Текст книги "Босиком по облакам (СИ)"
Автор книги: Маргарита Ардо
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)
– Эля, прости меня! Гаечка... – чуть не плача, проговорил Артём. – Я хочу искупить и не знаю, как. Я хочу сделать твою жизнь лучше! Скажи, я сделаю всё что угодно.
– Не сделаешь! – крикнула я и снова ткнула ему пальцем в грудь.
Артём отступил. Я шагнула на него. Хотелось его побить, отхлестать, чтобы дошло, чтобы прочувствовал! Я схватила со стола сахарницу и шваркнула об пол. Артёмвздрогнул.
– Ты уже не сделал! – продолжала я громыхать, наступая. – И как мне теперь верить после этого?! Сложно было по-человечески поинтересоваться, чтослучилось с человеком, который попал под колёса тачки твоего долбанного друга?!
– Я спросил.
Я толкнула его снова, закипая от ещё большей ярости.
– Спросил?! И поверил, что человек не пострадал? От наезда на скорости вашегогадского порше, чтоб у него все колеса поотваливались?! Тебе что, пять лет – верить в такое? Ты в машинки играться научился, а ответственность нести – нет?!
– Эля, нет. Всё не так, я...
– Да-да, так! – вопила я, как Горгона в период критических дней. – Это же просто! Так просто! Кивнуть и отмахнуться! А проявить человечность? В глаза, блин, посмотреть? Да нет, куда там! Что для тебя с твоей долбанной миллиардерской верхушки люди! Муравьи? Мухи? Жуки? Как у Цоя – этот лапку сломал, не в счёт? А помрёт, так помрёт?! Пофиг?!
– Нет, Эля! Не пофиг. Я забочусь о людях, – нахмурился Артём. – И не жалею денег, чтобы чужие жизни спасти... По-твоему, я вообще торгаш, барыга, мерзавец? Я хочу, чтобы ты знала, мой фонд...
– Да чихала я на твой фонд! Ненавижу тебя, ненавижу! Это какие-то двойные стандарты: этих спасаем, этих калечим, на этих плюём с Останкинской башни! Как это в тебе уживается? Ты скажи, как?!
Он снова отступил, сглотнув. Я уткнула руки в боки, агрессивная, как бойцовский индюк.
– А ты знаешь, что твой хренов друг и не задумался, чтобы помочь с лечением илидаже просто навестить в больнице и извиниться? Нет, ты не знаешь! Тебе это былоне интересно! А он кому-то дал на лапу, и получилось, что я сама нарушилаправила дорожного движения! Выпрыгнула, ёпта, из-за угла на испуганный Порше Кайен! И он, бедняжка, от шока с управлением не справился. Да-да, не стоит так округлять глаза!
– Этого я не знал, Эля. Это же бред, как это возможно... – он пробормотал, наполненный виной и раскаянием.
Но меня несло дальше на гребне гнева, как Валькирию над трупами. Где-то в голове громыхал Вагнер, во рту было сухо, в груди пусто. Сердце словносвернулось в комок и не хотело высовываться, пока я тут бушую. Но я не собиралась останавливаться.
– А вот возможно! Ты, наверное, тоже кому-то дал взятку, чтобы ГИБДД отстало?! Так что твой фонд тут не при чём! Это только отмазка, чтобы поддерживать положительный образ себя!
– Это не так, Эля...
Забытая на следующем столе чашка разбилась вдребезги об угол цветочной подставки на другом краю комнаты, до которой мы незаметно добрались: я напирая, он – отступая.
– А как?! Ты-то сам ногу ломал когда-нибудь?! А две?! Хочешь попробовать, каковоэто?!
Скрипнула дверь, высунулась Костина голова из номера.
– Эй, ребят, вы чего?
– Уйди!!! – хором рявкнули мы.
Костя исчез в своей комнате. Дверь в номер Лизочки тоже приоткрылась и тут же аккуратно закрылась. Да, у учёных есть мозг. Аэродинамика летящей об стену чашки не входила в Лизочкину сферу интересов. А мне хотелось разбить ещё что-нибудь. Артём смотрел на меня широко открытыми глазами. Облизнул губы.
– Я причинил тебе боль по неосторожности, Эля! Но я не оправдываю себя, главное, что причинил. Я сожалею об этом так, как только можно! Это не прощаетменя, и всё же я люблю тебя! Я на самом деле сожалею...
– Ах, ты сожалеешь! – сузила я глаза. – А как твой язык повернулся меня подозревать, а?! Всё зная, ты спросил у меня о мотиве! Вот она, твоя любовь идоверие! Только логики для бизнесмена – фиг! Да если б я тебе эти спички не показала, ты б до сих пор медитировал под запись! Какой у меня был мотив – выводить себя же на чистую воду? Любовь к мазохизму? Так знай, я ненавижу боль, ненавижу обман и ненавижу всякие интриги!
Лицо Артёма вытянулось. Я сдвинула брови и пошла на него, как бык назамешкавшегося тореадора. Подул сквозняк, в лицо пахнуло мятой, сушившейся набольшой белой тряпке в холле первого этажа. Мы были уже у лестницы. Как незаметно кончилась кухня...
Я выдохнула раскалённый воздух из ноздрей и продолжила:
– А ты жадный. Ты ставишь себя в центр событий. Ты хочешь всё сразу: денег, просветления, удовольствий, йоги, секса, и чтоб тебе за это ничего не было! Так не бывает! Платить всегда надо!
– Да я и плачý! – нервно выкрикнул Артём. – И готов платить! И расплачиваться!
– Невозможно всё мерить деньгами! Я не о деньгах!
– И я не о деньгах! – Взъерошенный, он дёргано взмахнул руками, переступил с ноги на ногу. И вдруг покачнулся. Издал странный звук. И с грохотом полетел кувырком вниз по ступеням.
Весь мой гнев мигом смыло, будто контрастным душем. Я бросилась за ним:
– Артём, ты куда?
Секунды спустя мы оба остановились. Распластанный в неудобной позе, Артёмкривился и, часто дыша, пытался втянуть сквозь зубы воздух. Его глазарасширились, не моргая. На лбу выступили бисерины пота. Правая нога былавыгнута как-то странно. Я похолодела. Боже, да это же кость торчит! Артёмпопробовал подняться на руках, но скривился ещё сильнее и даже зажмурился.
– Артём... – проговорила я, – стой, не шевелись!
Он со стоном втянул сквозь зубы воздух. Отчаянно морщась, подтянул ноги и всё-таки сел, откинувшись на деревянную стеновую панель.
– Фух.
Я в ужасе прикрыла ладонью рот:
– Артёмушка, милый, родненький, очень больно?
– Ерунда, – выдохнул он, кусая губы.
– Прости меня, пожалуйста, Артёмушка!
Артём посмотрел на меня.
– Это ты меня прости. – И через силу улыбнулся. – Кажется, меня настиглапрарабдха-карма. Слава Богу, что не дошло до следующей жизни! Я бы не хотел тебя в этой терять, а там пока ещё родишься, пока найдёшь...
– Сейчас я скорую вызову! И лёд надо срочно! Будет легче, надо лёд... Простименя!
Он сглотнул.
– Подожди! – удержал рукой за предплечье. Его ладонь была ледяной. – Не тебе прощения просить. Дурацкая лестница. Как специально. Но не специально... Как бы я хотел, чтоб было так просто, Гаечка, и нога наизнанку пошла взаимозачетом! Я б тогда ещё и головой об стену, и что там ещё? Чтобы как у тебя... – Он сноваоблизнул губы, борясь с болью. – Только б ты простила меня, Эля. Я не смогу без тебя.
Я села перед ним на колени и, чуть не плача, погладила его кудрявую голову, щёку. Он прижал мою ладонь к себе.
– Я тоже, наверное, не смогу...
– Правда? – Он попытался улыбнуться, но моргнул и скривился от боли.
– Отпусти, я за льдом. Нельзя медлить!
– А вдруг ты совсем уйдёшь? – тихо пробормотал Артём.
– Да куда я уйду? Я же люблю тебя, дурачок! Боже, как я могла! Прости меня, – намоих глазах выступили слёзы. Стыдно. Больно потому, что ему больно! Но сейчас меня скрутило не памятью из прошлого, а настоящим, словно я тоже что-тосломала! Будто между нами исчезло ощущение разделения из тел, и мы были одно, единое. И зачем я хотела, чтобы он испробовал на себе? Я же знаю, каково это! Господи, мысли наказуемы, а желаний стоит бояться! Особенно слов, высказанных в гневе. Вина – это тоже больно, очень! Вставая, я сказала: – Прости меня, я не хотела...
– Я тоже. Я тебя люблю. – Он сжал мою ладонь.
Сверху и снизу появились люди. Кто-то зажёг свет. Все начали жмуриться и тереть глаза. Наши заспанные, встревоженные грохотом и криками йоги в пижамах, трусах, ночнушках, халатах, индийских штанах, и только Милана на каблуках и в наряде, словно только что из ночного клуба. Посыпались охи-ахи, вопросы:
– Что случилось? Что тут происходит? Тём, что с тобой? Встать не можешь? Обалдеть, кажется, у него сломана нога! Срочно скорую. Как это случилось?! Кто-тоежа раздавил у лестницы! Ой, нет, он шевелится! Живой.
– Да, он ногу сломал, – ответила я. – Нужен лёд.
Костя и Зарина бросились к холодильнику. Я сглотнула и, вспомнив о найденномАртёмом же хорошем травматологе, принялась поспешно набирать телефон. Как там это называется? Прарабдха-карма – то, что возвращается? Я увидела орлов Артёма и скомандовала:
– Дэн, у меня на тумбочке в комнате обезболивающие, все срочно сюда. И воду. Василий, Марат, аккуратно берите Артёма Сергеевича и несите вниз. Ногу нельзя шевелить, подложить надо что-то. Серый, срочно машину сюда – нужно доставить в больницу в Ялту. – Не обращая внимание на гвалт вокруг, я осторожно сжала руку моего любимого. – Сейчас всё будет хорошо.
Он неловко улыбнулся и сказал:
– Уже хорошо. И снова всё решил ёж. Я на него наступил. Давай его тоже спасём.
1Ошо, книга «О женщинах»
2На основе речи Ошо «О человеке»
3Empty Mirror
Глава 31
Эля
Вряд ли Айронмен, устраиваясь на должность «специалиста по особым поручениям», предполагал, что ему придётся спасать ёжика. Но из песни слов не выбросишь. Так что мало чем уступающий Терминатору Марат с лицом растроганным, но решительным сел в машину и нашёл лучшего ветеринара Алупки. Разбудил его среди ночи, представил бедную животинку, уложенную заботливо в коробку, и выяснилось, что ежу повезло куда больше, чем Артёму.
– Завтра бегать будет, – заверила женщина-ветеринар, осмотрев пострадавшего. – Главное, дней десять его пронаблюдать.
– Чтобы паралич не разбил? – сурово спросил Марат.
– Нет, чтобы убедиться, что ёж не бешеный. Или наступившему можно сразу сделать укол от бешенства. Он же ногу проколол? А ёж практически не пострадал.
В подтверждение ёжик начал бодро фыркать и обнюхивать пальцы Айронмена.
Моему любимому только уколов и не хватало! Поднятый посреди ночи главврач отделения травматологии мгновенно вспомнил имя Артёма Сергеевича Маринина и примчался на замену уставшей дежурной. Он диагностировал открытый перелом со смещением, но благо, без осколков.
Когда Артёма увезли в операционную, я чуть себе голову не расшибла о больничные стены. Когда же я помудрею? Мастера слушаю, книги читаю, образование высшее, а на деле дуб дубом! Выговориться решила! И довела любимого собственной атакой до цугундера. Фурия, не иначе! Что мне стоило орать потише и поменьше? Почему мне не пришло в голову усадить его на стул и не напирать, как таран? В крайнем случае привязать, чтоб не ударился... А я, эх я! Подумаешь, цаца какая! Обиделась! Он же очевидно раскаивался! И, наконец, не он меня сбил!
Эта простая мысль перешибла меня, как лопатой по лбу, заставив выпрямиться и замереть. Мда... Не он. И почему-то кажется, что ори-не ори на этого вшивого друга Валентина, настоящего виновника аварии, ему будет, как с гуся вода. А Артём, он же правда не такой. У него фонд, у него под эгидой целое отделение больницы в Москве. И компания, которая пользу людям приносит. И поддержка нищих талантов. Пусть не меня, но может, я не такой уж и талант? Я вздохнула.
Зато теперь я прекрасно понимала, что чувствовал Артём, поняв, что виноват. Бррр! И знала, что он меня любит! Разве можно ожидать улыбку на лице того, кто находится в полувздохе от болевого шока? Артём улыбался просто потому, что я его простила... Какая же я балда! Почему я вообще решила, что ему всё само в руки идёт? Ведь Мастер же говорил, что всем одинаково легко и одинаково тяжело...
Я снова посмотрела на часы в мобильнике. Полчаса прошло. Ну почему так долго?! Жаль, Дэн ушёл за кофе, хоть на его клацанье в телефоне отвлекалась.
Мастер появился в пустом приёмном покое бесшумно, словно тень отделилась от стены. Ожила, потёрла ладони и подошла ко мне.
– Привет.
– Что же теперь будет?! – вскинула я на него глаза, продолжая внутренний диалог. – Сначала я обвиняла его, а теперь сама чувствую себя виноватой. Ведь это же я, я, а не кто-то с улицы, желал, чтобы Артём прочувствовал боль, а теперь я больше всего на свете хочу, чтобы ему не было больно. Лучше б я сама ещё раз...
– Возможно, он думал так же, – пожал плечами Мастер и сел рядом.
– И что теперь делать? Мне так стыдно! Это моя вина, что он там, – я мотнула подбородком на двери операционного отделения.
– В чувстве вины нет рациональности. Не чувствуй себя виноватой. Но и оправданий не стоит искать. Что можешь исправить, исправь. Что приходит, наблюдай.
– Как наблюдать, Мастер?
– Как в кино. Смотри кино про себя. Сумеешь пронаблюдать момент, когда вскипает гнев, сумеешь не отождествиться. И гневаться будет некому. В идеале, конечно.
Я покачала головой.
– Поздно после драки кулаками махать.
– Будет другая. Ты же огненная.
– Я? Разве?
– Неужели ты считаешь себя вялой флегмой?
– Н-нет. Но мне стыдно, так стыдно! Я ему об ответственности говорила, а теперь она на мне! Аж душу скручивает.
– Ответственность прекрасна только, если рождается не из чувства вины. Иначе рано или поздно захочется мстить. Никогда не выполняй никакого обязательства из чувства вины, потому что оно становится уродливым и лишает тебя свободы. Если из этого отсутствия чувства вины ты почувствуешь, что нужна ему, – прекрасно. Если почувствуешь, что не нужна ему, – тоже прекрасно, и в этом нет ничего дурного. Наблюдай.1
– Хорошо, я попробую. – Я поёрзала на оббитой красным дермантином скамье и снова взглянула на спокойного, как утёс, Мастера. – Скажите, а Артём поправится?
Он усмехнулся в бородку.
– Я что, похож на ярмарочного прорицателя?
– Немножко, – смущённо призналась я.
Мастер тихо рассмеялся, потом по-доброму посмотрел на меня и сказал:
– Я не знаю.
Я внутренне сжалась от страха за Артёма, а Мастер продолжил:
– Но если рассуждать логически и собрать воедино факты: перелом открытый, но без осложнений; помощь оказана быстро и вовремя; врач хороший; оплатой доволен; организм молодой и сильный...
– Значит, срастётся? Он поправится? – с надеждой воскликнула я.
– Выходит, так, – улыбнулся он.
Мне стало спокойнее. Мастер больше ничего не сказал. Просто сидел рядом. Но я почувствовала, что своим безмолвием он учит меня: Затихни. Наблюдай. Дыши. Люби. Будь сейчас и не мешай ему своей паникой. Просто будь.
Я просто была. Просто ждала и слушала, как в тишине стучит моё сердце. И, наконец, увидела Артёма. Его отвезли на каталке в палату, сонного, бледного после наркоза. С аппаратом Илизарова на травмированной ноге. Возле него мгновенно засуетилась медсестра.
– Лечение и реабилитация займут три-четыре месяца, – сказал мне врач, отозвав в коридор. – Всё нужно делать постепенно. Контакты хорошего спортивноготравматолога я вам уже давал. Сначала вы, потом Артём Сергеевич пойдётвосстанавливаться проторенной дорожкой. Но, дорогая Эльмира, – похлопал онменя по плечу, – берегите ноги. Оба. Они вам ещё пригодятся. Таким молодым икрасивым.
– Спасибо! – выдохнула я.
– Буду рад, если пригласите на свадьбу, – улыбнулся в усы хирург.
– Свадьбу?! – опешила я.
– Ну, не смущайтесь, не смущайтесь, моя дорогая! Артём Сергеевич перед операцией сказал, что вы его невеста. Очень за вас рад!
1Ошо
Глава 32
Артём
После обезболивающего укола я задремал. А когда спустя время открыл глаза, Гаечка спала, сидя на стуле, облокотившись обеими руками о край моей кровати. Волосы светлые рассыпались по плечам, сопит. Устала, Солнышка моя.
Говорят, жизнь наполовину чёрная, наполовину белая. И пусть от чёрной сейчас хотелось впиться пальцами в матрас, скрутить простынь и завыть на луну, моя белая половина была белее снежного. Сердце сжалось и расширилось, как Вселенная из точки. Я смотрел на Гаечку, и хотелось погладить её по голове, отнести на руках на свободную кровать рядом, уложить... Иначе у неё затечёт всё. Но чёрт, нога не позволяла. К себе поднять? Я попробовал наклониться над Гаечкой, тут же шибануло болью аж до затылка, как электричеством. Я вытаращил глаза, откинулся на подушку и постарался отдышаться. Чёрт, не привычно было чувствовать себя каким-то «недо-». Не получалось себя представить три-четыре месяца ограниченно подвижным да ещё и с этой адской штуковиной на ноге! И тогда меня пробило воспоминанием о Гаечкиной фразе: «Лежишь и не знаешь, будешь инвалидом или нет». Вот теперь, со спицами и кольцами в ноге, я тоже был в этом не особо уверен. Но то, что моя девочка пережила, понял сразу – врагу не пожелаешь. Доходчиво умеет объяснять Вселенная!
Я вздохнул и снова взглянул на Гаечку. Я обязан сделать её жизнь лучше! Во всём. Начиная с этого момента и до последнего дня. Я не просто обязан, я хочу! А потому я взял в руки мобильный и настрочил в мессенджере своим орлам, спрашивая, кто тут, где все?
В палату заглянул Дэн. Повёл вопросительно носом. Я приложил палец к губам. Он текстом мне ответил:
«Марат с ежом. Серый на стрёме в гостинице. Вася за дверью».
«Васю сюда. Только тихо!!!»
Дуболом Василий с грацией медведя приблизился на цыпочках к моей кровати. Я показал ему на Гаечку. Потом на пустую кровать слева. Тот понял без слов. Аккуратно, как ребёнка, Вася поднял Гаечку и перенёс на более удобное ложе. Укрыл. Подушку под головой поправил, тапочки снял. Я даже поразился: не знал, что Вася такой усатый нянь. Гаечка причмокнула во сне и отвернулась к стенке. Я поманил Васю пальцем.
Подглядывающий за происходящим Дэн тоже направился к нам, крадучись. Рожа довольная, как у учёной белки, которая обнаружила, как размножать орехи делением. Он открыл свой большой рот. Я мигом поднёс палец к губам и стрельнул взглядом на спящую Гаечку. Дэн закивал активно и принялся строчить в смартфоне. На экране мессенджера я прочитал.
«Есть весёлые новости ;))) Я запеленговал нового жучка в гостинице!!! Тадам!».
Я вскинул на него удивлённые глаза. Дэн моргнул, счастливый, словно ему грузовик «Натса» подарили. Написал:
«Может, Элю вынести в соседнюю палату? Чтоб пообщаться?»
«Я тебе вынесу! Докладывай письменно, где запеленговали новый жучок»
Дэн вздохнул и уткнулся в смартфон. Я прочитал:
«В номере у Максима Аристарховича, офтальмолога из Питера. Оттуда шёл вечером сигнал и ещё идёт. Но мы вломиться не успели, они с женой вернулись с моря. Я дезу кинул перед этим, и попалась наша Милана на крючок!».
«А ей оно зачем? На кого она может работать?»
«Шеф, вы Милану вчера у лестницы видели, разряженную? А-а, нет, не видели, вы были заняты своей бешеной Элей...»
«Поговори у меня!! Вечно будешь только смсками общаться!
Я требую, чтобы к Эле ты обращался только уважительно!»
«Сорри! Сорри! Но вчера весь «Мандала хауз» резко стал в курсе, что вы миллиардер, а ещё, что вы плюёте на сбитых людей и фонды открываете только для галочки и хорошего образа себя...»
«И не смотрите на меня так. Она меня, между прочим, разбудила своими воплями.
Я думал, что наступил зомби-апокалипсис»
«И писать тоже не будешь. – Грозно посмотрел на него я. –
Вася поможет. Травмпункт рядом»
«Не, не получится. Я копирую нашу переписку в облако. Членовредительство вам встанет в крутой судебный иск. Я сразу в Гаагу обращусь, если что. Как Навальный. Мне на дом хватит».
Дэн нагло улыбнулся, поправил на переносице очки и тут же сделал невинное лицо истинного ботана. Вот же поганец мелкий! Вася хмыкнул. А мне со спицами в ноге было не до смеха.
«Ладно, в курсе и в курсе. Я не доллар, чтобы всем нравиться.
Почему мне в таком случае не поставили прослушку?»
«Потому что единственный человек, которому всё это было интересно, отсутствовал. И явился только в момент вашего триумфального падения с лестницы...»
«Мила?»
«Ага))))). Знаете, к кому она ходила? Тадаммм! К Сергею Самохвалову, нашему юному радиотехнику! Вася проследил. Хотя я и так обо всём уже догадался. А Марат днём горничную обхаживал, Зою Петровну, и она рассказала, что перед пропажей ключей на рынке бывшего хозяина встретила. То есть его же, рыжего нашего... Он её заболтал, она сумку уронила. Самохвалов поднял, а потом ключей она уже не видела»
«Оу! Всё сходится? Пора прижимать. Только стоп. Какой у него мотив?
Не спугнём более крупную рыбу?»
«Да нет крупной рыбы. Самохвалов занимается самодеятельностью.
Мотив – деньги. Всё просто, как этот мир!»
«Как ты выяснил?»
«Пока все ахали и скорую вызывали, я свистнул мобильник Миланы»
«О как»
«Интересного начитался!
Правда, местами чуть не захлебнулся в розовых соплях и выяснениях отношений... Кажется, у Миланы – образ жизни такой: выяснять отношения. С мужем, любовником, подружками, парикмахером и т.д.
Хотите почитать? Всё равно не спите...»
«Перешлёшь мне только то, что касается дела.
Я хочу убедиться.
Но сначала синхронизируешь её телефон
и подбросишь куда-нибудь в гостинице,
чтобы ничего не заподозрила».
«Разумно, шеф! Я тоже только ради дела читал всю эту хрень.
И телефон уже синхронизировал.
Особо интересное скопировал в выборку в облаке.»
«Молодец».
«Служу отечеству.
Кидаю ссылку про любовь и шпионов»
Вот клоун! В отличие от него Вася спокойно стоял и набрал только одно:
«Какие ещё будут распоряжения, шеф?»
«На сегодня всё. Ты тоже хорошо поработал.
Идите спать»
«А как же вы, шеф?» – снова Дэн.
«Я не один»
«С вашей фурией?»
«Дэн, несмотря на облако и на то, что ты молодец, за такие слова ляжешь в соседней палате. Неоплачиваемой. Имей в виду, аппарат Илизарова – этобольно.
А язык даже нейрохирурги тебе не пришьют. Будешь с домом, но немой»
«Всё-всё-всё! Милая, прекрасная Эля, самая-пресамая!
Кто там еще? А, принцесса, эльфиня, королевна...»
«Заткнись, Дэн»
«Шеф, я останусь» – встрял в переписку Вася.
«Нет. На свежую голову поработаем все варианты
и окончательно разберемся с этим бедламом.
Пока пусть записывают, что хотят.
Максим прекрасно поёт Ом с женой по утрам,
полезно послушать. Завтра жду.
Надоели эти игрища в шпионов и разведчиков.
Спокойной ночи.»
«Спокойного утра»
«Утра. И костыли мне купите»
Они ушли, а я читал и думал. Смотрел на мою Гаечку долго-долго. Наблюдал, как встающее на Востоке солнце нежно гладит лучами её лицо. Как она дышит. Как что-то тихо бормочет во сне. Хмурится. Улыбается. Она была прекрасна, и хотелось остановить момент, потому что в душе ещё гнездилось беспокойство, что этоненадолго, что она проснётся, вспомнит прошлое и, сухо или даже раскаяннопожелав выздоровления, оставит меня в прошлом.
Но наступило утро, и всё обошлось. Удивительная чёрно-белая жизнь! АппаратИлизарова на ноге, конечно, была та ещё жесть. Ногу ломило и распирало дико, я не мог себе места найти, несмотря на обезболивающие. Даже заподозрил, чтоколют мне что-то произведенное на «Малой Арнаутской». Но Гаечка никуда не ушла, она была рядом! Поддерживала всеми доступными способами, готовая звать медсестру, врача и самого Господа Бога, если понадобится. Её самоотверженная забота меня безмерно трогала. Она была так ласкова со мной и при этом так искренна, естественна во всём, что я осознал: простила, любит... Я, и правда, был ей нужен!
А как же она была мне нужна! Я поймал это новое, объёмное чувство – состояние... Неожиданное. Словно с меня сняли латы, панцирь и завернули в мягкое, тёплое одеяло. И вроде непривычно было оставаться без доспехов, потому что ты голый. Но дышать теперь стало легко и на грудь ничего не давило. А сердце внезапнооказалось не просто мышцей, перегоняющей кровь, а местом, где живёт Бог.
* * *
Эля
Мастер был прав. Я оставила вину и упрёки за дверью в палату. Я закрыла её засобой плотно. Осознанно. Оборвала все поползновения в голове проиграть зановопрежнюю историю. Выяснилось, что мысли очень даже можно не додумывать доконца. А когда им не уделяешь внимание, они растворяются и теряют значение. Жизнь стала вся сейчас. И тогда на меня обрушилась ошеломляющая любовь. В его глазах и в моём сердце.
Артём мучился от боли и много шутил под лозунгом «жизнь прекрасна, не люблю ныть». Герой. Я-то знаю, каково это – первые дни после перелома! Я убедила егоне терпеть и не отказываться от уколов сейчас, будет ещё время для зубовногоскрежета и бессонных ночей, увы.
Прознав, кто лежит в их отделении, весь медперсонал подобрался, активизировался и начал вести себя так, словно сдавал экзамен напрофпригодность с последующими бонусами. Главврач заходил часто, замедсестрой бегать не приходилось, она сама дежурила возле палаты, ставилауколы, обрабатывала спицы и была максимально заботлива. И мне лечения иперепало: даже физиотерапию назначили и массаж. Кажется, главврач очень хотел на свадьбу... А ещё отделение отремонтировать.
Артём, увидев коридорную обшарпанность, потёр подбородок и сказал, что с этимнадо что-то делать. Буквально на моих глазах в отделение горбольницы провеливай-фай, установили сплиты, заменили стулья, кушетки и диван в приёмной, появилось новое оборудование, каталки, кресла на колёсах и даже огромная плазма в холле для пациентов. Каждый раз, когда я выходила из палаты, я замечала что-то новое, словно по мановению волшебной палочки перемещаясь из постсоветского обветшалого шика в клинику европейского уровня. От медсестёр инянечек я то и слышала сказанное с придыханием «Фонд, фонд...»
Артём удивлял не только этим. Он баловал меня то доставкой цветов, то корзиной клубники, то набором чудесного белья, то арендой номера гостиницы напротив больницы, чтобы я могла, как он сказал, «с комфортом принять душ и отоспаться». Увы, мой Гарун-аль-Рашид в трусах и со спицами в ноге сам спал плохо. И пусть не жаловался, но побледнел и осунулся. Несмотря на это, Артём продолжал одаривать меня тысячью прекрасных мелочей, которые творил через свой телефони с помощью верных орлов. И вроде бы случилась боль и беда, а мир расцветал вокруг нас и становился сочным, будто оранжевый апельсин.
– Какая у вас палата замечательная! Заходишь, и словно в тёплое море ныряешь, – изумлённо заметила как-то старшая медсестра.
– Ты б сходила поплавать, Гаечка, – заметил после этого Артём. – Тебе полезно.
– Я лучше потом, с тобой.
– Со мной не скоро. Месяца через четыре, но тут будет холодно. Потом мы искупаемся по-человечески где-нибудь на Бали, но зачем тебе столько ждать? И тебе, кстати, всё равно нужно съездить в «Мандала-хауз»...
– Но ты...
– А я пока поработаю.
И настоял. Он вообще настойчивый. Ещё одно качество миллиардера, о котором, как я себе пометила, я бы рассказала Люсе.
* * *
Водитель чёрного «такси» подвёз меня к Мандала-Хаузу на Щукина, 15. Я вошла в калитку, вдохнула запахи цветущего сада, абрикос, мяты и почувствовала странное ощущение дома. За неделю я привыкла к этому месту и даже полюбила его...
– Эля, Эля приехала! – радостно закричала пухленькая Танюшка, свешиваясь с веранды второго этажа, и побежала ко мне навстречу.
Йоги приветствовали меня вопросами об Артёме, о том, как я, словно забыв о томскандале ночью. Я была им благодарна за тактичность. Володя обнял меня по-дружески и сказал:
– Мы тут немного похозяйничали с поливом, но как видишь, ничего не загубили. Даже новый розовый куст расцвёл.
– Спасибо! – счастливо выдохнула я. – А где Мастер?
– Приболел немного. Бронхит. Так что у нас народ теперь в свободном режиме. Только йога по утрам осталась неизменной.
– Можно его навестить? – обеспокоилась я.
– Пока не стоит, – на ухо сказал мне Володя. – Видишь ли, настоящие Мастерачувствуют всё, что происходит в поле вокруг: сопротивление, напряжение, негатив. Повышенная чувствительность сердца – есть такая побочка у просветления. И, если нужно, Мастера что-то забирают на себя или отдают энергию для более быстрого осознания. Думаю, тебе стоит знать.
– О... – Я замерла, вспомнив о Мастере в больнице, о его молчаливой, но такой большой поддержке, и поняла: кое-что могло быть намного хуже... Сердце расширилось благодарностью. – Я могу что-нибудь для него сделать? Я бы очень хотела!
– Спасибо, но пока ничего не надо. Боли вокруг много, Мастер один. Ему простонужно время, чтобы восстановиться. Тут даже природа лечит, сосны вокруг, цветы, горы и море, что ещё надо!
– Хорошо. Но я всегда, я готова! – воскликнула я.
Володя со своей улыбкой будды сложил руки в намасте перед грудью и отошёл. А ко мне подскочила Танюшка.
– Смотри, смотри, что я для тебя сделала! – И протянула на маленькой дощечке пластилиновые фигурки. – Это ты. Это Артём. Это беда. А это любовь.
– Боже... – у меня даже мурашки побежали по рукам. Вот кто был настоящимскульптором! Нет, конечно, Артём был похож на вытянутого колбаской слоника, я – на медузу без ног с цветными косичками, беда – на раздавленную дыню. Нолюбовь по центру в виде солнечного сердца с лучиками была бесподобной. – Спасибо, Солнышко! Это гениально!
– Она весь пластилин извела, пришлось бегать за новой пачкой, – улыбаясь, сказала её мама, обычно суровая северянка Алёна. – Теперь требует ещё – Мастера лепить.
– У вашей дочки талант! – сказала я, поражённая до глубины души.
Рассматривая фигурки из пластилина, я будто увидела себя со стороны. Как точнодевочка изобразила: до недавнего времени я была медузой! Красивой, нобесхребетной. Я плавала по волнам, не особо пользуясь ногами. Тянулась наповерхность, к солнцу, повыше, а там меня выбрасывало на берег и приходилось лежать, страдая и высыхая, пока снова не смоет в море. Это было смело – подметить во мне такое и выразить! И тут же подумалось: а ведь сама я в искусстве всегда боялась выплеснуть то, что таилось глубоко в душе, я создавала толькоблагообразное, стандартное, приглаженное, опираясь на желание победить в конкурсах, быть признанной без критики и осуждения в надежде, что потом жизнь пойдёт, как по маслу. И вот тогда, возможно, мне простится... Да, я надеялась наудачу, спонсора, течение, моду, бойфренда и корила их тоже в собственных неудачах. Выходит, я пережидала, но не жила толком. Боялась. Словно маленькая девочка, которую поругают взрослые. Я старалась быть удобной тем, с кем живу рядом, не говоря «нет» и ни на чём не настаивая. Ожидая... А потому и приходилибури, потому и случалось такое с моими ногами – из-за того, что я не хотела стоять на них, чувствовать землю твёрдо, быть взрослой.
Возможно, мне нужно было дойти до отчаяния и растерять по дороге ожидания? Видимо, да. Потому что когда это случилось, я встретила ответственность, Мастераи Артёма... Удивительно, но в этот день я устала от желания нравиться исглаживать углы! И всё изменилось. На сто восемьдесят градусов.
Я покрутила ещё произведение Танюшки, наполняясь благодарностью и эмоциями. И возникла идея. Озарила, как молния, и застряла, преобразовываясь из чувства в скульптурную композицию. О да, это будет металл и сварка, как я хотела! И дерево! Детали, кусочки, обломки складывались, словно в анимационной графике, нанизываемые одна на другую, создавали образ. Расчёты, материалы, пропорции, каркас. Я вдруг поняла, как буду делать! И что! «Рождение доверия» – так бы я назвала эту идею! И так назову, обязательно назову! И обязательно сделаю подсветку!
