Текст книги "Колодец тьмы"
Автор книги: Маргарет Уэйс
Соавторы: Трейси Хикмен
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 38 страниц)
Теперь и остальные маги вытянули шеи, пытаясь прочесть надпись. Судя по всему, маги взволновались и обеспокоились; они смотрели то друг на друга, то на короля Тамароса. Тамарос, как и Гарет, видел буквы перевернутыми и не мог прочитать написанное. Однако по лицам магов он понял: происходит что-то странное. Это почувствовали и все собравшиеся. Послышался шепот сомнения; людьми овладели дурные предчувствия. Король Тамарос продолжал бесстрастно стоять у другого конца алтаря, рядом с сыном. Должно быть, в эту минуту ему отчаянно хотелось броситься к пергаменту и узнать, отчего маги встревожено переглядываются.
Высокочтимый Верховный Маг даже не подозревал, что написанное его рукой столь переполошило стоящих вокруг. Он открыл глаза, улыбнулся королю и Хельмосу, затем спокойно и уверенно взглянул на пергамент. Его собственное изумление и замешательство увидели все собравшиеся. Позже кое-кто шепотом утверждал, что, скорее всего, главный маг знал, какие слова выводит его рука. Некоторые отваживались даже говорить, будто он написал это намеренно, преследуя политические цели.
– Если это так, тогда Высокочтимый Верховный Маг – талантливейший лицедей, – с горечью потом говорил мальчику Эваристо. – Ведь он даже умудрился побледнеть. Он был настолько бледен, что если бы Владычица Призраков действительно присутствовала в амфитеатре, она обрела бы себе достойного спутника.
Совладав с собой, Высокочтимый Верховный Маг поднялся и, прежде всего, бросил взгляд на Тамароса – взгляд, который говорил очень много. Глава магов повернул свиток к королю, давая ему возможность увидеть написанное, затем прочел сам громким, почти дерзким голосом:
– Считаю своим долгом, – он должен был бы сказать «удовольствием», но у него хватило такта в последний момент заменить положенное по ритуалу слово, – представить народу Виннингэля нового Владыку, которому боги определили быть Владыкой Скорбей.
Владыкой Скорбей.
Испуганный Гарет мгновенно вспомнил про орков и их дурное предзнаменование, связанное с пылающим озером. С того момента он стал уважительнее относиться к оркам и их верованиям.
По рядам собравшихся побежал приглушенный ропот. Люди не удовлетворились услышанным; они хотели получить объяснение. Отец Гарета, нахмурив брови, вполголоса говорил со своим соседом. Мать мальчика, обмахиваясь платочком, тоже перешептывалась с соседкой. Гарету хотелось увидеть лицо Дагнаруса, но в это время принца загородил наклонившийся к нему Сильвит. Король Тамарос был в высшей степени раздосадован. Его гнев выдавали хмурый взгляд, стиснутая в кулак рука и сама его поза – сгорбленные плечи делали короля похожим на свирепую старую сову.
– Такова воля богов, – пытаясь оправдаться, сказал Высокочтимый Верховный Маг и сурово добавил: – Усомнившись в воле богов, мы лишь навлечем на себя большую беду.
– Но что все это значит? – требовательным тоном спросил король, рассердившись не на Рейнхольта, а на богов.
Король был подавлен, самолюбие его уязвлено. Отец боялся за сына.
Высокочтимый Высокий Маг ответил не сразу. Пока он обдумывал ответ, Гарет перевел взгляд на того, о ком, казалось, все позабыли – на Хельмоса.
Среди всеобщего замешательства он оставался собранным и спокойным. Лицо кронпринца по-прежнему было светлым; возможно, он и сейчас пребывал с богами. Страхи и дурные предчувствия, охватившие собравшихся, оставляли его равнодушным. Доспехи, обретенные Хельмосом, защищали его не только от стрел и ударов меча. Сверкающие доспехи были внешним отражением его веры, блеск которой ничуть не потускнел. Он знал, какой смысл вложили боги в его титул и каковы были их намерения. Главное, что он знал и понимал это сам; понимание других его не волновало. Окружающий мир со временем узнает ответ. Или не узнает.
– Мне представляется, ваше величество, что волю богов надо понимать так, – Высокочтимый Верховный Маг говорил медленно, тщательно подбирая слова. – Ваш сын Хельмос станет Владыкой, который возьмет на себя людские скорби, сделает боль других своей болью и встанет преградой между людьми и злом.
Собравшиеся негромко вздыхали. Хельмос слегка, почти незаметно, кивнул. Да, Высокочтимый Верховный Маг правильно истолковал волю богов.
Король Тамарос оцепенел. Потом его лицо вспыхнуло. В замешательстве он повернулся к Хельмосу.
– Прости меня, сын мой, – произнес Тамарос, после чего возвел очи к небесам. – Простите меня, боги! Моя вера на мгновение пошатнулась. Но вы поймете меня, боги; вы, всемудрые и всезнающие, поймете чувства отца.
Король заплакал, не стесняясь своих слез. В этот момент в Храме не осталось ни одного человека с сухими глазами. Мать Гарета рыдала в платок; нащупав руку сына, она крепко стиснула ее. Отец шмыгал носом, всхлипывал и выглядел так, словно прекрасно понимал, каково сейчас Тамаросу. Родители Гарета никогда не проявляли к сыну и половины той любви, какую они изливали на него сейчас. И Гарет в этот момент испытывал такую же любовь к отцу и матери. Позже все трое вернулись к своим обычным отношениям, но на какое-то время магия происходящего заставила их нежно и искренне полюбить друг друга.
В самый разгар рыданий и всхлипываний Дагнарус внезапно встал и поднялся на подиум. Не обращая внимания на удивленно вскинутые брови магов, он подошел к Хельмосу. Принц протянул старшему брату руку.
– Брат, позволь мне быть первым, кто поздравит тебя, – звонким голосом произнес Дагнарус.
Обеспокоенные взгляды магов ясно говорили о том, что появление принца не было предусмотрено церемонией. Но слова и сам поступок Дагнаруса благотворно подействовали на короля Тамароса, который сейчас пылал любовью ко всему миру. Дагнарус был прелестным мальчиком, стоящим в свете алтаря, и от этого света темно-рыжие волосы принца сверкали, словно пламя. Принц выказал уважение и восхищение своим братом; он взирал на Хельмоса с почтительным благоговением, на какое только способен ребенок его возраста.
Хельмос пожал руку младшего брата. Король Тамарос положил одну руку на голову Дагнаруса, а другую – на плечо Хельмоса, соединив обоих узами родства.
Высокочтимый Верховный Маг сделал едва заметный жест. Один из магов неслышно скользнул вперед, поспешно свернул пергамент и убрал его с алтаря. После этого главный маг почувствовал себя спокойнее. Он щедро расточал собравшимся улыбки и благословения.
Хельмос покидал амфитеатр под приветственные крики собравшихся. Облаченный в свои удивительные лебединые доспехи, гордый и статный, он ехал по усеянной розами дороге.
Владыка Скорбей.
Глава 8
Звездные братья
Вскоре после Трансфигурации Хельмоса двор праздновал десятилетие Дагнаруса. День рождения принца отмечался затейливыми празднествами, хотя, как рассказывали Гарету, торжества были менее впечатляющими, нежели в прошлые годы. Не хватало грандиозных фейерверков, которые устраивали эльфы. В этом году эльфы даже не прислали Дагнарусу никаких подарков. Не было и ставших привычными подарков от дворфов и орков.
Король Тамарос был чем-то поглощен и озабочен. Такими же удрученными выглядели королевские советники и кронпринц Хельмос. Они, похоже, едва замечали, что присутствуют на пире по случаю дня рождения Дагнаруса. А пир был в самом разгаре. Гостям подали посеребренные и позолоченные жареные телячьи головы и зажаренного целиком барашка. В это время в зал вошел королевский паж. Подойдя к Тамаросу, паж наклонился и что-то прошептал ему на ухо. Взволнованный известием, король нахмурился. Встав из-за стола, он жестом подозвал Хельмоса и двоих советников. Покидая зал, Тамарос поцеловал принца в щеку.
– Мой подарок, сынок, ты найдешь в конюшне, – сказал король.
– Спасибо, отец, – ответил сияющий Дагнарус.
Тамарос, Хельмос и советники ушли. Едва они скрылись за дверями, немалая часть придворных бросилась следом, горя желанием разузнать о происходящем.
Королева Эмилия была в ярости от подобного «пренебрежения». Среди шума и веселья слышался ее плаксивый резкий голос, – королева жаловалась на то, что король поглощен только своими делами. К этому моменту в зал вернулся кто-то из придворных и сообщил ее величеству, чем был вызван внезапный уход короля. Оказалось, что послы других рас, а также посол Дункарги угрожали сегодня же вечером покинуть двор. Король Тамарос пытался их отговорить.
Даже у королевы хватило ума понять, что положение действительно серьезное; судя по всему, в этом был замешан и ее отец. Королева перестала ныть, и ее соседи по столу облегченно вздохнули.
Гарет опасался, что поспешный уход короля опечалит Дагнаруса. Однако вопреки его опасениям, принц был в превосходном настроении. Дагнарус оживленно разговаривал с кем-то из придворных и приставал к нему с просьбой рассказать, что за необычный подарок находится в конюшне. Услышав, что там его ждет всего-навсего тюк лежалого сена, принц сделал вид, будто чрезвычайно раздосадован ответом.
– Что это значит? Почему послы покидают двор? – спросил у принца Гарет, воспользовавшись паузой в разговорах.
– Война – вот что это значит, – ответил Дагнарус, в глазах которого отражалось пламя камина.
Гарету хотелось расспросить принца поподробнее, но Дагнаруса окружили придворные. Они подходили к столу с подарками, и каждый непременно хотел, чтобы принц знал, какова стоимость подарка и насколько этот подарок ценнее остальных. Вскоре появились жонглеры, музыканты и певцы, и продолжить разговор никак не удавалось.
Не удалось это Гарету и на следующее утро. Дагнарус поднялся раньше солнца; ему не терпелось поскорее увидеть свою новую лошадь. Гарет же после вчерашнего торжества еле встал, испытывая нечто, напоминающее похмелье. В голове вяло шевелились какие-то дурацкие мысли, в висках стучало. На дне рождения Дагнаруса подавали только лучшее вино из королевских погребов, и для мальчиков его разбавляли водой, однако Гарет по-настоящему опьянел. Впрочем, оказавшись в спальне принца, он почти сразу же пришел в себя. Придворные вполголоса переговаривались, время от времени косо поглядывая в сторону Сильвита. Лицо эльфа было спокойным и безмятежным, словно безоблачное небо за окном.
– Что там слышно насчет послов? – спросил из постели Дагнарус, сидя на подушках с чашкой шоколада в руках.
– Пока они еще в Виннингэле, ваше высочество, – ответил один из придворных.
Гарет так и не сумел запомнить имен этих придворных; для мальчика это была просто галерея лиц, чем-то напоминавших пирожные, подававшиеся на пиру, – хотя они и выглядели каждое по-своему, но сделаны были из одного и того же сахарного теста.
– Рассказывают, что ваш уважаемый отец и наш дорогой король совещался с ними всю ночь, убеждая послов не уезжать.
– Самыми несговорчивыми и придирчивыми оказались эльфы, – сказал другой придворный и поклонился в сторону Сильвита: – Прошу вашего прощения.
Сильвит, который в это время раскладывал одежду принца, едва заметно кивнул головой, даже не взглянув на придворного. Дагнарус посмотрел на эльфа и слегка улыбнулся. Миндалевидные глаза Сильвита перехватили взгляд принца. Гарет подумал, что Дагнарус уже знал от своего камергера обо всем происходящем, причем знал куда больше, нежели любой из придворных, питающихся сплетнями.
Гарет надеялся спросить самого принца, но Дагнарус исчез незадолго до начала занятий; он отправился в конюшню поглядеть на отцовский подарок – великолепного жеребца.
Комната для игр теперь в основном принадлежала Гарету, превратившись в классную комнату. Вчерашнее празднество сказалось и на Эваристо, что было заметно по его лицу. Учителя пригласили туда просто из вежливости, и Сильвит постарался усадить его за самый дальний стол, предназначенный для гостей низкого ранга. Но Эваристо, польщенный нежданным приглашением, ничуть на это не обиделся. Сейчас он несколько морщился от света, но пребывал в хорошем настроении. Усевшись за стол, учитель открыл первую из книг, выбранных им для сегодняшнего урока. Эваристо более не спрашивал, где принц и не искал его. Наверное, войди сейчас Дагнарус, учитель был бы несказанно удивлен.
– Учитель, – обратился к нему обеспокоенный Гарет. – Дагнарус говорит, что будет война. Это правда?
Эваристо изумился; взрослые всегда изумляются, обнаружив, что детей интересуют совсем недетские вещи. Но он считал необходимым правдиво отвечать на подобные вопросы. Эваристо был не из тех, кто строгим голосом требовал от детей, чтобы они не совались в дела взрослых. Точно так же он не пытался уберечь детей от разговоров о неприятных сторонах жизни. Услышав вопрос Гарета, учитель ненадолго умолк, тщательно подбирая слова.
– Король Тамарос – мудрый человек, – наконец сказал Эваристо. – Будем надеяться, что на этот раз мудрость возобладает над глупостью.
– Над чьей глупостью? – задал новый вопрос Гарет.
Эваристо нахмурился. Он изучающе глядел на мальчика, словно пытался понять, способен ли тот понять ответ.
– Гарет, а принц Дагнарус говорил с тобой об этом?
– Пока нет, но мы обязательно с ним поговорим, – ответил Гарет.
Мальчик сказал правду. Дагнарус говорил со своим другом обо всем.
– Вы же знаете, учитель: когда он станет королем, я буду его советником. Дагнарус хочет, чтобы я набирался опыта.
Эваристо недовольно вздохнул, хотя его недовольство было адресовано вовсе не Гарету.
– Жаль, что его высочество высказывается подобным образом. Могут подумать, будто он желает, чтобы с его братом приключилось какое-нибудь несчастье, ибо только тогда младший сын наследует престол. Я уверен, у принца и в мыслях нет желать брату беды, однако те, кто недостаточно знают Дагнаруса, могут понять его слова в буквальном смысле.
Гарет, знавший принца гораздо лучше, чем учитель, промолчал.
– Ну что ж, Гарет, я расскажу тебе о том, что происходит, – продолжал Эваристо. – Расскажу тебе все, как есть, но если кое-кто хоть краешком уха услышит мои слова, мне несдобровать.
Дворцовые интриги. Ими солили пищу, разбавляли вино и подслащивали фрукты. Гарет питался всем этим с первого дня появления во дворце. Он пообещал Эваристо, что никому, кроме Дагнаруса, не расскажет об услышанном. Упомянуть о принце мальчик счел долгом чести.
– Уверен, его высочество уже знает большую часть того, о чем я собираюсь тебе рассказывать, – со сдержанной усмешкой ответил Эваристо. – Глупость началась с Олгафа, отца королевы Эмилии и короля Дункарги. Олгаф – алчный, завистливый, ненасытный человек, который правит таким же алчным, завистливым и ненасытным государством. Жители Дункарги всегда завидовали богатству, красоте и могуществу Виннингэля, ибо им хотелось того же. Всего этого они могли бы добиться и сами, если бы усердно работали. Но они не хотят работать. Им хочется, чтобы кто-то преподнес им все сразу и в готовом виде.
– Жители Дункарги домогаются Порталов, – продолжал Эваристо. – Им вовсе не нужны хлопоты и бремя ответственности, связанные с Порталами. Нет, они хотят получать доход, который те приносят. Мы с тобой уже говорили о ценах, и ты знаешь, что Виннингэль взимает пошлину со всех товаров, какие доставляются через Порталы на продажу. И это совершенно справедливо. Нам приходится тратить немало денег на содержание и охрану Порталов и на наблюдение за теми, кто путешествует через них. Наши пошлины и налоги установлены в разумных пределах; прибыль же купцов настолько высока, что они с радостью платят за пользование Порталами. Никто не жалуется. У короля Олгафа хватает здравого смысла не говорить во всеуслышание о пошлинах, хотя именно это не дает ему покоя.
– Так значит Дункарга – бедное государство? – спросил Гарет.
– Они бедны по собственной вине, – презрительно усмехнувшись, ответил Эваристо. – Король Тамарос с готовностью пришел на помощь бедному соседу. Он понизил размер пошлин для дункарганских купцов, которые возят товары на рынки Виннингэля, понизил до смехотворной суммы. Король убеждал купцов других рас – дворфов, эльфов и орков – отправиться с их товарами в Дункаргу. Согласились лишь немногие, но и они там долго не задержались. Дункарга негостеприимно встретила чужеродных торговцев. Двоих эльфов там избили, купца-дворфа выгнали из столичного города, а одного из орков чуть не повесили, обвинив в мошенничестве. Король Олгаф даже не пытался помешать этому. Его вполне устраивает сознание обособленности, присущее его подданным, поскольку он сам придерживается тех же взглядов. Он хочет пожинать, не сея.
– Но в одном Олгаф – непревзойденный сеятель. Он мастерски умеет сеять раздоры. Если хотя бы десятую часть сил, отдаваемых им плетению интриг, он употребил на помощь своему королевству, Дункарга стала бы могущественной державой.
Эваристо вздохнул, покачал головой, встал и, скрестив на груди руки, сердито уставился в окно, – он смотрел на запад, туда, где лежала Дункарга.
– Надо отдать ему должное: эта старая гиена Олгаф обладает звериным чутьем, чутьем хищника. Он как будто носом улавливает слабые стороны других людей и знает, когда и как ударить, чтобы причинить наибольший ущерб.
– Поначалу Олгаф решил, что легче и быстрее всего можно завладеть частью несметных богатств Виннигэля, сделав свою дочь королевой. Я помню, как он присылал своих придворных с этим предложением. Король Тамарос быстро отправил их восвояси. Король горячо любил свою первую жену, мать Хельмоса.
– Увы, – с какой-то грустной задумчивостью продолжал Эваристо, – жизнь показывает: то, что боги одной рукой дают, другой они забирают. Нелепая, бессмысленная случайность оборвала жизнь королевы. Лошадь, на которой она скакала, испугалась змеи и сбросила королеву. Несчастная женщина сломала спину. Врачеватели не смогли ее спасти.
– Не прошло и года после смерти королевы Портии, как король Олгаф вновь начал плести интригу, настойчиво убеждая Тамароса жениться вторично. Что ж, он достиг своей цели. Эмилия стала королевой, но желаемого богатства Олгафу это не принесло.
– Олгафу ничего не остается, как лезть из кожи вон и делать все возможное, дабы поднять в глазах подданных величие Дункарги. Единственный способ, какой видится этому подлому и узколобому глупцу, – разорение Виннингэля. Он везде, где только можно, разрушает достигнутое Тамаросом – либо сея сомнения и подозрения в умах эльфов, дворфов и орков, либо взращивая эти сомнения и подозрения там, где они уже возникли. Все это стало главной заботой Олгафа. Недавно он предложил сделать одного эльфа Владыкой.
Гарет вспомнил, как Дагнарус спросил у Сильвита: Почему у эльфов нет Владык? Мальчик вспомнил и ответ Сильвита: Это – очень хороший вопрос, ваше высочество. Полагаю, что некоторые люди часто спрашивают его величество о том же.
– Тамарос объяснял эльфам, что боги не дали ему власти решать за эльфов, а сам он считал неуместным обращаться к богам от имени эльфов. Король не хотел, чтобы эльфы подумали, будто он вмешивается в их дела. Казалось бы, такой мудрый ответ должен порадовать эльфов. Однако Олгаф исказил слова короля, и мудрое нежелание Тамароса ходатайствовать перед богами за эльфов оказалось перевернутым с ног на голову. И получалось, словно король Тамарос... убеждал богов не допустить того, чтобы у эльфов были свои Владыки.
– И что теперь будет делать король? – спросил мальчик.
– Не знаю, Гарет, – сказал Эваристо. – Не забывай, что эльфы пока еще не объявили войну. А то, что его величество удалось уговорить самого высокопоставленного из их послов – господина Мабретона – не покидать двор, является добрым предзнаменованием.
– Так вы считаете, войны не будет? – с надеждой спросил Гарет.
– Волею богов, нет, – ответил Эваристо.
– Волею богов, да, – объявил за обедом Дагнарус.
Принц насквозь пропотел и раскраснелся. На его руках и ногах красовались ссадины и царапины. От его высочества сильно пахло лошадью, однако Гарет давно не видел Дагнаруса в столь превосходном настроении. Принц пока не желал говорить о войне, хотя Гарет только об этом и думал. Но Дагнарусу куда сильнее хотелось расписывать достоинства своей лошади. Он утверждал, что это самая удивительная лошадь на свете.
– Мой жеребец произошел от тех лошадей, на которых ездят дворфы, а их лошади – самые лучшие и сильные в мире. Разумеется, мой конь крупнее, чем пони дворфов, и способен выдержать вес человека, но главное – это кровь и сердце лошади, а они – от той породы. Так говорит Даннер.
– Даннер? – переспросил Гарет, которому это имя показалось знакомым.
– Помнишь дворфа, которого мы видели в Королевской библиотеке? Ну, того, что читал книжку? Это и есть Даннер. Он – один из Пеших. Эта значит, что увечье не позволяет ему ездить верхом. Но он любит находиться возле лошадей. Закончив корпеть над книгами, он обычно идет в конюшню и проводит там почти все свободное время. Сегодня утром Даннер специально пришел поглядеть на мою лошадь, поскольку наслышался о ней самых лестных отзывов, – сообщил Дагнарус, весь светясь от гордости.
– Даннер поможет мне сделать из этой лошади настоящего боевого коня, какие бывают у дворфов. А еще он научит меня стрелять из лука, сидя в седле. Никто из наших солдат этого не умеет, даже Аргот. Дворфы способны обрушить на врага град стрел и поубивать сотни вражеских солдат, пока те сумеют подойти к ним достаточно близко. А их пони несутся стремглав куда угодно – достаточно только свистнуть. Пони у них выносливые; могут проскакать без отдыха многие мили. Один предводитель клана дворфов проехал так целых двести миль. Он скакал целые сутки и только один раз поменял коня. Поэтому дворфы надеются завоевать весь мир.
– Неужели? – встревожился Гарет.
Мальчику вдруг показалось, что он со всех сторон окружен врагами.
– Так утверждает Даннер, – подмигнул Дагнарус. – Я не стал ему возражать, хотя мы-то знаем, что у них не получится. Но когда я стану Владыкой Войны, я заставлю своих солдат научиться стрелять из лука, не слезая с седла. Я собираюсь начать немедленно; учиться ездить, разумеется. Даннер говорит, я должен научиться скакать, держась в седле одной лишь силой ног. Тогда руки останутся свободными для лука.
Гарет взирал на друга с восхищением и трепетом.
– И вы решитесь?
– Непременно! – ответил Дагнарус и небрежно добавил: – Я уже пробовал сегодня. Правда, не на своем жеребце, – его надо объездить – а на пони. Шесть раз я падал, но Даннер говорит, что у меня есть талант к верховой езде, и скоро дело пойдет на лад. В последний раз я продержался целых три минуты.
Гарет лишь покачал головой. Тревожные мысли по-прежнему не давали ему покоя.
– Эваристо сказал, что войны не будет. Ваш отец убедил посла эльфов остаться и продолжить переговоры.
– Эваристо ничего не знает, кроме дворцовых сплетен, – сдержанно отозвался Дагнарус. – Войной нам теперь угрожают не только эльфы; к ним присоединились орки и дворфы.
– Как? – ужаснулся Гарет. – Когда? Почему это случилось?
– Похоже, что кто-то, а кто именно – неизвестно, отправил анонимные уведомления послам дворфов и орков, сообщив им, что король якобы пошел эльфам на уступки в обмен на их помощь Виннингэлю в войне против дворфов и орков. Армия дворфов расположилась у своего входа в Портал, угрожая захватить его. Нам пришлось послать солдат, чтобы не допустить этого. А орки подняли сегодня бунт на улицах Виннингэля. Неужели ты ничего не слышал?
– Нет, ничего, – пробормотал подавленный Гарет.
– Если будешь почаще отрывать свой нос от книжек, то сможешь унюхать происходящее, – сказал Дагнарус и оглядел стол. – Положи мне еще жаркого, Сильвит. Я зверски проголодался.
Эльф молча встал со своего обычного места – он всегда стремился сидеть как можно ближе к окну, – и положил еще порцию жаркого на тарелку принца.
Гарет вздохнул. Это принц мог с легкостью прогуливать занятия, убегать к Пешим, скакать на коне. Мальчику для битья такая роскошь была недоступна. Однако Гарет ничего не сказал. Дагнарус все равно его не поймет.
Выполнив распоряжение принца, Сильвит вернулся к окну, где вновь занял свой наблюдательный пост.
– Солдаты подавили бунт, – продолжал принц. – Правда, не обошлось без нескольких проломленных голов, как сказал Аргот. Теперь солдат расставили по всему городу. А еще мы накрепко закрыли наш вход в Портал. Аргот говорит, ему не хочется проснуться от грохота армии орков или дворфов, вломившихся в Виннингэль.
– Неужели ваш отец собирается объединиться с эльфами и начать войну? – спросил Гарет.
– Не говори глупостей. Ты что, не знаешь моего отца? – хмыкнул Дагнарус. – Он никогда не пойдет на это. Хотя... мысль интересная.
Принц умолк, думая и одновременно жуя баранину.
– Но если мы знаем, что король никогда не пойдет на сговор за спиной других, то и дворфы, и орки тоже должны об этом знать, – недолго думая, сказал Гарет.
– Сытая собака спокойно берет пищу из рук, – заметил Сильвит, неожиданно отвернувшись от окна. – Голодная собака вместе с едой готова откусить и руку. У эльфов есть такая поговорка.
– О чем это он? – шепотом спросил Гарет. – Он что, называет вашего отца голодной собакой?
– Поди узнай! – ответил Дагнарус. Слова эльфа его не трогали. – У эльфов куча пословиц на все случаи жизни.
– Так вы действительно считаете, что будет война? – не унимался опечаленный Гарет.
– А что еще остается моему отцу? – Дагнарус кусочком хлеба собрал остатки подливы. – Он не может позволить, чтобы Порталы оставались закрытыми. Торговля пострадает. Купцы взбеленятся. Даннер говорит, что тогда в Виннингэле всё придет в упадок, и мы станем такими же бедными, как дункарганцы.
– Но это же все ложь, – возмутился Гарет. – Король просто скажет им, что это ложь, и они поймут.
– Ты ничего не соображаешь, Меченый, – сказал Дагнарус, глядя на друга с благодушной жалостью. – Сильвит мне объяснил. Они не хотят понимать.
Принц через плечо бросил взгляд на эльфа.
– Днем ты мне не понадобишься, Сильвит. Я останусь здесь и буду играть с Меченым.
Гарет немало удивился; вот уже несколько месяцев, как Дагнарус здесь не играл. Он хотел что-то сказать, но Дагнарус, обернувшись к нему, подмигнул. Гарет закрыл рот.
Сильвит поклонился и покинул комнату, предварительно сообщив, что в надлежащее время он вернется и поможет принцу переодеться к совместному ужину с ее величеством.
– Во что вы хотите играть? – спросил Гарет, надеясь, что его ум сможет немного отдохнуть от сумасшедшего мира взрослых.
– Ни во что, – ответил Дагнарус. – Король, Хельмос и другие Владыки сейчас встречаются с послами.
Он ухватил Гарета за руку.
– Идем со мной. Я обнаружил местечко, откуда можно подслушать, о чем они говорят.
Гарет отпрянул.
– Вы с ума сошли! А если нас поймают?
– Подумаешь! Ничего они мне не сделают, – ответил Дагнарус.
– Вам-то не сделают, зато меня просто убьют! – возразил Гарет.
– Не убьют. Я им не позволю. К тому же, мы не допустим, чтобы нас поймали. Там можно потрясающе спрятаться. Да не трусь, Меченый, ты же не девчонка!
Разумеется, Гарет не мог себе позволить быть «девчонкой». Но от дерзости предложения – шпионить за королем – у мальчика тряслись колени и дрожало все внутри. Впрочем, эта дрожь доставляла ему странное удовольствие. К тому же предложение принца избавляло Гарета от нескольких часов томительного одиночества в комнате для игр.
– Я пойду, – храбро произнес Гарет.
– Молодчина! – похвалил довольный Дагнарус.