум не пришло.

– Скоро отчим придёт с работы.

– Насрать на него, – ответил я. Сейчас какой-то там отчим, злой родитель или недородитель волновал меня меньше всего.

Она пододвинулась ко мне и уткнулась мне в живот, опустив голову мне на колени. Я гладил её по волосам, изучая родинки на её плече, которое пикантно торчало из-под растянутой кофты.

– Ты не представляешь… я ждала именно тебя… – произнесла она.

И несмотря на время и то, что быстро темнело, я не смог заставить себя встать и уйти. Отчим почему-то так и не пришёл. И я даже знал причину. Я был уверен… что он не придёт… пока я здесь…

========== ИКРА 2. Пробуждение. III ==========

Ночь была лунная. Мне плохо спалось. Я ворочался на диване, тщетно пытаясь расслабиться. Как только сон приближался, маня мягким туманом, тело вздрагивало, наполняясь паническим жаром. И всё начиналось по новой. Я снова долго успокаивал расшатанные нервы, лежал, не шевелясь, как хитрый охотник, подстерегающий сон. Ночь мучила меня, то и дело подкидывая нелицеприятные воспоминания. Лишь ранним утром, когда в квартире зашевелились родственники, я, наконец, смог уснуть. Вполне логично, что проснувшись, я почувствовал себя ватной ёлочной игрушкой. Сделав усилие над собой, я поднялся, думая лишь о своём важном деле. Профита следовало найти незамедлительно, пока ещё день. Контрастный душ привёл меня в чувство. Выйдя из ванной, я, к своему удивлению, обнаружил на кухне Профита. Он по-свойски сидел за обеденным столом, положив тонкие руки перед собой. Я воровски огляделся, переживая, не заметят ли его домашние, но в квартире было на редкость тихо. В одном полотенце на бёдрах, с непросушенными волосами, едва касающимися плеч, я подошёл ближе и тихо сказал, чтобы никто кроме Профита не услышал меня:

– Ты не представляешь, насколько ты мне нужен сейчас.

– Я знаю, – ответил Профит. – Поэтому я здесь.

– Как ты узнал? – растерянно спросил я.

– Твои истерические эманации и мысли фонили всю ночь. Я плохо спал. Возможно, надо было явиться раньше.

– Слушай, я вообще не привык рассказывать о своих… – я замялся, – интимных переживаниях сексуального плана, но… – я подбирал слова, всматриваясь в безэмоциональное лицо, закрытое косой чёрной чёлкой. – Какой-то червь делал куниллингус моей девушке, пока мы спали, – выпалил я.

– Она получала от этого удовольствие? – невозмутимо спросил Профит.

– Это обывательский интерес или?.. – смутился я, сжав челюсти.

– Без этого знания я не смогу понять, какой из демонов посещал её, и что ему нужно.

– Нет, – коротко ответил я. – Она девственница и… вскрыть её мне так и не удалось, – исповедался я.

Профит поднялся.

– Это не инкуб, как я сначала думал. Эта срань с низших уровней, – загадочно сказал он. – Нам придётся пойти к специалисту. Одевайся, – процедил он, и мне показалось, что он посмотрел «невидимым взором» на моё влажное полотенце на бёдрах.

Пока я напяливал джинсы и сушил голову, Профит терпеливо ждал.

– Что ещё за специалист? – переспросил я, выходя из подъезда дома.

– Друг. Парень живёт в дрянном квартале и отлично изучил низших тварей. Знает их разновидности, знает их привычки и особенности, знает, как их искать и отлавливать.

Я кивнул, а Профит, одетый в свой неизменный чёрный свитер с синими полосками, вёл меня по преображённому городу. Высокие дома, страдающие от обратной перспективы, склонялись над нами, изучая, и заслоняя небесный ультрамарин. Улицы стали уже в несколько раз, превратившись в тесные проходы. Индиговые лужи под ногами, затхлый, душный запах канализационных труб и красные мусорные баки, в которых рылись мелкие животные, отчасти напоминающие крыс, – обстановка «нижнего города». Что-то чёрной тенью бросилось у меня из-под ног и застыло в нескольких шагах, прижимаясь меховой спиной к фундаменту нависающего здания. Огромные ультрамариновые глаза уставились на меня. Животное зашипело низким тембром, показав утыканный несколькими рядами игольчатых зубов рот. Я непроизвольно остановился.

– Не бойся, – улыбнулся Профит, – это ниппер. Он не нападёт. От тебя пахнет мылом.

Я нахмурил брови, смутившись, но продолжил ходьбу.

– То есть… хочешь сказать, что если бы утром я не помылся, то сейчас этот ниппер вцепился бы в меня?

Профит кивнул и улыбнулся:

– При таком раскладе, я бы спугнул его до того, как мы приблизились.

Я мотнул головой и, перепрыгнул через липкую индиговую лужу, в которой трепыхалась пара красных жучков. Обрывки газетной периодики зависли в воздухе. И от моего прыжка они колыхнулись в сторону и медленно поплыли вверх, туда, где куполом сходились крыши домов.

– Я должен предупредить тебя. Совсем забыл, – заметил Профит, оправдываясь.

– Насчёт чего?

– Парень этот… специалист… – Профит подбирал слова.

– О чём опять ты мне не сказал? – с упрёком проговорил я.

– Как бы тебе объяснить… – Профит коснулся кончика носа. Он явно был немного взволнован. – Он нормальный парень, в целом обычный, но сейчас фаза луны… я думаю, ты заметил, тоже ведь плохо спал…

– Я плохо спал по иным причинам, не зависящим от фазы луны, – рассержено перебил я.

– Это спорный вопрос, – не согласился Профит, – но… у этого парня облик зависит от фазы луны. И сейчас как раз, вот как назло, – эмоционально добавил он, – он находится в нечеловеческом облике.

– А в облике кого? – напористо спросил я.

– По-вашему… это ликантроп.

– Хм, – усмехнулся я, – оборотень. Это меня не слишком пугает. Разве что следует напрячься, если он кидается на людей и занимается каннибализмом, – пошутил я, надеясь, что это не правда.

– Мне бы хотелось, чтобы ты был… потолерантнее… – попросил Профит. – Он действительно может тебе помочь в данном щекотливом вопросе.

Специалист жил в пятиэтажной «хрущёвке», которая пряталась под сводами промышленных зданий. Тёмное нутро её пахло стряпнёй. Квартира ликантропа располагалась под самой крышей, на последнем этаже, где на лестничной площадке скопилась индиговая лужа из-за подтекающей крыши. Я требовательно постучал в дверь. Послышались шаркающие шаги, стукнул засов. На пороге стоял двухметровый человекопёс в фартуке. Нелепое зрелище, учитывая, что на переднике был изображён накачанный мужской торс. Анатомически оборотень – практически человек, лишь шею его украшала собачья голова с заострёнными ушами, как у добермана, а ноги – по-собачьи вывернуты суставами назад. Тело его покрывала гладкая и короткая чёрная шерсть. Ликантроп окинул нас быстрым взглядом, нелепо стряхнул с вполне человеческих, но мохнатых рук, воду, вытер их об передник и низким голосом сказал:

– Ребят, пройдите в комнату. Я сейчас.

Он тут же скрылся за поворотом стены. Профит послушно прошел в комнату и сел на диван перед включённым широким телевизором. Эта холостяцкая однокомнатная квартира выходила окнами на северную сторону, но солнце хитро попадало в окна, отражаясь от глянцевой поверхности промышленного здания напротив. Комната была небольшая, но комфортная. По содержимому поверхности его стола я бы скорее решил, что она принадлежит какому-нибудь геймеру или программисту.

Профит, как я заметил, чувствовал себя как дома. Он тут же переключил пультом режим в телевизоре и, усевшись удобнее, взял джойстик от приставки. Складывалось впечатление, что он бывал здесь много раз. Я вышел из комнаты и направился на кухню.

Лучи отражённого солнца падали на мебель, создавая ощущение уютности. Человекопёс в своём нелепом фартуке стоял возле раковины, в которой плескалась вода. Он чистил картошку, выковыривая глазки. Картошка при этом адски визжала, издавая пронзительный писк, всякий раз, когда он погружал короткое лезвие острого ножика в её фиолетовую плоть. Я опёрся на дверной косяк, наблюдая за ним.

– Паршивую картошку продали, – пробурчал он, приподняв брыли и оголив клыки цвета слоновой кости, – видишь, сколько глазков? – недовольно спросил он, показывая на вытянутой руке следующую картофелину. Картофелина, секунду назад бывшая вполне однородного фиолетового цвета, вдруг распахнула несколько несимметричных глаз разного размера и язвительно засвистела.

– Дерьмо собачье! – не выдержал я, затыкая уши.

– Э-э! Поаккуратнее на поворотах, – пробасил ликантроп, – я бы попросил выбирать выражения.

– Извини, – ответил я, поздно опомнившись, что передо мной стоит двухметровый мускулистый «доберман».

– Это последняя, – выдохнул он, бросив картофелину в кипящую воду, и его вытянутая морда приобрела удовлетворённое выражение.

Он вымыл руки-лапы под водой, скоро вытер их о фартук и протянул мне руку для пожатия.

– Так вот ты какой, Мессия… – брыли его сложились в подобии дружественной улыбки, – про тебя столько всего болтали тут.

– Мне не нравится эта статусность. Я хочу обычной жизни. – Я заглянул в глаза Анубиса, как я сам успел прозвать ликантропа. – Но мне, видишь ли, очень мешают черви-переростки в моей постели.

– А вот тут поподробнее… – серьёзно проговорил он, жестом предлагая присесть. – Тебе плеснуть? – осведомился он между делом, потрясая початой бутылкой, на которой был изображён Иисус со сложенными ладонями в молитве, возвышенно закативший глаза.

– Слышал от… – замялся я, поглядывая на бутылку с водкой, – одного знакомого, что «Мессия» в первой половине дня пагубно влияет на потенцию, – я приподнял уголок рта в шутливой ухмылке.

– Всё врут, подлецы, – он оскалил пасть и резким движением лапы-руки закинул содержимое стопки в горло. – Зарычав, он показал клыки и вновь потряс бутылкой перед моими глазами.

Я кивнул, решив, что пойло должно немного расслабить меня. Намечался деликатный разговор.

Картошка хлюпала в кастрюле на плите, а я исповедовался перед человекопсом. Он спокойно выслушал мой рассказ, потом задал интересующие вопросы. Всё, что мог откопать в своих воспоминаниях, я выдал, надеясь, что любая мелочь поможет. Анубис замолчал, морда его приобрела задумчивое выражение. С минуту мы сидели в тишине, слушая бульканье на плите, потом он причмокнул и сказал:

– Низший демон. Змей. Питается жизненной и сексуальной энергией девственницы, высасывая её непосредственно из матки жертвы. – Он вдруг вскинул руку, показывая на меня пальцем. – Ты знал, что магическая сила женщины – в её матке? И то, что девственницы подобны мощной электростанции, вырабатывают энергию в огромных количествах?

Я замотал головой.

– А твоя ещё и рыжая. Ты знаешь, что у рыжих женских особей огромная сексуальная энергия? Это всё из-за их нечестивого родоначальника. Рыжая – это чистый и почти неисчерпаемый колодец для него. Этот вид демонов питается энергией исключительно девственниц.

– А если её лишить… – я не договорил.

Он отрицательно замотал головой.

– Насколько мне не изменяет память – у тебя не получилось, – ехидно оскалился он. – Демон никогда не допустит тебя до неё. Ты ничего не сможешь с ней сделать, пока не ликвидируешь демона. Она принадлежит ему.

– Какая-то чушь собачья!

– Твою-то мать! – подскочил на табуретке Анубис. – Если ты не доверяешь мне, то иди к рыбине и сиди на её хвостах. Я не обязан прочищать тебе мозги и выслушивать, что собаки – дураки! – эмоционально выпалил он.

– Остынь… – мне было стыдно, я приподнялся, положив руку на его плечо. – Остынь, чувак.

Он послушался. Налил себе ещё стопарь «Мессии» и влил в пасть.

– У меня есть причина злиться на тебя, но я помогу тебе в этом деле. Может, тогда… кое-кто, наконец, перестанет… – он икнул, – смотреть в твою сторону.

Я ни черта не понял из его последней фразы, спустив всё на алкоголь. Анубис явно не умел пить. Уж это-то я заметил.

– Так как быть? – спросил я, желая получить инструкцию к действию, пока он был ещё относительно трезв.

– Идти на охоту. Я подготовлю всё необходимое. Завтра. Ночью.

========== ИКРА 2. Пробуждение. IV ==========

Вечером я снова направился к ней, не желая оставлять Соррел одну. Она встретила меня в пустой прихожей, одетая в тунику и с влажными волосами. Я дотронулся до её горячего бедра, и она поднялась на мыски, чтобы поцеловать меня. Босоногая. Только что принимала душ. От неё ещё пахло шампунем.

– Ты… такая соблазнительная, рыжая. Если бы я был праведным христианином – провозгласил бы на тебя анафему… – вкрадчиво проговорил я в её бархатистое ухо и запустил руку под тунику, скользя пальцами по внутренней стороне её бедра.

– У тебя изощрённые комплименты, – вполголоса ответила она, улыбаясь уголками губ.

– Переезжай ко мне, – предложил я.

– Но… – О, как я не хотел слышать от неё сомнений, оправданий и неуверенности!

– Не нужно ничего особенного с собой набирать. Просто побудь со мной какое-то время. Ну, пожалуйста… – проныл я, не останавливая игру пальцев по её внутренним струнам.

И она согласилась. Согласилась лишь на один день. На одну ночь. Но этого казалось мне вполне достаточно. Я мысленно ощутил торжество, не сомневаясь в своей будущей победе.

Я привёл её домой. Домашние умело скрывали свои эмоции, не придавая лишнего внимания моим гостям. В конце концов, они видывали многое за годы моего пребывания в старших классах школы, да и позже, чего скрывать. Сейчас в их глазах я был бездельным прожигателем жизни без постоянного места работы, и появление девушки на ночь глядя – было вполне логичным и естественным.

Я впустил её в свою сумрачную комнату, не затрудняясь, чтобы включить свет. Её силуэт был идеален на фоне незашторенного окна, такого же одинокого, оголённого, как мои внутренние провода, надорванные, искрящиеся, готовые с секунды на секунду воспламениться. Я хотел растворить её в этой темноте, чтобы она впиталась в моё опустошённое тело, как эта ночь, как мрак, сокрытый в моей душе. Но солнце её волос прорезало мою ночь, солнце её ослепляло. Я горел, я сгорал дотла всякий раз, когда она одаривала меня взглядом своих глаз, обдавала теплом дыхания, нежностью касаний. Я сжигал сам себя, я горел вместе с моим внутренним Богом. Она убивала его во мне. Вот он горит, горит на кресте. Иголки по телу взбираются к затылку, покалывают татуировку на шее. Это ли не любовь, когда исчезает всё, сгорает за ненадобностью? Губительно больно и опьяняюще прекрасно! Мы как антонимы друг друга, цвета на контрасте, колючее и мягкое, дикое и домашнее, как возбуждение и спокойствие, холодное и горячее, тьма и свет. Мы взаимоисключали схожести, неся каждый свою миссию, играя свою исключительную роль в жизни друг друга.

Капли дождя, брякающие по карнизу нотами расстроенного фортепиано, усмиряли мои взбудораженные мысли. Разложенный холостяцкий диван молчал в тёмной тишине комнаты, пружины его не скрипели, не танцевали ритмичный клубный танец. Он застыл как сама ночь, погрузившись в туман, как наши фигуры, одетые, лежащие на «пионерском» расстоянии, умиротворённые и почти недвижимые. Лишь волосы наши спутались. Рыжие проникали в синие, красные оттенки огня гасли в ультрамариновом холоде, каштановые отблески вспыхивали в кобальтовом море, как лучи надежды.

Она уснула. Я сел на край дивана, звучно, резко вдохнул порошок из жбана и поставил его на тумбочку. Ночное небо окрасилось пурпуром, и я понял, что пора… Мне предстояла охота.

Анубис ждал меня у подъезда. Он был одет в кожаные мотоциклетные брюки, на поясе у него висела верёвка, нож и небольшая сумка, словно бы под какие-то инструменты. Невдалеке стоял чёрно-красный спортивный мотоцикл. Анубис кивнул «доберманьей» головой, чтобы я следовал за ним. Сев на мотоцикл, он вручил мне рогатый шлем, с открытыми пазухами для глаз, носа и рта. Нахлобучив демоническую маску на голову, я сел позади него и нерешительно коснулся его мохнатой спины, ощутив, какая у него короткая и одновременно гладкая шерсть.

– Держись крепче, – рявкнул он, чувствуя мою неуверенность.

Мотор забурчал, и стальная стрела рванулась вперёд. Мы стремительно гнали по чудовищно узким улочкам, едва не цепляя мятые мусорные баки, скользя по индиговым лужам, которые сейчас отражали нелепое пурпурное небо, мы чудом входили в крутые повороты на 90 градусов. Дыхание моё срывалось, когда быстрые потоки влажного воздуха врывались в нос. Я беспомощно, по-рыбьи, открывал рот, понимая, что вот-вот задохнусь. Я уткнулся шлемом в шерстяную спину Анубиса и закрыл глаза, отдаваясь во власть его мастерства и везения. Ехали мы недолго. Анубис сбавил скорость, дав мне возможность отпрянуть от его спины, и заглушил мотор. Я сбросил рогатую маску, отдав её Анубису, и внимательно осмотрелся. Это был ничем непримечательный тёмный проулок, где между домами виднелся проход во двор, заставленный пурпурными мусорными баками. Глухая тишина немного пугала. Лишь оборванные объявления шелестели на стенах при полном штиле. С низкого карниза слетел проснувшийся голубь.

– Пур-пурпур… – проворковал он, поднимаясь в устрашающее небо.

– Нам придётся спуститься в канализацию под её домом, – пояснил Анубис и полез в мотоциклетный ящик. – Змеи обычно живут в канализации недалеко от жилища жертвы.

Анубис добыл из ящика накрытую полотнищем клетку и строго посмотрел на меня.

– Что в ней? Приманка? – бросил догадку я.

– Да. – Он сдёрнул ткань.

В клетке зашипел небольшой чёрный зверёк. Ниппер. Я видел похожего на улице. Сейчас я заметил, что он скорее напоминает лемура, нежели крысу или кошку.

– Ниппер? – спросил я.

– Это мой домашний питомец. – Пояснил Анубис и, предупреждая дальнейшие расспросы, добавил: – Будем приманивать им голодного змея. Если в течение суток кормить ниппера сушёным имбирём, который нипперы очень любят, кстати, то они начинают пахнуть, как самка-девственница.

Про себя я тут же подметил, что животное, пожалуй, доминирует в моём искусном друге, когда он назвал человеческую особь «самкой», но ничто человеческое ему было не чуждо. Он протянул мохнатую руку-лапу к клетке, а ниппер открыл свою многоуровневую игольчатую пасть и высунул длинный тонкий язычок, лизнув лапищу хозяина. Я качнул головой, удивляясь умильной картине.

– Ему не грозит опасность? – поинтересовался я.

– Нет, – Анубис уверенно растянул брыли в подобии улыбки, – я же не оставлю его совсем одного со змеем-переростком.

Анубис сунул клетку с ниппером подмышку и прошёл сквозь щель между домами в небольшой квадратный двор, заваленный мусором. Кособокие баки корчились от обратной перспективы, мелкий мусор парил в воздухе, а железные трубы, из которых капала на асфальт индиговая вязкая жидкость, содрогались глухим звоном при каждом нашем шаге.

– Вот этот, – сказал Анубис, поставив клетку с ниппером на асфальт, и наклонился к водосточному люку. – Помоги.

Я согнулся, просунув кончики пальцев в щель между люком и асфальтом, и потянул. Люк был тяжёлый. Вдвоём мы еле-еле сдвинули его в сторону. Анубис стряхнул с шерстяного лба выступивший пот и по-собачьи высунул язык, пытаясь отдышаться. Первым в круглое отверстие, из которого проникал желтовато-зелёный холодный свет, спустился Анубис. Я сел на край, свесив ноги вниз и, прицелившись, спрыгнул. Здесь пахло закисшими фруктами. Длинные кишки труб уходили во все стороны. По стенам тянулись длинными лентами трубы поуже. Я, скорее, ожидал кромешной темноты, луж по колено и гор дерьма вперемешку с кишащими крысами-мутантами, но здесь было почти уютно. Разве что лампы по периметру широкой трубы давали холодный гнилостный свет и беспрерывно пощёлкивали, мигая.

– Дискотечно… – попытался пошутить я.

Анубис зажал подмышкой своего приятеля в клетке и достал из сумки на ремне потёртую мятую карту. Она с шорохом раскрылась в его лапах, поразив меня сложнейшим орнаментом переплетений чертежа. Я непроизвольно присвистнул.

– Дойдём до точки, которую я отметил, и оставим ниппера там. – Пояснил Анубис.

Я старался идти тише, без разговоров, без шуршаний. Чётко двигался прямо по следам Анубиса, дыша ему в спину. Я настолько увлёкся этим планомерным и ровным вышагиванием, что почти забыл о сути нашего движения. Когда он резко остановился, я едва не впечатался в его массивное рослое тело.

– Тсс, – недовольно оскалился он, поведя острыми купированными ушами.

Знаками, какими в боевиках обычно общаются спецназовцы на заданиях, он дал понять мне, чтобы я оставался на месте. Сам же, сгруппировавшись, он прокрался вперёд и скрылся за угол. Я ждал. Через минуту ожидания я стал подумывать, что никогда не выберусь из канализации, даже имей я его карту. А уж если он решит меня здесь бросить, я, возможно, не умру, но превращусь во «французского мерда» («р» – утрированно картавое). Я ещё раз повторил про себя слово «мерд», прочувствовав его, представляя, как низко бы я пал, выживая в катакомбах.

– Дерьмовая жизнь, – раздался сзади меня голос. Это был Анубис. – Дерьмовое занятие – примерять на себя подобные роли.

– Ты… читаешь мысли? – смутился я.

– Нет. Всё написано у тебя на лице, – усмехнулся он. – Я оставил ниппера недалеко. Теперь будем наблюдать.

Он присел на пол. Я сел рядом с ним. Он выудил прибор, похожий на карманную приставку. Экран транслировал клетку ниппера и то, что происходило вокруг.

– Умно, – подметил я.

Он довольно сощурился.

– Это надолго. Возьми, – он протянул мне прибор, – наблюдай. Если увидишь что-то странное – буди.

– Ты спать собрался? – удивился я.

Анубис ничуть не смутился, откинул голову на плавно закругляющуюся стену и закрыл глаза. Позавидовав умению ликантропа расслабляться в неудобной позе и в подобных ситуациях, я сосредоточился на мелком экране. Изображение периодически поводило рябью. Я видел, как ниппер тёмным пятном сначала суетился в клетке, потом сел вылизывать гениталии. Картинка страшно пикселила, а постоянно мигающие лампы добавляли существенные помехи при наблюдении. Время тянулось медленно, а глаза между тем уставали. Я выругался, глядя на гордого Анубиса, восседающего недвижной статуей – лишь только грудная клетка мерно поднималась в такт его дыхания. Сейчас он был живым египетским изваянием, застывшим в вековой медитации. В левом углу экрана светились цифры часов. Я понял, что всё это действительно надолго и привалился спиной к стене. Немыслимо долго, невозможно нудно. Пиксели на экране начинали доводить меня до боли в затылке, до ощущения, что в голове моей, как в зрелом яблоке, копошатся червяки. Я не мог уже сосредоточиться на изображении, которое регулярно мигало гнусным зеленоватым светом и подрагивало. Мысли о червяках стали почти осязаемыми. Мне казалось, что ещё немного и череп мой лопнет, а мозги вперемешку с червями разлетятся по бетонным стенам, забрызгав моего приятеля-ликантропа. И в этот момент, когда я готов был запаниковать от навязчивых ощущений и безысходности, червь материализовался на мониторе прибора. Я толкнул Анубиса локтем, попав ему под рёбра. Тот охнул и глянул на экран. Моментально спокойствие покинуло его. Мышцы его напряглись, и он бросился вперёд. Я за ним, свернули за угол, ещё поворот. Стремительный спринт. Впереди я различил маячащее мучнистое тело, замершее над ниппером в клетке. Ниппер пронзительно верещит. Змей-червь, по-видимому, в недоумении. Застыл. Наконец, увидел нас, но поздно. Анубис мастерски метнул лассо. Оно охомутало змея, стянув петлёй его скользкое бледное тело. Он извивался, подбрасывая себя дугой, как дикий бык. И, помня недавние события в комнате Соррел, я с разбегу прыгнул на него, боясь, что он снова выскользнет и уйдёт. Он подбрасывал меня, пытаясь скинуть с себя, хлестал концом хвоста. Удары его приходились мне по спине, по бокам. Я почти прочувствовал себя ковбоем на родео, когда он вновь подкинул меня вверх, но потом вдруг истошно закричал. Я отлетел в сторону, видя, что змей упал, скрутившись клубком. Анубис стоял над ним, держа в руке нож. Под ногами ликантропа лежал отрубленный кусок змеиного хвоста.

– За что? – проплакал червь-переросток.

– Но… это не он! – спохватился я, разглядев, наконец, голову змея. – Это не он, – закричал я, поднимаясь.

– Я не он! – истерично вторил змей.

Щекастая и пухлая физиономия искажалась муками боли и, возможно, несправедливости.

– Так вас здесь много что ли? – я не нашёл ничего лучшего, чтобы спросить.

– Канализация большая. Она простирается на весь город, – проохал пойманный червь, – но в этом районе обычно охочусь не я, а… другой… – он страдальчески посмотрел мне в глаза, – он сильный. Все боятся заходить на его территорию, но сейчас он ушёл.

– Что значит ушёл? Он был здесь буквально вчера! – недоверчиво рявкнул Анубис, демонстративно поигрывая ножом.

– Был, – голос змея дрогнул, – он был, но сегодня я не почувствовал его присутствия, я унюхал лишь аромат старой девы…

Я изогнул бровь, глянув тайком на нетронутую клетку с ниппером.

– Как это старой? – возмутился Анубис, как будто его это как-то оскорбило.

– Здесь пахнет старой девой, – скромно и как будто застенчиво произнёс змей.

– Вот ведь! – рассерженно всплеснул руками Анубис. – Обманул торгаш. Уверял, что имбирь свежий… Свежий… – скаля зубы, промямлил он. – А он старый… – ликантроп зарычал, поведя острыми ушами.

– А где этот? Который ушёл? Знаешь куда? – спросил я.

Змей отрицательно затряс головой.

– Я не знаю. И вам не советую искать его. Он очень сильный и… древний. Мне говорили, что он настолько стар, что… был пастухом Жанны Д’Арк.

– Пастухом? – переспросил я.

– Да… образно выражаясь, пас её, как овцу. Жрал, по-нашему, – пояснил Анубис. – Значит, на рыжих специализируется.

В тоннеле трубы нависла тишина. Лампочки мигали, червь плакал, сжавшись в комок.

– Что со мной будет? – боязливо спросил он.

Анубис посмотрел на меня, дав понять, что решать мне.

– Он ведь ничего больше не знает? Значит, он нам не пригодится, – сделал вывод я.

Змей от этих слов захныкал, вжавшись в покатую стену.

– Отпусти его, – решил я.

– Отпустить? – удивился Анубис. – Это как-то… Это что?

– Это закон равновесия. Политика невмешательства. Называй, как хочешь. Он для меня ни хороший, ни плохой. Он создан таким… для чего-то. Отпусти его, я сказал.

Червь оживился, не веря своим ушам.

– Как знаешь, – Анубис отрезал ножом верёвку и бросил свирепый взгляд на червя. – Улепётывай, пока я не передумал.

Червь напрягся всем телом. Лицо его покраснело от натуги, потом раздался щелчок, и я увидел, что на месте отрубленного хвоста, вырос новый, свежий, нежного розового оттенка. Змей задвигался и пополз прочь. Анубис направился к клетке с ниппером, который пищал, приветствуя хозяина. Ликантроп начал любезничать с шерстяным комком, сюсюкать, словно бы минуту назад не был грозным и решительным зверем, готовым без сожалений раскромсать червяка-переростка. А я смотрел вслед удаляющемуся ползучему существу. Змей остановился на секунду, обернулся… И я мысленно, но отчётливо услышал его «Спасибо».

Анубис вывел нас из подземелья в тот же самый квадратный двор, где был оставлен мотоцикл. Была ещё глубокая ночь, хотя мне казалось, что мы провели в трубах канализации добрых пять или шесть часов. Анубис услужливо решил доставить меня домой тем же способом. Мы больше не разговаривали. Я ощущал утомление. И, нахлобучив шлем-маску, впал в размышления. Одно мне было ясно совершенно точно – охота не удалась.