Текст книги "Прекрасные создания"
Автор книги: Маргарет Штоль
Соавторы: Ками Гарсия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 28 страниц)
– После полудня мне позвонил твой тренер. А еще звонили миссис Инглиш и директор Харпер, мама Линка и леди из ДАР. Ты же знаешь, как я ненавижу этих дам. Они злые, как грех во плоти.
Гэтлин наводняли различные женские общества, и все они отпочковались от ДАР. Чтобы добиться членства в организации с таким названием – Дочери американской революции, – претенденткам следовало сначала доказать, что они имеют родственные связи с настоящими патриотами американского Юга. Зато, став членами ДАР, они обретали множество неоспоримых прав. Например, могли советовать своим соседям с Речной улицы, в какой цвет красить фасады своих домов, или судить и донимать любого жителя города. Кроме Эммы, естественно. Хотел бы я посмотреть на них, если бы они не сделали такого исключения.
– Все эти люди говорили одно и то же. Что ты якобы ушел из школы посреди урока. Что ты, как маленький щенок, побежал за девочкой Дачанис.
Еще одна морковка была изрублена на мелкие куски.
– Я знаю, Эмма, ты права. Но...
Острый нож рассек кабачок на две половинки.
– А я им ответила: «Нет, мой мальчик не покинул бы школу без разрешения! И он не пропустил бы тренировку! Наверное, тут какая-то ошибка. Наверное, кто-то другой проявил неуважение к учителям и запятнал фамилию своей семьи. Тот мальчик, которого я вырастила, не мог совершить подобного проступка!»
На разделочную доску полетел зеленый лук. Я расстроил Эмму тем, что совершил непростительное преступление: выставил ее в плохом свете в глазах заклятых врагов – миссис Линкольн и женщин из ДАР.
– Что ты можешь сказать в свое оправдание? Почему ты убежал из школы, словно тебе хвост подпалили? Только не говори мне об этой девчонке! Я не хочу больше слышать о ней!
Как тут можно было объясняться? Я печально вздохнул. Признаться ей, что я несколько месяцев видел сны о таинственной девушке? Что эта девушка вдруг появилась в нашем городе и оказалась племянницей Мэкона Равенвуда? Что в дополнение к ужасающим снам я пережил видение и повстречал в нем женщину, которая, похоже, жила во время Гражданской войны? Из такой ситуации меня мог вытащить только взрыв солнца с одновременной гибелью всех ближайших планет.
– Эмма, это не то, что ты думаешь. Ребята в нашем классе начали издеваться над Леной и говорить, что ее дядя возит трупы в своем катафалке. Она расстроилась и выбежала из класса.
– Я жду объяснений, которые касались бы твоих поступков!
– А разве ты не учила меня ходить перед взором Бога? Тебе не кажется, что это он побудил меня заступиться за обиженную девушку?
Зря я так сказал. В ее глазах вспыхнул праведный гнев.
– Не смей использовать имя Божье, чтобы оправдать свои нарушения школьных правил! Иначе я, клянусь Небом, выйду во двор, найду прут и выжгу истину на твоей заднице! И меня не волнует, сколько тебе лет. Ты понял меня, мальчик?
Эмма ни разу в жизни не била меня, хотя несколько раз гонялась за мной с прутом в руке, чтобы привить уважение к старшим. Но сейчас все было по-другому. Ситуация стремительно ухудшалась, превращаясь из плохой в кошмарную. Требовался отвлекающий момент. Я вспомнил о медальоне в моем заднем кармане. Эмма любила загадки и тайны. Когда мне было четыре года, она учила меня читать по детективным романам. А сколько кроссвордов я помогал ей разгадывать, подсматривая из-за плеча! В детском саду я единственный читал на черной доске любые слова, начинавшиеся на «экс-», потому что был знаком с «экспертизой» и «эксгумацией». Старинный медальон мог сослужить мне неплохую службу. При этом рассказывать Эмме о пережитом видении времен Гражданской войны было вовсе не обязательно.
– Да, Эмма, ты права. Я виноват. Мне не следовало убегать из школы. Но я хотел убедиться, что с Леной все в порядке. У нее за спиной разбилось окно, и она порезала руку до крови. Я поехал за ней только для того, чтобы посмотреть, не опасна ли рана.
– Ты входил в их дом?
– Нет, мы встретились с Леной снаружи. Насколько мне известно, ее дядя очень застенчивый.
– Только не говори мне о Мэконе Равенвуде с таким видом, словно ты знаешь о нем больше меня.
Она бросила на меня свой особый взгляд.
– О-т-у-п-е-н-и-е.
– Что?
– Ты совсем потерял разум, Итан Уот.
Я вытащил медальон из кармана и подошел к ней поближе.
– Мы гуляли по полю за их домом и нашли вот эту вещь.
Разжав кулак, я показал ей камею.
– Там внутри надпись.
Лицо Эммы исказила гримаса ужаса. По моей спине пробежал холодок. Мне показалось, что у нее начался приступ удушья.
– Эмма, ты в порядке?
Я хотел подхватить ее под руку на тот случай, если она потеряет сознание. Но Эмма отдернула локоть, будто обожглась о ведро с кипятком.
– Где ты взял эту вещь? – спросила она зловещим шепотом.
– Мы нашли ее на поле около Равенвуда.
– Нет, ты нашел ее не там!
– О чем ты говоришь? Ты знаешь, кому она принадлежала?
– Стой здесь, – прокричала она, выбегая из кухни. – Не двигайся!
Пропустив эти указания мимо ушей, я последовал за Эммой в ее комнату. Небольшая спальня скорее походила на аптеку. Низкая кушетка с белым покрывалом терялась среди дюжины шкафов. На полках хранились аккуратно сложенные газеты с заполненными кроссвордами (Эмма никогда не выбрасывала их) и банки с ингредиентами для магических амулетов – солью, цветными камнями и травами. Имелась и особая коллекция: банка с черными корешками и упавшие с деревьев птичьи гнезда. Одна полка была уставлена бутылками с землей.
Эмма вела себя странно – даже по ее стандартам поведения. В коридоре нас разделяла всего пара шагов. Но когда я вошел в комнату, она уже рылась в ящиках буфета.
– Эмма, в чем дело?
– Разве я не велела тебе оставаться на кухне? – закричала она, увидев меня. – Не вноси это сюда!
– Почему ты так расстроилась?
Она сунула несколько предметов в карман своего заводского фартука и выбежала из спальни. Я вновь последовал за ней.
– Эмма, что происходит?
– Вот! Возьми!
Стараясь не касаться моей руки, она передала мне потрепанный носовой платок.
– Оберни эту вещь. Да, правильно. И еще один раз.
Ее нынешнее «помрачение» превосходило все мыслимые границы. Казалось, она повредилась рассудком.
– Эмма...
– Итан! Делай, как я говорю!
Она никогда не называла меня просто по имени.
Когда я завернул медальон в носовой платок, она немного успокоилась. Покопавшись в нижних карманах фартука, вытащила небольшой мешочек и склянку с темным порошком. Я тут же понял их предназначение. Очередной оберег. Ее рука слегка дрожала, когда она насыпала в мешочек магический порошок.
– Ты хорошо завернул эту штуку?
– Ну, – ответил я, ожидая нагоняй за такой фамильярный ответ.
– Уверен?
– Да.
– Тогда засунь ее сюда.
Кожаный мешочек оказался неестественно теплым и гладким на ощупь.
– Быстрее!
Я сделал, как она велела. Зловещий медальон был помещен в надежный контейнер.
– Завяжи его вот этим, – сказала Эмма, передав мне обычный на вид шнурок, хотя все, что она использовала для оберегов, обладало магической сутью. – Теперь отнеси вещь туда, где ты нашел ее. Зарой медальон в землю. И сделай это как можно быстрее.
– Эмма, объясни, что происходит?
Она подошла, схватила меня рукой за подбородок и отбросила волосы с моих глаз. Впервые с тех пор, как я вытащил медальон из кармана, она смотрела прямо на меня. Это была самая длинная минута в моей жизни. Я никогда прежде не видел у нее такого выражения лица.
– Нет, – наконец прошептала она, опуская руку. – Ты не готов.
– К чему я не готов?
– Сделай все, как я сказала. Отнеси мешочек туда, где ты нашел эту вещь. Закопай его в землю и вернись домой. О той девочке забудь! Я не хочу, чтобы ты общался с ней, понял?
Она сказала мне только то, что посчитала нужным. Никакие дальнейшие расспросы не привели бы ни к чему хорошему. Эмма прекрасно гадала на картах и решала кроссворды. Однако лучше всего она хранила свои секреты.
– Итан Уот, ты проснулся?
Сколько времени? Половина десятого. Обычно по субботам я вставал с постели пораньше. Но вчера вечером после двухчасового кружения по полям вокруг города я едва держался на ногах от усталости. Мне хотелось, чтобы Эмма поверила, будто я вернулся в Гринбрайр и закопал медальон.
Выбираясь из кровати, я наступил на коробку засохших орео [15]15
Круглое двухслойное печенье с начинкой между слоями.
[Закрыть]. Моя спальная всегда напоминала свалку – в ней было столько всякой всячины, что отец, поднимаясь ко мне, обычно предупреждал: «Сынок, однажды ты спалишь весь дом!» Впрочем, он уже давно сюда не заходил. В дополнение к карте стены и потолок были обклеены плакатами с видами тех городов и областей, где я надеялся побывать: Афины, Барселона, Москва, Аляска. Вдоль стен возвышались штабеля коробок из-под обуви. Некоторые поднимались на три-четыре фута в высоту. Могло показаться, что коробки стоят в хаотичном порядке, но я мог точно указать расположение любой из них, начиная от белой, с надписью «Адидас», где хранилась коллекция зажигалок, собранная в пироманиакальный период в восьмом классе, и кончая зеленой коробкой «Нью беланс» с пустыми гильзами и клочком флага, который мы с мамой нашли в форту Самтер.
Мне нужна была желтая коробка «Найк», с медальоном, который подействовал на Эмму словно нокаутирующий удар. Я открыл крышку и вытащил кожаный мешочек. Вчера вечером мне показалось, что я спрятал его вполне надежно, но сегодня решил на всякий случай сунуть медальон в карман.
Снизу донесся крик Эммы:
– Вставай или опоздаешь к Сестрам.
– Спущусь через минуту.
Каждую субботу я проводил полдня с тремя самыми старыми в городе женщинами: моими двоюродными бабушками Мерси, Пруденс и Грейс. Жители Гэтлина называли их Сестрами, словно они представляли собой одно существо – что, по сути, так и было. Приблизившись к столетнему возрасту, они уже не помнили, кто из них был старше остальных. Сестры многократно выходили замуж, чем очень гордились. Пережив всех своих супругов, они в конце концов поселились вместе в доме бабушки Грейс. Я считал их не столько старыми, сколько сумасшедшими.
Когда мне исполнилось двенадцать лет, мама начала приводить меня к ним, чтобы я помогал им. С тех пор я навещал их по субботам. Самой неприятной обязанностью было сопровождение бабушек в церковь. Сестры, южные баптистки, посещали церковь по субботам и воскресеньям, а также в другие дни.
Обычно я воспринимал визиты к ним как тяжкое бремя. Но сегодня все было иначе. Я принял душ еще до третьего окрика Эммы. Мне не терпелось выбраться из дома. Сестры знали все о каждом жителе Гэтлина. Благодаря своим бракам они успели обзавестись родственными связями почти с половиной горожан. После пережитого видения я был уверен, что буква Ж в Ж. К. Д. означала Женевьеву. А кто мог расшифровать остальные инициалы? Только три самые старые женщины в городе.
Открыв верхний ящик комода, где лежали мои чистые носки, я заметил маленькую куклу, похожую на обезьянку. В ее лапах был зажат крохотный мешочек с солью и голубым камнем. Еще один оберег Эммы. Они предназначались для изгнания злых духов, против неудачи и даже простуды. Когда отец перестал ходить в церковь и начал запираться в своем кабинете, она по воскресеньям подсовывала кукол ему под дверь. Хотя папа никогда не обращал внимания на ее обереги, Эмма говорила, что добрый Господь дает людям небольшой кредит веры за демонстрацию намерения. Однако через пару месяцев отец заказал в интернет-магазине кухонную ведьму и повесил её над плитой. Эмма так рассердилась, что целую неделю подавала ему холодную кашу и пережаривала кофейные бобы.
Обычно я, натыкаясь на ее «подарки», не придавал им никакого значения. Но про этот подумал, что он явно связан с медальоном – точнее, с той информацией, которую Эмма пыталась скрыть от меня.
Когда я прибыл в дом Сестер, там царил настоящий хаос. Дверь открыла бабушка Мерси. Она еще не успела снять бигуди.
– Итан! Слава богу, ты пришел! У нас случилось непредвиденное!
Она произнесла приставку «не», как будто та была отдельным словом. Обычно я вообще не понимал половинy из того, что говорили Сестры. Виной тому был сильный акцент бабушек и плохая грамматика. Для Гэтлина такое типично: вы можете определить возраст людей по их речи.
– Мэм?
– Харлон Джеймс ранен, и я не думаю, что он... поправится.
Последнее слово старушка произнесла очень тихо, почти прошептала, словно нас подслушивал сам Господь Бог и она боялась подать ему плохую идею. Харлон Джеймс был йоркширским терьером бабушки Пруденс, названным так в честь ее последнего покойного мужа.
– Что случилось?
– Я скажу, что случилось! – ответила бабушка Пру, возникшая из ниоткуда с аптечкой в руке.– Грейс попыталась убить бедного Харлона Джеймса. Он едва цепляется за жизнь.
– Я не хотела убивать его, – прокричала из кухни бабушка Грейс. – Не рассказывай сказки, Пруденс Джейн. Это был несчастный случай!
– Итан, позвони Дину Уилксу и скажи ему, что у нас непредвиденный инцидент, – проинструктировала меня бабушка Пру, доставая из аптечки два широких бинта и капсулу с нюхательной солью. – Мы теряем его!
Травмированный Харлон Джеймс лежал в кухне на полу. Он выглядел напуганным, но отнюдь не умирающим. Увидев хозяйку, терьер вскочил на ноги и попытался удрать. Его задняя лапа была подогнута и волочилась по полу.
– Грейс, Бог свидетель, если Харлон Джеймс умрет...
– Он не умирает, бабушка Пру, – успокоил ее я. – У него, похоже, сломана нога. Что произошло?
– Грейс пыталась убить его шваброй.
– Это неправда! Я же говорила! Я забыла надеть очки и приняла его за корабельную крысу. А он бегал по кухне, туда-сюда...
– Откуда тебе знать, как выглядит корабельная крыса? Разве ты когда-нибудь была в порту? Да ты за всю жизнь ни одного корабля не видела!
Одним словом, я подогнал к крыльцу принадлежавший Сестрам «кадиллак» 1964 года, усадил в него старушек, находившихся в состоянии полной истерики, затем вынес из дома корзинку с Харлоном Джеймсом, которому, возможно, действительно хотелось умереть, и отвез всю эту компанию в офис Дина Уилкса. Мистер Уилкс был владельцем зоомагазина, то есть почти ветеринаром. К счастью, Харлон Джеймс отделался лишь сломанной ногой, и Дин Уилкс сумел ему помочь.
К тому времени, когда мы вернулись в дом Сестер, я уже не верил, что мне удастся выведать у бабушек какую– то полезную информацию. На подъездной аллее стоял пикап Тельмы. Мой отец нанял эту женщину для присмотра за старушками после того, как десять лет назад бабушка Грейс устроила пожар, забыв выключить газовую плиту, на которой готовился лимонный пирог. Сестры ушли в церковь, а через пару часов к их дому примчались пожарные машины.
– Ну, девочки, – прокричала из кухни Тельма, – куда вы ездили?
Старушки, расталкивая друг друга, пытались поскорее прорваться в кухню, чтобы рассказать Тельме о своей беде. Я переждал эту битву у порога, затем сел в плетеное кресло рядом с бабушкой Грейс, у которой сейчас был очень подавленный вид. Еще бы! Она снова стала посмешищем для всего города. Я вытащил медальон из кармана и принялся раскачивать его на цепочке.
– Эй, красавчик, где ты достал эту штуку? – спросила Тельма, вытаскивая из консервной банки какую-то подозрительную снедь.
Она поднесла ложку ко рту. Выглядело это несколько странно, потому что Тельма была не лишена некоторой изысканности и напоминала Долли Партон [16]16
Известная американская кантри-певица и киноактриса.
[Закрыть].
– Это какой-то медальон. Я нашел его на плантации Равенвуда.
– Равенвуда? Какого черта ты там делал?
– Там живет одна моя знакомая.
– Ты имеешь в виду Лену Дачанис? – спросила бабушка Мерси.
Конечно, она была в курсе городских новостей. Гэтлин есть Гэтлин.
– Да, мэм. Мы с ней учимся в одном классе.
Мне удалось привлечь их внимание!
– Мы нашли этот медальон в лимонном саду неподалеку от их дома. Я не знаю, кому он принадлежал раньше, но выглядит довольно старым.
– Тот сад никогда не был собственностью Мэкона Равенвуда, – без тени сомнения сказала бабушка Пру. – Это участок Гринбрайра.
– Дай-ка мне взглянуть, – попросила бабушка Мерси, доставая очки из кармана халата.
Я положил медальон на носовой платок и протянул его старушке.
– Там есть надпись.
– Я не могу прочитать ее. Грейс, не разберешь ли эти буквы?
Она передала медальон бабушке Грейс.
– Я вообще ничего не вижу, – прищуриваясь, ответила та.
– Тут две группы инициалов, – сказал я, указывая на желобки, прорезанные в металле. – И. К. У. и Ж. К. Д. Если вы откроете крышку, там будет дата – одиннадцатое февраля тысяча восемьсот шестьдесят пятого года.
– Какая-то знакомая дата, – заметила бабушка Пру. – Мерси, что случилось в тот день?
– Одиннадцатого февраля? Это же дата твоей свадьбы, Грейс.
– Я вышла замуж в тысяча девятьсот шестьдесят пятом году, а не в тысяча восемьсот шестьдесят пятом!
Их слух был ничем не лучше зрения.
– Одиннадцатое февраля тысяча восемьсот шестьдесят пятого года...
– Я вспомнила! – вскричала бабушка Грейс. – В тот год федералы едва не сровняли Гэтлин с землей. У нашего прадеда сожгли все владения. Неужели вы забыли эту историю, девочки? Генерал Шерман и его армия промаршировали по Югу, сжигая все на своем пути. В том числе и наш город. Они назвали это «великим возмездием». Все плантации в Гэтлине были частично или полностью разорены. Кроме Равенвуда. Мой дед говорил, что той ночью Абрахам Равенвуд заключил сделку с дьяволом.
– Что вы имеете в виду? – спросил я.
– А как же иначе! Это единственное объяснение, почему их плантация осталась нетронутой. Федералы жгли все усадьбы вдоль реки – одну за одной, пока не добрались до Равенвуда. А затем они прошли мимо чертова особняка, как будто вообще его не заметили!
– Я тоже помню рассказы нашего деда, – добавила бабушка Пру, подкармливая Харлона Джеймса кусочками бекона. – Той ночью случилось множество странных вещей. У Абрахама был брат, который жил вместе с ним. Так вот, он исчез в ночь пожарищ. Никто его больше не видел.
– И что тут странного? – поинтересовался я. – Возможно, его убили солдаты. Или он погиб в огне.
Бабушка Грейс загадочно приподняла брови.
– Или, возможно, с ним случилось что-то иное. По крайней мере, его тела так и не нашли.
Я понял, что уже несколько поколений Гэтлина судачат о Равенвудах. Похоже, эта традиция появилась задолго до Мэкона Равенвуда. Но что еще знали Сестры? Я решил прояснить этот вопрос.
– А Мэкон Равенвуд? Что вам известно о нем?
– У этого парня никогда не будет шансов на легитимность.
В Гэтлине «нелегитимными» обычно называли коммунистов или атеистов.
– Его папаша Сайлас сошелся с матерью Мэкона после того, как от него сбежала первая жена. Он, кажется, привез ее из Нового Орлеана. Это была очень красивая женщина. Вскоре у них родились два мальчика: Мэкон и его брат. Но Сайлас так и не женился на ней. Поэтому женщина собрала свои вещи и тоже уехала.
Бабушка Пру перебила ее:
– Грейс Энн! Ты не умеешь рассказывать! Сайлас был таким же подлым и ненормальным, как и все их семейство. В поместье Равенвудов происходили жуткие вещи. По ночам в их доме горел свет, и люди часто видели, как по полям плантации бродит мужчина в черной шляпе.
– И еще волк! – подсказала бабушка Мерси. – Расскажи ему о волке.
Мне не хотелось, чтобы они рассказывали об этом животном. Я сам его видел. Хотя вряд ли это был тот же самый пес. Собаки или даже волки не живут так долго.
– У них в доме жил волк. Сайлас держал его вместо домашней собаки.
– Бедные дети, – покачав головой, произнесла бабушка Мерси. – Они жили то с Сайласом, то с матерью. Отец обращался с ними как со скотиной. Он бил их все время и не выпускал из дома. Он даже не позволял им ходить в школу.
– Так вот почему Мэкон Равенвуд никогда не покидает свой дом, – догадался я.
Бабушка Мерси отмахнулась от моих слов, будто это была самая глупая фраза, которую она когда-либо слышала.
– Он довольно часто приезжает в город. Я сотни раз встречала его по вечерам у здания ДАР.
Как же, как же! Она встречала его у здания ДАР!
С Сестрами это происходило постоянно. Какое-то время они сохраняли контакт с реальностью, но потом отправлялись в плавание по волнам фантазий. Я точно знал, что никто из горожан не видел Мэкона Равенвуда.
И мне как-то не верилось, что он захаживал к Дочерям американской революции в надежде полюбоваться на их раскрашенные чипсы или чтобы поболтать с миссис Линкольн.
Бабушка Грейс поднесла медальон ближе к лампе и присмотрелась к нему более внимательно.
– Могу сказать вам кое-что еще! Этот платок принадлежал Салли Трюдо. Ее часто называли Салли Пророчицей. По рассказам знающих людей, она могла видеть будущее.
– Она гадала по картам Таро? – спросил я.
– А разве есть другие карты?
– Да, игральные, – ответила бабушка Мерси. – Географические карты, медицинские и эти... Кредитные карточки!
Мне снова пришлось вмешаться в ход беседы.
– А как вы узнали, что платок принадлежал той пророчице?
– Здесь на краешке вышиты ее инициалы. Видишь? А это ее знак.
Она указала на крохотную птицу, вышитую под тремя буквами.
– Ее знак?
Мне ответила Тельма:
– Гадалки часто используют такие знаки. Они помечают ими свои колоды, чтобы никто другой не мог подменить карты. Гадалка только тогда хороша, когда имеет свою меченую колоду. Уж я-то знаю!
Она плюнула, со снайперской точностью попав в небольшую урну, стоявшую в углу комнаты.
– Трюдо, – задумчиво произнес я. – Насколько мне помнится, это фамилия Эммы. Та пророчица была ее родственницей?
– Ну да. Она была ее прапрабабкой.
– А инициалы? И. К. У. и Ж. К. Д.? Вам что-нибудь о них известно?
Конечно, я палил наугад. Кстати, трудно было припомнить, когда в последний раз период ясного сознания длился у Сестер так долго.
– Итан Уот! – возмутилась бабушка Грейс. – Ты насмехаешься над старыми женщинами?
– Нет, мэм. Клянусь!
– И. К. У. Итан Картер Уот. Он был твоим прапрадедушкой. Или прапрапрадедушкой.
– Тебе, сестричка, никогда не давалась арифметика, – прокомментировала бабушка Пруденс.
– В любом случае, он был братом твоего прапрапрапрадедушки Эллиса, – констатировала бабушка Грейс.
– Брата Эллиса Уота звали Лоусон, а не Итан, – возразил я ей – В его честь мне дали среднее имя.
– Эллис Уот имел двух братьев: Итана и Лоусона. Тебя назвали в честь их обоих. Итан Лоусон Уот.
Я представил себе наше фамильное древо, которое видел тысячу раз. Если южанин и знает что-то хорошо, так это свое семейное древо. В нашей столовой висел лист бумаги в рамке, и там не было никакого Итана Картера Уота. Я, похоже, переоценил ясность сознания моей столетней бабушки Грейс. Наверное, вид у меня был настолько скептическим, что бабушка Пру поднялась с кресла.
– В моей генеалогической книге имеется фамильное древо Уотов. Я веду хронику наследия всех Сестер Конфедерации.
Сестры Конфедерации были младшими кузинами ДАР – таким же ужасным сообществом вышивальщиц, хранительниц пережитков времен Гражданской войны. В наши дни члены СК проводили свободное время, выискивая свои исторические корни по старым документам и телесериалам типа «Синих и серых».
– Вот она.
Бабушка Пру вернулась к кухонному столу, неся в руках огромный альбом в кожаном переплете. На желтых страницах из наклеенных уголков торчали потускневшие фотографии. Старушка начала листать страницы, роняя на пол закладки и старые газетные вырезки.
– Вы только взгляните! – вскричала Пру, показывая нам потрескавшийся снимок. – Бартон Фри! Мой третий муж! Самый красивый из всех моих муженьков!
– Пруденс Джейн, не отвлекайся, – обиженным топом произнесла бабушка Грейс. – Этот мальчик проверяет нашу память.
– Одну минуту! Его древо где-то здесь... сразу после Стэтхамов.
Я вглядывался в имена, которые знал по фамильному древу, висевшему в нашей столовой. Имени Итан Картер Уот там не было. Выходит, Сестры обладали другой версией этого древа? И я догадывался, какая из них была верной. У меня имелось подтверждение, завернутое в платок стопятидесятилетней прорицательницы.
– Почему его имени нет на нашем семейном древе?
– На Юге многие такие документы являются подделками, – ответила бабушка Грейс, захлопнув альбом и послав в воздух серое облако пыли. – Но я бы удивилась, если бы Уоты отметили его на своем фамильном древе.
– Только мои честные записи хранят память о его существовании, – сказала бабушка Пру и гордо улыбнулась, показав нам вставные челюсти.
Мне пришлось вернуть Сестер к исходной теме разговора:
– Бабушка Пру, почему его удалили из фамильного древа?
– По рассказам, он был дезертиром.
Я не уследил за ходом ее мыслей.
– Что вы имеете в виду?
– Господи, чему они учат молодежь в этих современных школах?
Бабушка Грейс, лениво вынимавшая претцели [17]17
Хрупкие глазированные и посоленные крекеры.
[Закрыть]из «Чекс-смеси», дала мне краткий ответ:
– Дезертиры – это конфедераты, убежавшие во время войны от генерала Ли.
Почувствовав мое смущение, бабушка Пру решила разъяснить слова своей сестры.
– Во время войны наши солдаты разделились на две группы. Первые поддерживали создание Конфедерации, а вторые поступали на службу по велению своих семей.
Бабушка Пру поднялась с кресла и начала вышагивать взад и вперед, как учительница на уроке истории.
– В тысяча восемьсот шестьдесят пятом году разбитая армия Ли испытывала голод и нехватку живой силы. Некоторые солдаты теряли веру в успех. Они собирали вещи и уходили из своих полков. Их называли дезертирами. Одним из таких солдат был Итан Картер Уот.
Старушки опустили головы, словно не знали, куда деться от стыда.
– Вы хотите сказать, что его удалили из нашего фамильного древа только по этой причине? Из-за того, что он не хотел умирать от голода и сражаться на стороне проигравших?
– Какой странный способ интерпретировать мои слова! – возмутилась бабушка Пруденс.
– Ты говоришь такие глупости, мальчик, что я просто не хочу их слышать!
ФАМИЛЬНОЕ ДРЕВО УОТОВ
Бабушка Грейс вскочила с кресла, показав невиданную прыть для женщины девяноста с чем-то лет.
– Не груби нам, Итан. Твое фамильное древо изменили задолго до нашего рождения.
– Прошу прощения, мэм.
Она пригладила юбку и села обратно.
– Но почему мои родители назвали меня в честь предка, опозорившего семью?
– Твои мама и папа имели собственные представления о войне, которые они почерпнули из книг. Ты же знаешь, они всегда были либералами. Вряд ли кто-то из нас расскажет тебе, о чем они думали. Ты должен спросить об этом у своего отца.
Как будто я имел такую возможность! Тем не менее, судя по характеру моей мамы, она, вероятно, гордилась Итаном Картером Уотом. И он, наверное, заслуживал этого. Я провел рукой по потускневшей обложке альбома.
– А как насчет инициалов Ж. К. Д.? Я думаю, что буква Ж могла соответствовать Женевьеве.
В принципе, я уже знал, что она означала.
– Ж. К. Д.? Мерси, что ты знаешь об инициалах Ж. К. Д.?
– Не могу припомнить. Хм! Ж. Д. Грейс, может, у тебя получится?
– Ж. Д.? Нет, мне тут нечего сказать.
И тут наш разговор неожиданно прервался.
– О святой боже! – вскричала бабушка Мерси. – Девочки, взгляните на часы! Нам пора отправляться в церковь.
Бабушка Грейс заспешила к двери.
– Итан, будь хорошим мальчиком. Разверни «кадиллак». Мы сейчас выйдем. Только припудримся.
Я повез их к вечерней службе в миссионерскую баптистскую церковь, которая находилась в четырех кварталах от дома. Первым испытанием стала покрытая гравием аллея, по которой я катил кресло-коляску утомившейся бабушки Мерси. На аллею ушло больше времени, чем на остальную часть пути, потому что через каждые два-три фута колеса увязали в гравии. Чтобы освободить их, я раскачивал коляску с боку на бок. Дело дошло до того, что я едва не опрокинул мою бабушку в грязь. Чуть позже, когда проповедник принял третье свидетельство от старушки, яростно клявшейся в том, что Иисус спас ее кусты роз от японских жуков и излечил ее кисть от артрита, меня потянуло в сон. Я сунул руку в карман и нащупал медальон. Почему он показал нам то видение с пожаром? И почему потом перестал действовать?
«Итан, перестань. Ты не знаешь, что может произойти».
Лена снова была в моей голове.
«Избавься от него!»
Церковный зал начал исчезать. Я почувствовал, как Лена схватила мою руку, словно находилась рядом со мной...
Женевьева с ужасом смотрела на горящий Гринбрайр. Огонь лизал особняк с двух сторон, карабкаясь по стене к чердаку и пожирая веранду. Солдаты выносили из дома картины и ценности. Грабили, как обычные воры. Но где ее семья? Родные и близкие? Может быть, они спрятались в роще или в кустах ежевики? За спиной зашелестела листва. Женевьева почувствовала чье-то присутствие. Прежде чем она успела повернуться, грязная мужская рука зажала ей рот. Пытаясь вырваться, она вцепилась пальцами в широкую кисть.
– Женевьева, это я.
Рука, закрывавшая ее рот, опустилась.
– Итан? Что ты здесь делаешь? С тобой все в порядке?
Она обвила руками высокого солдата, одетого в жалкие остатки некогда щегольской формы конфедерата.
– Да, я в порядке, дорогая, – ответил ее возлюбленный.
Но она поняла, что он лжет.
– Я думала, что ты сражаешься на фронте...
За два прошлых года, с тех пор как Итана забрали в армию, она получила от него лишь несколько писем. После битвы за Уилдернесс армейская почта вообще перестала действовать. Многие парни, пошедшие за генералом Ли, остались гнить на полях Виргинии. Женевьева смирилась с тем, что умрет, старой девой. Она была уверена, что потеряла Итана. И теперь он стоял здесь, живой и невредимый. Это казалось чудом.
– Где твой полк?
– В последний раз я видел его у Саммита.
– Что ты имеешь в виду? В последний раз? Они все погибли?
– Не знаю. Когда я ушел, многие были еще живы.
– Не понимаю.
– Я дезертировал, Женевьева. Мне надоело воевать за чужие амбиции – за дело, в которое я никогда не верил. Ты не представляешь себе, что мне довелось повидать. Многие парни, сражавшиеся со мной, даже не знали, ради чего ведется эта война. Они не знали, что проливают кровь ради хлопка.
Итан сжал ее холодные пальцы в своих покрытых шрамами ладонях.
– Если ты теперь не выйдешь за меня замуж, я все пойму. Я нищий. Здесь меня будут презирать как дезертира.
– Меня не волнуют размеры твоего капитала, Итан Картер Уот. Ты самый благородный человек из всех, кого я знаю. Мой отец говорит, что мы с тобой слишком разные и этого не преодолеть. Но я с ним не согласна. Он ошибается. Ты вернулся с войны, и теперь мы обязательно сыграем свадьбу.
Женевьева повисла на нем, боясь, что Итан растворится в воздухе, если она отпустит его хотя бы на миг. Запах застает ее обернуться – прогорклый запах сожженных лимонов и оборванных жизней.
– Пойдем к реке. Мама, скорее всего, спряталась где-то там. Или убежала к тете Маргарите.
Итан не успел ответить. Затрещали ветки. Кто-то приближался к ним, продираясь сквозь кустарник.
– Пригнись,– велел Итан, прикрывая Женевъеву собой.– Оставайся за моей спиной.
Он приподнял ружье и щелкнул затвором. Ветви куста раздвинулись. Из зарослей выбралась Айви – повариха Гринбрайра. На ней была лишь ночная рубашка, почерневшая от дыма. Увидев солдата и не заметив серый цвет формы, она вскрикнула от ужаса.
