Текст книги "Фредерик Жолио-Кюри"

Автор книги: Марианна Шаскольская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

Принимая во внимание простоту их опытов, казалось странным, что со времени Конгресса Сольвея не было опубликовано ни одной аналогичной работы. Причиной того, что они работали еще три месяца, не имея конкурентов, было, несомненно, недоверие физиков к доложенным ими на съезде результатам.

Если бы делегаты Сольвеевского конгресса заинтересовались результатами четы Жолио-Кюри, возможно, что некоторые из них обогнали бы французов и честь открытия искусственной радиоактивности принадлежала бы кому-либо другому.

Когда через несколько месяцев открытие искусственной радиоактивности приобрело мировую славу, тогда стало ясно, что циклотрон Лоуренса в Беркли уже создал много радиоактивных элементов как внутри прибора, так и вокруг него; вероятно, и обслуживающие его работники и сам Лоуренс стали слегка радиоактивными.

Но отнюдь не только счастливый случай помог супругам Жолио-Кюри. Ясный ум, широкая научная эрудиция, глубокое понимание научных проблем, огромная работоспособность, смелость и уверенность в своих силах, могучая научная фантазия – таковы были их неотъемлемые качества. И была еще одна особенность, поставившая этих двух физиков в ряды первых ученых мира, – способность признавать возможным даже самый невероятный и странный факт. Именно поэтому им удалось открыть явление искусственной радиоактивности, хотя экспериментальные средства, имевшиеся в их распоряжении, были значительно беднее тех, какими располагали ученые Америки и Англии.

Больше того, явление искусственной радиоактивности наверняка наблюдалось и в Англии и в Америке, но никто не сумел его открыть, ибо никто не мог так смело, как Жолио, считать возможным самое невероятное. Вспоминая об открытии искусственной радиоактивности, сами Жолио-Кюри писали через двадцать пять лет: «…Мы имеем все основания поздравить себя с тем, что мы работали с этой аппаратурой вместо того, чтобы тратить время на ее усовершенствование.

Тут есть о чем поразмыслить: всегда следует осуществить эксперимент, если он возможен, даже и в том случае, если средства, которыми можно располагать, несовершенны. Однако не следует затягивать работу, если встречаешь слишком много трудностей, вызванных этим несовершенством: в таком случае можно выиграть время, если сначала заняться улучшением средств исследования или же даже поисками других приемов наблюдений».

В чем же заключалось бессмертное открытие Ирен и Фредерика Жолио-Кюри?

Сначала они хотели исследовать бета-излучение полония с помощью камеры Вильсона, помещенной в магнитное поле, по методу Д. В. Скобельцына. К окошку камеры Вильсона они поднесли свой мощный полониевый препарат, а чтобы альфа-излучение не мешало им, поместили между препаратом и камерой Вильсона тонкий алюминиевый листок. Предполагалось, что алюминий задержит альфа-лучи (они поглощаются сильнее, чем бета-лучи) и в камере Вильсона видны будут только следы бета-частиц (электронов). Действительно, альфа-лучи поглотились алюминием. Но что за странность? В поле зрения камеры Вильсона отчетливо видны были следы двух типов частиц – отрицательных и положительных: электронов и недавно открытых позитронов.

Откуда же взялись позитроны? Их не было в первоначальном излучении полония, они появлялись лишь тогда, когда излучение полония, проходило через алюминий. А затем, уже после Сольвеевского конгресса, Жолио-Кюри обнаружили самое удивительное: они прекратили бомбардировку алюминия полониевыми лучами, а испускание позитронов продолжалось. Похоже было, что происходит естественный радиоактивный распад. Что же случилось с алюминием? Жолио-Кюри с гениальной интуицией объяснили найденный эффект: альфа-лучи, бомбардируя алюминий, превращают его в другой элемент. Испуская нейтрон, ядро алюминия превращается в ядро фосфора, но в такой фосфор, какого не существовало до тех пор на земле. Это не обычный фосфор, а никому дотоле не известный, не встречающийся в природе радиоактивный изотоп фосфора. Он быстро распадается, испуская положительные электроны.

Это было невероятно. Это было чудовищно смело, и это надо было доказать. Но как доказать, что действительно образовался фосфор? Как провести анализ, если радиофосфора гораздо меньше, чем миллиардные доли грамма?

Новый радиоактивный изотоп оказался очень недолговечным, он распадался наполовину уже за три минуты. Значит, анализ надо провести с молниеносной быстротой.

– Не укажете ли вы нам метод, который позволил бы отделить фосфор от алюминия меньше чем за три минуты? – спросил Фредерик знакомого химика, встретившегося с ним на улице Пьера Кюри.

Химик только развел руками – это было далеко за пределами возможностей химии. Но дочь и зять Марии Кюри недаром были ее учениками. Они сами придумали новый метод и, проделав-таки химический анализ меньше чем за три минуты, точно установили природу нового элемента.

Принцип метода был необычайно остроумен. К продукту распада алюминия добавили обычный нерадиоактивный фосфор. Атомы обоих фосфоров ведут себя совершенно одинаково, и, так как фосфора теперь много, реакция идет гораздо быстрее. Фосфор теперь легко обнаружить обычными методами химии, пригодными для больших количеств вещества. Вся операция проделывается за три минуты. Радиоактивный фосфор всюду следует за обычным фосфором, а если поднести пробирку с такой смесью к счетчику, то есть измерительному прибору, регистрирующему радиоактивный распад, то атомы радиоактивного изотопа сразу выдают свое присутствие. Они как бы говорят щелчками счетчика: «Мы здесь! Мы здесь!»

Если бы при бомбардировке получился не фосфор, а другое вещество, оно бы не последовало всюду за фосфором, а осталось бы в других продуктах химических реакций.

Ограничивается ли новое явление только алюминием? Жолио-Кюри попробовали закрыть окошко камеры Вильсона вместо алюминия пластинкой бора, затем магния. Они облучали бор или магний альфа-частицами, потом – это было самое поразительное! – убирали источник альфа-лучей и продолжали наблюдать, как на сером фоне поля зрения камеры Вильсона появлялись четкие следы испускаемых частиц: радиоактивность была создана искусственно.

«Впервые и окончательно была установлена возможность создать вызванную внешней причиной радиоактивность определенных атомных ядер, которая сохранялась в течение измеримого времени и после устранения возбудившей ее причины», – написали Жолио-Кюри в докладе, представленном ими в Парижскую Академию наук 15 января 1934 года.

Через несколько дней почта доставила им письмо из Кембриджа. Резерфорд поздравлял молодых французов с открытием того, что он искал на протяжении всей своей деятельности.

«Я в восторге от Ваших опытов, – писал Резерфорд. – Поздравляю Вас с проделанной работой, которая позднее приобретет огромное значение».

До тех пор считалось, что радиоактивность – это исключительное свойство нескольких элементов, располагающихся в самом конце таблицы Менделеева. И вот теперь Жолио-Кюри показали, что можно искусственно создать радиоактивный элемент, а дальше, после того как он создан, процесс его распада ничем не отличается от естественного. Оказалось, что радиоактивными могут быть изотопы любого элементанезависимо от того, каково место этого элемента в периодической системе. Не нужно доставать дорогой уран, радий или полоний, можно сделать радиоактивными обычный алюминий или кобальт.

Когда-то Ланжевен писал, что открытие радиоактивности сыграло для человечества такую же роль, как открытие огня. Продолжим сравнение: только открытие искусственной радиоактивности действительно дало этот огонь в руки человека.

Лавина открытий последовала за первым сообщением Жолио-Кюри в январе 1934 года. Во Франции, Италии, Советском Союзе, Англии, США – везде бомбардировали элементы альфа-частицами, нейтронами и получали новые радиоэлементы. Не прошло еще и года, как 14 ноября 1934 года, докладывая об искусственной радиоактивности на конференции Французского физико-химического общества в Париже, Ирен и Фредерик смогли указать, что теперь уже известно более пятидесяти новых радиоэлементов. Радиоэлементы и их изотопы стали доступными физикам, медикам, техникам.

Великое открытие принесло супругам Жолио-Кюри всемирную славу. Они оба получили ордена Почетного легиона и почетную премию Парижской Академии наук, а 1935 год принес новое волнующее известие: творцы искусственной радиоактивности были награждены Нобелевской премией.

Автограф части текста нобелевской речи Ф. Жолио-Кюри.

Четырнадцатилетней девочкой Ирен присутствовала в Стокгольме при награждении ее матери второй Нобелевской премией. Прошло двадцать четыре года – и вот в том же зале в Стокгольме шведский король вручил Нобелевскую премию Ирен Кюри и Фредерику Жолио. Увы! Марии Кюри уже не было с ними. Последние месяцы жизни Марии Кюри были озарены радостью открытия искусственной радиоактивности. Она могла видеть, как вырос созданный ею институт, которым она руководила до последнего дяя.

Мария Кюри умерла в июле 1934 года, за несколько месяцев до получения Нобелевской премии ее детьми.

«Для нашего покойного учителя Марии Кюри явилось бы, безусловно, большим удовлетворением дожить до тех дней, когда так вырос список радиоэлементов, столь славно открытый ею совместно с Пьером Кюри», – говорили Жолио-Кюри в своем нобелевском докладе в Стокгольме. Свой нобелевский доклад Фредерик Жолио закончил изумительным, пророческим предсказанием, что в будущем когда-нибудь искусственные радиоактивные превращения дадут возможность осуществить реакцию, которая будет распространяться как лавина, высвобождая громадное количество энергии. Тогда это казалось лишь смелой, безумной фантазией.

Он говорил:

– Те несколько сот различного рода атомов, которые составляют нашу планету, не являются раз навсегда созданными и существуют не вечные времена. Мы их воспринимаем так, потому что они еще существуют. Другие же, менее устойчивые, атомы уже исчезли. Из этих последних некоторые, вероятно, будут вновь получены в лабораториях. До настоящего времени удалось получить лишь элементы с короткой продолжительностью жизни, от доли секунды до нескольких месяцев. Чтобы образовать достойное упоминания количество элементов со значительно большей продолжительностью жизни, необходимо располагать очень мощным источником излучений. Можно ли надеяться на осуществление этой мечты?

– Если, обратившись к прошлому, мы бросим взгляд на успехи, которые были достигнуты наукой в ее все убыстряющемся движении, то мы вправе думать, что исследователи, конструируя или разрушая элементы по своему желанию, смогут осуществить ядерные превращения взрывного характера, настоящие цепные химические реакции.

– Если окажется, что такие превращения распространяются в веществе, то можно составить себе представление о том огромном освобождении полезной энергии, которое будет иметь место.

– Но если они охватят все элементы нашей планеты, то мы должны с тревогой думать о последствиях такого рода катастрофы. Астрономы иногда наблюдают, что звезда средней величины яркости внезапно возрастает по величине; звезда, невидимая невооруженным глазом, становится сильно светящейся и видимой без инструмента. Это появление новой звезды. Такое внезапное увеличение яркости звезды, быть может, вызвано подобными же превращениями взрывного характера, которые предвидит наше воображение. Быть может, исследователи попытаются осуществить такого рода процессы, причем они, как мы надеемся, примут необходимые меры предосторожности.

Впервые термин «цепная реакция» был применен к будущим, еще не осуществленным ядерным превращениям. Это удивительное, гениально смелое предсказание Фредерик Жолио повторил через полгода в Москве в своем докладе об искусственной радиоактивности на первом Менделеевском чтении.

В МОСКВЕ

– От имени Академии наук и Менделеевской комиссии позволю себе приветствовать Фредерика Жолио и Ирен Жолио-Кюри как представителей ученых дружественной нации. Добро пожаловать в нашу страну! – этими словами седой академик Николай Семенович Курнаков открыл 29 сентября 1936 года первое Менделеевское чтение в Москве.

Большая физическая аудитория МГУ заполнена до отказа. Скамьи, поднимающиеся амфитеатром, лестницы, проходы забиты битком. Слушателей больше восьмисот. В первых рядах поверенный в делах Франции, народный комиссар просвещения, академики А. Е. Ферсман, С. И. Вавилов, Н. Д. Зелинский, А. Н. Фрумкин, Л. И. Мандельштам, А. А. Байков. Профессора, студенты – все хотят увидеть и услышать родителей искусственной радиоактивности.

Академик Абрам Федорович Иоффе, много раз встречавшийся с Марией Кюри на Сольвеевских конгрессах, знакомит слушателей с научной биографией супругов Жолио-Кюри:

– Открытие супругов Жолио привело к открытию большего числа новых атомов, чем все то, что было известно Менделееву. Искусственная радиоактивность дала, таким образом, новый смысл системе Менделеева как системе возможных устойчивых атомных ядер. Нельзя было выбрать лучшего автора для первого чтения, связанного с именем Д. И. Менделеева, чем Фредерик Жолио.

– Через 35 лет Ирен Кюри и Фредерик Жолио, открыв искусственную радиоактивность, продолжили и повторили историю Марии Склодовской и Пьера Кюри, открывших радий. За открытием радия последовало еще около сорока радиоактивных элементов; за радиофосфором супругов Жолио – более ста неустойчивых атомов. Оба эти открытия связаны между собой прямой преемственностью. Тридцать пять лет настойчивой работы над радием создали лучшую школу радиоактивности, в которой выросли супруги Жолио. С тем же энтузиазмом, с теми же передовыми политическими идеалами, с тем же талантом, которые типичны были для супругов Кюри, супруги Жолио открыли следующую блестящую страницу истории науки. Она перед вами.

Профессор Игорь Евгеньевич Тамм переводит на, русский язык живую речь Фредерика Жолио:

– В течение последних лет совместные усилия физиков и химиков, направленные на штурм бесконечно малой частицы – атома, изменили в очень короткий срок наше представление о материи. Редко наука развивалась столь быстро, и многие исследователи были этим временно смущены. Большинство из них сумело, однако, удачно реагировать на этот бурный поток фактов. Их удалось освоить на благо науки и человечества.

Яркими, смелыми штрихами Жолио рисует картину открытий последних лет.

– В настоящее время, – сообщает он, – умеют создавать уже больше шестидесяти новых радиоэлементов, то есть они своей численностью превосходят естественные радиоэлементы. Применения искусственной радиоактивности уже неисчислимы. Правительство Франции отпустило недавно значительные кредиты на развитие этих работ.

Медицина, техника широко снабжаются радиоактивными изотопами. Биология, геология, металлургия – везде применяется радиоактивное излучение. Открытие искусственной радиоактивности – это начало новой эпохи в физике и технике.

Фредерик Жолио молод и счастлив. Всего лишь за девять лет скромный лаборант стал ученым с мировой известностью. Жизнь щедро раскрывается перед ним. И не только слушатели, но и сам он еще не знает, какое пророческое предвидение таится в заключительных словах его речи:

– Если, обратившись к прошлому, мы бросим взгляд на успехи науки, достигнутые в ее все возрастающем движении, мы будем вправе полагать, что исследователи, разрушающие и создающие элементы по своему желанию, найдут способ осуществить настоящие превращения взрывного характера, причем одно такое превращение будет вызывать несколько других.

– Если такие превращения станут распространяться в материи, то можно представить себе, какое громадное количество могущей быть использованной энергии при этом выделяется. Но, увы, если эта «зараза» охватит все элементы нашей планеты, мы должны с опасением предвидеть последствия такой катастрофы.

– Можно с тревогой задать себе вопрос: каковы будут последствия, если положить начало возможности осуществления подобных процессов?

Он повторил почти дословно то, что говорил в нобелевской речи. Но две самые последние фразы были сказаны по-другому. В Стокгольме он говорил осторожно о том, что исследователь, быть может, осуществит такую реакцию и примет, надо думать, меры предосторожности. А теперь, всего лишь через несколько месяцев, он поставил вопрос:

– И если когда-нибудь исследователь найдет способ вызвать такие превращения, то попытается ли он сделать опыт?

И ответил сам, как бы намечая путь:

– Думаю, что он этот опыт осуществит, так как исследователь пытлив и любит риск неизведанного!

ГЛАВА IV
ПЕРЕД ВОЙНОЙ

ГРОЗА ПРИБЛИЖАЕТСЯ

То были для Фредерика и Ирен годы подъема и всеобщего признания, годы светлого, неомраченного счастья. Каждый день приносил известия о новых победах науки. За пять лет после открытия искусственной радиоактивности было найдено более двухсот радиоактивных изртопов почти всех известных элементов.

Широко совершенствовалась ядерная техника, разрабатывались новые типы ускорителей. В медицину, агрономию, биологию, металлургию, химию, физику внедрялись методы меченых атомов, применения радиоактивных веществ.

Лауреаты Нобелевской премии Ирен и Фредерик Жолио-Кюри были теперь известны всему миру. Уже в 1935 году Фредерик был приглашен профессором Сорбонны. Одновременно Ирен была назначена руководителем работ Национального фонда наук. Дочь также заменила мать на ее посту в лаборатории Кюри, продолжая ее дело, руководя ее учениками.

Еще через год Фредерика пригласили на должность профессора и директора лаборатории ядерной физики и химии Коллеж де Франс, старейшего высшего учебного заведения Франции. Одновременно он стал директором вновь созданной лаборатории атомного синтеза Национального центра научных исследований.

Чтобы заполучить столь известного молодого ученого, Коллеж де Франс решился поставить вопрос о преобразовании кафедры санскритского языка в кафедру ядерной химии. Освободившуюся после ухода Фредерика должность профессора Сорбонны по курсу радиоактивности заняла Ирен. Через несколько лет Ирен была назначена заведующей кафедрой радиоактивности и стала директором Института радия.

Перейдя в Коллеж де Франс, Фредерик приложил все усилия к тому, чтобы создать здесь научно-исследовательский центр по ядерной физике. С ним работали сотрудники, пришедшие из Института радия, – аккуратный экспериментатор Савель, талантливый конструктор Альбан, светловолосый и как бы сонный на вид, но на самом деле инициативный организатор Коварский, широко эрудированный Намиас; позже к ним присоединился молодой итальянец Бруно Понтекорво. Изготовив необходимое оборудование, они приступили к сооружению громадного циклотрона, как у Лоуренса в США.

Параллельно Фредерик развивал лабораторию атомного синтеза при Национальном центре научных исследований. Он добился того, что Национальный центр приобрел от компании «Женераль электрокерамик» знаменитую лабораторию Ампера в Иври. Был построен большой корпус, в котором разместились физическая, химическая и биологическая лаборатории. Жолио организовал и вдохновлял тесно спаянную группу физиков, химиков, биологов.

Между Институтом радия и Сорбонной, где работала Ирен, и двумя лабораториями, которыми руководил Фредерик, сразу установилась повседневная, прочная связь.

С 1937 года Фредерик читал лекции в Коллеж де Франс. По правилам Коллеж де Франс профессор обязан ежегодно менять тему лекций, и Фредерик читал новые оригинальные курсы об излучениях, о строении вещества, о ядерных превращениях, об искусственной радиоактивности.

Профессор Жолио был неутомим. Он следил за стройкой, конструировал приборы, сам монтировал их, руководил сотрудниками, читал лекции. Его высокую подвижную фигуру в белом рабочем халате можно было увидеть и за лаборатерным столом, и в мастерской, и на сборке циклотрона, где он своими руками проверял и прилаживал все детали.

Мировая слава, высокие почести не изменили Фредерика Жолио. Он по-прежнему молод, весел, задорен, полон кипучей энергии и шумного галльского веселья.

Летом, как и раньше, их привлекает Бретань, песчаные берега Ларкуэста, где Фредерик Жолио с одинаковым увлечением занимается рыбной ловлей и парусными гонками. По-прежнему его раскатистый смех оживляет вечерние беседы с рыбаками Ларкуэста, а звание профессора не удерживает от веселой пляски или задорной народной песни.

Здесь он не профессор, не физик на каникулах, а рыбак среди рыбаков.

Он остается страстным спортсменом. Проведя месяц зимой в Альпах, он особенно увлекся горнолыжным спортом, соперничая и тут с Ирен, давним мастером по лыжам. И как же гордится этот лауреат Нобелевской премии, когда ему удается выполнить вираж на большой скорости!

Один из его сотрудников, чтобы избавиться от крайней материальной нужды, открыл школу японской борьбы джиу-джитсу. Чтобы помочь ему, Фредерик с большим энтузиазмом начал заниматься этим видом спорта. Школа прославилась. Что могло быть лучшей рекламой: знаменитый ученый, Нобелевский лауреат так полон сил только потому, что он занимается джиу-джитсу!

Они жили теперь на краю парка Со в Париже, в своей вилле Антони.

Большие светлые комнаты заполнены веселым шумом подрастающих детей. Элен уже учится в коллеже, как и отец, идет всегда первой, и Фредерик внимательно следит за успехами дочери.

На столе в кабинете Фредерика кусок урановой руды. Над столом в беспорядке фотографии учителей и друзей. На стенах картины любимых художников и высушенные головы щук. В углу удочки, ружья, охотничьи трофеи.

Большой сад примыкает к вилле. Цветы – страсть обоих, особенно Ирен; все свободное время она проводит в саду. Из открытых окон виллы часто слышны звуки рояля – это играет сам хозяин. Фредерик любит импровизировать, проводя часы за роялем.

На вилле Антони всегда многолюдно и весело. По воскресеньям друзья собираются в саду, на ступеньках террасы или у обвитых цветами решеток теннисного корта. Фредерик – азартный теннисист, первоклассный игрок, и он не может усидеть на месте, если только есть партнер. Он относится к теннису ревниво и не выносит проигрышей. Его веселый голос слышен громче всех при подсчете очков.

Ирен, если она сама не участвует в игре, неутомимо, возится в саду: подрезает ветки, пересаживает цветы, появляется то с садовыми ножницами, то с тачкой для сухой травы.

По вечерам гости собираются за столом. Немногословная, сдержанная Ирен, разливая чай, незаметно направляет беседу. О чем только не говорят и не спорят здесь: о художниках и о музыке, о народных танцах и о спорте, о лаборатории и о новой статье, о реформе народного образования, проектом которой занят Поль Ланжевен, и о последних работах итальянского физика Ферми.

Высокие стены не отгораживают виллу Антони от внешнего мира.

Мир в эти годы живет в страхе. Коричневая чума фашизма расползается по Европе. Угроза новой войны нависает над землей.

Когда первые зловещие признаки фашизма уже явственно обозначились в Германии, Анри Барбюс и Ромен Роллан выпустили пламенное воззвание о созыве Международного конгресса против войны. Этот конгресс происходил в августе 1932 года в Амстердаме. Через несколько месяцев после захвата гитлеровцами власти в Германии, в июне 1933 года, в Париже, в зале Плейель, собрался Конгресс движения борьбы против опасности фашизма и войны. В числе его организаторов были Поль Ланжевен и Мария Кюри. Движение «Амстердам – Плейель», привело к организации Всемирного антифашистского комитета, одним из председателей которого был также избран Поль Ланжевен.

Вслед за своими учителями Марией Кюри и Полем Ланжевеном участвовали в этом движении и супруги Жолио-Кюри. Они тоже бывали на митингах и подписывали воззвания против войны. Но им еще казалось, что война далека от них.

А война придвигалась все ближе. Тяжело и душно становилось в Европе. В морозную январскую ночь вспыхнул рейхстаг. На площадях немецких городов фашистские громилы раздували костры, сжигая бессмертные творения Маркса, Гейне, Вольтера, Дидро…

Ученые с мировыми именами принуждены были бежать из Германии, потому что по расовой мерке они оказались «нечистокровными немцами».

Сожжены были книги Эйнштейна, но появились учебники «чисто арийской физики», «строго германской математики». «Математика – это проявление северного арийского духа, его воля к господству над миром», «физика создана арийской расой, расой победителей», – писали в этих книгах.

Фашизм поднимал голову и во Франции.

Деятели «Аксьон франсез» во все горло орали, что пора «задушить потаскуху» – так именовали они Французскую республику. Вооруженные группы «королевских молодчиков» и «патриотической молодежи» совершали набеги на студенческие кафе близ Сорбонны и хозяйничали в Латинском квартале. «Боевые кресты» под руководством полковника де ла Рокка вооружались и создавали регулярные отряды.

Но французы по-прежнему полагали, что война далека от них, верили демагогическим лозунгам «борьбы против беспорядков» и «спасения от красной опасности».

Отрезвление пришло 6 февраля 1934 года, когда фашистские банды в Париже попытались совершить путч. Вооруженные отряды атаковали Бурбонский дворец. Даже самые упрямые слепцы прозрели, увидав, что республика на волоске от гибели. Рабочие Парижа оказали яростное сопротивление мятежникам. «Фашизм не пройдет», – сказали трудящиеся. И он не прошел. 12 февраля четыре с половиной миллиона рабочих, покинув работу, вышли на грандиозную демонстрацию. После парижских событий французы начали понимать, как близка фашистская опасность.

Фредерик Жолио сказал себе: «Вещи подобные этим происходят потому, что слишком много людей остаются неорганизованными». Он вступил в социалистическую партию, позже – в Лигу борьбы за права человека. Для него с новой силой зазвучал завет матери: «Борись против несправедливости».

В 1935 году он уже не ограничивался пассивным участием, а вместе с Полем Ланжевеном и английским физиком Джоном Берналом активно организовывал группу «Ученые против войны», выступал на собраниях этой группы и на открытых митингах в Париже и в Лондоне и даже сам не раз занимался расклейкой плакатов и листовок.

Отпор фашизму сплотил французских рабочих. На выборах в мае 1936 года одержал победу Народный фронт. Формируя просуществовавшее несколько месяцев правительство Народного фронта, премьер Леон Блюм пригласил войти в правительство мадам Жолио-Кюри.

Ирен Жолио-Кюри стала помощником министра народного просвещения во Франции, и ей было поручено руководство научно-исследовательскими работами и народным просвещением всей страны. Женщина была назначена на такой пост впервые.

– Почему вы согласились на это? Зачем вы отрываете время от вашей научной работы? – спрашивали у Ирен.

– Если какое-нибудь дело справедливо, его надо делать, – убежденно отвечала она.

Министерские обязанности отнюдь не развлекали ее. Она внесла туда ту же строгость и простоту, как в руководстве Институтом радия.

– Мадам, – убеждал ее ближайший товарищ, тоже вошедший в министерство, профессор Пьер Бикар, – официальные бумаги надо писать более пространно и вежливо. Для них есть определенные формы. Почему же вы опять зачеркнули составленный мною текст?!

– Нет! – решительно возражала Ирен. – Письмо написано слишком любезно. Зачем долго объяснять то, что и так ясно? Не нужно никакой дипломатии, когда можно сказать прямо: «Это плохо».

Прямота и правдивость всегда были ее основными чертами.

За недолгое время пребывания у власти правительства Леона Блюма Ирен Жолио-Кюри успела провести ряд реформ народного образования, расширив светское образование в народных школах, закрепляя права учащихся женщин.

И Фредерик и Ирен участвовали в работе Союза рационалистов – прогрессивной организации, в числе основателей которой был Поль Ланжевен. Целью союза было распространение научных знаний среди народа. Фредерик выступал в союзе рационалистов с яркими лекциями, рассказывал о последних достижениях науки. И Ирен и Фредерик активно участвовали в Комитете бдительности антифашистской интеллигенции.

Позже, в 1939 году, Фредерик вслед за Полем Ланжевеном вошел в состав редакционной коллегии журнала «Пансе» («Мысль»). Журнал пропагандировал диалектический материализм, вел энергичную борьбу с идеологией фашизма.

Когда в сентябре 1936 года в Москве в президиуме Академии наук был устроен прием в честь докладчиков на Менделеевском чтении Ирен и Фредерика Жолио-Кюри, профессор Жолио в своем ответном слове тепло и убежденно заявил:

– Мы принадлежим к числу тех многих французов, которые с радостью следят за великолепным развитием вашей страны.

Он был счастлив, отмечая те поразительные перемены, которые произошли в Советском Союзе за три года, истекшие со времени его первой поездки в Россию.

– Мы имели возможность ознакомиться с постановкой работы великолепных научных и учебных лабораторий в физических институтах Москвы, где ведется интенсивная исследовательская деятельность и громадное количество студентов приобщается к научной работе. Мы видим, что в области химии и физики ядра, в вопросах строения атома за последние два-три года Советский Союз выдвинул целую плеяду талантливых исследователей. Если развитие научно-исследовательской работы в вашей стране будет продолжаться с такой же быстротой, то, несомненно, уже через несколько лет советская научная продукция в этой области займет передовое место в науке.

Наряду с развитием науки в Советском Союзе и во Франции Жолио подчеркнул прямо противоположное положение в Германии.

– С приходом к власти германского фашизма количество научных изданий в Германии сократилось втрое. В настоящее время совсем нецелесообразно издавать научную литературу на немецком языке, настолько упал интерес к науке в современной фашистской Германии.

Летним вечером того года, когда Жолио-Кюри были гостями Москвы, радиостанция Мадрида передала, казалось бы, безобидную фразу: «Над всей Испанией безоблачное небо».

Это был условный сигнал: по всей Испании, в городах и селах вспыхнул заранее подготовленный фашистский мятеж. Мир содрогнулся, услышав об испанском городке Гернике. Впервые, да, тогда впервые, бомбы рвались над мирным городом, фронт и тыл слились воедино. Поколение Фредерика Жолио, современники первой мировой войны, помнило войну, в которой воюют и гибнут лишь солдаты. Теперь в городах Испании обломки горящих домов погребали детей и женщин, погибали старики и больные, а немецкие летчики спокойно бросали бомбы на госпитали и школы. На окраине Европы народ Испании один принял бой с фашизмом. Истекающая кровью Испания погибала под натиском фашизма.

– Неужели вы не задумались, зачем вас послали в Испанию? – спросил пленного немецкого летчика советский журналист Илья Эренбург.