Текст книги "Грехи людские"
Автор книги: Маргарет Пембертон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 38 страниц)
На Пасху Франсин заявила, что нашла потрясающий дом и что стоит только Адаму его увидеть, как все его возражения отпадут. Но Адам уже видел этот дом и не собирался его арендовать. Раз уж Франсин угодно выйти замуж за англичанина, сказал он ей, то придется свыкнуться с мыслью, что жить ей все же придется в Англии. Когда они возвращались из Шантильи, оба были порядком взвинчены. В таком настроении и приехали в квартиру Франсин на Монмартре. Адам знал, что Джером живет в отеле «Георг Пятый» и пробудет там все праздники, и его так и подмывало послать к черту Франсин с ее идиотским настроением и поужинать с другом.
Что-то в выражении лица Адама, его плотно сомкнутые губы и продолжительное молчание заставили Франсин подумать, что она зашла слишком далеко. Свадьба должна состояться в июне, и все равно, где они будут жить – в Париже, Лондоне или Тимбукту.
Франсин очень не хотелось бы, чтобы Адам передумал на ней жениться.
– Извини, cheri, – миролюбиво сказала она, взяв его под руку, когда Адам затормозил у дома, где находилась ее квартира. – Ты прав, тот дом и вправду слишком велик для нас. Впрочем, какая разница? Давай забудем об этом.
Адам не был заинтересован в продолжении ссоры, и потому сразу же улыбнулся ей.
– О'кей! – сказал он, понимая, что выиграл очередную битву и может позволить себе быть великодушным. – Мир!
Обняв Франсин за плечи, он провел ее мимо консьержки в элегантно обставленную квартиру, и они сразу же легли в постель.
Джером чувствовал огромную усталость. Он очень любил Париж, проводил тут не меньше времени, чем в Ницце, но сейчас ему казалось, что Пасха в этом году слишком ранняя, чтобы он мог всей душой насладиться праздниками и отдохнуть. Воздух был сырой, дул пронизывающий, холодный ветер.
– Завтра опять двинем на юг, – сказал он Элизабет, когда она вошла к нему в комнату, желая убедиться, что отец готов к ужину. Ее шелковое платье кремового цвета шуршало при каждом движении, юбка собиралась в многочисленные складки. Джерри больше не успел ничего сказать, так как бриллиантовая запонка, которую он продевал в манжету, выпала у него из рук и покатилась по бледно-бежевому ковру.
– Принц Уэльский будет в гостях у Луизы в пятницу. Мне казалось, ты был бы рад увидеться с ним.
– Не настолько, чтобы терпеть этот холод еще целых три дня, – ответил Джером. Он не шевельнулся, чтобы взять протянутую ему запонку и закончить переодевание. – Мне что-то холодно, никак не могу согреться.
Элизабет настороженно посмотрела на отца. Несколько часов подряд сегодня сыпал легкий дождик, но особенно холодно не было. Внезапно она почувствовала, как тепло в комнате отца. Наверняка он включил до отказа батареи отопления.
– Может, тебе нездоровится? – спросила она, чуть нахмурившись, когда продевала запонку в тугую петельку.
– Ничуть, – поспешно солгал Джером. Болеть ему всегда было очень скучно и утомительно, и потому он даже самому себе не желал признаваться в истинном положении дел. – Пойдем ужинать. Я попрошу забронировать нам места на танжерской «Мамунии». Завтра мы поедем в Марсель на поезде и завтра же вечером отплывем.
– Да, но если тебе нездоровится... – начала было Элизабет, которую совершенно не убедил бодряческий тон отца. Она обратила внимание на его необычную бледность, на напряженное выражение лица и многочисленные морщинки вокруг глаз.
– Я чувствую себя абсолютно здоровым, – с негодованием отчеканил Джером. Он встал и сунул руки в рукава пиджака, поданного ему Элизабет. – Если мне что и нужно, так это немножко североафриканского солнца.
Она решила не спорить, а позвонить его парижскому врачу и попросить, чтобы тот пришел с утра пораньше. Отец, конечно же, будет взбешен, но по крайней мере станет ясно, можно ли ему отправляться в очередное путешествие.
– Возможно, Адам и Франсин присоединятся к нам в Танжере, – заметил Джером, когда они уселись за широкий стол рядом с зимним садом.
– Не знаю. Через два месяца он женится, и они срочно подыскивают себе дом.
– Это Франсин пытается срочно подыскать себе дом, – уточнил отец, и легкая тень недовольства затуманила его взгляд. – Адама вполне устраивает место, где он сейчас живет, и он не намерен никуда переезжать.
– Папа, ты себя хорошо чувствуешь? – спросила Элизабет. Она сейчас совсем забыла о Франсин и Адаме. Элизабет видела, с каким трудом отец выговаривал последние слова.
Джером попытался ей улыбнуться, но его улыбка больше напоминала гримасу.
– Увы, – сказал он, и в его глазах возник страх. – Очень жаль, но у меня такое странное ощущение.
Она вскочила, бросилась к нему, но в эту секунду он всем телом повалился на стол, сбросив несколько тарелок.
– Папочка!
Его тело было распластано по развороченному столу, руки беспомощно свисали. Элизабет подбежала и подхватила отца. В ее глазах был ужас.
– Папа, папочка, ты меня слышишь?!
Метрдотель с целой армией официантов уже спешили им на помощь. Отодвинули стул. Кто-то осторожно положил Джерома на пол, расстегнул ему ворот. До Элизабет донеслось:
– Доктора! «Скорую»! Живее!
– О Господи, только бы он не умер! Пожалуйста, Господи, сделай так, чтобы он не умер! – всхлипывая, шептала Элизабет, стоя на коленях возле отца. Она вцепилась в его пиджак с такой силой, что даже костяшки пальцев побелели. Слезы текли у нее по щекам. Отец оставался неподвижен. Глаза были закрыты, лицо сделалось восковым. Она подняла голову и оглядела собравшихся официантов и посетителей ресторана. – Ну где же врач? Почему он не приходит? – воскликнула она в крайнем отчаянии.
Метрдотель опустился рядом с ней на пол.
– За доктором уже послали, мадемуазель. Прошу вас, сядьте на стул... может, коньяка...
Она никак не отреагировала на эти слова и вновь склонилась над отцом.
– Папочка! Папочка!!! – взмолилась она. – Ты слышишь меня? Можешь ты открыть глаза?!
Стоявшие официанты молча переглянулись, один чуть заметно пожал плечами. Было совершенно очевидно, что месье Кингсли уже мертв. И никто в этой ситуации уже не поможет.
Элизабет запричитала, стараясь поднять отца и прижать к груди. Она понимала, что никогда больше не услышит его голоса. Что он никогда не откроет глаз, никогда с любовью и удивлением не посмотрит на свою дочь.
– Доктор пришел, мадемуазель, – сказал ей метрдотель.
Толпа расступилась перед джентльменом в костюме из букле. Врач склонился над Джеромом.
– Папочка... папочка... Я ведь так тебя люблю... – шептала она, всхлипывая и глотая слова.
Элизабет понимала, что врач подоспел слишком поздно. Ничего уже нельзя было сделать. Всего за несколько секунд в ресторане шикарного и так любимого Джеромом отеля он отошел в мир иной.
Несколько минут врач пытался оживить сердце Джерома, но наконец оставил свои попытки и выпрямился.
– Увы, все кончено, – с сожалением произнес он. – Мне очень жаль, мадемуазель. Но ни я, ни кто-нибудь другой в этой ситуации не смог бы ему помочь.
Она почувствовала, как чья-то рука осторожно подхватила ее под локоть, принуждая подняться на ноги. Рядом с Джеромом поставили носилки.
– Прошу вас, мадемуазель, – сказал метрдотель с искренним сочувствием в голосе.
Элизабет сообразила, что все ожидают, когда она выпустит из объятий отца, чтобы можно было положить его на носилки и унести из ресторана. У нее было сейчас такое чувство, будто она сама при смерти. Немыслимо было испытывать такую душевную боль и после этого остаться в живых.
– Мадемуазель, – вновь обратился к ней метрдотель, на сей раз более настойчиво сжимая ее локоть.
Она, сжав зубы, коснулась губами еще теплой щеки отца.
– Прощай, папочка, – прошептала Элизабет, чувствуя, как тяжело ей дышать. – Au revoir, дорогой.
Ей помогли подняться на ноги. Волосы в беспорядке лежали на плечах Элизабет. Ее глаза ничего не видели. Все было кончено. Никогда больше она не сможет насладиться обществом отца. Он покинул ее точно так же, как много лет назад ее покинула мать. Элизабет было семнадцать. Она осталась совершенно одна.
Глава 4
Управляющий отелем «Георг Пятый» буквально через час после происшедшего уже звонил в квартиру Франсин. Никакого другого телефонного номера Элизабет не могла ему сообщить. Тело Джерома тем временем уже перевезли из отеля в морг. Ресторан был полон, словно печального инцидента не было и в помине.
Элегантный управляющий отеля, надув губы, ждал, когда на том конце соизволят поднять трубку. Месье Кингсли был очень похож на многих других состоятельных джентльменов, которых доводилось знавать управляющему. При жизни окруженный армией так называемых друзей и приятелей, этот человек оказался на удивление одинок после смерти. Если не удастся дозвониться по телефону, продиктованному дочерью покойного, до месье Гарланда, неизбежно возникнут трудности, предвидеть которые управляющему не составляло труда. Принцесса Луиза Изабель Калмелла, любовница месье Кингсли, наверняка не будет заниматься его погребением. Родственников, кроме дочери, у покойного не осталось. Ни сыновей, ни племянников. Одна только плачущая девушка, которая и дала управляющему этот номер. По нему он сейчас и пытался дозвониться.
Адам был в шоке. Поначалу он принял этот телефонный звонок за чей-то бессердечный розыгрыш. Не может же Джерри и вправду умереть. Ему всего-то было сорок девять, черт возьми...
– Мадемуазель Кингсли была бы чрезвычайно признательна, если бы вы смогли незамедлительно приехать, – мягко закончил свое сообщение управляющий отеля. – Она чрезвычайно расстроена случившимся.
Адам все понял. Он с грохотом опустил телефонную трубку на рычаг и схватил свою одежду. Франсин уселась на постели: ее прическа была в беспорядке, в глазах отразилось явное недоумение.
– Что случилось, cheri?! Что такое?
Красивое лицо Адама побелело, его губы были плотно сжаты.
– Джерри умер. Час назад в ресторане отеля «Георг Пятый». – Он не стал даже застегивать рубашку, заправил ее в брюки, повязал галстук, надел пиджак.
– О, mon Dieu! – Франсин прикрыла рот ладонью. – Как это ужасно! – В ее глазах застыл испуг. – А Элизабет была с ним?
Адам кивнул, пытаясь всунуть ноги в ботинки. В спешке это ему никак не удавалось, и он отчаянно сквернословил.
Франсин, открыв рот, соскочила с постели и принялась отыскивать в груде одежды свое белье.
– О, бедная малышка! Какой ужас!
Она еще только просовывала руку в рукав блузки, когда входная дверь с грохотом захлопнулась за Адамом.
Как только Адам увидел Элизабет, у него заныло сердце, словно его проткнули иглой. Она сидела на краю отцовской постели, плечи были опущены, руки стиснуты на коленях. Врач все еще был здесь. Он дал ей успокоительного и не торопился оставить девушку одну, во всяком случае, до тех пор, пока не приедет кто-то, чьим заботам можно было бы ее поручить. Помощник управляющего стоял у двери, чувствуя себя явно не в своей тарелке. Он не пускал в апартаменты любопытствующих визитеров. Горничная убрала остывший чай, к которому Элизабет даже не прикоснулась, заменила его свежезаваренным. Управляющий выражал Элизабет соболезнования, повторяя, каким превосходным человеком был Джером и как всем его будет недоставать.
Элизабет все еще была в шелковом платье кремового цвета, в котором она совсем еще недавно, чуть больше часа назад, с улыбкой спустилась в ресторан. Она закрыла лицо руками, подалась вперед. Свет зажигал золотистые и серебряные блики в густых волосах, упавших ей на лицо. Элизабет выглядела сейчас такой беззащитной, такой невыносимо одинокой...
– Бет! – сказал Адам, почувствовав, как комок подступил у него к горлу, и сделал несколько шагов к девушке.
Вскинув голову, она резко поднялась с постели и бросилась в объятия Адама.
– О, Адам, Адам! Папочка умер! Он умер, и это так ужасно, так тяжело!
Слезы ручьями текли по ее щекам. Горничная поспешила бесшумно выскользнуть из комнаты. Управляющий тактично отошел в угол комнаты в ожидании удобного момента, чтобы поговорить с Адамом о необходимых приготовлениях к погребению.
– О, Адам! Я так его любила, а он умер, умер, его больше нет!
Он крепче прижал ее к себе, стараясь, насколько это возможно, успокоить. Ее тело сотрясалось от рыданий.
Управляющий тактично кашлянул, прочищая горло.
– Тело месье Кингсли перевезли в морг, – негромко сказал он. – Его адвокаты проинформированы о случившемся и...
– Благодарю вас, – перебивая управляющего, жестко произнес Адам, которого покоробила его французская практичность. – Позднее я непременно поговорю с вами, если вы не против.
Управляющий наклонил голову.
– Разумеется, вы сможете найти меня в моем офисе. Доброй ночи, месье Гарланд. Доброй ночи, мадемуазель Кингсли. Еще раз примите мои самые искренние соболезнования.
Он вышел из комнаты, за ним последовал и его помощник, которого у двери сменил коридорный. Это был знак уважения к Элизабет со стороны управляющего.
– Сядь, Бет, – мягко сказал Адам. – Расскажи все по порядку.
Элизабет прижалась к нему, рыдания перешли в тихие всхлипывания. Врач решил, что он может уйти. Он поставил пузырек с двумя таблетками на прикроватный столик и сказал, обратившись к Адаму:
– Я оставляю снотворное для мадемуазель Кингсли. Если в ближайшие дни вам понадобится успокоительное, я выпишу рецепт.
Адам кивнул. Врач пощупал пульс Элизабет.
– Вы уверены, что вам не нужна сиделка на ночь? – спросил он.
Элизабет отрицательно покачала головой:
– Не нужна. – Она с усилием набрала воздуха в легкие. – Благодарю вас, вы очень заботливы, доктор.
Врач взял свой саквояж, втайне радуясь, что англичанин, принятый им за дядюшку, оказался таким участливым и разумным человеком.
– На всякий случай я оставлю свой телефон, – сказал он, направляясь к дверям. – Bonsoir, mademoiselle. Bonsoir, monsieur.
Когда дверь за ним закрылась, Элизабет опустилась в кресло. Лицо ее по-прежнему оставалось смертельно бледным. Адам положил в чайную чашку две с верхом ложки сахара и размешал.
– Выпей, – сказал он, передавая ей чай. – Это тебя немного взбодрит. Выпей, Бет.
С детским послушанием она сделала несколько глотков.
Адам с участием сказал:
– А теперь расскажи, что произошло.
Ее дыхание стало ровнее, но когда девушка заговорила, в ее голосе отчетливо слышалась боль.
– Он одевался к ужину и вдруг сказал, что очень холодно. – В ее взгляде отразилась нестерпимая мука. – Я еще подумала, уж не простудился ли он. Но температуры у него не было. Я и решила, что, если на завтра вызвать доктора, ничего страшного не случится. – Ее голос прервался, и она вновь зарыдала. – Если бы только я могла знать! Если бы сразу же, не откладывая, позвонила врачу! – Чай выплеснулся на блюдце, и Адам поспешил взять у Элизабет чашку.
– Поверь, все это ни к чему бы не привело, Бет, – уверенно заявил он. – Сердечный приступ или эмболию, такие сильные, как у твоего отца, нельзя предотвратить. Все равно ты ничем не смогла бы ему помочь.
– Но я могла бы хоть попытаться ему помочь! – сказала она. – Я такая размазня! Если бы ты только знал, Адам! Мы с ним ужинали и строили планы на ближайшее будущее. Он собирался уехать из Парижа и отправиться на юг, в Марокко. Вдруг сказал, что как-то странно себя чувствует и сразу же упал лицом на стол... – Ее голос был еле слышен, глаза стали темными, трагичными. – И больше не произнес ни звука. Даже моего имени не сказал. Так и остался лежать... Прибежали люди, и кто-то, скорее всего метрдотель, распустил ему ворот и ослабил галстук, но все уже было напрасно. – Она недоумевающе покачала головой. – Он был уже мертв, Адам. Папочка был уже мертв!
Адам остался с Элизабет на всю ночь. Он прилег на диване. Она смогла уснуть только после того, как подействовали таблетки. Лишь на несколько минут Адам покинул спящую девушку и спустился к управляющему, чтобы обсудить необходимые приготовления. К вящему облегчению администрации, Элизабет не собиралась устраивать в отеле никаких поминок, никаких выражений соболезнования, ничего в этом духе. И стало быть, остальным постояльцам не придется лишний раз задуматься о бренности человеческого существования. Тело останется в морге до отпевания, а потом его переправят в Англию, и Джером будет захоронен рядом с женой.
Пока Адам недолго отсутствовал, у постели спящей сидела горничная. Вернувшийся Адам с удовлетворением увидел, что она сумела убедить девушку съесть немного яичницы с тостами.
– Мне нужно позвонить Луизе Изабель, – слабым голосом сказала Элизабет. – Остальные могут подождать до утра... Я тут составила список всех, кому следует сообщить. Фамилии и телефонные номера. А также тех, кому нужно послать телеграммы.
Он взял у нее список, намереваясь освободить Элизабет от неприятной и тяжелой обязанности и заняться этим самому.
– Позвони принцессе Луизе Изабель, – сказал он, надеясь, что у той достанет такта не переигрывать, изображая безутешное горе. – Я распоряжусь, чтобы принесли подушку и одеяло. И смогу устроиться на диване.
– Спасибо! – Ее голос прозвучал с явным облегчением, а глаза красноречивее всяких слов выражали признательность за то, что он не оставил ее в одиночестве.
Если помощник управляющего и был склонен расценивать как странность то, что холостой мужчина средних лет просит постельное белье, чтобы переночевать в комнате семнадцатилетней девушки, только-только лишившейся отца, – если помощник управляющего в глубине души и думал нечто подобное, то внешне никак этого не выказал. Смерть постояльца была темой, которую никто из обслуги не обсуждал в открытую: это могло бы расстроить остальных постояльцев и создать определенные трудности для администрации. И если смерть месье Кингсли повлекла за собой странное желание месье Гарланда переночевать в одной комнате со взрослой дочерью покойного, стало быть, это обстоятельство следует принять как данность, и все. То есть не заметить.
Джером принадлежал к англиканской церкви, хотя в храм Божий хаживал нечасто. Заупокойная служба состоялась в церкви Святого Георгия. Принцесса Луиза Изабель была в черных траурных соболях и в крошечной шляпке с черной вуалью, скрывавшей ее глаза. Четыре года она была любовницей Джерома и, хотя не потеряла голову и не захотела выйти за него замуж, тем не менее относилась к нему с большой симпатией.
Присутствовали и другие друзья Джерома: те, с кем он был связан деловыми отношениями, специально прибывшие из Лондона и Женевы; приятели, которые знали его главным образом по отдыху на Ривьере; титулованные особы, с которыми Джером познакомился через принцессу Луизу Изабель. Церковная служба, строгая и простая, была короткой, но торжественной. Адам почувствовал огромное облегчение, когда все закончилось. Все это время Франсин держалась за его рукав и время от времени прикладывала к глазам до смешного крошечный платочек. Элизабет стояла чуть в стороне, ее лицо было бледным, как у камеи. Светло-серебристые волосы были зачесаны в элегантный шиньон. Черное платье с короткой юбкой подчеркивало бледность девушки и ее поразительную стройность.
Адам опасался, что Элизабет не выдержит напряжения и не сможет выстоять службу до конца, а при виде гроба с недвижным телом отца в окружении множества цветов лишится чувств. Но подобного не случилось. Джером наверняка хотел бы, чтобы его похороны прошли строго и изысканно, и Элизабет старалась выполнить волю отца. Горе она рассматривала как крест, нести который она обязана не ропща.
Позднее в тот же день Адам вместе с Элизабет повез тело друга в Лондон. На следующее утро они оказались на большом безликом кладбище, где семь лет назад похоронили Серену. Тут нашел свой последний приют и Джером. Адам не стыдился слез, обильно струившихся по его лицу. Джерри был хорошим другом, и подобно Серене, он слишком рано ушел из жизни.
После кладбища в арендованном «роллсе» они отправились в отель «Савой», где Элизабет забронировала номер. Как ни велико было его горе, Адам втайне задавался вопросом, намерена ли Элизабет вести жизнь своего отца.
– Ты будешь жить на Итон-плейс или вернешься во Францию? – спросил он, когда они вошли в ее номер.
Она сбросила пальто на кресло.
– Ни то ни другое.
Чай поджидал их на серебряном подносе. Элизабет прошла через комнату, налила в удивительно изящные чашки чая с бергамотом и одну подала Адаму.
– Я думаю продать особняк на Итон-плейс и приобрести что-нибудь поменьше и поскромнее, с чем я смогла бы управиться. Где-нибудь в провинции. В Кенте или Суссексе, например. Там, где меня не станут преследовать воспоминания.
Она была в плотно облегающем тело платье, напоминающем черный шерстяной чулок, с длинными рукавами и высоким воротом. Узкая юбка заканчивалась у самых щиколоток. Волосы Элизабет по-прежнему были собраны на затылке. Она выглядела восхитительно, больше похожая на француженку, нежели на англичанку.
– А тебе не будет одиноко? – спросил Адам, круто повернувшись к окну и уставившись на Темзу.
– Мне будет одиноко повсюду, где бы я ни жила, – тихо ответила Элизабет.
Он ничего не сказал, только желваки заиграли на щеках.
Он услышал, как она поставила на стол чашку и произнесла:
– Я, наверное, никогда не смогу отблагодарить тебя за все, что ты сделал, дядя Адам. Правда, я думаю, что без тебя вообще не сумела бы справиться.
При этом давнишнем и очень детском обращении «дядя Адам» он поморщился. В последнее время Элизабет почти не называла его так. И решила почему-то назвать именно сейчас, когда он готов был свалять чудовищного дурака. Он ведь собирался сказать, что ей вовсе незачем оставаться одинокой. Что она вполне могла бы жить вместе с ним в Лондоне. Что он готов удочерить ее, жениться на ней. Все, что угодно, лишь бы только Элизабет оставалась с ним.
– Когда перееду, то непременно сообщу адрес, – пообещала она, прошла через всю комнату и, подойдя к Адаму, просунула свою руку ему под локоть. – А в июне я буду в Париже. Обязательно хочу побывать на твоей свадьбе. Я не пропущу ее ни за что на свете! – Ее голос звучал нежно и любовно.
Она не сможет быть даже подружкой невесты. Франсин извиняющимся тоном объяснила Элизабет, что у нее целая армия молоденьких племянниц, каждая из которых ждет не дождется чести быть на свадьбе подружкой невесты. Но Франсин не сказала, что, будь Элизабет подружкой, она своей красотой затмила бы невесту, а подвергать себя подобного рода риску Франсин вовсе не желала.
Адам натянуто улыбнулся. У него уже не было никакого предлога оставаться рядом с Элизабет. После смерти Джерри Элизабет унаследовала значительное состояние, и целый сонм адвокатов и юрисконсультов был готов защищать ее капиталы и, стало быть, саму Элизабет. Но повернуться и попрощаться с Элизабет оказалось для него исключительно трудным делом – ничего труднее никогда не выпадало на его долю.
По коридору, устланному мохнатым ковром, она проводила его к лифтам.
– Мне будет очень недоставать тебя, – сказала Элизабет, стиснув руку Адама.
– Я буду очень скучать по тебе, – сказал он и чуть притронулся губами к ее виску. После чего вошел в кабину лифта – симпатичный мужчина с густой шапкой волос, выглядевший много моложе своих сорока двух лет.
Металлические решетки дверей закрылись, а пять минут спустя Адам уже шагал по омытому дождем Стренду, стараясь не думать о том, какой беззащитной, уязвимой и вместе с тем прекрасной выглядела Элизабет при их прощании. Он пытался сосредоточиться на том, что через два месяца ему предстоит жениться, чего Адаму сейчас совершенно не хотелось.
Элизабет медленно вернулась в свои апартаменты. Вот теперь она действительно осталась одна. Ей нужно учиться жить без сторонней поддержки, учиться быть мужественной.
Она остановилась посередине роскошно обставленной комнаты. Тишина. Нет больше отца, некому в самую последнюю минуту просить ее заказать билеты на рейс в Цюрих, распорядиться об устройстве званого ужина, помочь найти запонку для ворота рубашки или для манжет. Никто теперь не позаботится о ней. Никто не будет стараться ей помочь. Никто не будет любить ее.
Прохладный апрельский день медленно подходил к концу. Бледно-желтое небо темнело, сгущались вечерние сумерки. Элизабет смотрела из окна на широкую серую ленту Темзы. Несомненно, она куда счастливее большинства людей, и на сей счет Элизабет не заблуждалась. У нее имелись деньги, обеспечивающие финансовую независимость, пусть даже не стало чувства эмоциональной защищенности и душевного покоя. Адвокаты Джерома разъяснили ей условия отцовского завещания и рассказали о размерах его состояния. До восемнадцати лет она будет находиться под опекой адвокатов. Кроме того, будет ограниченно дееспособна до наступления совершеннолетия, то есть до двадцати одного года. Но все ее просьбы, обоснованные и продиктованные здравым смыслом, будут встречены с пониманием. Это касалось и ее желания продать особняк на Итон-плейс и вместо него приобрести что-нибудь на юге Англии.
Она села на диван, подобрав под себя длинные ноги. Ей очень хотелось иметь собственный дом. Место, куда, подобно раненому животному, она всегда могла бы вернуться, чтобы зализать раны, отдохнуть, подумать о дальнейшей жизни. Такое место, где Элизабет смогла бы примириться с понесенной утратой и принять решение о собственном будущем.
Она пересмотрела массу проспектов, которые ей прислали лондонские фирмы по торговле недвижимостью. Она точно знала, что ей нужно, и оставалось лишь надеяться, что среди множества предложений она сумеет найти что-то, отвечающее ее желаниям.
Адам шагал по Стренду к Трафальгарской площади. Там он мрачно уставился на огромных бронзовых львов. Франсин наверняка ждет не дождется его возвращения. С какой бы симпатией ни относилась она к Элизабет, как бы ни сочувствовала ей в горе, уныние охватило ее, когда Адам сказал, что намерен сопровождать девушку в Лондон.
– Но, cheri, есть ли в этом большая необходимость? – спросила она, типично по-галльски пожав плечами. – Наверняка адвокаты Джерома будут рядом с ней, может, даже принцесса Луиза Изабель и...
– Черт побери, неужели ты думаешь, что адвокаты Джерома способны хоть отчасти ее утешить?! – не сдержавшись, закричал Адам. – Ей ведь придется хоронить отца! Одной ей просто не управиться!
Они расстались, так и не помирившись. Франсин очень жалела Элизабет, но не понимала, зачем это Адаму понадобилось в первую же ночь после кончины Джерома остаться в комнате Элизабет до утра. Ему не следовало так поступать. Если девушка нуждалась в помощи, с ней вполне могла остаться сиделка, на худой конец подружка...
– У Бет нет подруг, – сказал Адам побелевшими от гнева губами. – У нее не было возможности подружиться со своими ровесницами. Она была окружена друзьями и приятелями Джерома, а все они лет на двадцать старше ее.
– Вроде тебя, да? – переспросила Франсин, и ее небесно-голубые кукольные глаза недобро сверкнули.
Он сдержался. Его охватило чувство, будто Франсин дала ему пощечину.
– Именно, – сжав зубы, подтвердил он. – Именно вроде меня.
С этими словами он повернулся и вышел из комнаты, громко хлопнув дверью.
Уже сгустилась тьма, наступил поздний вечер. Красные автобусы, «остины» и «форды», а также многочисленные такси соперничали в скорости, огибая площадь и устремляясь к Уайтхоллу. С массивной каменной колонны адмирал Нельсон равнодушно смотрел на тающие в темноте улицы города. Адам поднял воротник пальто и призывно махнул рукой в сторону проезжавшего такси.
– Вокзал Виктория, – безо всякого воодушевления произнес он. – На паромную переправу.
Франсин приветствовала Адама с радостной улыбкой, чувствуя себя после его возвращения более спокойно и уверенно. Теперь она могла позволить себе выразить откровенное сочувствие Элизабет.
– Бедная малышка, – сказала она, крепко прижимаясь к Адаму и не выпуская из рук чашки с горячим шоколадом. – Наверное, для нее это было огромным испытанием, cheri? Кто из их лондонских друзей пришел на кладбище? Или некому было даже утешить бедняжку?
Адам отрицательно покачал головой. Дело происходило вечером следующего дня. В комнате уютно горел разожженный Франсин камин, распространявший вокруг приятное тепло. Они занялись любовью, затем устроили в спальне маленькую пирушку, поели тостов с сыром и теперь полуодетые сидели у камина.
– Нет, совершенно некому, – ответил он, тогда как Франсин поудобнее устроилась у него на груди. Через ее голову Адам смотрел на пламя в камине. – Бет совсем не хотелось пережить еще одни многолюдные похороны, на этот раз в Лондоне, и потому тело опустили в могилу при нас двоих и священнике.
Франсин поежилась.
– Как это грустно... – Она покрепче прижалась к Адаму. – И что же теперь Элизабет будет делать? Жить в Лондоне и подыскивать себе мужа?
Несмотря на то что в душе у Адама бушевали разные чувства, он не смог сдержать улыбку.
– Нет, она собирается купить дом подальше от Лондона. И хотя ничего мне об этом не говорила, я почти уверен, что она захочет вновь заняться музыкой. И наверняка возьмет себе лучшего преподавателя, которого только сумеет найти.
– Mon Dieu! – воскликнула Франсин с неподдельным ужасом. – Она с ума сошла! Такая молодая, такая хорошенькая и богатая! Она могла бы жить в Лондоне в свое удовольствие.
– Конечно, могла бы, – согласился он, и улыбка исчезла с его лица. – Она и будет жить в свое удовольствие, как только пройдет горечь от утраты. Как только она научится жить без отца.
Ему и самому нужно было время. Он старался уверить себя, что любит Франсин. Никогда ни с одной женщиной ему не было так хорошо. Ее компанию он предпочитал всем остальным. Исключение составляла лишь Бет. Маленькое, с хорошо развитой грудью, упитанное тело Франсин доставляло ему много наслаждения. По натуре она была незлой и в большинстве случаев не выказывала дурного характера. Она, в свою очередь, просто обожала Адама, хотела выйти за него и нарожать ему детей. Он также понимал, как ни прискорбно это было, что при всей своей симпатии он совсем не любит ее и никогда его чувства к ней не перерастут в подлинную любовь. Так что нужно было решать: сказать ли ей все это и порвать раз и навсегда, отменив свадьбу и тем самым разбив ей сердце, или оставить свои сомнения при себе, жениться и приобрести таким образом супругу, которую мечтал бы заполучить любой француз.
С каждым днем оказывалось все труднее принять какое-то решение. Уже и свадебное платье было куплено, и приданое готово. Заказали свадебный торт, разослали приглашения.
– Я никогда не была так счастлива, mon amour, – прошептала она ему в одну из ночей. В спальне ее квартиры на Монмартре было темно и жарко. – Через три недели я стану миссис Гарланд!
Адам ничего не ответил. Она щедро одаривала его любовью, но сам-то он понимал, что обманывает Франсин. Она вполне могла рассчитывать на ответную любовь, которой, однако, Адам не мог ей предложить.
