Текст книги "Сиротка. Нежная душа"

Автор книги: Мари-Бернадетт Дюпюи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 42 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]

«Возможно, этот господин все-таки родственник Шарденов – дядя или племянник. Мои родители любили повторять, что я – вылитый портрет моей тети Паулы. Мне не из-за чего так волноваться!»

С крыльца донесся лай собак и мужские голоса. Лора узнала низкий тембр своего зятя и более высокий голос Симона Маруа.

– Симон? Как он тут оказался? – пробормотала она.

Молодые люди задержались у порога. В каждый свой приезд Тошан неизменно первым делом распрягал собак и отводил их в специально для них предназначенный сарай, потом убирал сани под навес. Лора подошла к одному из окон. Да, рядом с молодым метисом, бесспорно, стоял Симон. Эрмин спустилась со второго этажа. Лицо у нее было озабоченное.

– Мама, с Тошаном приехал Симон. Но почему? В прошлом месяце сын Бетти вернулся в Монреаль. Выходит, у меня не будет возможности поговорить с мужем. Когда они вместе, то думают только об игре в карты или просто болтают за стаканчиком карибу.

– Случай поговорить обязательно представится, – тихо отозвалась мать.

Дверь распахнулась. Клеман Тошан Дельбо быстро разулся и бросил недобрый взгляд на жену. Испуганная, она замерла в нерешительности.

– А где Симон? – спросила Лора. – Мне же не приснилось, что Симон Маруа был с вами?

– Вам не приснилось, мадам! – ответил Тошан. – Мой приятель пошел поздороваться с матерью. А потом, по моему приглашению, придет к нам ужинать.

Молодой человек пребывал далеко не в радужном настроении, это чувствовалось сразу. Он указал Эрмин на лестницу.

– Поднимемся! – приказал он. – Нам нужно поговорить наедине!

Еле живая от страха, молодая женщина повиновалась. Тошан знает! Иначе он бы не говорил с ней так холодно…

– Не могли бы вы объяснить мне, что Симон делает в Валь-Жальбере? – спросила Лора.

– Позже, – отрезал зять.

Молодая чета оказалась в своей спальне. Без лишних слов Тошан вынул из кармана куртки сложенный вчетверо газетный лист и протянул его жене.

– Мне это очень не понравилось! – заявил он. – Это из вчерашней «La Presse». Товарищи по работе вовсю надо мной потешались. Они сложили газетный лист самолетиком и запустили мне прямо в лицо, там, на лесопилке. «Что, индеец, твоя блондинка сбежала от тебя в Лак-Эдуар? И там дает концерты для туберкулезных!» Как ты думаешь, как я себя чувствовал? Я сказал, что такого просто не может быть, что ты – примерная супруга и занимаешься воспитанием нашего полугодовалого сына. И тут я увидел фотографии!

– Твои товарищи по работе – идиоты, – сказала Эрмин. – И не кричи так, тебя услышат внизу.

– А мне наплевать! – сухо отозвался Тошан. – Когда снова решишь собрать чемодан и отправиться к черту на кулички, пошли мне, по крайней мере, телеграмму, чтобы я не стал всеобщим посмешищем!

– Это единственное, о чем ты беспокоишься? – удивилась молодая женщина. Гнев возобладал над ее страхами и стыдом. – Что подумают о тебе те, с кем ты работаешь… Это правда: я уехала, никому ничего не сказав, даже матери. Я имею на это право!

– Нет, не имеешь! – воскликнул он. – Не встреть я Симона на вокзале в Шамборе, приехав сюда, я бы с порога отхлестал тебя по щекам. Симон – славный парень, он меня успокоил. Он заботится о тебе, как старший брат о младшей сестренке.

– Отхлестать по щекам? Меня? – поразилась Эрмин. – Ты собирался меня ударить? Но я ведь не сделала ничего плохого!

– А чем ты это докажешь? Ну, говори! Примерная супруга и мать, которая одна, без мужа гуляет в сотнях миль от дома и позволяет себя фотографировать в облегающем свитерке! Посмотри на снимок! Ты выставила груди, как поганая актрисулька!

Эрмин приготовилась услышать несправедливые упреки. Чего она не ждала, так это сцены ревности. Пребывая в полной растерянности, молодая женщина разрыдалась.

– В столовой санатория было очень жарко, мне пришлось снять накидку, – всхлипывая, пояснила она. – Тошан, я кормлю ребенка, поэтому груди у меня стали больше, чем раньше.

– Это правда, но все, что от тебя требуется, – хоть немного прикрыть их одеждой, – ответил тот, не переставая ходить взад-вперед по комнате. – Я думал, ты дома, с нашим сыном. Что на тебя нашло?

– Я решила пройти прослушивание в Квебеке, но, пока мы ехали в поезде, началась метель и локомотив остановился. Пассажиров поезда приютили на ночь в санатории для туберкулезных больных. Я хотела сегодня обо всем тебе рассказать. Во вторник я вернулась домой.

Тошан стал сворачивать себе сигарету. Эрмин ему помешала: она не выносила запаха табака в стенах дома. Он со злостью спрятал курево в карман.

– Прошу тебя, не сердись, – добавила молодая женщина. – Я поступила плохо, признаю. В воскресенье, когда ты уехал, я попросила у тебя прощения, так мне не хотелось тебя обманывать. Но ты должен выслушать меня, Тошан! Пение для меня – необходимость. А еще я хотела доказать самой себе, что смогу поехать в Квебек на поезде с Шарлоттой и Мукки. Все обращаются со мной, как с ребенком, – ты, мама, Ханс!

– Я хочу, чтобы ты пела, – с раздражением отозвался он. – Только не в больших городах, не на сцене театра. У моей матери, для моих двоюродных сестер – пой, пожалуйста! Я всегда в такие минуты гордился тобой.

Тошан вспомнил летний вечер на берегу Перибонки. Несколько родственников пришли их навестить. Эрмин исполнила оперные арии и дополнила их народными песнями, чем привела всех в изумление и восторг.

Эрмин вытерла глаза, смахнув слезы кончиками пальцев. Ей было очень горько: она ждала от мужа понимания и ласки, но ничего этого не было и в помине. Тошан стоял посреди комнаты с каменным лицом. На мгновение она даже задумалась, а правильным ли было их решение связать свои судьбы, хотя ее супруг, в определенном смысле, ничем не отличался от остальных представителей мужского населения региона. В этих краях мужчина женился на понравившейся ему девушке, надеясь, что она станет рачительной хозяйкой, прекрасной поварихой и преданной матерью для его детей.

– Возможно, мы выбрали не тот невидимый путь, – пробормотала Эрмин. – Когда я влюбилась в тебя, Тошан, ты казался мне совсем не похожим на моего опекуна, ты был намного добрее. В те времена Бетти подчинялась Жозефу беспрекословно. Ты сумел поставить Жо на место! Помнишь, там, возле сахароварни? Ты показался мне похожим на тех поборников справедливости, которые сражаются за равенство для всех людей на этой земле. А теперь ты изменился, так изменился!

– Красивые слова! – зло отозвался Тошан. – Ты что, думаешь, я развлекаюсь на лесопилке в Ривербенде? От тебя требуется немного: играть свою роль, в то время как я играю свою. Я работаю, а ты воспитываешь нашего сына.

Молодая женщина усмехнулась. Она была разочарована. Именно это она повторяла себе снова и снова, пытаясь себя убедить. Но те же слова из уст Тошана ее только огорчали.

– Мукки прекрасно себя чувствует, – сказала она. – Он хорошо кушает и спокойно спит. И поездка его ничуть не утомила. В поезде, Тошан, были и другие женщины с детьми, и они тоже путешествовали без мужей.

– Эрмин, если бы ты предупредила меня, я бы никогда не стал запрещать тебе ехать, – сказал он. – Но ты не сказала, и я разозлился. Твоя идея поехать в Квебек сама по себе идиотская. Ты никогда не бывала в больших городах. Там с тобой могло случиться что угодно!

Это был диалог двух глухих – каждый оставался при своих убеждениях и своих обидах. В дверь постучали. Тошан сердито крикнул: «Входите!» В комнату вошли Лора с Шарлоттой. Девочка прижимала к себе Мукки.

– Он плакал, – пояснила она.

– Тошан, прошу вас, не огорчайте Эрмин, – сказала Лора. – Я отчасти виновата в этом ее необдуманном поступке и во многом другом.

Молодой мужчина сердито воззрился на тещу. Однако Лору это не смутило, и она продолжала:

– Вы не хотели жить за мой счет, поэтому поспешили найти себе работу. Много недель подряд Эрмин скучала по вас, а я в это время осаждала ее с разговорами о том, какую она могла бы сделать карьеру, чем и подвигла на эту поездку. Она решила ехать тайком, и вот результат – мы все очень расстроены. Прошу вас, забудьте на время о гордости, Тошан, примите мое гостеприимство. По меньшей мере, можете считать, что таким образом я плачу за радушие, с которым ко мне и Жослину семнадцать лет назад отнеслись ваши родители. Я перед вами в долгу.

Эти слова матери взволновали Эрмин: Лора старалась не вспоминать о том периоде своей жизни. Тошан тоже выглядел растерянным, но уступать не стал.

– Я буду работать в Ривербенде, пока не закончится контракт, – буркнул он. – В июне мы – я и моя жена с сыном – уедем. Я очень жалею о том, что привез Эрмин к вам. Валь-Жальбер – проклятое место.

С губ Эрмин сорвалось грустное восклицание. Тошан вышел, хлопнув дверью.

– Дорогая, мне очень жаль, – вздохнула Лора. – Я хотела тебе помочь, но у меня ничего не вышло.

Мукки расплакался. Молодая женщина, в слезах, взяла его на руки и легла на кровать.

– Прошу, оставьте меня одну! Оставьте меня! – простонала она.

Шарлотта поспешно вышла. Лора на мгновение заколебалась, но потом последовала за девочкой.

* * *

Симон явился с наступлением темноты. Мирей встретила его прохладно.

– Сегодня не стоило приходить, мой мальчик. Мсье Клеман Тошан метал громы и молнии, а теперь Эрмин места себе не находит, потому что ее муж пропал.

Старший сын четы Маруа только усмехнулся.

– Он уехал на санях?

– Нет. В это время, он, кстати, обычно кормит своих собак.

Вниз торопливым шагом спустилась Эрмин. Вечер выдался морозным, поэтому она оделась очень тепло: шерстяная шапка, шарф, шуба, рукавицы и теплые сапоги с шипованной подошвой. Эрмин вышла на крыльцо и закрыла за собой дверь.

Симон догнал ее.

– Куда ты собралась? – спросил он.

– Я больше не могу ждать, – ответила ему молодая женщина. – Хочу найти Тошана. На небе появилась луна, и видно как днем. Пойду искать его по следам. Мама была против, но я настояла на своем.

– Мимин, снега намело по колено, и мороз крепчает, – сказал он. – Ты не сможешь найти его по следам. Самое худшее – Тошан ушел в Шамбор или слоняется по поселку. Оставайся дома, я сам пойду его искать.

– Прошу тебя, Симон, возьми меня с собой, я не могу больше сидеть на месте, – взмолилась Эрмин.

– Тогда пойдем вместе. Я не могу отпустить тебя одну, это небезопасно. Вокруг – ни души!

– А если я возьму с собой Дюка? Это вожак упряжки, он меня знает, и, я уверена, он сможет найти след своего хозяина, – предложила молодая женщина.

Закутанная в свои одежки, она выглядела так по-детски, что Симон растрогался. Он приобнял ее и похлопал по спине.

– А помнишь, как в детстве, зимой, по ночам на холмах выли волки? Был случай, когда нам удалось их увидеть. Ты тогда испугалась.

– Вовсе нет, – попыталась отшутиться Эрмин. – Гораздо больше я испугалась твоего отца, который запретил нам выходить на улицу.

Из предосторожности молодая женщина привязала веревку к ошейнику Дюка. Большой и сильный пес понюхал морозный воздух и бросился бежать. Эрмин с трудом поспевала за ним.

– Посмотри-ка! – через несколько минут сказал Симон. – Пес ведет нас прямиком к целлюлозной фабрике. Твой муж не ушел далеко.

Дрожа от холода, они шли по улице, на которой некогда, словно солдаты по стойке «смирно!», стояли деревянные дома, где проживали многие десятки семей рабочих фабрики. Эрмин вспомнила времена, когда в теплое время года по воскресеньям из этих домов выходили люди и направлялись в церковь. Женщины в коричневых юбках и красивых вышитых блузках, с соломенными шляпками на тщательно уложенных в прически волосах. Мужчины тоже старались принарядиться: надевали галстуки и темные праздничные костюмы, в которых выглядели куда лучше, чем в спецовках или рабочих комбинезонах.

«А у крыльца и вдоль фасада дома у всех росли цветы! – с ностальгией подумала Эрмин. – В огородах красовались тыквы под синевато-зелеными крупными листьями, салат, картофель. Господи, почему сейчас все по-другому? Куда делись коровы, свиньи, овцы, козы? И дети, так любившие бегать по улицам Сен-Жозеф и Трамбле?»

– Странно видеть это запустение, правда? – сказал Симон, которому тоже стало немного грустно.

В его памяти эти улицы остались залитыми солнцем, счастливыми, густонаселенными, какими они были в дни расцвета рабочего поселка.

– Нам надо смириться с неизбежным, Мимин, – со вздохом добавил он. – Все жители Валь-Жальбера разъехались, остались только Маруа, хозяева своего участка и своего дома, да семья Шарден-Дельбо – мадам Лора и ее дочь, соловей из Валь-Жальбера!

– Не называй меня больше так, Симон! Прошу тебя! Соловей больше не станет петь. Он будет молчать, как положено послушной домашней птице. И все это – ради того, чтобы остаться рядом с любимым. Смотри, вот прекрасный дом бригадира, значит, мы уже на улице Сент-Анн.

На фоне перламутрового пейзажа просторные постройки завода казались совсем черными. Луна освещала призрачным светом присыпанные снегом крыши с торчащими на них красными кирпичными трубами.

– А помнишь, Мимин, как этот шалопай Арман втайне от всех приходил сюда собирать разные железки? – с улыбкой спросил Симон. – Свои сокровища он прятал под кроватью, в старых картонных коробках.

Молодая женщина с грустью посмотрела на платформу, с которой раньше загружали вагоны: от фабричных складов в Роберваль вела отдельная железнодорожная ветка. В те времена, особенно в Первую мировую, целлюлозу отправляли в Шикутими, в Соединенные Штаты и даже в Европу.

– Куда девался Дюк? – спросила Эрмин.

– Он там, на площадке. Мы нашли твоего мужа! Смотри, он гладит своего пса. Иди, вам самое время помириться. Я холостяк, Мимин, но, если бы у меня была жена и она выкинула мне такой фортель, как ты – Тошану, я бы тоже разозлился. Попроси у него прощения и знай, что ты и так уже должна поставить свечку за мое здоровье. Я утихомиривал его, как мог. Он был в ярости.

Эрмин увидела на противоположной стороне открытой площадки темный силуэт, различила в сумраке красный огонек сигареты.

– Хорошо, я пойду к нему, – сказала она. – Спасибо, Симон, из тебя получился хороший старший брат!

Он с улыбкой ущипнул ее за подбородок, чтобы скрыть волнение. Да и кто бы мог устоять перед обаянием Эрмин, особенно когда во взгляде ее голубых глаз было столько нежности?

– Иди! – пробормотал он. – И постарайтесь не замерзнуть насмерть.

Она еще мгновение стояла в нерешительности. Прогулка помогла согреться, но теперь молодая женщина снова стала мерзнуть. Она пошла вперед, думая о том, как Тошану удалось столько часов провести на улице. С каждым шагом, приближавшим ее к любимому, рос и ее страх быть отвергнутой. Но он помахал ей рукой.

– Тошан? – позвала она.

Эрмин протянула ему руку, и ее пальцы под шерстяной рукавицей нашли пальцы мужа. Однако он не обнял ее, хотя она на это надеялась всем сердцем. Только слабо пожал ее пальцы.

– Идем, – сказал он спокойно.

Она хотела что-то сказать, но Тошан прижал палец к губам, призывая к молчанию. Разговор начал он сам:

– Сегодня полнолуние. Луна медленно плывет по небу. Идем, река поет только для нас двоих.

В горле у молодой женщины встал комок. Она снова боролась со слезами, на этот раз – со слезами нежности. В голосе Тошана не было гнева, он говорил так, как в первые дни их любви. Она последовала за ним, очарованная покоем, которым был исполнен белоснежный пейзаж. Внезапно тишину разрушил хрустальный рокот водопада, как если бы до этой секунды Эрмин его не замечала, или бурные его воды, вынужденные бесконечно бороться с леденящим холодом, неожиданно пришли в движение.

– Послушай! – восторженно сказал молодой метис. – Послушай, как Уиатшуан напевает свою победную песню. Идем.

Тошан увлек ее к склону. Дюк бежал впереди, вынюхивая что-то на земле. Пес, лапы которого были снабжены мощными когтями, легко передвигался по сугробам, покрытым коркой льда. Эрмин дважды поскальзывалась, но муж поддерживал ее, не давая упасть.

– Я сильно разозлился, – начал он. – Ты была права, когда сказала, что на нынешней работе я изменился. Парни, с которыми я работаю, слишком много пьют и не слишком хорошо отзываются о женщинах. Над многими вещами они попросту насмехаются. Мне пришлось подстраиваться, поступая, как они, чтобы стать среди них своим. Если бы мать, Тала, увидела меня в иные моменты, она бы стала меня презирать. Прошу, прости меня.

– Я тоже хочу попросить у тебя прощения, – сказала Эрмин.

– Знаешь, – нежно сказал он и наконец обнял ее, – это благодаря реке я понял, что не прав; она унесла прочь мой гнев.

Глазам прижавшейся к мужу Эрмин предстало зрелище нереальной красоты, величественная феерия: лунный свет проливался серебром на огромный водопад, чьи стремительные воды неслись вопреки жестокой хватке мороза – поток отливающих всеми цветами радуги кристаллов, в которых застыл небесный свет, льющийся из не менее великолепного стеклянного ларца. Суровая зима, словно терпеливый мастер, сумела собрать мельчайшие капельки воды, чтобы украсить ими кусты, спящие ветви, камни. К созданию этого шедевра люди не были причастны, он родился благодаря капризу природы много веков назад и будет возрождаться вновь и вновь, пока Уиатшуан течет к озеру Сен-Жан, похожая на юную девушку, которая торопится на свидание с возлюбленным.

– Ничего красивее я в своей жизни не знала, – восторженно сказала молодая женщина.

Тошан посмотрел на нее. Ему показалось, будто он на время потерял способность видеть и теперь она вдруг вернулась к нему – мужчина снова с восхищением смотрел на очаровательное лицо своей юной супруги. Он нежно расцеловал ее в холодные щеки, коснулся губами кончика красивого носа, тоже замерзшего. Он утонул в голубом сиянии ее глаз, окруженных ресницами, на которых застыли крошечные кристаллики инея.

– Эрмин, я забыл, как ты мне дорога, – нежным голосом сказал он. – Я больше не достоин тебя! Я повел себя так грубо, так нехорошо…

Каждое слово чудодейственным бальзамом проливалось на незримые раны в душе молодой женщины.

– Я долго смотрел на водопад, слушал, как он рокочет и жалуется, а потом вдруг понял, что он поет, радуясь, что сумел остаться свободным, не дав заключить себя в ледяные оковы. И душа моя очистилась. Я понял, что Господь щедро одарил меня, доверив мне тебя, потому что ты самая красивая женщина в этой стране, и самая добрая. А еще ты – певчая птичка, и мне стыдно за то, что я хотел посадить тебя в клетку. Разве обрезают крылья соловью?

– Тошан, Тошан, прошу тебя, не говори так, я тоже была неправа! – взмолилась молодая женщина. – Я перестала доверять тебе, я поступила вопреки здравому смыслу, проявив неуважение к тебе. Я думала, ты больше меня не любишь, а может, никогда и не любил.

Он крепко прижал ее к себе. Какое-то время они стояли так, слившись в одно целое, любуясь необычайным спектаклем, который разыгрывала перед ними морозная ночь. Пребывая в лоне этого спящего мира, этого сильнейшего холода, они черпали силы и надежду в перламутровом буйстве водопада. Ежедневные заботы, привычки, знаменательные даты, свойственные всем ошибки – грустная участь каждого человеческого существа – все это растворялось, разлеталось в осколки от соприкосновения с божественным великолепием водопада Уиатшуан, облаченного в наряд из снега и лунного света.

«Спасибо, Господи, спасибо! – повторяла Эрмин в глубине своего женского сердца. – Теперь я знаю, где мой путь, где мое счастье… Рядом с Тошаном, вдали от городов, в магическом круге лесов и быстротекущих вод…»

Они не могли разомкнуть объятия, словно околдованные. Белая сова покинула свое убежище на сосне и бесшумно пролетела у них над головами. И тут Тошан словно очнулся от сна.

– Эрмин, дорогая, нам пора возвращаться. Но я не мог попросить у тебя прощения в другом месте, только здесь. А теперь все хорошо, и наши горести позади.

– Да, это правда, я чувствую себя так, словно родилась заново. И мне уже не страшно.

По-прежнему прижимаясь друг к другу, они пошли к поселку. Молодая женщина ощущала тепло, передающееся ей от тела супруга, и это было удивительно.

– Тошан, я ждала ребенка, – сказала она, и голос ее не дрогнул. – Я хотела сказать тебе в эту субботу, но я потеряла его. Наверняка из-за этой глупой поездки. Я могла бы соврать тебе, но не буду. Мне было очень плохо, Мирей за мной ухаживала. Мама заверила меня, что с женщинами такое случается часто. Но я хочу еще ребенка, и как можно скорее. Твоего ребенка, которого я буду любить так же сильно, как Мукки. Наши дети будут расти там, где ты захочешь. Я благодарна тебе за то, что ты привез меня в Валь-Жальбер – повидать мать и друзей, но я была счастлива и там, в хижине, где ты вырос.

Однако ее супруг заволновался не на шутку.

– Одна из моих двоюродных сестер умерла от выкидыша, – сказал он. – И при этом она была дома! Эрмин, что, если бы я вернулся домой сегодня утром и застал тебя умирающей? Страшно даже подумать об этом!

Тошан остановился возле одного из фабричных складов. Он взял лицо жены в ладони.

– Не сожалей об этом ребенке, мне следовало бы быть рядом с тобой. И не плачь. У нас еще будут дети, и их смех в глубине леса будет звучать, как наилучшая музыка!

– Любовь моя, наконец-то ты снова со мной, – пробормотала Эрмин. – Мой Тошан-поэт, мой благородный Тошан, который умеет прощать и очаровывать меня! О, как я счастлива!

Наконец их губы слились в долгом страстном поцелуе. Дюк, следовавший за ними по пятам, как тень, залаял. В ночи послышались крики. Мужские голоса по очереди повторяли их имена. Приблизились Симон и Арман.

– А вот и наши влюбленные! – воскликнул старший из братьев Маруа. – Мадам Лора волнуется. А еще в доме умирает от голода младенец, который своим криком не дает спать всему региону Лак-Сен-Жан! На дворе минус тридцать, неужели вы не почувствовали?

– Нисколько! – ответила Эрмин, сияющая, несмотря на смущение.

Четверо молодых людей пошли по бесконечно длинной улице Сен-Жорж. Опустевший поселок тонул в лунном свете, и за серыми окнами домов не горел свет. И все же они пребывали в прекрасном расположении духа и, как дети, держались за руки.

«Все-таки жизнь прекрасна! – думала Эрмин. – Моя река сотворила чудо: она вернула мне Тошана, того, кого мое сердце избрало, когда мне было всего четырнадцать. И ради этого чуда я готова на любые жертвы. Прощай, карьера, прощайте, театральные сцены и костюмы! Я больше не стану петь. Ну, разве только колыбельные своим детям…»

Она первой поднялась на крыльцо. В доме матери ворчали печи, из окон струился золотистый свет. Лора, заплаканная, истерзанная тревогой, открыла дверь. У нее за спиной стояла Шарлотта, прижимая к груди испускающий пронзительные крики сверток.

– Мукки, бедный мой сыночек! – воскликнула молодая мать, принимая у девочки ребенка.

Мирей пришла сказать, что приготовила теплое вино с корицей и испекла оладьи. Обрадованная тем, что все волнения дня позади, она увела Симона, Армана и Тошана с собой в кухню.

– Выпьем понемножку, как говорят французы – без церемоний, – предложила она. – У меня ноги словно из ваты, боюсь, не дойду до гостиной!

Эрмин устроилась поудобнее и приложила сына к груди. Из кухни до нее доносились смех и мужские голоса, и это окончательно ее успокоило. Лора, сидевшая рядом с дочерью, наконец дала выход своим эмоциям:

– Полагаю, вы с Тошаном помирились? – очень тихо спросила она.

– Да, мамочка, спасибо водопаду! Он такой красивый, просто волшебный! Свет полной луны, чего бы ни коснулся, все превращает в хрусталь! Тошан попросил у меня прощения, хотя это мне нужно было извиняться.

На лице молодой женщины отражалось такое счастье, что слова были не нужны. Эрмин вся преобразилась. Лора погладила ее по волосам, ослепленная небесной красотой дочери.

– В июне, мамочка, мы вернемся к Тале, я и Тошан. Я обязана это сделать.

– Но вы ведь дождетесь моей свадьбы? – спросила ее мать. – Я уже выбрала день. Ханс начал было сомневаться в моих чувствах. Я больше не хочу тратить время на раздумья.

– Конечно, в такой день мы будем с тобой.

Лора повернула голову и посмотрела на столик, где лежала, все еще тая в себе угрозу, свернутая пополам газета. Запечатлены ли на бумаге черты человека, просто похожего на Жослина Шардена, или ее первый супруг все-таки вернулся с того света?

«Я должна это проверить! – сказала себе Лора. – На будущей неделе я на поезде поеду в Лак-Эдуар, в санаторий. Если я этого не сделаю, то сойду с ума от подозрений и сомнений».

Спустя час в доме воцарилась тишина. Мирей, чья совесть старательной домоправительницы была чиста, спокойно отдыхала в своей комнате. Шарлотта спала, обняв куклу, и ей снилось, что она гуляет по улицам. Квебека в теплый солнечный день. Ханс на цыпочках прошел в комнату Лоры. Та, в шелковой ночной сорочке, полураздетая, с трепетом ожидала щелчка дверной ручки своей спальни. Желание и наслаждение – наилучший эликсир, который помогает прогнать тени прошлого.

Эрмин засыпала, устроившись на плече Тошана. Они насладились ласками и поцелуями, однако не пошли дальше, ведь молодая женщина еще не совсем поправилась. Потом бесконечно говорили приглушенными голосами о том, о чем говорят все молодые супружеские пары, стоя на пороге долгой совместной жизни.

В сарае, свернувшись в клубки и закрыв от сквозняка носы хвостами, спали собаки. И только Дюк был настороже. Навострив уши, он слушал. От своих предков-волков он получил в наследство сильнейший инстинкт – неусыпную бдительность. Серый пес ощущал присутствие чужака. Заслышав отголоски тяжелых шагов по снегу, он зарычал, и шерсть у него на загривке встала дыбом.

Однако шум шагов скоро стих, и вновь – ни звука. Жослин Шарден продолжил свой путь.