Текст книги "ИКРА (СИ)"

Автор книги: Марик Войцех

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)

Глаза переростка наполнились удивлением и неустанно вращались. Голова скользнула, но не упала, задержавшись, вися на недорезанном шматке кожи. Большой вес головы она не выдержала, пластичная кожа лопнула, и голова покатилась по земле.

Солнце хитро пробралось во двор и ударило в глаза. Вокруг ни души: только метровые сугробы и стая воробьёв радостно чирикала на кусте, а рядом на газоне лежала огромная снежная глыба, грязная и подтаявшая, лишь немногим напоминающая голову какого-то великана.

Покончив с Поглотителем, я двинулся на поиски бара, адрес которого прочёл на флаере. Возле метро я решил поймать машину. Ко мне прытко подбежал смуглый парень, на ломаном русском предлагая машину. Я кивнул. Он прошёл между припаркованных авто и жестом пригласил меня садиться. Я приоткрыл дверцу, в лицо ударил горячий суховей. Контраст между температурой на улице и микроклиматом в машине разительно отличался. Я устроился на сиденье, пристегнулся, вдыхая иссушающий воздух горячей пустыни. Расстегнул куртку и снял шапку. Знойный смуглый юноша сел рядом, завёл машину и включил бархатную восточную музыку, которая звенела в моих ушах колокольчиками, переливаясь песнопениями. Через лобовое стекло я смотрел на дорогу. Мы ехали по жёлтой пыльной пустыне, обгоняя караванщиков с верблюдами. Яркие напевы, сочные мелкоузорчатые орнаменты бедуинов, жар, дышащий в лицо и водитель слева от меня, впавший в состояние шаманизма прямо за рулём, перенесли меня из Москвы на улицы Древней Палестины. Петляя по улочкам, он, наконец, остановился, выключил музыку, пока я рылся в карманах в поисках денег. Денег обычных я не нашёл, вместо привычных бумажек, в карманах звенели монеты. Я добыл их, разложив на ладони. Припомнить так и не смог, откуда они у меня – какие-то древние монеты, словно я выудил их из раскопок археологов, с изображением агнца и остроконечной звезды. Я посмотрел на водителя, протянув ему ладонь. Он кивнул. Тогда я высыпал монеты в его бедуинскую руку и вылез из машины. Оглядевшись по сторонам, я несколько раз ковырнул носком ботинка жёлтый песок. Поодаль виднелась деревянная вывеска с вырезанным силуэтом рыбы. Она покачивалась на ветру и печально скрипела. Под вывеской находился низкий проход, ступеньками ведущий вниз по узкой улочке. Я пригнул голову и спустился по каменной, местами треснувшей лестнице. Она привела меня в небольшой дворик, где на стене дома висела рекламная доска. На ней шрифтом, имитирующим арамейскую письменность, было начертано: «Икра Святой камбалы. Скидки».

– Пойдём… – раздался вкрадчивый голос. Я узнал тембр Профита.

Он прошёл под своды входа, едва задев меня плечом, обернулся и пригласительным жестом, позвал за собой в темноту. Я повиновался. Чернота обволокла меня на мгновение и стремительно растаяла. Мы стояли посреди помещения с приглушённым освещением. Вокруг за небольшими столиками сидели люди. Вернее, при беглом взгляде они показались мне обычными людьми. Впереди виднелась барная стойка. Профит уверенно зашагал, ведя меня за собой.

– Я привёл его… – тихо проговорил он молодому бармену с миндалевидными глазами цвета маслин. – Позови её.

Тот удалился, а Профит повернулся ко мне, облокотившись на стойку, втянув через трубочку из стакана фиолетовую жидкость.

– Будь любезен, она всё-таки твоя мать…

Незнание не поставило меня в тупик. Лишь проснувшийся интерес щекотал внутренности. Она появилась из темноты. Совершенно двухмерная, плоская женщина-рыба. Тело её покрывала перламутровая сине-зелёная чешуя, которая богато переливалась. Человеческая кожа проступала лишь на лице, шее, обнажённой груди и кистях рук. Низа девы-рыбы я не увидел, предполагая наличие хвоста, как у русалки, но как она ходила на нём вертикально, я даже не старался понять. Голову её, как накидкой, скрывала чешуя, но человеческое лицо открыто наблюдало. Дева Камбала изучала меня холодными глазами. Глаза эти виделись всем глубоко духовными, отражающими устойчивость к мирским страстям и отсутствие чувственности, но мне они виделись пустыми и безразличными, неживыми глазами и ничего не отражающими. За спиной её я разглядел семь гарпунов, торчащих из раненной чешуи, как напоминание о пережитой когда-то боли. Или… она постоянно испытывала боль, терзая себя, я не знал.

Она положила кисть руки на столешницу, прикрыв что-то ладонью. Пододвинув ко мне, она убрала свою тонкую руку и односложно проговорила:

– Вот…

Передо мной лежало удостоверение, напоминающее по форме студенческий билет. На пурпурной корке золочёными буквами всё той же стилистической арамейской вязью было написано «Свидетельство о рождении». Я взял свидетельство в руки и открыл на первой странице. Моя фотография три на четыре: недовольное лицо, полное невозмутимости и пирсинга, грязные волосы выбились из-под зелёной шапки.

– Нигде не умеют снимать на документы, – подытожил я, усмехаясь.

Далее в графе родители числилась в пункте «мать» Дева Камбала, а графа «отец» пустовала. Я снова рассмеялся и попросил карандаш. Бармен с миндалевидными глазами услужливо бросился искать его под барной стойкой и протянул мне обрубок графитного карандаша. Сжав обрубок пальцами, я нацарапал в графе «отец» словосочетание «Святой Дух». Оставшись довольным собой, я язвительно спросил Деву Камбалу:

– Как ты можешь быть Святой и Непорочной, если я твой сын?

Она не ответила, лукаво поведя холодными глазами и слегка улыбнувшись, развернулась и ушла.

– И где ответ? – разочарованно спросил я, обращаясь к Профиту.

– Это верх неприличия и неуважения, – ответил Профит, оторвав губы от трубочки, и напиток внутри неё побежал вниз. – Хорошо, что никто не слышал, – проговорил он, качнув головой в сторону сидящих в полутьме.

– Схлопотал бы пиздюлей? – не унимался я, скаля зубы.

– А как ты думаешь? Они – её паства. Истинно верующие и почитающие, причащающиеся её икрой.

– Верно… как я мог забыть… – пробурчал я, – …опиум для народа.

Профит допил фиолетовый напиток, окрасивший его губы в тон, и мы вышли через запасной выход. Он вёл прямиком в пустыню. Снаружи гулял сильный ветер, рвущий волосы Профита, оголяя его гладкие скулы и надбровные дуги. Ветер со злобой пытался сорвать с меня куртку, он катал по земле шары перекати-поле такие же фиолетовые, как губы Профита. Игнорируя непогоду, возле входа столпилась толпа страждущих, ищущих благословения Девы Камбалы, желающих причаститься её икрой.

– Интересно, – шепнул я Профиту, борясь с порывами ветра, – если бы они знали, – я кивнул на толпу, – что у меня в кармане лежит целая банка Её порошка…

– Они разорвали бы тебя на части… – закончил он, отвечая на недосказанный вопрос.

========== Семь.IV ==========

С того дня, когда я столкнулся во дворе с Поглотителем, в природе произошли позитивные изменения. Солнце стало ярче и теплее, днём накаляя балкон моей комнаты. С крыш обрушивались пласты тающего снега, грохоча по карнизам и вдребезги разбиваясь о холодную землю. Надвигалась весна. Тело ощущало её на уровне корпускулов. Под дворниками припаркованных автомобилей появились глянцевые журнальчики «Флирт», предлагающие прелести для нуждающихся. Особенно реагировали на зарождающуюся весну девушки, всем показывая, как голодны они, истосковавшиеся за долгую зиму до сладострастия. Я быстро шёл в потоке спешащих людей, когда глаза мои выцепили из толпы ничем не примечательных разномастных спин девичью попу. Худая, подтянутая, плотно втиснутая в светло-салатовые джинсы, она источала феромоны так, что не унюхать их мог разве что человек с серьёзным нарушением обоняния и чутья. Это и называется «smells like teen spirit». И этот запах вёл меня за собой на поводке. Я лишь могу предполагать, куда бы он мог увести меня, если бы кто-то властно и одновременно с нежностью не схватил меня за плечо. Я повернул голову. На уровне глаз, совсем близко, появилось незнакомое бесполое и утончённое лицо, обрамлённое длинными чёрными волосами с приложенным пальцем к губам в знак ненарушаемого silentium’а. Что-то магнитом потащило меня, не выпуская руки из руки, пока я и незнакомка не очутились в обшарпанном подъезде старого здания, предназначенного на снос. Только здесь в лестничном проёме меж этажами, когда за треснувшим окном резко опустилось индиговое небо, незнакомка спросила:

– Не хочешь удовлетвориться?

И она распахнула плащ. Лишь длинные сапожки на шпильках и распахнутый плащ – больше ничего. И я запоздало понял, что местоимение ОНА здесь не годится, потому что у Незнакомки был неимоверно длинный изогнувшийся дугой член. Он подрагивал, двигаясь, загибаясь сильнее, и входил в вагину, расположенную чуть выше пупка. Соски Незнакомца при этом сморщились, он облизнул губы и издал нечленораздельный стон.

– Спасибо, конечно, – насколько мог иронично, учитывая ситуацию, произнёс я, – пожалуй, как-нибудь сам справлюсь.

Незнакомец рассмеялся.

– Твои убогие потуги смешны, дорогой. А у меня есть все необходимые приспособления. Я тысячелетиями удовлетворяю себя и других так, как ты даже не можешь себе представить в самых смелых фантазиях.

– Не стоило было тащить меня сюда по такой ерунде, – брезгливо проговорил я.

– Ерунда? – вкрадчиво и томно сказал гермафродит. – У меня есть кое-что получше, для искушённых…

Гладкое скульптурное лицо исказилось, и из-за шеи Незнакомца выскользнули длинные осьминожьи щупальца с присосками.

– Он послал меня убить тебя… – торжествующе проговорил гермафродит, – но сначала я наиграюсь с тобой вдоволь. Ты будешь живой корчиться одновременно от боли, мук и сладострастия.

Он выбросил вперёд щупальца, которые секунду назад плавно колыхались за его спиной. Щупальца безрезультатно хлестнули по плиточному полу. От удара отвалилась облезающая со стен краска, лоскутками поплыв к потолку. Следующий удар щупалец оказался более быстрым, сорвав с меня куртку и рубаху, оголив торс.

– Слаааадкий… – протянул Незнакомец, – я насыщусь тобой без остатка.

Я опрометью понёсся вверх по ступеням, перепрыгивая индиговые лужи, сочащиеся из углов дряхлого дома. Вверх, вверх, перепрыгивая ступени. Грудь моя вздымалась от быстрого подъёма, сзади я постоянно ощущал дыхание тысячелетнего Сладострастия. Оно неспешно преследовало меня, смеясь, словно играя в любимую игру. Наверняка, если бы Незнакомец захотел, он молниеносно схватил бы меня своими скользкими щупальцами, запихнув их во все имеющиеся на моём теле дыры. Пути назад не было. С разгону я споткнулся о неудачно забытый кем-то трухлявый стул с облезлым сиденьем, схватился за перила, удержавшись на ногах, зло метнул стул в поднимавшегося по ступеням гермафродита. Он заслонился щупальцами, стул разлетелся на щепки. Лестница не кончалась. Виток, пролёт, ещё виток, ещё. Чего я ждал в конце бесконечной лестницы? Я лишь отсрочивал неминуемый поединок, потому что сдаваться я не собирался. Чувство собственного достоинства вкупе с унижением, испытанным при принудительном оголении и глупом длительном бегстве шипучим негодованием поднимались в груди. “Самому должно быть смешно – бегу от мужика на каблуках и с вагиной на пупке. Он – обычная проблядь, – успокаивал я себя, – а что делают с…”

Идея, прокравшаяся в мозг незаметной мышью, казалась дерзкой и опасной. Но попробовать стоило. Я остановился в лестничном проёме возле уходящего к далёкому потолку окна и трезвым голосом проговорил, обращаясь к пластично двигающейся твари.

– Я передумал. В конце концов, бежать некуда, – я развёл руками. – Только я хочу начать сам. Не привык, знаешь ли, чтоб меня самого… ну ты понимаешь.

Незнакомец снисходительно улыбнулся, цокая каблуками по ступенькам. Он явно был доволен собой, о чём не преминул сообщить:

– Не привык я, чтоб от меня бегали. Не беспокойся. Обещаю, тебе будет очень хорошо, а потом… Я лишь щёлкну выключателем. Это совсем не больно…

Я кивнул самому себе, подавляя брезгливость и дав существу подойти ко мне. Важно лишь проявить свою уверенную инициативу. Я импульсивно дотронулся до его нежной руки в районе локтя и, приблизив своё лицо, горячо дыша ему в висок, прошептал какую-то скользкую пошлость, вложив в этот шёпот столько актёрской страсти, сколько мог. Он удовлетворённо закатил глаза, подставляя шею, щупальца затрепетали. Но вместо того, чтобы начать вожделенно целовать, я с силой толкнул его в грудь, придав ускорения своим непрекращающимся напором. Он выбил спиной надтреснутое стекло и вылетел за пределы окна, но ловкое щупальце метнулось и схватило меня за предплечье. Меня толкнуло к разбитому окну, мелкие стёкла ранили мне тело. Тварь болталась за окном, истошно крича, изрезанная, беспомощно вращала щупальцами, хлестая по стенам, но цепляться они могли лишь за гладкую кожу. Вес твари с силой тянул меня вниз. Свободной рукой я потянулся за торчащим куском стекла и, выломав его из трухлявой рамы, всадил в приклеившееся ко мне щупальце. Скользкую конечность отсекло, я упал на холодный плиточный пол, а тварь, вереща, полетела вниз. Крик удалялся, и, наконец, раздался глухой удар.

Наступила тишина. Я сидел на пыльном полу, изрезанная рука кровоточила, на другой проявился большой синяк, похожий на засос. Я поднялся и высунулся из выбитого окна. Далеко на земле сломанной куклой лежало тело, картинно разбросав щупальца и чёрные волосы. Пустые глаза широко смотрели в никуда. Найдя обрывок своей клетчатой рубахи, я затянул порез. Шаги мои эхом раздавались в пустынном здании, когда в высоких окнах забрезжил рассвет.

В пролёте между первым и вторым этажами я нашёл свою куртку, надел её, зябко поёжившись от прохладной ткани. Обрывок рубахи насквозь пропитался кровью. Голова кружилась. Я вспомнил про жестяную баночку в кармане и, выйдя под утренний свет, опустился на колени, поставив банку перед собой, чтобы не рассыпать. Открыл её одной рукой и, взяв пригоршню, стал посыпать кровоточащую рану. Кровь пенилась, засыхая в порах кожи. Я плотно закрыл банку, убрав в карман. На пальцах оставались крупинки порошка, я поднёс пальцы к носу и резко вдохнул их.

Вернувшись утром домой, ощущая полное опустошение, я плюхнулся в кровать и тотчас же уснул.

========== Семь.V ==========

Проснувшись днём, я пообедал под неустанным сверлящим взглядом матери и отправился пройтись, дабы выветрить болезненные сновидения. Всё тело отчего-то ломило, в груди прокатывалась неопознанного характера тревога, я старался глубоко дышать и, когда тревога достигала апогея, я сжимал пальцы до хруста, останавливая дыхание. Солнце грело темечко под шапкой, я остановился и стянул шапку с головы, ожидая, что прохладный весенний воздух остудит мысли. Изъяв жестяную баночку из кармана, я долго смотрел на изображение рыбы на крышке. И, решившись, положил на язык несколько гранул.

Аккуратно ступая, с лёгкостью перепрыгивая лужи, я быстро двигался, когда в переулке возле метро ко мне обратился человек среднего возраста. Он налетел на меня и, подняв взгляд из-под прозрачных овальных стёкол очков, проговорил:

– Прости… Ты ведь Лука?

– Откуда Вы знаете меня? – спросил я, изучая его лицо, ища в нём знакомые черты. Но либо я совершенно не помнил этого человека, либо он слишком изменился с нашей последней встречи.

Губы его превратились в ниточку от улыбки.

– Тебя все знают. Ты нынче… суперзвезда… – загадочно добавил он.

Я продолжал изучать его: сутулый, худощавый, горбатый нос, очки, блестящая лысина, обрамлённая тёмными волосами, влажные белёсые глаза. Вид и энергетика выдавала в нём представителя скорее технической интеллигенции, нежели творческой.

– Посмотри… – хитро сказал он, поведя в сторону одними лишь слезящимися глазами.

Проследив за его взглядом, я увидел, как у покосившейся низкой ограды, шелушащейся краской, жмутся друг к другу пучеглазые низкорослые существа с изогнутыми когтями на босых ногах.

– Мелкие бесы панически тебя боятся, – ответил он, – после того, как ты убил четверых моих собратьев.

Возможно, глаза мои метнули молнии, потому что мелкие бесы бросились на утёк, а на месте, где они только что жались, едва справляясь с дрожью, натекли индиговые лужи, в которые падала пурпурная краска с искорёженной ограды. Я отвернулся, не скрывая брезгливости во взгляде. Вместо представителя технической интеллигенции рядом со мной стояла косматая тварь с мелкими рогами. Его выпуклые креветочные глаза уставились на меня из-под пушистых шевелящихся бровей. Я оглядел его сверху вниз: рубаха с бродячим декольте, короткие штаны, к поясу которых привязана тыквенная фляжка, и косматые босые ноги, обутые в сабо, ногти на пальцах загибались вовнутрь.

– Ты знаешь, зачем я пришёл к тебе? – вкрадчиво вопросил он.

– Чтобы убить меня… – прошептал я.

– Нет, – ответствовал он, – я не такой кровожадный, как мои собратья. Но, как ни крути, ты убил их, и я требую сатисфакции. Но не торопись доставать из-за спины очередной режущий инструмент.

– А что ты предлагаешь?

– Выпить со мной. – Брови от предвкушения зашевелились быстрее. – Всё крайне просто. Мы пьём. Кто кого перепьёт, тот и победил.

Я неуверенно кивнул. Он уныло повёл меня к ближайшей рюмочной. Внутри было накурено, у столиков почти недвижимо стояли существа, когда-то бывшие людьми. Языки их, похожие на змеиные, опущенные в странную зелёную жидкость, ритмично шевелили раздвоенными концами. Глаза остекленели, лица припухли и покрылись синевой.

– Они поддались мне… – пояснил мой креветочноокий приятель. – Какая печа-а-аль, – протянул он, приглашая меня за стол у стены, махнул когтистой лапой, подозвав разносчика.

– Ты так ловко разделался с моими собратьями, что я впервые за несколько веков вышел из уныния, что мне совсем не свойственно. Ты понимаешь… – он играл словами.

А между тем на стол встали две высокие стеклянные колбы с зелёной жидкостью.

– И… как принято, первый тост – за знакомство! – он схватил лапищей колбу и осушил её до дна.

Я последовал его примеру. Иного не оставалось.

Между тем он начал углубляться в разговоры, будучи любителем развести демагогию, он болтал и философствовал, критиковал, жаловался, придумывал теории и сам же их опровергал. Выпив 5 колб с зелёным пойлом, отвратительным на вкус, я, к своему удивлению, заметил, что не пьянею. Должно быть, причиной тому была икра Святой Камбалы, которой я так удачно причастился заранее.

– Вот как жить в такой стране? Вот тебе как?

Я молчал, внимательно сверля его взглядом, сосредотачиваясь на деталях и окружении, не давая ему затащить меня в рутину размышлений. Я чувствовал, что в его словах спрятаны капканы, которые прищемив палец, отхватят руку.

– Валить отсюда надо. Только куда? – Он пытался вовлечь меня в рассуждения. – Нас нигде не ждут. Разве что… в Австралии – осваивать необъятные просторы пустынь, разводить страусов. Но мы-то с тобой знаем, что это не вариант. Там ведь депрессивные кенгуру сами бросаются под колёса проезжающих фур. В ночи, когда их одолевает уныние, они понимают, что выхода нет, от себя не убежишь. Так вот они, влекомые инстинктом, находят одинокие трассы посреди пустыни, прыгают под колёса. И… хрысть! – он издал хлюпающий звук. – Их внутренности разбрасывает по капоту. А главное, всем всё равно. Людям плевать. Люди, они по природе своей, злые. Знаешь, вот тебя любят сейчас, обожают, возносят! – лапищи его артистично поднялись, демонстрируя помпезность. – Ты считай, Святой! Или нет? – он хитро пробуравил меня круглым глазом. – А завтра они узнают тебя получше, возненавидят и, глядишь, прибьют к позорному кресту. – Он сплюнул на кафельный пол, слюна зашипела, разъев в месте плевка воронку, как от упавшего снаряда. – Но не переживай, потом они снова возведут тебя в ранг Мессии, потому что на Руси любят великомучеников. Только ты с этого ничего не получишь.

Он причмокнул и осушил колбу, какую по счёту я уже не мог сказать. Мне пришлось последовать его примеру.

– У нас тут неспокойно стало за последние годы. Тут из-за банды феминисток-рецидивисток такой сыр-бор разгорелся. Шлялись без свидетельств. А это не порядок. Это не по уставу. Так и не знают до сих пор, что с ними делать. Поймали их в храме этом вашем пафосном, – он снова с омерзением сплюнул на пол, – назвали содеянное «непотребством». А бабёнки в цветных масках ноги позадирали – баловство малолетское. Так вот повязали их – а они без свидетельств. У нас непотребства творить, как и чудеса, можно только засвидетельствованным Самими. Вариантов-то немного. Два. Вот у тебя что в графе отец написано?

– Не вижу связи между моей графой и твоими феминистками, – съязвил я.

– А я расскажу…

Я достал свидетельство, раскрыв на листке, где были вписаны родители.

Рогатый постучал когтем по столу.

– Какая связь говоришь? А такая. В графе «отец» – пусто.

Я посмотрел на лист. В графе матери неизменно значилась Дева Камбала с вклеенной фотографией, но моё карандашное хулиганство про «святого духа» пропало, не оставив и следа.

– Вот… – подытожил пучеглазый, – не по уставу потому что. Не канон. Отца никто никогда в глаза не видел, и запрет есть на изображения его и упоминание всуе. – Он прохрипел, давясь, но продолжил:

– А в храме том, где девки бесчинствовали, Его фейс во весь купол забабахали. Выводы сам делай…

– Ваш Бог не прошёл фейс-контроль… – устало рассмеялся я, взбалтывая в колбе гнусную жижу.

Рогач поперхнулся, закашлялся. Он долго и мучительно кряхтел, стуча кулаком по торчащей из-под рубахи волосатой груди, и прохрипел:

– Это вашшш… – и он зашёлся исступлённым кашлем. – Наш… Лукавый… но он… не обрёл ещё истинную силу… – задыхаясь, исповедовался он.

Я понимал, что он взболтнул лишнее. Что-то важное сейчас в словах душило его, бурля. Он продолжал натужно кашлять, схватившись за горло и уменьшаясь на глазах.

Он проиграл эту дуэль. Выйдя из прокуренной рюмочной, я вдохнул полной грудью. На город спустился вечер. Рюмочная закрывалась. Я побрёл к дому, лишь сейчас ощущая тяжесть в голове, спутанность в языке и вялость в ногах.

========== Семь.VI ==========

Когда я проснулся, Профит сидел на крае моей кровати и гладил кота. Почувствовав спиной моё пробуждение, он повернулся и проговорил:

– Я дежурил, чтобы тебя не беспокоили. Вый зол и ищет тебя. Он силён, я боялся – он ворвётся в твои сновидения. Вчера ты погубил пятого его слугу. И этот пьяница ляпнул больше, чем имел на это право.

– Кто этот Вый? – спросил я, приподнявшись на локте и продирая глаза.

– Он седьмой. И он – нечто большее, чем просто седьмой. Он невоплощённый…

Профит как всегда говорил загадками, ответы на которые я должен найти сам.

– И? – я нахмурил брови, снимая влажную потную майку.

– Тебе не уйти от него. Он прислал метку.

Я проследил за движением его головы, ища, где она может располагаться. Но Профит приподнялся, видя мою растерянность, подошёл ближе и положил руку мне на шею.

– Здесь, – приглушённо сказал он. – И он был здесь. Я почувствовал и пришёл.

Окончательно проснувшись и протрезвев, я стал рыться в тумбочке, нашёл небольшое зеркало. В отражении маячил чёрный перевёрнутый крест.

– Что теперь? – спросил я, ощупывая татуировку, появившуюся на моей коже в одночасье.

– Мне придётся отвести тебя к нему, – печально ответил Профит.

– Мне придётся убить его! – с твёрдым убеждением проговорил я.

– У него есть единственная слабость… – вкрадчиво начал Профит, – он боится поражения. Он знает, что проиграть нельзя, потому что на кон поставлено слишком многое. Он не готов к смерти.

Я хмыкнул.

– Не слишком-то это обнадёживает.

– Выверенное безрассудство спасёт тебя… – пролепетал Профит и, отвернувшись, снова стал наглаживать кота. – Одевайся. Нам пора.

Мы незаметно вышли из подъезда на улицу, индиговые лужи на ярком жёлтом песке неприветливо расходились кругами. Колючий ветер веял в лицо, песчинками забиваясь в ресницах, бровях, спутанный волосах. Ботинки в брызгах от мартовской грязи сейчас ступали по песчаным насыпям. Редкие фигуры закутанных в ткани бедуинов без лиц проплывали мимо. Я едва различал знакомые здания. Они потонули в песке почти наполовину, некоторые покосились, как пизанские башни. Фиолетовые верблюжьи колючки торчали из песка. Профит отломил одну иссушенную солнцем колючку и отправил в рот. Он с хрустом надкусил её, расплывшись в улыбке, и тут же прядь его иссиня-чёрных волос окрасилась фиолетовым. Его расслабленность слегка подбодрила меня. Немного уверенности в себе мне не помешало бы. Я последовал его шальному примеру, сорвав колючку и сунув в рот. Приторный сок растёкся по языку. Профит рассмеялся, показывая пальцем мне на волосы. Фиолетовая прядь свисала на глаза.

Мы преодолевали барханы цвета ацтекского золота и вскоре спустились вниз на уходящую к горизонту улицу, поднимающуюся в гору. Песок не засыпал её. Лишь индиговые лужи разливались по асфальту. Мы долго шли в гору по ней, но, увидев на бетонной стене нарисованный пурпурной краской перевёрнутый крест, свернули во двор. Там оказался ничем не примечательный тупик с сетчатым забором. Профит вскинул указательный палец. Я поднял голову. Погнутая пожарная лестница вела вверх.

– Ты уверен? – спросил я, не имея никакого желания лезть ввысь. С детства не слишком-то люблю высоту.

Он кивнул. Я ухватился, подтянулся, забравшись на первую перекладину.

– Ты… – посмотрев на Профита, стоящего внизу, я отчего-то понял, что дальше он не пойдёт со мной. Это не его война. Я не знал, куда иду и что будет со мной, но уже сейчас испытал ноющую тоску по этому существу в чёрном свитере с синими полосками.

– Мне нельзя… – печально проговорил он.

Но я уже знал это.

– Я вернусь, – уверенно сказал я, сильнее сжав руками ржавую перекладину.

Я поднимался вверх. Долго. Бесконечно долго. Мне уже начало казаться, что в реальном мире сменилось несколько поколений, а я всё лезу ввысь. Край крыши неожиданно вырос перед моим носом. Ступив на плоскую поверхность, местами покрытую вездесущими лужами, я посмотрел вниз, но как ни вглядывался, земли не разглядел. Оглядев крышу, которая по размеру походила на гигантскую парковку, заметил далёкую фигуру. Она ожидала меня, обдуваемая песчаным суховеем. Твёрдым шагом я направился к ней.

Фигура, не дожидаясь моего приближения, тоже пошла мне навстречу. Она делала уверенные быстрые шаги. В такт, в ритм, нога в ногу с моими.

– Ты Вый? – крикнул я. Песчаный ветер словно проглатывал звуки.

Остановившись напротив, фигура откинула капюшон пурпурного плаща… Это… это был я!

– Удивлён? – спросил Он, лукаво подняв бровь.

– Это не твоё лицо, – проговорил я, выдавливая каждое слово.

– Как и не твоё, – язвил Он. – Так чьё же оно? Ты ворвался в мой мир, посеял смуту. Все кричат: «Мессия пришёл!» – Он театрально развёл руки в стороны. – Поубивал моих подопечных. Возгордился собой… не так ли? Нравится? – хитро улыбаясь уголком рта, Он ожидал от меня чего-то.

– Зачем я тебе? Зачем метка?

В этот миг шея зачесалась, покалывая, напоминая о перевёрнутом кресте.

– Я скажу тебе, но потом… если будет «потом». Не начинай, если не уверен, что готов дойти до конца. Кое-кто ещё хочет свести счёты с тобой. – Он рассмеялся и отступил назад в непроглядное облако золотистой пыли.

Как только пола плаща Выя скрылась в пылевой завесе, ко мне вышло нечто уродливое, кособокое, скрюченное, кифозно-скалиозное, на двух тонких длинных ногах держалось обнажённое женское тело с проступающими рёбрами, три пары костистых длинных рук, тонкая шея, оканчивающаяся головой в форме разностороннего треугольника, пара неодинаковых глаз под углом в сорок пять градусов. Ассиметричное лицо, искажённое… Я искал в мыслях, чем же оно может быть искажено, и вдруг осознал.

– Зависть… – процедил я себе под нос.

– Не могу понять… твоя к нему или его к тебе, – хихикнула она, прихрамывая и надвигаясь.

Она долила масла в огонь, разожжённый Выем. Я готов был порубить всех местных уродов на куски. Но начать сегодня стоило с неё.

– Мой крестовый поход ещё не окончен! – заорал я.

Искривлённая тварь издала вопль баньши и метнулась, выбросив вперёд руки, стремясь ухватить меня за шею. Я отклонился назад, избегая её взвившихся плетьми рук. Ладонь почувствовала тепло самурайского меча. Позолоченная цуба с изображением карпа блеснула, когда я молниеносно выхватил катану из ножен. Всю свою праведную ярость я направил на остриё клинка. Тварь выводила пируэты, вращая руками в безумном танце. Я наступал. Но руки-крылья били, яростно свистя в воздухе. Когти её рассекли мне губу. Я ощутил медный привкус крови во рту, а смерч из рук вновь двигался на меня. Клинок рассёк воздушное пространство перед собой, и первая рука баньши отлетела в сторону. Из раны хлынула зелёная кровь, попала мне в лицо, защипала кожу. Зависть вопила, сотрясая крышу. Звук её голоса резонировал в барабанных перепонках, готовый разорвать их. Я мучительно сжал уши, отступая, на минуту оглохнув. И она бросилась, ожесточённо лупя руками, прорезая воздух. Я с холодным расчётом двигался вокруг неё. Настал момент, и я вновь рубанул. Вторая рука покатилась в сторону. Тварь орала и, как мельница, крутила «лопостями». Я отскакивал, прогибался, высекал искры из бетонного покрытия, промахиваясь, когда она вёртко угрём уходила от удара. Я начинал понимать её нехитрую стратегию, вернее отсутствие таковой. Очередной пируэт, обманный бросок и неожиданный выпад принесли мне сразу два трофея. Две руки отвалились, орошая крышу зелёной жидкостью. Теперь тварь выглядела совсем не страшной, скорее убогой. Обычная, двурукая, горбатая, измученная. Мне стало жаль её, когда она издала истошный вопль, столь пронзительный, полный печали и тоски, что на закалённого в боях воина должна была напасть глубинная и непреодолимая слабость. Но я снова рубанул. Пятая рука упала в лужу, забрызгав густой мутной жижей мои потрёпанные джинсы. Тварь повалилась на спину, поджав ноги, истекая зеленью. Сил, чтобы кричать, у неё не осталось. Она лишь поскуливала, попискивала… душераздирающе, мучительно, страшно. Минутная слабость породила довод о бессмысленности содеянного. Подозрения и догадки обрушились на меня… Пока не появился Он. Аплодируя, подошёл, остановившись возле меня, сокрушённо стоящего над изуродованным телом, которое было ещё живо…

========== Семь.VII ==========

– Ты доказал. Теперь я вижу, что ты и вправду тот, кто есть.

– Спаситель?.. – усмехнулся я. – Но… кого я спас?

Вый повёл желваками на скулах и с силой вдавил каблук ботинка в кривое лицо едва живой Зависти. Кости хрустнули, писк затих, и тело её расслабилось.

– Я долго ждал тебя. Ты даже не можешь представить сколько. Так не умеют ждать любовники. – Он искривил рот в подобии улыбки. – Теперь мы воссоединимся.