Текст книги "Триумф Темного Меча"

Автор книги: Маргарет Уэйс

Соавторы: Трейси Хикмен
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 23 страниц)

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
АНГЕЛ СМЕРТИ

Потом те, кто выжил, рассказывали, что их вел в битву сам Ангел Смерти.

Смутные слухи о Джораме стали расходиться среди сражавшихся за свою жизнь магов внутри крепости изо льда и камня. Мало кто знал истинную историю – только Мосия, Гаральд, Радисовик и колдунья. И все. Куда большее количество народу знали какие-то ее обрывки и торопливым шепотом пересказывали их соседям во время коротких передышек в ходе боя, развернувшегося после возведения ледяной стены. Император Ксавьер успел перед смертью сказать достаточно, чтобы люди сумели сложить кусочки всей истории вместе, как осколки разбитой статуи. К несчастью, это было похоже на то, как если бы складывать из осколков статую, которой никто никогда прежде в целом виде не видел.

Несколько каталистов, находившихся в крепости, присутствовали во время суда над Джорамом. Те, кто стоял рядом с принцем Гаральдом, слышали, как он назвал это имя, и вспомнили об этом. Слова Ксавьера – «Пророчество свершилось. Настал конец мира» – повторяли шепотом повсюду, как и рассказы всех каталистов о том, что произошло в тот ужасный день на берегу, когда все они видели, как этот человек – Джорам – ушел за Грань.

– Он Мертвый...

– У него меч тьмы, который высасывает Жизнь из своих жертв...

– Он убил бесчисленное количество людей, но, как я слышал, только мерзавцев. Его несправедливо обвинили, и теперь он вернулся из мертвых, чтобы отомстить...

– Ксавьер упал к его ногам! Вы сами видели! Какие еще доказательства вам нужны? Ведь старый император исчез, похоже, по вине Дкарн-дуук? Ну и пусть меня услышат! Ксавьер теперь мертв, и я готов побиться об заклад, что уж он-то не вернется...

– Пророчество? Слышал я одну сказку про Пророчество – что-то о старом чародее Мерлине и короле со сверкающим мечом, который вернется в свое королевство и спасет его в час беды...

Меч у Джорама был – но он не сверкал. Когда Джорам призвал всех к битве и народ собрался вокруг него, всем показалось, что он держит в руке полосу ночи. Его лицо было мрачным и жестким, как металл его меча.

– Этот день не станут воспевать в песнях и легендах. Если мы проиграем, песен вообще больше не будет...

Он был одет в белое, как те, кто провожает покойника в последний путь. Маги и каталисты, слышавшие его слова в тот день, поняли, что идут в бой безнадежный. Даже более безнадежный, чем путь Джорама за Грань.

– Вы сражаетесь с врагом из иного мира. Вы сражаетесь с врагом, который Мертв, с врагом, который умеет убивать быстрее молнии. Ваше единственное преимущество – ваша Жизнь. Используйте ее мудро, поскольку, когда Жизнь иссякнет, вы останетесь беспомощны перед врагом.

Когда голос Джорама утих, возгласов одобрения не последовало. Молчание охватило магов. Его прерывало лишь шипение световых лучей, проплавлявших во льду дыры, и жуткий рев железный тварей. По-прежнему молча, маги двинулись в битву.

По приказу Джорама ледяная стена была убрана. Надо будет творить заклятия, а стена забирала много Жизни у магов и каталистов. Каждый колдун, маг, чародей с этого момента сам отвечал за свою защиту от смертоносных лучей.

Воспользовавшись советом Джорама, некоторые стали невидимы. Хотя это и не могло их защитить при попадании луча, они перестали быть заметными целями и могли подобраться к врагу незаметно. Остальные защищали себя от ищущих тепло «глаз» чудовищ, окружив себя собственной ледяной оболочкой или резко понизив температуру тела. Другие превратились в зверей-оборотней, страшных существ, которые накидываются на своих жертв прежде, чем те поймут, кто перед ними.

Как в старину, каталисты преобразились в маленьких зверьков, которые странствуют с магами и быстро могут спрятаться в кустах, среди ветвей деревьев или под камнями.

С помощью Коридоров, которые по приказу Гаральда открыли Тхон-ли, маги взяли поле под контроль, разделившись на маленькие группы. Времени на разработку сложной стратегии не было. Джорам приказал действовать по принципу быстрых атак, чтобы сбить противника с толку и захватить врасплох. Вместе с принцем они перемещались по Коридорам от группы к группе, помогая советом как можно лучше защищаться.

Джорам показал Дуук-тсарит, как пустить молнию так, чтобы она могла уничтожить железную тварь, а не просто без вреда полоснуть ее по шкуре, как получалось прежде.

– Видите то место, где голова прикрепляется к телу? Это самое уязвимое место твари, как подбрюшье у дракона. Всадить молнию надо туда, а не бить по чешуе.

Колдуны так и поступали и с изумлением взирали на то, как железные твари взрывались, загорались и останавливались.

– Используй заклинание Зеленого Яда, – посоветовал Джорам колдунье. – У тварей голова – уязвимое место. Покрой ее зеленой жидкостью и смотри, что будет дальше.

Хотя это могло показаться абсурдным – ведь яд действует на живую плоть, а не на металл, – колдунья сделала так, как сказал Джорам. По мановению ее тонкой руки зеленая жгучая жидкость покрыла тварь с ног до головы, как покрыла бы кожу человека. К ее изумлению, голова твари раскрылась. Вопя от боли, из нее посыпались странные люди, запятнанные зеленым ядом, который, видимо, проник сквозь голову твари и стал капать на сидевших внутри ее.

Друиды по приказу Джорама послали в битву лес. Громадные столетние дубы вырывались из земли и враскачку шли в атаку. Обхватив корнями одну из железных тварей, дуб раздавил ее, как желудь. Маги-каменщики заставляли землю под железными тварями вставать на дыбы, поглощать их, затем смыкаться над ними, погребая заживо. Сиф-ханар навлекли на голову врага дождь и град, погружая их в темноту, а затем ослепляя солнечным светом.

– Когда будете сражаться с металлическими людьми, помните: этот металл – не их кожа, – говорил своим людям Джорам. – Это такой доспех вроде тех, что носили рыцари из старинных сказок. И в доспехах есть щели – самая большая находится между воротником и шлемом.

Мосия, превратившийся в оборотня, сбил странного человека наземь и вцепился клыками в незащищенное горло. Одним ударом могучей лапы он разворотил шлем и когтями пропорол металлическую кожу, разрывая ее в клочья и раздирая плоть.

– Эти люди мало что знают о магии. Они боятся ее. Используйте их страх против них, особенно их подсознательные страхи, такие же, как и наши, – наставлял Джорам.

Иллюзионисты создавали гигантских тарантулов, которые сыпались с деревьев, подрагивая волосатыми ногами. Их фасеточные глаза горели как пламя. Трава превращалась в шипящих кобр, раскачивающихся на хвосте. Скелеты тянули костлявые руки с бледными мечами, поднимаясь прямо из земли.

– Призовите против этих тварей чудовищ нашего мира!

Появилась орда кентавров. Сжигаемые дикой жаждой крови, они набросились на странных людей, убивая их, а потом разрывая их тела в куски и пожирая еще трепещущую плоть врагов.

С небес пикировали драконы, неся с собой пламя и тьму. Василиски смертоносными взглядами тягались со взглядами противников. Змеиные хвосты химер забивали странных людей насмерть. Многоглавая гидра выхватывала врагов из толпы и глотала их целиком.

Возможно, самым странным событием на поле боя было, судя по отчетам магов, появление среди поля круга из грибов. Вражеский отряд, оказавшийся в этом круге, не смог из него выйти. Одного за другим людей затянуло в землю. Чародеи говорили, что последним, что они слышали при этом, был пронзительный хохот и быстрый лепет маленького народца...

Начав атаку на заре, хозяева железных тварей были уверены в победе. К полудню маги повернули прилив вспять, но потопа они не могли остановить. Железные твари продолжали наступать, армии людей в металлических доспехах угрожали задавить осажденных магов числом. Маги слабели, Жизнь покидала их, каталисты падали наземь без чувств. А железные твари ползли вперед, не нуждаясь ни в отдыхе, ни в еде, выдыхая ядовитые пары и пуская из глаз смертоносные лучи.

Вот тогда и свершилось чудо, если судить по позднейшим рассказам и пересказам этих событий. На поле явился сам Ангел Смерти – или так говорили. В руках его был меч смерти, и именно он в конце концов поверг врага на колени.

На самом деле никто не был столь ошеломлен таким поворотом событий, как сам Ангел Смерти, хотя эта часть истории никогда не рассказывалась – ее знали только Джорам да принц Гаральд.

Оба они только что покончили с очередным железным чудовищем, когда на их позицию выскочила рота чужаков. Магия Гаральда почти иссякла. Оставшись без Жизни, он выхватил меч и с мрачной обреченностью обернулся к врагам, понимая, что удара смертоносного луча он не переживет, а эти чужаки в металлическом облачении способны выпускать его из ладони. Джорам тоже обнажил меч, готовясь умереть рядом с другом. Он понимал, что биться с этим врагом при помощи меча просто нелепо. Их убьют через несколько секунд, у них нет даже шанса ответить ударом. Но, по крайней мере, они умрут с оружием в руках...

Однако когда Джорам обнажил Темный Меч, тот начал светиться голубовато-белым, разгораясь все ярче в его руках. Он в изумлении уставился на свое оружие, светившееся так один-единственный раз – в тот момент, когда на при исполнении приговора меч вытянул ту Жизнь, которую каталисты передавали Палачу. И теперь он действовал точно так же, выкачивая Жизнь из чего-то поблизости. Но из чего? Конечно же, не из врагов, которые были Мертвы, как сам Джорам. Каталистов поблизости не было. Принц Гаральд приказал Радисовику остаться в крепости с ранеными. Так чью же Жизнь поглощал меч?

Человек в металлической коже поднял руку и направил свой смертоносный луч на Джорама и Гаральда.

Луч вырвался из ладони чужака, но в цель не попал. Свет устремился в металл меча, заставив его засиять так ярко, что Джорам ослеп на мгновение. Меч дрожал в его руке, электрические разряды шли по его телу. Он мог только держать оружие, но никак не сражаться им. Он ничего не видел, и именно Гаральд потом рассказал ему, что чужаки, прикрывая глаза руками, изо всех сил пытались уничтожить врагов своими лучами – но все было бесполезно. Темный Меч впитывал энергию оружия чужаков точно так же, как вытягивал Жизнь из мира. Лучи погасли, а Темный Меч продолжал пылать, издавая низкий гул. Побросав свое бесполезное оружие, чужаки бросились бежать.

Те, кто видел эту битву издалека, говорили, что Ангел Смерти, если пожелает, может даже погасить солнце.

Когда ночь – настоящая ночь – опустилась наконец на Тимхаллан, битва была окончена. Маги победили, по крайней мере так всем казалось. Железные чудовища и чужаки, пришедшие вместе с ними, отступили, убравшись в какое-то неизвестное место, – приходили сообщения о том, что железные чудовища спрятались в телах еще более крупных чудовищ и что эти громадные чудовища поднялись в воздух и исчезли.

Никто, конечно, не поверил этим безумным слухам. Никто – кроме Джорама. Тот мрачно смотрел в небеса и качал головой. Однако он ничего не сказал. Для этого еще будет время. А сейчас еще многое надо сделать.

Победа обошлась очень дорого.

Мосия, снова превратившийся в человека, возвращался в крепость, когда наткнулся на тело колдуньи. Вокруг нее лежали трупы ее врагов. Их оказалось слишком много для нее. Мосия прикрыл бледное красивое лицо черным капюшоном. Взяв тело на руки, он понес Дуук-тсарит в крепость.

Там под камнями погребли мертвых, и было их множество. Кардинал Радисовик читал над ними молитвы срывающимся от слез и гнева голосом. Тела павших на поле боя остались там, где они погибли. Выжившие маги протестовали, но Джорам не уступал. Он, проживший много лет во Внешних землях, знал лучше других, как чудовищно будут глумиться над телами кентавры и прочие твари, но при этом понимал, что, если они будут собирать тела, переносить их в крепость и хоронить, уйдет слишком много времени.

На поле сражения было дозволено вернуться только Дуук-тсарит. Их интересовали мертвые – не из числа их сограждан, а павшие враги. Работая быстро и беззвучно под прикрытием ночи, они снимали с тел все – от оружия до личных вещей, не прикасаясь к ним, но с помощью мощных заклятий левитации, и переправляли их в свои тайные кабинеты для исследований.

Колдуны успешно выполнили свою задачу, затем и они по приказу Джорама оставили поле и вернулись в Мерилон.

– Чего теперь-то бояться? – устало спрашивал Гаральд. Он так выбился из сил, что едва держался на ногах. – Мы прогнали их...

– Возможно, – ответил Джорам. – Но мы ничего в точности не сможем сказать, пока разведчики не вернутся с донесениями.

– Да они же покинули наш мир!

– Не думаю. Это было организованное отступление, а не бегство. Мне кажется, что они отступили, чтобы оценить ситуацию и изменить стратегию.

Они стояли в центре лагеря, тихо переговариваясь; Маги по Коридорам возвращались в Мерилон. Раненых и умирающих переправили в первую очередь. Затем отправили каталистов, за ними – колдунов. Некоторые так устали, что просто спотыкались и валились лицом прямо в открывшийся проем. Некоторые вообще не могли идти, и их приходилось нести.

Эвакуация обитателей крепости продолжалась под прикрытием темноты. Усталые Сиф-ханар трудились до конца – Джорам не позволил даже звездному свету освещать крепость.

Мрачный тон Джорама, все предпринятые им предосторожности, его обращенный в небеса тревожный взгляд очень беспокоили Гаральда.

– По крайней мере, мы сделали то, что собирались, – сказал принц. – Мы заставили их бояться нас. Мы доказали, что они не смогут сеять смерть, не пожав богатый урожай сами.

– Да, – кивнул Джорам, но он оставался мрачен, и глаза его по-прежнему что-то искали в вышине.

– Что они теперь будут делать? – тихо спросил Га-ральд.

– Будем надеяться, что они сбиты с толку, испуганы и, возможно, еще и перессорятся, – ответил Джорам. – Если нам повезет, то они, может быть, покинут наш мир. Но если нет, то в следующий раз нападут, уже зная, с чем встретятся. Они будут готовы. Значит, и нам надо подготовиться получше.

Наконец все маги ушли, а принц и Джорам остались стоять в середине разрушенной крепости на Поле Доблести.

«Мы одни, если не считать мертвых», – думал Гаральд. Глядя на огромный каменный курган, сложенный из обломков разрушенных стен, он думал о начале этого дня, вспоминал с горечью свои мечты о славе, свой восторг от той глупой игры, в которую они играли.

Игра. Если бы не Джорам, он тоже лежал бы под этим курганом. Нет, не лежал бы. Никого не осталось бы в живых, чтобы похоронить его.

«Олмин милосердный, пожалуйста, пусть все это кончится! – истово молился он. – Пожалуйста, даруй нам мир, и я обещаю, я...»

В этот момент из Коридора появилась темная фигура. Остановившись перед Джорамом, Дуук-тсарит показал на горную гряду на севере. Джорам молча кивнул и посмотрел на Гаральда. Отвернувшись, усталый и отчаявшийся принц сделал вид, что ничего не видел. Он понял, что хотел сказать колдун. Враги никуда не бежали. Они, как и предсказывал Джорам, затаились на время.

«И что теперь?» – вяло подумал Гаральд.

Кто-то коснулся его плеча. Он обернулся и увидел Джорама. Вместе они молча вошли в Коридор и исчезли, оставив крепость ночи и мертвецам.

ЗА ГРАНЬЮ

Оставляю эту рукопись отцу Сарьону, чтобы он прочел ее, если я не переживу своей первой встречи с врагами...

Врагами.

Я так называю их – но многие из них стали за эти десять лет моими друзьями. Я вспоминаю, как деликатно они опекали мою жену и помогали мне пережить несколько первых жутких месяцев, когда я боялся, что тоже сошел с ума. Если до них дойдут вести о том, что я делаю, они меня все-таки поймут. Они сражались с тем, кого они называют Волшебник, куда дольше, чем я.

Тебе, тому, кто читает эти строки, я обо всем расскажу. Интересно, кто же ты. Мой старый друг принц Гаральд? Мои старые враги Ксавъер, епископ Ванье? Думаю, это не имеет значения, поскольку в этой битве вы окажетесь на одной стороне. Потому я запишу все, что со мной случилось, насколько смогу объяснить. Очень важно, чтобы вы поняли, что такое ваш враг, на случай, если вам придется сражаться с ним без меня.

Начну с начала – или, возможно, мне следовало сказать, с конца.

Я мало что могу рассказать о своих мыслях и чувствах, когда я шагнул в смерть – или так я думал, – за Грань. Иногда мой разум охватывает тьма, и я не могу ее контролировать. Эту тьму в мире, который я буду называть «мир за Гранью», определили как форму психоза – этим словом они описывают расстройство разума, которое не имеет физической причины.

Вскоре после моего возвращения в Тимхаллан omeц Сарьон спросил меня: когда я пошел за Грань, думал я о Пророчестве или нет? Не нарочно ли я так поступил чтобы привести его в действие? Не было ли это моей местью миру?

Я снова подумал о словах Пророчества. Как вы понимаете, они просто вырезаны сейчас в моем сердце, как некогда епископ Ванье грозил вырезать Темный Меч на крышке моего гроба.

«Родится в королевском доме мертвый отпрыск, который будет жить и умрет снова – и снова оживет. А когда он вернется, в руке его будет погибель мира...»

Думаю, если бы я ответил на вопрос Сарьона утвердительно, это показало бы, что я могу мыслить рационально. Увы, это не так. Оглядываясь назад, я вижу себя тогдашнего – надменного, гордого, самовлюбленного, и мне кажется чудом, что мне вообще хватило физических и умственных сил выжить. И этим я обязан отцу Саръону, а не себе.

Я много часов провел в одиночестве в тюремной камере перед Превращением. И там мой разум пал жертвой тьмы, что затаилась в моей душе. Страх и отчаяние овладели мной. Я так внезапно узнал о своем происхождении, о странных обстоятельствах своего воспитания, о страшной судьбе, на которую я был обречен ради того, чтобы Пророчество не исполнилось, – все это почти свело меня с ума. Я очень мало знал о том, что происходит вокруг меня. Я словно бы заранее обратился в камень.

Благородное, полное любви самопожертвование отца Сарьона было лучом света во мраке моей души. И в ярком его свете я увидел то зло, которое принес и себе, и тем, кого я люблю. Охваченный скорбью по человеку, которого я слишком поздно полюбил, сокрушенный развращенностью нашего мира, отразившейся и во мне самом, я думал только об одном: избавить мир от зла, принесенного мною. Я вложил Темный Меч в безжизненные руки отца Саръона и ушел в смерть.

Тогда я не осознавал, погрузившись в собственное отчаяние, что Гвендолин последовала за мной. Я вспомнил, что слышал ее голос, когда вступил в туман. Она просила меня подождать, и ведь я мог тогда помедлить! Но моя любовь к ней, как и все остальное в моей жизни, была эгоистичной. Я выбросил из головы мысли о ней, и промозглый туман окутал меня. Я больше не думал о ней, пока не нашел ее без сознания на другой стороне.

Другая сторона.

Я почти вижу, как дрожит пергамент в твоей руке, читатель.

Другая сторона.

Я долго шел, не знаю, как долго, поскольку время искривлялось и изменялось магическим полем, окружающим наш мир и отрезающим его от остальной Вселенной. Я не осознавал ничего, кроме того, что иду, что под ногами у меня твердая поверхность и что я заблудился и бреду в серой пустоте.

Не помню, чтобы я боялся. Наверное, я был слишком потрясен. Однако от других, прошедших через Грань, я узнал, что магическая граница меня не испугала потому, что я Мертв. Для тех, в ком есть магия, такой переход страшен. Те, кто сумел его пережить, не повредившись в уме (а таких немного), с трудом об этом рассказывают. И до самой смерти я не забуду того ужаса, который увидел в глазах Гвендолин, когда она впервые открыла их.

Думаю, что в своем отчаянии и смятении я просто шел бы в клубящемся тумане бесцельно, пока не упал бы и не умер. И тут с внезапностью, от которой у меня буквально перехватило дыхание, туман закончился. Как выходишь из тумана на яркий солнечный свет, так и я вышел из царства Смерти (так я думал) и оказался в открытом поле, заросшем травой.

Стояла ночь, ясная и чудесная. Небо надо мной – да, там было небо – было чистым, бархатно-черным и усыпанным звездами. Я и не думал, что бывает столько звезд. Воздух был холодным и свежим, полная луна заливала все вокруг серебряным светом. Я глубоко вдохнул, выдохнул, снова вдохнул, снова выдохнул – не знаю, как долго я стоял там, просто дыша. И чернота души моей рассеялась. Я подумал о том, что я сделал, и впервые в жизни понял, что сделал что-то правильное, что-то хорошее.

В моем беспорядочном детстве религиозное воспитание как-то упустили. Став старше, я не обрел веры ни в себя, ни в род людской, да и в Олмина тоже. Я мало думал о жизни после смерти. Я просто боялся, что загробная жизнь существует. В конце концов, жизнь для меня была ежедневной ношей. Так чего же ради тащить этот груз дальше? И в то мгновение я подумал, что обрел рай. Красота ночи, одиночество и спокойствие окружали меня, наполняя ощущением благословенного уединения...

Моя душа хотела покинуть тело и улететь в ночь. Мое тело, напротив, упрямо желало жить и напоминало мне – своей усталостью, – что я все же жив. Холодный ветерок прошелестел по траве. У меня не было рубахи, только старые штаны, которые дали мне в тюрьме Дуук-тсарит. Меня начало трясти от холода и, несомненно, от всего пережитого. Я хотел пить и есть, поскольку во время заточения отказывался принимать пищу.

Именно тогда я и задумался: куда это меня занесло и как я сюда попал. Я ничего не видел вокруг, кроме бескрайних, залитых лунным серебром трав и – странно – мигающего красного огонька где-то в сотне футов от меня. Наверное, он мигал все время, но дух мой витал где-то среди звезд, и я его не заметил.

Я двинулся было на свет с неясной мыслью в голове. Я вообразил, что это могут быть угли костра, что лишь свидетельствует о том, что я до сих пор все еще не мог мыслить ясно, ведь никакой костер не может постоянно мигать. И именно в тот момент, когда я пошел на свет, я обнаружил Гвен.

Она лежала в траве без сознания. Я опустился на колени рядом с ней, обнял ее и лишь тогда подумал: как она здесь оказалась? И вспомнил ее голос, звавший меня, когда я вступил в туман. И еще я смутно помнил, что вроде бы видел ее развевающееся белое платье. Может, мы вообще шли в паре футов друг от друга и не знали об этом, таким густым был туман? Это не имело значения. Однако все, что случилось с нами, почему-то казалось правильным.

Она очнулась от моего прикосновения. Я ясно видел ее лицо в лунном свете – и вот тогда я и заметил безумие в ее глазах. Я узнал его – а как иначе? Я жил рядом с безумием с самого детства. Но прошло много месяцев, прежде чем я смирился с этим. Это случилось отнюдь не сразу.

«Гвендолин!» – прошептал я, качая ее на руках.

При звуке моего голоса безумный блеск в ее глазах померк, и она посмотрела на меня с той любовью, с которой смотрела так часто прежде. Это было благословение, которое я променял на проклятие!

«Джорам», – тихо сказала она, прикоснувшись к моему лицу.

Я увидел в ее глазах свое отражение, и тут оно задрожало и затуманилось ужасом, и безумие стерло меня из ее глаз. Я крепко прижал ее к себе, словно она могла уйти от меня. Ее тело оставалось у меня на руках, но ее дух я удержать не мог.

Поднимался ветер. Ночь разорвали белые вспышки, послышался раскат грома. Подняв голову, я увидел, как звезды пожирает тьма, словно по небу ползет какое-то огромное чудовище. Молнии били с небес. Хотя гроза еще не дошла до нас, ветер уже так усилился, что меня едва не сбивало с ног. Облака ползли в нашу сторону, луна исчезла прямо у меня на глазах, я почувствовал запах дождя и ощутил на лице его брызги.

Я просто не мог поверить той стремительности, с которой надвигалась эта гроза. Я в панике озирался вокруг. Нигде не было никакого укрытия, и гроза застигла нас под открытым небом. Молния ударила совсем рядом, а потом я чуть не оглох от последовавшего раската грома. Я увидел, как в небо полетели клочья земли. Ветер усиливался, пронзительно визжа у меня в ушах. Начался ливень, который бил не слабее молний. В мгновение ока мы с Гвен промокли до костей, хотя я как мог прикрывал ее собой.

Надо было найти помощь. Молнии плясали вокруг нас, ветер становился все сильнее. По моему лицу хлестал град, рассекая кожу. Вокруг все было в полнейшем мраке, разрываемом короткими, яркими как день вспышками молний. И вот тогда сквозь ливень и молнии я вновь увидел мигающий красный свет. Похоже, гроза ему была нипочем. Может, там есть люди, которые сидят у огня и магически поддерживают его. Подняв Гвен на руки, я понес ее к красному свету, впервые молясь не о себе. Я молил Олмина, чтобы он послал ей помощь.

Кого я ожидал встретить у костра? Я не знал. Я не очень удивился бы, если бы нашел там ангелов или демонов. Я обрадовался бы и тем, и другим. Нам не пережить эту бурю. Ярость ее все возрастала, и у меня возникла смутная, почти бредовая идея из тех, которые иногда приходят на ум посреди ужаса: что буря бьется о Грань, пытаясь прорвать ее.

Временами я буквально с места двинуться не мог из-за чудовищного ветра. Порой мне приходилось прилагать все усилия, чтобы просто удержаться на ногах, прижимая к себе обмякшее, холодное тело Гвендолин, а ветер толкал меня, и лед и град иглами впивались в мою кожу.

Я держался одним усилием воли. Наконец я дошел до красного огонька. Это был не костер, и рядом с ним не было никого – ни дьявола, ни ангела. Мигающий красный свет исходил из странного предмета, торчащего из промокшей от дождя земли, но на ощупь он не был даже теплым. Отчаяние и безнадежность одолели меня, и я упал, не выпуская Твен из рук.

И в это мгновение рев бури перекрыл какой-то грохот. Он становился все громче. Я ощутил дрожь земли. Молнии били теперь почти непрерывно. Вглядываясь сквозь дождь, я увидел в ярких вспышках огромное чудовище, ползущее прямо на нас. У него было квадратное приземистое тело, два пылающих глаза, и приближалось оно невероятно быстро.

Значит, вот каков будет конец. Нас растерзает эта мерзкая тварь. Я сдался той тьме, что таилась во мне. Последняя мысль, которую я запомнил, была такой: слава Олмину, что Гвен без сознания. Она умрет, не испытав предсмертного ужаса.

Оказывается, когда меня нашли, я был в сознании. Мне сказали, что я разговаривал и что им показалось – поскольку они не понимали меня, – что я был готов сражаться. Мне рассказали – они вспоминали об этом с улыбкой, – что я и с ребенком не справился бы. Я слабо сопротивлялся и под конец потерял сознание.

Сам я ничего не помню до той минуты, когда очнулся от звука голосов. Меня охватил ужас, но я взял себя в руки. Мое сердце забилось с надеждой. Суд, приговор, казнь, буря... все это было сном, и, открыв глаза, я снова окажусь в доме лорда Самуэлса...

Я открыл глаза и увидел свет, такой яркий, что было даже больно. Мое ложе было жестким и неуютным, и я вдруг понял, что нахожусь, внутри чего-то железного. Мне казалось, что оно движется, поскольку нас бросало взад-вперед, и меня мутило от этой тряски.

И я по-прежнему слышал голоса. Сев, я попытался посмотреть вокруг, прикрыв глаза от света.

Голоса звучали совсем близко. Я смутно увидел две фигуры, стоявшие рядом. Их шатало от хода железной повозки. Они заметили, что я сел, и один быстро подошел ко мне.

Он заговорил на языке, которого я не понимал. Похоже, он догадался об этом, потому что во время разговора все поглаживал меня по плечу, как испуганного ребенка.

Но я не был испуган. Клянусь Олмином! После всего, что выпало на мою долю, я думал, что меня уже ничто никогда не испугает. Я думал только о несчастной девушке, которая ради меня отдала все. Где она? Я огляделся по сторонам, но не увидел ее. Я попытался встать, но человек, который разговаривал со мной, удержал меня. Он был очень осторожен. Но меня нетрудно было удержать. Я был слишком слаб, даже чтобы долго сидеть.

Все время тот, другой, разговаривал с кем-то еще. И кто-то незримый отвечал хриплым голосом.

Теперь, конечно, я знаю, что это было переговорное устройство внутри «лендровера» (такая повозка, только движет ее Техника, а не магия). До сих пор я ясно слышу слова этого человека, хотя тогда я не понимал их значения. Много месяцев спустя, когда я боролся с безумием, эти слова снова и снова звучали у меня в голове.

«Мы проверили наши маяки. На границе оказалось двое – мужчина и женщина».

Я ничего этого не помнил. Человек, который стоял рядом со мной, прижал к моей руке что-то холодное, и я погрузился в сон.

Когда я очнулся, то обнаружил, что нас с Гвендолин перенесли в новый мир – или, если хотите, очень старый, – чтобы мы могли начать новую жизнь. Я женился на моей бедняжке Гвен, чтобы охранять и беречь ее, и каждый день я часть времени проводил с ней в тихом, милом местечке, где она жила, пока целители из-за Грани пытались найти хоть какое-то средство, чтобы ей помочь.

И так прошло десять лет... десять лет мы прожили в нашем новом мире... десять лет с тех пор, как она говорила со мной или с каким-либо живым человеком. Она теперь разговаривает только с теми, кого видит она одна. Она говорит с мертвыми.

Я узнал, сколько людей живет в мире за Гранью. Среди них был один человек, который был родом из нашего собственного мира. Его зовут Менджу, но он сам называет себя Волшебником, я много времени из десяти лет, проведенных в ином мире, потратил на то, чтобы узнать его истинную натуру и сделать все, что было в моих силах, чтобы не дать ему прорваться к власти.

У меня нет времени описывать мир за Гранью, да и не для того пишу я свои заметки. Довольно будет сказать, что это мир Техники, которого вам не понять. Вы мало что поняли бы и еще меньшему поверили бы. Увы, боюсь, вы скоро все это познаете на своей шкуре...

В завершение я напишу несколько слов относительно нашего мира и его связи с Вселенной. Я молю Олмина, чтобы один из вас оказался достаточно мудр, чтобы понять и принять написанное мною, а не закрывать глаза, как вы поступали многие века.

Древние маги, которых преследовали за то, что они «другие», сбежали из мира, который считали умирающим, – из мира, который стал слишком зависим от Техники, который отвергал магию и даже боялся ее. В поисках места, где они могли бы жить в мире и покое, маги странствовали сквозь пространство и время. Их приход в наш мир не был случайностью, поскольку в нем находился источник вселенской магии. Магов вел зов магической силы, как песнь сирены. Как только они прибыли на эти гостеприимные берега, древние сожгли корабли и поклялись никогда не уходить отсюда.

Они не только оборвали всякую связь с прежним своим миром, они отгородились барьером так, чтобы никто снаружи не мог сюда проникнуть. Но стена эта была столь прочна, что не просто замкнула мир, но и замкнула в нем всю магию Вселенной.