Текст книги "Проклятие победителя"

Автор книги: Мари Руткоски

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)

25

После прогулки в апельсиновую рощу колено пошло на поправку Исчезла скованность, и Кестрель с каждым днем заставляла себя ходить все больше и больше. Вскоре хромота сошла на нет, а потом и вовсе исчезла. Кестрель вернулась к музыке, позволяя пальцам порхать по клавишам, забивала голову сложными пассажами, чтобы ни о чем больше не думать. Не вспоминать холодный день в апельсиновой роще и все, что она сказала, сделала, о чем попросила. О том, чего ей так хотелось.

Кестрель играла и забывала обо всем, кроме музыки, которая раскрывалась вокруг нее, как цветок.

В последний день осени экономка принесла ей завернутую в муслин дорогую ткань, блеск которой видно было видно даже сквозь него.

– Это от портнихи, – пояснила она.

Кестрель отложила посылку.

Вечером пришла рабыня с запиской от отца: «Кое-кто желает увидеться с тобой». Может быть, Ронан. Эта мысль оставила ее равнодушной. Потом Кестрель подумала, что это неправильно, и тогда уже расстроилась.

С ней что-то не так. Она должна радоваться возможности увидеть друга. Должна надеяться, что их с Ронаном дружба перерастет в нечто большее.

«Мы не друзья», – сказал Арин.

Но про Арина лучше не вспоминать.

К ужину Кестрель принарядилась.

Голос, который доносился из столовой залы, определенно был ей знаком, но она не сразу вспомнила, кому он принадлежит.

– Спасибо, что не стал реквизировать мой корабль, – говорил мужчина. – Я бы потерял кучу прибыли, а то и само судно, если бы империя забрала его на войну.

– Меня не благодари, – ответил генерал. – Если б он мне потребовался, я бы долго думать не стал.

– Что, Траян, маловата для тебя моя посудина? – усмехнулся голос. Кестрель, которая подслушивала у дверей, наконец узнала гостя. Она вспомнила, как была совсем маленькой, а этот седой человек улыбался и пачками привозил для нее ноты из дальних стран.

– Как раз наоборот, капитан Венсан, – ответила за генерала Кестрель, заходя в комнату. Мужчины встали. – Полагаю, мой отец не стал забирать ваш корабль, потому что он самый лучший и оснащен пушками. Он не хочет оставлять гавань без защиты.

– Кестрель. – Вместо рукопожатия капитан положил ладонь ей на голову, как ребенку. Она совсем не расстроилась, что их гостем оказался Венсан, а не Ронан. – Ты меня переоцениваешь. Я всего лишь купец.

– Может, это и так, – согласилась Кестрель, когда все трое уселись на свои места: отец во главе стола, она справа, а капитан слева. – Но сомневаюсь, что две палубы десятифунтовых пушек у вас для красоты.

– Я перевожу ценные товары. С такими пушками пиратов можно не бояться.

– И с такой командой. Ваши матросы слывут отличными бойцами.

– Хорошие ребята, – согласился отец, – хотя память у них так себе.

Капитан пристально посмотрел на него.

– Не думал, что ты и об этом знаешь.

– О том, что твои матросы не в состоянии запомнить пароль даже под страхом смерти?

Пароль нужен был в тех случаях, когда кто-то из команды возвращался на корабль ночью. Оставшиеся на палубе матросы требовали назвать кодовое слово, желая убедиться, что в шлюпке их товарищи.

– Я проверил каждый корабль и их команды, когда выбирал, какие суда взять с собой, – объяснил отец Кестрель. – Я всегда серьезно подхожу к делу. – Он посмотрел на свою тарелку. Она была пуста, первое блюдо еще не подали. Генерал провел пальцем по белой каемке, потом повернул тарелку так, что рисунок птицы оказался наверху. Его жест явно что-то означал.

Венсан проследил за его движением, потом взглянул на свою тарелку, на тарелку Кестрель и на другие три, которые были поставлены в память об умерших членах семьи.

– Это верно, – ответил он и зачем-то добавил: – Я согласен.

Кестрель поняла, что эти двое обменялись каким-то зашифрованным сообщением. Очевидно, отец не просто так выбрал этот сервиз для сегодняшнего ужина. В доме было множество посуды с самыми разными узорами. Эти тарелки сделаны валорианцами. На каждой изображена хищная птица: сокол, коршун, орел, сова, скопа и ястреб. Они перечислялись в известной строевой песенке, которую учили валорианские дети.

– Вы что, выбираете в качестве пароля названия птиц из «Песни об оперении Смерти»? – спросила Кестрель у капитана.

В лице Венсана лишь на секунду мелькнуло изумление. Отец и вовсе не удивился. Кестрель всегда легко разгадывала загадки.

Венсан печально вздохнул:

– Похоже, ничего другого мои ребята запомнить не в состоянии. Видишь ли, пароль нужно менять каждую ночь. Порядок птиц в песне заучить довольно легко.

Генерал звонком колокольчика отдал рабам приказ подавать первое блюдо. Венсан принялся рассказывать истории о своих путешествиях, и Кестрель подумала: наверное, отец для того и позвал его, чтобы немного развеселить ее. Но потом она повнимательнее взглянула на тарелку капитана и поняла, что дело не только в этом.

На его тарелке был изображен охотничий ястреб – кестрель.

Разумеется, отец не стал забирать корабль Венсана вовсе не потому, что капитан был его старым другом. И даже не потому, что гавань нуждалась в защите. Это был обмен. Отец оказал ему услугу, за которую капитану предстояло расплатиться. Недаром он сказал «Согласен», глядя на свою тарелку.

Он согласился присмотреть за Кестрель, пока отец будет в отъезде. Она замерла и подняла взгляд на генерала, который сообщил:

– Капитан Венсан пойдет на Зимний бал.

В зал вошли рабы. Они начали раскладывать кушанья. Кестрель посмотрела на три пустые тарелки: две были для брата и сестры отца, которые погибли в бою, и одна, с совой, – для его умершей жены. Что бы изменилось, останься она жива? Возможно, Кестрель с отцом не пришлось бы общаться зашифрованными посланиями и играть в стратегию друг с другом и друг против друга. Возможно, тогда Кестрель могла бы поговорить с ним начистоту.

Что бы она сказала? Что ей все ясно? Что отец попросил капитана не только защитить ее в случае опасности, но и проследить, чтобы она больше не совершала проступков и не навлекала гнев общества на себя? Что прощает его за недоверие (в конце концов, она и сама себе не доверяла). Она сказала бы, что видит не только его опасения, но и его любовь.

– Я рада за капитана Венсана, – улыбнулась она, взяв в руки нож и вилку. – Уверена, ему понравится на балу. Однако сама я идти не собираюсь.

На рассвете Кестрель села в карету и отправилась в городской порт. Генерал не хотел, чтобы дочь его провожала, поэтому она не видела, как корабли готовились к отплытию в серых предутренних сумерках. Но теперь она все же приехала сюда посмотреть на опустевшие доки. Пронизывающий ветер трепал ее плащ. Морской воздух пах солью.

Флот из двух сотен кораблей уже направлялся к выходу из залива. Только шесть купеческих судов, включая судно капитана Венсана, по-прежнему стояли на якоре. К берегу жались рыбацкие лодки, которые не пригодились войску, поскольку были слишком малы. От нечего делать Кестрель сосчитала их. Кто знает, возможно, генерал сейчас стоит на палубе одного из кораблей и даже видит ее на пристани.

Флот удалялся. Корабли двигались плавно, как танцоры, но не прикасаясь друг к другу.

«Для счастья нужна свобода, – любил повторять отец, – а для свободы нужна смелость».

Кестрель подумала о своем бальном платье, по-прежнему завернутом в муслин. Почему бы и не пойти на бал? Чего ей бояться? Косых взглядов? Пусть смотрят. Она умеет за себя постоять, и защиты ей не нужно – ни от отца, ни от капитана Венсана.

Кестрель долго болела, но теперь она выздоровела.

Ткань казалась жидкой на ощупь. Платье приятно холодило кожу. Крой был простым, а золотистая материя поблескивала, как зимнее солнце. Рукавов не было, вырез открывал ключицы.

Надевалось платье легко: она лишь попросила рабыню застегнуть жемчужные пуговки на спине. Закрепить украшенный камнями кинжал на поясе Кестрель могла и сама. Но, оставшись одна, она поняла, что справиться с прической будет непросто. Обычно ее волосами занималась Лира, но звать ее Кестрель не хотела.

Она села за туалетный столик, настороженно разглядывая свое отражение. Ее распущенные локоны лежали по плечам. Они были чуть темнее, чем платье. Кестрель отделила прядку и начала плести косу.

– Мне сказали, что ты собираешься на бал.

Она посмотрела в зеркало и увидела, что за ее спиной стоит Арин. Кестрель тут же перевела взгляд на собственное лицо. Под глазами у нее лежали глубокие тени.

– Тебе сюда нельзя, – бросила она. Даже не глядя, она знала, что на его лице застыло выжидающее выражение. Сама Кестрель тоже ждала, пытаясь собраться с силами и прогнать его.

Потом она вздохнула и продолжила плести косу.

– Лучше не ходи на бал, это плохая идея, – снова заговорил Арин.

– Мне кажется, ты не в том положении, чтобы указывать мне. – Она вновь взглянула на его отражение. При виде его лица нервы Кестрель, и без того натянутые до предела, едва не зазвенели от напряжения. Косичка выскользнула из рук и расплелась. – Ну что? – сорвалась она. – Что смешного?

Он ухмыльнулся, и в это мгновение он снова стал похож на того Арина, которого она знала.

– Смешного – ничего.

Тяжелые локоны скользнули вперед, заслоняя лицо Кестрель.

– Обычно меня причесывает Лира, – пробормотала она.

Арин вдохнул, будто собираясь ответить, но тишина затянулась.

Потом он тихо сказал:

– Я могу.

– Что?

– Я могу тебя причесать.

– Ты?!

– Да.

Кестрель почувствовала, как на шее у нее забилась жилка. Она открыла рот, но не успела возразить. Арин подошел к ней и собрал волосы руками. Его пальцы задвигались.

В комнате стояла странная тишина. Казалось, каждое движение должно отзываться каким-то звуком: вот кончик пальца задел кожу на шее, вот шпилька закрепила туго натянутый локон, вот тоненькая косичка выскользнула из рук Арина и коснулась щеки Кестрель. Каждый жест напоминал музыку, и было странно не слышать нот, ни высоких, ни низких. Кестрель медленно выдохнула.

Руки Арина замерли.

– Больно?

– Нет.

Шпильки быстро исчезали со столика. На глазах у Кестрель мелкие косички соединились в большие и сплелись в замысловатые узлы. Пальцы Арина нежно потянули какую-то прядку, изогнули ее. Кестрель ощущала даже малейшее движение воздуха.

Хотя Арин прикасался не к ней, а лишь к неживой ее части, Кестрель показалось, что на нее накинули полупрозрачную сеть, которая дрожала и переливалась на свету.

– Ну вот, – сказал Арин.

Ее отражение в зеркале подняло руку и потрогало волосы. Она не знала, что ответить. Арин отошел назад и спрятал руки в карманы. Однако его взгляд был устремлен на ее отражение, а лицо его смягчилось, как тогда, в музыкальной комнате, когда она сыграла для него на фортепиано.

– Как… – начала Кестрель.

– Как кузнец умудрился выучиться такому искусству?

– Ну… Да.

– В детстве моя старшая сестра заставляла причесывать ее.

Кестрель чуть было не спросила, где теперь его старшая сестра, потом представила самый худший вариант ответа. В глазах Арина отразилась та же мысль, и по его выражению Кестрель поняла, что худший вариант оказался правдой. Но его улыбка не исчезла.

– Я, конечно, злился, – продолжил Арин. – Меня раздражало, что она вечно мной командует. И что я ей это позволяю. Но теперь… приятно вспомнить.

Кестрель встала и повернулась лицом к нему. Между ними стоял стул, и она сама не знала, рада она этому или нет.

– Кестрель, раз уж ты идешь на бал, возьми меня с собой.

– Я тебя не понимаю, – устало выдохнула одна. – Не понимаю твоих слов, твоих постоянных перемен настроения, твоего непредсказуемого поведения.

– Я и сам себя не всегда понимаю. Но я знаю, что хочу пойти с тобой.

Эти слова эхом разлетелись в голове Кестрель. Голос Арина звучал одновременно мягко и решительно. Мелодично. Знал ли он, что каждым словом неизбежно выдает свой певческий дар? Знал ли, каким пленительным казался Кестрель звук его голоса?

– Если ты считаешь, что мне не стоит идти на бал, – сказала она, – то наверняка прекрасно понимаешь, как глупо с моей стороны будет взять с собой тебя.

Он пожал плечами.

– Или, наоборот, очень мудро. Подобный шаг даст всем понять, что тебе скрывать нечего.

Жена губернатора, Нериль, замешкалась лишь на секунду, когда увидела Кестрель среди гостей, пришедших на бал. Но губернатор очень уважал генерала Траяна и, что немаловажно, во многом от него зависел. Соответственно, они были союзниками, а это, в свою очередь, означало, что Нериль придется быть любезной с дочерью генерала. Кестрель это прекрасно понимала.

– Милочка! – воскликнула Нериль, когда подошла очередь Кестрель поздороваться с хозяйкой. – Вы чудесно выглядите!

Однако ее взгляд не задержался на Кестрель. Она уставилась на Арина, который стоял чуть позади.

– Благодарю, – отозвалась Кестрель.

Нериль сухо улыбнулась. Она не сводила глаз с Арина.

– Леди Кестрель, могу я попросить вас об одолжении? Видите ли, половина моих рабов заболели.

– Так много?

– Они, конечно, прикидываются, но, если я прикажу их высечь, толку все равно не будет. В таком состоянии они не смогут прислуживать гостям, а уж тем более держаться подобающе.

Кестрель поняла, к чему клонит Нериль, и ей это не понравилось.

– Леди Нериль…

– Одолжите мне вашего раба на вечер?

Кестрель почувствовала, как Арин напрягся. Казалось, они стояли плечом к плечу, хотя на самом деле Арин держался на достаточном расстоянии от нее.

– Он еще может понадобиться мне.

– Понадобиться вам? – Нериль перешла на шепот: – Кестрель, если вы не поняли, это я вам оказываю услугу. Отправьте его поскорее на кухню, пока бал еще не начался и не все его заметили. Едва ли он будет против.

Кестрель для виду перевела Арину просьбу Нериль. Все это время она внимательно следила за его лицом. Она была убеждена, что он-то как раз будет против. Однако, когда он заговорил, его голос был полон покорности. Он ответил по-валориански, как будто ему было уже все равно, что этим он выдаст себя.

– Госпожа, – обратился он к Нериль. – Я не знаю, где у вас кухня, и боюсь заблудиться в таком большом доме. Я бы попросил ваших рабов проводить меня, но вижу, они все заняты…

– Ладно, ладно, – нетерпеливо отмахнулась Нериль. – Я пришлю за тобой раба. В ближайшее время, – добавила она, обращаясь к Кестрель, после чего обернулась к следующим гостям.

Дом губернатора был построен уже при валорианцах. Двери холла вели в трофейную залу, где на стенах, поблескивая в свете факелов, висели выпуклые щиты. Здесь гости могли поболтать и выпить.

Домашний раб подал ей бокал с вином. Кестрель поднесла его к губам.

Спустя мгновение кто-то выбил его у нее из рук. Бокал разлетелся на мелкие осколки, вино разлилось по полу. Разговоры вокруг смолкли.

– Прошу прощения, – пробормотал Арин. – Я споткнулся.

Кестрель почувствовала на себе тяжесть чужих взглядов. Люди уставились на Арина и на нее. Она увидела, как Нериль, стоявшая на пороге зала, обернулась. Хозяйка дома закатила глаза, поймала за локоть одного из рабов и подтолкнула его к Кестрель и Арину.

– Кестрель, не пей сегодня вина, – прошептал Арин.

– Что? Почему?

Раб Нериль приближался к ним.

– Тебе нужна ясная голова, – ответил Арин.

– Она у меня и так ясная, – как можно тише прошипела Кестрель, чтобы не слышали люди вокруг. – В чем дело, Арин? Сначала ты говоришь, что мне лучше никуда не ходить, потом просишься со мной. В карете ты всю дорогу молчишь, а теперь…

– Просто пообещай, что не будешь пить.

– Ладно, не буду, если тебе это так важно. – Возможно, его поведение было связано с каким-то детским воспоминанием, как тогда, в доме Айрекса. – Но что…

– Арин, – прервал их раб, присланный хозяйкой дома. Казалось, он был удивлен и одновременно рад видеть Арина. – Следуй за мной.

Когда Арин вошел в кухню, все гэррани разом замолчали. Выражения их лиц изменились, и Арину почудилось, будто его кожа измазана чем-то липким. Они смотрели на него как на героя, но он не сказал ни слова, просто пробрался через ряды лакеев и горничных к тому месту, где повар жарил на огне свинину, насаженную на вертел, и схватил его за руку.

– Которое вино? – спросил он. Когда отравленный напиток подадут, все валорианцы в доме будут обречены.

– Арин! – повар заулыбался. – Я думал, ты сегодня будешь в генеральском доме.

– Которое вино?

Повар моргнул, наконец-то заметив, с какой тревогой и настойчивостью Арин требовал ответа.

– Яблочное со льдом, самое сладкое. Так проще замаскировать яд.

– Когда?

– Когда его подадут? О, сразу после третьего танца.

26

В бальной зале раздавался смех и громкие голоса. Даже стоя в коридоре, можно было ощутить жар, идущий оттуда. Кестрель переплела пальцы. Она волновалась, но не хотела, чтобы это кто-то заметил, поэтому расцепила руки и вошла в залу.

Внезапно наступила тишина. Если бы окна были открыты, то Кестрель, наверное, услышала бы, как звенит хрусталь на люстрах, покачиваясь на ветру. Тишина была абсолютная. Она окинула взглядом толпу в поисках друзей и выдохнула лишь тогда, когда заметила Беникса. Улыбнувшись, сделала шаг в его сторону. Беникс увидел ее, однако его глаза будто смотрели мимо, словно она была прозрачной, как лед или стекло.

Кестрель замерла. Друг отвернулся и отошел на другой конец залы. Послышался шепот. Айрекс, который стоял далеко, но не настолько, чтобы она не услышала, рассмеялся и прошептал что-то на ухо леди Фарис. Щеки Кестрель вспыхнули от стыда, но пути назад не было. Она просто не могла пошевелиться.

Сначала Кестрель увидела улыбку, а потом уже все лицо: к ней на выручку спешил капитан Венсан, пробираясь через толпу. Он пригласит ее на первый танец и спасет от позора хотя бы на время, пусть даже репутация уже погублена. И ей придется принять помощь капитана, предложенную из жалости.

Жалость. Мысль о ней согнала румянец с лица.

Кестрель еще раз осмотрела гостей. Прежде чем капитан успел добраться до нее, она подошла к сенатору, который стоял один. Сенатор Каран был вдвое старше Кестрель. Лысеющий и тощий, он имел безупречную репутацию, поскольку был слишком труслив, чтобы хоть раз пойти против общественных устоев.

– Пригласите меня на танец, – тихо велела ему она.

– Прошу прощения?

По крайней мере, он ответил ей.

– Пригласите меня на танец, – повторила Кестрель, – или я всем расскажу вашу тайну.

Каран изумленно раскрыл рот, потом закрыл его. Кестрель не знала никаких тайн. Может, у сенатора их и вовсе не было. Но она понадеялась, что он будет слишком напуган и не станет рисковать. И действительно – Каран пригласил ее.

Разумеется, будь ее воля, она бы его не выбрала. Но Ронан еще не приехал, а Беникс даже смотреть на нее не желал. Либо что-то изменилось за месяц, прошедший после дуэли, либо он струсил без поддержки Ронана и Джесс. Или же он просто не желал больше рисковать своей репутацией ради Кестрель.

Начался танец. За все время Каран не сказал ей ни слова.

Когда инструменты смолкли и лютня вывела последние легкие ноты, Кестрель сразу же отстранилась. Каран неловко поклонился и ушел.

– Да уж, выглядело это так себе, – раздался голос за ее спиной, и она обернулась. Ее тут же охватила радость – это был Ронан.

– Мне стыдно, – признался он. – Ужасно стыдно. Я опоздал, и тебе пришлось танцевать с этим скучным Караном. Как так вышло?

– Я его запугала.

– А-а. – Теперь в глазах Ронана появилось беспокойство. – Значит, дело совсем плохо?

– Кестрель! – Джесс пробралась к ним сквозь толпу. – Мы думали, ты не придешь. Надо было предупредить нас. Если б мы знали, то приехали бы к началу.

Она взяла Кестрель за руку и увлекла ее в сторону от танцующих пар. Ронан последовал за ними. Тем временем в зале начался второй танец.

– А так, – продолжила Джесс, – мы вообще еле собрались. Ронан не хотел никуда ехать, мол, какой смысл, если Кестрель не будет.

– Сестренка, – перебил ее Ронан, – не пора ли и мне поведать всем твои секреты?

– Дурачок, у меня-то никаких секретов нет. И у тебя тоже, по крайней мере от Кестрель. Верно? – Джесс бросила торжествующий взгляд на них обоих. – Ведь нет же, Ронан?

Тот потер переносицу, страдальчески наморщив лоб.

– Теперь точно нет.

– Чудесно выглядишь, Кестрель, – сказала Джесс. – Видишь, как хорошо я подобрала платье? А цвет отлично подойдет к яблочному вину.

Кестрель испытала головокружительную легкость – то ли от того, что была рада видеть друзей, то ли от невольного признания Ронана. Она улыбнулась.

– Ты выбрала мне материю под цвет вина?

– Это особенное вино. Леди Нериль очень гордится тем, что достала его. Она еще несколько месяцев назад сказала мне, что закажет несколько бочонков из столицы. И я подумала: сделать так, чтобы платье сочеталось с украшениями, оружием и обувью, может каждый. Другое дело – бокал вина. Он тоже своего рода украшение, как драгоценный камень, только большой и жидкий.

– Что ж, тогда мне точно нужен такой бокал. Иначе мой образ будет неполным.

Кестрель не то чтобы забыла об обещании, данном Арину, просто она постаралась выкинуть из головы все, что касалось его.

– О да! – воскликнула Джесс. – Непременно. А ты что думаешь, Ронан?

– Ничего не думаю. Я лишь пытаюсь угадать, чем заняты мысли Кестрель, и надеюсь, что она согласится потанцевать со мной. Если не ошибаюсь, остался еще один танец до того, как подадут это ваше драгоценное вино.

Радость Кестрель померкла.

– Я бы с удовольствием, но… Что скажут твои родители?

Ронан и Джесс переглянулись.

– Их здесь нет, – ответил Ронан. – Они уехали в столицу на всю зиму.

Следовательно, будь они здесь, они бы не одобрили, как и любые родители, после такого-то скандала.

Ронан заметил, как изменилось ее лицо.

– Мне все равно, что они скажут. Давай потанцуем.

Он взял ее за руку, и впервые за долгое время она почувствовала себя в безопасности. Они вышли в центр зала и начали танец.

Какое-то время Ронан молчал, потом дотронулся до тоненькой косички, которая касалась щеки Кестрель.

– Красиво.

Она вспомнила, как руки Арина перебирали ее волосы, и напряглась.

– Великолепно! – поправил сам себя Ронан. – Невероятно! Кестрель, нет таких слов, чтобы описать тебя.

Она попыталась отшутиться:

– Что же будет с дамами, когда такой бессовестный флирт выйдет из моды? Вы нас совсем избалуете.

– Ты же знаешь, что это не просто флирт, – возразил Ронан. – Ты всегда знала.

Да, это правда. Она знала, хотя и гнала от себя это знание, притворялась, что ничего не видит. В душе тускло блеснула искра дурного предчувствия.

– Выходи за меня, Кестрель.

Она задержала дыхание.

– Я знаю, тебе было нелегко в последнее время, – продолжил Ронан. – Люди были к тебе несправедливы. Тебе пришлось стать сильной, гордой, хитрой. Но все пройдет, как только мы объявим о помолвке. Ты сможешь снова быть собой.

Но ведь она всегда была такой – сильной, гордой, хитрой. Как он не понимает? Это и есть она – та, что раз за разом хладнокровно побеждала его за игорным столом. Та, что вручила ему откуп за собственную смерть и рассказала, что с ним делать. И все же Кестрель промолчала. Она откинулась на его руку, которая придерживала ее за талию. Танцевать с ним было легко. Так же легко сказать «да».

– Твой отец будет доволен. На свадьбу я подарю тебе лучшее фортепиано, какое только можно найти в столице.

Кестрель взглянула ему в глаза.

– Или оставь свое, – поспешно добавил он. – Я знаю, как ты его любишь.

– Нет, просто… Ты слишком добр.

Он издал нервный смешок.

– Доброта тут совсем ни при чем.

Танец замедлился. Музыка подходила к концу.

– Ну? – Ронан остановился, хотя другие пары еще кружились рядом с ними. – Что… Что скажешь?

Кестрель не знала, что сказать. Ронан предлагал ей все, о чем она могла только мечтать. Так почему ей стало грустно? Почему ей кажется, что она что-то теряет?

– Для того чтобы вступить в брак, нужно нечто большее, – осторожно ответила она.

– Я люблю тебя. Разве этого недостаточно?

Наверное, достаточно. Пожалуй, ей этого хватило бы. Но когда музыка стихла, Кестрель увидела Арина в толпе. Он смотрел прямо на нее, и в его глазах она увидела отчаяние. Как будто он тоже почувствовал близость утраты – или уже пережил ее.

Она взглянула на него, не понимая, почему прежде не замечала, как он красив. Теперь его красота поразила Кестрель, как удар в солнечное сплетение.

– Нет, – прошептала она.

– Что? – голос Ронана разорвал тишину.

– Прости.

Ронан резко развернулся в ту сторону, куда был устремлен взгляд Кестрель. Он выругался.

Кестрель выскользнула из его рук и пошла к выходу из зала, с трудом обходя рабов, которые несли подносы с золотистым вином. Глаза щипало, огни и люди казались размытыми. Она покинула бальную залу, пересекла холл и вышла на улицу, в холодную ночь. Кестрель ни разу не обернулась, но, даже не слыша ничего и не чувствуя его прикосновения, она знала, что Арин идет за ней.

Кестрель не понимала, почему сиденья в карете всегда расположены лицом друг к другу. Почему нельзя было поставить их по-другому? Сейчас ей больше всего на свете хотелось спрятаться. Она украдкой взглянула на Арина. Фонари в карете не горели, но луна светила ярко, окутывая Арина своим серебряным сиянием. Он напряженно всматривался в особняк губернатора, пока тот не остался далеко позади. Тогда Арин резко отвернулся от окна и откинулся на спинку сиденья. На его лице отразились одновременно изумление и облегчение.

Кестрель невольно почувствовала слабую вспышку любопытства, но потом с горечью напомнила себе о том, до чего ее довело это самое любопытство. Она отдала пятьдесят клиньев за певца, который отказался петь; за друга, который отказался быть ее другом; за того, кого она сделала своей собственностью, но никогда не сможет назвать своим. Кестрель отвела взгляд. Она поклялась себе, что больше никогда на него не посмотрит.

– Почему ты плачешь? – тихо спросил Арин.

От его слов слезы полились еще сильнее.

– Кестрель…

Она прерывисто вздохнула.

– Потому что, когда отец вернется, я скажу ему, что он победил. Я пойду в армию.

Арин помолчал.

– Я не понимаю.

Кестрель пожала плечами. Какая ей разница, понимает он или нет?

– Ты откажешься от музыки?

– Да. Придется.

– Но ведь он дал тебе время до весны. – Голос Арина по-прежнему звучал растерянно. – Ты еще можешь передумать. Ронан… Ронан ради тебя готов молиться самому богу душ. Он сделает тебе предложение.

– Уже сделал.

Арин не ответил.

– Но я не могу.

– Кестрель…

– Не могу.

– Кестрель, прошу тебя, не плачь.

Он осторожно прикоснулся к ее лицу, провел большим пальцем по щеке, мокрой от слез. Это еще сильнее ранило Кестрель. Больно было понимать, что его жест – в лучшем случае проявление сочувствия. Наверное, Арин волнуется за нее. Но этого мало.

– Почему ты не можешь выйти за него? – прошептал он.

Она нарушила данное себе обещание и посмотрела ему в глаза.

– Из-за тебя.

Рука Арина дрогнула. Он опустил голову, и его лицо скрыла тень. Потом он соскользнул со своего сиденья и опустился на колени перед Кестрель. Потянувшись к ней, мягко раскрыл ее сжатые в кулаки пальцы и вложил ее руки в свои ладони, словно держа воду в горсти. Сделал глубокий вдох.

Она хотела остановить его, готова была оглохнуть, ослепнуть, превратиться в дым. Она бы заставила его замолчать, охваченная в равной мере страхом и желанием, которые уже невозможно было отличить друг от друга. Но он сжимал ее руки в своих, и она ничего не могла поделать.

– Я хочу того же, что и ты, – прошептал Арин.

Кестрель отшатнулась. Это невозможно. Наверное, она не так поняла его слова.

– Мне тяжело было в это поверить. – Арин поднял голову, чтобы она могла видеть его лицо и глаза, исполненные чувства. Надежды.

– Но ведь твое сердце уже занято, – возразила она.

Он нахмурился, на лбу появились морщинки, но потом снова разгладились.

– О нет, все совсем не так. – Он коротко рассмеялся, и этот смех показался Кестрель мягким и неожиданно сильным. – Спроси меня, зачем я ходил на рынок.

Это была жестокая просьба.

– Мы оба знаем зачем.

Он помотал головой.

– Представь, что ты выиграла у меня в «Зуб и жало». Зачем я туда ходил? Ну же, спроси. Не затем, чтобы встретиться с девушкой, которой нет.

– Как… нет?

– Я солгал.

Кестрель ошеломленно моргнула.

– Тогда зачем же ты ходил на рынок?

– Мне просто хотелось свободы. – Арин невольно провел пальцами вдоль виска, потом, спохватившись, неловко убрал руку.

Внезапно Кестрель поняла, что значит этот жест, который она видела уже много раз. Это была старая привычка. Он пытался смахнуть с виска призрак своих длинных прядей, которые Кестрель приказала отстричь.

Она наклонилась и коснулась его виска губами. Арин мягко обнял ее одной рукой. Его щека прижалась к ее щеке. Потом он поцеловал ее в лоб, в закрытые веки, в шею. Их губы встретились. Кестрель почувствовала соленый привкус собственных слез, потом поцелуй стал глубже, и она поняла, что, должно быть, испытывал Арин, когда рассмеялся минуту назад. Это было нежное безумство… и безумная нежность. Она чувствовалась в движении его рук, которые скользили по ее платью. Жар его тела проникал сквозь тонкую ткань, заполняя Кестрель изнутри. Она все крепче прижималась к Арину.

Он слегка отстранился.

– Я еще не все тебе рассказал, – торопливо произнес он.

Карета качнулась, и на мгновение они вновь невольно прижались друг к другу.

Кестрель улыбнулась.

– У тебя есть еще какие-то воображаемые друзья?

– Я…

Тишину ночи нарушил грохот взрыва, прозвучавшего вдалеке. Послышалось испуганное ржание, одна из лошадей взбрыкнула. Карета затряслась, и Кестрель ударилась головой об оконную раму. Раздался крик кучера, свист хлыста. Карета остановилась. Рукоять кинжала больно ткнула Кестрель в бок.

– Кестрель? Ты цела?

Наполовину оглушенная ударом, она потрогала голову. На пальцах осталась влага.

Прозвучал второй взрыв. Карета снова вздрогнула – это дернулись в упряжке лошади. Но на этот раз Арин крепко держал Кестрель. Она посмотрела в окно на город и увидела странное свечение в небе.

– Что это?

Арин помедлил.

– Порох, – ответил он. – Первый взрыв был в казармах городской стражи. Второй – на оружейном складе.

Он мог просто высказать свою догадку, но по тону его голоса Кестрель поняла, что это не так. Она уже знала, что все это значит, но одновременно отчаянно не желала принимать это знание, позволяя себе задуматься лишь над тем, что сейчас происходит в городе: на них напали. Спящие стражники погибли. Враги растаскивают оружие со склада.

Кестрель выскочила из кареты. Арин бросился следом.

– Кестрель, вернись!

Она его не слушала.

– У тебя кровь, – сказал Арин.

Кестрель бросила взгляд на кучера-гэррани, который изо всех сил натягивал поводья, осыпая ругательствами непослушных лошадей. Свет над городом разгорался: начинался пожар. Она посмотрела на дорогу. До виллы оставалось всего несколько минут пути.

Кестрель сделала шаг по направлению к дому.