Текст книги "Сепаратисты (СИ)"

Автор книги: Марик (Ма Н Лернер) Лернер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 19 страниц)

– Акт парламента носит двойственный характер, – осторожно подбирая слова, сказал полковник. – Конечно – это уступка Национальной Лиге…

– Какое бесстыдство, – провозгласил губернатор, – выдумали национальность патран и гордятся.

Доказывать, что сами же королевские власти упорно ставили жителей острова на ступень ниже граждан метрополии именно по причине их отличия, адъютант пытаться не стал. Патраны предпочитали эмигрировать на другой континент, отнюдь не сохраняя в памяти благодарность государству, упорно стремящемуся взять с них в полтора-два раза больше налогов, чем с тех же синендцев. Губернатору подобные общие вещи объяснять не имело смысла. Его раздражал не сам термин, а появившаяся впервые за десятилетия общая организация и лидер.

– … и одновременно реформа раскалывает движение. Зажиточное крыло Лиги получив свой кусок уже не заинтересовано к дальнейшей конфронтации с властью.

– Наш барабанщик, – в ровном тоне опытное ухо Алана уловило намек на восхищение, – человек с высоким уровнем интеллекта. Он достаточно умен, чтобы просчитать последствия и обладает смелостью, чтобы пойти против течения.

Про барабанщика адъютант слышал не в первый раз и в глубине души восторгался тонкостью формулировки. У него так не выйдет. Одно слово, а образ многослойный и будоражащий. Не просто политик, а человек зовущий за собой, бьющий тревогу и одновременно призывающий к сражению. Все зависит от дроби. А Шаманов умел менять ее на ходу при необходимости, идя на компромиссы и не стесняясь ломить вперед без оглядки, если считал необходимым в данной ситуации.

– Простите, – сказал в искреннем удивлении. – Про последствия не понял.

– Он минимум дважды на встречах с промышленными предпринимателями толкал их на укрупнение и объединение. И при этом не понимает, куда ведет раздробление крупных помещичьих хозяйств? Никогда не поверю. К падению объема сельскохозяйственного продукта!

Положим и так арендаторы на том же поле трудились, ничего не изменится, не возражая и кивая, решил про себя полковник. Не стоит преувеличивать. Хотя что-то есть в самой идее любопытное. Только это скорее к латифундиям относится, а у нас они не водятся. Не те условия.

– Ему просто необходимы избиратели и имя.

О Боже, мысленно взмолился Хоган. Дай мне силы выдержать речь в сто первый раз. Он начал повторяться.

– Только недоумки, не способные понять простейшие вещи, – забубнил Шили, – поступают вопреки моим докладным и советам. Проводить выборы в земство сейчас – отвратительная идея. Их необходимо под любым предлогом перенести на позднейший срок. Лига на гребне успеха, за нее проголосуют слишком многие. И он сделает следующий шаг, он не может не сделать! Иначе через четыре года останется у разбитого горшка.

Почему именно через четыре? – удивился полковник, не пытаясь перебить поток слов. Это нечто новенькое. Есть идеи на эту тему?

– Шаманов обязан добиться успеха. Кто в такой ситуации будет виновен, если не пересмотрят, к примеру, таможенные сборы? Не Лига, и не король. Я! Это я мешаю новому и прогрессивному шествовать к светлому будущему. Нет уж. Пора в Баллине хорошенько задуматься о последствиях своей политики. Или полное равноправие во всех смыслах, включая налогообложение, или получим взрыв. Бред натуральный в одном государстве иметь таможню. И очередное восстание Ангуса – это будет крайне серьезно. Вырезать недовольных как в далеком прошлом не удастся. Не те времен настали. Мало того, мы потерям половину промышленности, так ведь сейчас на нас смотрит весь мир и оценивает.

Он развернул газету и прочитал:

– Хабре Саис, корреспондент газеты 'Новости Карунаса'.

Вопрос: 'Что вы думаете об избирательном законе'?

– Ответ: 'Он Лигу в принципе не устраивает. Во-первых, очень высок имущественный ценз. Во-вторых, мы предлагали в качестве изменений позволить голосовать всем мужчинам, платящим муниципальные налоги (вне зависимости от наличия собственности) и предоставить право голоса женщинам, на тех же условиях, что и мужчинам. Как-то: двадцать один год, обладающим недвижимым имуществом… ну и далее по тексту. Ответа не последовало. Значит, будем работать с тем, что имеется'.

– Кисара Чен, журналистка газеты 'Маару чего-то там' Фадзи: 'Вы собираетесь позволить женщинам голосовать?

– Ответ: 'Почему они могут быть избраны и не имеют права голосовать?

– В законе есть запись о разрешении выдвигать женщин?

– Там нет запрета. Что не запрещено – разрешено. В Женском корпусе Национальной Лиги есть много ответственных соратников. И для меня не имеет значения их пол. Польза – вот важнейший критерий оценки.

– Можно смело приплюсовать ему множество агитаторов слабого пола, – брюзгливо признал губернатор. – Или денежных поступлений. Или голосующих за Лигу затюканных мужей. Во всяком случае, серьезная заявка на будущее. Корреспонденты практически всех приличных государств присутствовали на мероприятии и все тщательно фиксировали, – принимаясь протирать пенсне, пробурчал губернатор. – Попробуй теперь отменить выборы. Скандал. Обиднее всего, наши шиольские дамочки непременно устроят публичные овации. В последние годы совсем ума лишились на почве борьбы за равноправие.

Полковник молча кивнул. Уже имелись случаи пристегивания наручниками к решеткам министерства, а одна особо странная особа возжелала сначала облить себя бензином и зажечься, потом передумала и попыталась проделать это с премьер-министром. Ее скрутили, но поведение оставило крайне неприятное впечатление. И вроде бы проверка признала нормальной. Эти доктора сами не в своем уме.

– Жаль, – пробормотал губернатор, – не помер в детстве от холеры господин Шаманов. Не человек – склад афоризмов. Не верю, что сплошной экспромт.

Он поводил пальцем по строчкам и, остановившись, зачитал:

– Вопрос: 'Вы собираетесь проводить серьезные изменения в социальной политике'?

– Ответ: 'Быть бедным не порок. Не от нас зависит, в какой семье мы родились. Бедный должен иметь те же шансы что и богатый. Именно правительство обязано обеспечить возможность для развития. Как достичь? Совсем не просто. Мы обязаны строить школы, больницы, создавать различные профессиональные курсы и открывать библиотеки. Поступление в университете не должно зависеть от происхождении. На общих основаниях, в результате экзаменов. Одаренные ученики получают стипендию. Да и одно высшее учебное заведение на Патре – нонсенс. Мы нуждаемся в дополнительных врачах, инженерах, самых разных специалистах. Страна не может процветать там, где народ бедствует'.

– Вопрос: 'Многие деловые люди оказывают помощь бедствующим людям'.

– Ответ: 'Пусть лучше бизнесмены ведут свое дело честно, выплачивая налоги, чем укрывают их, отдавая лишь часть сверхприбыли на благотворительность'.

– И ведь прав, собака, – прокомментировал. – Или вот: 'Я приветствую разоблачение злоупотреблений и нарушений закона со стороны членов Национальной Лиги. Люди ошибаются, люди спотыкаются. Жадность и агрессия сбивают с пути. Мы будем избавляться от преступников беспощадно. При этом не стоит ждать от меня понимания, если шум поднят исключительно из желания напакостить человеку или хуже того партии. В политике нет мести, но есть последствия'.

– 'Что вы понимаете под политикой'?

– 'Политика – это деловые решения, а не многословные речи по поводу решений'.

И очень душевно прозвучало на прощанье, – пробурчал, зачитывая:

– 'Что в действительности думает Стен Шаманов о проблемах Национальной Лиги, лежа ночью в постели'?

– 'Не при дамах будь сказано, лежа ночью в постели, я обычно думаю совсем о других вещах, если силы еще остались'.

– Народ дружно заржал, – комкая и отшвыривая газету, прокомментировал губернатор.

Полковник скосил глаз на шрифт – не 'Правда'. А, не важно. Благодаря поддержке со стороны многочисленных изданий концерна Рогачева Шаманов обрёл огромную популярность, больше того: он заявил о себе как самой целеустремлённой силе в рядах патранских политических деятелей, охваченных разбродом и спорами. Буквально на глазах подмял под себя основную часть и втягивает сейчас в Национальную Лигу остальных. Разбухание партии до добра не доведет. Толпы приспособленцев, разбегающиеся при первой неудаче. Ну да нам и к лучшему.

– Тьфу, – демонстративно вытирая руки после газеты, провозгласил губернатор. Плевать он не стал, просто озвучил. – Шаманов теперь не просто политик с серьезными идеями, а они у него наверняка имеются, недаром собрал своих профессоров и посадил их за проект реформ…

Зачем требуется экономист, специалист по сельскому хозяйству и даже адвокаты уголовного и корпоративного права, подумал полковник, я понимаю. Кого Мрака и Холода в этом странном штабе делают статистик и инженер? А люди все не простые и что удивительнее всего, двое из пяти состоят в других партиях, а третий вообще шиолец.

– … но еще и замечательный шутник. А вопрос неспроста прозвучал. Люди задумываются, почему у здорового мужика под тридцать жены нет? Ты выяснил?

– Есть у него баба – точно известно, но никто ее не видел. Могу поспорить – замужняя, уж очень конспирируются.

– Вот и расстарайся. Скандал будет замечательный.

– Хм.

– Говори, – разрешил губернатор.

– Ну, это как бы…

– Не мямли! Хочешь сказать, что вместо осуждения получим восхищение? Наш герой еще и лихой гуляка? Не женщина, в конце концов, чтоб пугаться за репутацию.

– Что-то вроде, – согласился полковник. – Разве обиженный муж кинется стрелять в обидчика, но в это не верю. Быстро угомонят. Охрана у Шаманова на удивление толковая.

– Муж? Тоже вариант. Правильно подтолкнуть… По любому копай! Он опасен и лучше знать о таком человеке все.

* * * 

– Это переходит всякие границы, – уголком губ прошипел губернатор.

На пристани не наблюдалось встречающих и даже карету не подали. Неслыханное нарушение этикета. Такое делают разве специально, намерено желая оскорбить. Губернатор Патрана стоит на ступеньку выше наместника провинции и прибыл он не с очередной просьбой дать займ для обеспечения потребностей провинции. Напротив, остров на сегодняшний день являлся одним из важнейших источников пополнения бюджета королевства. И даже если лично его, Шили Дана в расчет не принимают, желая избавиться, есть уважение к должности.

– Подождем? – нерешительно спросил полковник.

– Ни в коем случае, – опасно спокойным тоном заявил губернатор. Кому-то точно не поздоровится. – Если это случайность и неисполнительность, мы выигрываем очко, явившись к премьер-министру в гневе. А если меня уже сняли, я ничего не потеряю. Оставшись на судне, превращусь в посмешище. Немедленно найдите экипаж. Мы отправляемся!

Он так и просидел всю дорогу неподвижно, глядя прямо перед собой, с гордо поднятым подбородком и опираясь на трость. У здания Совета Министров вышел и двинулся, не глядя по сторонам. Если бы кто замешкался убраться своевременно с его пути, просто растоптал бы, не задумываясь.

Полковник Хоган поспешно расплатился с извозчиком из собственного кармана и кинулся следом. В отличие от патрона он не испытывал гнева и обиды, хотя все происходящее ему жутко не нравилось. Но не пренебрежение, вообще вся обстановка. Неизвестно заметил или нет губернатор, а его всерьез удивили закрытые магазины на проспекте и малое количество народа на улицах.

Неприятное ощущение усилились, когда в здание они прошли беспрепятственно и, минуя попадающиеся навстречу кучки офицеров, которым нечего было здесь делать в это время, прошли на третий этаж по широкой мраморной лестнице. Ко всему еще они явно были не из гвардейцев. Мундиры пехотные. Ничего не понятно, но крайне тревожно. Год назад они посещали это же здание и обстановка внутри была крайне деловая. И уж точно армеуты не курили на лестнице, обмениваясь хамскими замечаниями и туша окурки о перила.

Данн толкнул дверь в приемную. В упор не замечая отсутствия секретаря, прямиком проследовал к кабинету премьер-министра. Мысленно проклиная все на свете, лично губернатора, свою непроходимую глупость, заставляющую его держаться сзади за начальником, Хоган проследовал за ним. Его тянуло срочно потеряться и лучше всего уволочь Данна в противоположную сторону, но он не смел. Прекрасно понимал, как это будет выглядеть. Губернатор посмотрит с детским недоумением, пожмет плечами и продолжит путь, что ему не объясняй. Когда он закусывает удила, сладить с обычно выдержанным человеком, нет ни единого шанса.

В кабинете находилось два офицера. Один в чине майора, другой и вовсе капитан. Младший деловито копался в ящиках шкафа, извлекая оттуда какие-то бумаги и небрежно рассматривая их, бросал под ноги. Пол был усеян документами. Капитан с видимым удовольствием по ним без стеснения топтался.

Второй развалился на стуле, взгромоздив ноги на письменный стол, и с любопытством изучал потолок. Лепнина была неплоха, но представить себе подобную ситуацию и столь наглых армейцев Хоган раньше бы не смог. Тем более в открытую хлещущих. На столе красовалась початая бутылка и стакан.

Губернатор видимо также растерялся. Он застыл на пороге с открытым ртом и молчал.

– Как звать? – соизволил обратить на них внимание капитан.

– Я губернатор острова Патран Шили Данн, – наливаясь кровью заявил гость, – и желаю…

– Это я удачно присел, – обрадовано сказал офицер, садясь ровно, – тебя то нам и надо, – и, взяв со стола пистолет, без малейшего колебания выстрелил губернатору в голову. Тот рухнул без звука, продемонстрировав большую дыру между глаз.

Капитан довольно заржал, будто его товарищ рассказал замечательный анекдот.

– Вашу мать в Бога, – прохрипел Хоган, глядя на ползущий к его роскошным штиблетам ручеек черной при здешнем освещении крови.

Дальше из него, не первый год старательно культивирующего образ воспитанного и образованного дворянина, иного бы Данн возле себя не потерпел, полилась неудержимым потоком многолетняя служба в гарнизоне. Слов было не особо много, однако все в длинных и многокрасочных комбинациях.

Он и дальше бы там сидел, в капитанском звании, за неимением серьезной протекции, если бы не случайность. Всем в мире управляет песчинка и предугадать ее падение на весы удачи не под силу и гению – это было его твердое убеждение. Если бы не поломанное колесо и не понравившееся губернатору расторопность по исправлению кареты, он бы не жил так замечательно последние несколько лет и не стоял под дулом пистолета сегодня. Причем, не понимая ни причин, ни последствий поведения. Что кричать, я свой? Кому? Агентам иностранной разведки, террористам или сумасшедшим?

– Из наших будет, – удовлетворено заявил капитан, внимательно выслушав ругань. – В каком полку служил?

– Восьмой драгунский, – автоматически ответил Хоган. – Сейчас адъютантом состою при, – он посмотрел на тело и с трудом подавил тошноту.

– Отныне освобожден от службы, – заявил капитан и рассмеялся неприятным смехом.

Он еще и крепко выпил, дошло до бывшего адъютанта.

– Садись, – махнув пистолетом, разрешил майор и снова взгромоздил сапоги на столешницу, уставившись в потолок.

– Что происходит? – подойдя на негнущихся ногах и почти упав на стул для посетителей, спросил полковник. В ушах у него звенело.

– Влекомые патриотическим долгом мы не смогли в дальнейшем терпеть смуты и волнения, ик, – сообщил капитан, дыхнув ядреным запахом плохого алкоголя, явно не слинг патранский, – во многих местах королевства нашего, ик. Спеша пресечь волнения, от коих могут выйти глубокие неустроения и угроза цельности и единству нашей державы, – он замолчал и пожаловался, – забыл как там дальше.

– Неспособность государственной администрации адекватно реагировать на происходящее в государстве заставило армейское командование столичного округа принять меры, – подсказал второй.

– В прокламации не так написано, – обижено заявил капитан.

– Я объясняю наиболее понятным языком. Короче, майор…

– Полковник, – машинально поправил Хоган.

– Плевать. Нас ваши подозрительные действия вывели из себя. Не для того мы этих дикарей завоевывали, чтобы лобзаться с ними в их гнилые десны. Наш милостивый и победоносный государь в своей неимоверной благости и милосердии согласился даровать нечистым собакам мир, о котором они униженно просили его… Вот пусть и в дальнейшем просят, вылизывая ботинки, а не требуют. Отныне политика изменится. Мы сумеем настоять на своих требованиях. Частями гарнизона разоружены гвардейцы и полицейские подразделения Баллина. Заняты парламент, телеграф, арсенал и еще несколько важнейших точек. Премьер-министра…

– … всенепременейше отправим где ему место, ик. На встречу с Мраком и Холодом, под суд Бога Единного Неназываемого.

Его не арестовали? – поразился Хоган.

– И вместе с ним кучу всякого, – капитан выругался, – позорящих дворянский род отребья. Адмиралы, ик. Всех на штык!

Ой, подумал Хоган, наливая полный стакан и опрокидывая в горло одним махом. Столичный гарнизон сцепился с флотом и вряд ли поддержан другими частями. Сидят, не понять чем занимаются, вместо реальных действий и ждут у моря погоды. А король? Ой, мама, что ж теперь будет со мной!

– Еще есть? – показывая на пустую бутылку, спросил.

– Не здесь.

– Тогда я пойду искать, – объявил полковник и, ожидая каждое мгновенье выстрела в спину, отправился на выход. Переступил через труп губернатора уже не испытывая особых эмоций и аккуратно закрыл дверь. Пули так и не последовало. Не торопясь спустился по лестнице и двинулся на улицу. Пересек площадь и уселся на скамейку в одном из маленьких сквериков неподалеку. Сердце бешено колотилось, стояло в горле и требовалось прийти в себя.

Меньше всего Хоган стремился встревать в подозрительную схватку с неизвестными целями. Назад в порт его не пропустили, там уже выставили оцепление и злым солдатам объяснять кто он и куда направляется, не тянуло. Неизвестно как отреагируют на должность или звание. Поэтому зашел первую попавшуюся гостиницу и приготовился ждать. Когда-нибудь бардак кончится и можно будет явиться за новым назначением. К тем властям или другим роли не играло.

Уже в гостинице он наслушался от служанки дополнительных подробностей. Короля заговорщикам взять под контроль не удалось, то ли предупрежденный, то ли вышло случайно, но он очень удачно отправился в Адмиралтейство с визитом. Так уж все неудачно сложилось, что здание находилось на острове соединенном дамбой с материком. Два крейсера вполне недвусмысленно продемонстрировали готовые к бою орудия главного калибр и штурма Адмиралтейства не вышло.

Армейцы отыгрались на находящихся в городе. В первую ночь погибли генеральный инспектор армии, первый заместитель военного министра, лорд хранитель печати, министр финансов, главный камергер, почти десяток адмиралов и множество офицеров и моряков.

Не смотря на это, лозунги и требования мятежников были настолько отвечающими идеям большинства, что даже военный министр долго не реагировал на бесчинства, не пытаясь утихомирить страсти. Слишком много имелось сочувствующих по остальным гарнизонам и неизвестно как себя поведут получив приказ выступать на подавление выступления армейских офицеров. Не помогали даже раздраженные королевские приказы. В этой ситуации все смотрелось нападением на него и авторитет царствующего дома.

Ультиматум с требованием тех снять, этих назначить и передать армии властные полномочия, введя цензуру, ограничения прав, собраний и многое другое столь же сомнительное король принять не мог. Речь шла о военной диктатуре и отодвигании его на задний план. Ломка всей системы власти Эримона Пятого не устраивала ни с какой позиции. Пойти на уступки – расписаться в слабости.

Утром третьего дня в бухту вошло несколько десятков военных и транспортных судов. Практически сразу началась высадка морской пехоты. Многие солдаты не пожелали подставлять шею под топор и вернулись в казармы. Кое-кто дезертировал. Не больше трети от первоначальной численности участников мятежа попытались оказать сопротивление и бои в Баллине продолжались до темноты.

К заходу солнца организованное сопротивление было подавлено и начались расстрелы. Моряки ответно не особо церемонились и разбирательством не заморачивались. Два десятка высших офицеров округа поставили к стенке и отправили догонять адмиралов по дороге на тот свет. У пойманных с оружием в руках даже не спрашивали фамилию, убивая на месте.

Хоган так и не получил новое назначение. Он поймал свою шальную пулю прямо в сердце во время перестрелки вечером и умер, ничего не успев осознать. Удача окончательно его покинула и та самая малозаметная и сильно влияющая на будущее песчинка, попав в глаз стрелка, заставила того выстрелить в окно. Возможно, причина была совсем другая, да полковнику уже неважно. Никто насильно не сажал его в кресло с сигаретой и рюмкой. Просто удача окончательно покинула человека.