Текст книги "Сиротка. Нежная душа"
Автор книги: Мари-Бернадетт Дюпюи
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 42 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]
Глава 3
Прекрасная зима
Роберваль, понедельник, 23 января 1933 года
Погода была чудесной. Огромные снежные просторы искрились в ярком солнечном свете. По дороге из Валь-Жальбера в Роберваль Эрмин любовалась природой, позабыв на время о неприятном напряжении, установившемся между ней и матерью. Лора дулась на дочь со вчерашнего вечера, но все-таки не переменила своего решения присутствовать при старте гонки. Ханс повез ее в Роберваль на автомобиле, в то время как Эрмин с Шарлоттой устроились в санях, запряженных Шинуком, а Симон, как в былые времена, с удовольствием взял в руки поводья. Юноша не стал рисковать с повозкой, поскольку состояние дороги значительно ухудшилось по сравнению с той порой, когда Валь-Жальбер был густо населен.
«Какая красота!» – с восхищением думала Эрмин, глядя на скованную льдом гладь озера Сен-Жан. Тепло одетые детишки катались на коньках у берега, в нескольких десятках метров от набережной. Шарлотта сказала, что ей тоже очень хотелось бы научиться.
– Тошан тебя научит! – заверила девочку Эрмин. – В нашу первую встречу он катался на катке за отелем, в Валь-Жальбере. Нужно только подобрать тебе коньки по размеру.
Услышав это обещание, девочка ослепительно улыбнулась, пожала старшей подруге руку, уселась на парапете в нескольких шагах от Эрмин и стала наблюдать за катающимися.
Было довольно холодно, и благодаря морозам серебристый наряд деревьев и домов оставался в неприкосновенности.
– Я никогда не устану любоваться красотой этого края, – сказала Эрмин Симону.
Он стоял рядом, зажав в зубах сигарету. Холодность со стороны Лоры Шарден была ему неприятна, но теперь он знал причину. Молодая женщина все объяснила ему по дороге.
– Да, вчера за столом я сболтнул лишнего, – посетовал Симон. – Прости, Мимин. Но откуда я мог знать?
– Давай не будем больше об этом! – отозвалась молодая женщина. – В конце концов, мама смирится с тем, что я не хочу петь. Но куда запропастился Тошан?
Ее супруг выехал из Валь-Жальбера первым, рано утром. Он рассказал Эрмин, в каком месте соберутся участники предстоящей гонки. Однако здесь не было ни одной упряжки. Оглядевшись, она увидела приближающихся Лору и Ханса. Оба были одеты очень элегантно.
– Что, в воздухе пахнет свадьбой? – шепнул ей на ухо Симон. – Уж лучше пусть твоя мать выйдет за этого очкарика, чем ты. Он для тебя слишком старый. Тошан куда лучше!
Эрмин улыбнулась и, наклонившись, заглянула в коляску. Мальчик спокойно спал.
– Тебя не смущает, что я ношу фамилию метиса? – шутливым тоном спросила она. – А длинные волосы моего мужа? У мамы и Мирей одно на уме – отправить его к парикмахеру, а потом обрядить в парадный костюм. Неудивительно, что Тошан согласился на первую попавшуюся работу!
Они засмеялись, радуясь тому, что все так же хорошо понимают друг друга. Чтобы не видеть обиженного лица матери, Эрмин отвернулась и стала смотреть на колокольню церкви Сен-Жан-де-Бребёф. Ее построили всего три года назад, однако создавалось впечатление, будто она высилась в этом не перестававшем расти городе с момента его основания.
«Я пела там на Рождество 1930 года и в то время была обручена с Хансом, – подумала молодая женщина. – Тогда я потеряла всякую надежду увидеть Тошана. Но он пришел к окончанию мессы. А потом случилась эта неприятная сцена, когда Жозеф и Селестен хотели избить моего любимого, словно наказывая его за то, что он не похож на других. Я хорошо сделала, что убежала с Тошаном. Я доказала ему, что он – самый дорогой для меня человек. Прошло много месяцев, но ничего не изменилось. Кто искренне принимает моего мужа таким, каков он есть? Наверное, только Симон».
Послышался лай. Эрмин услышала низкий голос Тошана. И, увидев его, затрепетала от радости.
«Как он хорош собой! Как сильно я его люблю!» – сказала она себе.
Сын индианки монтанье и золотоискателя Анри Дельбо привлекал взгляды многих любопытствующих. Тщательно заплетенные в косу длинные, блестящие на солнце черные волосы, смуглое лицо с правильными чертами… По случаю он надел украшенную бахромой кожаную куртку. Довершали костюм сапоги из мягкой дубленой оленьей кожи.
– Твоему мужу нужно сниматься в кино, – пошутил Симон. – Тогда тебе можно будет петь в опере, вы оба постоянно будете на виду.
– Тише, Симон! – попросила Эрмин. – Присмотри за Мукки пару минут, а я пойду поцелую Тошана.
Не дожидаясь ответа, Эрмин бросилась к упряжке мужа. Дюк приветствовал ее дружеским лаем. Крупный пес с волчьими глазами и серым мехом, казалось, был готов побить все рекорды.
– А где твои достославные соперники? – спросила Эрмин шепотом, счастливая оттого, что можно вот так прижаться к нему.
– Скоро будут, – ответил Тошан. – Как только все соберутся, наш патрон даст сигнал к старту. Я очень рад, что ты сегодня здесь, Эрмин. Я вернусь первым!
– Скажи мне, это точно не опасно? – отозвалась молодая женщина. – Только что Симон рассказывал, что на озере всегда есть места, где лед ненадежный.
Тошан загадочно улыбнулся. Он указал рукой на огромное белое пространство, настоящее внутреннее море, замороженное зимой.
– Пьекуагами не предаст меня, ведь мой дед по отцовской линии происходил из индейцев племени пор-эпик, которые жили на этих берегах, в устье реки Метабешуан![15]15
Подлинное название реки, по мнению специалистов Топонимической комиссии Квебека – Метабечуан.
[Закрыть] – сказал он убежденно.
– Пьекуагами? – удивленно переспросила молодая женщина. – Что означает это слово?
– «Плоское озеро». Так его называли мои предки. Не бойся, это соревнование на выносливость. Доехав до пирса на Перибонке, мы вернемся сюда, на место старта. Дистанция – порядка сорока миль. Мы будем здесь еще до наступления темноты, и я приду первым!
Эрмин с беспокойством посмотрела на озеро. Летом она часто любовалась этим бесконечным голубым пространством, по которому время от времени пробегали легкие волны. Эрмин знала, что здесь есть много маленьких островов. Ханс часто расхваливал перед ней привлекательность озера Сен-Жан и его пляжей с туристической точки зрения. «Château Roberval», роскошный отель, собирал под своей крышей шикарную клиентуру.
«И я пела для этих богатых людей! – подумала Эрмин. – Платья дам, элегантные смокинги кавалеров казались мне ослепительно красивыми. Иногда я мечтала о том, что окажусь среди них, буду ужинать за красивым столиком, но выходила на сцену и пела… И все же эти люди аплодировали мне, восхищались моим голосом. Как все это банально!»
– О чем ты думаешь? – тихо спросил у Эрмин муж.
– Я думаю о тебе, о нас, о нашем ребенке! Прошу тебя, будь осторожен. Теперь у тебя есть сын, не рискуй без необходимости! В пути тебе придется провести немало часов!
Метис посмотрел на набережную, где уже начала собираться толпа зевак. Слух о предстоящей гонке на упряжках быстро пролетел по городу.
– Я должен выиграть это пари, Эрмин, – сказал он. – Это важно, пойми. В лесах я чувствую себя комфортно, но в городе или на лесопилке всегда найдутся типы, которые презирают меня, потому что в моих жилах течет кровь индейцев монтанье.
Вместо ответа она встала на цыпочки и нашла губами его губы. Ни от кого не прячась, они обменялись страстным поцелуем. Какая-то женщина воскликнула:
– А этих дикарей, наверное, никто не учил хорошим манерам!
Лора, несмотря на свой не лишенный вольнолюбия характер и самоуверенность, приобретенную за годы жизни в статусе богатой вдовы, тоже была неприятно поражена поведением дочери и зятя. Она оперлась на руку Ханса со словами:
– Господи милосердный! Похоже, моя дочь готова ехать за этим парнем хоть на Северный полюс, если он захочет. Ханс, я нахожу их любовь трогательной, и все же мне хотелось бы, чтобы Эрмин жила в более комфортных условиях. Что станет с ней в ближайшем будущем? Она превратится в белокурую индианку, которая вполне довольна тем, что готовит дичь в хижине и воспитывает дюжину детишек, в то время как могла бы блистать на сцене лучших театров мира и зарабатывать огромные деньги!
– Перестань мучить себя подобными размышлениями, – вздохнул Цале. – Ты должна смириться. И потом, еще ничего не решено окончательно. Сегодня или завтра Эрмин может передумать. Скажу откровенно: если ты будешь упорствовать, то потеряешь привязанность дочери, а она этого не заслуживает. Я тоже предпринял попытку заставить ее пересмотреть свое решение. Напрасный труд!
Увидев на лице Лоры печаль, пианист наклонился к ней, словно намереваясь поцеловать в щеку. Та быстро отстранилась.
– О чем ты только думаешь? – возмутилась Лора. – Мы ведь еще не женаты! На нас смотрят, заверяю тебя. Я не хочу, чтобы моя репутация пострадала.
– Прости! – сказал Ханс. – Но, мне кажется, немного поздно думать о репутации. Местный булочник, который заезжает в Валь-Жальбер, успел распустить слух, что я не покидаю твой дом ни днем, ни ночью.
Лора, расстроенная, отодвинулась еще немного. Она с удовольствием принимала ласки своего жениха только в интимной домашней обстановке, опасаясь осуждения, от которого так настрадалась в юности. Со стороны региональной дороги послышался яростный лай. На утоптанном снегу показались три собачьих упряжки.
– А теперь оставь меня, – приказал Тошан супруге. – Возвращайся к сыну. Я не хочу, чтобы они знали, кто моя жена. Тем более что я женат на самой красивой женщине в этой стране!
– Возвращайся ко мне! Я тебя люблю! – взмолилась Эрмин и побежала прочь. Сердце ее сжималось от вполне обоснованного страха.
Поддавшись всеобщему ажиотажу, Симон рассматривал упряжки соперников. Он различил нескольких маламутов и одного хаски с бледно-голубыми глазами, но в основном собаки были нечистокровными, представляя собой помесь двух или нескольких пород. Все они лаяли что было мочи, словно предчувствуя долгий изнурительный путь.
– У него есть шансы? – спросила Эрмин.
– Освободи меня от обязанностей няньки, и я пойду и поставлю на твоего мужа! – смеясь, ответил Симон. – У Тошана больше опыта, чем у других.
– У него все шансы утонуть в озере, если лед сломается! – громко сказала Лора. – Как он, имея жену и ребенка, мог решиться на такое опасное предприятие?
– Мама! – взмолилась Эрмин. – Ты ведь, наоборот, должна меня успокаивать! То, что ты сейчас сказала, ужасно! И ты ошибаешься! Сколько отцов в этих краях каждый день рискуют своей жизнью? Я точно знаю, что таких очень много. Рабочие целлюлозной фабрики, те, что трудились у самого водопада, каждый день рисковали упасть на скользких от воды плитах и погибнуть. А лесорубы на лесопилках? Каждый может покалечить себя инструментом, с которым работает. По крайней мере, Тошан никогда бы не оставил своего маленького Мукки на крыльце монастырской школы!
Удар достиг цели: Лора подавила возглас возмущения. Она знала, что на нее смотрят несколько присутствующих на набережной женщин, поэтому молча повернулась и пошла прочь. Ханс последовал за ней.
«Я ее обидела! – опомнилась Эрмин. Лицо ее помрачнело. – Ну почему все идет вкривь и вкось? Мы так хорошо отметили Рождество, но с первых дней нового года обстановка в доме стала прохладной. В глубине души мама не может принять Тошана».
Расстроенная, молодая женщина перевела взгляд на готовящихся к старту соперников. Четыре упряжки выстроились в линию. Собаки, вздыбив шерсть на загривках, рычали и скребли лед крепкими когтями.
– Что вы здесь делаете, очаровательный соловей? – послышался голос у нее за спиной.
Рядом стоял Октав Дюплесси. На нем были коричневая фетровая шляпа и хорошего кроя пальто из серого драпа.
– Мсье Дюплесси! – с удивлением воскликнула Эрмин. – Не знала, что вы в Робервале.
– Мне нравится этот город. Я остановился в отеле «Château Roberval», что на пересечении улиц Сен-Жозеф и Марку, с подругой, которая не выносит холодного ветра, столь нередкого в ваших краях.
– Я хорошо знаю этот отель, – отозвалась Эрмин, следя взглядом за стоящими на старте упряжками.
– Я в курсе, – сказал импресарио. – Стоило упомянуть о «соловье из Валь-Жальбера», как мне сообщили весьма интересные сведения. Вы очень понравились тамошнему персоналу и директору, мадам. Кто из этих mushers ваш супруг?
– Mushers? – переспросила озадаченная Эрмин.
– В переводе с английского это слово означает «погонщик собачьей упряжки». Моя мать – англичанка, отец – француз. А я, представьте себе, родился в маленьком городке Бруаж, как и знаменитый в вашей стране Самюэль де Шамплен[16]16
Самюэльде Шамплен родился в Бруаже (Франция) между 1567 и 1580 гг. и умер в Квебеке 25 декабря 1635 г. Мореплаватель, исследователь, географ и хроникер.
[Закрыть], основатель Квебека. Но, я думаю, об этом вам рассказывали в школе.
– Разумеется, – вежливо ответила Эрмин, хотя в этот момент ее меньше всего интересовало происхождение мсье Дюплесси.
Она не могла понять, почему задерживается старт. Взгляд голубых глаз был устремлен в спину Тошана, и она слышала, как часто бьется ее сердце.
– У Гамелена порвалась упряжь! – крикнул какой-то подросток.
Это была правда: русоволосый великан, один из участников гонки, ворча, пытался починить кожаный ремешок.
– Поторопись, Гамелен! Поторопись, я хочу посмотреть, как ты их обгонишь! А то твои соперники скоро корни пустят! – проговорил рядом хриплый голос с ярко выраженным местным акцентом. – Сегодня утром ты похвалялся, что всех обставишь!
Вокруг засмеялись. Среди зевак Эрмин увидела сгорбленную пожилую женщину, закутанную в шаль из шотландки. Это она кричала, обращаясь к русоволосому погонщику.
– Какое зрелище! – воскликнул Дюплесси. – У этой дамы сильный акцент, и я не все слова понял, но все равно очень забавно!
– Она подбадривала Гамелена, просила поторопиться. А я уже успела забыть, что вы – иностранец, – со вздохом заметила Эрмин. – Если захотите время от времени жить в Робервале, вам понадобится переводчик.
– Что ж, возможно, вы правы, мадам. А это правда, что ваш муж – индеец? На экране вы смотрелись бы превосходно. В вашей жизни хватит событий на либретто для оперы. Поясню: либретто – это краткое содержание драмы, рассказ, если так понятнее.
– Я знаю, что такое либретто! – с раздражением заметила Эрмин. – Моего мужа, к вашему сведению, зовут Клеман Дельбо. Он католик, серьезный человек и много работает. Его мать – крещеная индианка монтанье. И я не стыжусь своих родственников.
– С чем я вас и поздравляю! Вам хватило смелости настоять на своем, хотя ваша мать, судя по всему, принадлежит к высшему свету. Она – вдова богатого промышленника, Фрэнка Шарлебуа.
– Вам следовало бы стать детективом, мсье, – не без иронии в голосе отозвалась Эрмин. – Слава богу, наконец-то они стартуют!
Собаки всеми возможными способами демонстрировали нетерпение: лаяли и рычали все громче и громче. Их голоса сливались в дикий, оглушительный хор. Полозья саней скрипели по снегу, все четверо возничих стояли на них, крепко взявшись за поручни. Тошан свистнул. Дюк бросился вперед, и его примеру последовали другие собаки. Несколько одобрительных возгласов – и над набережной повисла тишина. Как и Эрмин, все следили глазами за упряжками, шедшими на расстоянии нескольких метров одна от другой. Они стремительно удалялись.
Шарлотта сжала ладонь молодой женщины, чтобы поддержать ее. Октав Дюплесси мельком посмотрел на девочку. Уходить он не спешил.
– Я не получал от вас известий со времен моего визита в Валь-Жальбер, – сказал он наконец. – Что так пугает вас в моем предложении, мадам? Мне трудно называть вас так, вы кажетесь совсем юной.
Эрмин решила расставить все точки над «i».
– Я совсем не ребенок, мсье Дюплесси! У меня есть сын, и, надеюсь, скоро я рожу еще детей. Единственное, о чем я мечтаю – это жить со своей семьей и вести хозяйство. Я скажу вам то же самое, что и матери: я не собираюсь становиться певицей!
– Это просто смешно! – возмутился импресарио. – Я рассказал о вас директору Капитолия. Он был бы счастлив пригласить вас на прослушивание. Что до контракта, который я предлагаю, то вы не обязаны подписывать его немедленно. Я слышал ваше пение всего раз, но этого оказалось достаточно. У вас уникальный голос. Приезжайте в Квебек, когда сможете, и вы услышите мнение специалиста еще более квалифицированного, чем я. Путешествие на поезде доставит вам удовольствие. Десять часов чтения, приятной дремы или любования пейзажами, и вы на месте. Я часто пользуюсь этим современным видом транспорта. Благодаря железным дорогам расстояния уже не кажутся такими огромными[17]17
Пять лет тяжелого труда рабочих потребовалось, чтобы построить железнодорожные пути протяженностью 238 км, соединившие Роберваль с Квебеком. Первый поезд прибыл на вокзал в Робервале в 1888 году.
[Закрыть], уверяю вас.
– Я не могу решиться на такую поездку зимой, с младенцем на руках, – тихо сказала Эрмин.
– Для себя я делаю вывод, что вы заинтересовались, – отозвался Дюплесси.
– Вовсе нет! – отрезала молодая женщина. – А сейчас я должна с вами попрощаться, мсье! Я договорилась о встрече с давней подругой.
– Она так же хороша собой, как вы?
Эрмин не могла не улыбнуться. Речь шла о Мелани Дунэ, старушке, некогда проживавшей в Валь-Жальбере.
– Конечно же, она хороша собой, невзирая на свои шестьдесят восемь лет и ревматизм! Сестры из монастырской школы посылали меня к ней с лечебными настойками, и когда шел сильный снег, я ходила для нее за покупками. Мадам Дунэ часто просила меня спеть для нее «Странствующий канадец», а слушая, всегда плакала. Она вспоминала своего мужа. И тогда я пела ей «Ave Maria» Гуно.
– Я хочу знать о вас все! – заявил импресарио. – Уверен, ваше детство достойно быть описанным в мелодраматическом романе, и у прессы, когда вы станете знаменитой, не будет недостатка в интересных фактах из вашей биографии.
Молодая женщина посмотрела на Дюплесси. На вид ему было не больше тридцати. Несмотря на крупные черты лица и тонковатые губы, он был довольно привлекательным мужчиной. Тонкая линия темных усиков подчеркивала несколько хищную улыбку.
– До свидания, мсье, – сказала она, давая понять, что дискуссия закрыта. – Идем, Шарлотта, Мелани Дунэ будет рада нас видеть.
Толкая перед собой коляску с ребенком, Эрмин пошла по дороге. Она сожалела о том, что рядом нет Симона, но юноша отправился поставить на Тошана и не вернулся. Шарлотта несколько раз оглядывалась, чтобы посмотреть на Октава Дюплесси. Убедившись, что он остался стоять на набережной, девочка весело высказала свое мнение об услышанном:
– Мимин, почему бы тебе не съездить в Квебек? Я бы гордилась, если бы ты стала оперной певицей, и рассматривала бы твои фотографии во всех газетах.
Эрмин не удивилась, услышав это из уст своей подопечной. Она ласково погладила девочку по волосам.
– Хорошая моя, ведь я тебе уже объясняла: я теперь замужем, и у меня есть ребенок. Тошан не хочет, чтобы я куда-нибудь уезжала. Мне надоело петь. Когда Жозеф был моим опекуном, он решил, что я – его курочка, которая несет золотые яйца, и за счет моего голоса он обогатится. Он откладывал каждый су, хотел, чтобы я, как Ла Болдюк, записала пластинки.
Услышав про «курочку, которая несет золотые яйца», Шарлотта расхохоталась. Перепрыгивая с ноги на ногу, она чуть было не упала. Эрмин вовремя поймала ее за воротник пальто.
– Смотри под ноги, Лолотта! – сказала она.
– Прошу, не называй меня так больше! Мне уже десять лет, Мимин!
– Прекрасно, мадемуазель! Но тогда и ты не называй меня Мимин.
Скоро они добрались до улицы Сент-Анн, где проживал сын мадам Дунэ с семьей. Вдруг Эрмин остановилась.
– Я открою тебе один секрет, Шарлотта! Мне очень хочется поехать в Квебек, особенно на поезде, но с тобой и так, чтобы никто не узнал об этом. Если сказать маме, она сразу решит, что я передумала и хочу делать карьеру. А если узнает Тошан, будет еще хуже! Он решит, что я не держу обещания, которые ему дала. Но поскольку сделать это тайно невозможно, я никуда и не поеду.
Признание потрясло девочку. Она посмотрела на Эрмин сияющими от восторга глазами и сказала:
– Если я поеду с тобой, то буду присматривать за Мукки. Я ведь для него уже как нянюшка, ты сама говорила.
Молодая женщина начала упрекать себя за сказанное. Теперь Шарлотта без конца станет говорить о предполагаемой поездке.
– А вот и дом номер 28! – сказала Эрмин.
Супруга Ксавье, третьего сына Мелани Дунэ, открыла дверь. Пожилая дама, проводившая свои дни за вязанием у окна, встретила их радостным возгласом.
– Я пришла показать вам своего сына Жослина! – Эрмин подошла к мадам Дунэ. – Его отец и я прозвали малыша Мукки.
Это были волнительные минуты. За чашкой чая с печеньем они вспоминали Валь-Жальбер в те дни, когда на целлюлозной фабрике работали сотни людей, а поселком, дома в котором были оборудованы по последнему слову техники, восхищались все расположенные по соседству муниципалитеты.
– Теперь в Валь-Жальбере едва наберется пятьдесят жителей, – уточнила Эрмин. – У меня сердце разрывается, когда я смотрю на пустые дома и место, где раньше стояла церковь, тоже пустое. Но монастырская школа все еще работает. И учительница просто замечательная.
Мелани слушала и расспрашивала. Наконец она утерла ностальгические слезы. В Валь-Жальбере женщина провела свои лучшие годы в качестве супруги и матери.
– Не грустите, мадам, – сказала Шарлотта. – Водопад остался на своем месте! Он поет очень громко, особенно весной, и теперь я его вижу. Это так красиво!
– Я и забыла, что тебя прооперировали, малышка! – обрадовалась Мелани. – А ты, Эрмин, ты поешь еще, как наша река? Спроси у моей невестки, я часто рассказываю ей, как ты пела мне «Ave Maria» и как это было чудесно.
Через четверть часа молодая женщина согласилась устроить маленькое выступление. Было бы жестоко отказываться. Она закончила арией из «Лакме», которую просто обожала Шарлотта. От звука ее голоса вибрировали стены дома.
Между тем на улице Эрмин слушал Октав Дюплесси.
* * *
Эрмин с сожалением попрощалась с Мелани Дунэ. К этой пожилой даме с серебристыми волосами она всегда испытывала искреннюю симпатию. А еще у них были общие, очень приятные воспоминания о Валь-Жальбере в те времена, когда все дома были заселены. С приходом вечера над печными трубами взвивался дымок, в окнах зажигался умиротворяющий свет. Сердце молодой женщины на мгновение сжалось от тоски.
– Ты пела хорошо, как никогда, – заявила Шарлотта, в то время как они вышли на улицу. – А Мукки слушал тебя и тихонько ворковал.
– Да, мой малыш всегда ведет себя хорошо, когда я пою, – пошутила молодая женщина.
Они направились к порту. Солнце укрылось за пушистыми тучами, мороз вступал в свои права. Эрмин подумала о муже, который, конечно же, уже доехал до Перибонки и теперь повернул обратно.
«Сегодня вечером он будет ночевать на лесопилке, не со мной, хотя ему так нужны теплая ванна и чистая одежда! Боже, мужчин иногда так трудно понять! Тошан привык к трудностям: плохой пище, холоду, самой тяжелой работе. Готов вынести любое испытание, если того требует наниматель или просто надо доказать, что он чего-то стоит!» Положа руку на сердце, Эрмин не одобряла эту историю с пари и гонкой.
Когда молодая женщина от всей души пела для Мелани Дунэ, то внезапно ощутила волнение, поколебавшее ее уверенность. Она решила для себя, что всегда сможет петь для родственников и друзей, но перед публикой – никогда.
– Интересно, где Ханс и мама? – спросила она вполголоса. – Я бы предпочла, чтобы ты поехала домой в автомобиле, в санях ты рискуешь превратиться в ледышку!
– Но и ты тоже! – возразила девочка. – И тем более Мукки! И это нехорошо – оставлять Симона одного.
– Он уже взрослый мальчик, – пошутила Эрмин.
Они вернулись на набережную. Эрмин увидела Ханса Цале, который махал им рукой. Он был один.
– Вот и ты, Эрмин! – начал он. – Лора ждет меня в баре «Château Roberval». Твоя мать дала мне поручение: я должен отвезти тебя в Валь-Жальбер и собрать для нее чемодан. Мы с Лорой проведем несколько дней в Робервале. Я вернусь в свою скромную квартирку, а она сняла номер в отеле.
Новость обескуражила молодую женщину. Она с недоверием заглянула в серо-голубые глаза пианиста.
– Мама решила остаться из-за меня? – спросила она. – Она очень на меня обиделась? В это невозможно поверить! Мы были так рады видеть друг друга после долгой разлуки! Но, если она поступает так только потому, что я хочу сама решать, что для меня лучше, значит, она не так уж сильно меня любит!
– Твое поведение ее очень огорчает, – ответил на это Ханс. – Эрмин, разве трудно было просто пообещать, что не сейчас, но очень скоро ты еще раз подумаешь о своих перспективах стать певицей? И вы бы не поссорились.
– Я не хотела врать, и вот результат! – грустно отозвалась молодая женщина. – Идем, Шарлотта, мне нужно поговорить с матерью.
– Эрмин, это ничего не изменит! – возразил Ханс. – А твой малыш может простудиться. Будь благоразумна, машину я поставил совсем рядом. Я отвезу вас с Шарлоттой.
– Нет. Я хочу дождаться возвращения Тошана. Я уверена, он выиграет гонку.
– Или потеряет месячное жалование, – с осуждением заметил Ханс.
Молодая женщина взяла тепло укутанного сына на руки и передала коляску своему будущему отчиму.
– Подождите меня здесь, я скоро вернусь! – пообещала она.
И быстрым шагом удалилась. Шарлотта побежала следом.
Лора не удивилась, увидев, как Эрмин входит в роскошное заведение, в котором они встретились впервые после долгой разлуки. Великолепие убранства отеля поразило Шарлотту: она замерла, рассматривая мебель, хрустальные светильники, ковры и портьеры.
– Мама! – тихо позвала Эрмин, не желая привлекать к себе лишнего внимания. – Мама, умоляю, не надо переезжать в отель, оставлять меня дома одну! Что скажут в Валь-Жальбере? Ты не нашла лучшего способа меня наказать?
– Дорогая, ты ошибаешься, – ответила на это Лора столь же доверительным тоном. – Я поступаю так, чтобы освободить тебя от своего присутствия. Последнее время я не очень хорошо себя чувствую. Упрек, который ты бросила мне в лицо на набережной, я заслужила. Я успела забыть о своих ошибках и о том, сколько горя ты перенесла по моей вине. Тошан, в отличие от меня, хороший отец, а ты – ласковая и заботливая мама. Думаю, твой муж чаще будет приезжать, если я перестану путаться у вас под ногами, как сказала бы наша Мирей. И мне нужно подумать. Поверь, я совсем не хотела причинить тебе боль, когда приняла это решение!
Лора в замешательстве посмотрела на Шарлотту. Эрмин поняла намек и предложила своей подопечной прогуляться в соседнюю гостиную, где на столиках для посетителей были разложены самые разные журналы.
– Мы закажем горячий шоколад, – пообещала молодая женщина.
Девочка сообразила, что разговор матери и дочери не предназначен для ее ушей.
Как только они остались одни, Лора добавила:
– Я много думала о твоих перспективах в качестве оперной певицы и вдруг поняла, что существует еще одна проблема. Я отчего-то стала очень раздражительной, я ни в чем не уверена. Если быть краткой, постоянное присутствие Ханса меня угнетает. Живя в отеле, я буду сама решать, как мне провести вечер, а может, и дневные часы. У меня четкая цель: сохранить репутацию.
– Но все ведь знают, что вы обручены и скоро поженитесь! – удивилась Эрмин. – Только что, на набережной, вы держались за руки. Или он тебе наскучил?
– Нет, не все так плохо! Просто у меня появились сомнения насчет обоснованности нашего будущего союза. А держать его за руку – это мелочь, ведь дороги скользкие и поддерживать друг друга вполне нормально. Как бы то ни было, несколько дней одиночества помогут мне разобраться в своих чувствах. Эрмин, дорогая, меня мучит совесть. Не я воспитывала тебя; ты росла, ожидая возвращения родителей, была вынуждена во всем покоряться сначала монахиням, потом Жозефу Маруа. А теперь я терзаю тебя разговорами о карьере, об успехе. Внезапно я осознала свою неправоту, и мне стало стыдно, что я так плохо с тобой поступаю. А ведь я всего лишь бедная бельгийская эмигрантка! И не заслуживаю состояния, которое унаследовала от Фрэнка. Временами мне хочется раздать все деньги, чтобы они не принесли мне несчастья. Я не забыла о том, что Фрэнк Шарлебуа хотел развестись со мной, когда ко мне вернулась память. Ему помешала только внезапная смерть. Если бы не его кончина, мне пришлось бы самой зарабатывать себе на хлеб.
– И ты не смогла бы заплатить за операцию Шарлотты и поселиться в Валь-Жальбере, – сказала Эрмин, пытаясь успокоить мать.
Лора дрожала, несмотря на то что в гостиной отеля было очень жарко. Как признаться дочери, что она бежит из этого призрачного поселка, от этих бесконечных снежных просторов, окружающих красивый дом, некогда принадлежавший интенданту Лапуанту? Ей больно видеть монастырскую школу, потому что каждый раз она вспоминает вечер января 1916 года, когда Жослин Шарден приехал сюда, чтобы положить их дорогую Мари-Эрмин на порог жилища монахинь. Ночью она часто не могла заснуть, думая о трагической судьбе своего первого супруга, опасаясь ощутить его замогильное дыхание на своей шее или на лбу, как только гасла прикроватная лампа. Поэтому она искренне верила, что, поселившись на неделю или две в «Château Roberval», сможет от всего этого отдохнуть.
– Мама, умоляю, вернемся домой! Мне без тебя, без наших разговоров будет так тоскливо!
– Нет, Эрмин, я приняла решение. Мирей обрадуется возможности поболтать о всяких пустяках с тобой и Шарлоттой. Бетти станет тебя навещать. На что тебе жаловаться? У вас с Тошаном будет целый дом для двоих!
Молодая женщина, которая не знала истинную причину тревоги матери, уже была готова пообещать, что весной поедет на прослушивание в Квебек. Но тут вернулась Шарлотта, и она передумала. Вошел официант с подносом. В белых фарфоровых чашках дымился аппетитно пахнущий напиток. Какое-то время они молча наслаждались теплым шоколадом. Наконец Лора поставила чашку на стол и сказала, обращаясь к Эрмин:
– А вот и мсье Дюплесси! Он остановился в Робервале, вероятнее всего, в компании возлюбленной.
– Я встретила его на набережной, перед началом гонки, – ответила молодая женщина. – Он кажется мне немного странным – его повадки, манера говорить…
– Это правда, он не похож на тех, с кем нам доводится общаться, – признала Лора.
Эрмин погладила мать по запястью.
– Мамочка, дорогая, вернемся в Валь-Жальбер, прошу тебя!
Октав Дюплесси поприветствовал их, приподняв шляпу, и направился к главной лестнице. Эрмин с Лорой даже удивились, что он не подошел поговорить с ними.
– Не так уж сильно он во мне заинтересован, – заметила Эрмин, единственной заботой которой в эту минуту было вернуть Лору «в лоно семьи».
На деле все было наоборот. Импресарио поднимался по красным бархатным ступенькам и думал о том, что нашел редчайшую жемчужину, из которой сделает диву. Он подождет; эту влюбленную супругу и мать нельзя брать нахрапом.
«Она от меня не уйдет», – подвел он итог размышлениям, поднявшись на свой этаж.
Между тем Лора, вняв мольбам дочери, согласилась отложить на время свое пребывание в Робервале. Эту «победу» Эрмин удалось одержать с помощью простейшего логического довода.
– Неужели ты всерьез полагаешь, мам, что Ханс сможет собрать для тебя чемодан? Если ты хочешь пожить здесь несколько дней, сделай это, но не в такой спешке! Лучше собраться как следует.
