Текст книги "Сепаратисты (СИ)"
Автор книги: Марик (Ма Н Лернер) Лернер
Жанр:
Боевая фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)
– А устав для университета?
– Тоже сложность, – удивился Стен. – Возьмешь в Синенде, отредактируешь. В упрощенном виде две параллельные структуры: административная и академическая. В администрации (обслуживании, бухгалтерии, снабжении) – один зам. В академической (обучение и исследования) заведующей кафедрой избирается. Вроде так было в университете. Оба зама подчинены президенту и имеют право обжалования его решений в Попечительском совете. Все, – сказал, проглядев и отдавая бумагу с записями. – Если сложность какая заходи, посоветуемся. В будущем. А пока забирай заждавшихся юристов и излагай им от своего имени все это, предварительно выслушав историческое завещание крайне внимательно. Может я чего мимо ушей пропустил.
Уна послушно поднялась, бросив на него неодобрительный взгляд. Она рассчитывала все-таки начать вместе и в очередной раз просчиталась.
Обойдешься, решил Стен. Если уж наваливать, так сразу. Справишься – молодец. Нет – ничего не поделаешь. Рубить хвост собаке по частям из жалости он не собирался. Теперь назло лично ему все сделает в лучшем виде – проверено. С каждым требуется обращаться по-своему. На Макса гавкнуть, Лайсу польстить, а Уну разозлить. Люди все разные и общенародный характер существует исключительно в анекдотах.
Диплом не самое важное для руководителя, в экономике он трудится, в армии или в политике. Высокий уровень интеллекта? Уже горячее, но ошибаются, думая, что это важнейшее качество. Без честолюбия, желания доказать всем окружающим свое превосходство, целеустремленности, выдержки, находчивости, умения принимать решения – всего того, что называется лидерскими качествами не пробиться. А без желания бороться с трудностями и побеждать лучше не начинать.
Он посмотрел Уне в спину и мысленно усмехнулся. Лекция прочитанная ей о заместителях абсолютно правдива. Беда в бесконечном размножении бюрократии. Все желают иметь помощников рангом ниже, спихивая сложности на них. Есть ведь еще вариант обвинять того в неудачах и приведших к катастрофе решениям. А что? Я не виноват! Из этого существует один выход – ограниченный бюджет. Штатное расписание не резиновое, а высшее командование не заинтересовано раздувать количество чиновников.
Кстати! Она ведь не слышала о возможности назначать себе жалованье. Какой бишь там пункт в завещании? Не важно. Забавно потом проверить, сколько положит лично для барышни Клейменовой. Поспорил сам с собой, что зайдет посоветоваться исключительно по данному вопросу, стесняясь оценить свои труды самостоятельно и выкинул всю историю на ближайшее время из головы.
Интерлюдия
То и дело звучат жалобы, что телефон имеет 'уши'. Слишком уж часто деловые разговоры становятся достоянием абсолютно посторонних людей. Телефонистки не смотря на обязательство сохранять конфиденциальность частенько делятся услышанным. При поступлении на службу каждая барышня дает подписку о соблюдении тайн и все равно многие не способны удержаться и не распустить язык.
Изловить виновницу весьма трудно. Любая барышня, сидящая в аппаратной, легко может присоединить себя, или кого угодно к любому разговаривающему абоненту. Если даже телефонистку застанут, в момент подсоединения к какому-нибудь номеру, она всегда может найти объяснение, говоря, что решила проверить, занят ли этот абонент. Вот и обвините такую барышню в подслушивании. Затем 'старшая дежурная' то и дело обходит столы работающих. 'Дежурные' даже могут в любой момент присоединиться к какой угодно телефонистке, проверяя ее, не разговаривает ли она с абонентом.
Только изловленная с поличным барышня несет должную кару, а такие случаи бывают крайне редко. В недалеком будущем построят автоматические станции, однако до поры до времени лучше уж не обсуждать секреты по телефону. Откровенно говоря и дешевле без них обходиться. При условии следования нашим советам…
Журнал «Радио».
Глава 13. Глен Быстров. Специалист по пожертвованиям. 2698 г.
Угольный бассейн Логлина залегает в предгорьях Срединного хребта Скалистых гор. Там добывают камень прекрасно подходящий для получения кокса, используемого в сталелитейной промышленности. Шахтеры проживали по соседству с забоями в построенных компанией домах, приобретали продукты и вещи в магазинах принадлежащих компании и даже выпивали в кабаках, содержащихся компанией.
Дело в том, что месторождение было открыто одним из первых и возникающие вокруг шахт постройки целиком и полностью принадлежали компании. Как и доктора, учителя, охранники и прочие служащие. Все они получали в ней жалованье. Депо и железнодорожная ветка также являлись собственностью компании.
За двадцать восемь лет эксплуатации месторождения погибло свыше тысячи восемьсот шахтеров. В среднем почти в два раза чаще, чем в других местах. Судьи и следователи не замечали нарушений и в упор не видели, что шахтерам платили за уголь, но не за установку крепей и не за плотницкую работу. В результате происходили несчастные случаи и компания не считала себя виновной не в чем.
Тридцать лет назад губернатор отдал весь район в качестве концессии двух хитрым и приятно воспитанным людям с хорошими связями. У этих без опасений можно было принять увесистый портфель, набитый денежными знаками. Они и в дальнейшем поддерживали замечательные взаимоотношения с высшей властью на Патране, не забывая присылать дорогие подарки на праздники или по самым разным поводам.
Взятки? Разве можно назвать столь грубым словом многолетние взаимовыгодные отношения? Взятка – это когда дают толстую пачку денег за какие-то действия. А хозяева компании много лет вручали профилактически. Если не считать льготной концессии на пятьдесят лет они всего раз и воспользовались помощью губернатора в разгоне работников. Зачем привлекать войска? Потом придется платить больше. Проще иметь собственную полицию. Недовольных быстренько вразумят и законы здесь не действуют. Кроме указаний хозяев.
Называлась компания незатейливо: 'Реймон и Марвин' и со временем отстроив собственные металлургические заводы и имея почти дармовой уголь, заняла серьезнейшее положение на рынке. На самом деле, условия если и отличались в худшую сторону, то не сильно. На шахте в принципе трудиться удовольствие ниже среднего. Не требуется даже выслушивать красочные повествования Пастухова или других удравших из забоя на войну.
Работа тяжелейшая, в лавках обманывают, постоянно штрафуют, обманывают при определении веса угля, недоплачивая. Хуже всего, что во время войны достаток у шахтеров поднялся. Пышущие жаром жерла домен требовали бесконечных вагонов с углем, темпы добычи наращивались и для любого шахтера отсутствовали слова: 'нет работы'. А значит и он каждую неделю получал свой увесистый конвертик с трудовыми 'коронами' с гордостью принося заработок домой.
Это не просто абстрактные бумажки, это отсутствие задолженности в продуктовой лавке, хороший праздничный обед. Новое платье для жены, ботинки и учебники для детей. Он совсем не хочет для них своей участи: с десяти лет в шахту. Конечно, детишки в коммерческое училище не попадут – это сколько ж собрать требуется, уму не постижимо, но образование вещь не лишняя. Бригадиру без умения читать, писать, считать никак нельзя. А уж приказчиком либо продавцом и вовсе без ентой науки не обойтись. Нет – важнейшее дело и жалеть нельзя. Пусть дети живут лучше родителей, для того и старается.
Деньги это и возможность посидеть спокойно за кружкой пива с приятелями, не задумываясь о завтрашнем дне. Сходить в храм, будучи не хуже прочих одетым. Случается, задумывается, не пора ли приобрести новый пиджак с жилеткой. Сколько ж можно ходить в одном по выходным? Жене сшили платье, а он разве в кустах найденный?
У него не стучит в голове одна мысль, где взять монету на покупку картошки, керосина или еще какой необходимой мелочи. Он даже принимается откладывать на тяжелый день с каждой получки. Живут они не хуже прочих и много лучше, чем многие деревенские. Иначе бы не приходили наниматься в драных тряпках и с голодным видом. Сам-то он вырос уже здесь, на шахте и ту жизнь помнит смутно, однако отец рассказывал – еле-еле до нового урожая могли протянуть на их участке земли. А когда дед помер и делить то нечего. На троих места не осталось. Вот отец и подался в шахту, и не прогадал.
Все было хорошо, пока война не закончилась. Вот и поверишь невольно: 'Кому война, а кому мать родна'. Все. Кончился хороший заработок. Не требуется уголь в таких огромных количествах. Не выпускают больше бесконечное количество металла, идущего на снаряды, корабли и многое другое. Шахтеру не особо важно рельсы железнодорожные выходят с машиностроительного завода или артиллерийские орудия. Заказов нет, получается, перестали закупать и уголь.
А на что жить, если дела у компании пошли плохо? Они ведь либо шахту закроют, либо людей поувольняют. Могут и расценки срезать, будто до сих пор переплачивали. Это паровозу в топку сколько положено, столько и запихнешь. И то после плохого угля придется долго отскабливать решетки. А человек скотина выносливая. Заставят, способен научиться жить и на меньшее жалованье.
Так хозяева думают, однако не так правильно для шахтеров. Они не желают голодать и детей своих слушать, когда те просят поесть. Сердце не каменное и бывает плохо кончается для всех подобное. И бьют, и вешаются, и милостыню уходят просить, забыв о достоинстве. Нет. В данном случае сообщение об уменьшении издержек за счет шахтеров людей врасплох не застало. Срезать жалованье на 20 %? Не бывать этому! Давно ожидалось и они готовились.
А к чему? К забастовке вестимо. Нашлись люди способные уговорить (по хозяйски подстрекнуть) прекратить работу. И люди неглупые. Коли одна шахта остановится, в момент всех уволят и наберут безработных с округи на тот самый уменьшенный на пятую часть оклад. Найдутся, кому уже сейчас нечем семью кормить. Поэтому горячку пороть нельзя.
Перво-наперво договориться с другими шахтами, сорганизоваться и только тогда выступить совместно. А это не так просто, полиция концессии недаром хлеб жует и большие деньги получает. Два десятка человек, собирающихся обсудить подробности близящегося выступления в момент свинтили и в каталажку бросили. И ведь кто-то из своих сдал товарищей, не иначе. За лишний кусок.
Казалось бы все. Проиграли шахтеры. Ан нет. Нашлись мудрые головы и обратились в Лигу ветеранов. Арендаторам помогли? Чем шахтеры хуже? Мы одной крови и наши тоже воевали. Кое-кто. Немного. А те и не стали претензии предъявлять. Было за что. Не так давно агитаторов Лиги из концессии турнули и ни одна собака и не подумала вступиться и помочь. А полицейские избили бедолаг, так что двое в больницу попали и никаких свидетелей. На то и расчет имелся у забастовочного комитета. Не мог не отрастить Шаманов со своими парнями огромный острый зуб на руководство концессии.
Так и казалось. Он внимательно выслушал и обещал помочь. При соблюдении некоторых условий. Вполне ясных. Подчинение забастовочного комитета Лиге, выполнения их требований (куда денешься) и запрет на отельные договоры с хозяевами. Бастуют все шахты, иначе проку не будет. Вполне логичное и обоснованное требование. Для добивающихся своих прав шахтеров, такие хуже предателей. За их счет свои проблемы решают.
Глен соскочил из товарного вагона, проследил за своими ребятами, привычно рассредотачивающихся вдоль эшелона для охраны. Караулы выставлять их учить не требуется, как и уставам. Знал кого отбирать. Золота в вагонах нет, а все одно требуется внимательный присмотр и карабины не для проформы. Материальные ценности не только в драгоценных металлах складируются.
Помог спуститься Гейдре Акатовой и мысленно подивился судьбе. Вот уж не знал, не ведал еще пару лет назад, что его услуги будут приниматься одной из известнейших патранских аристократок, как само собой разумеещееся и всю дорогу знаменитость будет старательно его пытать разнообразными вопросами. Если честно, вблизи прославленная женщина производила несколько отличное от газетного впечатление. При всей своей прогрессивности Глен не считал нормальным постоянное разгуливание в мужской одежде и чрезмерное курение деревенского самосада.
Да и поведение, хм… Похоже недаром говорили, что мадам предпочитает не вполне традиционный образ жизни и к мужчинам испытывает мало интереса. В том самом смысле. Насчет разрезать и зашить она любого примет. Все-таки близкое общение заставляет совсем иначе на людей смотреть. В газетах читать про первую женщину-хирурга добровольно отправившуюся в захолустную больницу и получившую там бесценный опыт пригодившийся потом на фронте интересно. А вблизи с такими людьми предпочтительней не сталкиваться.
Ей интересны профессиональные соображения и твои чувства абсолютно не волнуют. Доктора вообще по жизни черствые и циничные люди, иначе слишком тяжело. Примешься принимать чужие страдания слишком близко к сердцу недолго и до кладбища, сердце не железное, но от женщины хочется участия и тепла. Слава Мраку она ему ни с какого бока не родственница и, скорее всего, сталкиваются в последний раз. Упаси Бог угодить к такой на операционный стол. На войне специализировалась на полостных операциях, а вернувшись на челюстно-лицевой хирургии. Тьфу-тьфу, не про нас будь сказано.
Он без особого удивления обнаружил на окраине поселка рытье окопов. Наметанный глаз моментально вычленил опорные пункты и наличие позиций для пулеметов. Становилось все интереснее. Находясь в отрыве от основного поля сражения и занимаясь несколько другими вещами, он был не в курсе имеются ли они в наличии или это такое специально изобретенное занятие для местного населения. Пока руки заняты голове думать незачем. Нормальнее армейское поведение – загрузить личный состав работой, поменьше дурь в башку приходить станет.
На самом деле он был всерьез впечатлен увиденным. Одно дело разговоры: 'Вот мы всем покажем' и совсем другое реальные действия. Команданте Шаманов слов на ветер не бросал. Не одни шахтеры прекратили работу, агитаторам не потребовалось много красноречия, прежде чем встала железная дорога к шахтам и часть сталелитейных заводов. Там также объявили о снижении жалованья для работников. А кто не желал уходить с работы, того вразумляли и нередко больно. Разговоров Глен наслушался от паровозной бригады по дороге достаточно и они его не беспокоили. Когда полиция концессии ребра пересчитывает за лишнее слово нормально? Вот и обратное не вызывает удивления.
И что особенно любопытно, все предприятия участвующие в забастовке относились к 'Реймон и Марвин'. На глазах расширяющейся Сталелитейной корпорации никто не предъявлял ультиматумов. Наверняка тамошние работяги внимательно следили за результатом забастовки, но поддерживать ее не спешили. Вполне официальный профсоюз под патронажем Лиги ветеранов выбил приемлемые условия у хозяев объединения. Не замечательные, отнюдь не все требования удовлетворили, но пример был серьезный.
В руководстве 'Федерации промышленных рабочих' очень даже по заслугам оказались Стеклов, Бодрев и Щедров. Фамилии достаточно ему знакомые. Лично сталкиваться не доводилось, тем не менее парни из своих – ветеранов и членов Лиги. Зря что ли забастовочный комитет пришел именно к Шаманову? Репутация его укреплялась и не пустыми обещаниями.
После прекращения пропуска железной дороги товарных поездов более трехсот вооруженных полицейских на службе концессии ворвались на узловую станцию с приказом открыть дорогу. Стрельба по людям встретила отпор со сторону членов Лиги ветеранов. Произошло самое настоящее сражение. Полиция потеряв свыше двадцати человек убитыми и ранеными поспешно отошла. Ведь совсем другое дело убивать безоружных или встретить не менее серьезную силу. Попутно спалили саму станцию и огромное количество транспортных вагонов. Кто это сделал выяснить не представлялось возможным. Убытки огромны, а к ним приложили руку обе стороны. Вот только компании вышло больнее.
Подконтрольные Рогачеву, а также популистам газеты, неожиданно обнаружившие потерю избирателей, поддержавших действия Лиги, срочно перестроились. Теперь журналисты громко возопили о злоупотреблениях и отсутствии контроля над концессией и действиями ее хозяев. Посылать войска, как это было лет пятнадцать назад, губернатор не решился, слишком неприятная атмосфера сгустилась на острове. Не одни безответные работяги чего-то требовали, промышленники острова почти открыто поддержали забастовщиков, а в 'Правде' напечатали открытое письмо ста выдающихся общественных и культурных деятеля Патрана с призывами всячески поддержать шахтеров в справедливой борьбе.
Тысячи людей несли в фонд организованный Лигой в поддержку поддержку забастовщиков вещи, деньги, продукты. Длинные списки жертвователей регулярно печатала 'Правда' и по самым приблизительным прикидкам общая сумма нередко оторванных от скудного заработка капиталов превысила 160тысяч 'корон'. Чуть ли не впервые жители острова в едином порыве помогали не родственникам и не членам своего Клана, совершено посторонним людям, борющимся за свои права.
Перегнешь палку, быстро сообразил наделенный хорошим политическим нюхом губернатор – взрыв неминуем, а уж от имущества многих компаний останется пустое место и пожарища. Лига ясно продемонстрировала это на железной дороге, уничтожая собственность компании. Тем более и намеки насчет концессии со стороны известнейших людей острова не оставляли места для сомнений.
Они протопали по дороге к бывшему шахтоуправлению, где сейчас заседал стачечный комитет. На входе нарвались на вооруженного охранника со смутно знакомым лицом. Рядом торчала кучка добрых молодцев с шахтерскими обушками и недвусмысленными ухмылками. Полезешь напрямую, обязательно вмешаются, а получить такой штукой по башке никому не хочется.
Люди были не столько злые, сколько отрабатывали обязанность, но само их присутствие наводило на определенные мысли. Впрочем, как и два сгоревших дотла здания по соседству. Из одного нехорошо несло очень знакомым запахом прожаренного мяса. Кого-то там оставили, не выпустив из огня. Нормальное такое поведение, прикинул Глен. Теперь здешним точно дороги назад не было.
А куда бедолагам было деваться, когда администрация наняла выгонять людей осенью из домов? В палатках долго не протянешь. После нападения на один из таких лагерей и гибели трех рабочих, женщины и ребенка весь район шахтеры совместно с Лигой наглухо перекрыли и вооруженная полиция концессии неизвестно куда испарилась. Скорее всего, кто сбежать не успел в том доме и отдыхают. Потом расследуй, не расследуй, никто ничего не скажет. Все замазаны. Несчастный случай приключился, ага. Шаманов большой специалист по ним.
А вообще количество разнообразного и хорошо заметно возбужденного нешуточно народа вокруг здания настораживало. В переулке собралась немаленькая толпа, тут же торчали женщины, а по дороге им встретилось несколько вооруженных патрулей. Что-то происходило и люди ждали.
Тыканье стоящему на входе в нос документами не помогло, все было проделано по правилам. Часовой кликнул начальника. Вот этого Быстров знал прекрасно. Максов парень. Из лично завербованных и чуть ли не родной деревни Геллера. Может и правильно, свои люди рядом всегда надежнее. А лучший способ делать карьеру – это работать на того, кто рвется вверх. Он сам не тем же занимается? Да и вся их команда. Уровень выше, суть неизменна.
– Подождите, – сказал разводящий, показывая на стулья в приемной и выразительно взглянув на женщину, облаченную в мужской костюм и с медицинской повязкой на рукаве.
Глен сделал вид, что не понял удивления. Отчитываться перед людьми ниже его по положению он не находил нужным. Да и лишнее это, поднимать ветер раньше времени. Пусть Стен сам принимает решение.
Парень стукнул легонько в дверь, оттуда высунулся Макс и, углядев Глена, кивнул ему.
– Скоро, – сказал негромко и втянулся назад, ничего не объясняя.
Напротив сидели трое с угрюмыми лицами и в мундирах полиции концессии. Видимо их и поджидали с дубьем снаружи благодарные за все ранее замечательное принесенное в их жизнь шахтеры. Полицаи не могли не догадываться, что их ждет, если последует команда и их присутствие здесь было неспроста. Что-то всерьез крутится в кабинете Шаманова.
Сидеть не хотелось, пялиться на нервно щупающих кобуру типов тоже и Быстров подошел к стене, где висело напечатанное объявление. После вступления явно вышедшего из-под пера главного редактора 'Правды' перечислялись требования забастовщиков.
1. Признание профсоюза и отсутствие наказаний для участвовавших в забастовке.
2. Увеличение на 10 % оплаты за отгрузку установленного тоннажа: каждый шахтер должен получать плату за тонну добытого им угля, а не за час.
3. Введение восьмичасового рабочего дня.
Двенадцатичасовая смена считалась на концессии нормальным делом. Реально уходило еще больше, считая подъем-спуск и пункт четвертый.
4. Оплата 'мертвой работы', когда затраченное на крепеж ствола шахты время не компенсировалось.
Это было самое жуткое на концессии и вообще шахтах. Без крепежа забоя обрушение могло пройти в любой момент. Люди серьезно рисковали жизнью, относясь беспечно к правила безопасности. В то же время слишком усердствовать – не выполнишь норму. Чем глубже залегает уголь, тем выше давление. Подпорки не всегда выдерживали огромный вес пластов и в таких случаях своды обрушивались, погребая заживо оказавшихся в забое шахтеров.
5. Запрет частной охраны и распространение на концессию общих для острова законов. И еще, и еще… Надо ж: 'Вежливое обращение'. Вконец одурели. Жди!
Глен хмыкнул, представив себе хозяина, обращающегося к шахтеру на манер монарха: 'Вы не соизволите нарубить уголек?' или 'Будьте любезны проследовать вниз, а то смена уже час как началась, а Вы пьяны'.
В прошлый его приезд требований было меньше. А теперь отмена штрафов, выборы бригадира из своих, чтобы начальство не обманывало при определении веса добытого угля, разрешение на открытие магазинов, не относящихся к концессии – это он мог поставить лично себе в заслугу. Считай выполнено. Потом администрации от чужих торговцев избавиться будет крайне сложно.
Дверь приоткрылась и Макс махнул рукой подзывая. Гейдра поднялась, но он зашипел нечто невнятное, останавливая. Больше всего смахивало на нежелание пускать ее в принципе. Быстров на пределе слышимости поймал злобное: 'Мужлан!' и на ходу торопливо пообещал всенепременно доложить в лучшем виде.
– Я держу слово, – говорил в кабинете Шаманов, обращаясь к страшно худому и седому пожилому человеку с неприятнейшим взглядом. От подобного взора начинают моментально реветь дети и пугаются вполне взрослые, – когда я обещаю сделать что-нибудь, все знают, я приложу все силы для достижения обещания. Сказал, заставлю человека отвечать за свои поступки – выполнил. Я вас предупреждал и если продолжится, я сумею приструнить и вас. А рычаги имеются. Глен!
– Да?
– Объясни-ка, с чем ты приехал.
– Продовольствие привез для наиболее бедствующих, – в недоумении ответил тот. – Все документы честь по чести, – он полез в полотняную сумку на боку, – и кто жертвовал и где приобрел.
Что-то происходило и до него не доходило что именно. Уж Стен прекрасно знал подробности. Идея таскать с собой радиста с оборудованием была не особо революционной, важность связи и обязательное наличие радиста под боком Шаманов осознал на войне, но кому это надо при наличии телеграфа и телефонов? Да вот не везде они имеются, а иногда срочно поступающие сведения не предназначены для всеобщего сведения.
Команданте явно сдвинулся на секретности. В 'Доме Лиги' работали специальные курсы радистов. Средневолновые станции облегченного типа, изобретенные профессором Плавиным, выпускались из мастерской некого Серова, входящей во все растущую фирму Ветровых. Они отправляясь в самые разные концы Патры. Сколько это могло стоить Быстров не представлял, зато сборка-разборка агрегата укладывалась в два часа и передачи никто не мог проконтролировать. В особо важных случаях станции Лиги (а их уже было не меньше десятка) применяли еще шифрование, используя две одинаковые книги. Не зная точно название произведения постороннему невозможно прочитать текст.
– Просто скажи!
– Шестьсот тонн грузов. Месячный рацион, – поняв, что требуется доложить подробно, продолжил Глен, – из расчета на человека: 8 кг муки, 1 кг сахара, 1 бутылка растительного масла, 100 грамм чая и по 15 банок мясных консервов.
– Сколько еще вы способны кормить всех? – злобно спросил седой. – Пятнадцать тысяч шахтеров у них семьи. Пять тысяч металлургов и не меньше тысячи железнодорожников, включая работников депо. Это под сто тысяч человек!
– Не знаю, – легко согласился Шаманов, – но на пару месяцев пороху хватит. Люди готовы поддержать бастующих. 'Федерация трудящихся' выделяет деньги, крестьяне везут продукты. Вы еще не поняли? Голодом нас не прошибешь, полиция может бить безоружных, а при столкновении с обозленными шахтерами разбежалась. Губернатор и тот мычит, а ничего не предпринимает.
– А вдруг скомандует?
– Пятнадцать лет назад в побоище погибло двести человек. Я предупреждаю – при повторении займутся лично вами. Не людьми в форме. Инструмент вещь неодушевленная. Топором можно рубить дрова, а можно головы. Кто оплатил преступления, тот и виновен.
Так, сообразил Глен. Это у нас Марвин. Мог бы и скорее догадаться. Второй концессионер много старше и давно в маразме.
– Угрозы? – брюзгливо поинтересовался худой посетитель.
– Я открыто заявляю в присутствии свидетелей….
– Ну да, – в суде ваши люди подтвердят! – воскликнул Марвин. – Жди.
– … иногда приходится прибегать к таким мерам, которые не входят в обиход жизни нормальной… Если нормально не понимаете, есть разные рычаги. Кровь она взывает к отмщению. Странно было бы связывать себе руки, когда противник не соблюдает правил. Я учусь у врага, но отвечаю не буквальным повторением его действий – с двойным и тройным давлением. Силу вы уже пробовали, вышло только хуже. Теперь название фирмы оплевывают и в Шиоле. Убийство женщины и ребенка! Сколько не досчитались потом охранников? Заверяю, половина разбежалась, когда уяснила насколько опасно связываться с организованной мощью.
Хватит! – сказал Стен решительно. – Не обязательно любить друг друга, чтобы сотрудничать. Настало другое время. Нравится или не нравится, считаться с работающими на компанию придется и обирать их настолько нагло уже не получится. Не думайте, что мы всегда будем поддерживать рабочих. Мы выступаем на их стороне только тогда, когда они правы, будь то во время подъема или кризиса.
Хорошее заявление, подумал Глен с невозмутимым лицом, покосившись на дверь. Правильное. К счастью, шахтеры его не слышат. В принципе обирание продолжится, только чуть менее наглое.
– Что такое рентабельность я представляю и слишком завышенные требования убрал, хотя и мог оставить для торговли. Зато остальное не обсуждается. В конце концов, никто от вас не требует чего-то ужасного и невыполнимого, – после паузы устало сказал Шаманов. – Обычные условия, существующие в других местах. Из-за своего бессмысленного упрямства вы потеряли уже миллионы. Хотите продолжать всего лишь чтобы не снижать жалованье? Ладно бы еще требовали повышения. А это…
– Вы так легко разбрасываетесь чужими доходами, – с интонацией гремучей змеи пробормотал Марвин.
– Сталелитейная корпорация ввела в результате переговоров с 'Федерацией трудящихся'…
Читай с Лигой и лично мной, Шамановым, мысленно поправил Глен.
– … девятичасовый рабочий день и не разорилась, хотя налоги совсем другие. У вас они заметно меньше и в фонды земства вообще ничего не отчисляется.
– Мы сами строили дома для рабочих! За свой счет.
Совсем что ли за идиотов принимает? – удивился Глен. Тридцать лиг в любом направлении и за пределами концессии именно дома стоят, не бараки. Здешнее убожество и на Карене бы засмеяли. А там нищета – жуть.
– Производительность труда выросла на шахтах почти на 15 % после принятия новых условий, – пропуская реплику мимо ушей, продолжил Стен. – Кто хорошо получает не заинтересован терять место и желает нарубить еще больше замечательного 'черного золота' – угля. Боитесь убытков – продайте свою компанию Корпорации. Я с удовольствием сведу и процента за посредничество не потребую.
– Ты! – взвыл, вскакивая Марвин. – Я знал, ты не на себя работаешь. На этих, – он потряс рукой и разразился жуткой бранью, не находя приличных слов для Сталелитейной корпорации.
– Записывай, – посоветовал Макс Быстрову еле слышно, с интересом прислушиваясь. – Где еще, как не от высококультурного человека, такое богатство выражений услышишь. Метрополия – кладезь духовности.
– Решили подъехать сбоку? Вот почему губернатор не реагирует на происходящее. Так не бывать этому, – старик отшвырнул стул и выскочил за дверь. – Не продам!
– Проводи, – приказал Шаманов Максу, – а то нам потом отвечать, непременно ведь побьют. Я гарантии безопасности обещал.
– А ведь его здорово прижало, если сам явился, – возбужденно воскликнул Глен. – Взяли мы компанию за яйца!
– Хитрость в том, что он два-три месяца перетопчется, если на принцип пойдет. Забьет на убытки и сядет наблюдать за нашими потугами удержать голодных от работы. Сто тысяч человек на пожертвования долго не прокормишь. Как скоро они уже ко мне претензии предъявят?
– Слушай, – нерешительно сказал Быстров, – мы в натуре с этими буржуями в паре работаем?
– Договориться со мной можно, – пробурчал Шаманов, – купить нельзя. Если одни капиталисты помогают против других и нам это откровенно на руку, почему Лиге не воспользоваться? Связи в губернаторском дворце, деньги для закупки продовольствия, реклама через газеты. На данном этапе интересы совпадают и если они 'Реймона и Марвина' схарчят, так про девятичасовый рабочий день и договор с профсоюзом я чистую правду говорил.
– А счет предъявят за услуги?
– Я, – с откровенным сарказмом в голосе, заявил Шаманов, – никому ничего не должен, поскольку люди за мной идут благодаря свободе совести и сам поднялся по воле Бога. Кстати, – внимательно разглядывая соратника, погрозил пальцем, – ты, безусловно, наш, но не становись нашим сукиным сыном. Что за дела протаскивать сюда собственную лавочку?
– А в чем дело? – немало не смущаясь, агрессивно воскликнул Глен, – папаша мой торгует на 15–20 % дешевле магазинов концессии и качество лучше. Да и ассортимент богаче.
– Сделай одолжение, постарайся не путать дела Лиги с собственными. Или я тебя отправлю к родственникам. В отставку. Торговать.