Текст книги "Несказанное"

Автор книги: Мари Юнгстедт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

Воскресенье, 25 ноября

Утром случилась катастрофа. Пока Эмма была в душе, ей на мобильник пришло сообщение и Улле прочитал его. «Как ты? Скучаю по тебе. Целую, Юхан».

Когда она вышла на кухню, он сидел за столом. Лицо побелело от бешенства, в кулаке он сжимал её телефон.

Пол поплыл под ногами. Эмма сразу поняла, что он всё знает. Она выглянула в окно: дети бегали под дождём.

– Что такое? – тихо спросила она.

– Нет, это я хочу у тебя спросить, что это такое! – прорычал он.

– Ты о чём? – У Эммы задрожала нижняя губа.

– Тебе пришло сообщение, – заорал он, размахивая её телефоном. – От какого-то Юхана, который по тебе скучает и шлёт поцелуи. Кто, твою мать, этот Юхан?!

– Подожди, я тебе всё объясню, – взмолилась она и присела на край стула напротив Улле.

Открылась дверь, и Сара крикнула с порога:

– Мама, мама! У меня варежки промокли! Можно мне другие?

– Сейчас дам.

Эмма вышла в коридор, трясущимися руками нашла сухие варежки и отдала дочке:

– Держи, малышка, иди поиграй с Филипом. Маме с папой надо поговорить. Поиграйте пока на улице. Я вас сама позову, хорошо?

Она поцеловала девочку в щёчку и вернулась к мужу на кухню.

– Я хотела всё тебе рассказать, но мне было трудно, – начала она, умоляюще глядя на него. – Я какое-то время встречаюсь с ним, но я в полной растерянности, не могу разобраться в своих чувствах.

– Ты что несёшь?!

Слова жгли, словно огонь. Она видела, что Улле едва сдерживается. Не решалась посмотреть ему в глаза.

– Это неправда, просто невероятно! – Он встал из-за стола, подошёл к ней, сжимая в руке мобильник. – Что, твою мать, происходит? Кто он такой?

– Он брал у меня интервью после убийства Хелены. Журналист с телевидения, Юхан Берг, – тихо ответила она.

Улле со всей силы швырнул мобильник об пол. От удара телефон разлетелся на куски. Улле повернулся к жене:

– Ты с ним встречаешься всё это время? За моей спиной? Несколько месяцев?

Лицо исказилось от ярости, он склонился над ней.

– Да, – тихо произнесла она. – Дай мне объяснить. Мы не всё это время встречались.

– Объяснить?! – заорал он. – Объяснять будешь адвокату! Убирайся! Вон отсюда!

Он схватил её за плечо и выволок из-за стола.

– Убирайся отсюда, тебе здесь больше делать нечего! Вали, глаза бы не глядели! Катись, чтоб духу твоего здесь не было! Никогда! Слышишь, никогда!

Дети услышали крики и прибежали в дом. Сначала они испуганно стояли в дверях, а потом оба хором заревели. Но Улле было всё равно. Он вытолкал Эмму за порог в одних носках и швырнул ей вслед куртку и сапоги.

– Вот, забирай, а машину не получишь! – крикнул он и, забрав у неё ключи, хлопнул дверью.

Эмма кое-как надела сапоги и куртку. Дверь открылась ещё раз, и оттуда вылетела её сумочка.

Холодно. На улице ни души.

Всё кончено! Эмма посмотрела на дверь. Сумочка упала, содержимое высыпалось на порог и лестницу. Эмма стала механически собирать вещи. Она была так потрясена, что не могла плакать. Дошла до калитки, вышла на улицу и почему-то свернула направо. Соседи, жившие через два дома, болтая и смеясь, сели в машину и уехали. Соседка помахала Эмме рукой, но та даже не заметила.

Внутри было пусто, её словно парализовало. Лицо застыло. Что же она такое натворила? Куда ей идти? Теперь ей не вернуться в свой собственный дом.

На стадионе перед школой никого не было. Дул северный ветер. Она посмотрела на шоссе, где изредка проезжали машины.

А как ходят автобусы в город по воскресеньям? Раньше она никогда этим не интересовалась.

Понедельник, 26 ноября

В сауне было около восьмидесяти градусов. Кнутас зачерпнул деревянным ковшом воды, плеснул на раскалённые камни, и температура снова поползла вверх.

Они проплыли полторы тысячи метров и были крайне довольны собой. Раз в неделю Кнутас и Лейф старались вместе сходить в бассейн, по крайней мере зимой. Кнутас посещал бассейн «Солбергабадет» довольно регулярно. Вообще-то, ему нравилось бывать здесь одному. Он проплывал стометровку за стометровкой, и мысли постепенно прояснялись. Однако для друзей это был ещё и повод пообщаться. Приходилось мириться с тем, что знакомые дразнили их за совместные походы в бассейн, в основном женщины. Они считали, что мужчины должны вместе играть в теннис, гольф или боулинг.

Сидя в парилке, они болтали о том, о сём или просто молча наслаждались жаром. Вот этим и хороша настоящая дружба, считал Кнутас. Ему не нравились люди, у которых рот вообще не закрывается даже тогда, когда и сказать-то нечего.

Кнутас рассказал об истерике, которую Лине закатила в день рождения, чем от души повеселил Лейфа. Кто ж их поймёт, этих женщин? – пришли к выводу друзья.

Их сыновья были одногодки, поэтому они стали обсуждать проблемы переходного возраста. Мальчики учились в одном классе, недавно Лейф застукал их, когда они втихаря курили. Набрали окурков и стали курить, а сын Лейфа, который, к ужасу родителей, отпустил длинные волосы, ещё и подпалил кудри.

Они говорили о том, как мучительно приближение старости, о появившихся животах, дряблых мышцах, седых волосах на груди. Кнутас нечасто задумывался о старости и смерти, но иногда он чувствовал, как жизнь словно утекает между пальцами, и задавался вопросом, сколько ему осталось. Он становится всё старше, силы уходят, начинают одолевать болезни. Сколько ещё времени он будет в состоянии получать удовольствие от жизни? До шестидесяти пяти, семидесяти или даже до восьмидесяти? Когда он думал об этом, его сразу начинала мучить совесть из-за курения. В основном он посасывал трубку, даже не раскуривая, возился с ней как с игрушкой, а курил всего несколько раз в день.

Лейфа одолевали те же тревоги, хотя он и не курил. Он накупил тренажёров и занимался по часу каждое утро. Результат был налицо, с завистью отметил Кнутас. Он ценил открытость Лейфа и радовался, что у него есть человек, которому можно довериться. Но только не в том, что касалось работы. Лейф никогда не задавал вопросов, однако Кнутасу частенько хотелось поделиться с другом теми или иными сомнениями. Иногда стоило поговорить с кем-нибудь со стороны, чтобы взглянуть на вещи под другим углом. В основном эта нелёгкая доля доставалась Лине. Она много раз помогала ему посмотреть на происходящее свежим взглядом.

На работу он пришёл только к одиннадцати. На столе лежала записка от Норби и стенограмма допроса из полиции Упсалы. Удалось найти адрес девушки, которую свидетель провожал на паром. Оттуда в тот день уезжал только один пассажир подходящего возраста. Её звали Элин Андерсон. На допросе девушка рассказала, что двадцатого июля действительно гуляла в гавани с Никласом Аппельквистом, но никаких подозрительных личностей не заметила. Версия о том, что информатором Юхана Берга является именно молодой сосед Дальстрёма, таким образом подтвердилась. Кнутаса ужасно злило, что такой важный свидетель отказывался иметь дело с полицией. Хотя видимых причин на это не было – они пробили его по базе, он никогда не привлекался к уголовной ответственности.

Войдя в конференц-зал полчаса спустя, комиссар сразу же заметил на лицах коллег воодушевление. В выходные Карин и Кильгорд разбирали бумаги Дальстрёма и, судя по всему, обнаружили нечто, о чём им не терпелось сообщить. Перед Кильгордом стояла тарелка с двумя сэндвичами и большая кружка кофе. Он ел, одновременно роясь в бумагах. На стол сыпались крошки. Кнутас тяжело вздохнул:

– Вам, похоже, есть что рассказать?

– Уж не сомневайся, – отозвался Кильгорд. – Оказывается, Дальстрём вёл учёт клиентов. Мы нашли Длиннющий список с именами, датами, что он строил и сколько ему заплатили.

– Клиентура у него оказалась куда шире, чем мы предполагали, – добавила Карин. – Он работал плотником больше десяти лет. Первый заказ датируется тысяча девятьсот девяностым годом. Некоторые из клиентов Дальстрёма довольно известные в Висбю личности.

Все присутствующие повернулись к Карин. Та взяла в руки список фамилий:

– Вот, скажем… Только не падайте в обморок… Председатель правления муниципалитета социал-демократ Арне Магнусон.

По залу пронёсся вздох удивления.

– Магнусон – известный социалист, – рассмеялся Витберг. – С ума сойти! Он же всё время бьётся за высокие налоги, говорит, как это круто – платить налоги, активист почище Моны Салин! Вот это новость! Да большего моралиста, чем он, не сыскать во всём Висбю!

– Ага, а ещё он всё время агитирует за то, чтобы рестораны летом закрывались в час ночи и ввели запрет на курение, – ухмыльнулся Сульман.

– Если это выплывет на свет… Просто подарок журналистам! – всплеснул руками Норби.

– «Пристройка, девяносто седьмой год, – прочитала Карин. – Пять тысяч чёрным налом плюс часть оплаты спиртным». Как вам?

– Ни в какие ворота не лезет, – сказал Кнутас, оглядев собравшихся.

– Погоди, тут ещё много интересного, – продолжала Карин. – Бернт Хокансон, главврач больницы, и Лейф Альмлёв, владелец ресторана и твой лучший друг. Андерс!

– Что?! – Кнутас побагровел. – Он тоже в этом участвовал?

– Сауна за городом за десять тысяч – неплохая сделка.

В глазах Карин мелькнул озорной огонёк. Ей нравилось дразнить его. Кильгорд тоже сидел с довольной рожей. Да, теперь им будет чем поживиться. Искренне рад за них.

– Ну, он в этом не одинок. Тут несколько десятков имён.

– Надеюсь, никого из этого здания? – обеспокоенно спросил Витберг. – Ну пожалуйста, скажи, что это неправда.

– Нет, полицейских в списке, слава богу, нет. А вот зато есть некий Роланд Витберг, случайно, не твой родственник?

Витберг отрицательно покачал головой.

– Можно взглянуть? – попросил Кнутас. Несколько имён оказались ему знакомы. – И что мы будем с этим делать?

– Проверим всех, для начала будем искать связи с Дальстрёмом, – ответила Карин и забрала у него список.

Вернувшись в кабинет, Кнутас сразу же набрал Лейфа. Он был просто вне себя от ярости.

– Ты почему мне не сказал, что пользовался услугами Дальстрёма?

Молчание.

– Ты меня слушаешь?

– Да, – ответил Лейф, тяжело вздохнув.

– Почему ты не рассказал про сауну?

– Ты же прекрасно знаешь, как в ресторанном бизнесе относятся к налоговым махинациям. Решил, что если обнаружится, что я пользовался нелегальной рабочей силой в личных целях, то все подумают, что я так же поступаю и в бизнесе. Сразу попаду под подозрение и замучаюсь объяснять налоговой, что я тут ни при чём.

– А когда ты нанимал его для строительства сауны, тебе эти прекрасные мысли в голову не приходили?

– Да, это была промашка с моей стороны. Но тогда с деньгами было туго, а Ингрид всё время ныла, что хочет сауну. Это меня не оправдывает, но, возможно, кое-что объясняет. Надеюсь, я не поставил тебя в неловкое положение?

– Как-нибудь переживу. Тем более не только у тебя есть причины волноваться. Мы нашли список с кучей людей, которые точно так же вляпались. Ты бы глазам своим не поверил.

Закончив разговор, Кнутас откинулся на спинку стула и стал набивать трубку. Слава богу, что в списке не оказалось полицейских, да и друг дал ему относительно удовлетворительное объяснение своего поступка. Господи, ну оступился человек, с кем не бывает? Он сам много лет назад однажды стащил упаковку трусов в магазине на Адельсгатан. Стоя в магазине с коробкой в руках, внезапно ощутил непреодолимое желание узнать, что будет, если он просто возьмёт её и уйдёт. Он направился к выходу с упаковкой под мышкой. Так нервничал, что его аж трясло, но, выйдя за порог, ощутил ошеломляющее счастье. Как будто этот поступок, своего рода вседозволенность, сделал его неуязвимым. Отойдя от магазина подальше, взглянул на упаковку и понял, что взял не тот размер.

Кнутасу до сих пор было стыдно вспоминать об этом. Он крутанулся на стуле и посмотрел в окно. Где-то там, на свободе, разгуливал убийца.

Ничто не указывало на то, что преступник – кто-то из ближайшего окружения Дальстрёма. Скорее наоборот. Видимо, Дальстрём оказался замешан в какие-то тёмные дела, о которых полиции ничего не известно. Чем бы он ни занимался, ему отлично удалось замести следы. Вопрос в том, как долго это продолжалось. Вероятно, незадолго до даты первого банковского взноса, предположил комиссар. Двадцатое июля. Тот самый день, когда Никлас Аппельквист видел Дальстрёма в гавани с загадочным незнакомцем. Казалось логичным предположить, что мужчина передал Дальстрёму причитающуюся ему сумму и тот положил их на свой счёт в тот же день. Двадцать пять тысяч. Следующий раз, в октябре, на счёт поступила точно такая же сумма. Возможно ли, что эти взносы никак не связаны между собой? Сначала Кнутас исходил из того, что источник денег один и тот же, но сейчас его уверенность пошатнулась. Возможно, это была просто-напросто оплата за работу. Но зачем человеку втайне поручать что-то Дальстрёму, а потом назначать ему встречу в гавани в пять утра? Мужчина явно не хотел, чтобы его узнали.

Мышцы приятно ныли от усталости. Калипсо шла просто прекрасно. Фанни проехала по своей любимой лесной дорожке, хотя на самом деле это чересчур большое расстояние для чувствительной беговой лошади. Ну и что! Ей так редко удавалось покататься верхом, что она просто не удержалась.

Лошадь шла мягко и чутко, слушаясь каждого движения наездницы. Девушка почувствовала себя профессионалкой. Довольно долго они ехали галопом по лесной дорожке. И ни единой живой души вокруг. Впервые за долгое время она ощутила нечто похожее на счастье. Они летели вперёд, и радость бурлила в груди. Фанни приподнялась на стременах и пришпорила лошадь. Глаза слезились от ветра, она понимала, что едет гораздо быстрее, чем обычно, и это приятно щекотало нервы. Вот это жизнь! Прижатые уши лошади, глухой стук копыт по земле, сила и энергия животного!

Обратно Фанни вела Калипсо спокойным шагом рядом с собой, чувствуя, что ей всё-таки удалось расслабиться. Внутри зашевелилась робкая надежда на то, что, возможно, всё будет хорошо. Во-первых, она должна бросить его раз и навсегда. Сегодня он звонил ей уже раз двадцать, но она не отвечала. Он хотел попросить у неё прощения. Фанни прослушала оставленные им сообщения: голос звучал грустно и виновато. Он пытался убедить её, что вовсе не имел в виду того, что наговорил ей. С утра прислал ей эмэмэску с цветочками и сердечком. Но она на такое больше не поведётся!

Всё кончено, что бы он там ни говорил. Ничто не может заставить её передумать. Она решила наплевать на его угрозы, что её выгонят с конюшни. Она работает там уже год, все её знают. Они не станут его слушать. А если он всё-таки попытается, она выложит всё как есть. По закону он не имел права заниматься с ней сексом, и она прекрасно это знала, не такая уж она дура. А он – старый мужик. Может в тюрьму за такое загреметь, и поделом. Наконец-то она сможет избавиться от него, наконец-то он оставит в покое её тело и перестанет устраивать этот дурдом! Ей хотелось побыть наедине с собой. Мама мамой, но скоро Фанни исполнится пятнадцать – и она получит право жить самостоятельно. Возможно, она переедет уже на следующий год, когда пойдёт в гимназию. Подростки из провинции часто делали именно так: жили в городе всю неделю, а на выходные уезжали домой. Почему бы и ей не поступить так же? Ведь стоит ей только рассказать куратору или школьной медсестре, как обстоят дела дома, и ей обязательно помогут с переездом.

Она завела Калипсо в стойло и обняла её за шею, чувствуя огромную благодарность. Как будто лошадь придала ей сил и уверенности в себе, в том, что всё наладится.

Не успела она пройти и трёхсот метров, как её ослепил свет фар. Он притормозил рядом с ней и опустил окно:

– Привет, ты домой?

– Да, – крикнула она, остановившись.

– Подожди. Сейчас я проеду немного вперёд и развернусь. Стой где стоишь.

– Ладно.

Она нерешительно слезла с велосипеда и поставила его у обочины. Машина исчезла из виду, и ей ужасно захотелось быстренько свалить. Просто смыться и больше не видеть его. Но она передумала: она же решила бросить его, раз и навсегда!

Он подъехал и велел садиться в машину.

– А что мне делать с велосипедом? – беспомощно спросила она.

– Оставь в кювете, кому он нужен. Потом заберём.

Спорить с ним она не осмелилась. Садясь в машину, Фанни почувствовала, как дрожат ноги.

– Мне надо домой. Мама на работе, а мне надо выгулять Кляксу.

– Успеешь. Я просто хотел поговорить, ты не против? – спросил он, не глядя на неё.

– Не против, – ответила она, покосившись на него.

Он говорил отрывисто и выглядел напряжённым.

Желваки ходили так, будто он скрипел зубами.

«По-моему, он уж очень гонит!» – подумала Фанни, но промолчала. Уже стемнело, машин на дороге почти не было. Он свернул в южном направлении, в сторону Клинтехамна.

– А мы куда?

– Недалеко. Скоро будешь дома.

Девушку охватил страх. Они быстро удалялись от города, и Фанни вдруг поняла, куда он везёт её. Она постаралась привести мысли в порядок и решила, что сопротивляться нет смысла. Нараставшее в салоне напряжение подсказывало ей, что лучше сидеть тихо.

Когда они подъехали к дому, он велел ей принять душ.

– Зачем? – заупрямилась она.

– От тебя несёт конюшней.

Она открыла кран, даже не чувствуя, как тёплая вода стекает по спине. Механически намылилась, продолжая лихорадочно искать пути к отступлению. Почему он так странно себя ведёт? Вытерлась, попыталась отогнать нехорошие предчувствия, уговорить себя, что напряжение объясняется их последней ссорой. Надела на себя всё, что было, на случай если придётся сразу уходить.

Когда она спустилась, он сидел на кухне и читал газету. Это её немного успокоило.

– Вот как, ты оделась? – ледяным тоном спросил он и посмотрел в её сторону невидящим взглядом.

Облегчение испарилось без следа. Да что с ним такое? Обдолбался, что ли? Он же задал вопрос, вспомнила Фанни.

– Да, – неуверенно начала она. – Я подумала…

– Что ты подумала, дружок?

– Не знаю, мне надо домой.

– Домой? Ты что думаешь, мы приехали в такую даль для того, чтобы ты могла принять душ? – Он встал из-за стола, голос его был тихим и ласковым.

– Нет… не знаю.

– Не знаешь? Да ты много чего не знаешь, деточка. В принципе неплохо, что ты оделась. Так будет ещё веселее. Мы с тобой сыграем в одну игру, вот что. Ты рада? Ты же ещё маленькая, любишь поиграть?

Что это ему в голову взбрело? Она попыталась справиться с паникой и вести себя как ни в чём не бывало, но продолжалось это недолго. Он схватил её за волосы и заставил встать на колени.

– Поиграем в хозяина и собачку. Ты же любишь собачек. Можешь притвориться, будто ты – Клякса. Клякса хочет кушать? Хочет вкуснятинки?

Продолжая крепко держать её за волосы, свободной рукой он расстегнул ширинку. Когда она поняла, что ему нужно, у неё внутри всё похолодело. Он крепко прижал её лицо к себе. Её чуть не стошнило, но вырваться не удавалось.

Через некоторое время он на секунду потерял бдительность. Хватка ослабела, и Фанни воспользовалась моментом. Оттолкнула его, упала, быстро вскочила и бросилась в коридор. Распахнула дверь и выбежала на улицу. В лицо ударил резкий порыв ветра. Где-то в кромешной тьме глухо бились о берег волны. Она побежала к дороге, но он догнал её. Сбил с ног и так сильно ударил по лицу, что у неё в глазах потемнело.

– Чёртова шлюшка! – прошипел он. – Я тебя так отделаю, что ты говорить не сможешь!

Он снова схватил её за волосы и потащил через двор. Одежда промокла и запачкалась, ей приходилось ползти за ним на четвереньках. Брюки порвались, ладони расцарапались и кровоточили, из носа шла кровь. Вой ветра заглушал её рыдания.

Нашарив в кармане ключи от домика, он со скрипом распахнул дверь и впихнул Фанни в темноту.

Вторник, 27 ноября

Майвур Янсон вернулась домой после ночной смены и обнаружила, что собака написала на лежащий у двери коврик. Она прыгала и подвывала, крутясь около ног хозяйки. Стоящая на кухне миска для воды оказалась пуста. Женщина сразу поняла: случилось неладное. Дверь в комнату Фанни была приоткрыта, кровать застлана. Было семь утра, дочка явно не появлялась дома со вчерашнего вечера.

Она села на диван в гостиной и стала думать. Главное, без паники. Что там Фанни собиралась вчера делать? После школы наверняка пошла в конюшню, последнее время она постоянно там пропадает. Они не должны были пересечься дома, потому что Майвур надо на работу к пяти. То есть Клякса просидела одна четырнадцать часов. Поднявшееся было раздражение быстро отпустило. Женщина ещё раз попыталась собраться с мыслями, но беспокойство охватило её с новой силой.

Фанни никогда бы так не поступила, зная, что Клякса осталась дома одна. Не по доброй воле. Может, она осталась ночевать у подружки? Вряд ли, но Майвур решила всё-таки поискать записку. Ничего. Может, она прислала ей сообщение на мобильный? Женщина бросилась в коридор и стала рыться в карманах пальто. Новых сообщений нет. Клякса доела корм и громко завыла. Надо срочно идти гулять.

Идя по улице, Майвур лихорадочно соображала, что же могло случиться. Может, Фанни на неё разозлилась? Да нет, вряд ли, они уже давно не ссорились. В глубине души она понимала, что не всегда была хорошей матерью. Но тут ничего не поделаешь. Какая уж есть – у неё просто не хватает сил на всё. Нелегко быть матерью-одиночкой.

Может, это такая форма протеста? Неужели Фанни убежала с какой-нибудь подружкой? Или с парнем? Настроение у собаки явно улучшилось, и Майвур заспешила домой. Для начала надо обзвонить друзей дочери.

Спустя час информации не прибавилось. Никто из родственников и знакомых понятия не имел, куда подевалась Фанни. Она позвонила в школу. Там ей сказали, что Фанни сегодня не появлялась. От волнения у неё пересохло во рту. Она достала бутылку и налила себе вина. Только бы с ней ничего не случилось! Кстати, конюшня! А у неё есть их телефон? На холодильнике магнитом был прикреплён листочек с номером. Фанни такая умница! Женщина судорожно схватила трубку и набрала номер, ожидая ответа.

– Слушаю, – раздался наконец после десяти гудков грубый мужской голос.

– Здравствуйте, вас беспокоит Майвур Янсон, мама Фанни. А Фанни не у вас?

Произнося эти слова, Майвур вдруг поняла, что не знает ни с кем разговаривает, ни как вообще выглядит эта конюшня. Фанни работает там уже больше года, а она ни разу так и не удосужилась зайти к ней. Почему она туда не съездила? Теперь женщина проклинала себя за то, как мало внимания уделяла дочери. Когда она последний раз спрашивала, сделала ли Фанни уроки? Страшно подумать.

– Нет, не у нас, – вежливо ответил мужчина. – Она приходила вчера, а сейчас, наверное, в школе.

– Там её нет, и дома она не ночевала.

Мужчина на другом конце провода забеспокоился.

– Странно. Подождите немного, – попросил он и отложил трубку.

Послышались приглушённые голоса, он кого-то позвал. Через минуту он сказал:

– Нет, к сожалению, никто ничего не знает. Мне очень жаль.

В больнице тоже никто ничего не смог сказать.

Надо получше осмотреть её комнату. Обычно Майвур туда не заходила, поскольку они заключили негласное соглашение, что это личная территория Фанни.

На первый взгляд всё было в порядке. Кровать аккуратно застлана, на тумбочке рядом с будильником лежит книжка. На письменном столе – куча ручек, учебников, резинок для волос, бумаг и газет. Она порылась в вещах, заглянула в ящики, просмотрела книжные полки и шкаф. Перевернула всю комнату, но не нашла ни записки, ни сообщения, ни записной книжки, ни телефона – ничего, что могло хотя бы намекнуть на то, куда подевалась Фанни.

На верхней части покрывала, под подушками, она обнаружила пятна крови. Она сорвала покрывало – ни на простыне, ни на одеяле крови не было, а вот под кроватью обнаружились ещё пятна. Дрожа всем телом, она позвонила в полицию.

Ещё в прихожей у Кнутаса как-то неприятно сдавило грудь. Хорошо, что Сульман пошёл вместе с ним. Квартира производила неприглядное впечатление: тесные комнатёнки, мрачные тона. Янсоны жили в трёхэтажном доме на улице Местергатан в квартале Хёкен, в северо-восточной части Висбю, менее чем в километре от крепостной стены.

Дверь им открыла заплаканная хозяйка. Поскольку у отца Фанни тоже не оказалось, полиция серьёзно отнеслась к заявлению об исчезновении девочки. Пятна крови на покрывале давали основания предположить насилие или изнасилование, поэтому было принято решение произвести тщательный обыск комнаты Фанни. Сульман, как всегда, взялся за дело основательно.

Кнутас сразу почувствовал, что от Майвур Янсон пахнет спиртным.

– Когда вы видели Фанни в последний раз? – спросил он, когда они уселись за стол на кухне.

– Вчера утром. Мы позавтракали, и она ушла в школу. Мне надо было на работу к пяти, а после школы она обычно едет в конюшню, поэтому днём мы видимся довольно редко.

– Вам ничего не показалось странным в её поведении?

– Нет. Последнее время она выглядит уставшей. Наверное, потому, что плохо кушает, она такая худая.

– О чём вы говорили?

– Ни о чём особенном. Какие с утра разговоры? Она, как обычно, съела на завтрак тост и ушла.

– Вы не ссорились?

– Да нет, всё было как обычно, – ответила Майвур Янсон, умоляюще посмотрев на комиссара, словно ожидая, что тот сейчас расскажет, где находится её дочь.

– Что она сказала перед уходом?

– Сказала «пока», и всё.

– У вас дома ничего не пропало – одежда, косметика, деньги?

– По-моему, нет.

– Фанни точно не оставила записки?

– Да, я весь дом обыскала.

– Расскажите, как у Фанни дела, как она себя ведёт?

– Ну не знаю, как себя ведут подростки в таком возрасте? Она мало что рассказывает, но не думаю, что ей особенно нравится в школе, она начала прогуливать. Может быть, ей одиноко – к ней никогда никто не приходит в гости.

– А почему?

– Понятия не имею, наверное, она слишком застенчивая.

– А вы говорили с дочерью об этих проблемах?

Майвур Янсон почувствовала неловкость. Как будто ей никогда раньше не приходило в голову, что это она несёт ответственность за дочь, а не наоборот.

– Не легко выкроить время для разговоров, когда воспитываешь дочь одна, да ещё и постоянно работаешь. У меня нет мужчины, который помогал бы мне, всё приходится делать самой.

– Я вас прекрасно понимаю, – успокоил её Кнутас.

Тут Майвур не выдержала и закрыла лицо руками.

– Сделаем перерыв? – смутившись, спросил Кнутас.

– Нет, давайте уж покончим с этим, чтоб вы побыстрее начали искать.

– Вы говорили с кем-нибудь в школе о том, что Фанни пропускает занятия?

– Да, мне позвонил её учитель пару дней назад. Сказал, что она уже несколько недель не посещает занятия. Мы поговорили об этом, но, по его словам, скорее всего, она просто немного устала. Я сказала Фанни, что надо ходить в школу, и она пообещала исправиться.

– Дочь не рассказывала вам ничего нового в последнее время, может, она с кем-то познакомилась?

– Нет, – задумчиво ответила мать. – По-моему, нет.

– У неё есть близкие друзья или ещё кто-то, с кем она общается больше всего?

– Нет, у нас довольно узкий круг общения, если можно так выразиться.

– А родственники?

– Моя мама находится в доме престарелых «Экен», но она уже в таком маразме, что с ней практически невозможно разговаривать. А ещё у меня есть сестра в Вибле.

– Она живёт одна?

– Нет, с мужем. У неё двое детей – дочь, а ещё сын её мужа от предыдущего брака.

– То есть это единственные кузены Фанни? А сколько им лет?

– Лена живёт в Стокгольме, ей, кажется, тридцать два. Стефану сорок. Он живёт на Готланде, в Геруме. Я надеялась, что Фанни окажется у сестры…

Майвур снова начала всхлипывать, Кнутас погладил её по плечу.

– Ну-ну, – попытался он утешить плачущую женщину. – Мы сделаем всё, чтобы найти её. Скоро всё уладится, вот увидите.

Сообщение на автоответчике оказалось длинным. Эмма хриплым монотонным голосом рассказала, что Улле обо всём узнал и пока она будет жить у своей подруги Вивеки. Она попросила его не звонить ей и пообещала дать знать, когда придёт в себя. Юхан всё-таки раздобыл телефон Вивеки и позвонил ей, но та сказала, что он должен уважать желание Эммы побыть в одиночестве.

Такого психологического террора он вынести не мог. Пытался играть в хоккей, но все его мысли были только об Эмме, ходил в кино, но, выходя из зала, не мог сказать, о чём был фильм.

Во вторник вечером она позвонила ему.

– Почему ты не хочешь со мной разговаривать? – спросил он.

– У меня вся жизнь рухнула, разве это недостаточное объяснение? – сердито ответила она.

– Но я же хочу помочь тебе. Я понимаю, как тебе тяжело. Но я ужасно нервничаю, когда мы не общаемся.

– На данный момент я не могу взять на себя ответственность ещё и за то, что ты нервничаешь! Мне своего хватает.

– А как он узнал?

– Прочитал твоё сообщение. Оно пришло, пока я принимала душ, а Улле прочитал.

– Прости, Эмма. Мне так жаль – не надо было посылать тебе сообщение в воскресенье утром. Я идиот!

– Самое ужасное, что у меня нет возможности поговорить с детьми. Он не подходит к телефону, автоответчик отключён. Я приезжала туда, но никого не было дома. Он забрал у меня ключи, и я не могу попасть в свой собственный дом. – У Эммы задрожал голос.

– Успокойся, любимая, – попытался утешить Юхан, – Это первая реакция, это пройдёт. А никто другой не может с ним поговорить, например твои родители?

– Родители?! Ни за что. Знаешь, что он сделал? Обзвонил всех родственников и друзей и рассказал им, что у меня появился другой мужчина! Даже моей бабушке! Родители ужасно злы на меня. Я попыталась поговорить с ними, но они на его стороне. Они не понимают, как я могла так поступить и почему я не подумала о Саре и Филипе. Все настроены против меня, не представляю, как я с этим справлюсь.

– Ты не можешь приехать ко мне? Чтобы немного отвлечься?

– Нет, не получится.

– Хочешь, я приеду к тебе? – ещё раз попытался Юхан. – Я могу взять отпуск.

– Приедешь – и что? Мне сейчас главное – увидеться с детьми. Ты что, не понимаешь, какой это кошмар, когда ты не можешь поговорить с собственными детьми? Я же сказала: мне нужно два месяца, чтобы побыть одной и всё обдумать. Но ты меня не уважаешь, не хочешь дать мне время. Названиваешь мне, хотя я просила этого не делать. И видишь, что из этого вышло! Большое тебе спасибо!

– Ах, то есть это я во всем виноват? А ты? Ты тут вроде ни при чём? Может, я тебя силой заставил? Ты тоже хотела меня видеть!

– Ты думаешь только о себе, потому что тебе больше ни о ком не нужно заботиться. А мне нужно. Оставь меня в покое! – выпалила она и бросила трубку.

Юхан с горечью отметил, что Эмма так поступает уже во второй раз.

После полудня они занялись выяснением того, что делала Фанни Янсон в дни перед исчезновением, – круг людей оказался широким. Полиция допросила персонал конюшни и немногочисленных родственников. Затем полицейские посетили школу, поговорили с одноклассниками Фанни и учителями. Начинала складываться всё более чёткая картина.