Текст книги "Молодой господин (СИ)"
Автор книги: Мари Князева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)
Глава 27.
ДАХИ
– Ты... хочешь, чтобы я стала твоей... женой? – проговорила она дрожащим шёпотом.
– Да, очень хотеть. Ты согласиться?
Моё любимое личико залилось румянцем, на нём зажглась сияющая улыбка.
– Ты уверен, что твои родители согласятся на этот брак? – осторожно спросила Эва.
– Ты не волноваться про это. Я решить. Эва, ты... любить меня?
Ну, не смог я удержаться... Это так сильно волновало меня, да ещё такой момент...
– Конечно, Дахи, я люблю тебя!
Я облегчённо выдохнул. Наши губы сомкнулись, тонкие руки обвили мою шею. А потом я понял, что всё моё напряжение ушло. Как будто я получил разрядку, хотя этого и не случилось. Я слегка прижался торсом к своей девушке – скорее от смутного, малознакомого желания стать с нею одним целым, чем от сексуального вожделения, но Эва томно застонала:
– Ммм!
– Тебе нравиться? – с удивлением спросил я, чувствуя, как мой живот снова наливается энергией.
Эва кивнула, и я понял: в расслабленном состоянии я причинял ей намного меньше дискомфорта, а удовольствие осталось. Или появилось. Это наполняло меня радостью, я чувствовал себя почти счастливым. Подвигался ещё немного, правда, ощущая всё большую тесноту, но Эва не морщилась от боли. Она томно вздыхала и закатывала глазки. И заливалась самым прекрасным румянцем на свете. Расцелую потом этот румянец как следует... потом... а сейчас меня целиком захватили ощущения в центре тела. Там, где оно сливалось с телом моей возлюбленой. Они нарастали лавиной, заливая невероятным наслаждением каждую мою клетку. И то, что Эва гладила нежными ладошками мои плечи, руки и спину, только усиливало эти ощущения. Я еле успел выйти, чтобы предотвратить вступление моей невесты в брак со мной с округлившимся животиком. Нам нужно время для формальностей, не стоит сейчас торопиться с детьми. Но потом... потом – обязательно! Как можно скорее.
– Ты хотеть детей, Эва? – поинтересовался я, устроив девушку у себя на груди.
– Детей? – растерянно переспросила она, и только тут я вспомнил, что моя возлюбленная так и не выразила согласия стать моей женой.
Я замер в ожидании её вердикта, понимая, что бесполезно в этом вопросе пытаться оказывать давление. Если она и выйдет за меня, то только по собственному желанию. Вот так, бывает, и пожалеешь, что здесь не такие строгие нравы, как у нас. Будь семья Эвы более патриархальной, она уже не смогла бы отвертеться от брака со мной, после того, что между нами случилось.
– Да, я хочу детей, – смущённо улыбнулась она. – И пусть все наши дети будут похожи на тебя. Ты такой красивый...
По моей груди разлился горячий мёд. Я поцеловал маленькую мягкую ладошку, прижал её к своей щеке. Удивительно, неужели можно становиться всё счастливее с каждой минутой, и так бесконечно? Однако Эва и тут нашла, о чём побеспокоиться:
– Но... Дахи, я бы не хотела стать причиной твоей ссоры с родителями...
– Почему ты думать, что они против?
– Потому что я – это я, а ты – это ты. Я из простой бедной семьи, из чужой страны, у нас разная культура и религия...
– Деньги твой семья не иметь значения. А религия у тебя нет. Это просто мнение. Религия – это ритуал, образ жизни, строгий правила. Мой отец поддержать меня.
– Ты уже говорил с ним о женитьбе на мне?!
– Он знать, что я настроить серьёзно. Давно.
– И как давно ты это решил?
– Ты помнить наш разговор после корпоратив?
– Ты спрашивал меня про моих родителей и религиозные воззрения... А я сказала, что не хочу быть третьей женой. Но ты... разве ты не захочешь жениться ещё раз, потом?
– Я хотеть жениться на тебе. И всё.
– Но вдруг потом всё изменится? Вдруг ты разлюбишь меня?
– Эва, я знать, что я молодо выглядеть. Но я не мальчик. Я отвечать за свои слова. И ты тоже отвечать. Развод – нельзя. Это грех.
Моя девушка съежилась, заметно напряглась.
– Я любить тебя, Эва. И заботиться. Ты чудо. Мой любимый чудо...
Она вздохнула и закусила губку.
– Что? – поинтересовался я. – Спрашивать.
– Дахи, у тебя было много девушек? – выдохнула она.
– Нет, – честно ответил я. – Ни одной. Ты первая.
– Ты врёшь! – возмутилась моя птичка. Её гневный щебет звучал так забавно... – Ни за что не поверю, что у тебя не было девушек! Ты такой...
– Красивый? – подсказал я ей с улыбкой.
– Самоуверенный! – отпарировала она.
– Эва, ты моя первый девушка, – повторил я, а потом признался: – Женщины – быть, но не девушка.
– Какая разница?
– Я не любить их.
– Просто секс?
– Эва, я знать, ты относиться к секс серьёзно, но не все так делать.
– И ты тоже?
– Раньше нет. Теперь да. Я не изменять тебе. Это грех! Ты моя невеста, почти жена теперь. Я только твой.
Она всё равно пыталась хмуриться, но сквозь эти слабые, прозрачные тучки уже проглядывало солнышко. Я притянул к себе хорошенькое личико и поцеловал дрожащие губки. Мои губки. Навсегда.
ЭВЕЛИНА
Моя сказка внезапно закончилась чудом. Точнее, закончилась её испытательная часть, а началось "долго и счастливо". Так я думала, лёжа в постели в объятиях своего восточного жениха и воображая, какие чудесные у нас будут дети и как мы будем счастливы вчетвером, впятером или – чем чёрт не шутит? – всемером.
Внизу живота слегка ныло, но боль эта была не острой, а скорее даже приятной. Связанной с приятными воспоминаниями. Несмотря на физические ощущения, чувствовала я себя в горячих объятиях Дахи очень хорошо. Красивой, желанной, любимой. Одним словом, невестой. Как хорошо, что мы застряли в этом удивительном месте! Кажется, это было нам нужно для решительного шага.
Сначала мне не хотелось выбираться из нашего тёплого гнёздышка, и вскоре после расставания с детством я сладко уснула вместе со своим женихом, но через некоторое время проснулась и почувствовала явное желание посетить душ. Не без труда выбралась из цепких лап моего молодого господина, который в ответ заворчал что-то неразборчивое, и прошлёпала в санузел, решив не тратить время на поиски тапочек. Слегка ополоснулась, смыв все некрасивые подтверждания того, что произошло вчерашним вечером, и вернулась в комнату. Ужасно хотелось пить, будто я побывала в сауне или ещё каким-то образом потеряла много влаги. В свете, что лился из ванной, я заметила на небольшом столике стеклянный кувшин с водой и пару стаканов. Подошла к нему, стала наливать – и вдруг услышала громкий механический вздох. Вздрогнула от испуга – чуть не уронила кувшин – и оглянулась. Дверь была открыта! Я перепугалась ещё сильнее: это ведь могло означать, что нас нашли, а я совершенно голая! То, что сейчас глубокая ночь, а за дверю абсолютно темно, меня не остановило. Я бросилась искать шелковый халат, обползала пол, забралась на кровать, залезла под одеяло.
– Эва... – сонно пробормотал Дахи, – что случиться?
– Дверь, – ответила я, наконец остановив свои бесплодные поиски, и уставилась в чернеющий проём. Оттуда так никто и не вышел.
Дахи медленно сел, потирая сонное лицо, и, приподняв брови, улыбнулся.
– Ты открыть дверь? – спросил он меня.
– Я?!
– Что ты делать?
– Я сходила в ванную, вернулась, налила воды в стакан...
Мой парень подскочил с кровати, щёлкнул выключателем и... предстал передо мной во всей красе. Как говорится, в чём мать родила. Да, да, я уже видела его почти таким, в полупрозрачных одноразовых трусиках. Но всё-таки это немножко другое. Я вспыхнула и отвела взгляд, успев заметить, что смуглые щеки Дахи тоже потемнели. Он быстро нашёл свои трусы и торопливо натянул их. А я вытащила из скомканного одеяла сильно помятый халат.
– Этот вода? – спросил Дахи, указывая на мой кувшин. Я кивнула.
Мой жених поднял поднос – на столике обнаружилась широкая плоская «кнопка». Он вернул всё на место и попросил, указывая на дверь:
– Ты выйти.
Я послушно проследовала в тёмный пыльный «предбанник», а Дахи закрыл дверь. И через пару мгновений снова открыл. Сам, без моего участия.
– Хитрый секрет, – усмехнулся он и поманил меня. Крепко обнял, вдохнул мой запах, спросил:
– Ты хотеть домой?
Я покачала головой. Дахи предположил:
– Бабушка волноваться?
Я усмехнулась:
– Не принимай всё, что она говорит, за чистую монету.
– Монета? – непонимающе переспросил парень.
Я хлопнула себя ладошкой по лбу:
– Иногда она говорит не то, что думает.
– Почему?
– Чего-то добивается.
– А! Я понять! Она хотеть серьезный намерение.
Я спрятала лицо у него на груди и в свою очередь вдохнула его сладко-пряный запах. Такой восхитительный, такой волнующий... В животе снова заклубилось желание, и словно в ответ в него уперлось что-то твердое. Я выбралась из объятий Дахи и потянула его в постель. Сама развязала пояс и позволила халату невесомо соскользнуть вниз.
Глава 28. ЭВЕЛИНА
– Эва... что ты... – принялся увещевать меня парень, но дыхание выдавало его с головой. И руки – одна обвила мою талию, медленно скользя вниз, а другая мягко коснулась груди. Я томно вздохнула, провела руками по его плечам, обвила шею, поцеловала её, привстав на цыпочки.
Когда мы оказались уже на кровати, Дахи вдруг встрепенулся:
– Мне нужно в душ... – поцеловал меня коротко ещё раза три и убежал.
Вернулся влажный, горячий, обнажённый. Стал целовать и гладить меня везде, шепча:
– Если быть больно, ты сказать, я остановиться. Хорошо?
Я кивнула. Обхватила его лицо ладонями, потянула к себе. Дахи уверенным ласкающим жестом раздвинул мои бёдра, и мы снова слились. Спорить не стану, было больно. Но мне не хотелось, чтобы это заканчивалось. Где-то глубоко внутри меня рождалось совсем другое чувство. Горячее и нежное. Я хотела принадлежать ему. В самом этом состоянии заключалось огромное наслаждение.
Дахи долго ласкал меня после того, как всё закончилось, словно стараясь залечить своей нежностью мои раны, и я не заметила, как снова уснула в его руках.
А утром (о том, что это утро, мы узнали лишь с экрана смартфона, так как в нашей комнате любви совсем не было окон) мой жених вдруг заявил:
– Я сейчас отвезти тебя домой, ты собирать вещи.
– Куда? – удивилась я.
– Завтра лететь к мой родители.
– Что?! – ахнула я.
– Надо знакомиться, чтобы жениться.
– Ты хочешь жениться прямо сейчас?!
– А ты хотеть ждать, когда дети расти?
– Разве мы не можем предохраняться?
Дахи, до этого оживленный и весёлый, вдруг немного поник:
– Ты не хотеть жениться?
– Я хочу, просто мне кажется, что ты слишком торопишься. У меня даже загранпаспорта нет.
– Есть. Я обещать. Я сделать.
Я прикрыла лицо ладошками.
– Если ты не хотеть лететь, мы отложить поездка, – со вздохом сказал Дахи, но я вдруг осознала, что хочу. Что это вовсе не излишняя поспешность. Наоборот, самый подходящий момент, чтобы понять, сможем ли мы быть вместе, пока всё не зашло слишком далеко. А где я ещё лучше смогу это понять, как не в родной среде моего жениха, среди его родственников и друзей?
Я приникла к груди Дахи и обвила руками его талию:
– Я хочу. Поедем.
– Ты уверена? – нахмурился парень.
– Да.
Шквал восторженных поцелуев не заставил себя ждать.
На этот раз бабуля, кажется, всерьёз волновалась за меня. На её непривычно бледном лице вдруг заострились черты, вокруг глаз залегли тени.
– Дотсю, це уже не смешно! Ты куда пропадаешь день-через-день?
– Прости, ба, мы с Дахи немножко застряли в одном месте. Без связи.
– Застряли они... Хоть бы предупредила, куда идёшь...
– Я сама не знала. Это был его сюрприз. Ба, не беспокойся больше, теперь Дахи будет обо мне заботиться.
– Замуж позвал! – ахнула бабуля,всплеснув руками.
– Угу.
– Так-так-так...
Она обхватила моё лицо руками и стала рассматривать его на свет, будто хотела что-то там прочитать.
– Было?! – неожиданно рявкнула она – беззлобно, но я всё равно вздрогнула.
А потом вздохнула:
– Да.
– Ну и чего ты куксишься, дотсю?
– Ты не сердишься?
– Та ни боже мой. Сколько можно в девках-то ходить..? Когда твоя мамка была в твоих годах, тебе уже 4 было!
Я прыснула в кулачок. Вот живёшь с человеком всю жизнь и всё равно не угадываешь его реакцию...
– Болит? – участливо поинтересовалась бабуля.
– Сейчас нет. Но во время... больно было.
Она фыркнула:
– Открыла Америку! Це ж разрыв тканей.
– Я имею в виду, что и во второй раз больно было.
– Второой?! Ты шо, мать, с дуба рухнула? Ты мне мужика не распускай, а то он быстренько тебе на шею сядет. Ишь, чешется у него... А тоби зажить надо!
Я покраснела, как поётся в песне, удушливой волной.
– Ба, да это я сама...
– Ну вы два сапожка пара, дотсю! – махнула на меня руками бабуля и утопала к себе в комнату. А через минуту вереулась с маленьким бутыльком в руках.
– На, вот, помажь. Заживляющее. На слизистую можно...
Я схватила мазь, снова покраснев, и пошла в ванную. Как следует вымылась, накапала на палец масла из бутылька и принялась обследовать свою новую анатомию. И с трудом сдержалась, чтобы не завыть. Пекло ужасно – у меня даже слёзы из глаз потекли. Бабулино средство, как и следовало ожидать, оказалось термоядерным. Ну спасибо, ба, то что надо на свежую рану! Даже выдающиеся достоинства моего жениха не причиняли мне такого дискомфорта, как эта чудо-мазь. Внутри будто запустили фейерверк, но от него было не весело, а жутко, потому что непонятно, как теперь дожить до того момента, когда оно рассосется... Направленный душ не особенно помог, и я вылетела из ванной с острым желанием проявить внучернее неуважение к бабулиным летам и нашим родственным связям. Однако, пока я добежала до кухни, откуда слышался её зычный говорок, вещавший что-то почти на чистом украинском, жжение вдруг прошло. Осталась только теплота, разлившаяся по всему низу живота и... неловко об этом говорить, но я отчётливо почувствовала желание снова оказаться в постели своего жениха.
– Ну шо, дотсю, как ты? – с хитрой улыбкой поинтересовалась бабуля, положив трубку.
– Я... хорошо... спасибо... Пойду вещи собирать...
– Куда это?!
– Ох, прости, забыла сказать... Мы с Дахи завтра летим на его родину... знакомиться с его родителями.
– Це добре. Не помешало б и мне с ними познакомиться...
– Да... – Я об этом даже не подумала, честно говоря. – Но у тебя ведь нет загранпаспорта... Мы потом сделаем и в следующий раз возьмём тебя с собой.
Дахи приехал после обеда – взъерошенный, но побритый, и с надеждой спросил:
– Ты собраться?
– Да... почти... Только вот не уверена насчёт формы одежды. Там у вас жарко?
Он кивнул.
– И... в чём женщины ходят?
У меня было сильное предчувствие, что представительницы прекрасного пола там прячут все свои прелести как можно тщательнее. Дахи подтвердил мою догадку:
– У тебя есть длинное платье, ты в нём ходить в хаммам.
– Да, но... оно у меня одно. Больше ничего такого нет...
– Я купить, – предложил Дахи.
– Нет-нет, я сама!
– Почему?
– Мы ведь... а вдруг мы не... ну, вдруг я не понравлюсь твоим родителям...
Мой парень покачал головой и достал смартфон.
– Эва, для меня это радость – подарить тебе что-то приятное и нужное. К тому же, это необходимость, которую создал я. Относись к этому как к униформе. А что касается родителей, то даже если мама будет против, я уже принял решение. Я взрослый человек, и она не может мне запретить.
Это удивляло и льстило мне. Я была уверена, что для Дахи важно родительское благословение. Но, видимо, отцовского ему достаточно.
Подхватив мою дорожную сумку, мы отправились в торговый центр, где не без труда отыскали несколько подходящих моделей: платья, юбки, рубашки. Дахи заверил меня, что эта одежда вполне удовлетворяет их строгим правилам. Потом мы поужинали в кафе и поехали к нему домой. Молча, не говоря об этом вслух. Мне очень хотелось этого, и ему, думаю, тоже, но было страшно нарушить свои образы в голове друг друга. Мой – целомудренной скромницы, его – заботливого и терпеливого молодого человека.
Дома между нами возникла неловкость. Я предложила выпить чаю, Дахи согласился. Он сам заварил во френч-прессе что-то ароматное, мы сели за стол, осторожно исподтишка поглядывая друг на друга.
– Как... – начал Дахи, но тут же осекся и прокашлялся. – Как ты чувствовать?
Я опустила глаза, теребя ручку кружки и ощущая, как щёки заливает жар. Кивнула:
– Хорошо... Всё в порядке...
– Ты не думать, я не для того спрашивать... Просто беспокоиться...
Я взглянула на его потемневшие от румянца щёки, и губы сами расползлись в улыбке.
– Я очень хорошо себя чувствую, разве что немножко соскучилась по твоим поцелуям...
Дахи подскочил, как ужаленный, и, обойдя стол, быстро приблизился ко мне. Я тоже поднялась. Его руки сомкнулись на моей талии, он крепко прижал меня к себе и зашептал горячо:
– Слава Богу, Эва, я бояться, что ты... что я сделать тебе боль. Я тоже очень скучать. Я люблю тебя, сильно...
Я сама нашла губами его губы и прильнула к ним, наконец чувствуя себя совсем хорошо.
– Ты... остаться? – с надеждой спросил Дахи срывающимся шёпотом. – Ночь со мной...
Странный вопрос. Я ведь даже вещи с собой привезла... но не стала указывать на это влюблённому молодому человеку – просто улыбнулась кокетливо и пошла в душ.
Эта наша ночь была совсем другой. Нельзя сказать, что я полностью расслабилась и получала одно сплошное удовольствие, но ощущения стали на порядок приятнее. Дахи так нежно ласкал меня, так внимательно отнесся к моим ощущениям, что я была даже рада его предыдущему опыту. Будь я у него первой, вряд ли испытала бы столько наслаждения в этот раз.
Глава 29.
ЕВА
Я очень сильно нервничала в ожидании пасынка и его невесты. Мы с Терджаном долго спорили, нужно ли сказать Зойре, предупредить, как-то подготовить её. Он решил, что лучше всё сделать неожиданно и быстро, чтобы "счастливая" мать и будущая свекровь не успела сориентироваться и выпустить шипы.
Я же боялась, что, наоборот, от неожиданности она выдаст необдуманную жёсткую реакцию и напугает несчастную девушку. А я даже не успею смягчить удар, так как мы с Эвелиной не знакомы. Я прекрасно помнила, как впервые очутилась в этом доме в статусе жены господина, и у меня не было решительно никого, кроме мужа, чтобы защитить и помочь. А Дахи здесь «весит» ещё меньше, чем его отец.
Возлюбленный супруг меня, конечно, слушать не стал, заявив, что он главный в своём доме и всё уладит в случае чего. Я мысленно хмыкнула в ответ на это заявление. Не в уничижительном смысле, но всё же старшая жена есть старшая жена, как бы к ней ни относился муж и господин. А Зойра была создана для того, чтобы стать старшей женой...
Мы с Терджаном встретили молодых в приёмной, обняли, расцеловали и он повел их в гостиную, а я отправилась на женскую половину – позвать Зойру.
К счастью, я уже довольно сносно говорила на её языке, и попыталась подготовить старшую жену, насколько это было возможно в такой короткий промежуток времени:
– Зойра, он не один, – сказала я, стараясь, чтобы голос звучал спокойно, пока она поднималась из кресла и взбудораженно поправляла одежду.
Она выглядела встревоженно: ещё бы, Дахи только в четверг улетел, а до этого почти два месяца носа не показывал.
– А с кем? – пораженно выдохнула она и грузно упала обратно в кресло.
– С... девушкой.
Зойра вскинула руку на пышную грудь:
– С... невестой?
– Надо полагать, иначе зачем он повёз бы её в такую даль...
Зойра снова вскочила и подхватила юбки. Её густые чёрные брови были нахмурены.
– Пожалуйста, только не нервничай... – запричитала я. – Мальчик влюблён...
Но она не стала меня слушать – помчалась в гостиную на такой скорости, что даже я, худее неё вдвое, не поспевала за старшей женой. Но на пороге комнаты я чуть не врезалась в неё, и тут вдруг поняла, что Зойра тоже нервничает и переживает. Из-за её горячего темперамента и активного подхода к жизни мы все регулярно забывали, что она человек, и у неё есть чувства. Нам всем – и Айше в том числе – казалось, будто Зойра – просто сгусток энергии, для которого важно одно – власть. Ради контроля Зойра готова пожертвовать отношениями – так мы думали. Но это, конечно, была иллюзия.
Она махнула рукой, слуга распахнул перед нею дверь в гостиную, и мы вошли. Терджан сидел в своём кресле-троне и мирно беседовал с Дахи и его девушкой, очень по-доброму улыбаясь обоим. Когда дверь открылась, все повернулись к нам, на лице Эвелины застыло испуганное выражение. Мне стало так жаль её, что я прошептала на ушко Зойре:
– Умоляю, не сердись! Всё будет хорошо...
– Уж ты-то хоть бы молчала! – пробормотала она сквозь зубы, и я с трудом сдержалась, чтобы не фыркнуть от смеха.
Она всё-таки уникальная женщина. Столько лет управляет домом, будучи не любима никем, кроме детей – и то, вперемешку со страхом – и остаётся при этом адекватной, справедливой, да ещё и доброжелательной. Как иначе назовёшь этот её ответ мне – той, что разрушила весь их уклад, поломала и растоптала традиции, отняла у них мужа и господина? Это всё, конечно, субъективное восприятие, но ведь Зойра – человек. И если бы она по-настоящему позволила себе возненавидеть меня, то как минимум вовсе не стала бы со мной разговаривать. Я мягко погладила её по плечу – не для того, чтобы успокоить, а чтобы выразить своё отношение.
– Мама! – воскликнул Дахи и подошёл к Зойре.
Он тоже был очень напряжён. Она позволила ему поцеловать свои руки, а потом повернулась к девушке. Дахи сказал слегка дрогнувшим голосом:
– Позволь представить тебе мою невесту Эвелину.
Девушка приблизилась к ним и поприветствовала будущую свекровь по всем правилам этикета. Хотя по лицу Зойры можно было понять, что свекровью Эвелины она может и не стать.
– И как давно вы обручились? – холодно поинтересовалась она.
– В эту пятницу, – ответил Дахи.
– Ты просил её руки у родителей?
– Нет. Её мать живёт во Франции, а с отцом она не общается.
Лицо Зойры побледнело сильнее прежнего. Поборница благочестия, она, конечно, не желала, чтобы её сын связал свою жизнь с девушкой из неполной семьи. Задав ещё несколько вопросов, она заявила, что дурно себя чувствует, и удалилась в свои покои, напоследок упомянув, что старшему сыну не помешало бы её проведать в ближайшее время.
Я попыталась успокоить Эвелину, примерно передав ей содержание только что произошедшего разговора и заверив её, что всё в порядке и волноваться не о чем, хотя и понимала, что это совсем не так.
ДАХИ
Мать вела себя так, как я и ожидал. Проявила к Эве холодность, а своими вопросами ко мне выражала явное неодобрение нашего союза. Откровенно говоря, мне совсем не хотелось навещать её покои – с гораздо большим удовольствием я бы нанёс визит в покои Эвы. Вообще, по моему мнению, уже можно было и уезжать назад. Невесту я привёз, с родителями познакомил – к чему подвергать её дальнейшим испытаниям? Она у меня очень нежная и хрупкая, и матушка – слишком большое испытание для её ранимой души. Но отец настоял на посещении матери:
– Поговорить об этом вам всё равно придётся. Ты мужчина, и должен встречать трудности лицом, а не бежать от них.
Так я и оказался на женской половине. Чтобы оттянуть неприятный разговор, сначала зашёл к Айше. Люблю её кроткий нрав и мягкие манеры. Она ласково обняла меня, погладила по голове, подбодрила добрыми словами. Вряд ли ей была по душе моя помолвка с русской девушкой, но это ведь Айша – для неё отношения со мной и моё состояние важнее справедливости.
Потом я, как водится, потискал и поерошил мелких. Они успели соскучиться – для этих ребят вообще время не существовало. Не видеться три дня или месяц для них всё равно.
Но затем всё же пришлось навестить мать. Она сидела у себя в гостиной на диване, обложенная подушками, бледная и насупленная.
– Вот уж не думала, сынок, что ты воткнёшь мне кинжал в спину! – начала она с места в карьер. – Неужели ты не понимаешь? Ты старший сын, продолжатель рода, на тебе ответственность, ты наследник империи!
– Эта империя не сделает меня счастливым, – сухо ответил я.
– А эта белая вертихвостка, думаешь, сделает? Да у вас нет ничего общего! Она не разделяет твои взгляды, твою веру, твою культуру! О каком счастье ты говоришь?
– Ева тоже не разделяет веру отца, но он счастлив с ней!
– Не сыпь мне соль на рану! И не сравнивай себя с ним. Он сначала отдал долг Богу, родине, семье. Построил империю, родил детей в благочестивом браке, всех обеспечил. А ты что? Ты хочешь сразу наслаждаться, ничего не строя, никому не отдавая. Ты думаешь только о себе! Я так и знала, что этот поступок твоего отца обернётся трагедией, но меня никто не стал слушать! Дахи, идея о личном счастье – ложная. Настоящее счастье в одном – в исполнении своего долга перед Господом и семьёй. Если ты будешь следовать его заветам и слушаться родителей – вот тогда обретёшь счастье!
– Отец не запрещает мне жениться на Эве.
– Ещё бы он запрещал! Тогда ему пришлось бы отречься от своей любви, а он никогда не признает, что поступил неверно!
– Он поступил верно! Они любят друг друга! Они никого не притесняют!
Мама горько покачала головой:
– Ты так ничего и не понял...
– И ты тоже. Ты любила когда-нибудь?
Она так посмотрела на меня, словно я спросил, человек ли она или робот:
– А как ты думаешь, Дахи?
– Я имею в виду мужчину. И не постфактум, за то что он о тебе заботился всю жизнь, а от сердца – так что всё горит внутри и думать ни о ком другом не можешь? И душа болит от одной только мысли, что вы не сможете быть вместе...
Я отвернулся, чтобы справиться с нахлынувшими чувствами, и вдруг почувствовал прикосновение её руки к своим волосам.
– Конечно, сынок. Я любила. Нельзя ведь пройти земной путь, ни разу не влюбившись.
Я резко обернулся, схватил её за руку:
– Но тогда ты должна меня понять!
– Я тебя понимаю. Ты молод и влюблён. Это нормально. И это пройдет. Всегда проходит. И я... хочу, чтобы ты пообещал мне кое-что.
– Что же? – настороженно спросил я, ожидая каверзы. Так и есть:
– Когда сердце твоё начнёт остывать, женись ещё раз. На нашей соотечественнице. Я сама выберу тебе подходящую невесту...
– Мама, остановись!..
– Это моё условие! Если ты хочешь получить моё благословение на брак с этой... вертихвосткой, ты должен пообещать, что твоя вторая жена будет... правильной и порадует моё материнское сердце.
– Этому не бывать! – гневно вскричал я. – Мы с Эвой договорились,что она станет моей единственной женой на всю жизнь, а я – её единственным мужем.
– Что за чушь, Дахи! Ты не понимаешь, не представляешь себе, что это такое – семейная жизнь! А я знаю! И я тебе обещаю, что это нелепое существо с рыбьими глазами надоест тебе через пару лет! И она тоже – её слово ничего не стоит! Белые женщины легко бросаются словами и так же легко забирают их назад! Может, не через пару, может, через десяток – но она скажет, что просто разлюбила или полюбила другого. И что ты сделаешь? Убьёшь её? Прикуёшь её к себе кандалами? Всё это иллюзии, сынок, и они рано или поздно развеются.
– Я дал слово, мама. Уже дал. И моё слово чего-то стоит. Я его не заберу назад!
Мамины глаза вдруг вспыхнули:
– Ты уже был с ней, так? Вкусил её, да? И другие до тебя вкушали, и после тоже будут. Таковы белые женщины! Они все забыли заветы Бога и предков! И эта зараза от них передаётся вам, и это разбивает мне сердце!
Я знал, что слова её несправедливы, но не пожелал говорить ей об этом. Меня душил гнев. Однако Господь запретил высказывать своё неодобрение матери, поэтому я просто крепко сжал челюсти и вышел вон.