Текст книги "Ария Маргариты"
Автор книги: Маргарита Пушкина
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)
ЦАРСТВО СВЕТА
На чужой планете, Там, в космической пыли, Строят Царство Света,
Царство Грезы и Любви.
Прошлое там стерто, Чтобы счастлив был народ, Стариков и мертвых
Прочь уносит звездолет.
Там нет смертной казни, Нет работы палачам, Но людей опасных
Сразу видно по глазам:
В них – безумья искры, Жажда все на свете знать, Вечный поиск смысла
И желанье бунтовать…
Бунтарям включают Прошлых лет забытый ток, Войны и страданья
Превращают их в ничто.
Со скалы их сбросит Страх все снова испытать… Царство Сладкой Грезы Будет вечно процветать!
Чем не роман Хаксли «Brave New World»? Правда, там Дикарь, вернувшись в идеальное общество, сам повесился в башне маяка.
Что бы почитать: Е. Замятин. «Мы» О. Хаксли. «Новый Дивный Мир» П. Лангерквист. «Улыбка вечности»
Что бы посмотреть «Зардоз» (реж. Джон Бурмен) «5-и элемент» (реж. Люк Бессон) «Мертвец идет» (режиссера не помню)
Сюжет №3 (почти автобиографический)
… Слепящее солнце. Белые стены домов. Белая мостовая. Белые деревья' с сидящими на белых ветвях черными птицами. Стражники с белыми рожами. Глаза – рыбьи, вываренные. Повозка подпрыгивает на булыжниках, и каждый толчок отзывается острой болью в измученном теле. Меня везут за городскую черту, чтобы бросить там: авось, волки сожрут. Вообще-то должны были сжечь на костре, но смилостивились в последнюю минуту, хотя искалечили порядочно. В черной карете, неотступно следовавшей за повозкой, сидит высокий человек в черном, до крови закусивший губы от злости. Это он написал донос Инквизиции, это он пытался уничтожить меня…
– Этот черный человек появляется в каждой твоей жизни и старается уничтожить тебя, – полная женщина с серыми глазами пристально смотрела на стекающий по свече воск. Одна желтая капля набегает на другую, получаются свирепые морды каких-то бородатых мужиков с крючковатыми носами. – В одной из прошлых жизней довелось тебе быть ведьмой… Ну, типа знахарки, которая лечит коров, людей, травки собирает, заговаривает. Примерно в 12-м веке, где-то в окрестностях Парижа…
Ведьмой? Вот тебе, бабушка, и Новый год! Давным-давно, в том самом детстве, которое пахнет венгерской черешней и настое иным на «Палинке» чардашем и в котором таинственно шуршит камыш, растущий у берегов озера Балатон, явилась мне во сне ведьма. Синий шелковый балахон, прямые волосы крыла озверевшего ворона, ни глаза… О, какие это были глаза! Они извергали яркий огонь, который, правда, не сжигал меня, а пронизывал миллионом искр и уходил в предрассветную даль. Чтобы стать там кострами скитальцев, пытавшихся найти Город Солнца. Она смотрела на меня и смеялась. Прошло много лет, но я часто вспоминаю этот взгляд. Была ли эта ведьма чьим-то отражением?
– Считай, что в настоящей жизни твой Черный Человек появился в образе алкоголика и артиста-неудачника, которого ты со всей бабьей дурью бросилась спасать. Он почти победил, забрал у тебя всю энергию, довел тебя до состояния соломенного чучела. Еще немного, и подчиненные ему шакалы радостно завыли бы, празднуя победу. Ну-ка, напомни мне, что ты видела…
Сплю. Вижу ванную комнату в своей квартире и того, кого сероглазая дама называет Черным Человеком. Он хватает меня за шею и пытается засунуть под раковину. Темно и страшно. Человек кажется огромным, почти великаном, а руки у него холодны и жестоки. Край раковины давит сверху на темечко и замыкает меня на кафельный пол пронзительной болью. И тогда я, сделав нечеловеческий рывок в сторону, освобождаюсь. Человек мгновенно исчезает, ванная комната наполняется успокаивающим серебристым светом. Но противно ноет темечко.
Вообще-то, если мне не изменяет память, такой мрачный спутник есть у каждого из нас…
– Очередная попытка прервать твою связь с Космосом чересчур банальна, он решил придавить тебя раковиной. Фу, неэстетично как! Ничего, поболит, поболит твое темечко и перестанет. Я связь восстановлю, а его, диверсанта, мы уничтожим в фиолетовом пламени. Если получится… – дама отбирает у меня толстенный том «Тибетской медицины», который я в течение всей нашей беседы почему-то прижимаю к животу. – Учти, дружок твой бывший не так прост. Его питает энергия мертвых предков и энергия используемых им женщин.
Не гадай на картах, Травы спрячь или сожги, Завтра на закате В темный лес быстрей беги.
Завтра на закате В дом к тебе придет монах, С ним десяток братьев С искрои божьей в глазах.
Ты им предсказала Смерть от крыс и пир чумы, Сразу ведьмой стала, Порожденьем злобной тьмы.
Лучше бы смолчала, Золотой устроив дождь, Но душа устала Слушать лесть и слышать ложь.
Стой! Подскажи, Как дальше жить? Стой! Оглянись, Мы здесь одни…
Стекла долго били, Книгу Жизней долго жгли, И монах убогий Обезумел от молитв.
В полночь суд свершился, Но до первых слез зари К ним чума явилась В окруженье черных крыс.
Тот самый монах, который ведет разъяренных предсказаниями жителей к дому знахарки, и есть Черный Человек. Фанатик, существо с горящим мрачным огнем взором, в рясе, подпоясанной грубой веревкой с размочаленными концами.
– Она ведьма! Ведьма! – кричит монах, размахивая крестом. –Она не спит по ночам! Все ведьмы и колдуны – ночные твари! И Сатана знает это и шепчет им по ночам свои мерзостные тайны…
И те люди, чьих детей знахарка лечила от губительной лихорадки и отравлений волчьими ягодами, чьих предков она пользовала травами, чьих жен и мужей она отваживала от поглощения губящей душу огненной воды, с просветленными липами шли через лес за изрыгающим проклятья безумцем. Печально поскрипывав сломанные грубыми башмаками молодые деревца, не успевшие насладиться жизнью, черными пиками протыкали небеса сожженные походя ели…
Дом был пуст. Быстрой тенью промелькнула черная кошка и исчезла в вечных сумерках загадочных углов непростого жилища. Никого. Лишь на полулежал толстенный фолиант с золотым тиснением на обложке (единственное свидетельство присутствия этого презренного металла в колдовском доме. Этот фолиант и был «Книгой Жизней», где написано о каждом из пришедших сюда и о каждом, оставленном в обреченном на гибель городе. «В конце истории своего пребывания на земле любой человек сам ставит в ней точку своим последним поступком», – успел прочитать монах, но понять суть прочитанного ему помешал замутненный яростью рассудок…
– Это их Библия! Сатанинская Библия! Сожгите ее! И ведьма сдохнет вместе с ней! Прах и пепел! Прах и пепел!
Несколько раз огонь пытался сожрать белоснежные страницы книги со странными черными буквами, но отползал, словно бешеный пес, обломавший о волшебную кость гнилые, уже не страшные зубы. Фолиант так и не сгорел бы и остался бы лежать целым и невредимым, наводя ужас на истребителей прорицательниц, если бы из другого измерения не прорвался затянутый в черную кожу байкер-безумец на черном-черном байке и не плеснул на фолиант качественного бензина из Арабских Эмиратов. Чирк! На подступах к городу застонала от счастья, заорала пьяным голосом Чума.
И канистра, откуда Черный Байкер плеснул бензином, была черной. И Черные Часы на ведьминой кухне уже показывали Время – Специальное Время Сжигания Книг. Был час между Серебро лунным Волком и Огненно красным Быком, мгновение Раздавленной Мыши…
Дубинин раздавил этот текст легко и непринужденно – большим и указательным пальцем правой руки. «Не катит, – сказал басист, – фигня все это, валяй дальше, работай!»
Сюжет №4
Ворон долго и тупо рассматривал перечень совершенных им преступлений, пытаясь понять, – за что все-таки на него такие напасти обрушились? И черен, как туча грозовая, мылом «Safeguard» не отмыться, наждаком не отнаждачиться… Зато как эффектен взгляд! Подсмотрев в широкую щель в старой оконной раме весьма сомнительный по благости своей фильм «Омен», Ворон после долгих и изнурительных тренировок научился сверкать глазом в точности как его птицеродственник в киноверсии истории Антихриста. Зырк-зырк – и красноватый отблеск вселял ужас в сердца зрителей.
(– Не может быть у ворона рубиновых глаз! – неуверенно пытался возражать мне Дуб.
– Может, – с удовольствием констатировала я, вспоминая «оменовскую» эпопею-страшилку. – Еще как может!)
– Что же во мне отрицательного? – ворчал мой Ворон, которому по правилам полагалось жить лет триста, но возраст которого, по необъяснимым для орнитологов причинам, перевалил уже за 366 годков. – Стало быть, все вороны, гайворонье, галь и галье, чернь всякая – мои родственники. Где галь, там и голь. А черен я оттого, что создан, мол. Дьяволом, – Ворон вздохнул и если бы мог, то пожевал бы губами, а так только щелкнул пару раз клювом. – И, типа, во мне живет душегуб… Посмотрим…
Ворон вывернулся наизнанку переданным по наследству дедушкиным приемом: через попку потянул себя за язык черным стальным когтем. Вывернув, встряхнул, не нашел ничего предосудительного, восстановился и удовлетворенно потер бока крыльями.
– А что плохого в том, что я помогаю душе откидывающегося колдуна легко выйти из тела? Чего плохого-то? Не понял я… Ну кружил я над его крышей, кружил, дык это у меня с вестибулярным аппаратом не того, заедает… Но все это антивороновое вранье имеет положительный момент: люди не сожрут, они теперь богобоязненные, будут от голода загибаться, а в рот ни перышка, ни косточки… Слава Богу!
(В том, надо сказать, Ворон здорово ошибался: сожрут, непременно сожрут, и про колдуна забудут с голодухи, и про мать родную, и про папаню убогого.)
Давным-давно Бог обидел Ворона. В те далекие времена, после сотворения мира, Ворон был самой белой и чистой птицей, голуби – говнюки к нему даже за гривенник подойти не смели – так уважали. Но случился Потоп, и Ной, гражданин мира, естественно, соорудил Ковчег… Плавали они, плавали, одурели от хрюканья, мычания, споров и дрязг на борту громоздкого сооружения старика-жизнелюба, первого в истории Земли начальника Службы спасения, и решили послать кого-нибудь из крылатых посмотреть – а не кончилось ли водоизвержение.
Бросили на щепочках: каждая божья тварь в душе молила небеса, чтобы минула ее чашка сия – дело было темное, запросто можно было головушку сложить в сумерках Неизвестности. «Счастье» лететь на разведку выпало белоснежному Ворону. Простился он с Воронихой и воронятами, присел на дорогу у гнезда родного, и стартанул… Летел, летел над водным безобразием, смотрел по сторонам – одна вода знай себе плещется. Ни клочка, ни лоскутка суши. Силы у Ворона на исходе, и когда в глазах его, еще не умевших в ту пору излучать рубиновый свет, тьма от усталости начала распадаться на тысячу колючих ежиков, он и увидал Землю. Измученная птица с трудом еще несколько раз взмахнула горящими от борьбы с воздухом крыльями, еле дотянула до спасительной тверди, и рухнула там, бездыханная… Старик Нои со всей чей компанией напрасно ждал возвращения Ворона из разведки. Невдомек им, очумевшим от бескрайности воды, было, что умер их посланец, лежит лапами вверх на тонкой кромке освобожденного от потопа песка. И настучал Ной Богу, и решил Бог, что загулял Ворон на радостях по-черному, забыл о строжайшем наказе вернуться на Ковчег. И проклял тогда Бог дохлую птицу и повелел всем потомкам ее быть чернее самой черной ночи, стать кровожаднее самого кровожадного крокодила и любить лакомиться падалью. Выл белым, стал черным. Мало того, многие пошли на поводу у несправедливости, в обычном крике Ворона «Кар! Кар!» наиболее пугливым стало чудиться «Кровь! Кровь!». И тема кровавости плавно перекочевала с Ворона на Ворону. Дескать, хотела Ворона испить крови, капавшей из ран распятого Христа, вот Господь и проклял эту птицу, клюв ее по краям теперь обведен как бы кровавым ободком. Не знаю, может, во времена Пилата (Понтия, прокуратора Иудеи) и Иуды Искариота так оно и было, но, сколько я ни разглядывала ворон, прилетающих по утрам ко мне на карниз за кусочком сыра, ничего общего со следами помады на клюве птицы я не заметила…
Пожалуй, самым главным моментом, побудившим меня включить Ворона в «арийскую» мифологию, стала связь этой птицы со смертью и миром мертвых. По народным поверьям, смерть залетает в окно черным вороном, а уж если он кружит над чьей-нибудь головой или крышей, жди беды!
Комдив Василий Иванович Чапаев, красный командир, накануне своей героической гибели в водах реки Урал пел (если верить старому кинофильму): «Ты не вейся, черный ворон, над моею головой!».
И во сне, между прочим, Ворон с опереньем, отливающим синевой, тоже сулит смерть.
Имея в запасе множество доказательств нехорошести Ворона, я начала кропотливую работу по «укладке» образа в пределах «дубининской рыбы».
Первая прикидка выглядела следующим образом:
Ночью день разорван, Затянула рану мгла, Смотрит черный ворон На меня рубином глаз.
Из другого мира Ворон вести мне принес, Воскресил забытый Вкус тобой пролитых слез.
Я не суеверен, Но мои гость проронит смерть, Траур оперенья – Это траур и по мне.
Где же мой хранитель, Ангел с огненным мечом? Летней мглой укрытый, Он забылся странным сном.
Дай волю мне! Прочь отпусти! Ворон в ответ: «Я там, где ты!»…
Ворон трижды крикнул Имя той, что предал я… Дом, как факел, вспыхнул, И сгорел за миг дотла.
Ворон Книгу Жизни На прощанье бросил мне, В ней, как снег, страницы, И меня в помине нет!
Дай волю мне! Прочь отпусти! Ворон в ответ: «Я там, где ты!»…
Яне верю суеверьям, Но боюсь света дня, За мгновенье Стал я тенью, Я из жизни Птицей изгнан.
Печальная получилась история, с легким оттенком вампиризма в конце, но, правда, без вони… Робкие вариации на тему «Nevermore» Эдгара Аллана По. Ворон выступает не как пожиратель падали или хранитель кладов (что с ним тоже случается, скупердяй, редкостный, ни монетки не даст на издание сольного альбома), а как мститель. Мстит за преданную некогда любовь. Девушка, судя по всему, свела счеты с жизнью. Недаром любимая заключительная фраза «арийцев», рассказывающих о сюжетах песен: «Короче, все умерли!». И для виновного в личной трагедии девушки Ворон превращается в непрошенного спутника, во вторую тень. Ему даже удается выкрасть у задремавшего Господа Книгу Жизни (во, зациклило меня! Пока не пристрою, не успокоюсь ведь!) и показать, что в ней имя виновника не значится и нет записи о деяниях его… А. следовательно, ждет его вторая смерть – в озере огненном, где и без того тесно из-за боязливьгх и неверных, скверных и убийц, любодеев и чародеев, идолослужителей и всех лжецов (см. Откровение от Иоанна, гл. 20, 21).
Тему эдгарповского «Ворона» подхватила у нас немецкая группа GRAVE DIGGER. Случилось это уже во второй половине 2001 года, а то бдительные стражи порядка могли бы опять заподозрить меня в чем-то очень нехорошем.
Вообше-то, эта команда то и дело залезает в кладовые моих идей и таскает оттуда всякие полезные темы, или наоборот? Помню, как я пыталась уломать Петровича на сочинение опуса о храмовниках – Ордене Тамплиеров, рыцарях в белых плащах… «Сначала их было только девять…» (Хо, мое любимое число!)
Сюжет о том, как сжигали последнего магистра ордена на Камышовом острове, так и просился переложить его на музыку. «Когда будете привязывать меня к столбу, – говорил своим палачам де Моле, – поверните меня к собору Богоматери…» Вы только вникните в то, что писал о храмовниках Святой Бернар, выдавая желаемое за действительное: «…они ненавидят шахматы и кости, им отвратительна охота (В. И. Ленин точно тамплиером не был, любил побродить с ружьишком по лесу, – прим. авт.); они избегают мимов, фокусников и жонглеров и питают отвращение к ним. к песням легкомысленным и глупым.
Они стригут волосы коротко, зная, что, согласно Апостолу, мужчине не пристало ухаживать за своими волосами. Их никогда не видят причесанными, редко – умытыми, обычно – с всклокоченной бородой, пропахшими пылью, изможденными тяжестью доспехов и жарой…».
Но легенды об удивительных сокровищах ордена и ереси тамплиеров не вдохновили, «арийского» гитариста… Через год после нашей беседы с Холстининым у немецких «гробокопателей» вышел альбом, целиком посвященный Ордену Храма (Господня).
Тогда конкретного пересечения «арийской» и «гробокопательской» линий не случилось. Но, видимо, тот Господин Великий Экспериментатор, который сидит наверху, бросил наши фишки не очень да1еко друг от друга. Именно фишки, а не кости (речь идет об игральных костях, а не о том бело-желтом ужасе, который периодически выкладывала из студенческого чемоданчика на стол моя старшая сестра, когда училась в 1-м Медицинском институте – у нас дома частями побывал целый скелет).
Осенью 2001 года немцы выпустили альбом, в котором среди прочих песен черным лжеальбатросом реял «Raven» – «Ворон». Кровожадно цыкая зубом («цыкать зубом» – полюбившееся с детства выражение из эпохального произведения «Понедельник начинается в субботу» братьев Стругацких), я впилась мрачным взором в текст, надеясь увидеть абсолютно новое решение вечной темы господина Ворона. Но жестокое разочарование постигло меня: ленивые немцы просто «пощипали» упомянутое выше стихотворение Эдгара По, распевая некоторые его строки целиком, никуда не сворачивая с главного тракта, ни на какую проселочную дорогу.
«Как-то в полночь, в час угрюмый… Утомившись от раздумий…» – так переводил М. Зинкевич. Подстрочник же выглядел следующим образом; «Однажды, когда угрюмая полночь сошла на землю, а я, измотанный и усталый, погрузился в раздумье…». Единственная серьезная правка, которую позволили себе сделать «гробокопатели», сводилась к замене слова «птица» – «bird» словом «priest» – «священ-
ник». «Птица ты иль Дьявол», – говорил герой Эдгара По. «Священник ты иль Дьявол», – пели GRAVE DIGGER. На этом вся революция и заканчивалась. С трогательным сохранением имени любимой девушки, о которой тоскует лирический герой (простите за выражение).
Мыс нашим всадником Апокалипсиса, дождем из камней и сверкающим рубинами глаз Вороном все-таки выбились в «улучшатели», «модернизаторы» и «глобализаторы», не зацикливаясь на трогательной истории с отошедшей в мир иной Леонорой и черной птицей, у которой на все вопросы был заготовлен универсальный ответ: «Nevermore» («Крикнул Ворон: «Nevermore!»…»). Границы крошечного домашнего ада несмелого в своих поступках индивидуума АРИЯ неспешно расширила до ада коллективного, всеобщего…
Вариант 2
Ночью день разорван, Затянула раны мгла, Смотрит черный ворон
На меня рубином глаз.
Я не суеверен, Но мой гость пророчит смерть, Траур оперенья —
Это траур и по мне.
Из другого мира Ворон вести мне принес – Скоро с неба хлынет
Из камней тяжелый дождь.
На коне крылатом Всадник спустится за мной, Любоваться адом
И агонией земной.
Свет ищет свет, Тьму ищет тьма, Дай мне ответ:
«Кто же здесь я?».
Сорок дней видений – В Книге Жизни нет меня, Всадником мгновенно
Сброшен в озеро огня.
Это – смерть вторая, Раз меня в той книге нет, Ворон это знает,
Разрывая в кровь рассвет…
Лучше всего пишется по ночам, когда беспокойные старые родители забываются тяжелым сном. Матери снятся горные разломы, Дева Мария, бегущий по пляжу Лаврентий Палыч Берия в костюме, с портфелем в руках, давно умершие родственники, убитые на войне братья.
Просыпаясь, она долго приходит в себя, стряхивает наваждение и заявляет, нагоняя тоску: «Когда я умру, везде по всему дому повесьте мои портреты, чтобы я наблюдала за вами…», Отец никогда не рассказывает о своих снах, лишь иногда он кричит, не просыпаясь, кричит страшно и надрывно. «С такой дочерью еще не так завопишь!» – предвижу я скептическую ухмылку читающих сей труд, но вежливо пропускаю этот скепсис впереди себя в открытую дверь.
Вариант 3
Ночью день разорван, Затянула рану мгла, Смотрит черный ворон
На меня рубином глаз.
И молчит Хранитель, Отвернувшись от меня, Между нами нити
Обрывает тишина…
Я не суеверен, Но мой гость пророчит смерть, Траур оперенья —
Это траур и по мне.
Знать, что завтра будет, Я сегодня не хочу, Пусть зажечь забудут
Наверху мою свечу…
Черным крылом Солнце укрой, В мире ночном
Я твой давно!
Странной силой полон, Я начну свой суд вершить, Проклятых и мертвых
Я заставлю говорить.
В спину мне вопьется Шпиль собора без креста, Упадет в колодец
С неба черная звезда…
Ночь безлунна, Ночь безумна, Я теряюсь в ней, Нет спасенья – Всюду тени… Тенью черной
Вьется ворон!
Последнее четверостишие о шпиле без креста мне казалось очень кинематографичным. Этот момент был подсмотрен все в том же фильме «Омен», когда перед грозой близкого к разоблачению Антихриста священника пронзает рухнувшая с крыши железяка-копье.
Окончательный вариант «Ворона» получился в результате смешения всех перечисленных вариантов с добавлением незначительной (но решающей) порции безысходности в виде припева. «Выхода нет…» Какой выход может быть у человека, увидевшего говорящего Ворона и одного из Всадников Апокалипсиса?! Таких, если они вопреки всему и остаются в живых, срочно отправляют в машине скорой психиатрической помощи в Дом Дремлющего Разума, где нет дверных ручек, где царствует аменазин…
Сюжет №5 (Дубинину не показанный, т.к. судьба этого сюжета была ясна и так)
Изготовление восковых кукол и втыкание в них булавок или иголок – обычный магический приемчик, нещадно эксплуатируемый в кинофильмах с мистической начинкой. Многие маги используют для фигурок своих жертв церковные свечи. «Воск качественный», – говорят они.
Специальные иглы втыкают в человеческие тела в соответствующих точках и специалисты по акупунктуре – дело это очень деликатное, сродни магическому ритуалу, невзначай можно повредить какой-нибудь нерв, и остаться скрюченным на всю оставшуюся жизнь. 12 сеансов акупунктуры, проведенных отличным специалистом, гармонизируют организм, делают его способным петь в унисон со Вселенной.
Но на мотив «Ворона» сложился не гимн успешному иглоукалыванию, а нечто посвященное Валерию Кипелову, который в своей жизни сильно подвержен влиянию Луны, а приливы и отливы кипеловской энергии соответствуют лунным фазам. Когда при неверном сиянии здоровенной стеариновой свечи на фоне свечения телевизионного экрана (звук был отключен) писались эти строки, я знала точно, что настроение у Валерки было на нуле.
ИГЛЫ
Иглы в моем теле – Наказанье за грехи, Руки онемели —
Вырвать иглы не смогли!
Ты все точки знаешь, Где больней, где холодней, Только Ты исправишь
Жизнью сломленных людей.
Изготовь из воска В полночь новые сердца, Пусть неверный Космос
Затуманит нам глаза…
Ты добавишь крови, Черной сажи в желтый воск, Три великих слова
Скажешь в миг агоний звезд.
Мы восстанем духом, Мы опять полюбим жизнь, Восковые куклы —
Вне страдания и лжи.
Кипелыч молча выслушал посвящение себе по телефону и ничего не сказал. Минут через пять он наверняка забыл об услышанном.
А ведь стоило бы хотя бы на 3 минуты представить себе бесконечные длинные залы с давящими на психику каменными стенами. Факелы а не электрические лампы неровным светом освещающие десятки, сотни столов, на которых неподвижно лежат десятки, сотни наших восковых двойников.
Между столами расхаживает Хозяин Мира, отнюдь не высокий, широкоплечий старик с длинной седой бородой, шелковый плащ которого ниспадает мягкими складками и почти касается мрачного векового пола.
Хозяин Мира – всего лишь Карлик, облаченный в игрушечные латы, Карлик со злыми глазами, в которых отражается стотысячелетняя мудрость всех карликов мира. Мудрость и жестокость. Когда Хозяин замечает непорядок среди воткнутых в наши тела игл – бывает, что они наклоняются или вообще выпадают, – такие же низкорослые, но не столь мудрые и жестокие слуги торопливо пододвигают ему скамеечку, украшенную сигилами. Карлик, некрасиво сопя, взбирается на подставку и ликвидирует погрешность: возвращает булавку или иглу на место, да еще старается воткнуть поглубже. И тогда у кого-то из нас разорвется сердце, кто-то почувствует чудовищную почечную колику, кто-то выстрелит не в того, кто-то неудачно влюбится.
Вот и сюжет для клипа. А «сигила» – это личная подпись Духа или Ангела и обычно применяется для построения магических Кругов и пишется на всяких талисманах и магических орудиях.
P.S. «Ворон» – чем не иллюстрация учений Зороастра (помимо всего прочего) о скорой гибели мира в огне; спасутся только сторонники добра? А стало быть, никто не спасется, т.к. Добро – понятие относительное.
Что бы почитать: Элгар Аллан По. «Ворон», поэма Пер Лагерквист. «Карлик», роман Джулиан Варне «История мира в 10 главах» А. и Б. Стругацкие. «Понедельник начинается в субботу»
Что бы посмотреть: Все тот же фильм «Омен» – чтобы увидеть, как у ворона светится красным глаз «Иствикские ведьмы» (с Шер и Джеком Николсоном)
Окончательный вариант текста:
ВОРОН (Дубинин/Пушкина) Ночью день разорван, затянула рану мгла, Смотрит черный Ворон на меня рубином глаз, Я не суеверен, но мои гость пророчит смерть, Траур оперенья – это траур и по мне.
Из другого мира Ворон вести мне принес: Скоро с неба хлынет из камней тяжелый дождь, На коне крылатом всадник спустится за мной – Любоваться адом и агонией земной.
Мир обречен.
Выбора нет.
Вечная ночь Там, где был свет.
Трижды Ворон крикнул, потемнели небеса, Ангел мой Хранитель от меня отрекся сам. С неба звезды пали, и в огне зашлась земля – Всадник рассмеялся, и в огонь швырнул меня.
Все, что будет, я забуду, Это сон чужой. Только снова кружит Ворон, Над землею, надо мной…
ОСКОЛОК ЛЬДА (музыка В.Дубинина)
Размер любимой песни Дубинина сыграл с нами злую шутку –стихи и стишки можно было слагать до бесконечности. Чтобы уйти в такую бесконечность, не приходилось закатывать глаза под потолок, накачиваться чаем с полезным для здоровья «Кагором» или пересматривать десятки видеомелодрам, пытаясь ухватить за волосатую заднюю лапу ускользающее капризное вдохновение.
Настроение было понятно сразу – душевные страдания. Но, как известно, страдания бывают двух видов: формальные и искренние. Хотелось бы выбрать последние. Все всплывшие сюжеты пересказывать нет смысла… (К вопросу о категориях и видах чувств и поступков: совсем недавно выяснила я интересную вещь: деление греха христианскими теологами-бюрократами на действительный грех и первородный. Действительный грех подразделяется в свою очередь на смертный и простительный, и также на материальный и формальный. Похоже, большинство из нас – материальные грешники. Мы не осознаем свои грехи как грехи, не несем за свои поступки никакой ответственности…)
Сюжет №1
Один из вариантов текста строился мной как 2-я серия «Беспечного ангела», песни, которая помогла АРИИ попасть в ротацию на «Нашем радио» и речь о которой пойдет несколько позже.
… Мое воображение опять снимало короткометражный и совершенно не бюджетный фильм. Старая мечта со злобным упорством подставляла подножку: когда-то, после окончания 8-го класса, мне ужасно хотелось найти ту школу, в которой обучали бы кинооператорскому мастерству. Я вбила себе в голову, что такое учебное заведение непременно должно находиться в районе киностудии «Мосфильм». Ничего и никого, кроме Александра Борисовича Градского (певца, поэта & композитора и пр., и пр.) я в том районе не нашла. Градский в ту пору щеголял в вытертых до неприличия на коленях вельветовых самопальных портках, в черном вытянутом свитере с продранными локтями, отчаянно ругался матом на всех, включая свою родную бабушку – бабу Розу. Старушка отвечала внуку тем же, по мере возможности кормила котлетами ораву оглоедов – музыкантов и по совместительству выполняла функцию директора сашкиной группы «Скоморохи».
– Сто рублей – таки, и «Скоморохи» будут! – с характерным акцентом заявляла баба Роза телефонной трубке. Закаленная в словесных и жизненных битвах с талантливым внуком старушка, между прочим, дожила до 103 лет, и до последнего дня сохраняла ясность ума. Да будет земля ей пухом… Итак, с кинооператорством ничего не получилось, и с тех пор я прокручиваю все свои фильмы в голове, выступая и за режиссера, и за оператора, а главное – за сценариста.
Представьте себе, что вы смотрите фрагменты фильма.
Большая комната. На стенах выведенные нетвердой рукой надписи «We fuck them all!», «Harley forever!», «It's road to hell». Ни прихожей, ни коридора – дверь открывается сразу на улицу, выбрасывая в уличный поток содержимое комнаты. У стены – пара мотоциклов. По комнате слоняется украшенный паутиной татуировок детина-байкер в джинсовой куртке с оторванными рукавами, в промасленных «Ливайсах». Он совсем не похож на сусальных красавчиков, которых так любят показывать в клипах на песни о прОклятых мотоциклистах. Довольно рядовая физиономия, с парой уродующих щеку шрамов.
– Я бы пошел за сигаретами… – полувопросительно, полуутвердительно произносит в никуда детина, которого дружки давно зовут «Безумным Ангелом». В перерывах между драками в пивнушках, мотопробегами и возней с мотоциклом он любит вырезать из папиросной бумаги и серебристой фольги ангелочков. Вырезает, соединяет их ниткой, протыкая фигурки в районе не существующего у ангелов пупка, и украшает ими свою комнату. Старые и свежевырезанные крылатые дебилики висят во всех углах, свешиваются со случайно, по пьянке, вбитых гвоздей, иногда воровато шуршат под ногами…
– Я бы пошел за сигаретами, – нараспев повторяет Ангел, бросая взгляд на надувной матрац, где похрапывает его подружка – Бешеная Валентина, укротившая за свою недолгую 18-летнюю жизнь не
одну дюжину мужиков и байков. «Бешеная» и «Безумный» – чем не Ева и Адам нашего времени?
Валентина наотрез отказывается вставить зубы – два передних она вышибла в очередной аварии. «Плеваться удобнее, – объясняет она подружкам – поповерткам свое странное нежелание вернуть привлекательность постоянно улыбающейся пасти, – а потом я так протестую против обезличивающего человека американского образа жизни, нах*** посылаю этих худосочных телок с фарфоровыми клацалками!»
Она ни за что не отпустила бы Безумного Ангела, если бы не спала глубоким благодатным сном праведницы. В прошлый раз Ангел вышел за чипсами на угол, и проболтался неизвестно где месяца три…
(Примечание: моими представителями в издательстве принимаются любые продолжения начатой истории, придуманные героическими людьми, читающими сей труд.)
Мелодия у Дубинина была настолько романтической и пронимающей до печенок, что, естественно, не сочеталась с реальностью сурового байкеровского бытия. Получалось нечто слезовыжимательное. То, что вы сейчас прочитаете, можно считать простой разминкой пальцев хреновой пианистки перед неизбежным исполнением второго концерта для фортепьяно с оркестром Сергея Рахманинова (гения). ЧЕРНОЕ СОЛНЦЕ
Он поступил жестоко с тобою – Сказал, что вернется, и исчез… Слез и страданий твой друг не стоил, А ты не любила слово «месть»…
