Текст книги "Грехи людские"
Автор книги: Маргарет Пембертон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 32 (всего у книги 38 страниц)
Глава 27
Последнюю неделю Риф провел в штабе, располагавшемся в крепости. Он помогал англичанам допрашивать «языков», стараясь извлечь побольше информации, чтобы генерал-майор Молтби смог рассчитать, где целесообразнее всего нанести удар при столь большом – в пользу японцев – перевесе сил.
Главный вопрос был в том, следует ли опять сконцентрировать войска в центре острова, чтобы именно там они встретили врага, когда тот предпримет наступление, или же расположить по побережью, растянув их по длине.
Информация Рифа была о том, что ночью японцы должны сбросить парашютный десант; высадка намечалась в центральном районе у ущелья Воиг Нейчанг. На эту информацию, впрочем, военные не обратили особого внимания, так как пока японцы еще ни разу не бомбили ночью и считалось, что сбросить в темноте десант на вражескую территорию, да еще в непосредственной близости от ущелья, они вряд ли смогут. Во всяком случае, английские военные средней руки считали, что шансы подобной операции на успех равны нулю.
Второй из пленных заявил, что японцы постараются переправиться на остров с полуострова Дьявольский мыс, что на западе от Цзюлуна, чтобы занять плацдарм у Сау Кивана. Переправа там была наикратчайшей, и, предвидя, что японцы попытаются атаковать именно с Дьявольского мыса, английские войска получили приказ уставить акваторию пролива лодками и судами, чтобы сделать его непроходимым.
– Нет, в этом месте им никак не пройти, – уверенно заявил один из старших офицеров. – Скорее всего они высадятся на южном побережье, где мы меньше всего их ожидаем.
Генерал-майор Молтби в этой ситуации сделал даже больше того, что было в его силах. Оставить большую часть своих войск до вражеской атаки в центре острова было трудным решением, тем более что в его распоряжении не было достаточно грузовиков, на которых можно было бы быстро перебросить большое количество войск в нужную точку на юге. Там решили разместить канадский контингент, а индийские части – на севере, пенджабцев расположить к западу от Виктории, а части из Раджпута – на востоке, для отражения натиска врага со стороны пролива Лей Юмун. «Королевские шотландцы» и мидлсексцы оставались в центре острова, к ним были прикомандированы также и добровольческие соединения.
В пятницу к вечеру Риф уже знал наверняка, что в штабе от него толку не будет и что нужно что-то предпринять для участия в активных военных действиях. Полученный им приказ был предельно ясен. В случае захвата Гонконга Риф, как офицер британской разведки, не должен был ни при каких обстоятельствах попасть в плен. Он был обязан оставить захваченную японцами материковую часть Гонконга, добраться до Чунгкина и помочь китайцам сформировать повстанческие отряды. Предполагалось, что эти отряды окажутся чем-то вроде французского Сопротивления и нанесут значительный урон противнику.
Но пока японцы не предпринимали никаких действий для продолжения наступления и высадки на остров. Риф чувствовал себя совсем не у дел.
– Позвольте мне хотя бы вступить в армию добровольцем, – умолял он полковника Сандора. – Я больше не могу торчать здесь без настоящего дела. Ведь это может вызвать, кроме всего прочего, и законное недоумение, кто я на самом деле такой. А если японцы возьмут меня под подозрение, мне от них никак не улизнуть, если придется пробираться в свободную зону Китая.
Но разрешения вплоть до четверга следующей недели Риф так и не получил. К тому времени японцы заняли большую часть острова. Риф был назначен командиром подразделения, в котором был убит старший офицер. А под началом у Рифа оказался Адам Гарланд.
Элизабет дежурила в «Жокей-клубе». Вечером 12 декабря, в пятницу, по радио объявили, что британские корабли «Принц Уэльский» и «Репалс» потоплены неподалеку от побережья Сингапура. Элизабет выслушала новость и не поверила своим ушам: теперь уже не оставалось надежды, что Гонконг выстоит. На следующее утро она услышала о массовой эвакуации с материка. К полудню японцев уже запросто можно был видеть невооруженным глазом на противоположном берегу Цзюлуна: они возводили укрепления из мешков с песком, устанавливали пулеметы и орудия.
Когда смена Элизабет наконец закончилась, она не торопилась лечь спать. Не обращая внимания на авиационный налет и непрерывную орудийную канонаду, она поехала по разбитым улицам на свою квартиру, где находилась Мей Лин.
– Нет, мисси Гарланд, – плаксиво произнесла Мей Лип. – Мисси Николсон не приходила. Детей не привозили. Когда же все это закончится, а, мисси Гарланд? Когда наступит спокойная, нормальная жизнь?
Элизабет не знала что и подумать. Уже несколько дней телефонная связь с Цзюлуном была прервана. Если Элен не попала к японцам, если ей вместе с другими удалось накануне переправиться на остров, оставалась надежда, что рано или поздно она с детьми объявится на квартире Элизабет. И стало быть, в свой следующий приход домой Элизабет встретит там подругу.
Но дни шли за днями, и улицы Виктории превратились в настоящий ад. Бомбардировки и орудийный обстрел не прекращались. Тысячи беженцев-китайцев становились легкой добычей и хорошей мишенью. Импровизированный госпиталь раз за разом подвергался бомбежкам, несмотря на то что на его крыше был намалеван огромный красный крест. Одна операционная оказалась уничтожена: бомба, пробив крышу, угодила в палату верхнего этажа и убила немало пациентов. В среду, 17 декабря, четырнадцать бомбардировщиков атаковали переполненные людьми улицы центральной части города и квартала Ванчай.
– Это только разминка, помяните мое слово, – мрачно сказал один из санитаров. – Может, сегодня последний день обстрелов и бомбардировок. А завтра эти твари уже высадятся на остров.
Элизабет отерла пот со лба. Если только японцы действительно захватят остров, она скорее всего больше никогда не увидит Мей Лин. Час спустя, в короткое затишье, она села в машину, собираясь еще раз съездить домой. Она думала взять побольше консервов и постельного белья, чтобы хоть как-то пополнить быстро тающие больничные запасы. Все остальное она оставит Мей Лин.
Дороги с воронками от взрывов были похожи на цепь кратеров; лежали оборванные трамвайные провода, валялись фонарные столбы. Ехать по таким улицам было очень тяжело. На прежний пятиминутный путь нынче требовался почти час времени. Чем ближе Элизабет подъезжала к дому, тем более крепло в ее душе недоброе предчувствие. Квартал серьезно пострадал, было и несколько прямых попаданий в дома. Кое-где бушевали пожары. У многих домов окна и двери болтались на честном слове. В иных фасадов и вовсе не было. Истошно выла сирена одинокой «скорой помощи». Команды противовоздушной обороны осторожно взбирались на груды обломков, бывшие жилым домом.
Ее руки вспотели и заскользили по рулю. Элизабет чувствовала себя убитой и потерянной. Не может быть, чтобы и ее дом... Не может этого быть... Она на слабых ногах вышла из машины и пошла к мужчинам, которые разгребали дымившиеся развалины.
– Это был ваш дом, леди? – сочувственно поинтересовался один из них.
– Да, – выдохнула она, чувствуя, как тяжело стало дышать. – Моя квартира была именно тут...
– Увы, теперь ничего не осталось, – сказал мужчина, хотя это было очевидно и без слов. – Кто-нибудь был в доме?
Она отрицательно покачала головой, испытывая облегчение.
– Нет, я всегда говорила горничной, чтобы она шла в бомбоубежище.
– Мы тут нашли кого-то! – прокричал мужчина, разбиравший завалы в нескольких ярдах от Элизабет. – Это девушка-китаянка! Бедняжка спряталась, должно быть, под столом. У нее на голове даже и каски не было!
Элизабет пробралась к нему, то и дело скользя на разбитых бетонных плитах, кусках деревянных перекрытий и едва узнаваемых обломках собственной кухонной мебели.
Мужчины с трудом вытащили из-под развалин стол и стали поднимать Мей Лин.
– За голову возьмись. А я за ноги... – сказал первый спасатель, спеша извлечь из-под стола тело девушки. – Да, ничего не скажешь, досталось бедняжке на полную катушку.
Золотистая кожа Мей Лин была густо обсыпана белой известкой, темно-красная кровь сочилась на блузку. Когда спасатели подняли Мей Лин, ее голова неестественно запрокинулась.
– Это и есть ваша девушка, дражайшая? – спросил у Элизабет один из мужчин.
Она кивнула. Слезы струились по ее щекам.
– Глупая девчонка! – сказал другой спасатель, перенося тело на носилки. – Против бомб столешница – паршивая защита. И когда только они поймут такую простую вещь!
Двое мужчин подхватили носилки и начали осторожно спускаться с кучи обломков.
– Хорошенькая какая! – заметил первый, разглядывая неподвижное бледное лицо Мей Лин. – Просто красавица!
Элизабет старалась идти за мужчинами след в след, но все равно постоянно оступалась. Да, Мей Лин была красивой. Красивой, доброй, преданной. И умерла в одиночестве, забравшись в какой-то угол, чтобы спрятаться от бомбежки.
– С вами все в порядке, мисс? – спросил один из спасателей, когда носилки поставили в «скорую».
Элизабет кивнула. Слезы катились безостановочно, и она не могла их сдержать. Больше недели Элизабет ухаживала за ранеными, видела смерть в лицо, но гибель Мей Лин ее потрясла.
Она увидела, как дверцы «скорой помощи» захлопнулись. Внутри у Элизабет все похолодело от страха. Где же Элен и ее дети? Где Ли Пи? Где Жюльенна, Алистер и Ронни? Где Риф и Адам? Живы ли они, здоровы ли? Главное – живы ли? Или так же сложили головы под бомбежкой?
Она медленно вернулась к машине. И ведь никак не узнаешь сейчас, что сталось со всеми дорогими ей людьми! Придется возвращаться в «Жокей-клуб» и молить Бога о том, чтобы война поскорее закончилась. Поговаривали, что из Китая на помощь местным китайцам собирались направить войска. Если это правда и если они прибудут в ближайшие дни, возможно, японцы потерпят поражение. Тогда, если все будет хорошо, к Рождеству опять установится мир.
Ехать назад в «Жокей-клуб» ей было тягостно. Когда авианалет закончился, китайцы выбрались из убежищ и стояли в огромных извивающихся очередях за едой. Почти все выглядели ужасно, явно нуждаясь во врачебной помощи. У многих были открытые раны, одеждой им служило какое-то рванье. Они подолгу простаивали в очереди, ожидая, когда в их ржавые миски и искореженные кастрюли положат немного риса и бобов.
– Нас попросили прислать кого-нибудь в отель «Репалс-Бей» для помощи раненым, – сказал Элизабет главный военный врач. – Вы не могли бы туда отправиться? Боюсь, правда, что военные не смогут обеспечить вам охрану, но если вы поедете вечером на машине, вряд ли попадете под бомбежку.
«Репалс-Бей»... Элизабет вспомнила дни, когда бывала в этом отеле, сидела в ресторане, где за столиками разговаривали и смеялись нарядно одетые люди...
– Хорошо, – устало сказала она, – я поеду. Офицер чуть улыбнулся.
– По крайней мере так интенсивно, как Викторию, этот отель бомбить не будут. Там должно быть тихо и спокойно. Жаль, что не могу отправиться туда вместе с вами.
Четверг выдался сырым и прохладным, и это усилило беспросветность положения, в котором оказался Ронни. Вот уже сутки как он не ел ничего горячего. А когда спал в последний раз, и вовсе не мог припомнить. С десяти часов утра бомбы непрерывно сыпались на Викторию, и даже сейчас, глубокой ночью, черные шлейфы дыма поднимались над горевшими нефтяными цистернами, принадлежавшими Англо-Иранской нефтяной компании. Японские батареи из Цзюлуна почти беспрерывно молотили по расположению их части. Из семи бойцов взвода Ронни один получил серьезное ранение шрапнелью, а у другого начались сильные боли в желудке и открылось кровотечение.
– Нервы, – пренебрежительно сказал Лей Стаффорд. – Физически этот парень совершенно здоров. Просто напуган до чертиков.
Ронни, впрочем, был не склонен осуждать своего бойца, он и сам был перепуган до смерти. Около четырех часов пополудни они увидели, как сотни две японцев начали атаку на причал Дьявольского мыса. Было видно, что тут и там разбросанные по акватории пролива суда им не помеха. Нападение японцев на остров было делом времени, причем высадиться они собирались как раз напротив батареи Ронни.
– Что ж, я готов указать желтым тварям их место, – свирепо сказал Лей Стаффорд, понимая, что необходимо дать пример храбрости подчиненным. – Долго же я ждал этого момента!
Ночь была такой темной, что едва удавалось видеть на какой-нибудь ярд перед собой. Низкие тучи скрывали луну, а стелющиеся языки дыма, поднимавшегося над горевшими нефтяными цистернами, прижимались к земле. Воздух был удушлив и затруднял дыхание. Резиновые лодки, легкие весельные шлюпки и сампаны, никем не замеченные, бесшумно скользили по проливу, прячась за высокими бортами торговых судов.
– Там что-то движется, – раздраженно произнес вполголоса Ронни. – Плохо видно, но я печенкой чую...
– Этих чертовых кораблей понаставили... – откликнулся Стаффорд. – Из-за них ни черта не видно!
Внезапно к небу взметнулся язык рыжего пламени. Горела нефть. Пожар сразу осветил пролив, разбросанные по водной глади суда, лодки и несколько крошечных суденышек, которые пробирались между большими кораблями.
– Я вижу их! – выдохнул Ронни, чувствуя, как кровь вскипела от возбуждения. – Там не меньше батальона! И они плывут как раз сюда.
– Расчет, по местам! – скомандовал Стаффорд, мгновенно позабыв об усталости и голоде. – Приготовиться к ведению огня!
Из темноты мало-помалу вырисовывались силуэты людей и лодок.
– Целься! – крикнул Стаффорд в полный голос и, как только первые фигурки, достигнув береговой полосы, начали прыгать с лодок, выдохнул: – Огонь!
– Боже, да тут целая японская армия! – воскликнул капрал. – Их сотни!
– Продолжать стрельбу! – рявкнул Стаффорд. – Нельзя позволить им занять плацдарм. Ради Бога, стреляйте же!
Расчет продолжал стрелять. Несколько секунд казалось, что удастся сдержать японцев и не дать им высадиться. Слева и справа от батареи слышались зенитные выстрелы.
– Нич-чего, сейчас мы им покажем! – яростно прорычал Стаффорд. Но пока он говорил, новые лодки достигли берега и выбросили очередные порции десанта. Японцы зачастую спрыгивали прямо на тела убитых.
– Они сейчас начнут нас теснить! – крикнул Ронни. Несмотря на отчаянно стрелявшее орудие, на множество убитых и раненых, японцы лавиной накатывались на батарею. – Никак нам их не сдержать!
В амбразуру бросили гранату – и ее немедленно выкинули вон.
– Мы обязаны остановить их! – крикнул Стаффорд.
Еще одна граната угодила через амбразуру в дот. От чудовищного взрыва всех сбило с ног. С потолка посыпалась цементная пыль. Ронни слышал чей-то вскрик, кто-то молился. И больше всего ему сейчас хотелось удостовериться, что он слышит не собственный голос.
– Отступаем! Все выходим отсюда! – услышал он крик Стаффорда. Вокруг расходился едкий, слепивший глаза дым. – Мы обязаны выбраться!
Ронни был с ним совершенно согласен. Он поднялся на четвереньки; его форма была в нескольких местах разорвана, кровь заливала глаза. Он чуть не упал, споткнувшись о того самого солдата, что еще недавно страдал от желудочных болей. Теперь его страдания прекратились. Взрывная волна разорвала его почти надвое – от горла до пояса. Его окровавленные кишки валялись на полу. Ронни чуть не вырвало, когда он наткнулся еще на два неподвижных тела. Наконец он выбрался на воздух.
Японцы вплотную подошли к доту, заняв ходы сообщения, и потребовали немедленной сдачи в плен.
– Худо дело, старина. Придется подчиниться! – слабым голосом произнес Лей. Он бросил револьвер и с поднятыми руками пошел навстречу японцам.
– Нет! – вскричал Ронни что было сил. Но было уже слишком поздно. Если Лей Стаффорд полагал, что в этой войне с обеих сторон сражаются джентльмены, то он очень заблуждался. Сначала японцы, увидев Лея Стаффорда с поднятыми руками, издевались над ним, затем навалились и забили прикладами.
Ронни прицелился и выстрелил из револьвера. Внезапная боль в ноге заставила его опуститься на колени. Его окружили японцы. Удар по затылку вынудил Ронни уткнуться лицом в землю. Он уже ничего не видел перед собой и от боли не мог даже вздохнуть. В носу, во рту, перед глазами у него была кровь. «Жюльенна! – в отчаянии успел подумать он. – Жюльенна!» Краем затуманенного сознания он понял, что японцы уходят. Он лежал неподвижно, стараясь подавлять стоны, готовые вырваться наружу. Перед его лицом протопало несколько пар ног в ботинках на резиновой подошве. Японцы уходили в глубь острова.
– Гады! – прошептал он, когда топот затих, и кое-как встал на четвереньки. – Сволочи! Сволочи! Сволочи!
Адам услышал о высадке японцев рано утром в пятницу.
– Враг на юго-восточном побережье, – сказали ему. – Берите своих людей и срочно отправляйтесь в штаб бригады. Туда же движутся сейчас и части противника.
Адам бросил телефонную трубку и тотчас приказал оставить занятые позиции. Штаб бригады находился неподалеку от ущелья Вонг Нейчанг в центре острова. Если его захватят японцы, то им удастся выполнить исключительно важную стратегическую задачу. Преимущество противника станет тогда огромным.
– И с кем же мы там соединимся, сэр? – спросил один из подчиненных Адама, когда они тряслись в армейском грузовике.
– Понятия не имею, – мрачно ответил Адам. – Да мне и наплевать. Лишь бы только подраться с этими япошками. Ничего так не хочу, как сбросить их в море.
К неудовольствию Жюльенны, ей пришлось работать вместе с Мириам Гресби, которая прежде была с Элизабет в «Жокей-клубе». Жюльенна предпочла бы иметь рядом кого-нибудь другого, особенно если учесть, что послали их к черту на рога, где и людей почти не было. Они направились в госпиталь к востоку от ущелья Вонг Нейчанг, чтобы оказывать помощь в основном солдатам-индийцам, попавшим под жестокий обстрел японских батарей в Цзюлуне.
Они прибыли в крошечный полевой госпиталь, где трудились всего-навсего три военных врача, медсестра-англичанка, четверо сестер из британского добровольческого подразделения и три китаянки. Когда утром в пятницу японцы начали продвижение в глубь острова, у Жюльенны и Мириам было уже более сотни пациентов.
– Японцы все-таки сумели высадиться, – мрачно сказал главный врач. – Мне сообщили, что они идут как раз в нашем направлении.
Жюльенна, в полотняном сером платье, запачканном кровью множества раненых, продолжала перевязывать молодого канадца, которому снарядом оторвало ногу. Что ж, если японцам суждено прийти – они придут. Сама она ничем не сможет остановить их продвижение. Но будь она проклята, если при одном упоминании о приближении врага станет трястись от страха!
– Боже мой! Вы хоть знаете, что они сделают с нами, если захватят в плен? – шипящим голосом произнесла Мириам Гресби, заломив в отчаянии руки и совершенно позабыв о молодом солдате, которому делала перевязку.
– Не знаю, – спокойным тоном ответила Жюльенна, смачивая в антисептическом растворе ватный тампон. – Но что бы они ни сделали, сейчас это бессмысленно обсуждать. – Она взглянула на молодого солдата, о котором Мириам Гресби забыла. Его лицо блестело от пота. Видимо, боль была невыносимой, так как он изо всей силы сжимал кулаки. – Нужно закончить перевязку, Мириам, вы не забыли?
Мириам сжала губы, без помады очень тонкие.
– Только не нужно поучать меня, что именно следует делать, Жюльенна Ледшэм! Я ничуть не удивлюсь, если перспектива оказаться изнасилованной вас нисколько не беспокоит. Ведь такое занятие вам очень по душе, не так ли?
Жюльенна удивилась, не почувствовав никакого гнева при этих словах. Мириам всегда была дурой, а теперь она еще и испугана.
– Нет, – ответила она, прилаживая отводной катетер. – Я понятия не имею, что такое изнасилование, Мириам, и сомневаюсь, что мне это понравится. Может, помочь вам закончить перевязку?
Некоторое время они трудились молча. У Мириам сильно дрожали руки, когда она поднимала ногу своего пациента. Жюльенна ловко наложила повязку.
При новом, незнакомом звуке все резко повернули головы к двери, замерли и прислушались.
– Но мы же в госпитале, – нервно сказала сестра-китаянка Жюльенне. – Надеюсь, японцы хоть раненым не сделают ничего дурного?
– Разумеется, нет, – поспешила успокоить ее Жюльенна. Но ей уже доводилось слышать о зверствах японцев в Китае, и в глубине души она вовсе не была уверена, что здесь они поведут себя иначе.
– Они идут сюда! – неожиданно для всех сказал санитар. – Я слышу топот их ног!
Жюльенна отерла с лица кровавые брызги. Солдат, которого она перевязывала, был ранен в правое легкое. Он явно умирал.
– Что происходит, сестра? – шепотом спросил он. – Почему вдруг стало тихо? Что-нибудь случилось?
Желая подбодрить раненого, она взяла его за руку. Стараясь, чтобы ее голос звучал как можно спокойнее, она произнесла:
– Не нужно ни о чем беспокоиться, сержант. Входная дверь госпиталя с треском распахнулась, послышались торопливые шаги. Жюльенна напряглась, ее рука застыла в воздухе. Несколько японцев с ружьями на изготовку ввалились в палату.
– Всем встать! – крикнул один. – Встать, живо!
– Это госпиталь, – выразительно произнес главный врач, подходя к японскому офицеру, судя по всему, командиру. – Все эти люди серьезно ранены, они не могут встать. Я попросил бы вас...
Офицер прикладом ружья ударил врача по голове, и тот упал.
– Когда японский офицер приказывает, английские свиньи обязаны подняться! Всем встать! Немедленно!
Некоторые раненые попытались выполнить приказание, самые беспомощные продолжали неподвижно лежать.
– Ну, живо! – взвизгнул офицер, угрожающе наставив ружье на молодого канадца, которого только что перевязывала Жюльенна.
Жюльенна опустила руку умирающего сержанта и бросилась к раненому канадцу, загородив его грудью.
– Нет! – воскликнула она, резко отводя дуло, словно ружье было игрушечным. – Так нельзя! – Она тряхнула головой, и из-под белоснежной шапочки выбились пышные кудри. Ее темно-лиловые глаза метали молнии. – У этого раненого одна нога! Он не может стоять! – Расставив руки, она попыталась преградить путь японцу.
Японец гневно сверкнул глазами и сделал шаг назад. Другой офицер отдал команду устроить кровавую бойню.
Командир японцев постоял некоторое время, как бы оценивая обстановку, и вдруг ринулся вперед. С воплем ужаса Жюльенна еще плотнее заслонила своим телом раненого канадца. Японец размахнулся, его штык пробил руку Жюльенны и угодил канадцу прямо в желудок, так что тела молодого офицера и француженки оказались пригвожденными друг к другу. Закричав от дикой боли, Жюльенна увидела, что и другие японские солдаты набросились на раненых, грубо стаскивали их с коек и колотили штыками, сопровождая расправу дикими воплями.
Японец, упершись ногой в руку Жюльенны, резко выдернул штык. Жюльенна скатилась на пол. Краем глаза она заметила, как одна из медсестер-китаянок пытается телом защитить раненого, которого только что закончила перевязывать. Китаянку грубо оттолкнули. Два удара штыком – и упал еще один врач, а раненый сержант затих на койке.
Жюльенна кое-как приподнялась и поползла по полу. Несколько раз она поскальзывалась в лужах крови. Ее единственным желанием было найти скальпель, или нож, или что угодно, чем можно было бы убить хоть одного из этих скотов, суетившихся вокруг. Жюльенна поднялась на ноги, сотрясаясь от рыданий, почти оглохнув от криков умирающих и наглого торжествующего хохота японских солдат.
– Убийцы! – выкрикнула она в лицо ближайшему японцу. – Мерзкие убийцы! – Она буквально накинулась на него, пытаясь расцарапать ему лицо здоровой рукой.
Японец с силой ударил прикладом ей по голове. Жюльенна упала на пол. Она лежала, будучи не в силах подняться, а в ее ушах звучали крики умирающих. Жюльенна почти потеряла сознание. Но вот наконец крики стихли; несколько секунд еще звучали хрипы агонизирующих людей, а затем наступила тишина.
– Что вы собираетесь с нами делать? – спросила дрожащая Мириам. – Боже, что вы намерены делать с нами?
Жюльенна попыталась пошевелиться. В глазах стояла мутная пелена, не позволявшая как следует рассмотреть происходящее. Но она была уверена, что, если рядом с ней блеснет металл, она заметит.
– Скоро сама узнаешь! – загоготал японец.
Всех медсестер, которые пытались спрятаться, солдаты насильно стаскивали в палату. Спотыкаясь о тела убитых, женщины падали на трупы недавних пациентов и тех своих товарищей, кому довелось принять смерть.
Жюльенна протянула вперед руку. С трудом, но ей удалось нашарить неподалеку хирургический скальпель. Она крепко его сжала.
– Сколько лет, английская женщина? – резко спросил один японец у Мириам.
Жюльенна подняла голову. Зажатый в руке скальпель придавал ей уверенности. Она потихоньку огляделась. Мириам, бледная как полотно, казалось, вот-вот лишится чувств. Ее седые со стальным отливом волосы, всегда аккуратно причесанные, сейчас в беспорядке свисали на лицо. Руки без дорогих колец и украшений выглядели старческими и жалкими.
– Сорок семь, – ответила Мириам.
Японец оскалился.
– Очень старый, – жестко сказал он. – Очень старый, старый женщина! Не хорошо.
Солдаты втолкнули в палату еще четырех англичанок и трех китаянок. Мириам брезгливо отшвырнули к стене.
Одна из китаянок истошно голосила от ужаса; другая торопливо молилась. Потные, разгоряченные солдаты окружили женщин и выбрали себе жертвы. Раздались крики.
Жюльенна держала скальпель так, чтобы его было нелегко заметить. Она сможет убить лишь одного, но сделает это с удовольствием. Чьи-то руки схватили ее и бросили спиной об пол. Она не видела ничего, кроме окружавших ее похотливых желтых лиц, уже приготовившихся овладеть ею.
Жюльенна крепко сжимала скальпель. Как только первый насильник упал на нее, нож ловко и молниеносно вошел японцу под ребра. Жюльенна увидела, как на лице солдата отразилось крайнее недоумение, услышала его сдавленный кашель и обрадовалась, что одним скотом стало меньше. Остальные японцы поняли, что произошло, и столпились вокруг. Жюльенна торжествовала.
– Я отомстила! – сказала она.
Японцы наскакивали на нее, точно голодные волки.
