Текст книги "Шах и Мат (СИ)"

Автор книги: Мари Ардмир

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц)

А если так обстоят дела, то чего пыжиться и корячиться?

Ну и как его после этого не пристрелить?! Из сострадания, чтобы тут же посмертно признали!

Как Виктор связал одно с другим, я упустила из виду. Но он смаковал эту идею и ставил перед фактом – если платят мало, то нечего распыляться.

Зазвонил мой телефон, и красное марево перед глазами постепенно начало спадать. Услышав довольный голос Фельдмаршала, зовущего по срочному и важному делу к себе, я поступила как он совсем недавно. На листе бумаги каллиграфически вывела название страны, города, и виллы представленной для съемок. Ниже сделала приписку: «Первые идеи жду завтра. Создатель пригодной едет с нами на съемки». А третьей строкой добавила: «Срок отдыха на лазурном берегу две недели».

Собрав материалы, вышла. С особым удовлетворением заметила, что троица молчит, стараясь переварить поступившую информацию.

Что ж, если жизнь и правда Г, как говорит пессимист Виктор, то такого подарка она не делает настоящим талантам креатива. И кто же из них окажется везучей безыдейной пустышкой?

В приподнятом настроении спустя тридцать минут добралась в офис.

А там…, а там глухо как в танке и никто кроме охранника уже не работает. Оглядев меня с ног до головы седовласый Иваныч, открыл входные двери. Затем передал ключ от кабинета и приемной шефа и пропустил меня наверх со словами: «Он обещал в скором времени прибыть».

Вот собственно и весь мой день…

* * *

И расположившись в кабинете Фельдмаршала в красных креслах, в последующие двадцать пять минут я задним умом подумала, что было бы неплохо взять ключ от моего кабинета, все же диванчик там удобнее. И с этой мыслью уснула. Снилось море, пляж, белый песок и синие пятна теней от пальм над головой. Я улыбалась видению своего счастливого и крайне продолжительного отпуска, а потому на попытку меня разбудить спросила довольным тоном с присущей соням хрипотцой:

– Милый, ты уже вернулся? – потирая глаза, с улыбкой добавила, – а я так тебя ждала…

– Спасибо за теплый прием. – Образ светлого пятна склонившегося надо мной под стать голосу стал принимать очертания Шаха.

– Ой, здрасти.

– Добрый вечер. Вы здесь одна?

Выпрямляюсь в кресле и под пристальным взглядом Шагена осматриваю кабинет. Дополнительных личностей в пространстве помещения не оказалось.

– Как видите, да. Какими судьбами в столь поздний час?

– Ваш директор любезно просил прибыть по очень важному вопросу. – Шаген отступил от кресел и расстегнул третью пуговицу рубашки. Вид у него был немного уставший, немного потрепанный.

– Давно просил?

– Давно, я задержался. О чем сообщил по телефону лично.

– И он до сих пор не звонил? – потянулась за сумкой, достаю телефон и понимаю, что наше с Шагеном ожидание важного вопроса бесполезно. Час назад Фельдмаршал сбросил на мой номер sms с искренними сожалениями по поводу своего отсутствия. И прочил предупредить Шаха о непредвиденных обстоятельствах и срыве встречи. Но так как мой телефон был на вибро звонке, а я в отключке, sms-ка пришла незамеченной.

– Извините, я должна была вам дозвониться и предупредить, но…

– Бывает, – он потер затылок рукой и улыбнулся. – По домам?

– Да! – встать без посторонней помощи не удалось, Шаген протянул руку и помог подняться.

– Ммм все болит. – Призналась я, зашнуровывая ботиночками.

– Странно. Вы во сне улыбались.

– Так сон был приятный. Снился песчаный берег у моря и теплая погода. Такой контраст с нашими дождями и ветрами.

– Сон вскоре станет явью, – обрадовал Шах.

– Очень надеюсь. – Я закрыла кабинет директора, затем его приемную. Так как телефон у Фельдмаршала отключен, на ходу набрала ему sms.

– Давно не были в отпуске?

– Три года. С моими отпусками все время какая-нибудь закавыка происходит.

– И что стало закавыкой в этом году?

– Ваш проект, – без стеснения ответила я. Мы уже спустились в холл, где Иваныч мерно посапывал под телевизор. Я остановилась.

– Шах, то есть Шаген, как вы вошли?

– Свободно. Он спал.

– А, ясно. Вы спускайтесь я сейчас. – Дождавшись когда он уйдет, растолкала Ивановича.

– Артемий Иванович! Вы что себе позволяете? Вы же входную не закрыли!

– Анечка так я… – подскочил пожилой охранник со своего места, – только со второй своей смены, а тут тихо вот и заснул. С кем не бывает?

– С безработными! – прервала его увещевания. – Я здесь чуть более полутора часов, записи с камер проверьте. И лучше всего сейчас. – Послушался, проверил. Отматывая видео из холла, прокрутил как в двери только что вышел Шах, затем его незамеченный вход, после которого он обнаружил меня в кабинете директора. А после вплоть до моего приезда более тишину коридорных проспектов офиса никто не потревожил.

– Фух, – я похлопала его по плечу, – никого по кабинетам искать не придется.

В этот момент на все еще не остановленной им перемотке холл быстрым шагом пересек Фельдмаршал в сопровождении неизвестного. Время совпадало с его звонком мне, но озабоченный вид Федора не вязался с беззаботным тоном и просьбой заскочить в офис. Попрощавшись с Иванычем, который теперь смотрел на меня с опаской, я подумала о том, что произойди что-то из рук вон выходящее, он бы не собирал меня и Шаха в своем кабинете, а поставил перед фактом произошедшего.

Выхожу на наше крыльцо и слышу, как охранник тут же закрыл входную дверь. Теперь о халатности на посту можно не беспокоиться следующие два месяца.

– Все разрешилось? – поинтересовался Шах.

– Да.

– Вы на своей? – он стоял возле черной Audi A6 в ожидании моего ответа. И вот тут до меня дошло, что я как сомнамбула из обители креативщиков в офис прибыла на общественное транспорте, а свою Peugeot оставила на стоянке во дворике. Протяжно присвистнула своей девичьей памяти и ее новой ступени на пути к прогрессирующему склерозу.

– Что не так? – тут же поинтересовался Шах, оглядывая машину и себя.

– Я без машины.

– Тогда садитесь, подвезу. – Открыл дверь, помогая сесть придержал мою руку в своей, закрыл дверь, обошел авто сзади и сняв пальто сел рядом. Видя его манипуляции, я с трудом сдержала улыбку. Все же Шах щепетилен до безобразия, а приятно до ужаса. Назвав адрес, он обернулся ко мне.

– Как проходит работа над проектом?

– Зашкаливает! Весь день в трудах.

– Есть идеи?

– Есть. Как вы относитесь к европейским рекламным роликам?

– Положительно. А что с ними?

– С ними все хорошо, будем подстраиваться. Провернем идею – смартфон незаменимый друг и помощник, а для передачи его актуальности используем несколько наметок схожих с трансформацией времени и пространства из кинофильма «Начало».

– Звучит хорошо.

– Да, – соглашаюсь, чтобы не рассказать, как на самом деле проходит рабочий процесс.

В повисшем молчании он от ничего неделания начал постукивать пальцами по ручке дверцы. Длилось это не долго, отстучав что-то необычное, но вполне ритмичное, обернулся ко мне и без предисловия огорошил вопросом:

– Анна, что вас связывает с Федором?

– А что вас связывает?

– Вы не ответили на вопрос.

– А вы заметили нашу близость?

Он молчит не отвечает, буравит взглядом подголовник переднего сидения, и я молчу не разъясняя. И откуда вдруг такой интерес?

– Вы с ним спите? – это прозвучало скорее как утверждение, а не вопрос. Если вдуматься, и припомнить тяжелые будни съемочной группы, можно ответить честно.

– Да, спала в монтажной. – Не глядя в его сторону, серьезным голосом поясняю, – он на кресле, я на диване, а Дмитрич на стуле между нами.

Плечи водителя авто вздрогнули. А Шах все же спросил:

– Это шутка?

– Да, как бы нет… – водитель еле слышно выдохнул, стараясь не рассмеяться. – Просто пытаюсь придумать, как вам объяснить…

– Что объяснить?

– Открытую близость присущую нашим отношениям. Понимаете… – здесь сделала значительную паузу, – я троюродная сестра его бывшей супруги.

– И как бы с супругой у них долговременных отношений не получилось. А со мной наоборот – только долгоиграющие и получаются.

Скосив глаза в его сторону, задалась вопросом: Мне показалось или он чуть-чуть расслабился? Шах увереннее взялся за ручку двери, по которой минуту назад стучал и совсем немного сместился в мою сторону. Подобные перемены в отношениях с коллегами по работе я не приемлю, среагировала на автопилоте:

– Но вы не расстраивайтесь.

– В смысле? – он удивленно посмотрел на меня.

– В смысле я его не сильно привлекаю, так что вскоре он будет свободен.

– Анна, что за чушь вы несете? – неприязненная тень пробежала по лицу Шаха, напомнив кадр из душа с газировкой.

– Как чушь? И совсем не чушь. Когда я с ним закончу, он будет весь ваш. – Покосилась на него и прищурилась, продолжая мысль:

– В профессиональном смысле. Он работе с клиентами отдает всего себя. – И еле сдерживая улыбку, – а вы что подумали?

– Что у вас здорово получается… – он мысль не завершил.

– У меня все тип-топ получается.

– Вводить в заблуждение тоже.

– Не без этого. – Видя знакомый поворот к родному дворику, я подалась в сторону Шаха и весело поинтересовалась, – так мне вам намекнуть, когда он освободится и душой и телом?

– Намекните.

Распрощавшись, стоя у крыльца, я смотрела, как удаляется черная Audi с задумчивым Шагеном и его водителем, чьи вздрагивающие плечи и красное от сдерживаемого смеха лицо еще долго будут мне помниться.

10

Окна его офиса в «Cascade» выходили в сторону бульвара Дружбы Народов, открывая вид на улицу и мелких людишек, что сновали туда и обратно на своих двоих или же сидя в авто. Этот сброд юродивых «ползущих» по дорогам Киева, седовласый мужчина под пятьдесят рассматривал, стоя у окна. Он видел их бесполезное и утомительное копошение и слушал отчет программистов по громкой связи. Злость в нем медленно закипала.

Акчурин мог честно признаться самому себе, что не будь они на другом конце города, не удержался бы и радикально изменил цвет мраморного пола в кабинете, выпустив кретинам кишки.

Они – эти идиоты! Не смогли вскрыть блок Шевченко и его личных серверов, даже через компьютер Романа. Более того, они только сейчас определили что система запаролена кодом, делящимся на три части, и только одна из частей хранится на изъятом ноутбуке. Оба программиста заверили, что в скором времени смогут найти и две другие части кода: либо части кода, либо пользователей их хранящих. Нужно время – не менее двух недель.

И желание поножовщины в Алексее начало расти после озвучения сроков.

Все же было бы не плохо расцветку пола изменить. – Думал он, – правда, эти проделки скрыть куда сложнее, чем девочек в подвале. А те слишком быстро дохнут.

Мужчина отдал программистам приказ искать дальше и задумался. Его гениальный план провалился с треском. Основанный на чистом обмане он всего то и предполагал, что подложный взлом заставит Шевченко вскрыть сервера для перепроверки. Вот тут-то его парни и вступили бы в игру, реально очистив подчиненные Роману блоки информации.

Но нет! Варягу требовалось заступиться за подстилку месячной давности!

Знал бы заранее – кто ее подстилает, не лез бы на рожон.

Мужчина треснул кулаком по спинке кресла, и оно отъехало в сторону. Сообщения из клинической больницы так же не радовали. Спустя сутки состояние Шевченко стабилизировалось, но в сознание он не пришел. И когда очнется неизвестно.

Остаются обозначенные программистами временные пределы – две недели. Что ж он согласен удерживать гнев следующие две недели. Завершив разговор, Алексей попросил секретаршу проводить гостя в кабинет. Варяг вошел свободно и непринужденно, занял кресло напротив.

– Слушаю. – Улыбнулся, словно и не он двумя выстрелами перечеркнул грандиозный план Акчурина на корню.

– Ты слушаешь?

– Я. – Кивнул наемный. – Вы звали. Я слушаю.

– Ты дерь…

– Алексей Владимирович, – наемный пресек его словоизлияния и потянулся за стаканом и бутылкой виски, радушно стоящими на столе. – Нам обоим известно, что любое неуважительное отношение будет бить по вам вашими же методами. Зачем усугублять ситуацию?

– Повтори. – Прищурился Акчурин.

– Вы меня нашли, вам должно быть известно кто я. – Не изменяя добродушной интонации, ответил гость. – И с «дерь» моя профессия не начинается.

Прищур Акчурина говорил о том, что у собеседника назревают крупные неприятности.

– Ты мне должен. – Без предисловий бросил Алексей.

– Я вам ничего не должен. – Улыбнулся гость. – От вас поступила просьба припугнуть. Я припугнул.

– Я велел разыграть взлом! Велел вырубить его на час или два! И вскрыть запароленную систему.

– Мы разыграли взлом, и я его вырубил. – Медленно ответил Варяг. – Что до остального трудно было представить, что он такой слабак, и отключится на более длительный срок. А в остальном – вы дали преждевременный отбой.

– Какого хрена?! – разъярился Акчурин. – Я за кому не плачу. Мать твою!

– Вы платите за результат. – Согласился тот спокойно.

– Так мы не договаривались, Варяг. Ты мне должен.

– Возврат аванса не обсуждается. Я потратил на вас свое время, Алексей Владимирович.

В этот момент в дверь постучались. И личный секретарь тихо сообщила о том, что финны на линии по срочному вопросу.

– Спасибо, Екатерина. – На удивление мягко ответил Акчурин. Когда за дамой бальзаковского возраста закрылась дверь, гость поднялся из кресла.

– Вижу, вы заняты. Пожалуй, мне стоит удалиться. – Под бешенным взглядом неудовлетворенного заказчика, он вышел со словами. – Сообщите, когда у вас появится конструктивное решение вопроса.

– Сообщу, мразь! Так сообщу, что… урою! – Алексей поспешил в свое кресло и, прочистив горло ответил на входящий звонок зарубежных партнеров:

– Доброе утро!

* * *

Это утро было насыщенным. Покровитель требовал все звонки перенаправлять на него, а так же документацию по наиболее важным и горящим вопросам. Собирая для Акчурина пакет документов, Людмила не заметила, как виновник ее улыбки и нежного румянца приблизился со спины.

– А вот и ты! – выдохнул в ее шею Варяг, легко поднимая девушку из кресла.

– Привет! – она обернулась в его руках и, наплевав на конспирацию, поцеловала. – Я соскучилась.

– Тогда жду вечером. – Он целовал ее, заставляя кружиться голову. Оборвав сладкое томление мягко коснулся губами ушка и так же тихо ушел.

Акчурин с перекошенным лицом оказался в приемной Шевченко через минуту, испугал и огорошил ее.

– Агата! С этим прекращаешь всякие отношения! – фраза взбешенного и еле сдерживающегося Алексея ее порядком напугала.

– Но…

– Никаких «Но»! – он схватил ее за подбородок, грубо заставил встать. – Я дважды не повторяю.

– Хо-хо-орошо. – Пролепетала Людмила бледнея. Если сдерживаемая злость и сила Варяга ее возбуждали, то бешенство Алексея Акчурина пугало до дрожи.

– Ну-ну, приди в себя улыбнись, детка.

Мужчина легко и в то же время ощутимо похлопал ее по щекам. Его плотно сжатые губы улыбались, в то время как глаза внимательно следили за лицом подопечной. Полугодовой страх, сковывающий все ее члены в ужасе от нанесенных им побоев, заставил улыбнуться вначале несмело, а затем широко. Да, она все же научилась наступать на горло животному ужасу перед этим человеком.

– Да, Агата, такие зубки стоит показывать. Я же их тебе сделал. Помнишь? – тыльной стороной руки он погладил ее по щеке.

Первый контакт за прошедшие шесть месяцев Людмила перенесла стойко и не позволила себе отклониться. Она отрицательно покачала головой, не переставая улыбаться. Конечно, помнит – из какой дыры он ее вырвал, помнит – какие операции по восстановлению внешности прописал, помнит – психолога, что над ней основательно поработал. Но в памяти и другое. И в такие моменты как сейчас Люда не могла с уверенностью ответить, чтобы она выбрала, будучи на грани безумия три года назад: его покровительство или смерть, о которой непрестанно молила в руках извращенцев.

– Вот так уже лучше! – наградив увесистым шлепком, предложил не отвлекаться от работы.

Высокая стройная блондинка заняла свое место и принялась далее сортировать документы и проверять почтовые ящики Романа. Руки дрожали, сердце мчалось галопом, а в голове эхом проносятся слова покровителя: «Помнишь?»

Она помнит, кто после истязаний вернул ей лицо и восстановил тело. Помнит, кто заплатил за операции. Забыть это невозможно, если тебе непрестанно напоминают. Помнит и о выматывающих душу сеансах психолога. Определенный результат был достигнут и воспоминания не доставляли больше боли и всепоглощающего чувства отвращения к самой себе.

Но ощущение грязи, с которой ее смешивали пять недель морально и физически, осталось с ней навсегда. Она не смывалась, сколько не три и не сдиралась, сколько не соскребывай, въелась под кожу, напоминая о том, что прошедшая через подобные унижения не достойна хорошего обращения, семьи, любви. Она кусок красивого мяса, чье дело молчать и не рыпаться, если жизнь дорога и есть желание сохранить целой шкурку. Хотя кому такая нужна после всего?

И все же ее взяли. И на ее изрядно подпорченную шкурку не безвозмездно нашелся покровитель, не дающий позабыть, кому она обязана Она и «благодарила» каждый раз когда он того намекал или же требовал. Еще не полный извращенец, еще не стопроцентный садист, он сам преподал ей уроки постельной игры, вышколив до автоматизма вне зависимости от ее настроения и желания. А затем бросил на баррикады собственного бизнеса, закрывать амбразуры грудью и не только.

Без семьи и без какой-либо защиты она легко поддалась новой ломке. Ведь черная склизкая грязь, с которой ее смешивали, въелась не столько в кожу, сколько засела в сознании. Людмила, считая оскверненной себя, не чуралась людских извращений и допускала их все, всегда, везде по указке.

Промышленным шпионажем ее функции не назовешь. Развеселить, ублажить прибывших в столицу гостей, пообещать золотые горы и новые приключения возможным партнерам Акчурина, действуя всегда в интересах покровителя, периодически преступала закон, опаивая указанных им. Благодарная за спасение, менее насыщенные ночи и относительную доброту она неукоснительно исполняла все возложенные на нее обязанности. Вплоть до одного вечера чуть более полугода назад, когда взглянув на фото человека чье расположение нужно было заполучить, она проявила свое негодование.

Пробыв под крылом Алексея более двух с половиной лет, она не ожидала следующей реакции…

Неожиданная, непредвиденная, иррациональная, непредсказуемая…

Да, лежа на койке в реанимационном отделении Людмила успела придумать много эпитетов определяющих его реакцию. Годы беспрекословного служения не смогли затмить маленький протест преданной подопечной.

Он не пожалел.

Нет. Как кусок бездушного мяса, как провинившуюся чернь Акчурин в течение часа избивал ее до полусмерти, заставляя в перерывах между побоями выкрикивать имя благородного господина разбитыми в кровь губами.

И она кричала, она просила, молила его… вначале… после сил хватало лишь на шепот, а под конец только на стон. И тогда память прорвалась сквозь с трудом созданный психологический барьер, услужливо подсказала, что происходящее ей знакомо. И мордуют ее с тем же садистским наслаждением, как и в сыром подвале пятиэтажки где ее держали с парой таких же невезучих дурех, надеявшихся на спасение. Через пять недель насилия и избиений в живых осталась только Люда. И как самая стойкая и живучая была оставлена в живых, чтобы служить одному из мучителей.

Она не забудет первых минут, когда попала в машину похитителей. Ине забудет мгновений, когда поняла, что среди ее насильников был благодетель Алексей Акчурин.

Через месяц после побоев он впервые пришел в палату, не подсылая помощников. Принес букет любимых хризантем, апельсины и абрикосовый йогурт – еще одну слабость Людмилы. Ласково погладил по оставшимся на голове волосам, называя своей девочкой. Пристально вглядываясь во все еще опухшее и синеватое от синяков лицо, сожалел о своей горячности. Ведь она имела право не согласиться на женский эскорт. Конечно, имела! Признался так же, что был не прав и пообещал более руку не поднимать. Конечно лишь в том случае, если его девочка будет благоразумной.

Девочка пообещала быть таковой. Мило улыбаясь ему, она точно знала, что уничтожит своего «покровителя». Правозащитникам желающим знать, кто и почему ее так нежно «ублажал», не сказала ничего. Людмила поняла, что ей нужна сила, безоговорочно преданная сила, которая защитит ее. И мысли о мести помогли сдержаться тогда.

А потом пара месяцев ушла на реабилитацию и восстановление внешности, еще две недели на так называемый отпуск от дел. А потом она попала в свою квартиру. В «свою» потому что Акчурин предусмотрительно переселил ее из личных хором в новоприобретенную трехкомнатную. И дал официальную работу в офисе Шевченко в качестве секретаря.

Не получив распоряжения на интим, с Романом она держалась холодно. Первое экономическое и второе юридическое позволяли с легкостью справляться с обязанностями и вызывать восхищение среди коллег. Однако Людмила ни с кем не подружилась и беседы по душам дальше рабочих вопросов не шли. Впервые чувствуя себя нужной профессионально, искренне радовалась каждому дню. И каждый день с опаской просматривала почту, на которую Алексей обещал скидывать новое задание. Так прошел месяц, затем еще один, затем три, прежде чем она обнаружила в почтовом ящике письмо и прикрепленное к нему фото. Ее заданием оказался коренастый мужчина славянской внешности, лет тридцати пяти, выше 180 см. Его отличали немного искривленный нос, тату на шее, короткий ежик светлых волос и холодный взгляд зеленых глаз. Кличка Варяг ему соответствовала.

Их встреча в баре «Milltnnium» как и требовалось, перешла в роман.

Настоящее имя Варяга Иван, рожденный в Одесской области, и проживший в Москве более тридцати лет, он особенно нежно откликается на обращение Ванечка, после которого заключает ее колени в объятия и утыкается в них головой. Он не любит грязь в отношении с женщинами. Большинство современных разнообразий секса называет извращениями, и без них дарит много больше, чем получает. Он каждый раз раздевается так, словно снимает с себя латы, а приближаясь к ней, становился нежным, внимательным, заботливым Ванечкой.

В прошлую ночь с понедельника на вторник Люда не знала, что он будет принимать участие в подставном шоу. Отработала с наигранным энтузиазмом всю программу утех для пьяного Шевченко и вовремя удалилась за дверь. Чувство омерзения к себе стойко отравляющее ее существование весь день поднялось с двойной силой, когда она увидела Варяга.

В начале не на шутку испугалась, он ранив Шевченко, провалил заказанное дело. А затем обрадовалась, ведь он был первым, кто заступился. Первым кто в ярости не преступил своих правил и распалил ее до предела, не причиняя боли, и не оставляя следов. Приехав к ней тем же вечером, не устроил разбора полетов и вел себя, как прежде. С одним исключением, извиняясь за грубость в гостинице, всю ночь не тронул и в то же время не отпустил, нежно поглаживая, и легко целуя, так и убаюкал на своем плече. Первый и единственный, возле которого она не чувствует себя грязной или оскверненной и он знает об этом.

Проснувшись под горячим боком Ванечки, она тут же продумала – каким будет их следующий день. Он обязательно будет у них, мучительно долгий и мучительно нежный. Ведь, если у некогда грязной бродяжки есть заколдованный принц сказку можно создать самостоятельно. А он у нее есть, и разрыв отношений в их планы не входит. Она нашла свою безоговорочно преданную силу, она будет бороться.