Текст книги "Фредерик Жолио-Кюри"

Автор книги: Марианна Шаскольская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

В мае 1941 года по призыву Коммунистической партии Франции была создана общая организация Сопротивления, объединившая все подпольные группировки борющейся Франции.

Президентом Национального фронта борьбы за освобождение и независимость Франции на все время войны стал профессор Фредерик Жолио-Кюри.

В маленьком парижском кабачке или в приемной зубного врача он встречался с Пьером Вийоном, с Лораном Казанова и другими руководителями Французской коммунистической партии, руководившей Национальным фронтом.

Национальный фронт стал самой широкой организацией Сопротивления, объединявшей все слои населения.

Смерть ходила по пятам за Фредериком Жолио-Кюри, Дважды гестаповцы арестовывали его, но отпускали, не имея улик и боясь такой же огласки, как при аресте Ланжевена.

Нацисты арестовывали, расстреливали, бросали в Бухенвальд и Освенцим его друзей и соратников.

Фернан Хольвег из Института радия, ученик, ближайший помощник Марии Кюри, друг и учитель Фредерика и Ирен, был арестован в декабре 1941 года вместе с шестьюдесятью членами организации Университетского фронта. В последний раз его видели стоящим лицом к стене, со скованными руками во дворе тюрьмы Санте. Через несколько дней жене отдали истерзанный труп, в котором едва можно было узнать когда-то веселого, жизнерадостного Хольвега.

Коммунисты-ученые философ Жорж Политцер, профессор германской филологии, писатель и публицист Жак Декур, любимый ученик и зять Ланжевена, талантливый физик Жак Соломон были арестованы в декабре 1941 года. «Назовите имена террористов», – потребовали при допросе у Декура. «Пожалуйста, – ответил он, – самый крупный террорист во Франции – это маршал Петэн».

Их терзали жестокими пытками и расстреляли 13 марта 1942 года на холме Мон-Валерьен.

В подпольных листовках французы читали письмо Жака Декура своим родителям, написанное в тюрьме в ночь перед казнью:

«Я не жалею, что избрал этот путь, – мне хочется думать, что моя смерть не пройдет бесследно… Вы знаете, что я два месяца ждал того, что должно произойти сегодня утром, и у меня было достаточно времени, чтобы подготовиться к этому, но так как я неверующий, я не углублялся в мысли о смерти. Я склонен скорее смотреть на себя, как на лист, оторвавшийся от ветки, – он падает с дерева на землю, чтобы удобрить почву. Качество почвы зависит от качества листьев. Я хочу говорить о французской молодежи, на которую я возлагаю всю мою надежду… Вы потеряете сына… Но, видите ли, он все же счастлив, потому что прожил прекрасную жизнь…»

Семьдесят пять тысяч коммунистов погибли в борьбе с гитлеровскими захватчиками в годы войны и оккупации. Французский народ назвал свою коммунистическую партию «партией расстрелянных».

До войны Жолио-Кюри был членом социалистической партии. Он считал тогда, что у него нет особых качеств, необходимых для того, чтобы стать коммунистом. «Теперь я знаю, что эта позиция была неверна. Именно вступив в партию учишься быть коммунистам, учишься реально сознавать колоссальную ценность коммунизма».

Весной 1942 года, в самое страшное время, когда немецкие войска продвигались далеко в глубь России и казалось, что войне не будет конца, Фредерик Жолио-Кюри вступил во Французскую коммунистическую партию.

На вопрос о том, что привело его в партию, он ответил коротко:

– Я стал коммунистом потому, что я патриот.

Принимавшим его членам Центрального Комитета он пояснил еще:

– Если нас арестуют, ваша судьба будет более тяжелой, чем моя, поскольку я беспартийный. Это было бы несправедливо… И потом, если уж мне придется встать под пули, то я хочу умереть коммунистом.

Через восемь лет, выступая на XII съезде Коммунистической партии Франции, Жолио-Кюри говорил о борьбе во времена нацистской оккупации:

– В Национальном фронте вместе боролись в тесном союзе мужчины и женщины разных мнений и разных религиозных убеждений. Тогда в Национальном фронте мы заботились о том, чтобы не входить в споры о вопросах, которые могли бы нас разъединить.

Но в близости, которая создалась в действии, во взаимном уважении, установившемся между людьми честными и храбрыми, коммунист своим примером, своими объяснениями вопросов, смущавших и тревоживших умы его соратников, подводил их к пониманию огромной человеческой ценности коммунизма.

Именно этой дорогой вступил я в нашу великую партию, и десятки лучших пришли той же дорогой. И я уверен, что, как и я, они сохраняют в сердце бесконечную признательность к старшим, к тем, кто осветил их путь.

К весне 1944 года положение Жолио-Кюри стало слишком опасным. Было принято решение о его переходе на нелегальное положение. Последнее, что предпринял он, пользуясь преимуществом легальности, – это была организация побега Ланжевена.

Вернуться после этого в Париж он уже не мог. Ирен с детьми еще раньше уехала в Швейцарию.

С мая 1944 года после организации побега Ланжевена Фредерик Жолио скрывался в подполье под именем Жана Пьера Гомона. Немцы, не найдя его в Париже, считали, что он бежал вместе с Ланжевеном.

Директор Коллеж де Франс Фараль «по секрету» сообщил Савелю, ближайшему сотруднику Фредерика Жолио: «Не тревожьтесь о вашем патроне, он благополучно уехал в Швейцарию». Савель поблагодарил за доверие и… в тот же вечер обсудил эту новость с самим Жолио. Дело в том, что, вынужденный менять места ночевок почти ежедневно, Жолио ту ночь провел как раз у Савеля.

В подполье Жолио принимал непосредственное участие в подготовке парижского восстания.

Лондонское радио уговаривало французов: «Подождите, пока вас освободят союзники».

«Ни одного дня без военных действий против врага! – отвечала «Юманите». – Французы, освобождайтесь сами!»

За Париж сражались советские солдаты под Москвой и под Киевом. Немецкие дивизии, входившие 14 июня 1940 года в Париж, были в 1943 году уничтожены под Сталинградом. Советская армия шла в бой за свободу Парижа.

19 августа 1944 года подпольный комитет подал сигнал к началу организованного восстания. Улицы Парижа ощети-нились баррикадами. Члены Национального университетского фронта заняли свои посты: одни участвовали в боевых действиях, другие охраняли ценности культуры.

План восстания был разработан до мельчайших деталей. Отряды вольных стрелков и партизан пошли в бой.

Немцы двинули против восставших танки. Рабочие Парижа забросали эти танки гранатами и бутылками с зажигательной смесью, в том числе и теми, что были изготовлены в подпольной мастерской профессора Жолио-Кюри.

Рабочие и служащие, учащиеся и учителя, врачи и ученые сражались на баррикадах Парижа, города четырех революций. И вместе с народом стрелял в фашистов с баррикад Парижа профессор Жолио-Кюри.

Семь дней длилось ожесточенное сражение на улицах Парижа. К вечеру 27 августа Париж освободил себя от немцев.

В тот же день в освобожденную столицу Франции прибыли американские войска и деголлевские дивизии.

Через несколько дней после освобождения немецкие самолеты налетели на Париж. На крыше Коллеж де Франс Жолио-Кюри наблюдал за падающими двухсоткилограммовыми бомбами. Рядом стояли три американских офицера с загадочными знаками различия: на левом рукаве белая буква альфа, пронизанная красной молнией. Офицеры внимательно и почтительно следили за Жолио-Кюри. Внезапно ученый воскликнул: «Я забыл про динамит!» – и бросился в свою лабораторию: там еще оставались запасы взрывчатки. Американцы были ошеломлены: сам лауреат Нобелевской премии возится с гранатами и бомбами.

Жолио не знал тогда, что белая альфа с красной молнией означает принадлежность к особо засекреченной дивизии «Альсос», или «охотников за головами». Задачей дивизии «Альсос» являлось наблюдение за ядерной физикой: увериться, что у немцев нет атомной бомбы, захватить и отправить в США все материалы по ядерной физике, «пригласить» европейских физиков в США.

В отношении Жолио-Кюри офицерам «Альсос» рекомендовали особую осторожность: несколько дней тому назад в «Юманите» было обнародовано, что Жолио-Кюри является членом Коммунистической партии Франции с 1942 года.

Жолио и не подозревал, что американцев беспокоят не бомбы, падающие на Париж, а страх, что профессор-коммунист опередит их в изготовлении атомной бомбы. Кто мог знать тогда, что уже готовят новую войну и что грохот Хиросимы скоро потрясет землю?

ГЛАВА VI
КОМИССАР АТОМНОЙ ЭНЕРГИИ

ГРОХОТ ХИРОСИМЫ

Последний выстрел отгремел в Париже. Профессор Жолио-Кюри вернулся в свою лабораторию, на дверях которой кто-то прикрепил шутливую вывеску:

«Национальный фронт борьбы за освобождение Франции.

Мастерская оружия»

Сняты веревки, на которых сушились детонаторы. Убраны приспособления для изготовления гранат и бомб. Сорваны немецкие печати с циклотрона. Закончился тоскливый период разлуки с семьей, и с радостью возобновили и Ирен и Фредерик свою работу в лаборатории.

За участие в движении Сопротивления гражданин Жолио-Кюри награжден офицерским орденом Почетного легиона и военным крестом. Его избирают членом Консультативной ассамблеи – органа, на первых порах заменившего парламент.

Через несколько недель после освобождения он получает возможность поехать в Лондон и установить контакт с французской научной миссией в Великобритании. Он вновь встречает своих научных друзей и французских коллег, вынужденных покинуть Францию в дни войны и применять свои знания в военных исследовательских учреждениях союзников. Велика была радость встречи старых друзей. Каждый знал, что он выполнил свой долг, будь то на родине или за ее пределами.

Еще в дни оккупации тайный посланец из Лондона вкратце информировал Жолио о работах по атомной энергии и снова повторил приглашение уехать в Англию, соблазняя Жолио возможностями научной работы. Покинуть Францию Жолио отказался: он в это время был уже председателем Национального фронта.

Лишь теперь Жолио узнал, что Альбан и Коварский приняли участие в работах сначала в Англии, а затем в Канаде, что французские материалы послужили основой для создания канадского атомного котла [6]6
  Котел– неудачный, но укоренившийся перевод английского названия ядерного реактора, то есть установки для управляемой цепной реакции деления тяжелых ядер.


[Закрыть]. Позже к Альбану и Коварскому присоединились французские ученые Пьер Оже, Герон, Гольдшмидт и итальянец Бруно Понтекорво, работавший раньше у Ферми, а затем в лаборатории Жолио-Кюри.

Беседы с коллегами, вернувшимися во Францию, показали Жолио, что в области атомной энергии за годы войны достигнут большой прогресс. Надо сказать, что из-за завесы секретности Жолио не мог тогда знать подлинный размах работ в США. Он не знал, что еще в середине августа 1939 года, именно в те дни, когда окончательно прекратился свободный обмен мнениями между учеными разных стран, Альберт Эйнштейн обратился к президенту Рузвельту с письмом, в котором указывал:

«В течение последних четырех месяцев благодаря работам Жолио во Франции и Ферми и Сцилларда в Америке стало вероятным, что удастся пустить в ход ядерную цепную реакцию в крупной массе урана, вследствие чего смогут быть освобождены большие количества энергии и радиоактивных химических элементов. Становится почти достоверным, что это будет осуществлено в самом ближайшем будущем.

Это новое явление повлечет за собой и попытки использовать его для создания бомбы…»

Физики-эмигранты, до глубины души осознавшие опасность фашизма, спешили, чтобы не дать гитлеровцам использовать энергию атомного ядра для уничтожения жизни на земле.

Они полагали, что если они сделают такое же страшное оружие, как у Гитлера, то ни одна сторона не решится его применить.

С трудом убедив высшие власти США, физики получили возможность в глубочайшей тайне, вдали от войны, работать над проблемой овладения энергией атомного ядра, над подготовкой ядерного реактора. Это был подлинный заговор науки против фашизма, но участники заговора не до конца представляли себе будущее.

Жолио не знал, что в те дни, когда он в рядах бойцов Сопротивления сражался за свободу родины, в декабре 1942 года в Чикаго Энрико Ферми осуществил цепную ядерную реакцию, пустив в ход первый ядерный реактор, так называемый урановый котел.

Не мог знать Жолио и того, что тогда, в 1944 году, уже полным ходом шла подготовка к испытанию атомной бомбы.

Красная Армия в своем победном шествии громила врага. Уже пройдены были поля Белоруссии и Украины с обугленными развалинами городов и деревень, с Бабьим Яром Киева и рвами Смоленска, освобождена была Польша. Советские воины начали бой за Берлин.

Грянул последний час гитлеровских орд. Но и в этот страшный, самый последний час Гитлер исступленно твердил, что у него еще не все потеряно, что он готовит оружие, от которого содрогнется мир. Он обрушит новую силу на армии союзников, он все-таки победит, он вернет все. Не будет преград новой силе, она сметет и сожжет жизнь. Последняя ставка, последняя надежда Гитлера была на это оружие, которым он грозил миру.

И если бы не истекали кровью советские солдаты, не стояли бы твердыней Ленинград и Сталинград, Одесса и Севастополь, не погибали бы гитлеровские армии на полях Страны Советов, если бы, освобождая Европу и мир, Красная Армия опоздала на несколько дней, быть может, успели бы гитлеровцы обрушить на землю разрушительное атомное оружие.

Опытный атомный котел немцы строили уже в 1941 году, а в 1942 году в Германии был создан Государственный военный комитет по контролю за исследованиями урана. Большой запас урана немцы захватили на заводе Уулен в оккупированной Чехословакии.

Работы велись в глубочайшей тайне.

Они тормозились главным образом отсутствием тяжелой воды.

Лишь к 1943 году немцам удалось накопить тяжелую воду и осуществить цепную реакцию в урановом котле лаборатории Института кайзера Вильгельма в Берлине.

Красная Армия теснила врага, и гитлеровцам пришлось эвакуировать ядерную лабораторию из Берлина в живописный городок Хайгерлох в Альпах. Здесь, в недрах горы, глубоко под землей, немецкие физики и химики готовили ядерный реактор. Все материалы были собраны к весне сорок пятого года. В пещере был установлен новый котел. Гитлер торопил, Гитлер надеялся…

Но уже на весь мир слышны были залпы советских пушек: Красная Армия дошла до Берлина.

В самые последние дни войны, когда советские войска сражались за Берлин, ударный отряд американской дивизии «Альсос», ворвавшись в Хайгерлох, проник в пещеру и захватил в плен группу немецких химиков и физиков во главе с Отто Ганом. Да, тем самым Ганом, который всего лишь семь лет тому назад на конгрессе в Риме обсуждал проблемы деления урана в дружеских беседах с Энрико Ферми и Фредериком Жолио.

Та группа талантливых и деятельных физиков во главе с Энрико Ферми, которая собралась в годы второй мировой войны в США, знала, что немцы готовят атомную бомбу. Конечно, не все было известно, но уже из того, что Гитлер наложил запрет на вывоз урана из захваченных стран, можно было с несомненностью установить, что и в Германии решается проблема энергии ядра урана.

Физики-эмигранты прибыли в США не по доброй воле. Им пришлось покинуть родину, бежать из-под родного крова, спасаясь от фашизма. Они видели разгул и варварство, моря крови, расовые бесчинства, гибель культуры. Они знали, что несет миру фашизм. Лучше, острее, чем американцы, физики-эмигранты понимали, что нельзя позволить фашистам овладеть атомным оружием. Скрыть секрет ядерной реакции? Но это немыслимо. Раньше или позже, но немцы сами придут к нему. Значит, единственный путь – это опередить их.

Вот почему торопились физики, работавшие в США. Они тоже шли на бой с фашизмом. Каждый в наши дни воюет тем, что ему всего дороже.

И вот война окончилась. Исчез, ушел в небытие Гитлер. Советский солдат воздвиг красный флаг на развалинах рейхстага. Знамена гитлеровских армий брошены к подножию Мавзолея на Красной площади в Москве.

Теперь можно вернуться в тишь лаборатории. Можно смело экспериментировать дальше, неся людям счастливую весть об атомной энергии, служащей делу мира. Так полагали люди науки. Но они ошибались.

Шел июнь 1945 года – первая послевоенная весна. Слышен был стук топоров на Смоленщине и на Украине: на старых пепелищах строились новые дома. Люди возвращались домой, к родным развалинам. Шли по военным дорогам домой, на восток, немногие оставшиеся в живых узники Бухенвальда и Майданека – шли в своих полосатых одеждах, седые и изможденные. Возвращались домой солдаты – те, кто прошел по полям сражений от Волги до Берлина. Как хороша и радостна была эта первая послевоенная весна! Дети России и Франции, Америки и Англии, дети всего мира будут расти счастливыми, свободными, они не услышат воя сирен и грохота бомб.

А между тем…

Именно этой цветущей весной 1945 года, когда война кончалась и когда больше не было опасений, что Германия первой применит атомную бомбу, военное министерство США приняло решение сбросить атомную бомбу на Японию.

Именно в эти дни, 11 июня 1945 года, ученые, трудившиеся в США над созданием атомной бомбы, обратились с письмом к военному министру: «Мы знаем об огромной опасности, угрожающей Соединенным Штатам и будущему других стран, о которой еще не ведает человечество».

Физики предупреждали: секрет атомной бомбы не может остаться секретом, через несколько лет эта бомба будет и у других государств. Они подчеркивали: неосмотрительное применение атомного оружия подорвет престиж Соединенных Штатов, «волна ужаса и отвращения прокатится по всему миру». Физики предлагали: «Демонстрацию нового вида оружия лучше всего устроить в пустыне или на необитаемом острове в присутствии представителей всех стран – членов Организации Объединенных Наций».

Только так, без угрозы миру, без ущерба людям, – настаивали ученые, авторы письма. Тогда, полагали они, Америка сможет сказать миру: «Вы видите, какое оружие у нас было, но мы его не использовали. Мы готовы и впредь отказаться от его применения, если другие страны последуют нашему примеру и согласятся на установление эффективного международного контроля».

«Если бы Соединенные Штаты Америки оказались первыми, применяющими это новое средство слепого уничтожения, они потеряли бы поддержку мирового общественного мнения, необычайно ускорили бы гонку вооружений и потеряли бы возможность международного соглашения относительно будущего контроля над подобным оружием».

6 августа 1945 года американский самолет сбросил атомную бомбу на Хиросиму.

«Ослепительная зеленоватая вспышка, взрыв, сознание подавлено, волна горячего ветра, и в следующий момент все вокруг загорается. Тишина, наступившая вслед за грохотом ни с чем не сравнимой, дотоле неслыханной силы, нарушается треском разгорающегося огня. Под обломками рухнувшего дома лежат оглушенные люди, в пламени гибнут женщины, гибнут в огненном кольце очнувшиеся и пытающиеся спастись люди…

Миг – и с людей свалилась вспыхнувшая одежда, вздулись руки, лицо, грудь; лопаются багровые волдыри, и лохмотья кожи сползают на землю… Это привидения. С поднятыми руками они движутся толпой, оглашая воздух криками боли. На земле грудной ребенок, мать мертва. Но ни у кого нет сил прийти на помощь, поднять. Оглушенные и обожженные люди, обезумев, сбились ревущей толпой и слепо тычутся, ища выхода…

…Ни с чем не сравнимая, трагическая картина: люди утратили последние признаки человеческого разума…

…На искалеченных людей хлынули черные потоки дождя. Потом ветер принес удушающий смрад…» [7]7
  Из описания лауреатов Международной премии мира художников Ири и Тосико Маруки – очевидцев взрыва в Хиросиме.


[Закрыть]

Через три дня американцы сбросили вторую атомную бомбу – на Нагасаки.

Теперь известно, что в Хиросиме и Нагасаки погибло более четырехсот тысяч человек. Оставшиеся умирали потом в страшных мучениях от лучевой болезни. Они продолжают умирать и сейчас…

«Мы это сделали, – объявил президент Трумэн по радио. – И мы повторим это, если понадобится…»

Когда через семь лет американский делегат в ООН Уоррен Остин, нападая на Фредерика Жолио-Кюри за его деятельность в защиту мира, обвинил его в «проституировании науки», Жолио-Кюри ответил полным достоинства письмом, в котором содержались такие строки:

«Я считаю, что науку проституируют те, кто ознаменовал начало атомной эры уничтожением мирных жителей Хиросимы и Нагасаки.

Вы очень хорошо знаете, что американские ученые, заканчивая свои научные и технические изыскания, безуспешно просили ответственных политических деятелей Америки не использовать имевшиеся в то время две атомные бомбы. И тем не менее эти бомбы были сброшены.

Уничтожения Хиросимы, убийства ста тысяч ее жителей оказалось еще недостаточно, и спустя несколько дней потребовалось повторить все это в Нагасаки!»

Свое письмо Жолио-Кюри закончил словами:

«В 1903 году в Стокгольме Пьер Кюри выражал беспокойство по поводу «ужасных средств разрушения, находящихся в руках крупных преступников, которые толкают народы на путь войны».

Я часто думал об этом предостережении того, кто вместе с Беккерелем и Марией Кюри дал человечеству радиоактивность. Именно потому, что я знаю, что может дать миру наука, я буду продолжать свои усилия, чтобы заставить ее служить счастью людей…»

ПОСЛЕ ВОЙНЫ

Когда Жолио-Кюри сразу после освобождения встретился со старыми товарищами и с английскими коллегами, он узнал многое, но, конечно, далеко не все, о ядерных исследованиях в годы войны. Ему было ясно, что необходимо продолжать его исследования, прерванные вторжением немцев. Однако во Франции у Жолио в то время не было возможности получить средства на работы по ядерной энергии.

Сразу после освобождения Парижа Фредерик Жолио был назначен директором Национального центра научных исследований.

Он готовился к этой работе еще в годы Сопротивления, когда при завешенных окнах, тайно, подпольный комитет обсуждал координацию научных работ и будущую структуру научных институтов Франции. Жолио взялся за руководство Национальным центром, считая, что после освобождения, когда в правительство вошли прогрессивные элементы и коммунисты, настало время больших реформ в области науки.

«Нужно, – писал он, – чтобы каждый гражданин понял: только ценой интенсивного развития науки нация может жить счастливой и сильной. Я скажу совсем просто: если страна не сделает необходимого усилия, чтобы дать науке достойное место, она рано или поздно станет колонией».

Еще в 1936 году, в речи на приеме в Академии наук СССР, Фредерик Жолио говорил о преимуществах организации научно-исследовательской работы в Советском Союзе. Он восхищался координацией работ, планированием исследований, подготовкой кадров.

Во Франции нет центральной организации, координирующей научно-исследовательскую работу. «Ничто в этом отношении не может у нас идти в сравнение с вашей Академией наук», – обращался Жолио к советским ученым. Лаборатории и научные учреждения Франции, находящиеся в ведении различных министерств, работают независимо друг от друга. Их темы никак не связаны, силы и средства распыляются.

Национальный центр научных исследований во Франции существовал и до войны. Это разветвленная организация, оплачивавшая часть научных сотрудников во многих лабораториях страны, выдававшая пособия и стипендии, осуществлявшая публикацию журналов и отчасти подготовку кадров. Центр действовал подпольно и во время оккупации.

Жолио хотел придать этой организации несравненно больший размах. Он считал, что Национальный центр научных исследований должен быть организацией, направляющей и координирующей всю научную работу во Франции. Центр должен устанавливать программы комплексных исследований, определять работы, отвечающие потребностям восстановления страны, организовать подготовку научных кадров. Жолио добивался увеличения кредитов на науку.

«Я буду неустанно повторять следующие примеры. На средства, идущие на сооружение одного крейсера, можно было бы создать десять научно-исследовательских институтов для успешной борьбы с такими врагами человечества, как рак и туберкулез, а также содержать эти учреждения в течение более ста лет.

Расходов на содержание сотни солдат с их офицерами было бы достаточно для содержания крупной лаборатории, выплаты жалованья сорока докторам наук и обеспечения их аппаратурой и денежными средствами на исследовательскую работу».

Под руководством Жолио-Кюри Национальный центр открывал школы техников и лаборантов, организовывал подготовку исследователей по типу аспирантуры. «Давать стране множество исследователей и техников для повышения ее независимости и величия» – это была программа Жолио.

Жолио вошел также в Государственную комиссию по реформе образования во Франции, которую возглавил Ланжевен вскоре после освобождения.

Комиссия разрабатывала смелый проект перестройки всех звеньев народного образования. По давней идее Ланжевена, образование должно стать широким, всеобщим, тесно объединяющим теорию и практику.

В то же время Ланжевен предупреждал: «Сегодня перед нами, кто создает науку, стоит обязанность следить за тем, какое употребление люди делают из науки». По примеру тех интеллигентов, которые во время «дела Дрейфуса» выступили в защиту индивидуальной справедливости, в наши дни задача творцов науки – добиться, чтобы достижения науки не использовались во вред человечеству».

Поль Ланжевен вернулся на родину сразу после освобождения Парижа. С дочерью Еленой он увиделся лишь в 1945 году, когда Советская Армия освободила Освенцим. До тех пор отец ничего не знал о судьбе дочери.

Сразу по возвращении на родину Ланжевен вступил в Коммунистическую партию Франции. «Я вступаю в коммунистическую партию, – сказал он, – чтобы заполнить место моего ученика Жака Соломона, отдавшего жизнь за свои идеи и за Францию».

Когда Поля Ланжевена упрекали в том, что он слишком много сил и времени отдает социальным проблемам, он отвечал:

– Мою научную работу рано или поздно смогут сделать другие. Но если не заниматься политикой, то наука вообще прекратит существование.

Подготовку реформы образования во Франции, руководство «комиссией Ланжевена», то есть Государственной комиссией по подготовке реформы образования, Ланжевен называл «завершающим делом» своей жизни. Он отдал ей все силы до последнего дня.

Этих сил было уже мало, усталое сердце переставало работать. Почти накануне своего cемидесятипятилетия, 19 декабря 1946 года, Ланжевен скончался.

Вместе с Ланжевеном Жолио-Кюри входил также и в редакционную коллегию возобновившегося журнала «Пансэ». Почти все члены редакционной коллегии – Поль Ланжевен, Фредерик Жолио-Кюри, Марсель Пренан, Анри Валлон, Франсуа Журден – в годы Сопротивления вступили в коммунистическую партию. «Пансэ» неустанно напоминал, что Сопротивление, борьба за честь и независимость Франции, продолжается и теперь – в новых условиях, в новой форме. Борьба не кончена, борьба продолжается.

Сразу после освобождения Жолио-Кюри вернулся к чтению лекций в Коллеж де Франс и к исследовательской работе. Уже за 1944 год он представил шесть сообщений в Академию наук.

После освобождения Жолио-Кюри был также членом временной Консультативной ассамблеи, Экономического совета и различных министерских комиссий. В 1946 году он принимал участие в работах Комиссии по атомной энергии Организации Объединенных Наций как заместитель делегата от Франции.

Еще до войны Фредерик Жолио входил в общество «Франция – СССР». Сразу после освобождения он принял активное участие в возобновлении деятельности этого общества. Народ Франции понимал, что своим освобождением он прежде всего обязан Красной Армии. И тяга к знанию правды о Советском Союзе усилилась как никогда.

Зимой 1944/45 года общество «Франция – СССР» организовало в Париже четыре цикла лекций о Советской стране. Париж был еще лишен топлива, и лекции проводились в холодном зале, похожем на ледник. И все же каждый четверг зал заполняли тысячи людей. Жолио-Кюри отвечал на вопросы о работах советских ученых, о развитии культуры, искусства. Он рассказывал о своих поездках в Советский Союз, о встречах с советскими учеными:

– Во время моих довоенных путешествий в Советский Союз я видел, что наука и техника там развиваются в особо благоприятных условиях.

Система образования в Советском Союзе восхищала Жолио, и он неоднократно рассказывал о ней слушателям:

– У нас всего лишь два процента студентов – дети рабочих. А там – подумайте только! – любой рабочий и крестьянин может послать своих детей в университет.

Жолио-Кюри снова встретился с советскими друзьями весной 1945 года.

«И ВОТ МЫ В МОСКВЕ…»

Самолеты доставили делегацию французских ученых на праздник советской науки – юбилейные торжества Академии наук СССР. Фредерик и Ирен Жолио-Кюри входили в состав делегации вместе с президентом Парижской Академии наук Морисом Коллери, академиками Борелем, Мореном, Блоком, Карманом, профессорами Сорбонны Адамаром и Николем, членом Консультативной ассамблеи, помощником Жолио по Комиссариату атомной энергии Франсисом Перреном и другими.

Это была первая международная встреча ученых в Москве после войны. Торжество в Академии наук было не простым юбилеем, а праздником победы, мира. Сюда приехали учение Франции, Англии, Америки и других стран. Фредерик Жолио-Кюри мог встретить здесь многих коллег, знакомых по довоенным международным конгрессам.

Еще на аэродроме, сразу по прибытии, Жолио-Кюри заявил представителям печати:

– Мы действительно совершили путешествие исключительное по быстроте, комфорту и трогательному отношению со стороны экипажа. Русское гостеприимство началось еще в воздухе над Парижем.

Мы счастливы приехать в Москву, чтобы встретиться с советскими учеными, с которыми мы были столь долгое время разделены войной. Мы знаем, какой вклад внесла советская наука в дело победы. Все участники делегации питают чувство глубочайшего почтения к Красной Армии и советским ученым, которые содействовали ее победе.

«Здравствуйте, коллеги!» – назвал Фредерик Жолио-Кюри свое приветствие, помещенное через два дня в газете «Московский большевик».

«И вот мы в Москве…

Мы ходим по ее улицам и площадям и все еще с трудом можем поверить, что это правда.

Москва! Это имя светило нам во тьме немецкой оккупации. Голос Москвы звучал в захваченном, но не покорившемся Париже как надежда на освобождение, как призыв к борьбе и победе.

Мы знали и знаем: свободная, независимая Франция не может существовать без дружбы с великим Советским Союзом, Соединенными Штатами Америки и Англией. Францию и Россию связывают прекрасные исторические революционные традиции, традиции взаимного уважения и дружбы народов…

«Говорит Москва!» – эти слова хорошо знакомы тысячам парижан. Передачам из Москвы они внимали с затаенным дыханием…

Для нас, ученых, теперь, после победы, очень важно установить дружественные отношения с учеными Советского Союза. Вот почему мы так счастливы, что находимся в Москве на знаменательной юбилейной сессии Академии наук СССР. Каждый из нас, в своей области, хорошо знает русских коллег. Я, как физик, знаком с советскими учеными… Мы высоко ценим их научные труды, хотим познакомиться с их последними работами…