Текст книги "Песнь Морской Девы (СИ)"
Автор книги: Маргарита Романова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)
1 [Саманта]
[Благодарность моим друзьям – Анастасии Китовой и `Алану Протскому, за то, что согласились стать моделями для обложки, а так же благодарю их, Ажару Изтилеуову и Амину Мустафаеву за вдохновение идеей. Именно им четверым и посвящен этот роман]
– Не ходи, ты же знаешь, чем для тебя это обернется! – Кричала мне в след Анабель, пытаясь меня догнать.
– Только если меня раскроют. Я доберусь до Лондона и отошлю тебе весточку.
– С ума сошла! Саманта, ты сошла с ума! Через все Карибское море, кишащее пиратами, и Атлантический океан месяц плыть. Тебя разоблачат! В конце концов, это опасно!
Я остановилась, позволив дорогой подруге догнать себя, наконец. Бедняжка не знает как удобно в штанах, и мучается в корсете и юбках. Я сама недавно открыла для себя этот факт, так же, как и комфорт коротких волос.
– Если будешь орать на всю гавань, то конечно все узнают! – не выдержала я.
Анабель схватила меня за запястья, по ее милому личику покатилась слезинка.
– Ты не можешь вот так просто взять и бросить меня!
– Мне не выжить в этом городишке. Ты забыла? Отец проиграл меня борделю! И если я тут останусь… – Язык не поворачивался продолжить предложение. – Они найдут меня, город маленький, тут мне не скрыться!
– А чем лучше в Лондоне?
– Там меня встретит брат.
– И как он примет тебя? И примет ли вообще? Вы не виделись больше десяти лет.
– Все будет хорошо, Анабель. Верь в меня.
Подруга опустила глаза. Огненно-рыжие пряди, выбившиеся из прически, упали на милое личико. Я обняла ее в последний раз. Возможно, больше мы никогда с ней не увидимся. Горькие слезы напрашивались и мне, я с трудом их сдержала. Малышка Анабель, моя названная младшая сестра. Мы с детства были вместе и никогда не расставались. И вот пришел час разлуки.
Мое сердце готово было разорваться на части. Я поспешно отстранилась, последний раз заглянула в ее изумрудные глаза. Мои пальцы сами собой потянулись к ее щеке, чтобы стереть ручейки слез.
– Все будет хорошо. – Шепотом повторила я, не убирая ладони с ее лица.
– Вот возьми. – Анабель протянула мне что-то. В мою руку, звякнув, упал мешочек.
– У меня есть деньги! – Запротестовала я, пытаясь вернуть подарок.
– Тебе нужнее. Возьми. Тут двадцать золотых дублонов. Хватит на первое время.
Я понимала, что для Анабель это мелочь. Она из богатой семьи, тем не менее, никогда не слыла жадиной или разбалованной девицей. Со мной она делилась всем, как и я не жалела для подруги последней краюшки хлеба.
– Спасибо. И прощай.
Я скрылась в лабиринте темных переулков. Фонарей в этой части городка отродясь небыло. Луна и звезды скрылись за плотной вуалью облаков. Но я хорошо ориентировалась в родном поселении.
В нос ударил соленый запах моря и тины. Я на месте. Корабли на пристани, казалось, спали. В ночной тиши было слышно, как плещутся о каменистый берег волны, как натягиваются тросы и позвякиваю цепи. Жуть одним словом.
Лишь на одном из этих громоздких кораблей горел единственный фонарь. А рядом, прихрамывая, вышагивал туда-сюда темный силуэт. Меня ждет.
Я взобралась на борт «Акульего зуба» и наткнулась на грозный взгляд боцмана.
– Впредь, будешь так опаздывать, тебя ждать никто не станет. Уяснил, малец?
– Так точно! – Я вытянулась по струнке.
– Ну и писклявый у тебя голосок. Как у девчонки. Ну и Кракен с тобой. Шуруй в кубрик, да выбери себе гамак по вкусу.
– А если он будет кем-то занят? – решила я рискнуть.
– Так скинь с него все лишнее и покажи кто тут главный. Все, малец. Завтра отплываем.
Я поправила за плечом свои пожитки и шагнула на встречу новой жизни.
Подыскав приличный гамак, я устроилась на нем. Правда первая попытка провалилась. Я с грохотом упала, разбудив пол команды.
– Растяпа! – проворчал кто-то с соседнего гамака.
– Пьяный что ли. И в койку нормально залезть не можешь?
– Волны из под ног палубу выбивают?
– Заглохните, раскудахтались! – Расхрабрившись, выкрикнула я, сделав голос, как можно грубее. Кто-то хотел было возразить, но меня поддержал еще один сонный моряк, явно обладающий авторитетом среди команды.
Лишь только все поутихло, я повторила попытку. Но и тут гамак накренился, и я начала соскальзывать. Ухватившись руками за основу, я попыталась восстановить равновесие, как червяк, по очереди перемещая части тела в середину гамака. Получилось.
Скоро матросы снова захрапели. Но мне сон никак не шел. В голове роилось столько мыслей, что хорошенько обдумать каждую ночи бы не хватило.
Отец продал меня в сексуальное рабство! Как он мог! За его грешную жизнь грязного безработного пьяницы должна расплачиваться я? Да ни за что! Ублажать мужчин, таких же пьянчуг, как он, а потом, когда состарюсь и приду в негодность, помереть на улице от голода? Да я лучше больше никогда не надену платье и навсегда распрощаюсь с косами, которые так любила.
Правда. Из всего, что я имела, я больше всего любила свои пышные русые косы. И никогда в жизни бы их не остригла. По крайней мере, я так думала.
Сегодня утром, подслушав разговор отца с его «товарищами», я сбежала из дому. Как водится, завалилась к подруге с крокодильими слезами. Но Анабель небыло дома, ее семья ушла на парад в честь нового лейтенанта. И стража меня не пустила.
Блуждая по улочкам, я приняла решение.
Осколком обрезала себе волосы, да утопила их в волнах Карибского моря. Долго стояла и провожала их мокрыми от слез глазами, пока те не ушли на дно.
Стащила с чьей-то бельевой веревки мужскую одежду. Она, правда, оказалась мне слишком велика. Но ничего. Перетянула грудь какими-то тряпками, заправила серую рубаху в грязно-коричневые брюки, затянула ремень потуже и отправилась на пристань.
Мне долго пришлось уговаривать капитана «Акульего зуба» взять меня в плаванье. Остальные на отрез отказывали, ссылаясь на недостаток места. Последний пассажирский корабль уплыл прямо у меня перед носом. А этот, вроде купеческий, отплывает завтра на зоре.
Договорившись о месте на судне, я побежала домой. Отец, как всегда, пропадал в барах. Тогда я собрала все нужное: сменную одежду (пару папиных рубах, башмаки и брюки), кусок мыла, мамин жемчужный браслет (Я хорошо спрятала его, так что отцу не удалось проиграть и его), нож, что подарил мне когда-то брат, да кошель с накоплениями на черный день.
По дороге обратно я зашла к Анабель. Попрощаться.
И вот я здесь.
Нужно выспаться, завтра много работы. Ведь мы выплываем в открытое море!
2 [Саманта]
– Откуда у тебя руки растут! – услышала я за спиной ругань боцмана. И сразу поняла, что адресовано это мне. – Узлов в жизни не вязал?
Я повернулась лицом к коренастому мужчине с очень злыми черными глазами, и виновато опустила голову.
– Эх, горе-матрос, пшел с глаз моих долой. Будешь в трюме полипы от палубы отдирать!
– Да куда ему с такими нежными ручонками! – расхохотался старпом. – Ему бы палубу драить, а юнец!
Я замешкалась, не понимая чем мне заняться. Вроде как старпом главнее боцмана и его приказ важнее? Или наоборот? И приказ ли то вообще был? Уже три дня в море. А все никак не разберусь.
– Чего застыл, крысеныш, Выполнять! – заорал боцман, и я со всех ног помчалась в трюм.
Какая же мерзость эти полипы! Скользкие, склизкие, и отвратительно вонючие! И как же трудно отдираются!
Я вооружилась ножиком и стала отшкарябывать эту мерзопакасть, кидая их в жестяное ведро. За работой я совсем забылась. Мысли о доме и о прочей ерунде ушли на второй план. Меня полностью поглотили раздражение и желание поскорей покончить с этим.
И чего они тут разрослись? Как сорняки в огороде ей богу. Так сорняки хоть вырывать легче. А эти приросли, словно часть корабля. Будто им тут и место!
Вдруг позади меня раздался шорох. За ним грохот. Маленькая бочка с ромом подкатилась к моим ногам. Корабль качнула волна, и я чуть не потеряла равновесие.
– Кто тут? – Испуганно вскрикнула я. Но тут же взяла себя в руки. Держа нож наготове, стала всматриваться в темноту.
За ящиками и сундуками послышалось вошканье. Взяла фонарь и пошла туда. А что делать?
Еще не обогнув склад, я увидела чью-то туфельку. За ней показалась изящная ножка, прикрытая изорванным подолом платья.
– Выходи! – Сделав голос как можно грубее, крикнула я. Ножка дернулась, спряталась под юбкой.
Я подошла ближе, выставила перед собой фонарь. Тусклый свет выделил из трюмной тьмы девичье тельце. Девушка, сжавшись в комочек, закрыла руками лицо.
– Прошу, не выдавайте меня! – шептала она сквозь слезы. И убрала ладошки с личика, взглянув с мольбой в мои глаза.
– Анабель?!
– Саманта! Я так рада!
– Тише, успокойся! Как ты сюда попала? Подожди, ты, наверное, голодная, три дня тут сидишь?
– Нет. – Все ещё дрожащим голосом сказала Анабель. – Генри носил мне еду. И воду.
– Генри? Он провел тебя на корабль? – Я застыла в изумлении, ведь Генри – старпом «Акульего зуба», всегда придерживался правил. А тут тайком от капитана, да и вообще от всей команды, провел на борт женщину!
Анабель виновато опустила голову.
– Я подумала. – Она всхлипнула, утерла носик тыльной стороной ладони. – Я подумала, раз уж ты решила изменить свою жизнь, от чего бы и мне не попробовать? Я люблю Генри. И он меня. Но родители не позволят мне выйти за него. Поэтому мы решили сбежать.
– А ещё меня сумасшедшей называла! Тебе повезло, что именно меня, а не кого другого отправили чистить полипы.
– Ты же прикроешь меня?
– Я сделаю все, чтобы…
– Эй юнга! – я вздрогнула, тут же выскочила из-за бочки. Со ступеней, держась одной рукой за палубу, на меня смотрел крепкий матрос.
– Да? Я тут.
– Склянки что ли не слышал? Сбор на обед!
– Да иду, иду.
– С кем ты тут базаришь? – Матрос навис надо мной, как коршун.
– Рассуждал вслух.
– И о чем же?
– Не твое дело!
– Хех, глядя на тебя можно подумать, что болтать с полипами интереснее, чем с живыми людьми. Чего ты на меня взъелся, я же просто познакомиться поближе хотел!
– А, ну раз так, то меня Сэм зовут. – Я протянула руку.
– Да знаю я кто ты. Я Олаф.
Он крепко сжал мою руку. Мои бедные косточки чуть не хрустнули от такого рукопожатия. Я едва сдержала стон от боли и сохранила нормальное выражение лица. Только когда он отвернулся от меня я поморщилась и прижала руку к груди.
– Держись меня и в беду не попадешь. – Улыбнулся он.
Самоуверенный бугай! Повыпендриваться перед новичком решил. Ну ничего, я еще докажу, что и сама со всем справлюсь.
Хотя в принципе Олаф парень не плохой, чего это я. Да и такой друг мне пригодится. Никогда не знаешь, что случится через минуту, поэтому хотя бы один союзник у человека всегда должен быть. Может удастся подружиться и с другими членами экипажа.
– Чего это наш старпом на тебя так недобро поглядывает? – Пригнувшись ко мне, спросил Олаф. В общем гомоне, обедающих матросов, его никто не услышал, кроме меня. Я проследила за его взглядом. Генри и правда следил за мной, почти не отводя глаз, прищурившись.
И что Анабель нашла в этом неприятном, грубом типе? Ясные голубые глаза? Вот единственное, что было действительно красивым во всей его внешности. Красное лицо, обветренные губы, чересчур длинный нос весь в пятнах непонятного происхождения. Сложен он не так, как описывала мне Анабель мужчину своей мечты. Он, конечно, был подтянут и под кожей у него бугрились мускулы, но для нее он был слишком худым. Лоб испещрили морщины, выдавая его возраст. Вот ничего в нем меня лично не привлекало. Олаф и тот красивее на его фоне выглядит.
– Не знаю. – Пожала я в ответ плечами. На самом деле же мне была прекрасно известна причина такой заинтересованности. Мне почему-то захотелось подшутить над ним. Я потянулась к самому уху Олафа. – Наверное, вспомнил, что я видел, как он в городе женское платье примерял.
Результат был именно таким, как я и задумывала. Олаф округлил глаза, поднял в удивлении брови.
– Серьезно? – Чуть ли не закричал он.
Я поспешно схватила его за локоть и развернула, мельком взглянув на старпома, насторожившегося, как лань, уловившая шаги приближающегося хищника. Мы сели к нему спиной и зашептались. Скоро матросы стали разбредаться по своим местам и в камбузе стало тише.
– Что нам делать с этим? – подленько потерев руку об руку, спросила я Олафа.
– Думаю, стоит всем рассказать.
– И капитану тоже?
– А как же. Он же должен знать, что он за человек. – Рассмеялся на весь камбуз мой новый приятель.
– Эй, бездельники, а ну все за работу! – Закричал Генри. Все, включая Олафа и меня вскочили, побрасав недоеденные каши, и кинулись исполнять приказ. – А ты, юнга, постой.
Я остановилась, смело повернулась к старпому, дерзко глядя ему в глаза.
– О чем вы с этим обалдуем говорили?! – Начал он представление тихо, но с явной угрозой в голосе.
– О чайках! – голосом несоображающего послушного солдата ответила я.
– О чайках?! Ты мне тут ракушки не моли! Говори, висельник несчастный, что видел в трюме?
– Невесту вашу видел, сер. Но с Олафом ее обсуждать не смел!
– Если ты кому-нибудь проболтаешься…
– Если вы еще раз тыкнете в меня железкой, – Выпрямившись оборвала я его угрозы, – то вся команда узнает о малютке Анабель и о том, кто привел ее на борт!
Ловко развернувшись, я отправилась в трюм, продолжать откорябывть полипы. Вот и еще один союзник. Ну или почти. Под страхом разоблачения, он не посмеет и пальцем меня тронуть. Главное, что бы он не вздумал прирезать меня во сне чтоб наверняка.
Прихватив с собой одеяло, я спустилась к Анабель. Бедняжка наверняка замерзла в сырой и холодной нижней палубе.
3 [Анабель]
С побегом на корабле жизнь заиграла новыми красками. И хоть я сидела целыми днями меж бочек, вздрагивая от каждого шороха, на душе было легко и радужно. Я проводила время, мечтая о будущем, о Генри, о нашей свадьбе, о наших детях и маленьком домике в Британии на берегу океана.
И я думала, что в плавании мне будет скучно и одиноко, как первые три дня. Но Господь сжалился надо мной и привел Саманту на тот же корабль, что и меня. Подругу моего детства и юности сильно потрепала служба на борту «Акульего зуба». Несчастной пришлось расстаться со своими роскошными волосами. Как же я завидовала ей в золотые годы нашей дружбы, за такие густые блестящие косы. Их бы в прическу с лентами и стразами, а она их в море…
Я ее даже не узнала сперва. Спала себе, как вдруг проснулась от того, что рядом кто-то ходит. Испугалась, да по глупости ерзать начала, чем и привлекла к себе внимание. А она таким грубым голосом как крикнет «Выходи!». Чуть там же со страху не померла. С тех пор она навещала меня так часто, как могла. Специально вызывалась отчищать полипы в трюме, что бы поболтать со мной. Я даже начала ей завидовать, потому что она могла свободно перемещаться по кораблю, погреться на солнышке, посмотреть на звезды, вздохнуть свежим морским бризом. А я сижу тут и света белого который день не вижу. Словно запертая в темнице. От скуки начала потягивать рому из их бочек. Немного, только что бы скуку развеять.
В конце концов я сама выбрала такую судьбу. И это не на всегда, рано или поздно это заточение закончится. И там меня ждет счастливая жизнь с любимым.
Генри приходил ко мне по ночам и я тонула в его ласках. Млела от его ласковых речей и грандиозных обещаний. Таяла от прикосновений и тех моментов, когда мы становились единым целым. Когда его тело, пропахшее морской солью и тиной, сливалось с моим. Здесь нет запретов и глупых правил. Здесь нет родителей, что вечно указывают что делать. Здесь только я, Генри и наша любовь.
Иногда в минуты одиночества, когда Саманта и Генри были заняты делами на верху, я вспоминала беззаботное прошлое.
Однажды, когда я была еще ребенком, я сбежала из дома, потому что родители уехали по важным делам, а мне было жутко интересно что творится за стенами нашего особняка. Не знаю, как моя нянька могла такое допустить. И не помню, как миновала стражу у входа, но я оказалась на широкой улице. Там царил настоящий хаос. Все куда-то спешили. Повозки, лошади, телеги носились туда-сюда, грозясь сбить зазевавшихся прохожих. Прислонившись к каменной стене какого-то дома, я бочком продвигалась, пока не вышла на рынок. О базарах я знала только по рассказам папеньки, когда он приносил очередной подарочек, что бы побаловать дочурку. Но в жизни рынок оказался куда интереснее. Изобилие товаров и ароматов. Разнообразие человеческих голосов и наречий. Я даже поболтала с говорящим попугаем.
А потом забрела на площадь, где казнили какого-то пирата. Я не готова была увидеть, как человека суют в петлю и тот еще долго дергается в конвульсиях. Как глаза его вылезают из орбит, как синеют губы. Как на шее разбухают вены. Я стояла не в силах отвернуться и закрыть глаза. Меня словно парализовало. Я не могла дышать и словно чувствовала ту боль, что веревка причиняет висельнику. Боже, я запомнила это зрелище на всю жизнь, оно являлось мне в кошмарах. И, порой в темноте мне казалось, что на меня смотрят выпученные глаза мертвеца.
Когда его вытащили из петли и бросили бездыханное тело на кучу таких же трупов, я завизжала и побежала прочь. Не разбирая дороги, заливаясь слезами я неслась по улицам. Кажется, меня тогда чуть не сбил всадник. Он грозился выпороть меня, но я убежала. Спряталась в каком-то узком переулке и просидела там до вечера.
Позабыв про мертвеца, я вдруг поняла, что заблудилась, и что очень голодна. И снова зашлась слезами.
– Хей, ты чего ревешь? – Передо мной стояла какая-то тощая оборванка. Мама учила не говорить с такими и даже не смотреть в их сторону. Я и отвернулась, высоко задрав носик. – Ишь какая высокомерная. Прям королева мокрых глаз и красных носов! А платьице то м-м-м!
Девчонка не спрашивая разрешения коснулась юбки и потерла шелк между пальцев. Налюбовавшись работой лучшей швеи, она плюхнулась рядом со мной.
– Ты чего тут делаешь? Заблудилась, что ли, мелюзга? – Девочка была старше меня года на два.
– Я не мелюзга!
– А кто же ты?
– Донья Анабель Родригес. Дочь главного банкира Кокле дель Норте!
– Ах простите, Донья плакса Родригес. Ладно шучу, не дуйся – лопнешь. Я Саманта, но можешь звать меня Сэмми. Есть хочешь?
– Угу.
Саманта протянула мне нават – кристаллический сахар, привезенный купцами из Средней Азии.
– Эй, зубы обломаешь, не грызи его так!
– Вкусный.
Мы разговорились и через четверть часа уже смеялись звонкими голосками, позабыв о взаимной неприязни друг к другу. Прогулялись по рынку. Сэмми продемонстрировала мне искусство добычи пропитания, стащив с прилавка два банана и авокадо. Попировав на ходу, мы дошли до моего дома. Оказывается Сэмми знает весь город и даже кто где живет.
Дома меня ждали разгневанные родители, зареванная нянька, встрепанные слуги и стражники. Должно быть им свеем влетело за то что за мной не уследили. А потом влетело и мне.
С того дня мы часто встречались с Самантой и гуляли по городу или набережной. Поначалу я сбегала, но вскоре, что бы сильно не волноваться, родители стали сами отпускать меня. Даже сшили мне простое платье, что бы не выделялась из толпы.
Маменька и Папенька были не в восторге от моей новой подруги, и все удивлялись, почему мне с ней интереснее играть, чем с Доньей Кристиной – нафуфыреной гордячкой. Но противиться моему упрямству не смогли. А через пару лет даже стали приглашать Сэмми на ужин или просто погостить. Мне приходилось обучать ее манерам, что бы впечатлить родителей.
И с каждым годом наша дружба все крепла. На восемнадцатый день рождения Саманта подарила мне браслет из ракушек, которые сама собирала. Такой же был и у нее. Это были символы нашей дружбы. Мы никогда их не снимали.
Вскоре после этого я повстречала Генри. Прогуливаясь по набережной, я ждала Саманту… Но в тот вечер она почему-то не пришла. И я, любуясь закатом, зазевалась и столкнулась с работягами, что грузили снасти на корабль. Они грубо оттолкнули меня, что бы не мешалась под ногами. И я, потеряв равновесие, упала с причала прямиком в море. Плавать на тот момент я не умела, а потому пошла ко дну. И спас меня никто иной, как Генри.
– Портовые вы крысы, как вы обращаетесь с дамой! Le pido perdón, señorita, эти грубияны получат по заслугам. – Он укутал меня в свой мундир, и я тут же согрелась.
В тот день я влюбилась в его испанский акцент.
Мы гуляли дни на пролет, а когда он уплывал в длительные плавания я ждала его с трепетным нетерпением.
А теперь я отправилась в плаванье вместе с ним. И мы проводим больше времени друг с другом, чем раньше. Хоть и приходится торчать нескончаемыми часами в трюме.
Через пару недель я не стерпела и пожаловалась ему на сырость и жесткую лежанку, которую он соорудил мне из соломы и тряпок.
– Я не могу больше тут находиться! Почему ты не проведешь меня в свою каюту?!
– Ох, Dulce Anabelle, нас могут заметить. На корабле никогда не спит вся команда.
– Прошу, Генри, я устала, этот трюм давит на меня. – Я надула губки.
– Хорошо, дорогая. Только осторожно.
Он пошел вперед, выглянул на палубу. Махнул мне рукой. Ах, как же приятно разогнуть ноги, да пройтись немного! Я вышла вслед за любимым наружу. Меня ослепил холодный свет звезд и растущей луны. Тонкий полумесяц, сверкающий в небе, отражался в водяной глади. Как же прекрасно море! Нет, любоваться им с берега – это другое. Такой красоты в поту не увидишь!
– Быстрее. – прошептал Генри, опасливо поглядывая на человека за штурвалом. Тот смотрел в подзорную трубу, куда-то в даль. И пока он не повернулся к ним, нужно было скорее пробраться в каюту.
– Женщина на борту! – Раздался истошный вопль с левого борта, словно корабль атаковали праты. – Полундра! – Какой-то парень побежал в кубрик будить всех.
– Стой, поганец, закрой свой поганый рот! – Но Генри не успел перехватить матроса и тот ускользнул, крича на всю округу.
Тут и стоящий за штурвалом встрепенулся. Пригляделся. Да как заорал:
– Капитан!
На палубу тут же вывалила вся команда. Они злобно тыкали в меня пальцем. Что-то шипели, кричали, даже пытались угрожать. Я пыталась спрятаться за спину Генри, но он почему-то оттолкнул меня и так же жестоко стал осыпать ругательствами.
– Зайцем решила поплавать?! Портовая ты крыса!
– Женщина на борту – к беде! – кричали в один голос матросы.
Раздались тяжелые шаги. Под сапогами трещали доски. Сквозь толпу чинно шел капитан.
– Что за сыр-бор? Тишина на палубе!
Все мигом замолкли. На глаза наворачивались слезы. Ну вот и все. Сейчас меня отправят на корм рыбам. В растерянности я посмотрела на Генри. Но его лицо было каменным, непроницаемым. Словно он меня и не знал никогда. Словно небыло тех ночей и той связи.
– Ну? Отвечайте псы помойные, кто притащил с собой проститутку?!
Генри, почему ты молчишь? Почему не заступишься? Почему стоишь и делаешь вид, что я для тебя никто? Неужели все, что он мне говорил – грязная ложь? Нет, не может быть, он любит меня! Я люблю его! Почему все молчат? Никто за меня не вступится? Саманта?
Я нашла взглядом подругу. Она смотрела на меня круглыми от страха глазами. Как и меня ее охватила паника. Но почему она ничего не делает?
– Вот, проникла зайцем плутовка. – Обратился Генри к капитану, дернув меня за локоть. Не устояв на ногах, я упала на колени перед капитаном.
– И что мне делать с тобой, красотка? – Он плотоядно улыбнулся, взяв пальцами мой подбородок, что бы я смотрела ему в глаза.
– Прошу, пощадите… я… могу оплотить… высадите меня в первом же порту. У меня есть деньги…
– Не слушайте ее капитан! – выкрикнул кто-то.
– Молчать!
– Филипп прав, Кэп. Баба на коробле – к беде. – осторожно подначивал боцман.
– Верно говоришь, друг мой. Связать негодяйку!
Толпа матросов засуетилась, забурлила, закипела и выплюнула двоих моряков с крепкими путами в руках.
– Подождите! – раздался тонкий юношеский голосок. – Капитан, подождите! Ведь она предложила оплату!
Слаба Богу, Саманта! Она меня выручит. Уговорит, найдет способ.
– Как смеешь, юнга, ты мешать мне вершить суд?
– Жаль ведь… Такую красоту на корм рыбам!
– Предлагаешь пустить ее по рукам, а как матросня насладится, протащить ее под килем?
– Возьмите ее к себе в фаворитки! – не сдавалась Саманта.
Что это она придумала? К этому в фаворитки? Но если такова цена жизни, то я готова на все. Тем более Генри так жестоко предал меня. Он отказался от меня, так пусть я достанусь другому.
– Имя, юнга!
– Сэм.
– Так вот послушай, малыш Сэмми. Еще ни одна женщина не ступала на борт «Акульего зуба», и потому это судно все еще на плаву и ни разу не наткнулось на пиратов. И потому я уже пятнадцать лет ношу звание капитана. И за эти пятнадцать лет ни один засранец не смел перечить моему слову! Чего встали, черви навозные? Привязать девицу к ядру, да руки-ноги покрепче свяжите, что бы не всплыла чертовка, да обратно на борт не забралась! Шевелитесь! А ты, юнга, – капитан снизил голос, взяв за грудки Саманту. – Вздумаешь бунтовать, вслед за красоткой своей отправишься дно морское исследовать!
Меня жестоко стягивали веревками, туже чем, корсетом. Так, что даже дышать было сложно. И не пошевелиться. Гадкие матросы не упускали шанса облапать женское тело. Я вырывалась и кричала. В рот мне засунули вонючую тряпку. А что бы не брыкалась, врезали под ребра, да так, что дыхание перехватило. Они тащили меня, что-то громко крича. От боли и недостатка воздуха перед глазами все плыло, а слух притупился и весь этот шум был словно где-то за толстой стеной. Мое бедное тело онемело, перетянутое веревками. Кляп выпал изо рта в то мгновение, когда я полетела в море.
Миг и я уже под толщей воды. Перед глазами замерла картинка, как Генри спокойно взирает на меня с палубы, а Саманта бездействуя, смотрит, как ее подруга идет ко дну.
Соленая вода стала разъедать мои глаза. От невыносимой боли я кричала. Но моего голоса небыло слышно. Изо рта вырывались только столбы пузырей. Холодно. Темно. И больно.
Морская вода заполнила мои легкие. В горле защипало так, будто его раскорябывали изнутри рыболовными крюками. Голова, словно бы набухала. Что-то давило внутри черепной коробки, пытаясь вырваться из оков моего скелета. Сердце остановилось и закололо. Как будто оно превращалось в лед. Все тело зачесалось. Будто сквозь кожу наружу прорезались тысячи ножей. Я услышала нежное пение, словно тысячи девушек пели хором в несколько голосов:
Погубит деву злой обычай
Рожденный глупою приметой
Убийцы станут нам добычей
Воскресни силой песни спетой!
Вот и все? Значит так выглядит смерть.
Сознание медленно угасало. Последнее, что я успела подумать: Пусть Генри настигнет злая участь, а с ним и Саманту и гадкого капитана! Пусть «Акулий зуб» пойдет ко дну со всеми его сокровищами, а его команда умрет в страшных муках!!!
