Текст книги "Вкус манго"

Автор книги: Мариату Камара

Соавторы: Сьюзен Макклелланд
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)

– Узнаешь его?

– Д-д-да, – пролепетала я, не в силах отвести глаз от Салью.

– Отлично! – ухмыльнулся повстанец. – Следующая сцена для тебя. Смотри внимательно!

Солдат отступил на несколько шагов, а затем выстрелили Салью в голову и в живот.

Пока молодые повстанцы волокли тело Салью прочь, неожиданно раздался звук, заставивший меня подпрыгнуть. Музыка. Громкая музыка, но не африканская, к которой я привыкла. О чем песня, я не поняла, но ритм был необычный. Некоторые мятежники пустились в пляс. Девушки чуть старше меня раздавали им что-то похожее на папиросы. Дым от длинных бумажных самокруток долетел до меня: пахло не табаком. Помимо самокруток, девушки разносили чашки с вином, которое парни выпивали залпом, как воду. От выпивки и курева их покрасневшие дикие глаза бегали, не в силах сосредоточиться на чем-либо. Кое-кто хватал девушек за талию и целовал.

Я никогда не слышала о девушках-мятежницах, зато сейчас увидела их воочию. Как и мужчины, они носили камуфляжные брюки и красные банданы; у некоторых тоже висели через плечо ружья и ленты патронов.

– Знаешь этих людей? – закричал карауливший меня повстанец, и пятеро парней толкнули ко мне мужчину и женщину, супругов из Магбо-ро. Беременная, уже на сносях, женщина волочила по земле босые, облепленные грязью ноги. Лицо у нее побледнело, под глазами залегли темные круги; обессилевшая бедняжка горбилась, словно могла упасть в любую минуту. Юные мятежники толкали ее, а она поддерживала руками свой огромный живот.

– Не надо! Пожалуйста, не надо! – умолял парней муж беременной. – Я отдам вам что пожелаете.

Я пойду вместе с вами и убью кого скажете, только оставьте мою жену в живых!

Но повстанцы его не слушали.

– Новые бойцы нам не нужны! – заорал в ответ один из них. – Это наша последняя атака перед Порт-Локо, поэтому мы убиваем всех, кого поймаем.

Один из парней уткнул дуло большого ружья в спину пленника, двое других поставили его на колени лицом к жене.

На глазах у всех нас, на глазах у несчастного мужа головорезы убили беременную и нерожденного ребенка, которого она носила.

– Нравится на такое смотреть? – спросил меня мятежник.

Однажды Мари пересказала мне слух о повстанцах:

– Когда они убивают, то заставляют невольных свидетелей говорить, будто им нравится смотреть на всякие ужасы. Если свидетели упрямятся, мятежники убивают и их. Если окажешься в такой ситуации, говори, что смотреть нравится, как бы жутко ни было.

Поэтому я и ответила мятежнику:

– Да, нравится.

– Отлично! – расхохотался тот. – Может, тебя мы и не убьем.

Стороживший нас громила схватил Адамсей за косички и заставил подняться. Он толкнул мою сестру в руки другого мятежника, который развернул ее и за волосы поволок по дороге к одному из домов. Сквозь пламя пожарища я видела, как повстанец затащил Адамсей в хижину, и тень сестры исчезла внутри.

«Прощай! – сказало ей мое сердце. – Прощай!»

ГЛАВА З

Я и прежде молилась, порой до пяти раз вдень, как предписывает мусульманам Коран, наша священная книга. Мечетью в Магборо служил дом из красной глины. По ночам ее освещали свечи и керосиновая лампа. У нас был имам, который проводил службы и читал проповеди.

Мари научила меня молиться о счастье, о богатом урожае, о том, чтобы найти хорошего мужа, когда вырасту. Я же по-настоящему молилась только о новых платьях. Каждый год на Айт, означающий конец Рамадана, месяца священного поста, Мари дарила нам, детям, новую одежду, которую покупала в Порт-Л око, городе в нескольких часах пути от нашей деревни. Я мечтала о доке те и лаппе – традиционном для Африки хлопчатобумажном комплекте одежды. Молитвы определенно работали, потому что на Айт я всегда получала обновки.

Когда Адамсей исчезла в доме вместе с мятежниками, я закрыла глаза и начала молиться, молиться без устали, только на этот раз не об обновках: «Всемогущий Аллах, дай мне умереть быстро. Если моих родных поймали мятежники, дай быстро умереть и им. Не позволяй повстанцам разрезать мое тело на кусочки».

Я молилась так истово, что у меня запульсировало в висках. Открыв глаза, я увидела, что малолетние бойцы на меня таращатся. Если бы не ружья, ножи и красные глаза, можно было подумать, что мы играем в прятки; что, сосчитав до ста, я открою глаза и увижу улыбающихся деревенских мальчишек.

Голова у меня закружилась. Взгляд расфокусировался. Сперва пропал слух, а потом и зрение. Я потеряла сознание.

Придя в себя, первым делом я услышала музыку, гремевшую в ушах. Парни и взрослые мужчины подпевали, некоторые просто горланили непонятный мне текст. Параллельно мятежники выкрикивали слова, значение которых я узнала лишь позднее, когда уехала в Северную Америку: «Рэмбо», «киллер», «сивуха».

Веки я разлепила с трудом: они склеились от слез, пыли и грязи. Сначала я видела только красные и желтые тени и чувствовала жар, как от солнца в знойный день.

Но потом зрение сфокусировалось, и я поняла, что источник теней и жара – костер, уничтожающий отобранное у жителей Манармы добро. Пламя бушевало, теперь его дикие всполохи скрывали от меня деревню. Перед ним мелькали силуэты пляшущих мятежников.

Я лежала там, где упала, – прямо на дороге. Руки мне развязали, но после долгих часов в веревочных путах они онемели. Тем не менее я сумела набрать пригоршни сухой красной земли и натереть себе волосы, лицо, плечи и ноги. «Грязной девчонкой мятежники побрезгуют», – решила я.

– Отведите ее к реке, пусть вымоется! – проорал владеющий темне. Лица его я не видела, но он был рядом – как и раньше, стоял у меня за спиной. Приказ он отдал четырем юным мятежникам.

– Погодите! – взмолилась я, когда старший рывком поднял меня на ноги. – Я сикать хочу. Пожалуйста, можно мне посикать, пока вы меня не убили.

Повстанец отпустил меня и отступил на шаг.

– Так мы тебя не убьем. – Он скупо улыбнулся. – Мы возьмем тебя с собой. Ты хорошенькая. Пригодишься.

– Но ты же сказал, что пленников вы больше не берете.

– Я соврал, – отозвался мятежник.

Не знаю почему, но мне и до этого казалось, что этот солдат хочет взять меня с собой – красться по бушу и грабить поселения. Увидев юных мятежниц за готовкой, я тотчас представила, как жарю с ними кассаву.

– Ладно, я пойду с вами, – сказала я, стараясь подыграть ему. – Но сперва дай мне посикать.

Старший мятежник не сдвинулся с места, а только махнул рукой парням: вперед, мол.

– Следите за девчонкой, велел он им. – Не дайте ей сбежать. Она мне нравится. – Солдат погладил меня по щеке, а отступая, подмигнул. Я содрогнулась.

Парни отпустили меня в надворный туалет. Сильно удивившись, я радовалась одиночеству. Без сил опустившись на землю, я закрыла лицо руками. Что делать, я не знала. Можно было попробовать спастись, рванув в кусты, но от них меня отделяло открытое футбольное поле. Вспомнилось, как усмехались юные повстанцы, убив беременную женщину. Я не сомневалась, что парни, караулящие у туалета, будут так же усмехаться, использовав меня в качестве мишени для стрелковой подготовки.

«Пойду с ними», – решила я в панике, хотя становиться мятежницей совершенно не хотелось. Меня затрясло, в горле встал ком. Сдержав слезы, я выпрямила спину и хлопнула себя по щекам. «А ну соберись! велела я себе. – Ты их перехитришь. Отправляйся с ними. Веди себя так, словно ты в восторге от них и бежать не намерена. А потом улучи момент и сбеги!»

Сознание наполнилось мыслями об Адамсей, Ибрагиме, Мохамеде, Мари и даже об Али. Родные с улыбкой стояли у меня перед глазами. Я мысленно попрощалась с каждым из них.

«О Аллах, помоги мне! – снова взмолилась я. Покажи мне, как сбежать!»

Парни-караульные начали терять терпение.

– Ты что так долго?! – спросил на темне один из них.

Отвечать я не стала – секунду спустя вышла из туалета и зашагала к мятежнику, отдававшему приказы. Парни потянулись следом.

Старший мятежник разговаривал с мужчиной, которого я прежде не видела. Кожа у незнакомца была светлая, почти белая. Разговаривали они на крио, размахивали руками и качали головами. Лица у обоих покраснели от ярости. Увидев меня, оба стали показывать в мою сторону. «На меня злятся», – подумала я, встала на колени перед своими захватчиками, наклонила голову и стала ждать. Мне хотелось показать старшему мятежнику, что я буду послушной.

– Ну все, малышка, убирайся! – гаркнул мятежник, когда светлокожий мужчина отошел. – Ты нам не нужна.

Не зная, правильно ли расслышала, я осталась на месте.

– Можешь идти! – повторил мятежник, на этот раз махнув рукой. – Иди, иди, иди!

Я медленно встала и повернулась к футбольному полю.

– Погоди! – заорал солдат. Пару секунд я стояла без движения, а двое юных повстанцев сняли ружья со спины и прицелились в меня. Я ждала, когда старший мятежник даст приказ стрелять. Вместо I этого он встал передо мной и заявил: – Прежде чем уйти, ты должна выбрать себе наказание.

– Как это? – пролепетала я. По щекам катились слезы, которые я больше не могла сдерживать.

– Которой из рук ты хочешь лишиться первой?

Комок в горле растворился в крике.

– Нет! – заорала я и пустилась бежать по футбольному полю, но, увы, без толку. Старший мятежник поймал меня, обхватив большими руками за живот. Он приволок меня обратно к младшим и швырнул к их ногам.

Трое парней рывком поставили меня на ноги. Я отбивалась, пиналась, кричала. Но мне, слабой и уставшей, было не справиться даже с мальчишками. Сломив мое сопротивление, они потащили меня за туалет к огромному валуну.

Ночь огласили ружейные выстрелы: мятежники уничтожали деревню и, наверное, оставшихся в ней жителей. «О Аллах, пусть шальная пуля попадет мне в сердце и я умру!» – взмолилась я, бросила сопротивляться и сдалась на милость парней.

У валуна лежал мужчина без рубашки, вокруг него валялись камни поменьше. Я с ужасом узнала в лежащем мужа беременной женщины. Он ходил по городам и продавал свой товар, совсем как торговец, который дал мне пальмовое масло. Убитая была его второй женой; ребенок, которого она носила, стал бы его первенцем. Теперь голова мужчины превратилась в кровавое месиво, я даже видела мозг. Мятежники насмерть забили его камнями.

– Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, не надо так со мной! – с мольбой обратилась я к одному из парней. – Мы с тобой ровесники. Ты говоришь на темне, значит, родился и вырос в наших краях. Живи ты в нашей деревне, мы были бы кузенами. Мы можем стать друзьями…

– Мы не друзья, – нахмурился парень, доставая мачете. – И уж точно не кузены.

– Ты мне нравишься! – продолжала я, стараясь его задобрить. – Зачем мучить человека, которому нравишься?!

– Потому что мы не хотим, чтобы ты голосовала, – отозвался парень. Его приятель схватил меня за правую руку, еще один растянул ее по плоской части валуна.

– Если собираетесь отрубить мне руки, пожалуйста, лучше просто убейте! – упрашивала я.

– Мы не собираемся тебя убивать, – возразил юный повстанец. – Мы хотим, чтобы ты пошла к президенту и показала, как мы тобой поступили. Теперь ты не сможешь за него голосовать. Попроси у президента новые руки!

Меня зашатало, но двое парней не дали мне потерять равновесие. Когда клинок мачете полетел вниз, наступила полная тишина. Я крепко зажмурилась, но глаза невольно распахнулись, и я все увидела. Отсечь мне правую руку парням удалось лишь со второй попытки.

Первый удар не разрубил кости, которые теперь торчали из-под кожи кусками разной формы и величины. Парень опустил мачете во второй раз, чуть ближе к локтю, и моя кисть упала с валуна на землю. Несколько секунд нервы поддерживали в ней жизнь, и рука прыгала по земле – примерно так прыгает вытащенная на берег форель, прежде чем ее оглушают ударом по голове, убивают и готовят на ужин.

Когда юный мятежник схватил меня за другую руку и положил ее на булыжник, сил сопротивляться уже не было. Левую кисть мне отсекли с третьей попытки. Даже после третьего удара осталась часть мышц, повисших клочьями.

Боли я не чувствовала – возможно, дело было в онемении после долгих часов в путах. А вот ноги подкосились. Я рухнула на землю, а парни вытерли кровь с мачете и зашагали прочь.

Веки слипались, но я видела, как юные мятежники дают друг другу пять; слышала их смех. Помню, что, прежде чем перед глазами потемнело, я думала: «Кто такой президент?»

ГЛАВА 4

Голова как бетонная… Я открыла глаза, но закашлялась еще до того, как зрение сфокусировалось. Подняв руку, чтобы прикрыть рот, я почувствовала кровь, теплую и липкую. «У меня нет рук», Я вспомнила я, похолодев от ужаса, но запаниковать не успела: живот свело от боли.

– Что со мной случилось? – спросила я вслух. Никто не ответил.

Подняться без помощи рук оказалось тяжело. Я перекатилась по земле, встала на колени, потом, шатаясь, поднялась на ноги. Сперва я обошла пустырь по кругу, не зная, в каком направлении двигаться. Потом ощущения восстановились окончательно. Я услышала громкий треск костра, его всполохи за деревьями осветили мне путь.

Прижимая обрубки к животу, я начала механически переставлять ноги. Хотелось сбежать подальше… подальше отсюда, подальше от этой деревни. Я не сомневалась, что мне устроили засаду. Что за манговыми деревьями караулят юные мятежники, готовые меня подстрелить. Ковыляя к футбольному полю и кустам, что росли за ним, я ждала, что вот-вот услышу свист пули, рассекающей воздух.

Однако выстрелов не было, и робкие шаги превратились в бег. Вскоре я уже не слышала ни громкой музыки, ни рева пламени, ни воплей мятежников. Кусты приветствовали меня негромким стрекотом кузнечиков.

Сил не осталось, но я бежала до тех пор, пока не добралась до пруда, освещенного полной луной. На берегу я опустилась на колени. Прижав изуродованные руки к животу, я долго пила прохладную освежающую воду.

Напившись, я села и оглядела себя. Блузка с юбкой порвались, измазались в грязи и в крови. Я вытянула руки, чтобы осмотреть раны. Вместо кистей осталась лишь толстая корка засыхающей крови. Я внезапно поняла, что мне больно: острая, стреляющая боль текла и к плечам, и к животу. Мне было плохо – плохо, как никогда в жизни, это уж точно. Я закрыла глаза, чтобы не видеть ран, затем окунула предплечья в воду, надеясь, что это облегчит страдания. Не облегчило. От сильной, ошеломляющей боли подкатила дурнота, и я поняла, что теряю сознание.

Я лежала на траве и твердила себе: «Не отключайся!» Не закрывая глаз, я медленно сделала несколько глубоких вдохов и подумала о своих родных, о маме с папой. Они уцелели? Мятежники до них не добрались? Потом я подумала о своей судьбе и услышала голос. «Ты выживешь, – сказал он. Ж Ты выживешь».

Когда дыхание пришло в норму, а голова перестала кружиться, я села и огляделась по сторонам. У пруда валялись корзины с бельем для стирки. «Деревенские жители вещами не разбрасываются, – подумала я. – Их что-то напугало. Наверное, выстрелы мятежников». Я медленно поднялась и доковыляла до плетеной корзины. Рыться в ней пришлось правой ступней. Белье было влажным, но меня это не остановило. Я вытащила предмет, в лунном свете казавшийся длинной синей юбкой вроде саронга, попыталась обернуть ткань вокруг бедер, но без рук ничего не получалось. Юбка выскользнула и упала на землю.

Выпрямив спину, я подняла юбку, подцепив ее пальцами ног, и на этот раз обмотала ею изувеченные руки. Потом отыскала тропку и сразу побежала через кусты дальше.

Сельская местность в Сьерра-Леоне испещрена тропами, которыми сельские жители ходят из дома на фермы, к прудам мыться и в другие деревни. Я видела, что эта тропа уводит меня от Манармы, но куда именно, не знала.

Через какое-то время я замедлила бег до размеренных шагов и закричала:

– Йа Мари, па Али, это я, Мариату!

Я надеялась, что дядя с тетей сбежали от мятежников и прячутся в темных зарослях кокосовых пальм, деревьев манго и авокадо.

– Помогите! – громко умоляла я. Отвечали мне лишь кузнечики и совы, замолкавшие, стоило мне приблизиться.

Тропка привела меня к заброшенному фермерскому дому. Судя по виду, поля не обрабатывали как минимум один сезон.

Территория заросла сорняками – высокая трава колыхалась на ночном ветру. Ферма была хорошим знаком. Она означала, что поблизости деревня. И помощь. Облегчение быстро сменилось страхом.

Вдруг мятежники добрались сюда раньше меня? Сделав еще несколько глубоких вдохов, я заставила себя войти в дом.

Лунный свет лился сквозь прорехи в тростниковой крыше. У стены стояла длинная скамья, и я позволила себе на нее опуститься. Я закрыла глаза и отключила все мысли, снова и снова повторяя про себя: «Я жива. Я не погибну».

Не знаю, спала я по-настоящему или нет. Из забытья меня вырвало шипение. Вскинув голову, я увидела угольно-черную кобру. Она свернула длинное тело прямо под скамейкой, подняла большую голову и, высунув раздвоенный язык, тянулась ко мне.

Я медленно встала со скамьи и попятилась. Уже у двери я увидела, что кобра втянула голову, и удивилась.

– Почему ты не захотела на меня напасть? – спросила я змею. – Ты почувствовала мою боль?

Кобра посмотрела на меня, охваченную страхом и любопытством, потом отвернулась.

Тогда я пустилась бежать и мчалась прочь, пока не вернулась на тропу. Стоило мне позвать Мари и Али, как появилась еще одна кобра, на этот раз растянувшаяся поперек тропы.

Я встала как вкопанная. Бабушка как-то сказала мне, что у каждого человека есть как минимум один дух-покровитель. А если человек хороший, таких духов два или три. Зачастую это умершие родственники, вроде деда или Сантиджи, и приходят они в обличье зверя, птицы или рептилии. И вот мне встретилась вторая кобра за ночь. Я не сомневалась, что это неспроста.

– Что ты делаешь?! – вне себя от досады заорала я на кобру, которая преграждала мне путь, не позволяя идти дальше. – Если ты дух моего ангела-хранителя, пожалуйста, отползи в сторону и пропусти меня.

Змея не шелохнулась. Полная решимости, которой я раньше за собой не знала, я ринулась в темный кустарник. Сквозь лиственный полог лунный свет не просачивался, и я спотыкалась о камни и высокие извилистые стебли травы, но, упав, каждый раз вставала. Сделав крюк, я вернулась на тропу далеко от места, где видела змею.

Я брела, пока солнце не начало подниматься и от деревьев не потянулись длинные тени. Я старалась не сбавлять шаг, надеясь добраться до какой-нибудь деревни раньше мятежников, но вздрагивала при каждом звуке. Стоило ухнуть сове или мелкому зверьку хрустнуть веткой, мне представлялось худшее: мятежники засели в кустах вокруг меня, играют со мной, внушают, что бояться нечего, а потом убьют. Я понимала, что дело в разыгравшемся воображении, и корила себя: «Нет здесь больше никаких кобр. И мятежников нет».

Наконец впереди показалась поляна с маленьким озерцом. Я прибавила шагу, потому что очень хотелось пить и есть. «Доберусь до озера – попью воды и поем фруктов с дерева», – думала я. Еще хотелось развязать ткань и осмотреть раны. Но стоило приблизиться к поляне, из-за кустов выскочили две собаки, черная и коричнево-белая. Такого лая, как у черной собаки, я прежде не слышала. Она рвалась вперед, словно собиралась прыгнуть на меня, слюна рекой текла у нее изо рта.

В каждой деревне жило множество собак. Определенных хозяев у них не было, но все их подкармливали, а дети возились со щенками. В дома собак не пускали: стоило им сунуться внутрь, женщины тотчас их прогоняли. Зато собаки ходили с нами на ферму и увязывались за детьми, когда мы выбирались поиграть. Моим любимцем в Магборо был беспородный рыжий Тигр, хотя он доводил меня до белого каления, вечно цапая за лодыжки.

Далеко в кусты собаки одни не уходят: значит, поблизости люди. Я слишком боялась черного пса, чтобы идти по тропе вперед, но назад поворачивать не хотела – не возвращаться же к мятежникам. Медленно-медленно я отползла в кусты и на цыпочках углубилась в лесную чашу.

С самого детства я слышала байки о малышах, которые забредали в буш и не возвращались. Родные их больше не видели. «Наверное, их проглотил огромный жирный вепрь», – говорил Али. И вот теперь я шла по лесу, вспоминала его слова и гадала: «Неужели после всех мытарств меня проглотит огромный вепрь?»

Вскоре я отыскала другую тропу и шла по ней, пока не оказалась на перепутье. Тогда я и увидела его, первого живого человека после Манармы. Высокий стройный мужчина приближался к перепутью по другой дороге и замер, когда я крикнула: «Эй!» Он заглянул мне прямо в глаза и в ужасе разинул рот. Его страх я почувствовала даже раньше, чем он развернулся и побежал прочь от меня. Не раздумывая ни минуты, я бросилась за ним. Ноги у мужчины были длиннее моих, и повстанцы, похоже, его не ранили, поэтому я быстро отстала. Но я твердо решила нагнать незнакомца и от своей затеи не отказывалась.

Тропа привела к деревне. Добравшись до поляны, я увидела, что мужчина прислонился к хижине и пытается отдышаться. Я тоже сбавила шаг. Мужчина изумленно смотрел на меня. Я медленно двинулась к нему, отметив, что все постройки в деревне усыпаны длинными сучковатыми обломками манговых деревьев. Как и в случае с фермерским домом, где я напоролась на кобру, местные обитатели давно покинули свои жилища.

– Чего тебе надо? – спросил мужчина, когда я приблизилась.

– Мне очень больно. Помоги мне!

– Что с тобой случилось? – спросил он.

Я открыла рот, чтобы ответить, но не смогла издать ни звука. Попробовала еще раз – опять ни звука.

– Есть хочу, – наконец пролепетала я.

Мужчина наклонился и поднял с земли манго. Он протянул фрукт мне, но я даже не подняла руки, чтобы его взять. Тогда он увидел окровавленную ткань.

– Они тебе отрезали руки! – с гневом выпалил мужчина. – Ублюдки мятежники! Я понял, что тебе больно. Поэтому и пустился бежать: боялся, что повстанцы могут следовать за тобой. Тебе нужно к доктору, но я помочь не могу. Мятежники прострелили ногу моей теще, и мне надо найти человека, который вместе со мной отнесет ее в Порт-Локо, потому что идти она не в состоянии. Я не могу позаботиться о вас обеих. На, ешь. – Мужчина поднес мне манго ко рту.

Я покачала головой. Есть у него из рук я не могла. Разве правильно, что тебя кормят, как ребенка?!

– Тогда сюда положу. – Мужчина аккуратно поднял мои обернутые тканью руки и положил манго в складки повязки.

Мне удалось откусить несколько кусочков. Тем временем мужчина объяснил, что родом он из Манар – мы. Услышав о приближении мятежников, он вместе с семьей убежал в буш. Его старая теща бежала недостаточно быстро, поэтому получила пулю в ногу.

– Не помню, чтобы видел тебя в деревне, – продолжал мужчина. – С другой стороны, я даже не знаю, как ты выглядишь. Сейчас ты с ног до головы в грязи и крови.

Я молча смотрела на мужчину, имени которого так и не спросила, а потом из глаз у меня хлынули слезы.

– Хочу домой! – всхлипывала я. – Хочу домой. Хочу домой, – повторяла я, как заведенная.

Мужчина положил руку на плечо.

– Тебе нужно в больницу, – заявил он. – Иначе умрешь раньше, чем вернешься домой. Больница есть в Порт-Локо, который недалеко отсюда. Вот как мы поступим: я провожу тебя до дороги, которая ведет в Порт-Локо. А дальше придется самой.

– Мятежники сказали, что из Манармы пойдут в Порт-Локо, – выдавила я между всхлипами. – Я не доберусь туда… Одна не смогу.

– Сможешь, – заверил мужчина, стараясь меня успокоить, – В Порт-Локо стоят правительственные войска. Там безопасно, даже если мятежники попробуют напасть. Других вариантов нет, милая девочка. Без медицинской помощи, которую можно получить только в Порт-Локо, ты погибнешь.

Я понимала, что мужчина прав. Придется попробовать. Я вытерла слезы и кивнула мужчине, чтобы показывал путь. Пристроившись за ним, я зашагала обратно по тропе, которая привела меня сюда. Мы не сказали друг другу ни слова, пока не добрались до дороги на Порт-Локо.

Вдоль дороги росла густая слоновая трава, кусты и разные фруктовые деревья. Это напугало меня, ведь в зарослях вполне могли прятаться мятежники.

– Пожалуйста, возьми меня с собой! – взмолилась я, глядя мужчине прямо в глаза. – Пожалуйста! Я не хочу умирать!

Мужчина ласково положил мне ладонь на щеку, а другой рукой приподнял подбородок.

– Ты умрешь, если пойдешь со мной, – тихо сказал он. – Вряд ли ты понимаешь, насколько опасны твои раны, а вот я понимаю. Иди по этой дороге, и к полудню попадешь в деревню, от которой рукой подать до Порт-Локо. Кто-нибудь из местных наверняка поможет тебе добраться до города.

Прежде чем уйти, мужчина вытер мне лицо грязной синей тряпкой.

– Мне страшно, – прошептала я.

– Знаю, – кивнул мужчина. – Нам всем страшно. Тебе пора в путь. Прощай! – И он побежал обратно по тропе, оставив меня в полном одиночестве посреди пыльной дороги из красной глины.