Текст книги "Проклятие победителя"

Автор книги: Мари Руткоски

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)

12

Арин успел помыться и переодеться. Когда он появился на пороге гостиной, Кестрель отметила, что держится раб непринужденно. Не дожидаясь приглашения, Арин прошел в комнату, отодвинул второй стул и уселся напротив Кестрель. Он расслабленно, почти небрежно положил руки на стол и по-хозяйски откинулся на обитую парчой спинку стула. В господской гостиной он смотрелся на редкость органично.

С другой стороны, Арин и в кузнице смотрелся ничуть не хуже. Кестрель отвела взгляд и сгребла рассыпанные игральные костяшки. Наверное, это особый талант – легко вписываться в любое окружение. Она сомневалась, что смогла бы так же.

– Это не гостиная, – сказал Арин.

– Вот как? – Кестрель перемешала маленькие пластинки. – А я-то, дурочка, гостей здесь принимаю.

Губы Арина изогнулись в полуулыбке.

– Это комната для письма. Вернее, – он вытянул шесть костяшек, – была когда-то.

Кестрель тоже набрала нужное количество пластинок. Она решила не выдавать своего любопытства. Нельзя позволить себя отвлечь. Кестрель разложила костяшки лицом вниз.

– Подождите, – остановил ее Арин. – На что мы играем?

Об этом Кестрель позаботилась заранее. Она достала деревянную коробочку из кармана юбки и поставила на стол. Арин тут же взял ее в руки и потряс. Раздался тихий стук.

– Спички. – Он бросил коробок обратно на стол. – Не больно-то высокая ставка.

А на что еще играть с рабом, которому нечем расплачиваться? Она долго ломала голову над этим вопросом и ничего лучше не придумала.

– Может, я просто боюсь проиграть, – ответила Кестрель, пожав плечами. Затем она высыпала спички на стол и поделила поровну.

– Мм, – отозвался раб, и они сделали первую ставку.

Арин расположил свои костяшки так, чтобы видеть изображения на пластинках, не показывая их Кестрель. Он быстро пробежался по ним взглядом, после чего отвернулся и принялся рассматривать роскошный интерьер. Кестрель почувствовала, что злится: во-первых, Арин лишил ее полезной информации, которую дало бы выражение его лица, а во-вторых, он явно проявил галантность, позволяя ей спокойно рассмотреть свой расклад. Как будто ей нужны поблажки!

– Откуда ты знаешь? – спросила Кестрель.

– Что именно?

– Что здесь была комната для письма. Я никогда об этом не слышала.

Кестрель начала выставлять костяшки. Едва увидев, что ей досталось, она вдруг подумала, что Арин мог отвернуться вовсе не из вежливости. Возможно, он как раз хотел ее спровоцировать.

Она сосредоточилась на раскладе и с облегчением обнаружила, что тот весьма удачен. Тигр (самая сильная кость), волк, мышь, лиса и два скорпиона – неплохая подборка, за исключением мыши. Кестрель любила играть «жалящими»: их часто недооценивали.

Неожиданно она осознала, что Арин все еще медлит с ответом. Он пристально следил за ней.

– Я понял это, – ответил он наконец, – по расположению комнаты, кремовой расцветке интерьера и рисункам лебедей. Так выглядели комнаты, в которых гэрранские аристократки писали письма и вели дневник. Посторонних сюда не пускали. Я не имею права здесь находиться.

– Что ж, – ей стало неловко, – все уже не так, как прежде.

Арин сделал первый ход: волк. Стало быть, шансы Кестрель добавить волков в свой расклад уменьшились. Она выложила лисицу.

– И откуда ты знаешь, как выглядят комнаты? – продолжила допытываться Кестрель. – Ты раньше был домашним рабом?

Пальцы Арина дрогнули. Она явно расстроила его, хотя вовсе этого не хотела.

– Во всех богатых гэрранских домах устраивали комнаты для письма, – пояснил Арин. – Это общеизвестный факт. Любой раб мог бы рассказать вам то же самое. Спросите Лиру, к примеру.

Кестрель никогда не задумывалась о том, что он знает Лиру, – по крайней мере, она не ожидала, что они настолько хорошо знакомы, что Арин может упомянуть ее в разговоре. С другой стороны, удивляться здесь нечему. Теперь Кестрель вспомнила, как быстро Лира подсказала ей, где искать Арина. Будто ответ все время находился на поверхности ее сознания, готовый вспорхнуть, точно стрекоза над водой.

Какое-то время Кестрель и Арин молча выкладывали костяшки, сбрасывали старые и набирали новые, лишь изредка называя ставки.

Потом руки Арина замерли.

– Вы переболели чумой.

– Ой! – Кестрель не заметила, как ее широкие рукава с прорезями соскользнули вниз, открывая предплечья. Она потрогала короткий шрам на сгибе левой руки. – Во время колонизации полуострова многие валорианцы заразились.

– Но не многим повезло лечиться у гэрранского лекаря, – возразил Арин, уставившись на шрам.

Кестрель поправила рукава, затем взяла спичку и покрутила ее пальцами.

– Мне тогда было всего семь. Я мало что помню.

– Но вы определенно знаете, что произошло, хотя бы в общих чертах.

Она помолчала в нерешительности.

– Тебе эта история не понравится.

– Это не имеет значения.

Кестрель отложила спичку.

– Мы тогда только приехали. Отец не заболел. Видимо, его организм оказался невосприимчив к заразе. Он всегда был таким… неуязвимым.

Губы Арина сжались.

– Но мы с матерью подхватили чуму. Я помню, как лежала рядом с ней. Кожа у нее пылала как огонь. Рабам велели отнести нас в разные кровати, чтобы легче было справиться с жаром, но я все равно каждый раз просыпалась возле нее. Отец заметил, что гэррани почти не болеют, а если и заражаются, то легко выздоравливают. Он разыскал местного врача.

На этом следовало остановиться. Но Арин не сводил с нее серых глаз, и Кестрель почувствовала, что не сможет так просто оборвать свой рассказ. Это все равно что солгать. Он бы сразу заметил.

– Отец пригрозил лекарю смертью, если тот нас не вылечит.

– И он согласился. – В голосе Арина слышалось отвращение. – Чтобы спасти свою шкуру.

– Нет, не поэтому. – Кестрель взглянула на костяшки, лежавшие на столе. – Я не знаю почему. Потому что я была ребенком? – Она покачала головой. – Он сделал мне надрез, и зараза вышла вместе с кровью. Полагаю, так лечили все гэрранские врачи, раз ты узнал шрам. Потом лекарь остановил кровь и зашил мне рану. А после взял нож и покончил с собой.

Странная тень промелькнула в глазах Арина. Возможно, он пытался представить Кестрель семилетним ребенком, как часто делала она сама, глядя в зеркало. Пытался понять, что особенного увидел в ней врач, раз спас ей жизнь.

– А ваша мать?

– Отец попытался повторить то, что сделал лекарь. Я помню, как он порезал ей руку. Было очень много крови. Мама не выжила.

В наступившей тишине Кестрель услышала, как падающая ветка царапнула по стеклу. За окном темнело. Погода стояла теплая, но лето уже подходило к концу.

– Ваш ход, – резко бросил Арин.

Кестрель перевернула костяшки. Четыре скорпиона. Но неизбежная победа ее совсем не обрадовала.

Арин открыл свои пластинки из слоновой кости, которые с громким стуком легли на стол. Четыре змеи.

– Я победил, – объявил он и смахнул спички в ладонь.

Кестрель уставилась на костяшки, чувствуя, как все тело впадает в оцепенение.

– Что ж… – Ей пришлось откашляться. – Достойная игра.

Арин сухо улыбнулся.

– Я предупреждал.

– Верно.

Он встал.

– На этом я вас покину, пока удача мне не изменила.

– Я надеюсь отыграться в следующий раз. – Кестрель не сразу осознала, что по привычке протянула ему руку. Он посмотрел с удивлением, но руку пожал. От этого прикосновения сковавшее Кестрель оцепенение отступило, сменившись другим чувством, столь же неожиданным.

Арин отпустил руку.

– У меня много дел.

– Это каких же? – Кестрель старалась говорить непринужденным, шутливым тоном.

Арин ответил ей в том же духе:

– Например, поразмышлять о том, что делать со свалившимся на меня богатством. – Он широко раскрыл глаза, изображая восторг, и Кестрель улыбнулась.

– Я тебя провожу, – предложила она.

– Думаете, я сам не найду дорогу? Или боитесь, что я что-нибудь украду?

Лицо Кестрель приняло надменное выражение.

– Я все равно иду на прогулку, – заявила она, хотя до этой секунды никуда не собиралась.

Они молча прошли по коридорам и спустились на первый этаж. Кестрель заметила, что Арин чуть замедлил шаг, проходя мимо дверей, за которыми находилось фортепиано.

Она остановилась.

– Чем тебя заинтересовала эта комната?

Арин бросил на нее колкий взгляд.

– Ничем. Какое мне дело до музыкального зала? – и зашагал прочь.

Кестрель, прищурившись, смотрела ему вслед.

13

Первый урок по стратегии прошел в библиотеке. Это было темное помещение, по всему периметру которого стояли полки с тяжелыми томами в красивых переплетах. Лишь немногие из них были написаны на валорианском: литературная традиция в империи развивалась слабо. Книги в большинстве своем были гэрранские. Надо отметить, что мало кто из валорианцев хорошо говорил на языке покоренного ими народа; читать же не умел почти никто, поскольку гэррани пользовались другим алфавитом. Тем не менее завоеватели не тронули библиотеки. Без гэрранских книг они бы смотрелись не так впечатляюще.

Генерал встал у окна – он не любил сидеть. Кестрель расположилась в кресле – исключительно из чувства противоречия.

– Идея создания Валорианской империи зародилась двадцать четыре года назад, когда мы захватили северную тундру, – начал отец.

– Ее было нетрудно завоевать. – С мечом в руках Кестрель ни на что не годилась, но по крайней мере она могла показать генералу, что хорошо знает историю. – Малочисленное население представляло собой разрозненные кочевые племена, которые жили в чумах. Мы напали летом, потери с обеих сторон оказались незначительные. Но это была лишь первая вылазка. Мы хотели понять, как посмотрят соседи Валории на наше стремление к расширению территории. Кроме того, эта победа была призвана поднять дух народа. Но пашен в тундре нет, пастбищ тоже, и рабов оттуда много не возьмешь. Так что сама территория практически бесполезна.

– Бесполезна? – Генерал открыл один из ящиков под книжными полками, достал оттуда свиток с картой и развернул его на столе, придавив края стеклянными гирьками. Кестрель встала и подошла поближе, чтобы рассмотреть контуры континента и границы империи.

– Хорошо, не совсем, – согласилась она, обводя пальцем зону тундры, которая узкой полосой простиралась вдоль северных рубежей империи. Она тянулась вплоть до того места, где южнее спускалась вечная мерзлота, доходя до восточных валорианских границ. – Она выполняет роль естественного барьера, защищая нас от варваров. В тундре воевать непросто, особенно теперь, когда мы там хозяева.

– Верно. Но эта территория нужна нам не только поэтому. Есть еще одна причина, которую на карте не увидишь. Это государственная тайна, Кестрель. Пообещай, что сохранишь ее.

– Конечно! – Она невольно испытала прилив жгучего любопытства и гордость по поводу оказанного ей доверия, хотя понимала, что именно этого и добивался отец.

– Задолго до нашего похода в тундру мы заслали туда шпионов. Мы всегда делаем это, прежде чем атаковать те или иные земли. Так было и в тот раз. Наши шпионы нашли кое-что очень важное: месторождения минералов, в том числе серебро, добыча которого до сих пор помогает нам содержать войско. Но ценнее всего – огромные запасы серы, необходимой для изготовления пороха.

Отец улыбнулся, увидев, как округлились глаза Кестрель. Затем он подробно описал приготовления к походу, первые столкновения и, наконец, завоевание тундры генералом Дараном, который заметил отца Кестрель, тогда еще молодого офицера, и обучил его искусству войны.

Когда отец закончил рассказ, Кестрель коснулась очертаний полуострова на карте.

– Расскажи мне о Гэрранской войне.

– Мы давно засматривались на полуостров. Когда мне удалось завоевать Гэрран, сюда потекли толпы валорианских переселенцев. До войны гэррани кичились богатством своей страны, плодородием и красотой здешних земель. Гэрран считался идеальным место для жизни, в том числе благодаря выгодному географическому положению. – Генерал обвел контуры полуострова. Почти со всех сторон его окружало море, если не считать узкого перешейка, где располагалась горная цепь, отрезавшая полуостров от материка. – Гэррани считали нас тупыми, кровожадными дикарями. Но они не гнушались нашим золотом и часто отправляли к нам торговые суда, нагруженные предметами роскоши. Они не догадывались о том, как дразнили императора алебастровые чаши и мешки специй.

Кестрель и так все это знала. Но история, которая отложилась у нее в памяти, напоминала грубо высеченную скульптуру, и сейчас отец, будто мастер с резцом в руках, вытачивал детали, придавая мрамору задуманную форму.

– Гэррани были уверены в своей неуязвимости, – продолжил он. – Что ж, не без основания. Они считались опытными мореходами. Их флот превосходил наш и численностью кораблей, и уровнем подготовки моряков. Но даже если мы ничуть бы им не уступали, море было не на нашей стороне.

– Зеленые шторма, – догадалась Кестрель. Сезон ураганов как раз приближался и обычно длился всю зиму. В этот период бури терзали морские пути и побережье, возникая из ниоткуда и окрашивая небо в жутковатый зеленый оттенок.

– Вторжение с моря было бы равносильно самоубийству. Подобраться по суше не представлялось возможным: как провести войско через горы? Там был только один проход, но в него пришлось бы протискиваться чуть ли не по одному. Мы бы стали легкой мишенью для гэррани.

Кестрель и раньше знала, что сделал отец, но теперь ее осенила новая догадка.

– Так вот откуда ты взял столько пороха – из тундры!

– Да. Мы заложили порох по обе стороны ущелья. Взрыв расширил проход, и наша армия быстро проникла на полуостров. Гэррани оказались не готовы к нападению с суши, а их сильной стороной был флот. А главная ошибка заключалась в том, что они слишком рано сдались. Разумеется, когда я захватил город, у них почти не осталось шансов. Но флот все еще был в их распоряжении: около сотни быстроходных кораблей с пушками. Едва ли они смогли бы отбить город. Для этого морякам пришлось бы высадиться на суше, где у нас было численное преимущество, не говоря уже о коннице. Однако их корабли могли бы серьезно осложнить нам жизнь. Набеги на побережье и пиратство в наших водах нанесли бы нам немалый ущерб, и тогда-то гэррани смогли бы заключить мир на более выгодных условиях. Но у меня был город со всеми жителями и репутация человека, который не станет церемониться.

Кестрель отвернулась, взяла с полки сборник гэрранской поэзии и принялась листать его. Отец давно не смотрел на нее: его взгляд был обращен в прошлое.

– И гэррани сдались, – продолжил он наконец. – Согласились стать рабами, чтобы выжить. Они отдали нам свои корабли, и теперь во всем мире нашему флоту нет равных. Все валорианские солдаты обучены мореходству. Вот и ты в свое время освоила эту науку.

Кестрель нашла строки, которые искала. С них начиналась песнь о путешествии на волшебные острова, где время теряет смысл. Моряки готовились к выходу в открытое море. «Навстречу волнам повернем мы парус, – прочитала она, – и устремимся к сердцу вод соленых».

– Можно долго перечислять причины нашей победы, – произнес отец. – Со временем я помогу тебе во всем разобраться. Но в конечном счете все сводится к тому, что они оказались слабее, а мы – сильнее.

Он забрал у Кестрель книгу и вернул ее на полку.

14

Генерал редко успевал позаниматься с дочерью. Дела не оставляли ему много свободного времени. Кестрель была этому только рада. Порой она сама не понимала, какое чувство вызывают у нее рассказы отца – восторг или отвращение.

Листья продолжали опадать. Летнее тепло таяло. Но Кестрель этого почти не замечала, поскольку нечасто выходила из дома. Чтобы поскорее забыть все, чему ее учил отец, она играла на фортепиано. Теперь, когда никто ей не мешал, Кестрель проводила за инструментом каждую свободную минуту. Музыка становилась в ее руках волшебной лампой. Там, куда не доставал свет, по-прежнему ждали дела и другие люди, однако Кестрель их не видела. Огонь музыки, горевший в груди, ослеплял ее.

Однажды Кестрель пришла в музыкальную комнату и обнаружила, что ей оставили послание. Точно по центру клавиатуры лежала маленькая пластинка из слоновой кости, повернутая лицом вниз. Пустая оборотная сторона костяшки смотрела прямо на Кестрель.

Словно знак вопроса.

Словно приглашение.

– Я уже подумал, что вы не хотите больше играть с тем, кого не смогли победить, – усмехнулся Арин.

Кестрель оторвала взгляд от фортепиано и посмотрела на Арина. Он стоял в дверях, которые она оставила открытыми. На столике у окна лежали игральные кости.

– Вовсе нет, – возразила она. – Просто я была занята.

Арин бросил быстрый взгляд на инструмент.

– Я заметил.

Кестрель пересела за стол.

– Кстати, почему ты выбрал эту комнату?

Арин ответил не сразу, как будто готов был отречься от своего выбора и притвориться, что костяшку на фортепиано оставил кто-то другой. Но потом он шагнул внутрь и закрыл за собой дверь. Кестрель вдруг показалось, что комната резко уменьшилась в размерах. Арин подошел к столу.

– Мне не понравилось играть в ваших покоях, – объяснил он.

Кестрель решила не обижаться. В конце концов, она ведь сама попросила его говорить правду. Кестрель перетасовала костяшки, но когда она выставила на стол коробок спичек, Арин предложил:

– Давайте сыграем на кое-что другое.

Ее рука замерла над крышкой коробка. Кестрель в очередной раз попыталась представить, что он может ей предложить, но так ничего и не придумала.

– Если я выиграю, – сказал Арин, – я задам вам вопрос, а вы на него ответите.

Кестрель охватило волнение.

– А если я солгу? Так многие делают.

– Я готов рискнуть.

– Значит ли это, что я могу рассчитывать на такой же приз?

– При условии, что выиграете.

Кестрель все еще не готова была согласиться.

– Играть в «Зуб и жало» на вопросы и ответы – это очень странно, знаешь ли, – недовольно произнесла она.

– То ли дело спички. Отличная ставка – лучше не придумаешь.

– Ладно. – Кестрель скинула коробок на ковер. Ворсинки приглушили звук удара.

Ее согласие не произвело на Арина никакого впечатления. Он просто набрал нужное количество костяшек и приготовился играть. Кестрель сделала то же самое. Оба сосредоточились на партии. Кестрель была настроена выиграть.

Но победа снова ускользнула.

– Я хочу знать, – начал Арин, – почему вы до сих пор не служите в армии.

Кестрель сама не понимала, какого вопроса ждала, но точно не этого. Ей сразу же вспомнились бесконечные споры с отцом, о которых так хотелось забыть. Поэтому она ответила коротко:

– Мне всего семнадцать. По закону у меня есть еще три года.

Арин откинулся на спинку стула, вертя в руках одну из костяшек. Он постучал пластинкой по столу, перевернул ее, снова постучал.

– Это неполный ответ.

– В условиях не было ничего о том, насколько полным должен быть ответ. Сыграем еще раз.

– Если вы победите и я отвечу так же, вам это понравится?

– Война – удел моего отца, – помедлив, произнесла Кестрель. – Такая жизнь не для меня. Я даже драться толком не научилась.

– Правда? – искренне удивился Арин.

– Ну, я не хуже многих. За себя постоять могу. Но боец из меня никудышный. Мне есть с чем сравнить.

Арин взглянул на фортепиано.

– С музыкой тоже проблемы, – призналась Кестрель. – Пианино с собой возить не станешь. Я не смогу взять его в поход.

– Музыка – рабское занятие, – заметил Арин. – Все равно что готовка или уборка.

Кестрель услышала в его словах отголосок гнева, спрятанного за небрежным тоном.

– Так было не всегда.

Арин молчал, и, хотя Кестрель изначально не собиралась вдаваться в подробности, теперь она почувствовала, что обязана назвать главную причину.

– И еще… Я не хочу убивать.

Услышав это, Арин нахмурился. Кестрель рассмеялась и попыталась обратить разговор в шутку:

– Бедный отец, я его совсем его замучила! Но с дочерьми всегда непросто, верно? Поэтому мы заключили перемирие. К весне я должна либо стать солдатом, либо выйти замуж.

Пальцы Арина, продолжавшие крутить костяшку, замерли.

– Значит, вы выйдете замуж.

– Да. Но сначала шесть месяцев поживу спокойно.

Арин бросил костяшку на стол.

– Сыграем еще.

На этот раз победила Кестрель. Она давно уже не испытывала такого триумфа. Арин уставился на свой расклад, сжав губы. Тысячи вопросов завертелись в голове у Кестрель. Они толкались, точно люди в толпе, и каждый пытался пролезть вперед. Но то, что сорвалось с губ Кестрель, удивило не только Арина, но и ее саму:

– Почему тебя обучили кузнечному делу?

На секунду ей показалось, что он откажется отвечать – так напряглись его скулы. Потом Арин сказал:

– Меня выбрали потому, что я меньше всех подходил для этого ремесла. Я был тощим девятилетним мальчишкой. Вечно витал в облаках и всего боялся. Вы видели, какие в кузнице инструменты? Молот, например? Кому попало их не доверишь. Мой первый владелец посмотрел на меня и решил, что я не из тех, кто поднимет руку на господина. Поэтому он выбрал меня. – Арин холодно улыбнулся. – Ну что, понравился вам мой ответ?

Кестрель не могла произнести ни звука.

Арин отодвинул от себя костяшки.

– Я хочу сходить в город.

Кестрель сама ему обещала, да и в желании раба повидаться с возлюбленной не было ничего предосудительного. Но почему-то ей не хотелось отпускать Арина.

– Так скоро? – пробормотала она.

– Месяц прошел.

– Ох, – выдохнула Кестрель. Наверное, тяжело прожить месяц без любимого человека. – Конечно, ступай.

– Я выковал около тридцати клинков, – доложил Арин распорядителю торгов. – В основном кинжалы, сгодятся для ближнего боя. Есть несколько мечей. Я упаковал все в мешок. Сегодня ночью, за четыре часа до рассвета, я сброшу их с юго-западной стены поместья. Пусть твои люди ждут там.

– Отлично, – ответил Плут.

– Я продолжу работу. Что с пороховыми бочками?

– Они в надежном месте.

– Не попытаться ли мне завербовать кого-то из рабов генерала? Они могут нам пригодиться.

Плут покачал головой.

– Слишком опасно.

– Если бы у нас не было шпионов в доме Андракса, мы бы никогда не добрались до пороха. Но наш человек сумел незаметно выкрасть ключ и так же аккуратно вернуть его на место. Что, если и в поместье генерала подвернется похожая возможность?

– Говорю тебе, нет.

Сердце Арина гулко стучало от злости, едва не вырываясь из груди. Но он понимал, что неправ. В том, что Арин не в духе, не виноват никто, кроме него самого. И девчонки. Он сам не знал, что бесит его больше: то, что он подыграл ей, или то, что она поддавалась ему.

– А что генеральская дочка? – спросил Плут.

Арин предпочел бы услышать любой вопрос, кроме этого. Помедлив, он ответил:

– Слухи о боевой подготовке леди Кестрель сильно преувеличены. С ней проблем не будет.

– Держи. – Кестрель протянула старой няне глиняную чашку. – Это сироп от кашля.

Энай тяжело вздохнула и тут же закашлялась. Она откинулась на подушки, которые Кестрель подложила ей под голову, и уставилась в потолок.

– Проклятая осень. И бог здоровья, будь он неладен.

Кестрель присела на краешек кровати.

– Бедная амма, – прошептала она, называя няню гэрранским словом «мать». – Рассказать тебе сказку? Ты всегда так делала, когда я болела.

– Не надо. Вы, валорианцы, плохие рассказчики. Знаю я ваши сказки: «Мы сражались. Мы победили. Конец».

– Ты меня недооцениваешь.

Энай покачала головой.

– Есть вещи, которые нельзя изменить, дитя мое. Лучше не пытайся.

– Ладно. В таком случае, когда поправишься, приходи на виллу, и я для тебя сыграю.

– Да. Мне нравится тебя слушать.

Кестрель пошла в другую комнату, чтобы разобрать принесенную корзинку с едой и немного прибраться.

– Я встретила Коваля, – крикнула Энай из спальни.

Кестрель замерла и вернулась к постели няни.

– Где?

– А ты как думаешь? В бараке, разумеется.

– Я думала, ты там не бываешь, – удивилась Кестрель. – И вообще тебе лучше посидеть дома, пока не поправишься.

– Без тебя знаю. Я туда ходила несколько дней назад, когда еще не заболела.

– И что скажешь?

Энай пожала плечами.

– Мы обменялись всего парой слов. Но, по-моему, его хорошо приняли. У него есть друзья.

– Это кто же?

– С новым конюхом – все забываю, как его зовут, – они вроде ладят. А за обедом он сидит с Лирой.

Кестрель сосредоточила свое внимание на краешке одеяла. Как можно аккуратнее она расправила его на груди няни, вспоминая хорошенькое овальное лицо Лиры и ее приятный голос.

– Лира – добрая девушка. Хорошо, что он с ней подружился.

Энай взяла Кестрель за руку.

– Я знаю, ты не рада, что купила его. Но Коваль мог попасть и в худшее место.

В это мгновение Кестрель осознала, что давно не жалеет о покупке, и нахмурилась. Когда она успела так измениться?

– Я разрешила ему ходить в дом, – призналась она. Голос прозвучал так неуверенно, будто Кестрель оправдывалась. – И он часто сопровождает меня в поездках в город.

Энай сделала глоток сиропа и скривилась.

– Да, я слышала. И как на это смотрит общество?

– На что?

– На свиту. Они не обсуждают твой выбор сопровождающего?

– Я ничего не слышала. Поначалу ходили сплетни о том, сколько я за него заплатила, но все давно забыли об этом.

– Об этом, может, и забыли, но, боюсь, он все равно привлекает внимание.

Кестрель всмотрелась в лицо няни.

– Энай, к чему ты клонишь? С чего кому-то обсуждать Коваля?

Гэррани покрутила в руках чашку с сиропом. Наконец она ответила:

– С того, что выглядит он необычно.

– Ах, это! – с облегчением выдохнула Кестрель. – В одежде домашнего раба он выглядит совсем иначе, да и держится подобающе. – Эти слова натолкнули ее на другие мысли, но она прогнала их и покачала головой. – Нет, сомневаюсь, что кого-нибудь может смутить его вид.

– Тебе виднее.

Видно было, что Энай волновал и другой вопрос, но она решила не поднимать тему.