Текст книги "Королевская постель"
Автор книги: Маргарет Барнс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)
Танзи старалась хвалить все покупки, но не могла не видеть, что на них уходили все деньги, которые она с таким трудом зарабатывала в течение всей зимы. Однажды, когда Джод закрыл ворота за последним клиентом, а мачеха наверху вертелась перед зеркалом, Танзи юркнула в маленькую комнатушку, где ее отец хранил все счета, и впервые стала внимательно изучать их.
После смерти мужа Роза держала их в менее строгом порядке, однако поскольку деньги всегда интересовали ее, она вынуждена была уделять счетам достаточно времени. Такому непосвященному человеку, как Танзи, было трудно разобраться во множестве цифр, но даже и она поняла, что на их счету не так много денег, и следовательно, не было никаких оснований тратить их так непродуманно на предметы роскоши и не очень нужные вещи. Было совершенно очевидно, что в то время, как «Золотая Корона» приносила своему владельцу большой доход, «Голубой Кабан» едва сводил концы с концами и с трудом обеспечивал своим хозяевам сносную жизнь, но не более того, несмотря на интерес, которые многие проявляли к королевской кровати.
Она отложила счета и уже собиралась отправиться спать, размышляя о том, следует ли ей высказать мачехе свое мнение обо всех ее тратах, когда неожиданно увидела на кухне свет и услышала, как кто-то торопливо открывает и закрывает шкафы, где хранилась посуда. Войдя туда, Танзи увидела полуодетую Розу, которая нетерпеливо что-то искала.
– Что вы ищете? – спросила Танзи.
– Я думала, ты давно уже в постели, – недовольным тоном ответила явно раздраженная миссис Марш. – Но уж раз ты здесь, куда, черт возьми, подевалась стамеска?
– Стамеска? – переспросила Танзи, не понимая, зачем в такое время могла понадобиться стамеска.
– Да, да, стамеска, – ответила раздраженно Роза, не вдаваясь в объяснения. – Она всегда лежала в этом ящике, вместе с другими инструментами, но какая-то ленивая неряха засунула ее, куда попало.
По крайней мере, здесь Танзи оказалась ей полезна.
– Разве вы забыли, что Джод пользовался ею, когда снимал вывеску? – спросила она. – Надо посмотреть в сарае. Я сейчас схожу.
Танзи вышла во двор. Ярко светили звезды, было пустынно и тихо, она быстро нашла стамеску в сарае, на лавке, где Джод обычно ремонтировал упряжь, и вернулась в дом. Ее мысли были настолько поглощены другими визитами в сарай и на сеновал, что она едва обратила внимание на поспешно брошенное «спасибо» в свой адрес и «этот забывчивый дурак» – в адрес Джода. Но она не могла не заметить, с какой поспешностью Роза выхватила у нее стамеску и убежала наверх, в свою новую спальню, и как она была раздосадована, что не смогла обойтись без посторонней помощи. Однако по мере того, как все новые и новые заботы, связанные с постоялым двором, сваливались Танзи на плечи, она забыла об этом эпизоде.
Казалось, что Роза большую часть времени проводит либо наверху, либо покупая и примеряя новую одежу, либо гуляя по городу.
– Не исключено, что она снова собралась замуж, – сказала как-то Танзи Друсцилла Гэмбл, наблюдая однажды утром, как Роза, одетая в новое зеленое пальто, которое ей очень шло, выходит из дома в компании жены одного из членов городской управы.
Танзи повернулась и в ужасе уставилась на Друсциллу, ибо сама мысль о возможности Розиного замужества пугала ее.
– И я не удивлюсь, если на этот раз она выберет Хью Мольпаса, – добавила миссис Гэмбл, явно завидуя и Розиному пальто, и ее компании.
– О, миссис Гэмбл, неужели вы действительно так думаете? – воскликнула Танзи.
– А почему бы и нет! Ты что, сама за него хочешь?!
– Избави Бог! Но что я буду делать с ними двумя?!
– Да, ты права. Бедное дитя! – согласилась Друсцилла, которую нельзя было назвать бессердечной.
На следующий день Танзи возилась на кухне, торопясь испечь медовые пирожные для постояльцев с детьми, и в тот момент, когда хозяйка ушла из дома, с грохотом захлопнув за собой дверь, к ней вбежала зареванная Дилли.
– Господи, Дилли, что с тобой?
– Тебе снова досталось от нее? – поинтересовалась повариха, отрывая глаза от теста, которое месила.
Танзи обняла девочку, а когда повариха слегка приспустила изношенное, убогое платье с ее худеньких плеч, стали видны красные следы побоев.
– Что ты натворила, Дилли? – спросила Танзи, прекрасно зная, какой непонятливой и упрямой может быть девчонка и сколько требуется терпения, чтобы иметь с ней дело.
– Это все из-за платьев, я не знаю, как с ними обращаться. Ей надо, чтобы я стояла рядом и помогала ей одеваться. Причесывала и надевала корсет. Говорит, что сделает из меня настоящую горничную. Как у миссис Уайстон. Но я не гожусь. Я пролила розовую воду и испортила ее выглаженные кружева своими потными пальцами. Она очень рассердилась, сказала, что я совсем дурная и мое место в Бедламе. И стала меня бить. Мисс Танзи, что такое Бедлам?
– Это такая больница. Но ты ведь очень много делаешь в доме, Дилли.
– Да, я что-то могу сделать и для вас, и для поварихи. Но я умею только мыть тарелки, кормить кур и подавать пиво. И сейчас уже пришли клиенты, а я с красными глазами, и платье в таком виде!
– Ничего. Посиди возле печки, а я пойду подам им пиво, – сказала Танзи, торопливо запихивая в печку пирожные и прося повариху присмотреть за ними. Однако прежде чем девушка дошла до дверей, она услышала нечто такое, что заставило ее остановиться.
– Она отправилась покупать шкаф.
– Кто покупает шкаф?
– Как кто? Конечно, хозяйка. Кто же еще?
– Какой такой шкаф?
– Для платьев. Чтобы они все вместе висели. И еще там есть зеркало, она так, вроде бы, говорила. Его поставят у стены в королевской комнате, где она теперь спит.
Танзи медленно вернулась к печке.
– Дилли, ты ничего не путаешь? Откуда ты это знаешь?
– Я слышала, как она разговаривала с плотником. Она позвала его наверх все измерить. Очень волновалась. Ей нужны крючки в одном месте и вешалки – в другом. – Девочка рассмеялась, наверное, боль от побоев немного утихла.
Роза Марш вернулась домой в сопровождении Хью Мольпаса: казалось, что предположения миссис Гэмбл выглядели правдоподобными. Он задержался, чтобы пропустить стаканчик, расспрашивая Розу о ее последних покупках, и Танзи даже показалось, что он рассматривал все вокруг с каким-то новым хозяйским интересом.
Отчасти потому, что не выносила его присутствия, отчасти из-за сильного волнения Танзи выскочила из дома, перебежала дорогу и поведала обо всем Уиллу Джордану.
– Она всегда была транжиркой, вы ведь это знаете. Но отец никогда не позволял ей так много тратить. Ведь она тратит больше, чем мы зарабатываем.
– Это правда. О ней судачит весь город. Никто не понимает, откуда у нее столько денег, – заметил мистер Джордан, соглашаясь с Танзи.
– Наверное, они знают, что мы не зарабатываем столько в «Кабане», – сказала Танзи. – В конце месяца придет счет от виноторговца, и если она действительно купит этот шкаф с зеркалом, нам нечем будет ему заплатить.
– Тебе не приходит в голову, что Мольпас может рассчитаться? Может быть, она потому так много тратит, что действительно собирается за него замуж? Может быть, все обстоит именно так?
– Может быть, вы и правы. Но в любом случае, я остаюсь на улице, – медленно произнесла Танзи. – Если у нас появятся долги, я лишусь дома, а если они поженятся, я просто не смогу с ними жить. Мне придется наняться к кому-нибудь.
– Да, ты не сможешь жить с ними, – согласился мистер Джордан. – Тебе нужно выйти замуж, Танзи.
– Молодые люди не имеют права жениться пока учатся в подмастерьях, – ответила Танзи, краснея.
– Не могут, верно. Но процветающие кузнецы – могут, – напомнил ей Уилл Джордан, которому было прекрасно известно, чего хотел ее отец.
Глава 12
После того, как в таверне побывал коллега Тома, Брестер, и рассказал, что молодой человек получил работу у сэра Вальтера Мойла и участвует в строительстве дома вместе с мастером Орландом Дэйлом и что заказ на стрелы для Кале – самый значительный из всех, которые имеет их гильдия, Танзи поняла, какой мудрый совет дал ей Уилл Джордан.
По мере того, как жизнь в «Голубом Кабане» становилась все более и более тяжелой для нее, а будущее – неопределенным, Танзи стала все чаще задумываться о том, что ей следует намекнуть Тому о своем намерении выйти за него замуж. Том сумеет защитить ее и обеспечить их будущее, и даже если он надумает развлечься с какой-нибудь девицей, со своей женой он всегда будет добр и ласков. Она слишком давно знает его и уверена, что достоинства этого человека явно перевешивают все его недостатки. Она поедет в Лондон, возможно даже, что когда-нибудь потом они вместе отправятся в Кале, и жизнь с Томом, как бы она ни сложилась, никогда не будет скучной и однообразной. И чтобы не думать о том, будто она хватается за него в панике, как утопающий за соломинку, Танзи напоминала себе о том, что все равно вышла бы за него замуж, не появись в их доме Дикон. И что значили два или три дня, наполненные взаимным интересом, и несколько часов откровенного разговора по сравнению с доброй дружбой, начавшейся еще в детстве?
Однако что-то произошло в течение тех нескольких часов, которые она провела, беседуя с Диконом, что-то изменило всю ее жизнь и заставило по-новому смотреть на привычные вещи. И она ничего не попросила Брестера передать Тому, кроме искренних поздравлений.
Брестер, хоть и с некоторым опозданием, рассказал и о том, что молодые люди встретились в Лондоне и подружились.
– Мистер Худ просил передать вам, что он очень благодарен господину Бруму за то, что он дал ему эту возможность. Приехав в Лондон, господин Худ сразу же отправился к нему, и теперь они каждый день встречаются в доме у сэра Вальтера Мойла. Я не знаю, кто такой этот господин Брум, но они вместе занимаются стрельбой из лука и развлекаются.
Надеюсь, что Том догадывается и с удовольствием платит за двоих, когда они вместе проводят время, подумала Танзи, зная, что подмастерья имеют очень мало карманных денег. Но она обрадовалась, что ничего не сообщила ему о своих страхах и не попросила ни о чем. Тем более, что счет виноторговца удалось каким-то чудом оплатить, а по мере того, как проходило время, ее мачеха не проявляла никаких реальных признаков того, что собирается замуж за Мольпаса. Или за кого-либо другого.
Казалось, Розу очень устраивает та жизнь, которую она ведет, тратя деньги на что попало, став в Лестере законодательницей мод. Единственное, что мешало ей чувствовать себя совершенно счастливой, это чрезмерная полнота, ибо в этом безумном ажиотаже, связанном с удовлетворением собственных потребностей и прихотей, она невероятно много ела и пила, в результате чего новая одежда очень быстро становилась ей мала.
С приходом весны Танзи попыталась забыть о всех своих тревогах и волнениях. Верхом на Пипине она совершала прогулки по полям, покрытым свежей зеленой травой, и использовала любую возможность, чтобы обмениваться письмами с Диконом.
Однако впереди ее ждали новые испытания. Однажды, вернувшись домой из Босворта, Танзи, к своему удивлению, застала в собственной гостиной Глэдис, певицу из «Золотой Короны».
– Что это вы тут делаете с самыми нарядными шляпами миссис Марш? – спросила она.
– Перешиваю, – спокойно ответила Глэдис. – Она попросила меня.
Танзи вновь ощутила уже знакомое ей чувство страха и неуверенности.
– Вот уж не думала, что вы мастер управляться с иголкой, – заметила она.
Глэдис оценивающе посмотрела на девушку из-под длинных темных ресниц. Если эта пигалица ждет достойного ответа, она его получит. Однако Танзи, выросшая в «Кабане», привыкла к определенным отношениям, и в ней была такая прямота и независимость, которые вызывали уважение окружающих. Лучше, подумала Глэдис, не ссориться с ней с самого начала.
– Я не портниха, но кое-что понимаю в шитье. И я надеюсь, что миссис Марш возьмет меня к себе горничной, – сказала она, выкладывая перед Танзи все свои карты. – Понимаете, мистер Мольпас выгнал меня из «Золотой Короны».
– Выгнал вас? – переспросила Танзи, как эхо, помимо своей воли. – Но ведь вы так здорово привлекали клиентов?!
– Миссис Марш подумала, что я и здесь могу петь, а не только заниматься этим, – дочка сапожника сделала неопределенный жест, показывая на разложенные перед ней вещи.
– Понимаю.
– Конечно, не те песни, которые я пела там, – поспешила добавить Глэдис, видя, как Танзи брезгливо поморщилась.
Лицо Глэдис было тщательно отмыто от грима и выражало полное смирение, однако Танзи не верила ей. Сняв пальто для верховой езды и перчатки, она направилась к лестнице, ведущей наверх, чтобы поговорить с мачехой, но Глэдис быстро поняла ее намерения. Отбросив все невысказанные угрозы, она догнала Танзи и, идя следом за ней, настойчиво твердила:
– Вы не станете отговаривать ее брать меня на работу? Отец не хочет, чтобы я жила вместе с ним.
– Уверена, что другие мужчины только и мечтают об этом, – отрезала Танзи на ходу. – От голода вы не умрете.
Однако испуг, который переживала Глэдис, казался вполне искренним, независимо от того, чем он был вызван.
Будучи во власти эмоций, Танзи больше не могла вести себя, как подобает хорошей девочке. Она рванула дверь мачехиной комнаты без лишних церемоний и с порога крикнула:
– Это правда, что вы пригласили сюда мольпасовскую девицу?!
– Да. Почему бы и не пригласить? – Роза повернулась к Танзи, держа в руках флакон Глэдис с краской для ресниц.
– Потому что этой распущенной суке не место в доме моего отца!
– Не будь святошей, Танзи. В конце концов, твой отец умер, и нам самим приходится заботиться о себе.
Дилли – беспомощная идиотка, а Глэдис разбирается в одежде.
– И во многих других вещах!
– Не надо, Танзи! Нужно дать девушке шанс! В «Короне» она должна была делать то, что заставлял Мольпас. Сейчас, кажется, он выгнал ее.
– Я всегда считала, что он неплохо зарабатывает на ней.
– Может быть, она хочет немного заработать и для себя?
– Вы что, купили ее у него?
– Разумеется, нет. Но я хочу, чтобы она получала столько, сколько заслуживает. Она пришла ко мне вчера вечером, когда ты была у этого старика Джордана. Уверена, что сплетничала с ним обо мне. Она плакала. Она сказала, что может работать только в таверне, а Мольпас выгнал ее. Она от кого-то слышала, что мне нужна горничная, и не хочу ли я взять ее.
– Горничной или певицей?
– Думаю, и то, и другое, – сказала Роза, довольная собой и своей сообразительностью.
Хотя присутствие певицы и могло изменить облик «Кабана», Танзи вынуждена была признать, что, возможно, им и удастся поправить свои дела.
– Где вы возьмете деньги, чтобы платить ей столько, сколько она заслуживает?
– Тебе не придется платить, – отрезала Роза.
– Вы хотите сказать, что будете платить ей не за счет нашей выручки? – настаивала Танзи, снова подумав о том таинственном источнике, из которого мачеха в последнее время черпает деньги.
Неожиданно Роза повернулась к ней и в ярости заорала:
– Попридержи свой длинный язык! Ты задаешь слишком много вопросов!
Танзи, обескураженная, направилась было к двери.
– По крайней мере, скажите мне, где она будет спать? – спросила она, стоя у дверей.
Роза пожала плечами так, словно это не имело никакого значения, отчего стала гораздо менее уверенной в себе, чем хотела бы.
– Мне больше не нужна моя комната, комната, которая выходит во двор. Та самая, на площадке наружной лестницы.
– Это комната моего отца, – попробовала возразить Танзи, но Роза уже не слушала ее. Она красила свои длинные ресницы.
Все лето Глэдис Грамболд провела с ними, тщательно следя за своими манерами. Она не отказывалась ни от какой работы, помогала Танзи, где могла, и преданно служила Розе. Она была очень умелой и всюду поспевала. Очень спокойно она постаралась вникнуть во все, что делается в «Голубом Кабане». Она хотела знать, что где лежит и задавала массу неожиданных вопросов. Она завела тесную дружбу с Диггони и Дилли, но с Джодом у нее отношения не клеились. Однажды Танзи даже поймала Глэдис за изучением счетов и амбарных книг, но Роза уже не могла обходиться без нее.
Глэдис сопровождала свою хозяйку во время посещения лавок, восхищалась вместе с ней покупками, давала дельные советы и притаскивала домой кучу пакетов. А летними вечерами пела во дворе для посетителей, выбирая для исполнения романтические баллады или нежные любовные песни, которые пела, не глядя на мужчин.
– Когда она пела в «Короне» свои вульгарные песни, там в два раза увеличивалась выручка, а то, что она поет здесь, никого не интересует и не привлекает к нам их клиентов, – ворчала Роза, сидя под маленьким тутовым деревом и поедая засахаренные фрукты в то время, как Танзи обслуживала постоянных посетителей.
– Очень странно, что Мольпас ни разу не попытался вернуть ее обратно, – заметила Танзи, ставя поднос перед Томом Худом, который приехал в Лестер ненадолго по делам.
– Наверное, он поймал ее с кем-нибудь в постели, – предположил Том, рассматривая Глэдис без заметного интереса.
– Ты думаешь, она была его любовницей?
Том пожал плечами.
– Что ж еще? Такой развратник, как Мольпас, да и она не лучше. Вряд ли он был у нее единственным, если судить по тому, как хвастались некоторые мужики.
Танзи взглянула на Глэдис, которая, сидя в лучах заходящего солнца со скучающим видом перебирала струны лютни, и снова подумала о том, чего никак не могла понять.
– Если это так, как же она здесь может вести себя прилично?
Первый раз оказалось, что они с Томом не понимают друг друга.
– Наверное, у нее для этого есть очень веская причина, – тихо высказал он свое предположение. – Если она так старается.
Танзи взглянула на певицу и слушателей, поставила поднос на лошадиную кормушку и посмотрела прямо Тому в глаза.
– После смерти отца я не могу здесь жить, мне все противно, – сказала она многозначительно.
Памятуя о том, какие прекрасные перспективы открывались перед ним, он мог бы прислушаться к ее искренним словам и вновь попытаться предложить ей стать его женой, но он был полностью поглощен своими честолюбивыми планами и в первую очередь мечтал реализовать только их. В его жизни наступил именно такой момент, когда перед молодым человеком открывается прекрасная возможность сделать карьеру.
Он взял ее свободную руку и, взглянув ей в глаза, улыбнулся своей доброй и мягкой улыбкой, но ни слова не сказал о замужестве.
– Бедняжка! Это, наверное, действительно невыносимо. И стало еще хуже после того, как появилась эта развратная девка. Тебе надо чаще встречаться с Уиллом Джорданом и побольше кататься на Пипине.
Было так хорошо снова видеть его рядом, разговаривать с ним, потому что только ему она могла сказать любую глупость, которая взбредет ей на ум, и только с ним она могла поделиться самыми неясными мыслями, которые сама даже не могла толком выразить.
– Последнее время у меня такое предчувствие…
– Какое, крошка?
– Мне все время кажется, что случится что-то плохое…
– Например, что на твоей мачехе в церкви лопнет платье, потому что она объелась засахаренными фруктами? Да?
– Господи, Том, как мне хочется, чтобы ты не возвращался в Лондон, а остался здесь! Даже твои глупые шутки скрашивают мою жизнь и делают ее не такой ужасной, мне даже кажется, что все по-старому…
Тому тоже было грустно расставаться с Танзи, но при упоминании Лондона он мгновенно почувствовал, как не терпится ему вернуться к оставленной работе.
– Я должен вернуться. Сэр Вальтер сказал, что ему сложно отпустить меня даже на несколько дней, чтобы я привел здесь в порядок свои дела. Я должен скоро вместе с ним ехать в Кале и встретиться с начальником нашего гарнизона. Он интересуется стрелами с новым оперением, над которым я работаю. Эти стрелы по своему полету напоминают пушечные ядра.
– А потом?
– Кто знает, что будет потом? Может быть, я вернусь в Англию весьма богатым человеком. И всем этим я буду обязан Дикону, который всего лишь подмастерье, – добавил он великодушно, однако, с заметным облегчением.
– Но его дела ведь тоже идут неплохо? – спросила Танзи, стараясь, чтобы в голосе не почувствовалась чрезмерная заинтересованность.
– Он многого добьется. Он уже почти закончил учение и скоро станет членом гильдии. Его учитель, мастер Орланд Дэйл, о нем очень высокого мнения. Я слышал, как он разговаривал с сэром Вальтером об арках, которые построил Дик, и сэр Вальтер называл его «ваш талантливый юный ученик».
– Вот видишь, как правильно он сделал, когда решил стать каменотесом!
И поскольку Танзи очень хотела, чтобы молодые люди были друзьями, она добавила, глядя на своего собеседника:
– Он действительно нравится тебе? Тут дело не только в благодарности?
– Ему трудно не симпатизировать. Но он чем-то здорово отличается от всех нас.
Поскольку Танзи была известна тайна Дикона, эти слова не удивили ее.
– Что значит – отличается? – спросила она, ибо ей никогда не надоедало говорить на эту тему.
– Кажется, что он и говорит, и думает более глубоко и серьезно. Я знаю, что его товарищи, подмастерья, относятся к нему с уважением. Хоть они и подшучивают над ним, когда он слишком серьезно занимается делом вместо того, чтобы развлекаться с ними где-нибудь в городе, но я заметил, что они все обращаются к нему за помощью и прислушиваются к его мнению, если речь идет о каком-нибудь общем решении. Да, у него есть, конечно, авторитет, хотя это и очень странно, потому что вряд ли можно найти более непрактичного парня.
Танзи расцвела от гордости за Дикона.
– Тебе не кажется, что он работает слишком много? – словно невзначай спросила она.
– Дикон? О, нет. Он сильный как лошадь. Он побеждает нас во всех соревнованиях, а уж в футболе – настоящий дьявол. Это такая игра, они вечно гоняют мяч на улицах, а все прохожие злятся.
– Ты проводишь с ним много времени, да?
– Да, поначалу было именно так. Дикон был очень добр ко мне, ведь у меня никого не было в Лондоне. Но я не мог там долго оставаться.
Поскольку торговец из Лондона не ожидался в Лестере в ближайшее время, Танзи решила воспользоваться оказией.
– Ты возьмешь для него письмо?
– Только не любовное, – шутливо пригрозил Том.
– Обыкновенное дружеское письмо, – заверила его Танзи. – Между прочим, я уже писала ему и раньше, и господин Джордан помогал мне, когда мне нужно было поблагодарить Дикона за помощь тебе.
– Используя это как предлог! Ты негодница! Тебе незачем передавать Дикону через меня мою признательность! Я сам это уже сделал!
– Я уверена, что Дикон меньше всего думает о благодарности. Он был очень признателен тебе за лошадь. Это так много значило для него тогда – уехать из Лестера.
– Мне прекрасно заплатили тогда за лошадь. Поцелуями. Помнишь? – подталкивая Танзи в тень тутового дерева, спросил Том.
– Да. Но я уверена, что сейчас тебе не нужна такая благодарность. Разве что за письмо, – рассмеялась Танзи. – В Лондоне девушки милее, да?
– Не милее, а опытнее.
– И ты развлекаешься с ними?
– По крайней мере, они так не мучают меня, как некоторые известные мне особы в этом городе, – посетовал он, когда она попыталась выскользнуть из его объятий.
Либо поцелуи приобрели теперь для Танзи более серьезный смысл, либо Том стал относиться к ней более легкомысленно, чем раньше, но только, даже держа в объятиях девушку, которую он все еще любил больше всех, стоя под деревом, освещенным луной, и слушая звуки любовной песни, которыми был наполнен воздух, молодой процветающий кузнец был в своих мыслях далеко от нее, на полпути в Кале.
