355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Маргарет Пембертон » Грехи людские » Текст книги (страница 20)
Грехи людские
  • Текст добавлен: 10 сентября 2016, 13:21

Текст книги "Грехи людские"


Автор книги: Маргарет Пембертон



сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 38 страниц)

– Иди в номер, прими душ и освежись, – сказал Адам. – А я загляну на минутку в бар, глотну виски с содовой, в горле совсем пересохло.

Элизабет обрадовалась, что можно сразу подняться в номер. Мимоходом она оглядела находившихся в холле людей: Рифа среди них не было. Но он наверняка где-то рядом, она интуитивно чувствовала это. Когда она поднималась по лестнице, ее рука, опиравшаяся на перила, заметно дрожала. Ее переполнял ужас, смешанный с сильным желанием; казалось, она разрывается на части. Как только Элизабет оказалась в относительной безопасности своего номера, она прислонилась спиной к двери и закрыла глаза.

Хватит ли у него безрассудства подойти к ним за ужином? А может, он сейчас уже пьет с Адамом? Преследования Рифа заставляли ее испытывать чувство опасного удовольствия. Такой человек способен покорить любую женщину, помани он только пальцем. А Риф желал именно ее. Она открыла глаза, сделала насколько шагов по комнате, включила свет и задернула противомоскитную сетку. За окном стрекотали цикады, истошно квакали крупные лягушки, известные как «лягушки-быки».

Когда в присутствии Элизабет люди, даже вполне благожелательно относившиеся к Рифу, вроде Жюль-енны или Элен, обсуждали его, у нее возникало чувство, что они говорят о чужом ей человеке. Во всяком случае, она знала совершенно другого Рифа. Рифа, который был очень одинок и в глубине души уязвим, как и сама Элизабет. С этим Рифом у нее было много общего.

Она расстегнула узкий поясок платья и разулась. При первой же встрече между ними возникло редкое единение, не только в физическом, но главным образом в духовном смысле. Было чувство, что она знает этого человека всю жизнь. Элизабет бросила платье на спинку кровати и отправилась в ванную.

Сильная горячая струя из душа ударила в ванну. Элизабет подставила лицо под воду. Никогда ей так ничего не хотелось, как быть вместе с Рифом. Его близость была для нее важнее музыкальной карьеры. Ей хотелось видеть его лицо, засыпая и пробуждаясь. Она хотела есть с ним, спать с ним, вместе с ним смеяться и огорчаться. Хотела сидеть за завтраком напротив Рифа, смотреть, как он бреется, хотела делить с ним чаяния и надежды, сделаться неотъемлемой частью его жизни. Ее слезы смешивались с горячими струями воды. Почему им не было суждено встретиться много лет назад!.. Если бы она не вышла за Адама!.. Если... если...

– Знаешь, в баре подобралась недурная компания, – сказал Адам, заглянув в ванную. – Олово-добытчики из местных, очень осведомленные люди. Знают о япошках всю подноготную. Ты не будешь против, если я попозже спущусь туда и пропущу с ними еще по стаканчику?

– Разумеется, нет! – Шум воды заглушил ее нетвердый голос. Пристыженная, Элизабет поспешно отерла слезы с мокрого лица. Да как она могла сожалеть о прожитых с Адамом годах! Это же бред – даже в мыслях позволять себе такое! Адам – неотъемлемая часть ее жизни. Сильный и надежный, он всегда был ее поддержкой и опорой, с тех пор, когда Элизабет была еще ребенком, и нелепо пытаться освободиться от Адама только потому, что в ней проснулось сильное и неутолимое сексуальное желание.

Выйдя из-под душа, она завернулась в полотенце.

– Больше никого не видел в баре? – спросила она, стараясь, чтобы ее голос звучал как можно более безучастно. – Может, кого-нибудь из наших общих знакомых?

– Нет, никого, – ответил Адам, и его брови чуть заметно сошлись. – Да и кого тут можно встретить? Кроме Эллиота, я ведь не знаю ни души в Сингапуре.

Она прошла к туалетному столику, уселась перед зеркалом и принялась приводить в порядок лицо. Он сказал все, что ей требовалось узнать. Рифа в баре не было. И стало быть, он не предложил Адаму вместе поужинать. Она почувствовала некоторое облегчение, вскоре сменившееся разочарованием.

Адам вопросительно посмотрел на нее, потом отправился в ванную бриться и принимать душ. «Не имела ли она в виду этого Эллиота? – подумал он. – Может, надеялась, что тот тоже придет в бар? А может, она с самого начала знала, что Эллиот будет в Сингапуре?» Расстегнув намокшую от пота рубашку, Адам бросил ее на пол. Должно быть, такие глупости приходят в голову от здешней жары. Несомненно, появление Эллиота на причале было просто совпадением. Да и вообще неудивительно, что этот человек оказался в Сингапуре. Наверняка приехал сюда по каким-то своим делам. Судя по всему, он часто бывает в этом городе.

Встав под горячий душ, Адам протянул руку за мылом и принялся, насвистывая, мыться. Сейчас сама мысль об интимных отношениях Элизабет с Эллиотом показалась ему просто нелепой. Адам усмехнулся про себя, подумав о возмущении жены, узнай она о его опасениях.

– Обуй серебряные бальные туфли! – крикнул он, намыливая грудь и плечи. – Я решил, что не худо будет выпить шампанского и немного потанцевать в честь нашего приезда.

За ужином Элизабет пыталась расслабиться, но у нее ничего не вышло. Пока Адам сравнивал Сингапур и Гонконг, она с беспокойством оглядывалась на посетителей ресторана. Рифа, кажется, не было. Но в горле у Элизабет стоял ком, и ее душу наполняли самые противоречивые чувства.

– Один из тех, с кем я недавно сидел в баре, раньше был брокером на нью-йоркской бирже, – сказал Адам. – Каждое утро в восемь пятнадцать ему приходилось ехать в город из Брайтона. Пять лет назад" ему все осточертело и он приехал сюда. Говорит, что у него ни разу не было повода пожалеть о переезде.

Элизабет улыбнулась, поковыряла вилкой еду и подумала, не наблюдает ли за ней в эту минуту Риф, укрывшись за каким-нибудь папоротником.

Когда они перешли в бар, она старалась внимательно вслушиваться в разговор Адама с его новыми знакомыми о намерении Японии расширить границы империи.

– Простите... я, наверное, не расслышала, – извиняющимся голосом сказала она, заметив устремленный на нее взгляд одного из собеседников. Очевидно, плантатор задал ей вопрос и теперь ждал ответа.

– Я говорю, война в Европе для Малайи не такая уж плохая штука, – вынужден был повторить он, втайне сожалея, что при муже неловко заглядывать ей в вырез платья. – Америка уже в панике, ей требуется больше каучука, чем когда-либо. Здесь каучуковые плантации занимают более трех миллионов акров, если вы в курсе, а кроме того, половина мировых разработок олова в наших руках.

Его голос с явным австралийским акцентом был полон гордости, будто он лично был ответствен за богатые залежи полезных ископаемых.

Элизабет вежливо улыбнулась:

– В таком случае неудивительно, что Япония так интересуется Малайей.

Австралиец в ответ рассмеялся. Судя по всему, она была не только симпатичной, но и сообразительной особой.

– Давайте еще выпьем, – радушно предложил он и стукнул кулаком по стойке, желая привлечь внимание бармена.

Элизабет чуть вздрогнула и слегка коснулась руки Адама:

– Я не хочу пить, дорогой. И разговоров с меня достаточно. Ты не против, если я потихонечку удеру отсюда? День был трудный, я устала.

– Разумеется, дорогая, – сказал Адам, и его глаза потемнели, как бывало всегда, когда она говорила о своем недомогании или о том, что чувствует себя несчастной. – Хочешь, я пойду с тобой?

Она отрицательно покачала головой, понимая, что компания ему пришлась по душе и он с удовольствием поговорит еще немного о планах Японии и способности Англии противостоять ее агрессии.

– Зачем? Я немного подышу воздухом, потом приму ванну и лягу.

Элизабет нежно пожала его руку, пожелала разочарованному австралийцу спокойной ночи и быстро пошла по длинной галерее, которая, огибая дансинг, вела прямиком в сад отеля.

В ресторане Рифа не было, не было его и в баре. Она напрасно думала, что он непременно сюда явится. Как только Элизабет вышла на воздух, горячий и сухой, ей пришло в голову, что если чудом удастся убедить Адама завтра же утром покинуть Сингапур и отправиться в Куала-Лумпур или Джохор, то можно рассчитывать преодолеть все свои страхи, сомнения и искушения.

Узкая, посыпанная гравием дорожка, по которой шла Элизабет, петляла между пальмами и пышно цветущими гибискусами, среди источавших сладкий аромат кустов можжевельника. Мириады ярких звезд горели на черном бархате неба. Элизабет остановилась, разглядывая их: она нашла созвездия Плеяд, Ориона и Тельца.

Сзади, в пахучей темноте, послышались тихие шаги и звук чирканья спички. Элизабет резко обернулась, ее сердце подпрыгнуло, казалось, к самому горлу. Даже не увидев подошедшего, она уже точно знала, кто это. Через секунду из-за гибискуса у поворота показалась мужская фигура.

– Думал, ты не сообразишь прийти сюда. – Риф отбросил спичку и только что зажженную сигарету. Легко одолев несколько разделявших их шагов, он заключил Элизабет в объятия.

Глава 17

Она попыталась было вырваться, что-то сказать, но при первом же прикосновении к ней его руки почувствовала его сильное тело и ощутила исходивший от него жар. Элизабет поняла, что решимость оставляет ее. Со слабым стоном она прижалась к его груди, казалось, лишенная остатков воли.

– Не надо... – слабо прошептала она, поднимая голову и глядя в его глаза. – Пожалуйста, Риф, не надо...

При свете луны склоненное над ней его лицо с высокими скулами казалось едва ли не свирепым.

– Надо! – резко выдохнул он и нагнулся, еще крепче обняв Элизабет.

Она слабо попыталась вырваться из его тесных объятий, отвести губы от его рта, но так сильно желала его, что внезапно разгоревшаяся в ее душе страсть не позволила серьезно сопротивляться. На один короткий миг она предприняла последнее отчаянное усилие, но затем ее руки сами собой обхватили его голову, объятие Рифа сделалось еще крепче, и Элизабет почувствовала прикосновение его сухих горячих губ.

Она сдалась полностью и бесповоротно. Его руки оказались под мягким шелком ее платья, и Элизабет даже и не пыталась протестовать, она лишь крепче прижалась к Эллиоту, испытывая неутолимое желание.

– Я хочу, хочу тебя, Лиззи... Хочу тебя... – сдавленно прошептал он.

За его спиной Элизабет был хорошо виден свет в окнах танцевального салона, который проникал на дорожку сквозь деревья сада, разноцветные китайские фонарики, освещавшие террасу. Она едва смогла вымолвить каким-то чужим голосом:

– Да, да... Сейчас, здесь! О, пожалуйста! Скорее! Скорее!...

Потом они стояли, крепко обнявшись, а вокруг сгущалась горячая влажная ночная тьма, и их тела еще сотрясались от испытанного экстаза. Немного придя в себя, Эллиот сказал:

– Должно быть, тебе придется рассказать Адаму о том, что произошло. И будет лучше всего, если ты вернешься со мной в Гонконг.

Элизабет отстранилась от него, а волосы, освободившиеся от шпилек, разлетелись у нее по плечам.

– Нет, – спокойно и вместе с тем уверенно произнесла она, не собираясь обсуждать эту тему. – Адаму я ничего не скажу. Это разобьет ему сердце. И с тобой в Гонконг я тоже не поеду.

Риф нахмурился.

– Надеюсь, ты не намерена повторять мне сейчас все то, что я уже слышал однажды? – резко спросил он. – Не думаешь ли ты, что я отпущу тебя от себя?!

Она покачала головой, и ее волосы блеснули в мягком лунном свете, как драгоценная слоновая кость.

– Нет, – мягко призналась она, и ее руки крепче обняли Рифа, она плотнее прижалась к его груди. – Я никуда больше от тебя не уйду, но, если ты хочешь, чтобы я была с тобой, Риф, прими мои условия.

– Что это за условия? – резко спросил он, поднимая ее подбородок и заглядывая в глаза.

– Я останусь с Адамом!

Он издал глухой протестующий звук, но она не дала ему ничего сказать и так же решительно продолжила:

– Я ему многим обязана, Риф. Всю жизнь он любил, заботился обо мне, и я тоже далеко к нему не безразлична.

Риф еще больше нахмурился, и тогда она произнесла немного мягче:

– Не путай мои обязательства и любовь, Риф! Адаму я буду отдавать лишь первое. А тебе принадлежит и то и другое. Разве этого мало?

Он глухо произнес:

– Мне мало!

– Но ничего большего я предложить тебе не смогу.

Цикады трещали вокруг, с террасы донесся чей-то приглушенный смех, звон бокалов. После долгого молчания уголки губ Рифа чуть дрогнули и приподнялись.

– Что ж, придется согласиться и на это, – сказал он и поцеловал Элизабет, которая, он знал, никуда уже от него не денется.

Элизабет сидела за туалетным столиком, задрапированным вощеным ситцем. На ней сейчас были лишь пеньюар и ночная рубашка. Она расчесывала волосы. Адам вошел в комнату.

– Я был уверен, что ты давным-давно видишь третий сон, – весело произнес он. Было заметно, что сегодня он выпил больше обычного.

Он стащил с себя белый смокинг и бросил его на кресло, затем стянул с шеи галстук-бабочку и швырнул его на постель. Подойдя к Элизабет, он расстегнул верхнюю пуговицу рубашки и поцеловал жену в щеку.

– Мммм... От тебя замечательно пахнет, дорогая, – с удовольствием произнес он и, перестав раздеваться, обнял ее за плечи. – Так плохо, когда тебя нет рядом, Бет! За весь вечер я не увидел ни одной женщины, которая могла бы посоперничать с тобой в красоте.

Она с усилием улыбнулась и осторожно отложила щетку для волос. Хотя Элизабет отдалась Рифу со всей страстью и безраздельно принадлежала ему, это совсем не повлияло на ее приязнь к Адаму. Но все же именно сегодня она не могла заниматься любовью еще и с мужем. Тем более что до сих пор все еще ощущала на своем теле горячие прикосновения рук Рифа.

– Приятно слышать, – сказала Элизабет, вставая. Она подошла к креслу и подняла брошенный мужем смокинг. – Наверное, после моего ухода тебя взял в оборот этот биржевой брокер из Брайтона?

– Нет, – произнес он несколько разочарованно. Адам никогда не принуждал жену к близости, интуитивно чувствуя, когда она устала или попросту не настроена заниматься сексом. Ее поведение сейчас лучше всяких слов говорило о ее нерасположенности к любовной игре. Разочарование Адама было очевидно. Он сел на край постели и сбросил туфли. – У меня есть новости, которые, надеюсь, придутся тебе по душе, – произнес он, стягивая рубашку через голову. Предвкушая радость жены, Адам даже слегка взбодрился. – Завтра в десять утра отходит поезд в Куала-Лумпур. И если ты еще не передумала, мы вполне можем на него успеть. – Он обернулся в надежде увидеть радость на ее лице.

Как раз в эту минуту она вешала его смокинг в платяной шкаф. Он заметил, как рука Элизабет слегка дрогнула. Но она не повернула головы, а когда заговорила, ее голос был странно высоким и даже надтреснутым:

– Знаешь, это, конечно, очень мило с твоей стороны, Адам, но только я передумала. Я поняла, что лучше пока нам не уезжать никуда. Обойдемся без путешествий, немного отдохнем.

И она сняла воображаемую пылинку с лацкана его смокинга. Удивленный таким оборотом разговора, Адам сказал:

– Мне казалось, что тебе очень хочется уехать отсюда. Сама же говорила, что для тебя это важно.

Его доброта и осознание, чем она платит Адаму за эту доброту, заставили ее щеки ярко вспыхнуть от стыда и тайного унижения. Элизабет все еще стояла спиной к мужу, делая вид, что продолжает изучать костюм Адама, нет ли на нем пылинок.

– Теперь все изменилось. – Она старалась, чтобы ее голос звучал совершенно безучастно, будто речь шла об обычном женском капризе, который прошел сам собой.

Адам недоуменно покачал головой.

– С тобой не соскучишься, дорогая. Или, может, у тебя появились новые планы?

Она обернулась и взглянула на Адама. Не планы, а Риф появился у нее, вот в чем дело.

– Нет, – ответила она, быстро погладила мужа по руке и пошла к своей постели, чтобы, не дай Бог, он не расценил ее жест как приглашение к близости. – Обещаю тебе, что в будущем мы будем ездить лишь туда, куда захочешь ты.

Адам широко улыбнулся.

– О'кей! – согласился он, ложась в постель. – Стало быть, завтра с утра берем машину и отправляемся на север острова. Хочу взглянуть, готов ли в случае чего Сингапур отразить нападение японцев. Интересно, какие у них укрепления. Нельзя ли что-нибудь применить в Гонконге.

Она ответила мужу улыбкой. Ее чувство к нему было искренним и глубоким, и у нее даже навернулись слезы на глаза.

– Останься ты в армии, давно был бы генералом. Спокойной ночи, дорогой!

Он повернулся к ней, поцеловал и потушил свет, втайне радуясь, что завтра не придется ехать в Куала-Лумпур. Бет, кажется, угомонилась, и ее душевное равновесие, которое в последнее время не на шутку заботило Адама, восстановилось.

Три дня она не виделась с Рифом. Они не обсуждали это вслух, но само собой было очевидно, что к Адаму следует относиться с максимальным уважением. В присутствии мужа не могло быть и речи ни о каких случайных встречах.

В душе Элизабет установился некоторый покой. Она перешла Рубикон, и теперь назад дороги не было. От этой мысли ее волнения улеглись, и она стала спокойнее, ибо что уж теперь было волноваться...

На следующий день они с Адамом взяли машину и с удовольствием объездили остров. Через весь город они выбрались на окраину, за которой сразу начинались джунгли с преобладанием казуарин и незнакомой местной экзотической растительности с толстыми сочными листьями. Обезьяны и множество птиц с пестрым оперением сидели на деревьях. Достигнув северной оконечности острова, Элизабет и Адам некоторое время разглядывали узкий пролив, отделявший Сингапур от Малайского полуострова.

– Японцы едва ли смогут напасть на Сингапур и Гонконг одновременно, – предположила Элизабет, стоя на обсаженном пальмами пляже и прикрываясь рукой от солнца. – Иначе им пришлось бы пробиваться через весь полуостров. А это невозможно. Тут такие горы и непролазная растительность. Никакой танк не пройдет.

На Элизабет были светлые брюки и блузка василькового цвета, расстегнутая на груди. Взглянув на жену, Адам улыбнулся.

– Ты знаешь даже больше, чем Денхолм Гресби. Она рассмеялась и затем сказала, чуть нахмурившись:

– Не думаю, что это комплимент, ведь сэр Денхолм ни в чем не разбирается. Во всяком случае, когда говорит о Гонконге, видно, что он полный профан.

Адам поднес к глазам бинокль, пытаясь отыскать следы линии укреплений. Но так и не смог ничего увидеть. И это его не изумило. Зачем тут укреплять оборону? В отличие от Гонконга Сингапур представлял собой неприступную крепость, захватить которую невозможно. Напрасно он полагал, что увиденное здесь можно использовать в Гонконге.

– Насколько я могу судить, Сингапуру особенно не о чем беспокоиться, – сказал он, отнимая бинокль от глаз. – Хотя, откровенно говоря, когда имеешь дело с японцами, нельзя успокаиваться, от них всего можно ожидать. Они убеждены, что если уж задумают на кого напасть, победа будет на их стороне. – Он вытер потную шею. – Ну, куда теперь? Может, заедем в отель «Си Вью», там, говорят, замечательные закуски с соусом карри? Вчера в баре мои знакомые очень рекомендовали попробовать.

– Прекрасно! – с радостью согласилась Элизабет и направилась к автомобилю. – Нам в сторону города?

– Отсюда нужно поехать на восток. Мне удалось выяснить, что живущие на острове британцы считают этот отель чем-то вроде деревенского паба. Такого, где можно выпить перед обедом в воскресенье и где не возбраняется немного попеть, если вдруг появится желание.

Она протянула Адаму руку.

– Почему-то вдруг я заскучала по дому. Черт знает сколько времени даже не вспоминала о своем «Фор Сизнз». Интересно, как ты думаешь, по воскресеньям у нас все как раньше? Или из-за войны все переменилось?

– Пока все, наверное, остается по-прежнему, – сказал Адам, откидывая дверцу взятого напрокат «мерседеса». – В газетах пишут, что пока идет «странная война». Такое впечатление, будто вообще ничего не происходит. Будем надеяться, что так будет и впредь.

В среду Адам спросил жену, не хочет ли она одна побродить по здешним магазинам, чтобы он не докучал ей своим присутствием. Элизабет тотчас же сообразила, что у него появились дела.

– А чем ты будешь заниматься? – игриво поинтересовалась она. – Опять, наверное, тесной компанией соберетесь в баре?

– Да нет, – добродушно ответил он, набивая трубку табаком. – Там кое-кто собирается в картишки перекинуться, ну и я был бы не против с ними сыграть. Но если ты, конечно, не возражаешь.

– Разумеется, нет! Только прошу, не проигрывай последние штаны. Мне кажется, что эти владельцы каучуковых компаний – прожженные плуты. С ними держи ухо востро.

Она позвонила Рифу, оставившему ей номер своего телефона, и сообщила, что весь день свободна.

– Но меня отпустили ходить по магазинам. Может, встретимся у «Робинсона»? Я хочу там выбрать себе платье.

– У тебя ровно десять минут, – категорично заявил он с явным нетерпением в голосе. – Если в десять минут второго тебя не окажется у входа в «Робинсон», я приду в отдел готового платья и силком вытащу тебя оттуда.

– Буду ждать! – сказала Элизабет. Ее глаза сияли, на щеках играл густой румянец. Она бросила трубку и выскочила из комнаты.

«Робинсон», довольно большой магазин, располагался на Рэффлз-плейс, недалеко от отеля. Элизабет схватила с вешалки первое попавшееся ей на глаза платье, приложив его к себе, покрутилась перед зеркалом и, даже не примерив, распорядилась завернуть.

– Но, право же, мадам, лучше было бы примерить и убедиться, что оно вам впору, – сказал продавец, на лице которого было написано нескрываемое изумление.

– Оно мне в самый раз, я уверена, – сказала Элизабет, чувствуя себя на седьмом небе. У нее даже немного кружилась голова. – Пожалуйста, поскорее заверните, я очень спешу.

Она опоздала минут на пять. Риф уже поджидал ее у входа.

– Ну наконец-то! – сказал он, с улыбкой обнимая ее. – А то я уже собирался брать магазин приступом.

На ярком солнце его волосы красиво переливались, а чисто выбритое загорелое лицо делало Рифа похожим на араба. Не обращая внимания на окружающих, Риф нагнулся и жадно поцеловал ее в губы.

Несколько прохожих удивленно повернулись в их сторону, какой-то тип от удивления застыл на месте, уставившись на счастливых любовников.

Как раз в это время Мириам Гресби собиралась войти в «Робинсон», где она условилась встретиться в ресторане с приятельницей. Ее муж приехал в Сингапур по делам, и этим утром у него была назначена встреча с губернатором острова. Она же обычно предпочитала здешние магазины магазинам Гонконга. Поэтому с удовольствием поехала сюда с мужем. И вот теперь Мириам стояла, не веря собственным глазам. Всегда казавшаяся ей такой неприступной и прекрасно державшейся на людях, Элизабет Гарланд при всем честном народе буквально бросилась в объятия Рифа Эллиота.

Для кого угодно это было бы верхом неприличия, но для Элизабет Гарланд!.. Мириам Гресби видела, как Эллиот и Элизабет оторвались друг от друга, как он взял ее под руку и они направились к открытому «крайслеру». Мириам поспешно прикрыла рот. Все, больше никаких приглашений на обеды и ужины Гарландам! И она позаботится о том, чтобы и все ее приятели закрыли двери своих домов перед этой четой.

Когда «крайслер» отъехал, она вспомнила еще один случай, когда видела Элизабет и Эллиота. Это случилось у отеля «Пенинсула», но тогда столь дикая мысль не могла прийти Мириам в голову! То есть она как раз пришла ей в голову, но показалась совершенно абсурдной. Она проводила «крайслер» взглядом. Да, уже тогда можно было обо всем догадаться. У них, судя по всему, длительный роман. Мириам решительно направилась в «Робинсон», ее ноздри возмущенно раздувались, ей хотелось как можно скорее поделиться с подругой своим открытием.

Риф Эллиот никогда не привозил своих сингапурских девушек в дом в Холланд-парке на окраине города. Даже Мелисса тут никогда не бывала. В этом большом белом бунгало прошло его детство. Может, поэтому он, сам того не сознавая, не превратил его в любовное гнездышко. Как бы там ни было, но сейчас Риф лежал рядом с обнаженной Элизабет и тихо радовался, что ни одна другая женщина не ступала в этот дом.

Они не опустили жалюзи, но перед окнами росла густая виноградная лоза, рассеивающая солнечный свет. На стене солнце рисовало сложные переплетения листьев и ветвей, тени мерно колыхались на гладкой поверхности.

– Не спеши, – произнес Риф, когда Элизабет повернулась к нему.

Его голос был низким и полным любви. Она крепко прижалась к нему, как бы желая слиться с любимым. Грудь Элизабет мягко коснулась его груди. – Сейчас, дорогая, нам с тобой спешить некуда.

Он стал целовать Элизабет короткими, стремительными поцелуями, как бы проводя разведку и одновременно возбуждая ее. Он любовался ее прекрасным телом, заметил крошечную родинку под левой грудью и небольшой шрам на бедре.

– Ты такая красивая, – сказал он, медленно проводя рукой по шелковистой коже Элизабет и испытывая необычайное наслаждение.

– О, Риф... – протяжно выдохнула она, когда он прижался к ней всем телом. Она ласкала его волосы, больше всего ей хотелось слиться с ним в одно целое.

– Я так люблю тебя, Лиззи, я всегда буду тебя любить! – страстно произнес он и впился в ее раскрытые губы.

Она выгнулась, стараясь прижаться к нему еще крепче.

– Я тоже люблю тебя! – прошептала она.

Сверху вниз он посмотрел на Элизабет взглядом, полным неистовой страсти.

– Навсегда?

– Навсегда!

И они слились воедино, испытывая огромное наслаждение от каждого мгновения близости.

Потом они лежали, тяжело переводя дыхание, а солнечные лучи удивленно заглядывали в комнату.

Полковник Сандор положил перед собой последний отчет Рифа и с некоторой усталостью в голосе сказал:

– Если верить этому, получается, что любой фотограф или парикмахер в Юго-Восточной Азии – японский шпион.

– Мистер Мамацу, чье фотоателье неподалеку от «Рэффлз», – определенно шпион, – мрачно подтвердил Риф. – К нему приходит очень много военных, которые хотели бы отослать своим женам и возлюбленным фотографии на память. Он делает им скидку. У него отбоя нет от желающих запечатлеть себя.

Полковник Сандор встал из-за стола, подошел к окну и задумчиво уставился на зеленую подстриженную лужайку перед домом. Ему было неприятно сознавать, что его лучшим агентом оказался американец, а не англичанин. Американцев полковник терпеть не мог: слишком уж высокого о себе мнения, слишком самоуверенные. Что же касается Эллиота, полковнику постоянно казалось, что тот втайне испытывает к нему презрение.

– Пока мы перехватываем и читаем их шифровки, – сухо произнес полковник, – я не думаю, что они в состоянии причинить нам существенный вред.

Риф плотно сжал губы. Он и не предполагал, что у полковника может быть об этом иное мнение. Прошло уже немало времени с его последнего визита в Форт-Каннинг, но пятеро японцев, о шпионской деятельности которых Эллиот докладывал в своем предыдущем рапорте, по-прежнему оставались в Гонконге, как и работал на прежнем месте парикмахер из отеля «Гонконг».

– Позволю себе с вами не согласиться, – сдержанно произнес он.

Полковник Сандор неохотно оторвался от вида за окном. От яркого солнца трава казалась изумрудно-голубой. Для крикета день был как нельзя более подходящим.

– Ваше согласие или несогласие со мной и моим мнением оставьте при себе, мистер Эллиот, – стараясь не выходить из себя, произнес он, хотя и чувствовал, что его выдержка иссякает.

Глаза Рифа сверкнули недобрым огнем. Полковник Сандор казался ему типичным чиновником из Уайтхолла. Проводя политику государственных мужей, находившихся за тысячи миль отсюда и понятия не имевших о Востоке и восточном менталитете, полковник демонстрировал такое же чудовищное непонимание проблемы.

– С вашего позволения, полковник, – продолжал Эллиот, – я должен сказать, что такое благодушие недопустимо в нынешних условиях. Я проехал Малайю вдоль и поперек, я знаю эту страну как свои пять пальцев. Мнение Уайтхолла, что этой стране нечего опасаться японского вторжения, несколько поверхностно.

Полковник взял в руки трость и ткнул ею в висевшую на стене карту:

– Горный хребет высотой в семь тысяч футов пересекает всю страну. Четыре пятых ее территории покрыты непроходимыми тропическими джунглями. Что вы на это скажете?

– Независимо от того, что полагает на сей счет военная разведка, я должен вам напомнить, что японская армия превосходно обучена и может сражаться даже в джунглях. Если они решатся высадиться на побережье, уж поверьте, их не отпугнут ни джунгли, ни густые, непроходимые леса. Они привыкли к такой местности, а британским войскам все это внове. Японцы не будут действовать в лоб, а используют обходные маневры. В результате мы и глазом не успеем моргнуть, как они будут у Джохорского пролива.

Ноздри полковника раздувались, его лицо побледнело.

– Вижу, что вы охвачены пораженческими настроениями, мистер Эллиот. Японцы должны знать, что в военном отношении мы гораздо сильнее их. Им даже в голову не должна прийти мысль напасть на нас. Вера в нас самих и наши возможности – вот что сейчас самое важное. – Он спешно вернулся к столу. – А ваш рапорт относительно мистера Мамацу я отошлю по своим каналам. Всего хорошего, мистер Эллиот.

Элизабет сидела в кресле-качалке на застекленной веранде отеля, спасаясь от уличного зноя. На ее коленях лежал блокнот. Она сочиняла свое ежемесячное послание Луизе Изабель. Но сегодня письмо писалось с трудом, хотя вообще-то Элизабет сочиняла свои послания без усилий. Она перечитала написанное.

«Сингапур не так красив, как Гонконг: тут нет живописных гор и прекрасных пейзажей. Хотя сам по себе город куда более приятный, Адаму он очень понравился. Муж подружился с несколькими здешними плантаторами и добытчиками олова, которые составляют ему компанию в покер».

Слова на бумаге выглядели обыденными и тривиальными и совершенно не передавали чувств самой Элизабет. Казалось, она пыталась создать у подруги впечатление об идиллическом отпуске, чтобы принцесса, не дай Бог, не догадалась о судьбоносном повороте, который произошел в ее жизни. Элизабет отложила ручку и обернулась к окну, за которым начинался сад отеля. Посмотрела на растущий напротив щитовник. На гибискусы...

Чувственное удовольствие переполняло ее. Гибискус – и Риф, в темноте выходящий из-за поворота садовой дорожки... Их короткая бесстыдная близость. Элизабет вновь взяла авторучку.

«Хотелось бы о многом написать вам, Луиза. В моей жизни столько всего произошло...»

Она сдержала свой порыв: нельзя было писать более откровенно, потому что в противном случае она поступила бы непорядочно по отношению к Адаму.

Маленькая пташка с ярким оперением спланировала с ближайшего дерева. Без всякой связи Элизабет внезапно подумала, что, расскажи она Луизе о своем романе, та едва ли удивилась бы. Не исключено, что Луиза Изабель и ждала от нее чего-нибудь подобного, давно ждала.

«Восток сделал меня более зрелой, – написала Элизабет, чувствуя, что слова уже легче ложатся на бумагу. – Совсем недавно я была еще девочкой с телом женщины, но теперь многое переменилось. Я уже больше...»


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю