Текст книги "Колодец тьмы"

Автор книги: Маргарет Уэйс

Соавторы: Трейси Хикмен
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 38 страниц)

Маг стал говорить, что присутствие ведуньи здесь нежелательно. Она не является знатной гостьей, да и стульев здесь мало. Морга могла бы и постоять, но, оказывается, стоять, когда ихний король сидит, нельзя. Как всегда, полнейшая ерунда. Капитан огляделся по сторонам и заметил стол, возле которого стоял массивный дубовый стул. Поскольку на стуле никто не сидел, Капитан схватил его, протащил по возвышению и с шумом поставил рядом со своим. Потом он махнул ведунье, велев ей садиться.

Маг едва не лишился чувств. Стул принадлежал Высокочтимому Верховному Магу! Никто другой не имел права на нем сидеть! Капитан обязан поставить стул на место!

Капитан рассердился. Стул есть стул – приспособление, на которое опускают зад. Неужели у этого мага какой-то особый зад, требующий особого стула? Или маг считает свой зад лучше зада ведуньи?

Замешательство среди людей вызвало громогласный смех дворфов. Их главный был вынужден даже спуститься с возвышения и спрятаться за ним, а телохранители начали хлопать его по спине, помогая восстановить дыхание. Мальчишка-принц прыснул со смеху, но его нянька из эльфов поглядел на него сурово, и принц спрятал лицо в высоком пышном воротнике.

На возвышение поднялся Высокочтимый Верховный Маг.

– Пусть ведунья останется сидеть на моем стуле, – благожелательным тоном произнес Рейнхольт. – Для меня большая честь предложить ей этот стул. А мне принесут другой.

Глупый конфликт уладили. Распахнулись двери, и зал наполнился придворными и множеством простых людей, допущенных на церемонию. Воздух сразу же стал тяжелым от дурных запахов человеческих тел. Капитан покорился неизбежному, радуясь, что додумался натереть кожу рыбьим жиром и тем самым хоть отчасти перебить человеческое зловоние.

Капитан благополучно продремал все то время, пока читали молитвы и произносили речи. Проснувшись, он сразу же взглянул на ведунью – не появилось ли каких-нибудь важных знамений. Та лишь пожимала плечами, закатывала глаза и качала головой. Знамений не было. Да и услышишь ли голос природных стихий, отгородившись от них толстыми стенами здания? Но вообще для тех, кто умел слушать, голоса стихий звучали очень отчетливо. Вот и сейчас Капитан слышал, как по крыше Храма, словно боевые барабаны, стучат дождевые капли.

Неужели люди и впрямь ждали, что боги на время бросят свои дела и забудут об управлении кораблем мира ради этих длинных и нудных речей? Если ничья рука не будет держать штурвал, корабль может сбиться с курса, пойти ко дну или оказаться выброшенным на скалы. Орки знали, что боги всегда заняты, и уважали их труд. Когда орки обращаются к богам, а это бывает лишь в случаях самой крайней необходимости, они умеют говорить коротко и по существу.

Капитан вновь задремал.

Он проснулся, когда ведунья двинула его локтем под ребра.

Капитан мгновенно стряхнул с себя дрему и выпрямился. Король Тамарос стоял перед алтарем, на котором лежал их драгоценный камешек, накрытый куском пурпурного бархата с золотой каймой. Рядом с отцом стоял этот мальчишка, принц Дагнарус. Король протянул руку и снял бархатный покров.

Капитан был поражен.

Люди называли это «камнем», и их раздражало, когда Капитан позволял себе употребить равнозначное для него по смыслу слово «камешек». Но куда более подходящим словом здесь было бы «драгоценный камень» или «самоцвет». Если бы люди сразу сказали, что дадут ему самоцвет, Капитан отнесся бы ко всей этой церемонии посерьезнее.

Камень Владычества и в самом деле был одним из самых прекрасных самоцветов, какие только Капитану доводилось видеть за свою долгую жизнь. Совершенная бриллиантовая пирамида, на безупречно гладких гранях которой играли маленькие радуги.

Ведунья вздохнула, улыбнулась и кивнула. Пока знамения были благоприятными. Очень даже благоприятными.

Однако дождь не прекращался, и Капитан не терял бдительности.

Король Тамарос держал руку над Камнем Владычества и произносил слова молитвы. Молитва на этот раз была короткой и по существу. Капитану она понравилась.

– Я, Тамарос, король Виннингэльский, призываю богов и прошу их разделить этот Камень Владычества, дабы через его разделение четыре наши расы смогли достичь единства.

Капитан ощущал силу богов, окружавшую короля. От восторга верховный правитель орков даже затаил дыхание. Ведунья почтительно склонила голову. Затем послышался мелодичный звон, будто прозвучали четыре различных по тону колокола. При каждом ударе на поверхности камня появлялась трещина. Пирамида раскрылась, словно лепестки цветка. В свете алтарных свечей сияли четыре остроконечных прозрачных кристалла.

Собравшиеся вздыхали. Находившиеся на возвышении были охвачены благоговейным трепетом, в том числе и эльфы, не пытавшиеся скрыть своего восхищения.

Король Тамарос произнес благодарственную молитву. Капитану она тоже понравилась: никаких лишних слов, отрывающих богов от дела. Король взял с алтаря один кристалл и, подняв его высоко, чтобы всем было видно, звучным голосом возвестил:

– Боги даруют эту часть Камня владычества эльфам, нашим друзьям и братьям.

Тамарос подал кристалл принцу Дагнарусу.

Глаза мальчишки расширились. Он был бледен от торжественности церемонии и груза собственной ответственности. Взяв бриллиант, принц повернулся и, двигаясь медленным, торжественным шагом, подошел к Защитнику Божественного.

Защитник был настолько взволнован, что, расправив свои одеяния, опустился на колени и произнес:

– Во имя Божественного, я, Защитник Божественного, принимаю Камень Владычества. Да возблагодарят наши предки богов за этот дар.

Следующую часть принц поднес дворфам.

Главный дворф не стал опускаться на колени. Дворфы не становятся на колени ни перед кем, даже перед богами. Предводитель дворфов искоса взглянул на кристалл; дворфы с большой осторожностью относятся к чужой магии. Он хотел, наравне с другими расами, получить свою часть Камня Владычества, тем более что она принадлежала дворфам по праву. Однако Предводитель Предводителей ни в коем случае не хотел дотрагиваться до камня.

По рядам собравшихся пошел шепот. Щеки принца вспыхнули. Мальчишка взглянул из-под ресниц на отца, ожидая подсказки. Высокочтимый Верховный Маг слегка кашлянул, показывая свое неодобрение. Но дворф, привыкший к грохоту копыт, мог бы обратить внимание на громогласный звук трубы, но никак не на этот кашель. Наконец Предводитель Предводителей нашел решение. Он сделал резкий жест рукой, показывая, что передает бриллиант Даннеру из числа Пеших.

Даннер улыбнулся принцу; дворфу явно нравился этот мальчишка. Капитан завязал мысленный узелок в пользу принца. Дагнарус с улыбкой подал кристалл Даннеру, который принял его во имя своего верховного правителя, склонив голову и произнеся маловразумительную благодарность богам. Капитан видел, как Даннер крепко схватил бриллиант, словно тонущий орк, уцепившийся за спасительную веревку. По впалой щеке дворфа скатилась слеза и исчезла в бороде. Даннер глядел прямо перед собой, но он явно не видел происходящего вокруг. Главный дворф облегченно кивнул.

Наступил черед орков. Капитан встал во весь свой могучий рост. Дагнарус осторожно поднес ему остроконечный кристалл. Капитан почти не обращал внимания на мальчишку. Он внимательно вглядывался в кристалл. В отличие от дворфов, Капитану очень хотелось принять драгоценный камень во имя своей расы, но он так и не узнал пока смысла дурных знамений. Дождь еще сильнее барабанил по крыше. Капитан взглянул на ведунью.

Рослая, плотная оркская женщина сидела на стуле Высокочтимого Верховного Мага как приклеенная и безотрывно глядела на кристалл. Ведунья наверняка слышала шум дождя – от него, казалось, дрожало все это строение. Наконец, подняв глаза, ведунья посмотрела на Капитана, вздохнула и кивнула.

Капитан взял остроконечный бриллиант в руки.

– Спасибо вам, боги, – сказал он и сел.

Кто-то из публики, не выдержав, захихикал.

Капитан держал камень с осторожностью, как держал бы морского ежа, опасаясь скрытых иголок. Ему доводилось ощущать магическую силу священных камней, вылетающих из недр священной горы. Орки почитали эти камни. Их носили как амулеты, брали на корабль, применяли для врачевания. Но никогда еще Капитан не чувствовал такой силы, как та, что исходила от этого удивительного камня. Она вызывала странное, но приятное покалывание, которое от ладоней по рукам передавалось сердцу, а оттуда распространялось по всему телу. Капитану сделалось легко и весело. От избытка энергии его настроение поднялось. Пожалуй, если бы он захотел, то смог бы сейчас плавно взмыть в воздух, как морская птица. Перед глазами замелькали видения. Их обилие не давало возможности уловить смысл. Надо бы закрыть глаза и сосредоточиться; тогда, может, удалось бы разглядеть что-нибудь стоящее. Но сейчас Капитану было не до видений. Нужно было уловить знамение, самое последнее и важное знамение.

Последнюю часть камня, предназначенную людям, получал кронпринц Хельмос, Владыка Скорбей. Дагнарус взял оставшийся кристалл и подошел к брату. Мальчишка выглядел красавчиком, но и кронпринц был миловидным молодым человеком. Вообще-то между братьями не наблюдалось особого семейного сходства, однако собравшимся очень хотелось, чтобы такое сходство существовало. Люди охали и ахали, глазея на стоящих лицом к лицу братьев. Дагнарус, подняв голову, улыбнулся старшему брату, а тот, наклонив свою голову, нежно улыбнулся ему в ответ.

Дагнарус поднял Камень Владычества. Хельмос протянул руку, чтобы взять его.

Никто потом толком не мог сказать, что же произошло. Наверное, ладони Хельмоса вспотели и скользнули по камню. К тому же, по словам Дагнаруса, он держал камень с такой осторожностью, что от напряжения у него начали затекать руки, а потом одна рука неожиданно дернулась.

Как сказал король Тамарос, ничьей вины в том не было. Досадная случайность и не более.

В тот момент, когда Дагнарус подавал брату Камень Владычества, а Хельмос принимал его, острие кристалла вонзилось кронпринцу в руку.

Порез был незначительным. Большинство собравшихся вообще ничего не заметили и даже не обратили внимание на заминку, поскольку Хельмос великолепно скрыл свою оплошность, а Дагнарус, подхватив камень, не дал тому упасть. Однако на кристалл попало несколько капелек крови. Возможно, другие этого и не увидели, но только не Капитан с ведуньей.

Пока Хельмос произносил речь, благодаря богов, а также короля Тамароса, выступившего от имени всех рас ходатаем перед богами, рукавом своей блузы он отер кровь с камня. Красное пятнышко затерялось среди узоров вышивки. Церемония продолжалась. Никто, даже Высокочтимый Верховный Маг не заметил, как кристалл уколол руку кронпринца.

Но ведунья видела все. Она повернулась к Капитану. Глаза ее бешено блестели. Она сделала несколько резких кивков головой и даже со всей силой двинула Капитана в плечо. Жест этот был достаточно редким и означал серьезную победу или какое-то иное значительное событие, достойное поздравления.

Дождь продолжал лить, не переставая. Грохотал гром. Однако теперь буря мало волновала Капитана. Он мог с чистой совестью взять принадлежащую оркам часть Камня Владычества и возвращаться на родину.

Дурные знамения появились, только дурными они были для людей.

Капитан намеревался отплыть с ближайшим приливом и вовсе не собирался идти на человеческое празднество. Он подумывал, как бы незаметно исчезнуть. Но Капитан был свидетелем происшедшего с Хельмосом. По законам орков, его могли заставить рассказать о том, что он видел.

Вслед за Разделением Камня Владычества (так у людей называлась эта церемония) в королевском дворце начался грандиозный праздник. Капитан и ведунья не слишком-то туда стремились. По понятиям орков, это и праздником нельзя было назвать. У них любая пирушка, которая не оканчивалась кровопролитием и погромом, считалась пустой тратой времени. Капитану и ведунье не терпелось поскорее вернуться к своим, где можно всласть наесться и потом бить бутылки о головы соседей. Однако вначале Капитан должен был исполнить свой долг. Терпкий запах рыбьего жира заставил гостей покорно расступиться, и предводитель орков без труда добрался до короля Тамароса.

Капитану отчаянно хотелось есть, и потому он не стал понапрасну тратить время. Схватив за плечо какого-то придворного, говорившего с королем, он отпихнул этого человека в сторону.

– Король Тамарос, – начал Капитан, и его голос загремел сильнее грома, – когда ты намереваешься убить мальчишку?

– Что? – с недоумением посмотрел на него Тамарос. – О чем вы говорите, Капитан-над-Капитанами?

– Об этом мальчишке, – Капитан ткнул большим пальцем в сторону принца. – Когда ты его убьешь?

Королева, мамаша принца, сидевшая поблизости, закричала и вцепилась в своего детеныша, который недоуменно вырывался из ее рук.

– Чудовище! – кричала королева. – Позовите стражу!

Тамарос бросил на нее короткий взгляд, заставив умолкнуть, затем обернулся к Капитану.

– Капитан, вы должны объяснить ваши слова.

– Когда ты думаешь его убить? – в третий раз повторил орк, постоянно повышая голос.

Он позабыл про глухоту короля.

– Лучше было бы убить его сейчас, но, быть может, ты захочешь подождать, пока он не налопается от пуза.

– Капитан, вы говорите какие-то странные вещи. У меня нет намерения убивать своего сына.

Люди, что с них возьмешь. Сами не свои до слов.

– Ну так пусть это сделают маги, – нетерпеливо сказал Капитан. – Когда они его убьют? Если мы нужны как свидетели, – Капитан ткнул пальцем в себя и указал на ведунью – пусть поторопятся. Я отплываю с ближайшим приливом.

– Никто не собирается убивать моего сына, – с металлом в голосе заявил король Тамарос.

Он схватил за руку Дагнаруса, которому удалось вырваться из материнских объятий. Король закрыл мальчика своей рукой, как бы защищая его. Он никогда еще не любил младшего сына так, как сейчас; точнее, до этого момента король не осознавал, насколько он любит своего позднего ребенка.

– Я не понимаю, Капитан. Почему вам взбрела в голову столь странная мысль?

– Ничего в ней нет странного, – спокойно ответил Капитан.

С людьми приходилось разговаривать, как с малыми детьми.

– Знамения для твоей семьи оказались очень плохими. Между братьями пролилась кровь. Ты должен убить одного из них, чтобы не ломать жизнь другому. Полагаю, ты убьешь младшего, на которого ты успел потратиться меньше и, значит, он для тебя не настолько ценен, как старший.

– Благодарю вас за заботу, Капитан, – с предельной вежливостью произнес король Тамарос, но голос его звучал официально и холодно. – Но у нас, людей, существуют другие законы. Мы не убиваем своих детей. А теперь желаю вам счастливого плавания.

С этими словами Тамарос отвернулся.

Капитан ошеломленно глядел на короля, с трудом веря, что даже такие умные люди, оказывается, могут быть настолько тупыми.

– Неужели ты не видел знамения? – крикнул Капитан, но король Тамарос, похоже, не услышал его.

Между королем и Капитаном встали королевские солдаты, заявившие орку, что он и так уже достаточно выпил, и ему пора отсюда уходить. Королева пронзительно визжала, заявляя, что она в жизни не встречала подобного дикаря, и требуя, чтобы этих отвратительных чудовищ, провонявших рыбой, вытолкали из зала. Тамарос не выпускал из рук Дагнаруса. Вероятно, он боялся, как бы Капитан не схватил мальчика и сам не лишил его жизни.

У Капитана не было намерений понапрасну тратить время. Если люди не захотели обращать внимания на знаки, это их дело. Пусть потом сами и расплачиваются. Главное, он получил Камень Владычества – вещь драгоценную и священную. По возвращении домой он попробует разобраться, как можно употребить этот камень для пользы своего народа. Отпихнув стражников с такой силой, что те опрокинули и разнесли в щепки пару столов (человеческие женщины при этом завопили от ужаса), Капитан с ведуньей покинули дворец.

В тот момент, когда они очутились под открытым небом, дождь прекратился, и ветер разметал рваные клочья облаков. Звезды, чей яркий и ровный свет направляет пути орков в ночном океане, безошибочно вели сейчас Капитана и ведунью через нагромождение ярусов и улиц Виннингэля назад, к морю.

Глава 14
Горький внутри

Этот дождь, дождь только что наступившего лета, шел и на другой день, и на третий, окружая замок серой водяной стеной. Настроение у всех было таким же сумрачным. Люди испытывали непонятную и неприятную подавленность, и объясняли ее тем, что торжественные церемонии кончились, высокие гости вернулись в свои страны, а вместе с окончанием церемоний закончилась пора веселья и праздников. Этот дождь был предвестником долгого дождливого сезона, когда со стороны моря непрестанно плывут облака и заливают сушу водой. Свадьба Хельмоса была делом решенным, но назначенным на осень. А ближайшие дни не предвещали ничего, кроме сырости.

Дагнарус пребывал в особо скверном настроении, бродя по замку, будто зверь по клетке. Дождь не являлся для него помехой; принц отважился бы выехать верхом и в бурю. Но сейчас у него не было ни спутника, ни лошади. Сырая погода уложила Даннера в постель; покалеченная нога дворфа не давала ему покоя. У лошади Дагнаруса на левой передней ноге появилась небольшая припухлость. По словам Даннера, ничего страшного, однако он велел принцу по несколько раз в день натирать больное место мазью и ни в коем случае пока не садиться в седло. Дагнарус сам занимался врачеванием, но проводить в конюшне все свое время он не мог. Принц скучающей походкой возвращался во дворец, распространяя вокруг себя запахи навоза и аромат грушанки. Во дворце его подстерегал Сильвит и тут же отправлял мыться.

Солдаты отправились на учения, лишив Дагнаруса еще одной возможности приятно провести время. Он умолял родителей позволить ему отправиться вместе с войском, но здесь королева Эмилия проявила непривычную твердость, а король Тамарос вообще отказался говорить об этом.

– Если бы ты знал, Меченый, до чего противно стареть, – жаловался Дагнарус с высоты прожитых десяти лет. – Будь я помладше, я бы мог поднять крик, выпучить глаза, и мать сделала бы все, что я хочу. А теперь я так не могу!

– Почему? – спросил Гарет.

– Потому что солдаты не плачут и не капризничают, что бы с ними ни происходило, – ответил Дагнарус. – Даже если им стрела вонзится в кишки. Если я устрою какую-нибудь из прежних своих штучек, Аргот об этом узнает и будет недоволен мною. Я думал сбежать с солдатами тайком, залезть в повозку с провизией и сидеть там, как мышь, пока они не отъедут как можно дальше, чтобы не могли вернуть меня назад. Но Аргот сказал, что для него это обернется неприятностями. Не стану же я его подводить.

Гарет вздохнул. За последние несколько дней, по сути – с момента окончания церемонии, принц только и делал, что срывал на нем свое дурное настроение, изводя его словесно и дополняя эту пытку тумаками. Мальчик для наказаний искренне надеялся, что Дагнарус скоро найдет хоть какое-нибудь занятие для своего скучающего ума.

Принц с Гаретом находились в комнате для игр, служившей Гарету классной комнатой. Мальчики только что закончили завтракать. Сильвит наблюдал за уборкой в покоях принца, успевая попутно выполнять и другие дела. Вскоре должен был явиться Эваристо, однако Гарет не ожидал прихода учителя с обычным нетерпением. В минувшие два дня принц из-за снедавшей его беспросветной скуки оставался в комнате даже во время занятий. Нет, у него не возникло желания взяться за учебу; просто надоело болтаться по коридорам. И Гарета занятия лишь тяготили, когда принц сидел напротив, то хмурясь, то гримасничая, а то колотя пятками по ножкам стола.

Дагнарус и сейчас слонялся по комнате, безуспешно пытаясь найти хоть какое-нибудь развлечение. Гарет еще раз вздохнул, разгладил большой лист пергамента, достал перо и стал упражняться, выводя буквы изящного алфавита эльфов. Рука дрожала, отчего буквы получались корявыми. Эваристо наверняка скажет, что он только издевается над азбукой эльфов, но Гарет стерпит учительские нотации. Постепенно мальчик настолько увлекся чистописанием, что позабыл о присутствии принца. Когда у него за спиной раздался голос Дагнаруса, Гарет даже вздрогнул от удивления и испуга. Он выронил перо, отчего на пергаменте появилась жирная клякса.

– Черт бы побрал этот камень, Меченый, – сказал Дагнарус. – Я без конца о нем думаю.

– Какой камень? – спросил Гарет, съежившись.

Дагнарус навис над ним, вцепившись в украшенную затейливой резьбой спинку. У него побелели костяшки пальцев.

– Да Камень Владычества, дурак, – раздраженно ответил Дагнарус. – О каком еще камне можно столько думать? Он мне постоянно снится. – Голос принца дрогнул. – А сны, Меченый, очень странные.

– Пугающие? – спросил Гарет.

Он не помнил такого случая, чтобы какая-нибудь навязчивая мысль не давала Дагнарусу покоя.

– Нет, – почти сразу же ответил принц. – Они, как тебе сказать... беспокоят. – Он немного помолчал. – И волнуют.

Дагнарус уселся рядом с Гаретом.

– Мне не нравятся эти сны, Меченый. Из-за них я постоянно ощущаю тревогу. Я не могу усидеть на месте. Мне все время кажется, что я что-то должен сделать, но что именно – не знаю. Понимаешь, Меченый, сны чего-то от меня требуют. А я не могу этого дать. Ну как я могу что-то дать, если не понимаю, чего им от меня нужно? Но не все так мрачно, Меченый. У этих снов есть и приятная сторона. Я знаю: если я дам сну то, чего ему надо, я тоже что-то от него получу. Что-то удивительное. Но едва я об этом подумаю, как сразу просыпаюсь. И настроение с утра настолько дрянное, что мне хочется кого-нибудь стукнуть.

Гарет ничуть не сомневался в искренности принца: эти «кого-нибудь стукнуть» он в достаточной мере прочувствовал на себе. Принц сейчас был настолько искренен, что Гарету стало неуютно и даже страшно. Он не хотел продолжения рассказа о снах и жаждал прихода Эваристо. Но учитель запаздывал; вероятно, из-за дождя.

Надеясь, что на этом разговор и закончился, Гарет поднял перо, обмакнул в чернила и вернулся к выведению букв. К его удивлению, Дагнарус вырвал перо и пододвинул к себе пергамент.

– Посмотри-ка сюда, – сказал он, быстрыми штрихами набрасывая какой-то рисунок.

Штрихи были настолько резкими, что перо брызгало, а кончик врезался в пергамент.

– Эта мысль пришла мне во время церемонии, в тот момент, когда отец заставил Камень Владычества разделиться на четыре части. Сам он не глядел на камень, потому что возносил благодарность богам. Но я смотрел, Меченый, и вот что я там увидел.

Дагнарус нарисовал четыре кружка, обозначавших четыре природных стихии. Но он не изобразил их, как обычно, в ряд один за другим. Принц расставил кружки двумя парами. В центре он поставил черную метку. Дагнарус с изрядной силой налег на перо, сломав его кончик.

– Вот это я, – пояснил принц, отбрасывая бесполезное теперь перо и тыча в центр своего рисунка перепачканным в чернилах пальцем. – Я здесь стою, посередине. И знаешь что, Меченый? – голос принца задрожал от волнения. – Если ты встанешь вот здесь, в центре этого кружка, – палец передвинулся к одному из внешних кружков, к тому, что обозначал Огонь, – и посмотришь по сторонам, что ты увидишь?

Принц сам ответил на свой вопрос, потому что Гарет, вперившись глазами в рисунок, потерял дар речи.

– Ты не увидишь ничего, кроме кружка, который тебя окружает. То же самое будет, если встать в центр Воздуха, в центр Земли или в центр Воды. Но если встать здесь, где я нарисовал метку, знаешь, что ты увидишь? Любой из четырех кружков! И вот еще что интересно: никто из стоящих в этих кружках меня не увидит. Потому что я здесь как будто спрятался.

Принц подхватил сломанное перо и с силой воткнул его в черный кружок.

– А ну, дайте-ка сюда!

Чья-то рука, протянувшись над головами мальчиков, схватила со стола пергамент.

Изумленный Гарет поднял глаза и увидел склонившегося над ними Эваристо. На лице учителя ходуном ходили все мускулы. Таким сердитым, взволнованным и потрясенным Гарет его еще никогда не видел.

– Кто вбил эту идею в вашу голову? – дрожащим, но требовательным голосом спросил Эваристо.

Учитель полыхнул взглядом на Дагнаруса.

– Отвечайте мне! Кто рассказал вам об этом?

Эваристо на глазах принца смял пергамент и потряс им перед самым носом Дагнаруса.

Щеки Дагнаруса вспыхнули. Он медленно, с достоинством, поднялся и устремил свой властный взор на бледное и разгневанное лицо учителя.

– Ты забываешься, маг. Как ты смеешь говорить со мной в таком тоне? Я – твой принц.

Эваристо вскипел. На какую-то секунду Гарет с ужасом подумал, что сейчас учитель схватит принца и начнет трясти его за плечи. Но в это страшное мгновение в комнату неслышно вошел Сильвит и молча встал поодаль, готовый в случае необходимости вмешаться. При виде эльфа Эваристо, похоже, несколько пришел в себя.

Лицо учителя стало пепельно-серым, даже губы утратили свой цвет. Заплетающимся языком Эваристо начал бормотать извинения:

– Мне что-то сделалось дурно, ваше высочество, – мямлил он.

И действительно, весь лоб Эваристо густо блестел от пота.

– Я прошу вашего великодушного прощения. Позвольте мне быть свободным от урока.

Дагнарус задумался, потом отрывисто кивнул.

– Можешь ступать. И я надеюсь, – великодушным тоном прибавил принц, – что вскоре тебе станет лучше.

Эваристо едва слышно что-то пробормотал. По-прежнему держа в кулаке смятый пергамент, он на нетвердых ногах прошел к двери, обменявшись колючим взглядом с Сильвитом.

– Я полагаю, что ваше высочество не пострадали? – спросил Сильвит, подходя ближе.

– Ни капельки, – ответил Дагнарус, невинно улыбнувшись.

Принц любовался собой. Пусть он принц, но по возрасту он еще ребенок. Далеко не каждый ребенок, даже если он и принц, способен вот так усмирить и напугать взрослого.

– Учитель унес с собой лист смятого пергамента. Желает ли ваше высочество, чтобы я принес этот лист назад?

Дагнарус пожал плечами.

– Там были просто каракули. Ничего важного. Не думаю, что ради этого стоит его догонять. А ты как считаешь, Меченый?

Гарет не ответил. Словно завороженный, он смотрел на чернильную точку, оставленную на столе пером Дагнаруса.

Принц задумчиво поглядел на друга, затем поспешно сказал:

– Все, Сильвит. Можешь идти.

Сильвит поклонился и вышел, хотя двигался медленно и с явной неохотой.

– Ну вот, Меченый, я тебе заработал день отдыха, – с гордостью проговорил Дагнарус.

Теперь его настроение было прекрасным. Наклонившись к самому уху Гарета, он прошептал:

– На что ты там уставился? В чем дело?

Гарет тревожно посмотрел на дверь. Придвинувшись к принцу, мальчик прошептал:

– Я однажды уже видел такой рисунок!

– Правда? – огорчился Дагнарус, искренне считавший себя первым, кому эта мысль пришла в голову. – Потом принц нахмурился. – И где ты его видел?

– В Королевской библиотеке, – ответил Гарет. – В книжке по магии.

– По магии? – хорошее настроение тут же вернулось к Дагнарусу, охваченному любопытством. – Тогда не удивительно, что Эваристо выглядел так, будто его пчела ужалила в задницу! Что было в той книжке? Расскажи мне, Меченый!

Гарет сожалел, что не оправдал упований принца.

– Не знаю, – стыдливо ответил он. – Я там ничего не понял. В книжке много говорилось о смерти и пустом пространстве, и там же был этот рисунок. У меня от той книги вся кожа покрылась мурашками. Мне хотелось побежать и вымыть руки. Там было что-то насчет Пустоты.

Последнее слово Гарет произнес зловещим шепотом, надеясь, что у принца оно тоже вызовет отвращение. Ничего подобного: лицо Дагнаруса выражало внимание, волнение и неподдельный интерес. Гарету это не понравилось.

– Ты должен найти эту книжку, Меченый, и показать ее мне.

Гарет покачал головой. Он перевел взгляд на чернильную точку.

– Не могу, – солгал мальчик. – Я не помню, где она стоит. Библиотека такая громадная. Вы не представляете, сколько там книг. И потом, я все равно не смогу вынести книгу из библиотеки. Мне не позволят... Ой! Зачем вы делаете мне больно?

Гарет пытался высвободиться из хватки принца, но Дагнарус был куда сильнее мальчика для наказаний. Его рука, словно клещами, сжала худенькую ручку Гарета.

– Ты найдешь эту книгу, – сказал принц. – Найдешь и покажешь мне.

Боль становилась невыносимой. Гарет испугался, что принц сломает ему руку.

– Да, ваше высочество, – хнычущим голосом, глотая слюну, ответил Гарет.

Дагнарус отпустил его руку.

– Прости, что сделал тебе больно. Я не хотел этого, но ты не должен говорить мне «нет», Меченый. Когда я тебе велю что-то сделать, ты должен выполнять. И не только потому, что я твой принц. Я – твой друг и люблю тебя. Разве не так, Меченый?

Гарет отвернулся, украдкой смахнул слезы и кивнул.

Дагнарус потрепал друга по руке, где белые следы от его сильных пальцев начинали краснеть, проступая отчетливее.

– Прости, что сделал тебе больно, – вновь произнес принц.

Эваристо шагал под дождем и даже не замечал, что идет с непокрытой головой. Учитель был настолько встревожен и перепуган, что забыл поднять капюшон плаща. Только когда вода потекла ему за шиворот и заструилась по спине, он мельком подумал о капюшоне, но тут же снова забыл о нем. Дождь охлаждал пылающее лицо. Дождь помогал прийти в себя.

Войдя в Храм, Эваристо задержался на ступенях, чтобы стряхнуть воду с плаща и немного подумать о своих поступках – прошлых и будущих. Относительно прошлого особо гордиться было нечем. Он решительно потерял голову. Оставалось надеяться, что это на нем никак не отразится. Что же касается будущего...

Один из проходивших мимо послушников увидел промокшего до нитки Эваристо и услужливо принес ему полотенце. Учитель вытер слипшиеся волосы, печально поглядел на мокрые манжеты сутаны, на ее нижнюю кромку, забрызганную грязью, оценил, насколько жалок его облик в целом. Люди, просящие о встрече с высокочтимым Верховным Магом, выглядели совсем не так. Но его дело было безотлагательным и крайне важным. Хорошо хоть, пергамент не промок. Эваристо надежно запихнул его между листами книги, по которой собирался сегодня заниматься с Гаретом.

Разумеется, высокочтимый Верховный Маг в этот момент принимал кого-то по важному делу и не велел его беспокоить. Иного Эваристо и не ожидал. Он уселся в приемной, радуясь короткой передышке, радуясь возможности хоть немного обсохнуть и привести в порядок мысли. В последнем он не слишком преуспел.

Спустя какое-то время встреча закончилась. Из кабинета вышли маги. Кое-кто из них был знаком с Эваристо. Знакомые маги приветливо поздоровались с ним и задержались, чтобы обменяться несколькими словами, но в это время за Эваристо пришел секретарь высокочтимого Верховного Мага. Друзья удивленно и озабоченно посмотрели Эваристо вслед. Учитель принца, по их мнению, выглядел совершенно больным.