Текст книги "Западня для лорда"

Автор книги: Маргарет Макфи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

– Я так понимаю, тебе удалось выбраться из дома Линвуда до его возвращения?

Она ответила не сразу.

– Венеция? – с нажимом произнес Роберт.

– Линвуд вернулся раньше времени, – призналась она.

Воцарилось молчание.

– Мне удалось… урегулировать ситуацию, – добавила она, не желая посвящать брата в подробности.

Он кивнул.

– Он тебя подозревает?

– Не думаю.

Роберт улыбнулся:

– Я не сомневался в том, что тебе удастся это сделать.

Венеция не улыбнулась в ответ. От слов брата ей стало не по себе. Она понимала, что должна рассказать ему, но произошедшее между ней и Линвудом казалось чересчур личным. Взяв свечу, она подошла к двери и открыла ее.

– Все кончено. У него нет того, что ты ищешь, я выхожу из игры.

– Как пожелаешь. Ты отлично справилась со своей ролью, Линвуд ни о чем не догадался.

От этих слов ее с Линвудом отношения вдруг показались грязными и порочными.

– Тебе нужно уйти, пока никто не заметил, – сказала она, ведя его по коридору к двери на сцене.

– Еще довольно рано, – возразил он. – На улицах пустынно, и в театре нет никого, кроме нас.

– Мистер Кембл скоро придет и члены труппы тоже. Некоторое время нам не стоит видеться, Роберт.

– Согласен. Не стоит предавать огласке характер наших отношений.

– Это лишь навредит.

Она содрогнулась при этой мысли.

– До свидания, Венеция. И спасибо.

Она кивнула.

Заперев за ним дверь, она прислонилась к ней спиной и стала вслушиваться в его удаляющиеся шаги. Она испытывала огромное облегчение от того, что ее дела с Робертом окончены. Брат уже все решил, и никакие слова не в силах переубедить его. Все же их разговор оставил неприятный осадок. Сделав глубокий вдох, она медленно пошла по коридору к своей гримерной. Ее чувствительное лоно болезненно реагировало на каждый шаг. Френсис. Она гадала, проснулся ли он уже, заметил ли ее кровь на простыне и, самое главное, что она ему скажет, когда они снова встретятся.

У себя в гримерной она подготовила все, что может понадобиться для вечернего представления. В коридоре послышался какой-то шорох. Она нахмурилась, гадая, вернулся ли Роберт, или пришел какой-то рабочий сцены. Взяв свечу, она подошла к двери и выглянула в коридор:

– Мистер Кембл?

Тишина.

– Есть там кто-нибудь? – позвала она, но в ответ услышала лишь эхо.

В тусклом коридоре никого и ничего не было. Венеция содрогнулась и тут же обругала себя за излишнюю нервозность, еще раз порадовавшись, что ее дела с Робертом закончены.

Закончив проверять костюмы, она взяла рукопись со своим текстом и вышла на улицу через боковую дверцу, тщательно заперев за собой замок. Солнце уже взошло, церковный колокол в отдалении пробил девять раз. По главной улице ехали экипажи и телеги, раздавалось цоканье лошадиных копыт и хлопанье дверей. Жители Лондона окончательно проснулись. Плотнее закутавшись в шаль, Венеция забралась в свой экипаж, ожидающий ее на боковой аллее. Опустив глаза на страницу, попыталась повторить слова роли, но безуспешно. В ее мыслях царил Линвуд и страсть, которую они разделили ночью, поэтому она не заметила одинокую темную фигуру, вышедшую из тени здания театра и зашагавшую вдоль по улице в противоположную сторону.

Глава 13

Линвуд стоял у окна своей гостиной, глядя на улицу. Радость утра померкла для него. Он проиграл в затеянной им с Венецией игре. При мысли о том, какие надежды он возлагал на отношения, начавшиеся между ними вчера, ощущал лишь горькое разочарование. Он вступил в игру, отдавая себе отчет в том, что сильно рискует, а сделал ставку на свое сердце. И был превзойден мастером. Увлекся хорошеньким личиком и сладострастной фигуркой, позволил заманить себя в ловушку. Венеция всецело завладела его мыслями, заставив позабыть даже о том, о чем забывать не следовало. Заставила его поверить, что их чувства взаимны, а они родственные души. Но все это оказалось иллюзией, как и женщина, скрывающаяся под маской божественной мисс Фокс. Линвуд полагал, что может отличить, когда она разыгрывает роль, а когда нет. Как оказалось, заблуждался. Представление, данное ею прошлой ночью, доказало, что она действительно непревзойденная актриса, а он всего лишь легковерный дурак.

При свете дня пятна крови на простыне казались темно-красными. В воздухе до сих пор ощущался аромат духов Венеции, смешанный с запахом недавней страсти. На белой подушке остался ее длинный черный волос. Линвуду казалось, что его руки все еще гладят ее атласную кожу, уши слышат ее дыхание, а губы сливаются с ее губами. До боли стиснув зубы, он перешел в кабинет, но тут ему в глаза бросилась косо висящая на стене картина со скрытым за ней сейфом, содержимое которого больше не являлось для Венеции секретом. Она раскрыла тайны его сердца, чтобы растоптать их. «И как это она не сообщила об этом Клэндону наряду со всем остальным», – с горечью подумал он. Поправил картину, будто бы это могло стереть воспоминание о том, что к ней прикасалась Венеция, затем сосредоточил внимание на книжном шкафе. Некоторое время стоял не шевелясь, чувствуя себя еще более одиноким, уязвленным и злым, чем когда-либо прежде, что было, по сути, нелепо, принимая во внимание все произошедшее между его семьей и Ротерхемом. Затем он позвонил в колокольчик.

– Смените постель, полностью. Проветрите спальню и кабинет тоже, она здесь ждала. Избавьтесь от всякого следа пребывания здесь мисс Фокс.

На его лице не отражалось никаких эмоций, как и обычно, оно было предельно серьезным. Прихватив свою трость, Линвуд вышел из дома. Был ясный осенний день. Ему нужно было подумать о Венеции и о том, какое направление примет теперь затеянная ими игра.

– К вам приходил лорд Линвуд, мадам. Я сказал ему, что вы уехали в театр, – сообщил Альберт и с сомнением добавил: – Надеюсь, я поступил правильно, сообщив ему эту информацию. Он отчаянно желал вас увидеть, и я… – Пожилой дворецкий смущенно закашлялся.

– Он не говорил, когда вернется?

– Нет, мадам.

Весь день Венеция ожидала его визита или записки. Она напряженно вслушивалась, когда подъедет его экипаж, и раздастся стук латунного дверного молоточка, но этого все не происходило. День клонился к вечеру, и радостное предвкушение в сердце сменилось неуверенностью и дискомфортом. Даже если Линвуд не заметил крови на простыне и ни о чем не догадался, она надеялась, что он захочет увидеть ее столь же сильно, как и она его. Она заставила себя повторить роль – сегодня вечером в театре давали «Розину», – но, невзирая на восторженно-тревожное состояние перед премьерой, никак не могла избавиться от беспокойства о Линвуде.

Венеция собиралась уже отправляться в театр, когда приехал Линвуд. Она сидела у себя в гостиной, готовясь к представлению, когда дворецкий привел его к ней.

– Френсис. – Она улыбнулась, испытывая небывалое облегчение при виде его. – Вы выбрали самое неподходящее время. С минуты на минуту я должна ехать в… – Она оборвала себя на полуслове, заметив выражение его лица, и поняла, что все изменилось. – Френсис?

– Вы не были честны со мной, Венеция.

Его голос и выражение лица были столь же холодными и отстраненными, как и в вечер знакомства.

– Да, мне следовало рассказать вам, что я девственница.

– И об этом тоже, – мрачно согласился он.

Время будто остановилось, а вместе с ним ее сердце, дыхание, окружающий мир. Все будто внезапно покрылось толстым слоем льда. Она медленно повернулась к Линвуду.

– Когда я проснулся, вас уже не было, – произнес он.

– Я опасалась разоблачения, но надеялась, что увижу вас сегодня, и мы поговорим.

– А потом я заметил вашу кровь на простыне.

Сглотнув, она ничего не ответила.

– Тогда я приехал сюда, и мне сообщили, что вы в театре. Я отчаянно желал увидеть вас, убедиться, что не причинил вам боли. – Коротко рассмеявшись, он покачал головой. – И я поехал в театр, к боковой двери, как вы мне и говорили.

Венеция закрыла глаза, предугадывая, какими будут его следующие слова, готовая услышать их. На сердце вдруг легла тяжесть, будто по жилам у нее текла не кровь, а лед.

– Когда я подошел к двери вашей гримерной, услышал мужской голос, голос Роберта Клэндона.

Венеция прижала руки к вискам. «Боже, нет! Только не это!»

– Характер вашей беседы не мог не привлечь моего внимания, Венеция.

Она вздохнула, понимая, что нужно немедленно прояснить ситуацию, ибо уклониться не удастся.

– Как много вам удалось подслушать?

– Достаточно.

Поджав губы, она попыталась сглотнуть стоящий в горле комок.

Раздался стук в дверь.

– Экипаж ждет, мадам. – Альберт посмотрел сначала на Линвуда, затем на Венецию. – Прошу прощения за вмешательство. – С этими словами он поспешно ретировался.

– Кем вам доводится Клэндон, Венеция?

Она лишь покачала головой. Это был единственный вопрос, на который она не могла ему ответить, не в состоянии была раскрыть свое сердце и мрачные тайны прошлого. Тогда она все потеряет, а он возненавидит ее до конца дней, если это уже не произошло.

– Никем.

– Никем, – чуть слышно повторил он.

В его черных глазах сверкал угрожающий огонь, на лице появилось рассерженное опасное выражение, но от этого оно не стало менее прекрасным. Ничто в нем сейчас не напоминало о мягкости и нежности прошлой ночи.

– Он всего лишь мужчина, с которым вы состоите в сговоре. Я полагал, возможно, он ваш любовник, но прошлая ночь показала, что в этом я заблуждался. Так что за отношения вас связывают? Денежные?

– Так вы знали? – поразилась Венеция.

– Разумеется, знал. Мне все известно с самого начала. Все ваши расспросы о Ротерхеме. – В его глазах полыхало черное пламя гнева, но выражение лица оставалось непроницаемым. – Клэндон полагает, что я убил его отца, и подослал вас заманить меня в ловушку.

Она отвела взгляд, зная, что бессмысленно отрицать очевидное.

– В таком случае зачем вы вступили в эту игру?

– По той же причине, что и вы, Венеция.

Она смотрела на него, такого непроницаемо-недосягаемого, и чувствовала, что ее сердце вот-вот разорвется от боли.

– А прошлая ночь?

– Всего лишь логическое завершение.

Его слова полоснули ее, точно кинжал. Она отвесила ему звонкую оплеуху.

Линвуд даже не поморщился. Стоял перед ней молчаливый и неколебимый как скала. В его черных опасных глазах она могла без труда прочесть обвинения еще более худшие, чем те, что были высказаны вслух.

Окружающий воздух, казалось, потрескивал от напряжения.

– Клэндон прав, вы очень хорошая актриса, Венеция. Стоило сыграть в вашу игру, чтобы уложить вас в постель и получить то, что не сумели все прочие мужчины Лондона.

– Убирайтесь прочь! – вскричала она.

Их взгляды на мгновение встретились, затем Линвуд поклонился ей и вышел.

Часы пробили семь, но Венеция не трогалась с места. «Розина» и театр были забыты. Она вслушивалась в его удаляющиеся шаги, в стук закрываемой двери, по щекам текли слезы. Прижав руки к глазам, она отчаянно разрыдалась, впервые с тех пор, когда была ребенком.

* * *

От Линвуда веяло арктическим холодом и яростью, когда он покинул особняк Венеции Фокс. Он всячески пестовал эти чувства, потому что знал, с чем в конечном итоге останется. С зияющей раной в сердце. Он шел по мостовой, чеканя шаг, и морозный воздух холодил ему лицо.

Он шел не оглядываясь, снова и снова повторяя себе, кем на самом деле является Венеция. Он отдалялся от ее дома и от нее, но, сколь бы велико ни было проложенное между ними расстояние, он не мог сбежать от того, что лежало у него на сердце. Линвуд проходил мимо женщин, опасливо на него косящихся, и мужчин, притворяющихся, что не замечают его вовсе. Он проделал уже половину пути, когда обнаружил, что забыл трость у Венеции. Прежде он никогда ее нигде не оставлял. Он хотел было продолжить путь, а за тростью отправить лакея, так как не имел ни малейшего желания снова встречаться с Венецией, но понимал, что так поступать нельзя. Трость являлась символом ордена Волка. Он поклялся оберегать ее ценой жизни и никогда не оставлять без присмотра. Будучи человеком, относящимся со всей серьезностью к принесенным клятвам, он развернулся и пошел назад.

Линвуд почувствовал запах дыма еще до того, как оказался на Кинг-стрит, но не придал этому значения; лишь повернув за угол, увидел царящую вокруг суету. На мгновение его сердце перестало биться, а желудок камнем упал вниз. Из дома Венеции выбегали люди, в полукруглом окне гостиной виднелись языки пламени. Линвуд бросился бежать.

Все происходило слишком быстро. Зазвенело битое стекло, огонь разгорался сильнее. К тому времени, когда Линвуд достиг особняка, из окна повалил густой черный дым, поднимающийся в ночное небо. Собравшиеся перед домом слуги и горничные с запачканными сажей лицами с ужасом взирали на происходящее. Все плакали. Из соседних домов выскакивали соседи в халатах и тапочках. Кто-то плескал водой из ведра на беснующийся океан пламени. Наконец Линвуд заметил Альберта. Венеции нигде не было видно.

– Венеция! – вскричал он, но ответа не получил.

Он пробрался к Альберту через царящий вокруг хаос и заметил, что старый дворецкий держит в руках его трость.

– Слава богу, вы вернулись, милорд. Она все еще внутри! – сказал Альберт, возвращая ему трость.

Линвуд наспех пробормотал слова благодарности, выхватил из кармана носовой платок и, обмакнув его в ведро с водой, прижал к лицу. Передняя дверь была распахнута настежь. Он вошел в холл, наполовину охваченный пламенем.

Деревянная балюстрада загорелась, когда он поднимался по ступеням. Из-за густого едкого дыма, разъедающего глаза, он едва видел, что творится вокруг.

– Венеция! – звал он, пытаясь перекричать ревущее пламя. – Венеция!

Наконец он заметил ее, бледное видение с белым, точно мел, лицом и черными как ночь волосами. Ее изумрудно-зеленое платье было хорошо заметно среди оранжевых языков пламени. Она кашляла.

Едва Линвуд поднялся на второй этаж, как ступени за его спиной обвалились. Схватив Венецию и прижав к себе, он втолкнул ее в спальню и закрыл за собой дверь, обеспечив им несколько драгоценных минут.

В ее глазах отражались страх и шок. Линвуд понял, что готов на все, лишь бы только стереть это выражение с ее лица.

– Лестница сгорела, – сообщил он.

– Другого пути нет, Френсис. Мы в ловушке.

Он посмотрел на окно. Проследив за его взглядом, она сказала:

– Мы на втором этаже. Прыгать отсюда слишком высоко.

– В таком случае нужно смягчить падение.

Он поднял скользящую оконную раму, впустив в комнату поток холодного воздуха с улицы. Огонь за дверью взревел еще яростнее. Высвободив из своей трости клинок, Линвуд обрезал веревку, приводящую в действие подъемник окна. Оно тут же захлопнулось, и в комнате стало невыносимо жарко. Спрятав клинок обратно в трость, он сделал на конце веревки петлю и обмотал ее вокруг металлической защелки окна. Дым сгущался, дышать становилось все тяжелее. Орудуя серебряным набалдашником, он выбил стекло и избавился от наиболее острых осколков. Затем выбросил веревку в окно и вскарабкался на подоконник. Крепко удерживая веревку в одной руке, вторую протянул Венеции, но она не двинулась с места.

– Веревка недостаточно длинная! – вскричала она.

– У нас нет иного выхода, Венеция. Придется довериться мне.

Она нерешительно оглянулась через плечо на пробивающееся из-за двери пламя, затем снова посмотрела на Линвуда.

– Пожалуйста, Венеция, – произнес он, беря ее за руку и заставляя вскарабкаться на подоконник. – Смотри на меня, и только на меня.

Она взглянула ему в глаза.

– Держись за меня крепче. Обхвати руками за шею, а ногами за талию.

Она прижалась к нему так, как он сказал, и они заскользили вдоль стены вниз. Веревка не доходила до земли футов двенадцать, и Линвуд прыгнул, по возможности стараясь смягчить удар Венеции.

Уже прибывшая пожарная команда передавала по цепочке ведра с водой, стараясь взять пламя под контроль. Подхватив Венецию на руки, Линвуд понес ее прочь от горящего дома. Когда они оказались на безопасном расстоянии, положил ее на землю и встал перед ней на колени. Ее лицо было испачкано сажей, волосы пребывали в полном беспорядке, шелковое платье погублено. Она взирала на него, до сих пор ощущая, как они, тесно прижавшись друг к другу, спускаются по веревке из горящего дома.

Она посмотрела на его руки. Перчатки оказались прорезанными, ладони кровоточили. Когда их взгляды снова встретились, в ее глазах стояли слезы.

– Слава богу, Венеция! – вскричала прибывшая Элис Суитли, опускаясь на колени рядом с подругой. Рейзби остановился чуть поодаль. – Мы заметили пламя из окна спальни. Рейзби сказал, что горит твой дом. Мне оставалось только молиться, чтобы не случилось худшего. – Элис обняла Венецию. – Хвала небесам, ты в порядке.

– Все нормально? – спросил Рейзби у Линвуда, оглядывая его с головы до ног.

Тот лишь кратко кивнул. Элис продолжала хлопотать над Венецией.

– Не беспокойся, все будет хорошо. Ты ведь не станешь возражать, если она поживет у меня, не так ли? – обратилась она к Рейзби. – Можешь отнести ее?

– Элис. – Рейзби пытался оттащить ее от Венеции.

Но Линвуд уже поднялся на ноги, подхватив свою трость.

– Позаботьтесь о ней, – сказал он и, развернувшись, зашагал прочь, скоро растворившись в ночи.

На следующий день Венеция и Элис сидели за завтраком в столовой в доме Элис, когда раздался стук дверного молотка.

– Неужели репортеры уже узнали, где ты находишься? – нахмурилась Элис.

Венеция со вздохом плотнее запахнула халат.

– Рано или поздно они все равно бы меня нашли.

– Гестон избавится от них. Как здорово держать дворецкого для такого рода дел, ты не считаешь?

Венеция улыбнулась подруге.

– Ваши отношения с Рейзби развиваются.

– Да, – кивнула Элис. – Я счастлива.

– Искренне за тебя рада, Элис.

Они улыбнулись друг другу.

– Но довольно обо мне. После того, что случилось, нам нужно подумать о…

Тут раздался стук в дверь, на пороге появился дворецкий Элис.

– Некто мистер Клэндон желает видеть мисс Фокс.

Венецией овладела паника.

– Так отошлите его прочь. Мисс Фокс сегодня никого не принимает.

– Джентльмен очень настаивает, мадам. Говорит, что никуда не уйдет, пока не увидит мисс Фокс.

– Позовите лакеев и выгоните его.

– Нет, – поспешно отозвалась Венеция. – Я приму его.

Элис удивленно посмотрела на подругу:

– Ты уверена?

– Да.

– В таком случае проводите его в гостиную, Гестон, – распорядилась Элис. – Хочешь, чтобы я пошла с тобой? – спросила она у Венеции.

– В этом нет нужды. С мистером Клэндоном я разберусь сама. – Заметив выражение лица Элис, добавила: – Он мой… давний друг.

– Вот как, – ответила та, и Венеция тут же поняла, о чем она подумала. – А я и не догадалась.

Венеция почувствовала, как к щекам приливает жар. Ей ненавистны весь этот маскарад и необходимость лгать, но она не могла открыть подруге правду.

Стремление поскорее выпроводить брата было столь велико, что она даже не стала утруждать себя переодеванием.

Когда Венеция пошла в гостиную, поспешно закрыв за собой дверь, Роберт стоял у дивана. Его лицо было бледно.

– Я пришел сразу, как только услышал новости. – Он приблизился к ней, внимательно всматриваясь в ее лицо. – Хотел убедиться, что с тобой все в порядке.

– Не следовало тебе сюда являться, Роберт. Риск слишком велик.

– А ты ожидала, что я буду сидеть дома и грызть ногти, гадая, в каком состоянии находится моя собственная сестра? Не ранена ли, не при смерти ли? Черт побери! Я проходил мимо твоего дома и видел, сколь немного от него осталось. Невозможно описать словами то, что я почувствовал при виде этих тлеющих руин. Если бы только знала…

Он отвернулся, не в силах справиться с собственными эмоциями.

– Прости меня, Роберт, я не подумала об этом.

О Роберте она вообще напрочь забыла. Он с тревогой посмотрел на нее:

– Ты не ранена?

Венеция покачала головой:

– Нет, я в порядке.

– Хвала небесам. – С шумом выдохнув, он закрыл глаза и прижал пальцы к вискам. Его руки подрагивали. – Какого черта ты вообще делала дома, Венеция? Ты же должна была быть в театре.

Она колебалась, не зная, говорить ли ему правду, и решила, что все же должна.

– Линвуд приходил ко мне.

– Линвуд? – повторил Роберт, явно шокированный этой новостью.

Венеция кивнула.

– Мы повздорили, он знает правду, Роберт. Ему все известно с самого начала. – Даже когда он занимался с ней любовью.

– Обо мне?

– О том, что мы с тобой затеяли, о сборе информации, соблазнении, ловушке. Ему лишь неизвестно, что ты мой брат. По его мнению, ты меня просто нанял.

– Он знает? – Роберт удивленно поднял брови. – Неудивительно, что ты не нашла пистолета. – Он стал вышагивать по комнате, затем снова повернулся к Венеции. – Был ли он в доме, когда начался пожар?

Она покачала головой:

– Он ушел незадолго до этого.

– Боже мой, – прошептал Роберт, у Венеции кровь застыла в жилах. – Он ведь уже проделывал такое раньше. Он сам тебе признался. Он застукал тебя, когда ты обыскивала его кабинет, а потом спорила со мной. Он точно знал, что ты подослана соблазнить его и заманить в ловушку.

Он многозначительно посмотрел на нее. Ход его мыслей был вполне ясен.

– Нет! Все совсем не так!

– А как?

Она лишь покачала головой, понимая, что не следует разглашать произошедшее между ней и Линвудом, так как и сама не до конца это понимала.

– Он не причинил бы мне зло. Он спас меня из горящего дома, рискуя своей жизнью. Зачем бы ему было так поступать, если бы именно он учинил поджог?

– Возможно, кто-то его видел. Или решил, что это выглядит подозрительно. Или просто вознамерился поиграть в героя. Не знаю, Венеция. – Закрыв глаза, он снова потер лоб, разговаривая скорее с самим собой, чем с сестрой. – Я и не предполагал, что все может так обернуться. – Он посмотрел на Венецию. – Хочешь ты этого или нет, придется пойти в полицию, сообщить о пожаре в доме нашего отца… и в твоем собственном ложе.

Сердце Венеции бешено заколотилось.

– Нет!

– Да, – настаивал Роберт. – Он же хотел убить тебя! А ты что собралась делать? Сидеть и ждать, пока он попытается сделать это снова? Все зашло слишком далеко и должно прекратиться немедленно. Из-за этого ублюдка я потерял отца, не хочу лишиться еще и тебя. – Помолчав немного, он добавил: – Либо ты идешь в полицию, либо это сделаю я.

– Ты не посмеешь! – вскричала она.

– Еще как посмею.

– Если ты это сделаешь, все выплывет наружу. Обо мне, о тебе, о Ротерхеме и… о моей матери. Все, что я так тщательно скрывала.

– Если такова цена спасения твоей жизни, я готов ее уплатить.

– Но я буду погублена!

– Едва ли. Линвуд убил Ротерхема, я не стану стоять в стороне и ждать, когда он убьет тебя. Или ты сегодня же идешь в полицию, Венеция, или завтра это сделаю я. – Он посмотрел на нее. – Знаю, что тебе это не по душе, но так будет лучше.

В его глазах она прочла упрямую решимость, которая была ей очень хорошо знакома. Кивнув на прощание, Роберт вышел из комнаты.