Текст книги "Маска Дантеса"

Автор книги: Марианна Алферова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц)

– Я – ваш друг. И ваша семья всегда была в дружбе с Лацием.

– Лаций обречен… и наша семья обречена…

– Вы что, не понимаете? Вашего отца и вашу сестру использовал какой-то проходимец! Убил вашего двоюродного брата. Сергей! Опомнитесь! Вы же боевой офицер!

– Ну, хорошо! Я вам помогу… Признаюсь, меня посещали подозрения. Ксения время от времени попадалась на мелкой лжи. И еще – слишком много тратила. Но боюсь, если я назову имя ее кавалера, вам это вряд ли поможет.

– Мне поможет любая информация.

– Сомневаюсь, что вам удастся выгородить Ксению.

– Я все равно докопаюсь до истины. Рано или поздно. Но если я опоздаю… В этом случае я никого не пощажу. Клянусь своей памятью.

– Мне угрожают?

– У вас будет время предупредить Ксению. После того как я вернусь в Вышеград.

– Вы так уверены в себе? Похвально!

– Бластер вашего отца передан Гривцову. Вы понимаете, что вашего отца будут допрашивать?

– Она всегда была дурой… – прошептал Сергей. – Ладно, слушайте… Николенька Ростов – это некто Семен Лосев. Он даже не дворянин. Этот парень гостил у нас прошлым летом. Его привел в усадьбу старец Кир. Семен – мрачный и нелюдимый тип, на него никто не обращал внимания. Но что-то в нем было… демоническое… дерзкое… Говорил загадочно, ходил, приглядывался. И вот выглядел… Княжну Марью.

– Вы его видели в эти дни. Накануне убийства Стаса?

– Нет.

– Ночью… возможно, вы с ним сталкивались ночью.

– Нет, Марк. Если вы думаете, что он убийца… то нет.

– Почему ваша сестра не вышла за него замуж? Отец не позволил?

– Семен Лосев погиб полгода назад во время покушения на кабинет-министра, – как истинный китежанин, Сергей не отказал себе в удовольствии во время серьезного разговора устроить небольшой розыгрыш.

– Это точно?

– Ну… я сам труп не видел. Но уверен, что его нет в живых.

– Он был связан с Николаевичами?

– С озерниками. Кажется. Кабинет-министр собирается любой ценой разрушить озерные города. Есть люди, которые хотят этому помешать. Тоже любой ценой.

– Княжна Марья… простите, Ксения… она сильно горевала после смерти Семена?

– Она была как не в себе. Отец хотел везти ее в медицинский центр на обследование. Но она наотрез отказалась.

– Кто-то из друзей Лосева с ней мог связаться?

– Вполне… Хотя точно сказать не могу.

– Ну что ж… кое-что становится ясным, наконец. Верно, вы знаете больше, чем говорите.

– Я многое замечаю. Но забываю почти сразу. Политические интриги меня не интересуют.

– Конечно, вы же пятилетний ребенок. Лежите, в детской кроватке, читаете детские книжки. Кстати, вы очень правдоподобно разыгрываете пятилетнего малыша.

– Это не я.

Марк не удивился, услышав такой ответ.

– Кто же тогда обитает в детской?

– Какая жадность! Вы хотите раскрыть все тайны.

– Это не жадность, а страсть.

– В детской обитает мой клон. Теперь, как вы знаете, существуют технологии, позволяющие за несколько месяцев вырастить взрослого человека… – Марк вспомнил Николу и кивнул. – Только сознание у него остается младенческим. С годами это несоответствие выправится. А пока мой двойник лишь недавно перестал пачкать подгузники.

– Жестоко. Вы создали двойника и лишили его разума…

– Нет. В шестнадцать у него будет сознание взрослого человека.

– И кем он будет себя ощущать?

– Моим телохранителем. Многие люди держат подобных двойников. Обычно именно их похищают и убивают. Им платят за краткость жизни иллюзией богатства и власти. Жестоко? Наверное… Я сам осуждал подобную практику, пока необходимость не вынудила меня к ней прибегнуть, – в голосе Сергея зазвучали вызывающие интонации. Кажется, он и сам понимал, что стал участником некрасивого действа. Но что он мог сделать – пленник усадьбы, пленник обстоятельств… и (будем уж откровенны) пленник своего отца. Сражаться с анималами было куда проще.

Рабство… опять рабство… Марк внутренне передернулся и почти физически ощутил на шее охват проклятого ошейника.

– Как долго вы намерены прятаться в усадьбе?

– Это моя тайна. Я вам ее не уступлю.

– Жаль. Я так и дрожу от любопытства. Ну что ж… Взамен окажите другую любезность, князь.

– Это не касается моих близких? – насторожился Сергей.

– Нет. Если только вы не состоите с Киром в родстве. Потому что мне как раз нужен старец Кир, о котором вы мельком упомянули в разговоре.

– А, старец Кир!

– Да, старец Кир. Вы можете его найти?

– Завтра он будет у нас в усадьбе.

– Ну, тогда до завтра. Да, кстати… Друз, которого обвиняют в убийстве и которому грозит самая настоящая смерть, помог мне найти убийцу Эмми. Никола, этот ваш анфант террибль, изуродовал его. До сих пор, если приглядеться, на лице Друза можно разглядеть шрам.

Корвин резко развернулся и быстро зашагал к дому.

Уже занимался рассвет. Марк пробыл в саду гораздо больше часа. Ну что ж… Сергей помог ему в расследовании, теперь пусть поможет “княжна Марья”.

Некрасивая, умная, положительная, сходящая с ума от одиночества.

Жандарм поджидал Марка у входа.

– Что вы делали в саду? – спросил строго, опять осматривая камеру.

– Вы обещали отдать мне вечный фонарь.

– Что вы делали в саду?

– Беседовал с князем Сергеем. Занятный малыш. То есть внешне он как взрослый, а умом как ребенок.

– Это вы расследовали дело анимала на Психее? – спросил жандарм.

Корвин кивнул.

– А я когда-то летал на “Изборске”… – Жандарм отдал Марку вечный фонарь.

Придя в свою комнату, Марк фонарь вскрыл, вытряхнул из корпуса белый влажный комок… Подумал, зашел в туалет и бросил комок в унитаз. Похоже, Андрею Константиновичу скоро придется заново отделывать покои для гостей.

Глава VII
Тюрьма

Что с особой тщательностью реконструировали на Китеже, так это казематы. Образцы для подражания имелись почти совершенные – Шлиссельбург и Петропавловская крепость на Старой Земле. Их копировали многократно и достоверно. Ледяная сырость, железные койки, суконные одеяла, стены, выкрашенные темно-зеленой, в полумраке казавшейся черной краской – все было воспроизведено с любовью (если слово “любовь” здесь уместно). У Друза, уроженца Лация, планеты теплой, где даже в северных широтах созревает виноград, где в домах редко включают обогреватели, а чтобы увидеть снег, надо отправиться на полюс, на второй день пребывания в каземате начался насморк. Из носа постоянно текло, глаза слезились, он оглушительно чихал, и озноб пробирал его до костей. Чтобы немного согреться, он расхаживал взад и вперед. Это мало помогало. Но движение немного успокаивало. Усидеть на месте Друз не мог. Да и сидеть на неудобном стуле больше получаса было почти невозможно, а койку на день убирали. Что, если приговорят к пожизненному? Он содрогнулся, представив, что ничего больше не увидит, кроме этих стен, этой койки, этой железной двери с глазком, в который постоянно открывают и закрывают. Друзу пришла в голову нелепая мысль, что заглядывают туристы. И женский голос, что слышится в коридоре время от времени – этот голос, бубнящий заученные фразы, принадлежит экскурсоводу. Нарядные дамы и скучающие мужчины по очереди заглядывают в глазок, а экскурсовод торопливо перегоняет табунки туристов от одной камеры к другой.

Друза эта мысль рассмешила. Но он не рассмеялся, а оглушительно чихнул.

В одном Марк был прав. Друз видел убийцу. Он знал, кто стрелял в Стаса. Он мог бы кинуться на него в тот момент… плевать на бластер… то есть не плевать, конечно… Но не страх остановил Друза. Нет, не страх…

Дверь в камеру распахнулась, на пороге возник молодой офицер в зеленом мундире с золотыми эполетами. Его волосы, напомаженные и завитые, жирно блестели. На верхней губе аккуратная полоска усов выглядела старательно нарисованной.

– Арестант Друз, прошу следовать за мной! – приказал офицер.

Центурион подчинился. Выйдя в коридор, он никого не увидел, но уловил запах духов и жареных орешков. На полу валялись яркие обертки. Одна – подле самой двери его камеры. Друз даже разглядел этикетку. “Фисташки”. Он обожал фисташки. И Лери помнила про эту его слабость. Тюремный робот, кряхтя, катился из одного конца коридора в другой, собирая обрывки с пола.

– За мной, – повторил офицер.

Друзу захотелось поднять выброшенную обертку. Что, если она валяется здесь неспроста? Что, если это послание? Он сделал вид, что споткнулся, громко чихнул и в каком-то нелепом пируэте подхватил пакетик из-под фисташек с пола. Спешно смял и засунул в рукав.

Офицер, кажется, ничего не заметил. Мог заметить наблюдатель, в чьем распоряжении сотни камер. Но если ли камеры наблюдения в коридоре – арестованный не знал.

Офицер вывел Друза во двор. Неправильный прямоугольник был очерчен красно-коричневыми ветшающими казармами. Одинаковые длинные здания в два этажа. Два яруса зарешеченных окон, облупленные стены, изъеденный сыростью фундамент. Все это видел Друз, но видел нечетко. Картинка уходила на задний план и расплывалась, потому как внимание арестанта было приковано к деревянному помосту. На помосте – огромная плаха, желтая, иссеченная, кое-где бурая. Или это только кажется, что бурая? В плаху вогнан топор – лезвие ушло в дерево до половины. Сеял мелкий дождь, и по светлой деревянной рукояти медленно стекали капли. Рукоять блестела, как лакированная. Друз почувствовал, что у него подгибаются колени.

– Разве на Китеже отрубают головы? – спросил он охрипшим голосом и оглушительно чихнул. – А я надеялся – только вешают.

Из глаз его текли слезы. Но он с чистой душой мог списать эти слезы на проклятый насморк.

– Вешают редко. То есть теперь почти никогда, – объяснил офицер, знавший все тонкости вопроса. – После того, как был раскрыт заговор озерников, правительство приняло решение казнить путем отсечения головы.

– Бунт озерников? Я ничего подобного не слышал. – Друз хотел сказать, что не только про озерников, но и про Китеж мало что знает, разве что некоторые особенности общения в галанете, но потом передумал. – Они же все там счастливы, на дне…

– Бунт озерники подняли пятьдесят лет назад. Они хотели подчинить себе наземные княжества. Устроили тайную встречу. Собрались все главы открытых озерных городов. Но среди них был наш агент, он и выдал заговорщиков. Почти двести человек были приговорены к смерти…

– Двести человек, – зачем-то повторил Друз.

– Они сидели вон в том каземате. – Офицер указал рукой куда-то за спину Друза. – Смотрели, как готовят этот помост и эту плаху, как строятся солдаты. Как пришел палач. Двести человек – это много крови. Она стекала по каменному желобу вон в ту решетку.

Друз повернулся и посмотрел туда, куда указывал офицер. Там в самом деле мутно поблескивала решетка. Сейчас тонкая струйка дождевой воды несла к стоку мусор – веточки, стебельки травы. Возле самой решетки грудой лежали вывалившиеся из кладки серые камни. И вдруг все переменилось. Заскрипели деревянные ступени, на помост шагнул здоровяк в красной рубахе. А возле помоста, внизу, уже толпились, тесня друг друга, люди с одинаково бескровными лицами, в белых рубахах, со связанными за спинами руками. Вот один из них стал подниматься на помост. Послышался барабанный бой, но самих барабанщиков не было видно. Человек подошел к плахе. Остановился. Палач с треском рванул рубаху, обнажая спину и плечи. Белая, лишенная загара кожа. Человек опустился на колени, покорно положил голову на деревянную колоду. Палач наклонился, отвел в сторону пряди длинных светлых волос. Взмах топора. И по желобу, быстро, слишком быстро помчался алый густой поток.

“Головидео, всего лишь головидео…” – мысленно попытался успокоить себя Друз. Но зубы против воли выбили предательскую дробь.

Тем временем на помост уже поднимался новый приговоренный.

– Лаций обречен! – донесся из-за стены многоголосый возглас. – Смерть убийце Рюриковича! Смерть!..

Голограммы казнимых поблекли и отдалились, утратили свою реальность.

– Смерть! – уже вовсю ревели за стеной.

– Мне отрубят голову? – спросил Друз.

– Да, за умышленное убийство вам отрубят голову. Но если вы сознаетесь, то Великий князь может вас помиловать. Он милосерден к тем, кто раскаялся.

Алый поток вливался в черные зевы решетки. Друз понимал, что все это – и казнь, и ручей крови – виртуалка, иллюзия. Надо лишь дотронуться до алого потока и убедиться… Но Друз не осмелился.

– Они не раскаялись? Двести приговоренных, и никто не раскаялся? – недоверчиво спросил он.

– Никто.

“Не верю”, – хотел выкрикнуть Друз, но опять промолчал.

Офицер не торопился, позволяя арестанту в полной мере насладиться исходящим от тюремного двора ужасом. Друз ощущал липкое дыхание смерти спиной и затылком.

– Смерть лацийцу! – надрывался голос за стеной.

“Нет!” – хотелось орать арестованному, мчаться куда-то, хватать пересохшим ртом влажный тягучий воздух.

“Нет”, – сказал другой голос коротко и твердо, будто центурион вновь очутился на “Сципионе”, и командир линкора отдавал ему приказ.

Центурион Лация не имеет права трусить.

Друз приосанился, расправил плечи, сверху вниз глянул на сопровождавшего его офицера. Благо рост позволял. Офицер смутился. Оглянулся зачем-то. На помосте вновь мелькал сделавшийся алым топор. Будто эмалью его покрыли.

– Ничего страшного, – сказал Друз, – я заметил: он отрубает голову одним ударом. Ни разу не промахнулся. Волосы у меня короткие, мешать не будут. А рубашку я сниму заранее, чтобы ворот не рвали. Или еще, знаете, могут ножницами вырезать. А ножницы холодные… бр-р-р…

– Идемте, – офицер указал арестанту на ворота, ведущие назад, к казематам. Экскурсия, похоже, не удалась.

Друз хмыкнул, хотя это уже, наверное, было излишним. Игрой. Позой. Но Друз не мог себе в такой малости отказать.

“Вот если бы Лери видела…” – он представил, что шагает по палубе линкора, и шаг сам собою стал пружинист.

– Вам страшно, – шепнул офицер ему в спину.

“А вот и нет!” – хотел по-мальчишески крикнуть Друз, но не крикнул, сдержался, и понял, что теперь уже точно одержал в этой крошечной схватке победу.

– Лаций обречен! – неслось из-за стены.

– Да, кстати, забыл спросить… Когда в Вышеграде карнавал? – поинтересовался Друз.

– Скоро придет, – отвечал офицер. – Но вас казнят прежде.

После уличного света в камере было почти черно. Друз наткнулся на стул и едва не упал. Постепенно глаза вновь привыкли к полумраку. Похоже, в камере нет даже видеонаблюдения – настолько строго соблюдена реконструкция.

Арестованный улучил миг, когда никто не заглядывал в глазок, развернул обертку фисташек. И не удивился, обнаружив на внутренней стороне надпись на латыни.

“Признайся в убийстве! Нам нужно выиграть время, – гласила записка на обертке. – Потом К. тебя вытащит”.

Почерк, несомненно, принадлежал Лери. Друз шмыгнул носом. Но это шмыганье тоже можно было списать на насморк. Заключенный опустился на колченогий стул, уперся локтями в колени.

Признаться в убийстве – просила Лери. И этот офицер, что демонстрировал настоящую плаху и виртуальную казнь, он тоже требовал: признайся! Они что, сговорились – Лери и этот офицер? Обертка задрожала в руке Друза. Ну, этот тип – понятно, ему надо запугать заключенного, чтобы тот от страха потерял остатки мозгов. Но Лери! Как она могла посоветовать такое?

Неужели готова любить жалкого труса? Или ей только кажется, что готова? Она хочет его спасти любой ценой. Она умоляет: признайся…

Нет. Друз затряс головой.

“ Я не убивал и потому не могу сознаться. Не могу – и все. Можете вести меня на плаху!”

* * *

Утро наступило, а Корвин так и не лег спать, По галанету для него пришло сообщение: следствие установило, что отпечатки Друза на бластере, переданном Марком, подлинные. Поэтому эксперты еще сутки будут изучать улики. Значит, еще день и еще ночь у Марка имеются в запасе. Надо хотя бы подкрепиться, но яства Ксении для этого не подойдут.

С заменой оружия Марк разобрался… А вот убийца был по-прежнему не известен. И главное – никаких доказательств.

Марк вновь включил запись допроса.

“Человек торопился. Бежал. Я выглянул. Увидел спину, затянутую в синее, и голову в колпаке синего цвета”.

“Колпак”… почему Друз сказал “колпак”? Постой! Колпак! На латыни “митра”! Но про митру Друз говорил еще раз… То есть не про митру… “Ты веришь следователю? Я бы не поверил и священнику!”.

Стаса застрелил человек в одежде священника? Чушь…Кто-то нарядился на маскарад монахом? Священник… носит митру… Митрой на латыни именуют любой восточный головной убор. Тюрбан? Мерд! Я же был вчера в тюрбане. Он видел меня? Намекал, что слышал мой разговор со Стасом? Ну и что? Я и не отрицал… не отрицал… не то… Друз видел убийцу. И этот человек был в тюрбане. И не только… синий человек… невидимка… в карнавальном костюме. Моем костюме. Друз думает, что я убил Стаса? Но я ушел… то есть я ушел, а вернулся некто, одетый как я, и застрелил Стаса?

Марк почувствовал, как по спине его стекает струйкой пот.

Итак, что известно? Убийство было подстроено… Но почему убийца решил, что Стас и Друз отправятся поутру в сад? Рассчитывал на счастливый случай? Нет, конечно. Случай может все лишь испортить…

Итак… утром… рано, когда все еще спали, убийца, одетый как Калистро – то есть в костюм Марка – вызвал Стаса утром в сад. Ну, конечно! Стас еще сказал: “А вот и Марковин вернулся”… вернулся… Видимо, убийца попросил Стаса подождать и ушел… что он ему обещал? Устроить новую дуэль? Привести Лери? Неизвестно… неважно. Убийца отправился за Друзом. Но тут он просчитался. Друз уже проснулся и вышел в сад – искать потерянный накануне бластер. Лацийцы поднялись слишком рано (сказалась разница в сутках Лация и Китежа). Тогда неизвестный вернулся в сад, застал Марка и Стаса за разговором, увидел Друза… Когда Марк ушел… подождал немного, приблизился и демонстративно (так, чтобы видел Друз) выстрелил в Стаса. После чего побежал. Друз, возможно, кинулся следом… Возможно, он кричал, и его крик слышала Ксения. Потом Друз вернулся в надежде, что Стас еще жив, вызвал медика… тут объявилась Ксения… Друз еще не сознавал, что эта ловушка для него. Он думал лишь о том, как выгородить Марка.

Итак, убийцы совершили несколько ошибок. Первая: они решили, что Друз отдал бластер на хранение старому князю. Второе: они не учли, что на Лации сутки короче… Но верно рассчитали, что Друз ни за что не выдаст Марка. И не ошиблись (почти), понадеявшись на неопытность следователя с Лация. Ну вот, теперь куски мозаики ложились один к другому без малейшего нажима. Умница, Корвин! Наконец-то ты нащупал нужную ниточку! Марк почувствовал удивительную легкость во всем теле. Будто крылья выросли за спиной. Хотелось подпрыгнуть и лететь. И он в самом деле подпрыгнул и издал боевой клич “Баррио!”, имитируя рев слонов.

Осталось узнать лишь одно: кто этот человек в костюме Калиостро, как он связан с Ксенией и как он удрал из усадьбы.

* * *

Корвин отправился в столовую. Охрана его попустила беспрепятственно, хотя ощупали сканерами, но уже без прежней старательности.

Хозяин усадьбы и Сергий Малугинский завтракали.

– Принесите нашему гость прибор, Иван, – обратился князь Андрей к высокому и прямому, как жердь, слуге. Знакомые прилизанные седые виски. Кажется, Иван вездесущ.

– Не стоит. – Марк взял полупустой молочник, налил туда кофе из серебряного кофейника, потом демонстративно сгреб с пирожковой тарелки Андрея Константиновича булочки и уселся за стол. – Мне ничего больше не надо.

– Что-то произошло? – поинтересовался хозяин усадьбы, с улыбкой наблюдая за беспардонным поведением гостя.

– Ничего особенного. Мне подсыпали в чашку снотворное. Доза была великовата… Я мог заснуть навсегда. Но – как видите, жив, здоров.

– Быть не может… – как-то очень вяло запротестовал князь.

– Поэтому я решил не рисковать во второй раз. Кстати, ваше высокопревосходительство, – обратился Корвин к кабинет-министру, – будьте так любезны, помогите мне в решении одного вопроса.

– Я в вашем распоряжении.

– Что вы знаете о проекте “седьмое колено”?

– Это не имеет никакого отношения к убийству Стаса. – Кабинет-министр едва заметно вздохнул, давая понять, что следователь выбрал не тот путь.

– А мне кажется, что имеет. Так вы что-то знаете?

– Практически ничего. – Владимил изобразил глубокую задумчивость. – Это какие-то малоперспективные разработки одной из наших лабораторий. Вы наверняка слышали, что Китеж очень много внимания уделяет науке.

– Генетическим лабораториям, – уточнил Марк.

– Вы что-то понимаете в генетике?

– Практически ничего, – Марк намеренно повторил фразу собеседника.

– Я тоже. Так не будем об этом говорить. Расскажите лучше, что вам удалось обнаружить.

“В какую игру играет Сергий Малугинский? – шепнул голос предков. – Мне его поведение все меньше нравится”.

“Мне тоже”, – мысленно ответил Корвин.

– Да, кое-что я узнал, – сказал вслух. – Семен Лосев. Это имя вам знакомо? – Произнося это, Марк смотрел вовсе не на кабинет-министра, а на старого князя. Впрочем, даже смотреть на него было не обязательно. Едва прозвучало “Семен Лосев”, как Андрей Константинович уронил на пол серебряную ложечку. Марк наклонился и поднял.

– Благодарю… – очень тихо сказал старый князь. Пальцы его дрожали.

– Лосев был участником покушения на меня полгода назад, – тем временем объяснял Сергий Малугинский. – Именно тогда погибли моя жена и дочь. Он – союзник озерников, хотя сам не бывал в озерных городах. Его застрелили мои охранники. Мерзавцу не удалось уйти.

– Я бы хотел получить все данные об этом человеке. Все, какие есть.

– Через полчаса вам передадут инфокапсулы, – пообещал кабинет-министр. – Сам я через час уезжаю. Так что моя охрана не будет вам больше докучать.

– Можете ответить еще на один вопрос, ваше высокопревосходительство? – Корвин налил себе еще кофе. Действие таблеток заканчивалось, и глаза предательски слипались. – Зачем вы хотите разрушить озерные города?

– Я говорил об этом много раз.

– Извините, но я не слышал ваших выступлений. Читать их мне некогда. Скажите в общих чертах. Кратко.

– Это гиря, привязанная к ногам пловца.

– М-да… очень кратко. Емко. Образно. А кто пловец?

– Как кто?

– Китеж или Лаций? Кто пловец? – язык у Корвина после бессонной ночи немного заплетался, как у человека, захмелевшего после первой рюмки.

– Конечно – Китеж. Я все время думаю о Китеже.

– Почему? – пожал плечами Корвин. – Я бы думал о Лации. Ведь вы родились на Лации, Ливий Друз.

– Я – плебей.

– Ну и что?..

Кабинет-министр ничего не ответил и поднялся.

– Я помню вас другим, – задумчиво проговорил Корвин. – Идеалист, для которого истина и торжество закона – не пустые звуки. Вы готовы были бороться за справедливость, рискуя жизнью.

– Я и теперь борюсь! – с неожиданной страстностью отвечал кабинет-министр. – Каждодневно рискую жизнью. Озерные города я разрушу – клянусь светлым-пресветлым Китежем. И никто мне не помешает! Никто!

* * *

Что можно в галанете найти про кабинет-министра? Безумно много информации – и одновременно практически ничего. Вот он на приеме, вот на открытии новой дороги. Вот он выступает перед Думой, вот он с визитом, вот еще где-то… Кто он? Откуда? Похоже, китежане даже не знают, что он прибыл с Лация. Все его именуют Владимилом. Он был женат на сестре Великого князя. Красавица с карими глазами и светлыми волосами. Немного полновата. Но все равно красавица. Она погибла, их дочурка тоже… Проектов у Владимила множество. И суть всех – разрушить сложившийся уклад Китежа, который мешает планете стать полноправным членом Звездного экспресса. Пока Китеж похож на туриста: приехал, покатался и вновь забился в привычную скорлупу. Среди тех, кто оседлал экспресс и пустился в бесконечный путь по кольцу, Китежа нет. Хорошо это или плохо – не Марку судить. Главное препятствие для движения – озерные города. Они полностью выпадают из цивилизации… Они автономны, они ни в чем не нуждаются… Они – нарушение всех законов Галактики. “Кто вошел – тот не уйдет”, их девиз. Почему не уйдет? Как они не дают уходить? Насилие? Перестройка организма? Гипноз? Озерные города множатся, население на суше тает. Планета, разделенная на воду и твердь, и граница эта ничуть не условна. Это еще не осада, но уже подготовка к войне. Война назревает. Она неизбежна. Либо твердь сгинет, либо озерные города. Кабинет-министр готовит упреждающий удар. Жестокий удар.

– Вам прислали капсулы. – Слуга князя Андрея поставил перед Марком четыре огромных коробки. В каждой не меньше ста капсул.

Марк попросил всю информацию. И ее доставили. Капсулы придется смотреть несколько месяцев.

Только тот, кто не хотел, чтобы Корвин нашел настоящего убийцу, мог прислать эти коробки. И что теперь делать горе-следователю? Выбрать одну капсулу наугад? Попробовать найти что-то определенное? Запустить программу поиска? Какую? Марк стиснул зубы – ему сейчас катастрофически не хватало Друза.

Слуга… Ах нет, не надо этих безличных – слуга… раб. Иван – так зовут старика, – тем временем снял с окна и двери камеры наблюдения, положил их в коробку и унес. За окном слышалось мерное хлопанье – будто большая птица уселась на лужайке и пытается взлететь, плеща крыльями, – это жандармы демонтировали систему слежения. Кабинет-министр отбыл из усадьбы. Через пятнадцать минут улетят и жандармы. Как убийца, сообщник Ксении, покинул усадьбу? Может быть, улетел в одном из жандармских флайеров, которые саранчой обрушились на поляну после убийства? Версия правдоподобная. Но пока только версия.

В дверь опять постучали. Явился жандарм, отдал Марку кобуру с бластером. Марк извлек оружие из кобуры, проверил идентификационный номер. На Китеже обожают розыгрыши – помни об этом, Марк, постоянно помни!

Корвин решительным жестом отодвинул капсулы и подключился к галанету.

Здесь о Семене Лосеве и покушении на кабинет-министра было не так уж много материалов. За пятнадцать минут можно все изучить. Само покушение. Отчет о гибели. Семья Лосевых… Отец и мать давно умерли. Остались два брата – Семен и Вадим.

Вадим…

* * *

Марк поджидал в коридоре. Едва Ксения появилась, хватил ее за руку и притянул к себе.

– В чем дело? – Кажется, княжна пыталась изобразить гнев.

“Княжна Марья, говоришь?”

Он обнял ее и поцеловал в губы. Она была ниже его на голову.

Ксения сопротивлялась, но лишь в первый миг. А потом обмякла. И стала сползать по стене. Будто растаяла. Марк обнял ее за талию и повел. Она по-кукольному послушно переставляла ноги. Вдруг повернулась к нему и стала целовать в губы сама – не целовала, скорее кусалась. Она и царапаться будет. Посмотрим… Он, наконец, довел ее до кровати, повалил лицом в подушки. Видеть ее лицо не хотелось. Потом, может быть… Солнце светило в окно. А фигурка у нее ничего, спина гладкая, талия не слишком тонкая, зато ягодицы округлые и упругие… Она слабенько пискнула, когда он всадил в нее свой меч. Пискнула и застыла.

“Я занимаюсь Венериными усладами ради дела… ради спасения жизни… И это все будут видеть мои дети…” – думал Марк.

Хуже это или лучше визита к проститутке, Марк не знал – пускай детки лет через двадцать оценят. Но мысль эта отвлекла, возбуждение несколько спало и отдалило Венерин спазм.

А Ксения постанывала и скребла ногтями простыни.

“Княжна Марья”, которую никто не хочет соблазнить из-за простого желания… просто потому, что она не привлекает мужчин… Ее волокут в постель по расчету…

Патриций, ты должен показать, на что способен, ты помнишь ухищрения отца, деда и прадеда… всех уличных девок, которых они поимели, Венерины удовольствия их собственных жен и жен чужих, с которыми они забавлялись до зачатия потомков… Стас, он был прав… паскуда… все так и есть… так и есть…

Венерин спазм наконец накатил.

Марк растянулся на прохладных простынях.

– Как хорошо… – простонала она.

– Ты – чудо, – ответил он.

Выбор слов в таких случаях на редкость банален.

Ксения перевернулась на бок и принялась его возбуждать. Не слишком умело. Надо бы спросить… сейчас… нет… Погоди… не спугнуть… пускай поработает язычком. Ну вот, теперь мы в полной боевой готовности. Я и мой меч. Вперед!

Она выбрала позу сверху. Ни черта у нее не получается. Не умеет. Видимо, этот бомбист Лосев не особенно баловал свою любу. Так же, заловил в коридоре, трахнул по-мещански раз, другой. И все, она уже его раба, ошейник работает, управляющий чип отдает команды. Марк поменял позу. Она снизу, он сверху. Примитивно, зато эффективно. Три ее Венерина спазма, прежде чем он достиг своего.

Его почти сразу потянуло в сон. Э, так не пойдет… Теперь, когда красотка мягче воска, теперь и спрашивай… Помни, у тебя есть один день и одна ночь, чтобы спасти Друза… и осталось от этого дня меньше половины. Догорает день… догорает…

– У тебя великолепная фигура. – Слова противно растягивались. Глупо хвалить фигуру с закрытыми глазами. – Тебе это говорили?

– Да… – Ксения хихикнула. – У меня шикарная фигура, когда я без одежды.

Да, этот Семен прав, без одежды она ничего. Очень даже…

Ксения приподнялась на локтях, коснулась губами его щеки.

– Ты женишься на мне?

Ого! Княжна Марья готова подцепить первого встречного. Что, так тяжко? Марк мгновенно очнулся от сна.

– А Семен? Ведь вы обручились. – Пусть хоть так этот мерзавец его защитит.

Правда, он мертвый. Но погиб полгода назад. Ты должна безутешно рыдать, вспоминая погибшего, бедная моя!

Она помолчала. Затем выдавила:

– Кто тебе сказал? Сергей?

– Неважно. Ты его любила? Сильно?

– Мы обвенчались. Тайно. Он погиб.

– Хочешь отомстить?

– А ты бы отказался от мести? – вскинулась она.

– Значит, чтобы отомстить, ты украла из отцовского сейфа бластер?

– Это не так! – запальчиво выкрикнула Ксения.

– Что не так?

– Ну да, я взяла… да… Но отцу ведь это ничем не грозило.

– А Стас? Его убили! Он же твой кузен!

Ксения заплакала.

– Стас, бедняжка… Стас… Мы все… так его любили… так любили… Бедняжка. Его все обижали. А он был такой добрый, такой нежный…

“Не понял, – забормотал голос. – Она же сама помогла его прикончить…”

– Над ним издевались у озерников? – спросил Корвин.

– Не знаю. Никто не знает… Но тот, кто уходит к озерникам, назад не возвращается. Стас вернулся. Наверное, ему лучше было остаться. На тверди он не мог жить. Смерть стала для него избавлением. Благом. Он счастлив теперь, наш бедный Стас.

В этом Марк как раз сомневался, но спорить не стал.

– А Семен бывал у озерников?

– Нет. Сема защищал право озерников существовать. Но сам в озерный город никогда не спускался. И не планировал.

– То есть, он погиб за абстрактную идею? – рациональное мышление “римлянина” не могло этого понять.

“Попробуй принять”, – посоветовал насмешливо голос.

“Не мешай”, – огрызнулся Марк.

– Твердь не имеет права навязывать свои правила Светлояру! – запальчиво выкрикнула Ксения. Выкрикнула, как лозунг. Слышала от Семена, повторяет попугаем.

– Как они появились, озерные города? Ведь это… – он уже почти знал ответ.