Текст книги "Прекрасные создания"
Автор книги: Маргарет Штоль
Соавторы: Ками Гарсия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 28 страниц)
– Нет, сэр! Я поступлю иначе. Обвинения против вашей племянницы достаточно серьезны. Имеются свидетели случившегося. Основываясь на письменных отчетах и информации, представленной на этом собрании, нам придется, к моему великому сожалению, исключить мисс Дачанис из школы.
Мэкон указал рукой в сторону Эмили, Саванны, Шарлотты и Иден.
– Вы говорите об этих свидетелях? О кучке малолетних фантазерок, переевших кислого винограда?
Миссис Сноу вскочила на ноги.
– Вы пытаетесь внушить нам мысль, что моя дочь способна на обман?
Мэкон одарил ее улыбкой кинозвезды.
– Ну что вы, моя дорогая! Я не внушаю мысли. Я прямо говорю, что ваша дочь лжет. Мне кажется, вы понимаете разницу.
– Как вы смеете!
Мать Линка помчалась вниз по проходу, как дикая кошка.
– Вы не имеете права находиться здесь и оказывать давление на комиссию.
Мэриан с улыбкой направилась к ней навстречу.
– Как сказал один великий человек, «несправедливость в малых делах угрожает общей справедливости». Я пока не вижу справедливого отношения в этом зале, миссис Линкольн.
– Только не нужно демонстрировать нам здесь ваши гарвардские штучки.
Мэриан закрыла свой зонтик.
– Вряд ли Мартин Лютер Кинг учился в Гарварде.
Мистер Холлингсворт прервал их перепалку:
– В отчете, составленном со слов свидетелей, указано, что во время зимнего бала мисс Дачанис нажала на кнопку пожарной тревоги, чем нанесла школе материальный ущерб на тысячи долларов. Затем она столкнула со сцены мисс Эшер, в результате чего та получила серьезные травмы. Даже ограничиваясь только этим перечнем проступков, мы имеем все основания для отчисления мисс Дачанис из школы.
Доктор Эшкрофт вздохнула и стукнула зонтиком об пол.
– «Трудно освобождать глупцов от цепей, которые они восхваляют».
Она с укором посмотрела на миссис Линкольн.
– Это Вольтер. Еще один человек, который не заканчивал Гарвард.
Мэкон сохранял абсолютное спокойствие, чем, похоже, раздражал многих в зале.
– Мистер?..
– Холлингсворт.
– Мистер Холлингсворт, вам должно быть стыдно за свое поведение. Видите ли, в великом штате Южная Каролина вы не имеете права лишать ребенка доступа к школе. Это незаконно! Образование является обязательным и, значит, требуемым элементом в воспитании детей. Вы не можете изгнать невинную девочку из школы на основании лживых свидетельств. Такие времена закончились. Даже на Юге!
– Как я уже объяснял, мистер Равенвуд, мы имеем веские основания, а стало быть, и право для отчисления вашей племянницы.
Миссис Линкольн вновь вскочила на ноги.
– Вы не можете появляться здесь, как гром среди ясного неба, и вмешиваться в дела города. Вы годами не покидали своего жилища! Какое вы имеете право судить о том, что происходит в Гэтлине и с нашими детьми?
– Вы ссылаетесь на свою коллекцию марионеток, одетых в расписные курточки? Кстати, что там нарисовано? Единороги? Простите уж мое плохое зрение.
Мэкон жестом указал на «Хранителей "Джексона"».
– Это ангелы, мистер Равенвуд, а не единороги. Впрочем, я и не думала, что вы узнаете посланников Господа. Сколько я себя помню, вас никогда не видели в церкви.
– Пусть первый камень бросит тот, кто без греха, миссис Линкольн.
Равенвуд выждал пару секунд. Возможно, он полагал, что миссис Линкольн нужно собраться с мыслями.
– Что касается вашего первого утверждения, вы совершенно правы. Я провел всю жизнь в своем особняке – и нисколько не жалею об этом, так как считаю его прекрасным местом. Хотя, наверное, мне стоило бы уделять больше времени городу и его жителям. Чтобы встряхнуть вас немного, если можно так выразиться.
Миссис Линкольн испуганно отпрянула, а леди из ДАР закрутились на своих местах, нервно поглядывая друг на друга.
– Если Лену исключат из школы, ей придется заниматься на дому. Возможно, я приглашу к нам нескольких ее кузин. Мне не хотелось бы упускать социальный аспект воспитания. Некоторые из этих молодых особ довольно экспрессивны. Наверное, вы видели уже одну из них на вашем маскараде.
– Это был зимний бал!
– Приношу свои извинения. Я почему-то подумал, что ваши дети надели маскарадные костюмы и изображали попугаев.
Миссис Линкольн покраснела. Она уже совсем не походила на ту религиозную даму, которая пыталась уничтожить «неправильные» книги. С той прежней мамой Линка можно было договариваться, а с этой – вряд ли. Я начал беспокоиться за Мэкона Равенвуда и, в каком-то смысле, за всех горожан.
– Давайте будем честными, мистер Равенвуд. В нашем городе для вас нет места! Вы не являетесь его частью, как и ваша племянница. Я не думаю, что вы можете выставлять нам какие-то требования.
Выражение лица Мэкона слегка изменилось. Он несколько раз повернул кольцо на своем пальце.
– Миссис Линкольн, я ценю вашу искренность. Попытаюсь быть таким же честным с вами, как и вы со мной. Если вы и остальные жители города будете так предвзято относиться ко мне, то столкнетесь с проблемами. Видите ли, я достаточно богат и являюсь в своем роде поборником прав. Если вы будете настаивать на изгнании моей племянницы из школы, я буду вынужден потратить деньги на ее защиту. Кто знает, возможно, я обращусь в «Уол-март» [41]41
Американская корпорация, которая помимо сетей магазинов создала целую группу общественных организаций, отстаивающих права женщин, детей, потребителей, животных и пр.
[Закрыть].
На трибунах возмущенно заахали.
– Это угроза?
– Ну что вы, леди! Кроме того, я владею земельным участком, рядом с которым находится «Южный отель». Если я установлю там ограду, это может осложнить жизнь вам, миссис Сноу. Вашему супругу придется объезжать ее каждый раз, когда он отправится на встречу с какой-нибудь из своих подруг. Вероятно, он начнет опаздывать на ужин, а разве вам это нужно?
Миссис Сноу покраснела, как свекла, и съежилась за спинами двух парней из футбольной команды. Тем временем Мэкон снова повернулся к главе дисциплинарной комиссии.
– Кстати, мистер Холлингсворт, мне кажется, я вас уже где-то видел. Как и этот цветочек Конфедерации слева от вас.
Мэкон указал рукой на даму из школьного совета, сидевшую за соседним столом.
– Где же мы встречались? Могу поклясться...
Мистер Холлингсворт немного пошатнулся.
– Вы ошибаетесь, мистер Равенвуд. Я женат!
Мэкон перевел взгляд на лысого мужчину, который сидел справа от главы комиссии.
– Мистер Эбит, а что вы будете делать, если я отменю ваш наем земельного участка у Вейвард-Дог? Где вы будете проводить свои пирушки по выходным? Конечно, ваша жена думает, что вы в это время в Саммервилле, на заседании библейского кружка. Но мы-то с вами знаем, что это не так.
– Уилсон, как ты мог! Ты прикрывался всемогущим Господом, чтобы обеспечить себе алиби? Ты будешь гореть в адском пламени, помяни мое слово!
Миссис Эбит сунула под мышку сумочку и начала протискиваться вдоль ряда к проходу трибуны.
– Это неправда, Розалия!
– Разве? – с улыбкой прервал его Мэкон. – Вы, жители Гэтлина, не представляете себе, о чем еще мог бы рассказать мне Страшила, будь у него дар речи. Вы же знаете, он бегает по вашим дворам, по парковкам и улицам. Я готов поспорить, что он видел много интересного.
Я начал давиться от смеха. Услышав свое имя, Страшила приподнял уши. Некоторые люди на трибуне начали вжиматься в сиденья, словно пес действительно мог открыть пасть и заговорить. Лично я не удивился бы этому – особенно после ночи Хеллоуина. Да и жителей Гэтлина не слишком бы шокировал такой поворот событий – ведь пес принадлежал Мэкону Равенвуду.
– Как видите, некоторые наши сограждане оказались не очень честными людьми. Поэтому вы должны понять мою озабоченность тем фактом, что единственными свидетелями по серьезным обвинениям, предъявленным Лене Дачанис, являются четыре молодые девушки. Не лучше ли нам отложить разбирательство дела? Не пойдет ли нам на пользу более разумный подход к оценке чужих поступков? Как вы думаете, сэр? Мы можем прийти к такому джентльменскому соглашению?
Мистер Холлингсворт позеленел. Казалось, еще мгновение, и все содержимое его желудка хлынет на стол. Женщина, сидевшая рядом с ним, наверное, мечтала провалиться сквозь землю. Мистер Эбит, чье имя, как я понял, впервые обрело скандальную известность, уже покинул зал в надежде выпросить прощение у своей оскорбленной супруги. Остальные члены комиссии с ужасом посматривали на Мэкона Равенвуда и его собаку, словно те в любую минуту могли рассказать всему городу об их маленьких грязных секретах.
– Я думаю, вы кое в чем правы, мистер Равенвуд. Вероятно, перед вынесением вердикта нам следует перепроверить показания свидетелей. Здесь могут обнаружиться нестыковки.
– Мудрое решение, мистер Холлингсворт. Очень мудрое решение.
Мэкон подошел к племяннице и предложил ей руку.
– Пойдем, моя радость. Уже поздно. Завтра тебе в школу.
Лена поднялась с оранжевого стула. Мне показалось, она стала выше ростом. Дождь уже не стучал, а мягко шелестел по крыше. Мэриан повязала шарф поверх волос, и они трое направились к выходу. Страшила семенил за ними следом. Они не смотрели на людей, собравшихся в зале.
Миссис Линкольн вскочила на ноги.
– Ее мать убийца! – закричала она, указывая пальцем на Лену.
Мэкон повернулся, и их взгляды встретились. На его лице появилось то самое мрачное выражение, которое напугало меня, когда я показал ему медальон Женевьевы. Страшила зловеще зарычал.
– Будь осторожна, Марта. Ты же не знаешь, когда мы с тобой снова" встретимся.
– Я-то точно знаю, когда увижу тебя, Мэкон.
Она попыталась изобразить улыбку. Не знаю, что между ними произошло, однако это не было похоже на обычную ссору.
Мэриан раскрыла зонт, хотя они еще не вышли наружу. Она снова помахала трибунам рукой.
– Я надеюсь увидеть вас всех в библиотеке. Не забывайте, что по выходным дням мы работаем до шести вечера. – Она обвела взглядом присутствующих. – Представьте себе мир без библиотек. У нас тогда бы не было ни прошлого, ни будущего. Так сказал Рэй Брэдбери. Некоторые из его цитат вы можете найти на стенде нашего читального зала.
Мэкон потянул ее за руку, но она не смогла удержаться от последней реплики:
– Кстати, миссис Линкольн, он тоже не заканчивал Гарвард. Он даже не ходил в колледж.
Они ушли.
19.12
СВЕТЛОЕ РОЖДЕСТВО
Думаю, мало кто верил, что на следующий день после заседания дисциплинарной комиссии Лена осмелится появиться в школе. Но, к моему великому удовольствию, она пришла. Она не позволила жителям Гэтлина лишить ее права на образование. Для всех остальных ребят школа была разновидностью каторги. Для Лены право на учебу означало свободу. Впрочем, ей это не дало никаких преимуществ, потому что она превратилась в призрака «Джексона». Никто не обращал на нее внимания. Никто не говорил с ней, не сидел за одним столом или даже на одной трибуне. К четвергу почти все школьники носили майки «ангелов» и белые крылья на спинах. Судя по тому, как учителя смотрели на Лену, им тоже хотелось надеть такие майки.
В пятницу я вышел на календарную игру, но мы уже не были прежней сплоченной командой. Тренер лютовал. Исчерпав ругательства, он сокрушенно покачал головой.
– Ты просто спятил, Уот. Посмотри, какой сезон был у тебя! А ты все профукал из-за какой-то чертовой девчонки.
Я услышал в его голосе презрение. «Какой-то чертовой девчонки». Племянницы Равенвуда.
Тем не менее нам с Леной никто не говорил ничего плохого. Возможно, о нас сплетничали, но за глаза. Если миссис Линкольн напоминала горожанам о страхе перед Господом, то Мэкон Равенвуд заставил гэтлинцев бояться кое-чего пострашнее: неприкрытой правды!
По мере того как я следил за обратным отсчетом дней – за числами на руке Лены и на стене ее комнаты, – меня все больше пугало наше будущее. Что, если мы не сможем отделаться от древнего проклятия? Что, если Лена окажется права и после рокового дня та девушка, которую я знал, исчезнет? Как будто ее вообще никогда не было!
Да, у нас имелась «Книга лун». Но меня все больше беспокоила мысль, которую я гнал из своей головы. Я уж не верил, что этой книги будет достаточно.
«СРЕДИ СИЛ ПРИРОДЫ ИМЕЕТСЯ ПАРА, ИЗ КОТОРЫХ ПРОИЗРАСТАЕТ ВСЯ МАГИЯ – ТЕМНОТА И СВЕТ».
– Я думаю, нам нужно разобраться с Тьмой и Светом. Как можно встать на нужный путь? Где найти лазейку для правильного объявления? Можем ли мы справиться с фурией? Или повернуть время вспять?
У меня голова шла кругом. Лена угрюмо молчала. Пока мы сидели на трибуне в пустом гимнастическом зале, школа казалась тихой и безлюдной. Нам полагалось быть на уроке физики, наблюдая за тем, как Элис Милкхаус варит яйца в уксусе, и слушая выводы наших юных эйнштейнов о том, что глобального потепления на самом деле не существует. В конце урока Энни Хонейкут должна была огласить проект о превращении «Джексона» в «зеленую» школу. Вероятно, «ангелы» вновь собирались раздавать свои листовки.
Я вытащил из рюкзака потрепанный учебник алгебры и начал просматривать заданную тему. Как-то так получилось, что в школе мне стало неинтересно. За последние несколько месяцев я многое понял о жизни. Об этом пишут в учебниках. Лена, погрузившись в текст «Книги лун», находилась за миллионы миль от меня. Я все время таскал этот магический том в рюкзаке, боясь, что Эмма отыщет его в моей комнате.
– Вот еще один абзац о темных фуриях: «САМЫМ СИЛЬНЫМ ТЕМНЫМ СУЩЕСТВОМ, ОБИТАЮЩИМ В МИРЕ ЛЮДЕЙ И ПОДЗЕМНОМ МИРЕ, ЯВЛЯЕТСЯ ПРИРОДНАЯ ФУРИЯ. САМЫМ СИЛЬНЫМ СВЕТЛЫМ СУЩЕСТВОМ, ЖИВУЩИМ В ЭТИХ ДВУХ МИРАХ, ЯВЛЯЕТСЯ ПРИРОДНАЯ ФЕЯ. ТАМ, ГДЕ НЕТ ОДНОЙ, НЕ МОЖЕТ БЫТЬ ДРУГОЙ, КАК НЕ МОЖЕТ БЫТЬ СВЕТА БЕЗ ТЬМЫ».
– Видишь? Ты не станешь темной. Ты войдешь в Свет и будешь природной феей.
Лена покачала головой и указала на следующий абзац.
– Необязательно, хотя мой дядя думает примерно так же. Но послушай это... «ВО ВРЕМЯ ОБЪЯВЛЕНИЯ ПРОВОЗГЛАШАЕТСЯ ИСТИНА. ТО, ЧТО КАЗАЛОСЬ ТЬМОЙ, МОЖЕТ СТАТЬ ВЕЛИКИМ СВЕТОМ. ТО, ЧТО КАЗАЛОСЬ СВЕТОМ, МОЖЕТ ОБРАТИТЬСЯ В ВЕЛИЧАЙШУЮ ТЬМУ».
Она была права. Ожидать можно было чего угодно.
– Все это очень сложно. Иногда я даже не понимаю смысл текста. «ПРИ КОНЦЕНТРАЦИИ ТЕМНОЙ МАТЕРИИ ВОЗНИКАЕТ ТЕМНЫЙ ОГОНЬ. ОН ПИТАЕТ НЕ ТОЛЬКО ВЕСЬ ЛИЛУМ ДЕМОНИЧЕСКОГО МИРА, НО И ЧАРОДЕЕВ СВЕТА. ЭТА СИЛА ОБЩАЯ ДЛЯ ВСЕХ. ТЕМНЫЙ ОГОНЬ СОЗДАЕТ ВЕЛИКУЮ ТЬМУ И ВЕЛИКИЙ СВЕТ. ВСЕ СИЛЫ, ПОРОЖДЕННЫЕ ИМ, ЯВЛЯЮТСЯ ТЕМНЫМИ СИЛАМИ, ИБО ДАЖЕ СВЕТ ПОРОЖДЕН ТЕМНОТОЙ».
– Темная материя? Темный огонь? Что это за объяснение? Типа теории Большого взрыва для чародеев?
– Интересно, что такое «лилум». Я никогда не слышала этого слова. Впрочем, мне ведь никто ничего не рассказывает. Я даже не знала, жива ли моя мать,
Она пыталась шутить, но я слышал в ее голосе тоску и боль.
– Возможно, «лилум» – это старинное чародейское слово. Во всяком случае, мне так кажется.
– Чем больше я узнаю, тем меньше понимаю.
«И тем меньше времени у нас остается».
«Не говори так».
Прозвенел звонок, и я поднялся на ноги.
– Ты идешь?
Она покачала головой.
– Я пока побуду здесь.
Одна, в холодном пустом спортзале. Эта ситуация повторялась снова и снова. Лена даже не посмотрела на меня после окончания дисциплинарной комиссии. Как будто я был в числе ее обидчиков. Я не винил Лену за такую реакцию. Вся школа и половина горожан считали ее сбежавшей из психушки девочкой, рожденной матерью-убийцей.
– Тебе лучше все же показаться в классе. Не давай директору Харперу лишнего повода.
Она оглянулась на здание школы.
– Все это теперь не имеет значения.
Потом я не видел ее и нигде не мог найти. Может, она осталась в школе, но на мои оклики не отзывалась. Не пришла она и на контрольную по химии.
«Лена, ты не темная. Я бы знал».
На уроке истории, где мы изображали дебаты Линкольна и Дугласа, ее тоже не было. Мистер Ли заставил меня выступать на стороне рабовладельцев – его упреждающее наказание за будущие «либеральные» сочинения, которые я мог написать.
«Не позволяй им встать между нами. Если мы будем вместе, они нам ничего не сделают».
Лены не было на уроке языка жестов [42]42
Имеется в виду язык глухонемых.
[Закрыть]. Мне пришлось стоять перед классом и показывать знаки. Вся баскетбольная команда тупо ухмылялась, напевая песню: «Мигай, моя звездочка, мигай».
«Я не отстану от тебя. Ты не заставишь меня замолчать».
Чуть позже я понял, что она может заставить.
На большой перемене у меня сдали нервы. Я вдруг увидел, как Лена вышла из класса тригонометрии. Оттянув ее в сторону и бросив на пол рюкзак, я сжал ее лицо руками.
«Итан, что ты делаешь?»
«Это».
Я притянул ее к себе. Когда наши губы соприкоснулись, тепло моего тела хлынуло в холод ее печали. Я чувствовал, как ледяное отчуждение Лены плавилось и необъяснимое тяготение, которое связывало нас с самого начала, вновь сливало наши сердца в единое целое. Она выронила книги и, обхватив руками мою шею, ответила на поцелуй. У меня закружилась голова. Затем прозвенел звонок. Лена, задыхаясь, отстранилась от меня. Я склонился, чтобы поднять «Наслаждение проклятых» Буковски и ее потрепанный блокнот на спирали. Блокнот почти разваливался на части. В последнее время она то и дело что-то писала.
«Ты не должен так поступать».
«Почему? Ты моя девушка, и я скучал по тебе».
«Итан, осталось пятьдесят четыре дня! Потом нам придется расстаться. Не нужно притворяться, что мы можем повлиять на ситуацию. Будет легче, если мы примем свою судьбу».
Речь шла не просто о наступавшем дне рождения. Что значит «примем судьбу»? Лена отвернулась, но я поймал ее за руку. Если она говорит о расставании, пусть смотрит мне в глаза.
– Что ты имеешь в виду?
Я хотел определенности. Она вновь отвернулась.
– Итан, я все понимаю. Ты думаешь, что у нашей истории может быть счастливый конец. Какое-то время я тоже надеялась на это. Но мир вокруг нас изменился. Как бы я ни старалась уберечь нас от бед, неприятностей становится все больше и больше.
Она упорно не желала встречаться со мной взглядом.
– Мы с тобой слишком разные.
– Вот как? Слишком разные? После всего того, через что мы прошли?
Я сорвался на крик. Несколько человек в коридоре обернулись. Игнорируя Лену, они с ухмылками уставились на меня.
«Мы разные. Ты смертный, а я чародейка. Наши миры могут пересекаться, но они не станут единым целым. Нам не суждено быть парой».
Она считает, что мы не пара! Эмили и Саванна, миссис Линкольн и мистер Харпер, баскетбольная команда и «Ангелы "Джексона"» – все они наконец получили то, что хотели.
«Ты снова вспомнила дисциплинарную комиссию? Не думай о них».
«Дело не в собрании. Мы просто живем в разных мирах. Я не принадлежу этому месту, Итан. Твой мир для меня чужд».
«Значит, теперь я один из них. Ты это хочешь сказать?»
Она закрыла глаза, и я почувствовал путаницу в ее мыслях.
«Милый, я не говорю, что ты похож на них. Но ты один из них. Ты прожил в этом городе всю жизнь. И когда все закончится, когда я стану объявленной, ты по-прежнему останешься здесь, будешь ходить по этим коридорам, ездить по тем же самым улицам. А меня уже не будет. В любом случае, люди в Гэтлине ничего не забывают. Ты сам это сказал когда-то».
«Два года».
«Что?» ,
«Вот сколько времени я буду находиться здесь».
«Два года – это долгий срок. Ты привыкнешь жить без меня. Поверь, я знаю, о чем говорю».
Какое-то время мы молча стояли друг перед другом. Она вытаскивала клочки бумаги из спирального корешка блокнота.
– Я устала сражаться с твоим миром. Мне надоело притворяться обычной смертной девушкой.
– Не отказывайся от меня. Не сдавайся. Не теперь, когда мы прошли через столько бед. Не позволяй им одержать победу.
– Они уже одержали ее. Они победили в тот день, когда я разбила окно на уроке английского.
Ее дрожащий голос подсказал мне, что она отказалась от чего-то большего, чем наша школа.
– Ты что – расстаешься со мной?
Я едва не задохнулся.
– Итан, пожалуйста, не терзай мне сердце. Я не хочу терять тебя.
«Тогда и не теряй».
Я не мог дышать. Я не мог думать. Мне казалось, что время остановилось, как тогда, на ужине в День благодарения. Только здесь действовала не магия, а скорее ее противоположность.
– Я думаю, нам будет легче, если мы расстанемся. Это не изменит моих чувств. Я все равно буду любить тебя.
Лена приподняла лицо, и я увидел ее большие зеленые глаза, сверкающие от набежавших слез. Затем она отвернулась и побежала по коридору. В школе было так тихо, что я услышал, как кто-то уронил карандаш.
«С праздником Рождества, Лена».
Но ответа я не услышал. Она оборвала контакт. Это было потрясение, к которому я не успел бы подготовиться ни за пятьдесят три дня до ее объявления, ни за пятьдесят три года, ни за пятьдесят три столетия.
Через пятьдесят три минуты я сидел один за столом в переполненном школьном буфете и смотрел в окно. Город был серым. По небу скользили темные тучи. Вряд ли дело дойдет до снегопада. Он здесь редкое явление. В лучшем случае пару раз за зиму погода одаривала нас мокрым снегом. Лишь однажды, когда мне было двенадцать лет, он шел целый день.
Мне хотелось бы увидеть снег. Мне хотелось многого: например, отмотать время назад и вернуть тот разговор в коридоре. Я сказал бы Лене, что мне плевать на ненависть окружающих. Они для меня не имеют никакого значения. До нашей встречи в сновидениях я чувствовал себя совершенно одиноким. А она нашла меня под ливнем на пустой дороге. Со стороны могло показаться, будто все время я выступал ее защитником, но на самом деле это она спасла меня, и я никак не мог согласиться с этим разрывом.
– Привет, парень.
Линк сел напротив меня.
– Где Лена? Я хотел сказать ей спасибо.
– За что?
Линк вытащил из кармана сложенный лист бумаги.
– Она написала мне песню. Очень крутую, понимаешь?
Я даже не попросил почитать. Выходит, с Линком она разговаривает, а со мной – нет.
Линк схватил кусок моей нетронутой пиццы.
– Слушай, я хочу попросить тебя об одолжении.
– Валяй. Что тебе нужно?
– Мы с Ридли собираемся на праздники в Нью-Йорк. Если кто-то пристанет к тебе с вопросами обо мне, скажи, что я отчалил в Саванну. В церковный лагерь.
– В Саванне нет церковного лагеря.
– Главное, что этого не знает моя мама. Я сказал ей, что записался туда в надежде попасть в их баптистскую рок-группу.
– И она поверила тебе?
– В последнее время она ведет себя дико, но что поделаешь. Зато она сказала, что я могу ехать.
– Неважно, что сказала твоя мама. Тебе нельзя уезжать с Ридли. Ты многого о ней не знаешь. Она... опасная. Одумайся.
Его глаза лихорадочно заблестели. Я никогда не видел Линка таким. Впрочем, в последнее время мы почти не общались. Я постоянно был с Леной или думал о ней. Все мои мысли крутились вокруг «Книги лун» или рокового дня рождения. Но вот прошел лишь час после разрыва, и ко мне вернулись прежние заботы и дела.
– Ты читаешь мои мысли. Я на это и надеюсь. Понимаешь, чувак, я запал на нее. Она реально делает что-то со мной.
Линк взял с моего подноса последний кусок пиццы и сунул его в рот. Я на секунду задумался. Мне хотелось поделиться с ним своими соображениями и, как в старые времена, рассказать ему обо всем: о Лене, о ее семье, о Ридли, о Женевьеве, об Итане Картере Уоте. Конечно, Линк и так много знал. Однако я сомневался, что он поверил бы, расскажи я ему о древнем проклятии и всем прочем, касающемся чародейства. Это было бы чересчур даже для лучшего друга.
Я понимал, что рискую дружбой, но нужно было что-то сделать. Я должен был отговорить Линка от поездки с Ридли в Нью-Йорк или куда бы то ни было.
– Послушай, парень! Не связывайся с ней. Поверь мне, она использует тебя для личных целей. На что ты надеешься?
Он смял в руке банку кока-колы.
– На многое! И что, по-твоему, если самая горячая девчонка в городе тусуется со мной, то, значит, она меня использует? Думаешь, ты единственный можешь лапать отпадную цыпочку? Когда ты стал таким самонадеянным, Уот?
– Я говорю о другом.
– Я думаю, мы оба знаем, о чем ты говоришь, – поднявшись на ноги, сказал Линк. – Забудь о моей просьбе.
Слишком поздно. Ридли уже обработала его. Ни одно мое слово не изменило бы его планов. Но я не мог потерять в один день и девушку, и лучшего друга.
– Слушай, Линк, я не хотел, чтобы все так получилось. Я не выдам тебя, даже если твоя мать устроит мне допрос.
– Ладно, чувак. Я тебя понимаю. С таким талантливым и красивым, как я, дружить нелегко.
Линк взял печенье с моего подноса и разломил его пополам. Я вспомнил о половинке «Твинки», упавшей на пол автобуса. Наша дружба по-прежнему была крепка. Ее не могла разрушить даже девушка. Даже сирена!
Эмили смерила Линка неодобрительным взглядом.
– Тебе лучше уйти, иначе Эмили накрысятничает о нас твоей маме. Тогда тебе не удастся вырваться в церковный лагерь. Ни в реальный, ни в воображаемый.
– А мне по барабану ее пакости!
Однако это было не так. Он не хотел застрять дома на все зимние каникулы. И его пугала мысль о всеобщем бойкоте в «Джексоне».
В понедельник я помогал Эмме спускать с чердака коробки с праздничными украшениями. Мои глаза слезились от пыли – во всяком случае, мне приходилось убеждать себя, что причина слез именно такова. Среди старых вещей я нашел наш игрушечный город с гирляндами маленьких лампочек. Мама каждый год устанавливала его под рождественской елкой на белой вате, изображавшей снег. Эту игрушку ей подарила бабушка, и она относилась к ней с таким трепетом, что я тоже влюбился в маленькие дома, сделанные из тонкого картона и блесток. Обычно при установке многие домики распадались на части. Мы подклеивали их и освежали красками. Мама говорила: «Старые вещи лучше новых, потому что они обрастают историями». Помню, как она указывала на старую крохотную машинку и восторженно качала головой: «Представь себе, Итан, моя прабабушка играла с этой машинкой. Она, как и мы сейчас, расставляла эти домики под елкой и любовалась ими».
Я давно уже не видел этот сказочный город. С каких пор? По крайней мере, с того последнего Рождества, которое мы встречали вместе с мамой. Мне показалось, что город уменьшился. Картон помялся и истрепался. Я проверил несколько коробок, но не нашел ни крошечных людей, ни животных. Без них дома казались пустыми и одинокими, и от этого мне стало еще печальнее. Без мамы крохотный город лишился сказочной магии. Я, сам того не желая, вновь начал думать о Лене.
«Все понемногу исчезает. Коробки здесь, а сказки нет. И ее тоже нет. Эти дома уже не склеить. И она никогда не вернется, чтобы повидаться с тобой».
Никакого ответа с той стороны. Лена исчезла. Или прогнала меня. И то и другое было невыносимым. Я остался один. Но мне не хотелось, чтобы это видели окружающие. Поэтому я отправился в библиотеку – в единственное место, где никто из жителей Гэтлина не мог меня увидеть.
– Тетя Мэриан?
Библиотека, как обычно, выглядела пустой и заброшенной. Я подозревал, что после заседания дисциплинарной комиссии у Мэриан не было ни одного посетителя.
– Я здесь.
Доктор Эшкрофт сидела на полу, по пояс скрытая грудой книг. Казалось, что они попадали с полок и едва не погребли ее под собой. Закутавшись в плащ, она листала сборник стихов. Я не удивился, когда она начала читать вслух – в своем привычном состоянии транса, вызванного книгой.
Мы увидели Гостя и узнали Его.
Он был Тем, Кто солнечным сиянием
И теплыми весенними ливнями
Покрывал цветами землю,
Милый для мира и каждого из нас!
Она закрыла книгу.
– Это Роберт Херрик. Его рождественский гимн исполнялся для короля во дворце Уайтхолл.
Ее голос был таким же отстраненным, как недавно у Лены.
– Извините, я не знаком с творчеством Роберта Херрика.
В библиотеке было так холодно, что при разговоре из наших ртов вылетали полупрозрачные клубы пара.
– Тебе эти строки ни о ком не напоминают? «Милый для мира», покрывающий землю цветами?
– Вы имеете в виду Лену? Могу поспорить, что миссис Линкольн не согласилась бы с вашей трактовкой этого гимна.
Я сел рядом с Мэриан, отпихнув книги дальше в проход.
– Миссис Линкольн. Какое нудное создание!
Она покачала головой и вытащила из кучи другую книгу.
– «Диккенс считал, что Рождество дает людям возможность раскрыть их замкнутые сердца и подумать о страждущих. Напомнить им, что они не существа другой расы, а такие же пассажиры скорой судьбы, несущейся к могиле».
– У вас калорифер сломался? Хотите, я позвоню электрику?
– Я никогда не пользуюсь калорифером. Бюджет не позволяет. Извини, что отвлекла тебя своими цитатами.
Она положила книгу рядом с собой.
– К сожалению, Диккенс не удосужился приехать в Гэтлин. И поэтому у нас здесь целый город замкнутых сердец.
Я поднял книгу Ричарда Уилбера и, поднеся ее к лицу, почувствовал запах страниц. Том раскрылся где-то на середине. Я прочитал наугад один из абзацев: «Что является противоположностью пары? Одинокий я и одинокая ты». Странно, но именно так я себя и чувствовал. Захлопнув книгу, я посмотрел на Мэриан.
– Спасибо, что пришли на собрание. Надеюсь, это не осложнило вашу жизнь? В противном случае я буду считать себя виноватым.
– Нет, ничего не изменилось.
– Мне кажется, это не так.
Я положил книгу на пол.
– Ну, даже если и не так? Неужели именно ты породил все это невежество? Неужели ты обучал миссис Линкольн ненависти, а мистера Холлингсворта – страху?
Какое-то время мы молча сидели в окружении раскрытых книг. Затем она протянула руку и сжала мою ладонь.
– Эта битва началась задолго до тебя. И она, Итан, не закончится на тебе или мне. Боюсь, потребуются века и эпохи.
Ее лицо стало серьезным.
– Когда я утром пришла на работу, эти книги лежали на полу. Я не знаю, как они попали сюда. Вчера вечером я закрыла двери на замок. Утром все было в порядке. Никаких следов проникновения. Что-то заставило меня сесть среди книг и прочитать открытые страницы. В каждой из них я нашла какое-то сообщение – о городе, о жителях, о сути данного момента. О Лене, о тебе и даже обо мне.
Я покачал головой.
– Это совпадение. С книгами всегда так бывает.
Она наугад вытянула из кучи небольшой том и передала его мне.
– Сам попробуй.
Я взял книгу в руки.
– Что это?
– Шекспир. «Юлий Цезарь».
Открыв случайную страницу, я начал читать:
Я скептически хмыкнул.
– И как это относится ко мне?
Мэриан искоса взглянула на меня поверх очков.
– Я лишь библиотекарь. Моя задача – предоставлять книги. Я не могу давать ответы.
На ее лице появилась лукавая улыбка.
– Суть вопроса проста. Кто является хозяином своей судьбы? Ты или звезды?
– Вы говорите о Лене или о Юлии Цезаре? Мне не хочется расстраивать вас, но я не читал эту пьесу.
– Нет, мой милый! Это ты скажи мне, о ком здесь идет речь.
Почти час мы перебирали книги и зачитывали друг другу случайно выбранные абзацы. Наконец я понял, почему пришел сюда.
– Тетя Мэриан, я думаю, мне нужно вернуться в ваш архив.
– Сегодня? Разве тебе больше нечем заняться? А как же покупка праздничных подарков и все такое прочее?
– Я не покупаю Рождество.
