Текст книги "Судьба Темного Меча"

Автор книги: Маргарет Уэйс

Соавторы: Трейси Хикмен
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 30 страниц)

ИНТЕРЛЮДИЯ

Епископ Ванье сидел за рабочим столом в своих роскошных покоях, в Соборе Мерилона. Не настолько пышные и великолепные, как его резиденция в Купели, епископские покои в Мерилоне были просторными и удобными и состояли из спальни, гостиной, столовой и кабинета с небольшим помещением для дьякона, который исполнял при епископе обязанности секретаря. Из любой комнаты открывались чудесные виды, хотя это были и не широкие просторы зеленых равнин и вершины скалистых гор, которыми Ванье привык наслаждаться у себя в Купели. Из собора с хрустальными стенами открывался вид на саму столицу. Дальше, за пределами купола, окружающего город, начинались поля и луга. А если посмотреть вверх, сквозь хрустальные купола и шпили, венчавшие Собор, можно было увидеть королевский дворец, который парил надо всем городом. Дворец из сияющего хрусталя сверкал в небесах, словно солнце.

Этим ранним вечером епископ Ванье обратил свой взор вниз, на город Мерилон, который занимал его мысли. Жители города давали красочное представление – они всячески старались приукрасить закат. Это был подарок от Прон-альбан, магов, придающих форму камню, которые пожелали отпраздновать прибытие в столицу его святейшества. Хотя за пределами магического купола, окружающего город, свирепствовала зима и все вокруг было укрыто снежным ковром, здесь, в Мерилоне, было по-весеннему тепло. В последнее время императрица больше всех других времен года любила весну. Следовательно, закат солнца был таким, каким бывает весной, – приукрашенный магией Сиф-ханар так, чтобы цвета стали глубже и насыщеннее и плавно переходили от приглушенного розового к более глубокому малиновому, с изысканным пурпурным мазком в самом сердце картины.

Закат и в самом деле получился удивительно красивым, и обитатели Верхнего города – благородные господа и верхушка третьего сословия – парили над улицами в полупрозрачных шелках, трепещущих лентах и блестящем атласе и наслаждались восхитительным зрелищем.

Но епископа Ванье ничто не радовало. Ему было безразлично, сядет ли солнце вообще. Ему было безразлично, какая погода за окном – теплый весенний вечер или лютый снежный буран. Надо признать, ураган с громом и молниями гораздо больше соответствовал бы настроению епископа. Ванье шарил короткими толстыми пальцами по крышке стола, что-то перекладывал с места на место, что-то отбрасывал в сторону, что-то пододвигал поближе. Это был единственный внешний признак недовольства или волнения, потому что широкое лицо епископа сохраняло такое же неизменно величественное и сосредоточенное выражение, как и всегда. Однако два облаченных в черное человека, молча стоявшие перед епископом, заметили, как нервно Ванье перебирает бумаги, как они замечали все остальное – от красивейшего заката до недоеденных остатков епископского обеда.

Внезапно епископ перестал теребить бумаги и с силой хлопнул ладонью по крышке стола из розового дерева.

– Я не понимаю... – его голос звучал ровно и спокойно, как всегда, но это кажущееся спокойствие обходилось Ванье очень дорого, – почему вы, Дуук-тсарит, со своим хваленым могуществом, не можете разыскать какого-то юнца!

Колдуны едва заметно повернули головы друг к другу и переглянулись. В глубине черных капюшонов сверкнули глаза. Потом Дуук-тсарит снова повернулись к Ванье, и одна из них заговорила – уважительно, но непримиримо. Она явно чувствовала себя хозяйкой положения.

– Я повторяю, ваше святейшество, – если бы это был нормальный юноша, мы нашли бы его незамедлительно. Но он – Мертвый, поэтому отыскать его не так просто. А поскольку он носит при себе темный камень, эта задача становится почти неосуществимой.

– Я этого не понимаю! – взорвался Ванье. – Он существует! Он состоит из плоти и крови...

– Не для нас, ваше святейшество, – поправила его колдунья, а колдун, ее напарник, подтвердил это легким кивком. – Темный камень ограждает его, защищает его от нас. Наши чувства настроены на магию, ваше святейшество. Мы ходим среди людей и протягиваем вокруг тонкие нити магии, как пауки опутывают все шелковыми нитями своей паутины. Когда любое нормальное существо в этом мире попадает в пределы досягаемости наших сетей, волшебные нити вздрагивают, почувствовав Жизнь – магию. Так мы можем узнать об этом человеке буквально все – от его ночных кошмаров до того места, где он родился и вырос, и даже что он в последний раз ел на обед. Но с Мертвыми приходится прибегать к дополнительным ухищрениям. Нам приходится перенастраивать свои чувства, чтобы ощутить Смерть внутри них – отсутствие магии. Но этот молодой человек защищен темным камнем, который втягивает в себя и поглощает наши чувствительные нити – иначе говоря, нити нашей магии исчезают. Мы ничего не чувствуем, ничего не слышим, ничего не видим. Для нас, ваше святейшество, этот молодой человек не существует в буквальном смысле. В древние времена темный камень представлял собой чудовищную силу. Армия Мертвых с оружием из темного камня могла подобраться к городу совершенно незаметно.

– Да бросьте вы! – Епископ Ванье пренебрежительно фыркнул. – Послушать вас, так этот мальчишка превратился в невидимку. Вы что, хотите сказать, что он может прямо сейчас войти в эту комнату, а вы его не увидите? И я его не увижу?

Черный капюшон, прикрывающий голову колдуньи, чуть вздрогнул, как если бы ей не вполне удалось сдержать вздох раздражения или нетерпеливый жест. Когда женщина заговорила, ее голос звучал подчеркнуто холодно и сдержанно – плохой признак для тех, кто ее знал, о чем свидетельствовали побелевшие костяшки пальцев второго колдуна.

– Конечно, вы бы его увидели, ваше святейшество. И мы бы тоже увидели. Если бы он оказался в этой комнате, один, мы узнали бы в нем то, чем он является, и могли бы иметь с ним дело. Но там, снаружи – тысячи людей!

Колдунья внезапно пошевелила рукой, отчего ее напарник сразу напрягся, не зная, что она собирается делать. Хотя Дуук-тсарит с раннего детства воспитывались в строжайшей дисциплине, эта колдунья, занимающая в ордене весьма высокое положение, была известна своим несдержанным нравом. Так что ее спутник-колдун не удивился бы, если бы хрустальная стена за спиной у епископа вдруг начала таять, словно лед под жарким солнцем.

Однако колдунья сдержалась. Епископ Ванье не подходил для того, чтобы срывать на нем гнев.

– Значит, как вы говорите, единственный способ поймать его – это сделать так, чтобы кто-то привел его к нам, – пробормотал Ванье. Его пальцы снова беспокойно шарили по столу.

– Не единственный, ваше святейшество. Но самый простой. Конечно, придется еще как-то разобраться с этим мечом. Однако я сомневаюсь, что у юноши было время как следует научиться с ним обращаться или в полной мере понять его могущество.

– Нам сообщили, ваше святейшество, что при молодом человеке находится один из ваших каталистов. Мы могли бы действовать через него, – предложил колдун.

– Этот человек – слабоумный дурак! Если бы я мог поддерживать с ним связь, я держал бы его под контролем, – сказал Ванье. Кровь прилила к его лицу, так что оно стало почти таким же красным, как епископское одеяние. – Но он каким-то образом научился избегать мысленного контакта через Палату Предосторожности...

– Темный камень защищает его от ваших призывов так же действенно, как и скрывает юношу от нашего взора, – ровным голосом сказала колдунья.

Несколько мгновений она помолчала, потом скользнула ближе к епископу, заставив его почувствовать себя немного неуютно.

– Ваше святейшество, – сказала колдунья мягко, уговаривая его. – Если вы позволите нам отправиться в общину чародеев, мы узнаем гораздо больше о том, как выглядит этот юноша, кто его спутники.

– Нет! – твердо сказал Ванье. – Мы не должны допустить, чтобы они встревожились и заподозрили, что им грозит опасность! Хотя Блалох мертв, он успел достаточно хорошо наладить дело, так что чародеи продолжают работать на Шаракан и неизбежно будут втянуты в войну.

– Каталист наверняка предупредил их.

– А вы хотите подтвердить его слова, появившись там лично и задавая вопросы, которые рано или поздно заставят задуматься даже самых тупых чародеев?

– Против них может выдвинуться армия Дкарн-дуук, – предложил колдун.

– И начнется паника, – оборвал его епископ Ванье. – Известие об их существовании распространится, как огонь по сухой траве. Наши люди верят, что чародеи были уничтожены в Железных войнах. Как только станет известно, что чародеи, владеющие Темными искусствами, не только существуют до сих пор, но и обладают секретом темного камня – сразу же начнутся массовые беспорядки. Нет, мы не станем ничего предпринимать, пока не будем готовы полностью уничтожить их.

«И тем самым его святейшество сможет спасти свою шкуру!» – мысленно сказала колдунья своему напарнику.

– Вы должны искать каталиста, – продолжал Ванье, шумно вдохнув и выдохнув через нос и угрюмо глядя на Дуук-тсарит. – Я предоставлю вам описание каталиста и Джорама, и еще одного человека, с которым Джорам был когда-то дружен, – молодого деревенского мага по имени Мосия. Хотя, конечно, они замаскируются, – добавил он, немного поразмыслив.

– Сквозь маскировку обычно легко проникнуть, если только она не слишком хитроумная, – холодно сказала колдунья. – Люди думают только о том, чтобы изменить внешность, но не маскируют химическое строение своего тела и рисунок мыслей. И среди благородного общества Мерилона будет нетрудно отыскать мага-деревенщину.

– Надеюсь, вы знаете, о чем говорите, – сказал Ванье, сурово глядя на Дуук-тсарит.

– Почему вы так уверены, ваше святейшество, что этот юноша, Джорам, придет в Мерилон? – спросил колдун.

– Мерилон – его навязчивая идея, – сказал Ванье и взмахнул рукой, унизанной драгоценностями. – Согласно сообщениям полевого каталиста, который жил в деревне, где Джорам вырос, эта безумная женщина, Анджа, постоянно твердила мальчишке, что здесь он обретет то, что принадлежит ему по праву рождения. Если бы вам было семнадцать лет и вы нашли источник огромной силы, такой как темный камень, и верили, что вам надлежит наследовать состояние, – куда бы вы отправились?

Дуук-тсарит молча кивнул в ответ.

– Значит, так, – резко сказал епископ. – Если вы найдете каталиста, сразу же приведите его ко мне. Если найдете Мосию...

– Не стоит напоминать нам о наших обязанностях, ваше святейшество, – заметила колдунья с опасными нотками в голосе. – Если вам больше нечего добавить...

– Еще одно. – Ванье поднял руку, останавливая Дуук-тсарит, которые уже собрались уходить. – Я подчеркиваю – юноше не должен быть причинен никакой вред! Его нужно взять живым! Вы оба знаете почему.

– Да, ваше святейшество, – пробормотали Дуук-тсарит.

Они поклонились, сложив руки перед собой, и отступили назад. Зев магического Коридора раскрылся, признал их и поглотил за долю секунды.

Оставшись наедине с угасающим закатом и темнеющим небом, епископ Ванье собрался позвонить домашнему магу, чтобы тот опустил шелковые занавеси и зажег светильники в гостиной. Он уже потянулся к шнуру звонка, но его рука замерла в воздухе. Епископ увидел мерцание волшебного Коридора, который снова открылся перед ним. Из Коридора шагнул человек и уверенным шагом подошел к столу епископа.

Узнав гостя, облаченного в малиновые одеяния, Ванье должен был бы встать, чтобы поприветствовать его с надлежащим почтением. И он встал, но не сразу, а лишь после многозначительной паузы. Епископ поднялся нарочито медленно и сделал из этого целое представление, разглаживая складки своей красной рясы и поправляя тяжелую митру, венчавшую лысую голову.

Гость улыбнулся, показывая, что прекрасно понимает и принимает это тонкое оскорбление. Улыбка у него была не из приятных, даже при более удачных обстоятельствах. Улыбка затрагивала только тонкие губы, не касаясь всего остального лица – особенно глаз, темных, затененных густыми черными бровями.

Если бы Сарьон был сейчас в комнате, он тотчас же заметил бы фамильное сходство – эти черные брови и суровое выражение на красивом холодном лице. Но каталист отметил бы, что этому человеку недостает внутренней теплоты, какая была присуща его племяннику, – огненного блеска в глазах Джорама, похожего на отсветы кузнечного горна. Но в глазах этого человека не было света, не было света и в его душе.

– Епископ Ванье, – сказал мужчина и поклонился.

– Принц Ксавьер, – епископ Ванье поклонился в ответ. – Какая честь! Ваш визит – без предупреждения, так внезапно, – Ванье особенно подчеркнул эти слова, – полная неожиданность для меня.

– Не сомневаюсь, – ровно, без всякого выражения ответил принц Ксавьер. Казалось, ему вообще не были присущи никакие человеческие чувства. Принц не позволял себе испытывать гнев, скуку, раздражение или радость.

Рожденный для Таинств Огня, он был колдуном высокого ранга, одним из Дкарн-дуук, специально обученных искусству боевой магии. Кроме того, он был младшим братом императрицы и, самое главное, поскольку императрица была бездетна, а наследование шло по женской линии, Ксавьер был наследником трона Мерилона. Поэтому он носил титул принца, и поэтому Ванье, хотя и неохотно, был вынужден относиться к нему с почтением.

Ксавьер сложил руки под складками длинного, просторного малинового одеяния. Он был придворным и потому мог одеваться в обычный придворный костюм, как и все остальные. В отличие от Дуук-тсарит, Дкарн-дуук не обязаны были все время носить малиновые рясы в знак принадлежности к своему ордену. Но Ксавьер полагал, что такой стиль одежды дает ему дополнительные преимущества. Малиновая мантия принца напоминала людям – и в особенности мужу его сестры, императору, – о могуществе колдуна.

– Мне захотелось поприветствовать вас в Мерилоне, ваше святейшество, – сказал Ксавьер.

– Очень любезно с вашей стороны, милорд, – ответил епископ. – А теперь, хотя я безмерно польщен тем вниманием, которое вы мне оказали, и совершенно недостоин такой чести, – я прошу вас удалиться. Если, конечно, я не могу быть вам чем-то полезен.

– Вообще-то можете. – Принц Ксавьер протянул вперед гладкую, красивую руку, которую прежде прятал в складках одежды. Этой рукой он мог призвать молнию с небес или поднять демонов из глубин земли. Епископ осознал, что не может отвести взгляд от руки принца. Он ждал, что же последует дальше.

– Милорду достаточно назвать это, – сказал Ванье еще более почтительно.

– Вы можете покончить с шарадой.

По лицу епископа пробежала легкая дрожь понимания – как будто кто-то всколыхнул блюдо с пудингом. Толстые губы приоткрылись, и Ванье заслонил их мясистой рукой.

– Нижайше прошу прощения, ваше высочество, но я не имею ни малейшего понятия, о чем идет речь. О какой шараде вы говорите? – вежливо ответил епископ, по-прежнему неотрывно глядя на руку принца.

– Вы прекрасно понимаете, о чем я говорю. – Голос принца Ксавьера звучал так же ровно и спокойно, но при этом весьма зловеще. Он опустил руку, тронув пальцами серебряное украшение, которое висело у него на поясе. – Вы знаете, что моя сестра...

Принц замолчал на середине фразы. Глаза епископа, утопавшие в жировых складках пухлого лица, внезапно выпучились, Ванье уставился на принца Ксавьера, ловя каждое его слово.

– Да, ваша сестра, императрица... – повторил епископ. – Вы говорите, она – что?

– То, что и вы, и любой и каждый прекрасно знают, но что мой дебильный зятек запрещает говорить вслух под страхом казни, – вкрадчиво сказал Ксавьер. – И только благодаря вам и силе ваших каталистов ему удается сохранять все как есть. Положите этому конец. Возведите меня на трон. – Ксавьер улыбнулся и слегка пожал плечами. – Я – не дрессированный медведь, в отличие от моего зятя. Я не стану плясать под вашу дудку. Но со мной легко договориться. И я понадоблюсь вам, – добавил принц еще более мягким тоном, – когда вы начнете войну.

– Мы молим Олмина, чтобы он не допустил этой трагедии, – благочестиво сказал епископ и поднял взгляд к небесам. – Вы ведь понимаете, принц Ксавьер, что император не желает войны. Он охотно подставит вторую щеку...

– И получит пинка под зад, – закончил Ксавьер. Епископ Ванье покраснел, его глаза неодобрительно сузились.

– При всем почтении к вашему положению, принц Ксавьер, я не могу позволить, чтобы даже вы непочтительно отзывались о моем господине и правителе. Я не знаю, чего вы от меня хотите. Я не понимаю, о чем вы говорите, и отказываюсь признать ваши инсинуации. Я вынужден снова просить вас удалиться. Близится время вечерней молитвы.

– Вы глупец, – мягко сказал Ксавьер. – Но вы поймете, что вам выгоднее работать на меня, гораздо выгоднее, чем мешать мне. Я – страшный враг. О, не могу не признать – сейчас вы и мой зять хорошо защищены. Дуук-тсарит у вас в кармане. Но вы не сможете разыгрывать эту шараду вечно.

Ксавьер произнес слово, и у него за спиной открылся магический Коридор.

– Если вы возвращаетесь во дворец, милорд, – смиренно сказал епископ Ванье, – прошу вас, передайте вашей сестре мои соболезнования и скажите, что я надеюсь увидеть ее в добром здравии...

Слова замерли на губах епископа.

На мгновение холодное спокойствие принца нарушилось – словно по льду пробежала трещина. Лицо Ксавьера побледнело, темные глаза сверкнули.

– Я передам ей ваши соболезнования, епископ, – сказал принц, входя в Коридор. – И передам, что вы тоже в добром здравии... пока.

Коридор поглотил принца и закрылся – только мелькнули малиновые одежды, похожие на струю крови в воздухе. Картина была весьма неприятная, и она стояла перед глазами епископа еще долго после того, как принц ушел. Дрожащей рукой Ванье потянул за шнур звонка и потребовал, чтобы в его покоях немедленно зажгли светильники. И еще он приказал принести бутылку шерри.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ГЛАВА ПЕРВАЯ
ГВЕНДОЛИН

– Куда ты сегодня идешь, мое сокровище?

Молодая девушка, к которой был обращен этот произнесенный нежным голосом вопрос, наклонилась к матери и обняла ее за шею. Она прижалась румяной щекой к щеке почтенной леди, которая тоже оставалась румяной, но только благодаря магии.

– Я собираюсь навестить папу в Трех Сестрах и пообедать с ним. Он разрешил, ты же знаешь. А потом я пойду в Нижний город и проведу день с Лилиан и Мажори. Ну, не хмурься, мама. Когда ты так хмуришься, у тебя появляются морщинки. Вот, посмотри теперь в зеркало. Видишь, морщинок больше нет!

Девочка – а в сердце своем она еще оставалась девочкой, хотя лицо и тело ее уже расцвели женской красотой, – приложила тонкие пальчики к уголкам губ матери и растянула их в стороны и кверху, заставив мать улыбнуться.

Лучи утреннего солнца незаметно прокрались в комнату, словно воришки, проскользнули между складками расписных занавесей, метнулись вдоль пола и засияли вдруг в самых неожиданных местах. Они отразились в гранях хрустальных вазонов, заблестели на шелковых нарядах, небрежно брошенных на стулья. Солнце не тронуло пуховой постели, которая парила под полукруглым балдахином в углу комнаты. Просто не осмелилось. В этой комнате солнцу не позволялось светить в полную силу – по крайней мере, до полудня. К этому времени леди Розамунда вставала и вместе со своим каталистом творила магию, необходимую миледи для того, чтобы появиться в свете.

Нельзя сказать, что леди Розамунде нужно было сильно приукрашать свою внешность магией. Она гордилась этим и сводила косметическую магию к минимуму, используя ее в основном для того, чтобы следовать мерилонской моде. Леди Розамунда не стремилась скрыть свой возраст. Она считала это недостойным – особенно учитывая, что ее дочери уже исполнилось шестнадцать лет и девушка, покинув детскую, присоединилась к обществу взрослых.

Миледи была мудрой и наблюдательной женщиной. Она слышала, как благородные дамы из высшего общества, прикрываясь веерами, смеются над теми, кто выглядит моложе своих дочерей. Семья лорда Самуэлса и леди Розамунды не принадлежала к верхушке общества, но недалеко отстояла от высших кругов знати – стоило лишь протянуть руку, и удачный матримониальный союз вознесет их к блестящему королевскому двору. Поэтому леди Розамунда всегда держалась с достоинством, одевалась хорошо, но в соответствии со своим положением в обществе и радовалась, когда ее называли элегантной и изысканной те, кто был знатнее и богаче.

Миледи внимательно посмотрела в ледяное зеркало, которое стояло перед ней на туалетном столике, и улыбнулась, довольная тем, что увидела. Однако она гордилась не своим лицом, а более молодой копией ее собственных черт на улыбающемся личике девушки, которая стояла рядом.

Самым дорогим сокровищем семьи, дороже любых драгоценностей мира, была их старшая дочь, Гвендолин. В этой девочке заключалась их надежда на будущее. Это она возвысит семью, поднимет выше среднего класса, вознесет к небесам на крыльях своих нежных розовых щечек и богатого приданого. Гвендолин не обладала классической красотой, которая была сейчас в моде в Мерилоне, – другими словами, она не казалась безупречной и холодной мраморной статуей, с таким же холодным и отстраненным очарованием. Она была среднего роста, золотоволосая, с большими голубыми глазами, которые заставляли трепетать сердце любого мужчины. В этих глазах отражалась ее добрая, щедрая душа.

Отец Гвендолин, лорд Самуэлс, был Прон-альбан – магом-ремесленником, хотя больше не практиковал, с тех пор как стал главой гильдии. Лорд Самуэлс поднялся до столь высокого положения в гильдии каменщиков благодаря своему уму, упорному труду и удачным капиталовложениям. Именно мастер Самуэлс разработал и сотворил заклинания, которые устранили трещину в одной из гигантских платформ, на которых был возведен Верхний город, – и за это достижение император возвел его в рыцарское достоинство.

Теперь, получив право на титул «лорд» перед именем, глава гильдии переехал со своей семьей из старого дома в северо-западном районе Нижнего города на самую окраину Нижней улицы Верхнего города. Из их нового дома, расположенного в западной части Маннан-парка, открывался чудесный вид на зеленые просторы лужаек с тщательно ухоженной зеленой травой и аккуратно подстриженными деревьями, на которых то там, то тут распускались цветы.

Их дом был весьма зажиточный, но не слишком роскошный. Леди Розамунда понимала преимущества этого дома в двадцать комнат, когда, принимая благородных гостей, слышала от них: «Как мило вы обустроили этот чудесный маленький коттедж». И еще большее удовольствие доставляли ей слова гостей, сказанные на прощание: «Вы достойны гораздо большего, дорогая. Когда вы собираетесь переехать в более роскошные апартаменты?»

И в самом деле – когда? Леди Розамунда надеялась, что довольно скоро – когда ее дочь станет графиней Гвендолин, или герцогиней Гвендолин, или маркизой Гвендолин... Миледи вздохнула, довольная и радостная, глядя на отражение своей прелестной юной дочери в застывшей глади ледяного зеркала.

– Ах, мама, зеркало плачет! – сказала Гвендолин, быстро протянула руку и поймала каплю воды, прежде чем та упала на перья, которыми были украшены гребни в прическе матери.

– В самом деле, – сказала леди Розамунда и вздохнула. – Мария, поди сюда. Дай мне Жизненную силу.

Миледи небрежно протянула руку к каталистке. Подхватив ее руку, Мария забормотала ритуальные фразы, направляя магию в тело волшебницы. Как и ее муж, леди Розамунда была рождена для Таинства Земли. И хотя она была не очень могущественной волшебницей, ее способностей хватало для того, чтобы достойно исполнять все необходимые обязанности хозяйки дома. Получив Жизненную силу, леди Розамунда дотронулась пальцами до поверхности зеркала и произнесла слова, которые не позволят растаять застывшей лужице воды, обрамленной золотой рамой.

– Это все из-за жары, – сказала леди Розамунда дочери. – Конечно же, мне нравится мир, который выбрала для нас императрица, но я бы не возражала, если бы времена года иногда менялись. Весна уже начинает надоедать, ты не находишь, моя куколка?

– По-моему, зима – это весело, мама, – сказала Гвендолин, любуясь волосами матери. Более темного золотого оттенка, чем ее собственные, эти длинные, густые, блестящие волосы не нуждались в магических украшениях. – Мы с Лилиан и Мажори ходили к Вратам и смотрели на людей, которые приезжают снаружи. Это так забавно – они с головы до ног засыпаны снегом, носы и щеки у них красные от холода, они все время топают ногами, чтобы согреться. А когда Врата открывались, мы выглядывали наружу – все поля сплошь покрыты белоснежным ковром, это так красиво, мама! Ах, мамочка, моя прекрасная мамочка, зачем ты снова хмуришься и портишь свою красоту?

Леди Розамунда пыталась остаться твердой и непреклонной, но невольно улыбнулась, польщенная словами дочери.

– Мне не нравится, что ты проводишь так много времени со своими кузинами... – начала миледи.

Это был старый спор, и Гвендолин знала, как с ним разобраться.

– Но, мамочка, им так полезно со мной общаться, – умоляющим тоном сказала девушка. – Ты же сама это говорила. Только посмотри, как улучшились их манеры после праздников. Они гораздо лучше ведут себя за столом и уже научились поддерживать изящную беседу. Разве не правда, Мария? – Гвендолин воззвала к каталистке, ища у нее поддержки.

– Да, миледи, – с улыбкой откликнулась каталистка.

В доме было еще двое детей, за которыми она присматривала, – мальчик, которому предстояло унаследовать фамилию и продолжить славный род, и девочка – отрада родителей в старости. Но оба ребенка, несомненно очень милые, были еще слишком маленькими и пока не сформировались как личности. Каталистка, которая в этом скромном доме исполняла одновременно обязанности и няни, и гувернантки, не делала секрета из того, что Гвен – ее любимица.

– Только подумай, мама, – продолжала Гвендолин, – как чудесно будет, если мои кузины выйдут замуж за сыновей кого-нибудь из наших друзей. София говорила мне, что ее брат пересказывал ей, как Альфред, сын главы гильдии Рейналдса, сказал на следующий день после нашей вечеринки, что Лилиан – «потрясающая девушка»! Это его собственные слова, мама. И я не могу думать ни о чем другом, кроме как о том, что после подобных слов их помолвка не за горами.

– Мое милое дитя, какая же ты глупышка! – Леди Розамунда рассмеялась, но она явно была довольна и нежно погладила белую ручку дочери. – Что ж, если такое приятное событие и вправду произойдет, твои кузины должны благодарить за это только тебя. Надеюсь, они это понимают. Конечно, ты можешь навестить их. Однако я считаю, что тебе не следует показываться в Нижнем городе чаще чем раз в неделю. Ты уже не ребенок, а молодая женщина, и это важно.

– Да, мама, – смиренно сказала Гвендолин, потому что заметила – леди Розамунда твердо сжала губы и выгнула брови дугой. Это был знак, который понимали все домашние: муж, дети, каталистка, слуги. Леди Розамунда произносила приказ, которому все обязаны повиноваться беспрекословно.

Но в шестнадцать лет Гвендолин не умела долго печалиться. Следующая неделя казалась такой далекой. А сегодня было сегодня. Сегодня она будет обедать с любимым папочкой, который обещал повести ее в новую таверну возле гильдейских домов, знаменитую своим шоколадом. А остаток дня она проведет с кузинами, занимаясь новым для Гвен и очень приятным делом – флиртом.

Мерилонские Врата Земли были очень оживленным местом. В огромном невидимом куполе, защищающем великолепную столицу от внешнего мира, насчитывалось семь Врат, через которые открывался проход в Мерилон снаружи. Но шесть из них использовались довольно редко, если вообще использовались. Большую часть времени они оставались закрытыми, охраняемые магией. Врата Смерти и Врата Духов больше не открывались – потому что уже не было некромантов, которые проводили через эти Врата пришельцев из замогильного мрака. Врата Жизни предназначались для встречи победоносных армий во время войны, их не открывали уже больше столетия. Через Врата Друидов теперь в город проникала только река, а сами друиды входили через Врата Земли, как и все остальные. Врата Ветра и Врата Земли были основными используемыми порталами между Мерилоном и остальным миром. Но Кан-ханар – смотрители Коридоров и хранители Врат позволяли пролетать через Врата Ветра только ариэлям. Таким образом, Врата Земли оставались единственным доступным входом в город.

Возле Врат Земли всегда толпилось много народу. Люди встречали приехавших в гости друзей и родственников, чтобы поприветствовать их, или провожали гостей после визита. Среди городской молодежи было модно каждый день проводить здесь какое-то время. Молодые люди общались, флиртовали и наблюдали за теми, кто приезжает в город.

Сегодня первой прибыла высокопоставленная Альбанара из какой-то отдаленной провинции. Она путешествовала по магическим Коридорам и потому появилась перед Вратами внезапно, словно материализовалась из ниоткуда. Волшебницу приветствовали ее родственники из Верхнего города, ожидавшие в карете из черепахового панциря, которую тащила упряжка из сотни кроликов. Весь экипаж парил в двух футах над землей.

За благородной леди последовала группа каталистов из Купели, которые проскользнули сквозь Врата Земли на небольших крылатых повозках. Люди почтительно кланялись священнослужителям. Мужчины снимали шляпы, женщины приседали в грациозных реверансах, радуясь возможности продемонстрировать гладкие шеи и белые груди в вырезах корсажей. Затем прибыл неуклюжий мастеровой – он пришел пешком, замерзший, засыпанный снегом. Его радостно встретили семеро хулиганистых ребятишек, которые, ожидая отца, развлекались тем, что всячески мешали дежурному Кан-ханар, стражу Врат, исполнять его обязанности. Потом явилась группа университетских студентов, которые возвращались после того, как несколько дней порезвились на зимней природе. Студенты устроили веселую потасовку прямо во Вратах – выбегая наружу, они хватали пригоршни снега и швыряли их друг в друга и в толпу ожидающих.

Кан-ханар обращался со всеми прибывшими одинаково, будь то высокородный дворянин или незнатный торговец. Каждый, кто хотел войти в Мерилон, подвергался одинаковой проверке, отвечал на одни и те же вопросы. Кан-ханар становились те, кто родился для Таинства Воздуха, и они отвечали практически за все перемещения по Тимхаллану. Исключение составляли Тхон-ли, мастера Коридоров. Это были каталисты, поскольку Коридорами распоряжалась Церковь. Маги и архимаги из Кан-ханар служили государству, из них состояло подразделение, занимавшееся охраной императорского дворца. В обязанности Кан-ханар входили также содержание и забота об ариэлях – магически измененных людях с крыльями, которые служили посланцами и доставляли сообщения по всему Тимхаллану. Поскольку каталисты охраняли Коридоры и поддерживали их в рабочем состоянии, посланцами-ариэлями приходилось заниматься Кан-ханар – именно они подпитывали крылатых посланцев магической Жизненной силой. Но самой важной обязанностью Кан-ханар оставалась охрана Врат – не только Врат Мерилона, но и ворот любого другого города по всему Тимхаллану. Хранители Врат – очень почетная и ответственная должность, и ими могли стать только архимаги – Кан-ханар благородного происхождения, которые заслужили это высокое звание годами безупречной службы и прилежного обучения.