Текст книги "Западня для лорда"
Автор книги: Маргарет Макфи
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)
Глава 16
Церковный колокол пробил восемь раз. Это означало, что божественная мисс Фокс сейчас на сцене исполняет очередную роль, а весь Лондон внимает, затаив дыхание. Линвуд ощутил на языке горький вкус предательства, но, даже получи он второй шанс, не стал бы ничего менять. Такой исход казался неизбежным с момента их первой встречи на балконе зеленой комнаты. Он не смог бы отказаться от этой женщины, потому что она являлась второй половинкой его души.
Пламя свечи задергалось от сильного потока воздуха. За дверью камеры послышался шум, громкие мужские голоса, свист, улюлюканье. Затем воцарилась тишина. В замке повернулся ключ, и Линвуд ощутил аромат духов Венеции. Он поднял глаза. Она стояла перед ним, одетая в костюм Розины.
Охранники как зачарованные не сводили с нее глаз, и он не мог их в этом винить. При виде Венеции многие мужчины теряли способность рассуждать здраво. Ее бледная кожа являла разительный контраст черному атласу волос и красному платью, в которое она была одета. Очень рискованный наряд. Тесный корсаж плотно охватывал тело, дразня видимым в вырезе декольте кусочком нижней сорочки и пышными округлостями грудей. Озаренная сиянием свечи, она являла собой воплощение мужских эротических фантазий. Линвуд вспомнил, как держал ее в своих объятиях, наслаждаясь гладкостью кожи, как их тела сливались воедино и она шептала его имя, достигая наивысшей точки наслаждения. Ему пришлось призвать на помощь самообладание, чтобы не выказать никакой реакции.
– Лорд Линвуд, – произнесла она, тщетно пытаясь скрыть за официальным обращением тот факт, что она слегка запыхалась.
Стояла перед ним, внешне спокойная и невозмутимая, как и всегда, хотя в действительности это было совсем не так. Линвуд читал это в ее глазах, угадывал по тому, как быстро вздымается и опускается ее грудь, чувствовал в воздухе.
– Мисс Фокс.
Их взгляды встретились. Линвуд не хотел произносить ее имя в тесном пространстве камеры. Он посмотрел на стражников, они тут же попятились к двери и исчезли, оставив его наедине с Венецией, заперев за собой дверь.
Он не шевелился.
Она тоже.
– Разве вам не нужно сейчас быть на сцене Королевского театра?
Она покачала головой:
– Уже нет.
– Зачем вы здесь, Венеция?
– Мне нужно кое о чем вас спросить.
– И вы думаете, я отвечу вам?
– Да.
Подойдя к нему совсем близко, она смело посмотрела ему в глаза. Его сердце забилось в три раза быстрее обычного.
– Это вы устроили пожар в моем доме?
– И вы еще спрашиваете, Венеция, – пробормотал он, содрогаясь от холодящих душу воспоминаний. Он горько усмехнулся. На шаг сократив расстояние между ними, он в упор посмотрел на нее и твердо произнес: – Нет, то был не я.
Ни один из них не отводил глаз, продлевая взаимную пытку. Линвуд видел, как пульсирует жилка у нее на шее, какой решимостью полны ее глаза.
– Вы убили Ротерхема?
Линвуд непроизвольно сжал челюсти.
– Эту тему я обсуждать не готов.
– Отчего же нет?
– На то есть причины.
В углу камеры промелькнула маленькая тень. С потолка медленно и ритмично капала вода.
– Какие же?
– И это тоже не подлежит обсуждению.
– Вы этого не делали, Френсис, не так ли?
Он вскинул бровь:
– Вы задаете один и тот же вопрос, лишь сформулированный иначе. Ответ на него будет прежним.
– В таком случае я перефразирую: я знаю, что вы этого не совершали.
– Опасные слова из уст главной свидетельницы обвинения, Венеция.
В ее глазах отразились вина и печаль, она тут же потупилась. Справившись с эмоциями, снова посмотрела на него:
– Мы связаны клятвой честности, Френсис. Она сопровождала нас на протяжении всей нашей игры.
– Выуживание правды из другого в обмен на собственные откровения.
– Да, – негромко отозвалась она.
Их взгляды встретились, выдавая подавляемые чувства, которые они до сих пор испытывали друг к другу.
– Вы ничего не сказали в ответ на обвинение в убийстве, потому что, признавшись в его совершении, солгали бы.
– А быть может, я промолчал потому, что ложью явилось бы отрицание?
– Вас повесят, Френсис.
– Вероятнее всего, да.
– Своим молчанием вы лишь убеждаете всех в собственной виновности в преступлении, которого не совершали.
– И какой здравомыслящий человек станет так поступать?
Он поспешно отвернулся, опасаясь, что Венеция может о чем-то догадаться.
– Никакой, если только он не защищает кого-то.
При этих словах Линвуда сковал ледяной холод.
– Вы как-то сказали мне, что Ротерхем причинил боль близкому вам человеку.
Линвуд все еще стоял к ней спиной, хотя понимал, что должен повернуться и защищаться. Им овладел такой ужас, что стало трудно дышать, не говоря уже о том, чтобы пошевелиться. Он стоял очень тихо, пытаясь вернуть самообладание, притвориться, что ничего особенного не происходит.
– Вот и еще одна причина стать для Ротерхема рукой возмездия.
– Или выгородить того, кто в действительности совершил убийство. До меня дошли слухи, что ваш отец с Ротерхемом были старыми приятелями, потом поссорились и перестали друг с другом разговаривать. Добрые друзья могут превратиться в злейших врагов. Гнев, копившийся годами, должен быть выпущен на свободу. А Ротерхем не из тех людей, кто легко забывает. Полагаю, всему виной та давняя ссора.
От осознания того, сколь близко Венеция подобралась к разгадке, у Линвуда кровь застыла в жилах. Он повернулся к ней:
– У вас богатое воображение, мисс Фокс. Вам стоит написать пьесу, а мистер Кембл поставит ее на сцене.
Линвуд произнес это холодно и бесстрастно, но вдруг почувствовал, как его пробил пот.
Они мерили друг друга взглядами. Всем своим видом Венеция говорила, что его слова ее не убедили. Линвуд надеялся, что она начнет протестовать. Напряженный момент никак не желал заканчиваться.
– Я не стану свидетельствовать против вас, Френсис, – сказала она со странной смесью решимости и смирения в голосе.
– Вы намерены солгать, заявив, что я ни в чем вам не признавался?
Покачав головой, она слабо улыбнулась:
– Намерена говорить правду или безмолвствовать.
Слова эхом разнеслись в тесном пространстве камеры. Слова, записанные в ее сердце. Его сердце екнуло при виде такого выражения мужества, дерзости и глубины понимания.
– Вы не можете так поступить, Венеция.
– Скоро вы убедитесь в том, что могу, Френсис.
Она посмотрела на него с вызовом.
– Если вы откажетесь говорить, вас заключат в тюрьму.
Она лишь пожала плечами, будто угроза ее совершенно не пугала.
– Вы хоть понимаете, каково это – находиться за решеткой?
Неужели она не осознает, что на кону не только ее карьера?
Венеция обвела взглядом камеру, затем снова посмотрела Линвуду в глаза:
– Да, понимаю.
– Венеция, вы ничего не понимаете. Вы самая желанная женщина во всем Лондоне. Множество мужчин жаждут заполучить вас. Стражу можно подкупить, да и сами они не прочь поразвлечься. В тюрьме вы не будете в безопасности.
– Даже если так, они не смогут похитить у меня жизнь, – возразила она.
– Не пытайтесь изображать из себя продажную девку, нам обоим известно, что вы совсем не такая.
На мгновение ее маска уверенной, умудренной опытом женщины пала, явив лик маленькой беззащитной девочки. Венеция поспешно отвернулась, пытаясь совладать со своими чувствами.
– Я совершила ошибку и не стану подтверждать ее, выступив против вас в суде.
В ее словах звучало упрямство, в глазах сверкала решимость. Она крепко сжала губы.
Проведя по волосам, Линвуд отвел взгляд.
– Да поможет нам Бог, Венеция, – чуть слышно прошептал он, не в силах совладать с собой.
– Мне очень жаль, Френсис, – так же тихо отозвалась она. Ее самоконтроль изменил ей впервые с тех пор, как она вошла к нему в камеру. – Я считала вас виновным. Не желала ничего подобного и не думала, что мы… – Она прикусила губу, не закончив фразы. Когда она снова посмотрела ему в глаза, он прочел в ее взгляде чувство, которое было невозможно скрыть. – Я сделаю все возможное, чтобы спасти вас.
Развернувшись, она зашагала к двери.
– Все возможное, Венеция? – спросил он. Его сердце бешено колотилось. – Раз уж вы настроены столь решительно, есть один способ…
Венеция повернулась.
Линвуд медленно подошел, не сводя глаз с ее лица.
В ее глазах стояли слезы, голубая жилка на нежной шее пульсировала в бешеном ритме, грудь быстро вздымалась и опускалась.
Молчание становилось невыносимым.
– Жена не может свидетельствовать против мужа, – чуть слышно сказал он.
Венеция не сразу поняла, что он имеет в виду.
– Выходите за меня замуж, – хриплым голосом произнес он.
Таких слов Венеция от него никак не ожидала. Она уставилась на Линвуда широко раскрытыми глазами, хотя и была точно уверена, что слух ее не подвел. В воцарившейся напряженной тишине она отчетливо слышала биение собственного сердца. Внутри все переворачивалось, кровь так быстро бежала по жилам, что закружилась голова. Она потянулась к спинке стула, но Линвуд опередил ее, поддержав за талию крепкой рукой. Ей показалось, что от его касания ее кожа вспыхнула ярким пламенем.
Она посмотрела в его глаза, глаза мужчины, которого любила всем сердцем. При иных обстоятельствах она с радостью бы приняла его предложение, сделалась бы его супругой, родила ему детей.
– Вы говорите несерьезно, – прошептала она.
– Никогда еще не был столь серьезен.
Его глаза подтверждали правдивость намерений.
– Это невозможно, – запротестовала Венеция. – Вы наследник графского титула, а я – простая актриса.
– Мне известно, кем мы оба являемся, Венеция.
А еще он сидел в тюрьме по обвинению в убийстве, и все из-за ее слов.
В молчании она рассматривала прекрасные черты его лица, прямой нос, четко очерченные скулы и подбородок, черные глаза, пылающие страстью, способные проникнуть в самую суть ее души. Выйти замуж за сильного мужчину, которого любит она сама и который любит ее, – детская мечта. Она готова была тысячу раз принять предложение Линвуда, но только не в таких обстоятельствах.
– Вы хотите жениться на мне, чтобы спасти от тюремного заключения, – с болью в голосе произнесла она. – Не уверена, что могу позволить вам это.
Что-то вспыхнуло в глубине его глаз.
– Сделав вас своей женой, я точно смогу избежать петли.
Дыхание давалось Венеции с трудом. Линвуд все еще поддерживал ее за талию, и ей казалось, что она слышит стук его сердца. Через единственное решетчатое окошко под потолком в камеру проник солнечный лучик, смягчивший черты его лица. Она не знала, может ли доверять ему. Разум говорил одно, сердце – другое.
– Вы же сказали, что сделаете все возможное, Венеция.
Какие бы причины ни крылись за его предложением, он прав. Не сводя с него глаз, она кивнула:
– Да. Можно ли все устроить в срок?
Она понимала, что нужно отстраниться, но вовсе не его рука удерживала ее рядом.
– Мой отец дружен с архиепископом Кентерберийским. Ему не составит труда раздобыть нам священника и выписать специальный документ с нашими именами.
С ее именем на документе. Венеция закрыла глаза, осознавая всю трудность происходящего. Ее имя. Не имело значения, как далеко она сбежала, что делала, чтобы скрыться, правда о ее рождении всегда будет преследовать по пятам и дышать в спину.
Линвуд поджал губы.
– Неужели эта перспектива столь ненавистна вам?
Венеция осознала, какой должна показаться ему ее реакция.
– Вы все не так поняли. Дело в том, что…
Он взирал на нее взглядом столь пронзительным, что она едва смела дышать.
– Так в чем же дело?
В его голосе прозвучала опасная нотка.
Настал момент истины. Чтобы спасти Линвуда, Венеции придется открыть ему то, что скрывала всю жизнь, кем она в действительности доводится Ротерхему. Это признание все между ними изменит. Она сделала глубокий вдох, слегка коснувшись грудью его торса. Он крепче прижал ее к себе.
– Есть кое-что, чего я не говорила вам. Френсис. Мое признание заставит вас пересмотреть предложение.
– Как много мрачных тайн, Венеция. Вылили мы вообще когда-нибудь честны друг с другом?
Всматриваясь в его черные глаза, она различала таящуюся в их глубине ранимость. Протянув руку, провела пальцами по его заросшей щетиной щеке:
– Больше, чем вы можете себе вообразить.
Она никак не могла заставить себя произнести изобличающие слова, но иного пути не было.
– Я не та, кем вы меня считаете. Кем считает меня весь Лондон.
Венеция закрыла глаза, позволив себе раствориться в чувстве близости тела Линвуда, с жадностью впитывая мельчайшие ощущения, тепло его дыхания, омывающего ей щеку, его притягательный, успокаивающий запах, крепость обнимающей руки. Стараясь навсегда запечатлеть в сердце все это, она прижалась к нему в последний раз. Его отношение к ней разительно переменится, когда он узнает правду.
– Все мы не те, кем нас считают люди, – мягко заметил он.
Открыв глаза, она посмотрела в любимое лицо. Время тянулось мучительно медленно. Наконец она принудила себя произнести:
– Когда я оказалась в Лондоне, то выбрала для себя фамилию Фокс. Это мой сценический псевдоним.
Линвуд выжидающе молчал.
С трудом сглотнув, она продолжала смотреть ему прямо в глаза, хотя очень хотела потупиться. Испытывала стыд и страх, будто снова стала маленькой девочкой, стоявшей перед Ротерхемом много лет назад.
– Мое настоящее имя – Венеция Клэндон.
Она почувствовала, как Линвуд весь подобрался от подобного признания.
– Однажды вы спросили, кем мне приходится Роберт Клэндон. Вы решили тогда, что он меня нанял. – Правда могла больно ранить его. – На самом деле он мой сводный брат. – Она с такой силой сцепила пальцы, что они побелели. – Оба мы незаконнорожденные дети герцога Ротерхема, хотя и от разных женщин. – Она посмотрела Линвуду в глаза. – Я дочь Ротерхема, Френсис.
Его молчание ранило ее сильнее, чем могло бы ранить его презрение. Лицо в свете свечи оставалось совершенно непроницаемым.
– Значит, вы были замешаны в этом наравне с Клэндоном. – Она содрогнулась от тона, каким были произнесены эти слова. – Крестоносцы, жаждущие мести.
– О мести не могло быть и речи.
– Тогда справедливости. Вы же лишились столь любящего папочки.
– Ротерхем не был любящим. Напротив, холодным, жестоким и расчетливым. Все сказанное о нем – чистая правда. Да, мы хотели добиться справедливости. Френсис, я в самом деле считала вас виновным! Что бы я ни думала о своем отце, он исполнил свой долг по отношению ко мне. Забрал меня, когда умерла мать, принимал участие в моем воспитании. В конечном итоге и я не могла отказаться исполнить свой долг перед ним. Он заслуживал этого.
Они смотрели друг на друга в молчании.
– Мне следовало бы давно догадаться. У вас его глаза – светло-серебристые, как лунный свет.
Венеция потупилась, не желая, чтобы что-то в ее внешности напоминало Линвуду о Ротерхеме. Но в ее жилах текла кровь отца, и ничто не могло этого изменить. И дело не только в кровном родстве.
– А вот с Юхэндоном у вас мало сходства.
– Роберт пошел в мать, она была экономкой Ротерхема.
– Как вам обоим повезло, – произнес он холодным, отстраненным тоном, каким обращался к остальному миру.
Они стояли так близко друг к другу, не шевелясь, Венеция ощущала жар его тела и связывающие их эмоции.
Она ничего не могла добавить, чтобы исправить ситуацию. Призрак Ротерхема повис между ними. И так будет всегда.
– Ротерхем открыто признал Клэндона своим сыном. Зачем было делать секрет из того, что вы его дочь, Венеция?
– Он признал бы и меня тоже, но я этого не хотела.
– Если бы стало известно, что вы дочь герцога, пусть и незаконнорожденная, вам было бы гораздо проще жить на свете.
Это правда. Венеция добилась всего, что имела, именно благодаря вмешательству и покровительству отца. Но она не могла заставить себя рассказать Линвуду остального, достаточно признания в том, что она дочь Ротерхема.
– Дело не в том, что он мой отец.
– В чем же тогда?
Она пожала плечами, будто ответ не имел большого значения, хотя в действительности именно это обстоятельство определило всю ее дальнейшую жизнь.
От него она денно и нощно пыталась сбежать. Венеция перевела разговор на другую, менее опасную тему.
– Итак, теперь вам все известно.
Напряжение в тесной камере было таким осязаемым, что стало почти невозможно дышать. Венеция страшилась презрения Линвуда и ненавидела себя за то, в какую ситуацию они оба угодили.
– Да, – сдавленно произнес он. – Но это никак не повлияет на наши планы.
Венеция недоверчиво посмотрела на него:
– Вы хотите жениться на мне, даже зная, что я незаконнорожденная дочь ненавистного вам человека? Человека, причинившего боль кому-то из близких вам людей, – вы ведь готовы умереть, защищая их?
Венеция не могла поверить в реальность происходящего.
– О дне бракосочетания я сообщу дополнительно, – заявил он.
Выражение его лица было непроницаемым, в глазах сверкала ярость.
Стать женой мужчины, которого она любит, но который ненавидит ее? До конца дней испытывать на себе его презрение? Венеция хотела было согласиться на тюремное заключение. Она потупилась, испытывая невероятную боль в сердце. Но дело не в ней. Она должна спасти Линвуда от петли, которую сама же накинула ему на шею.
– Будьте готовы, Венеция.
Она кивнула. Наконец он отвел глаза. От осознания того, что она еще раз предала невиновного человека, ее затопило чувство вины. Нужно было слушать свое сердце, которое всегда все знало. Поспешно развернувшись, Венеция забарабанила в дверь, призывая тюремщика. Не в силах совладать с собой, заплакала.
Когда дверь открылась, она выскочила из камеры, ни разу не оглянувшись, зашагала прочь от мужчины, которого любила и за которого выйдет замуж. Мужчины, которому сама подписала приговор.
Глава 17
Вопреки ожиданиям, Венеция не получила от Линвуда вестей ни на следующий день, ни потом. Приближалась дата суда, и она стала подозревать, что либо он передумал на ней жениться, либо случилось что-то ужасное. Она хотела снова пойти к Линвуду в тюрьму, повидаться с ним, узнать, что происходит, все что угодно, только не неизвестность, домыслы, страхи, но гордость не позволяла ей это сделать. Тогда она решила придерживаться изначального плана – не выступать свидетелем в суде. Она не представляла, что ждет ее в тюрьме, но понимала: будучи единственным барьером между Линвудом и петлей, сможет исправить зло, причиненное ему, отказавшись говорить. Ее дни превратились в один сплошной кошмар.
Письмо прибыло за два дня до суда. Под пристальным взглядом Элис она спрятала его в карман и открыла, лишь уединившись у себя в спальне. Трясущимися руками сломала печать и развернула толстый лист гербовой бумаги Линвуда.
Послание было очень кратким: «Завтра в одиннадцатом часу. Л.».
Венеция испытала огромный прилив облегчения, но ненадолго. Завтра. При мысли о том, что готовит ей завтрашний день, у нее тревожно сжалось сердце.
Раздался стук в дверь.
– Венеция? – обеспокоенно позвала Элис.
– Лучше присядь, Элис. Мне нужно тебе кое-что рассказать.
На следующее утро экипаж Рейзби без опознавательных знаков вез Венецию и Элис в Ньюгейт. Хотя ночью Венеция не сомкнула глаз, сейчас, направляясь на собственную свадьбу, чувствовала себя очень спокойно. На ней было простое дневное платье цвета зеленой листвы, поверх которого был надет темный плащ. Ее волосы были убраны в классическом строгом стиле. Единственным ее украшением были жемчужные сережки. Едва ли такой наряд можно было назвать подходящим для новобрачной, но она не хотела ничем выдать себя перед теми, кто мог наблюдать за происходящим. Не осмеливалась ставить под угрозу успешность проведения церемонии.
Бросив взгляд на Рейзби, Элис склонилась к ней и прошептала:
– Еще не поздно передумать, Венеция.
Рейзби догадался, что Элис пытается отговорить ее от замужества, но ничего не сказал. От его привычного веселого расположения духа не осталось и следа, он выглядел почти таким же холодным и серьезным, как Линвуд. А уж в серьезности намерений Линвуда сомневаться не приходилось.
Сглотнув, Венеция тщательно разгладила складку на бежевой перчатке из кожи козленка. Это было совершенно излишним, принимая во внимание размах того, что они затеяли. Но на кону стояла жизнь Линвуда, поэтому Венеция не позволяла себе думать о том, что случится, если им не удастся осуществить план… или, наоборот, удастся. Она просто сосредоточилась на том, что должна сделать. Даже сейчас она продолжала играть роль хладнокровной, невозмутимой мисс Фокс, хотя Рейзби и Элис знали правду и про ее настоящее имя, и про истинные чувства.
– Ты знаешь, я не собираюсь менять решение.
Со вчерашнего дня они только и делали, что спорили об этом.
В голове Венеции снова и снова звучали вопросы подруги: «Что, если ты заблуждаешься? Все доказательства указывают на него. Что, если он пустил пулю в висок твоего отца?»
Но ее вера в Линвуда оставалась неколебимой. «Нет, Элис, он этого не делал». Такой ответ шел вразрез с логикой и уликами, но ее сердце считало его единственно правильным.
Даже если она заблуждалась, это уже не имело значения. Она не могла допустить, чтобы его повесили.
Когда они прибыли, Линвуд находился в камере один, чисто выбритый и безукоризненно одетый. Одного взгляда на него было достаточно, чтобы напомнить Венеции, сколь он восхитительно красив и привлекателен и как сильно она его любит. При виде его у нее перехватило дыхание, а сердце на мгновение перестало биться в груди.
– Мисс Фокс, – поприветствовал он ее официальным тоном, будто они не собирались жениться. – Мисс Элис. – Он кивнул другу. – Рейзби.
Их глаза снова встретились, и она прочла страсть, таящуюся в его взгляде. Он мог сколь угодно долго скрывать свои истинные чувства от целого мира, но только не от нее. Каждой клеточкой тела она ощущала его присутствие и свою связь с ним. Они поженятся для того лишь, чтобы спасти его, и ни для чего больше. Да и как может быть иначе после всего, что произошло, после того, как он узнал, кем она в действительности является? Предательство и обман всегда будут стоять между ними, затмевая любовь и желание.
Дверь камеры открылась, вошел граф Мисборн в сопровождении высокого, тощего человека в мантии священника, сжимавшего в руках маленькую потрепанную книжечку. Только тогда Венеция, наконец, осознала реальность происходящего.
По виду священник был старше графа и явно нервничал, что неудивительно, учитывая, как власти могут истолковать этот брак. Венеции стало интересно, не заставили ли его силой прийти сюда. Одного взгляда на Мисборна было достаточно, чтобы понять: немного найдется людей, способных ему перечить.
Длинные костлявые пальцы священника раскрыли страницу в книге, отмеченную красной ленточкой. Он посмотрел на Венецию, но она не сумела понять, что таится в его взгляде – любопытство, порицание, сожаление. Она не стала отводить глаза, отказываясь чувствовать себя пристыженной или запуганной. Она взирала на него со своей легендарной дерзкой самоуверенностью. Священник сам отвел глаза, притворившись, что ищет нужное место на странице. Высоко вздернув голову, Венеция встала слева от Линвуда. Они не обменялись больше ни единым взглядом.
– Приступайте, – скомандовал он.
Священник начал произносить слова, которые свяжут их воедино перед Богом и людьми. Слова, которые нельзя обратить. Они спасут Линвуда от презренной участи, на которую его обрекла Венеция.
Сдержанно и невозмутимо она дала ответ, изо всех сил пытаясь скрыть бушующий в душе ураган чувств. Лишь когда Линвуд взял ее за руку и надел на палец кольцо, самообладание изменило ей. Его рука показалась ей очень теплой, в отличие от собственной, леденяще-холодной, а прикосновение легким, но собственническим. Венеция не осмеливалась посмотреть ему в лицо, опасаясь, что его глаза похитят остатки ее самообладания.
Голос священника зазвучал снова, но она не улавливала смысла слов. Для нее значение имели лишь пальцы Линвуда, коснувшиеся ее подбородка, повернувшие ее лицо к себе. Он склонился к ней и поцеловал с такой страстью, как если бы они были наедине, и Рейзби, Элис, Мисборн и священник не стояли рядом. Он целовал ее так, будто она не была дочерью Ротерхема и не предавала его. Венеция отвечала, будто и в самом деле являлась распущеннейшей из шлюх, каковой считали ее в свете. Наконец он прервал поцелуй, и она отступила на шаг, проложив между ними некое расстояние.
– Церемония окончена, – объявил священник.
– Слава богу, – с облегчением ответил Мисборн.
– Поздравляю, старина, – произнес Рейзби с напускной веселостью, пожимая Линвуду руку. Однако взгляды, которыми они при этом обменялись, были предельно серьезными.
Элис обняла и расцеловала Венецию, но не смогла выдавить из себя ни слова.
Никто не пожелал им счастья. Никто не думал, что при данных обстоятельствах это вообще возможно. Каким бы глупым это ни казалось, Венеции вдруг захотелось плакать.
– А теперь нужно отвезти тебя домой, – объявила Элис, беря Венецию под руку.
Она не подняла глаз на Линвуда из опасения, что разрыдается. Накинув на плечи плащ, последовала за подругой к двери. Священник шел за ними по пятам.
– Венеция. – Оклик Линвуда заставил ее замереть на месте.
По ее телу прошла дрожь, сердце камнем упало вниз. Она догадалась, что он намерен ей сказать. Зажмурившись, она попыталась собраться с мыслями, но тщетно. У нее участился пульс, сердце молотом ударяло в груди.
– Если брак не консумирован [10]10
То есть брак заключен, но супружеских отношений нет.
[Закрыть], его можно аннулировать.
– Вы же не ожидаете, что она… – возмутилась Элис, но тут же умолкла. – Только не в этом месте.
– Наши оппоненты будут хвататься за любую возможность признать этот брак недействительным, – произнес Мисборн.
В камере воцарилось молчание. Венеция почувствовала, как на руку ей легли пальцы Элис.
– Тебе вовсе не нужно этого делать, Венеция.
– Линвуд прав. Я хочу все сделать правильно.
Мысль о том, что должно случиться после бракосочетания, самая очевидная мысль, вообще не приходила ей в голову, несмотря на то что она всю жизнь вращалась в полусвете и считалась самой распущенной женщиной чуть ли не во всей Англии. Несмотря на текущую в ее жилах кровь матери. Венеция улыбнулась горькой иронии ситуации.
На лице Элис появилось сочувственное выражение. Венеция посмотрела на Рейзби.
– Рейзби отвезет тебя домой, Элис.
– С удовольствием, – отозвался он, глядя на Венецию с пониманием и уважением. Он был способен на гораздо более глубокие чувства, чем хотел показать.
Венеция наблюдала за тем, как все уходят. Дверь захлопнулась, в замке повернулся ключ, в камере воцарилась тишина, но даже тогда Венеция не повернулась к Линвуду.
Он не произносил ни звука, но ей казалось, что его дыхание стало ее дыханием, его кровь – ее кровью, его сердцебиение – ее сердцебиением.
– Мы не можем ждать наступления ночи, Венеция. – Его слова прозвучали неторопливо, холодно и цинично, однако она различила в них нечто большее. – Весть о нашем бракосочетании распространится быстро, поэтому нужно целесообразно использовать то немногое время, что имеется в нашем распоряжении до прибытия законников.
Он говорил так, будто предполагал завершение какого-то официального дела, а не исполнение священного акта любви между супругами.
– Да, я понимаю.
Венеция так и не смогла заставить себя посмотреть ему в лицо. Действуя спокойно и методично, стала расстегивать перламутровые пуговицы на платье. Те, до которых ей было трудно дотянуться, расстегнул за нее Линвуд и тут же отступил на шаг. Венеция сняла платье, оставшись в тонкой нижней юбке, льнущей к ногам.
При виде ее Линвуд резко вздохнул, но она не подала виду, что это заметила. Развязав ленты, она сняла юбку и переступила через бесформенную груду одежды у своих ног. Подняв руки, стала вытаскивать из волос шпильки. Ее молочно-белая кожа являла разительный контраст с черными волосами, частично скрывающими полные груди с розовыми и уже затвердевшими сосками.
Линвуд не мог отвести глаз от ее роскошного тела, округлостей груди, тонкой талии, мягкого живота и крутых бедер. Мужское естество тут же отреагировало, несмотря на ситуацию, в которой они пребывали, несмотря на жесткий самоконтроль, которому он привык подвергать свои чувства и желания, несмотря на то, что стражники наверняка подслушивают под дверью.
Решетка на двери поднялась, и в камеру просунулось лицо охранника.
Венеция не обратила на это никакого внимания, оставшись на прежнем месте с высоко поднятой головой и не стесняясь собственной наготы. На ней остались лишь чулки и белые шелковые туфельки.
Линвуд, напротив, отреагировал мгновенно. Ринулся вперед и заслонил ее своим телом, скрыв от похотливого взгляда стражника то, что мечтал лицезреть каждый мужчина в Лондоне. Вынув из кармана пачку банкнотов, он показал их ему.
– Решетка должна оставаться закрытой до конца этого дня и на протяжении всей ночи.
Жадные глазки стражника впились в деньги.
– Утром вы получите еще столько же, если моя просьба будет неукоснительно исполнена, – холодно произнес Линвуд.
Охранник облизнул тонкие губы. Соблазн слишком велик, но он все же колебался, безуспешно пытаясь рассмотреть за широкой фигурой Линвуда хоть кусочек тела Венеции.
Придвинувшись ближе к окошку, Линвуд убийственно улыбнулся. Охранник побледнел. Понизив голос, Линвуд произнес, глядя ему прямо в глаза:
– Эта леди – моя жена, а я осужден за убийство герцога, ни больше ни меньше. Тем не менее меня освободят. Уверен, вы понимаете, как я обойдусь с любым человеком, который увидит мою жену обнаженной. Думаете, меня что-то сможет остановить?
Охранник нервно сглотнул.
– Я лично прослежу, чтобы решетка оставалась закрытой, милорд. Поздравляю с женитьбой.
– Я рад, что мы поняли друг друга.
Линвуд просунул деньги в окошко. Грубая рука с той стороны поспешно их схватила.
Линвуд развернулся, и его глазам предстало зрелище, которое столь отчаянно стремился увидеть стражник: спина и ягодицы обнаженной Венеции. Дневной свет целовал ее тело, делая его еще более восхитительным и манящим. Она стояла не шевелясь, будто вырезанная из мрамора статуя Венеры, гордая и холодная, еще не тронутая мужскими похотливыми руками. Линвуд старался не демонстрировать эмоции, теснящие ему грудь. Он женился на ней и теперь разделит с ней ложе, чтобы спасти ее и себя самого. О большем он не позволял себе даже думать.
Обойдя, он встал перед ней.
– Нам больше никто не помешает.
Она по-королевски кивнула, отказываясь, однако, смотреть ему в глаза.
Линвуд сорвал с себя сюртук и бросил его на стол, за которым ел и писал письма, затем развязал галстук и также отбросил прочь. За галстуком последовали жилет и рубашка, которую Линвуд поспешно стянул через голову. Сев на стул, он стал снимать сапоги, чулки и в последнюю очередь бриджи и кальсоны. Полностью обнажившись, он подошел к Венеции.
Она продолжала смотреть на что-то в углу камеры. Линвуд ждал. Наконец она посмотрела на него.
