Текст книги "Королевская постель"
Автор книги: Маргарет Барнс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)
– Я собираюсь на ней жениться.
Все головы разом повернулись в его сторону. Казалось, что его слова только осложнят и без того запутанное дело. Старый судья, перегнувшись через свой стол и приложив раскрытую ладонь к уху, спросил:
– Откуда вы приехали, молодой человек?
– Из Лондона. И это истинная правда, что я намерен увезти эту девушку туда, как только все эти люди перестанут ее мучать.
– Эти джентльмены не делают ничего предосудительного, они только помогают свершиться правосудию, – строго произнес судья. – Как ваше имя и чем вы занимаетесь?
– Ричард Брум, подмастерье мастера Орланда Дэйла из Олд Джуэри, сейчас я участвую в строительстве дома для сэра Вальтера Мойла, – ответил Дикон таким тоном, словно все это не имело никакого значения. – Разве вы не видите, милорд, что она едва стоит на ногах? Прошу вас, позвольте ей сесть.
Он говорил так спокойно и уверенно, что, недолго поколебавшись, судья велел приставу принести стул. Танзи опустилась на него, преисполненная благодарности к Дикону. Она почувствовала себя гораздо лучше потому, что публика перестала глазеть на нее, переключив свое внимание на необычного юношу в простой пропыленной дорожной одежде подмастерья, рискнувшего попросить королевский суд о милосердии и твердо сказавшего о том, что собирается жениться на обвиняемой.
– Если вы только что приехали из Лондона, откуда вам известно, что происходит здесь? Откуда вы знаете про здешние ужасные события?
– Я не знаю ничего про эти события. Но три дня назад Том Худ, ваш кузнец, разбудил меня рано утром и сказал, что совершено убийство. Он тоже работает на сэра Вальтера Мойла. – Дикон отвернулся от тех, кто задавал ему вопросы, и нежно посмотрел на Танзи. – Он был очень встревожен, но не смог приехать сам, ибо вот-вот должен уехать в Кале.
Дикон смотрел на Танзи так, словно хотел смягчить удар, который ей наносит, сам того не желая.
Всем было известно, какую выгодную работу получил в Лондоне молодой лестерский кузнец, поэтому слова незнакомца не вызвали ни у кого сомнения и были встречены с интересом.
– Но вы сказали, что именно вы собираетесь жениться на Танзи Марш, – спросил адвокат Лангстаф с некоторым удивлением. – Давно ли вы знакомы с ней?
– Около двух лет.
– Известно ли вам, что у нее есть эти деньги?
– Да.
– Знаете ли вы, как они к ней попали?
– Она говорила мне, что нашла их на полу под королевской кроватью вскоре после того, как король уехал из «Кабана» в Босворт.
Хотя его еще не было в зале, когда Танзи отвечала на этот же вопрос, их слова полностью совпали, и он почти слово в слово повторил ее ответ. И друзья Танзи вздохнули с облегчением. Господин Лангстаф торжествующе высыпал монеты на стол.
– Эти монеты не имеют никакого отношения к убийству. Не имеет никакого значения, зачем она хранила их, но дочь Роберта Марша владеет ими с августа 1485 года.
– Не совсем так, сэр. В течение этого времени она владеет не всеми этими деньгами, – поправил адвоката Дикон. – В течение первого года она при всем желании не могла потратить их, потому что отдала их мне взаймы, во всяком случае, большую часть этой суммы.
– Зачем? – в недоумении спросил мистер Лангстаф. Новая волна страха навалилась на Танзи, но Дикон выглядел вполне спокойным и решительным. Только правда сможет очистить Танзи от всей той грязи, которой ее вымазали все – и убийцы, и их жертва. О себе он совсем не беспокоился.
– Чтобы я смог уехать из Лестера после Босворта, – ответил он.
После этого простого вопроса в зале суда воцарилась тишина.
– Значит ли это, что вы были сторонником короля Ричарда?
– Самым преданным, – признался королевский сын.
– И вы вернули долг? – в голосе судьи появились новые, доброжелательные интонации, которые без труда позволяли определить, кому он симпатизирует.
– Разумеется, милорд. Сразу же, как только смог их заработать.
– Кто-нибудь может это подтвердить? – спросил адвокат Мольпаса, просто для того, чтобы что-нибудь спросить.
– Торговец из Лондона, Гаффорд, который живет на Чипсайд. Он часто бывает в Лестере и, наверное, знаком кому-нибудь из вас.
Судя по тому, как люди, обращаясь друг к другу, повторяли это имя, было понятно, что его многие знают. И все сказанное молодым человеком суду приобретало несомненную достоверность. Даже те, кто поначалу принимал всерьез сомнительные показания преступников, с видимым облегчением говорили друг другу о том, что ни на минуту не верили в виновность дочери Роберта Марша.
Танзи почувствовала облегчение. События, связанные с ночным кошмаром, приближались к развязке. Теперь никто не обвинял ее. Все смотрели на преступников, о которых она говорила суду. Люди верили ей. Она осмелилась взглянуть в лицо судьи, но то, что она прочитала на нем, наполнило ее новым страхом. Не за себя, а за Дикона. Что сказал ему король, его отец? «Если меня убьют, уезжай из Лестера и никогда туда не возвращайся. Ты слишком похож на меня». Но он вернулся, вернулся, чтобы помочь ей.
И маленький, старый судья близоруко всматривался в Дикона. В его взгляде было гораздо больше любопытства и внимания, чем требовало заурядное судебное разбирательство. Как бы ни был он близорук и глуховат, умственные способности его не вызывали сомнений, и память у него была прекрасная. Сколько помнила Танзи, он занимал этот пост и служил, по меньшей мере, при двух Плантагенетах. И сейчас его глаза изучали беззащитное лицо Дикона.
– Как, вы сказали, ваше имя? – спросил он. Несомненно, какие-то мысли родились в его цепком, тренированном мозгу. Какое-то сходство взволновало его.
Простой намек – имя Ричард и фамилия – вполне могли навести его на определенные мысли.
Дикон и Танзи в тревоге смотрели друг на друга, и Дикон немного помедлил с ответом. Именно в это мгновение что-то отвлекло внимание судьи, его мысли обратились к другому, и ситуация была спасена.
И тут Глэдис, поняв, что ей не удастся уйти от наказания, рванулась к дверям: у нее сдали нервы. Она пыталась пробиться сквозь толпу, размахивая руками. Послышался стук переворачиваемой скамьи, и Хью Мольпас бросился вслед за ней, но у самых дверей был схвачен Джодом.
Атмосфера в суде полностью изменилась. Поскольку похищенные деньги так и не были найдены, суд решил, что преступная пара имела сообщников, которые и спрятали их. И дальнейшее разбирательство было прекращено.
Глава 15
Сразу же после окончания судебного разбирательства мистер Джордан увез Танзи к себе. Она едва держалась на ногах, однако вскоре почувствовала себя лучше и вернулась в «Голубой Кабан», который отныне принадлежал ей. Танзи хотела проститься со своим домом, в котором она провела всю жизнь. Среди ее друзей было немало желающих проводить ее, но она выбрала Дилли и никому, кроме Уилла Джордана, ничего не сказала о своих планах. Измученная всеми переживаниями, выпавшими на ее долю, Танзи была счастлива побыть в тишине и покое и, не глядя на закрытую дверь мачехиной спальни, она поднялась к себе на знакомый чердак.
Маленькая комната была залита светом заходящего солнца, как это было и в тот августовский день, накануне Босвортского сражения. Она прикрыла за собой дверь и открыла окно. Выглянув на улицу, она вспомнила, как увидела двух всадников, въехавших в город и искавших ночлег для своего господина, как они обрадовались, увидев вывеску «Белого Кабана», и как Хью Мольпас старался переманить их в свою «Корону». Она помнила, как показала ему тогда язык. И подумала о том, что спустя два года, в такой же августовский день, этот человек должен быть повешен. Как только его участие в убийстве стало очевидным, судебные власти, более разозленные тем, что он пытался свалить свою вину на юную девушку, чем самим преступлением, не стали терять времени и решили привести в исполнение смертный приговор. Уже сейчас люди толпились на площади в Галлогейте, чтобы не пропустить мрачного события.
Поддавшись чувству апатии, которое навалилось на нее после всего пережитого, Танзи думала о случившемся почти равнодушно. Высунувшись из открытого окна, она смотрела на знакомый город и вспоминала свою жизнь.
До появления в их доме короля Ричарда эта жизнь была похожа на спокойно текущую реку. После его гибели произошло много тяжелых событий, включая и все беды этой ужасной недели.
До Босворта она была ребенком, разумным, но очень доверчивым и не утруждающим себя лишними мыслями, а теперь превратилась в женщину, которая научилась понимать истинные чувства и намерения людей, основанные на человеческом эгоизме. В женщину, которой предстояло и в будущем иметь собственные суждения и представления о порядочности и достоинстве. И в этот трудный час она молилась о том, чтобы у нее хватило сил разумно распорядиться своей жизнью.
Медленно, почти машинально, она открыла свой дубовый сундук, подаренный отцом к ее семнадцатилетию, и начала вынимать из него одежду и складывать ее на кровать, на узкую низкую кровать, где она плакала, лежа без сна, когда умерли ее родители, когда толпа хулиганов швыряла камни в вывеску с белым кабаном, и на которой она лежала, думая о странной судьбе Ричарда Брума. На ту самую кровать; на которой она не хотела бы больше никогда спать.
Неожиданно с улицы послышался шум торопливых шагов, до нее стали долетать обрывки разговоров, возбужденные голоса, нервный смех людей, которые не могли устоять перед ужасным зрелищем смертной казни.
Танзи хотела бы не слышать всего этого, Она начала перебирать и складывать свои лучшие вещи. С Лестером покончено. Интересно, как одеваются женщины в Лондоне, думала она. Танзи сложила большую часть своих вещей во вместительную корзинку, с которой обычно ездила на базар, когда раздался стук в дверь, и на пороге появилась Дилли, перепуганная и возбужденная.
– Все спешат в Галлогейт…
– Я знаю, – ответила Танзи, заворачивая свои выходные туфли в большой головной платок.
– Они бегут смотреть, как повесят этого ужасного Мольпаса. – Глаза девочки были широко раскрыты. – Диггони видел их. Я слышала, что они звали с собой Джода, они там устроили костры под виселицей. Для этой девки Грамболд! Они хотят сжечь ее заживо!
На какое-то мгновение силы оставили Танзи, и она вынуждена была присесть на свою кровать.
– Слава Богу, что скоро меня здесь не будет, – прошептала она, пряча лицо в ладонях.
Может быть, никто никогда не поступал с ней так жестоко и коварно, как Глэдис Грамболд. Никто никогда не смог бы проявить и большей жестокости по отношению к несчастной Розе. Но чтобы такая ужасная смерть ожидала человека, когда-то жившего в этом доме…
Девочка стояла перед Танзи на коленях, плача и обнимая ее. Она была искренне расстроена.
– О, мисс Танзи, вы не уедете? Вы еще останетесь? Вы не бросите нас? Я не вынесу этого!
Танзи нежно обняла ее.
– У тебя ведь есть родители, Дилли, и это гораздо больше, чем есть у меня. И повариха, она тоже всегда добра к тебе. И я уверена, что тот, кто купит постоялый двор, оставит вас обеих здесь. Я специально попрошу мистера Лангстафа порекомендовать вас новым хозяевам.
– Но это будет… совсем не то же с… самое, – продолжала всхлипывать Дилли.
Вспоминая недавнее прошлое, новая хозяйка «Голубого Кабана» не могла сдержать улыбки.
– Будет еще лучше. Вспомни, как госпожа Роза ругала тебя. И даже била.
– Ее злило, что я такая глупая. Я и вправду глупая, – признала Дилли, поднимаясь с колен и собираясь уйти. – Я до смерти боюсь проходить мимо той спальни. Надо запереть эту лестницу на чердак. Вдруг появится привидение? Ее или бедного короля Ричарда.
– Тогда зачем же ты поднялась сюда? – спросила Танзи, возвращаясь к своим сборам.
– Потому что пришел мистер Брум, который так хорошо все утром уладил. Сперва ходил смотреть на свою бедную лошадь, с которой возился Джод. А сейчас он ждет вас в гостиной.
Танзи мгновенно очнулась от полусонного состояния, в котором пребывала последние часы. Воспоминания о прошлом тотчас же сменились мыслями о будущем.
– Господи, Дилли, дуреха! Что же ты мне сразу не сказала? – закричала она. – Посмотри сюда. Уложи эти рубашки в корзину, закрой ее, как следует, и отнеси в стойло к Пипину. А потом приготовь нам что-нибудь поесть. Если в кладовке ничего нет, наверняка в курятнике найдется несколько яиц. – И сунув стопку белья в руки онемевшей Дилли, Танзи бросилась вниз по лестнице даже быстрее, чем девочка поднималась по ней, хотя решительно не думала ни о каких привидениях.
Дикон ждал ее в гостиной возле камина. Он успел привести себя в порядок после тяжелого путешествия и был очень серьезен. Впервые с тех далеких дней, когда он отсиживался на сеновале, они оказались наедине.
– У меня не было возможности сначала спросить вас… – начал он застенчиво, как обычно.
– Спросить меня? О чем? – удивилась Танзи, останавливаясь посередине комнаты.
– О том, что я сказал перед всеми этими людьми. Что я хочу жениться на вас.
Она подошла и положила обе руки ему на грудь, разрешив все его сомнения этим прекрасным жестом, исполненным доверия и любви.
– Вам не нужно было ни о чем спрашивать меня, – сказала она, глядя ему в глаза.
И в ту же секунду он обнял Танзи – это было сильное объятие уверенного в себе юноши – и начал ее целовать, вкладывая в поцелуи всю свою любовь и долго сдерживаемую страсть. Это объятие, казавшееся обоим бесконечным, помогло Танзи не только убедиться в чувствах Дикона, но и поверить в свои собственные. Едва переведя дыхание, они поняли, что думают об одном и том же.
– Ваш приезд спас меня, – прошептала Танзи, когда он позволил ей говорить.
– Если бы я только мог предположить, что вас подозревают…
– Вы бы загнали эту несчастную лошадь до смерти, – рассмеялась она счастливым смехом в промежутках между поцелуями.
– Я бы не пощадил целого табуна лошадей, только чтобы добраться сюда… Но теперь весь этот ужас кончился для вас, любовь моя!
– И вы увезете меня отсюда.
Его лицо помрачнело, он взял ее за руку и усадил рядом с собой на скамью.
– Я должен сказать вам, что вы… что вам следует остаться здесь с друзьями и ждать… – произнес он грустно.
– Ждать? – Танзи выпрямилась, почувствовав себя оскорбленной.
Он взял обе ее руки в свои, но не пытался больше ее обнять.
– Я сказал о женитьбе, чтобы защитить вас. Чтобы произвести впечатление на суд и на всех этих дьяволов, которые терзали вас…
– Вы хотите сказать, что все эти слова, что… что все это было только… из жалости ко мне? Вы не хотите жениться на мне?
– Бог свидетель, что именно этого я хочу больше всего на свете. Разве я не сказал вам еще тогда, когда был всего лишь перепуганным мальчишкой, что навсегда сохраню в душе ваш образ?
– И я на всю жизнь запомнила эти слова и поверила в них, потому что у вас, Дикон, есть привычка исполнять свои обещания.
– Но вы должны знать, Танзи, что я не могу жениться на вас, пока я всего лишь подмастерье. Это запрещено нашими правилами. И правда заключается в том, что пока я учусь, я ничего не зарабатываю и не смогу содержать вас. Я получаю только деньги на карманные расходы. Деньги платят мастеру Орланду, который учит меня.
– Шериф вернул наши золотые монеты, и у меня будут деньги, когда я продам этот постоялый двор.
– Если вам это удастся.
– Разве вы не знаете, Дикон, что после смерти мачехи я стала хозяйкой?
– Теперь я это знаю. Но я не знал об этом, когда уезжал из Лондона, – ответил он и неожиданно рассмеялся.
– Ну и что вы нашли в этом смешного?
– Только то, как я впервые услышал об этом. Когда я выходил из зала суда, ко мне подошел какой-то приятель Мольпаса. Он сказал, что ничего удивительного нет в том, как я быстро примчался сюда, ведь у меня есть шанс жениться на наследнице одного из лучших постоялых дворов Лестера.
– Господи, Дикон, ну и что же вы ему ответили? И люди, которые все это слышали… Правда, до того как вы появились, я не думала, что проживу достаточно долго, чтобы получить хоть какое-нибудь наследство…
– Я ничего не ответил ему. Я стукнул его по физиономии и ушел.
– Где же он сейчас?
– Не знаю. Думаю, что так и лежит там, в пыли. Я едва не лишился рассудка от радости, что снова вижу вас. Поэтому я даже не помню, как он выглядит.
– Мой дорогой безумец! Но, между тем, вы очень рассудительны.
– После всего, что выпало на вашу долю, я просто не мог не двинуть кого-нибудь хорошенько, – спокойно объяснил Дикон. – И хотя, Танзи, постоялый двор действительно принадлежит вам, вы должны помнить, что иногда требуются месяцы, чтобы состоялась сделка. Даже если и найдется желающий купить его после всего случившегося. А это многим кажется весьма сомнительным.
– Именно об этом меня предупреждал мистер Лангстаф, – грустно призналась Танзи. – Он сказал, что на этом доме словно лежит проклятие, и хотя мужчины, конечно, будут заходить в таверну, чтобы выпить, вряд ли кто-нибудь захочет останавливаться здесь на ночлег. И, наверное, раз многим известно про королевскую кровать, также известно, что хозяйка «Голубого Кабана» именно в ней была задушена.
Они сидели рядом, держась за руки и обсуждая свои проблемы.
– Танзи, мы должны подождать всего несколько месяцев. Потом я стану членом гильдии и смогу жениться, – сказал Дикон. – А пока я попробую уговорить жену одного нашего каменотеса приютить вас в своем доме.
– Я могу работать у нее, – с готовностью отозвалась Танзи. – Наверное, и в Лондоне найдется немало работы для девушки.
– Из-за меня вы должны покинуть хороший дом и таких друзей, как мистер Джордан, чтобы стать служанкой, может быть, работать, как Дилли, – уточнил он, поскольку увидел, что девочка входит в гостиную, неся две тарелки с горячей едой.
– Похоже, что это я уговариваю вас жениться на мне, – улыбнулась Танзи, приглашая Дикона к столу. – Садитесь, нам надо непременно поесть перед отъездом.
Сделав всего лишь несколько глотков, Танзи неожиданно спросила:
– Скажи, Дикон, это правда, что в Лондоне есть постоялый двор, который тоже называется «Голубой Кабан»?
– Да. Откуда вы знаете?
– Гаффорд, торговец, рассказывал моей мачехе. И потом он ведь живет где-то недалеко от этого «Кабана», я говорила вам, когда просила писать через него. Из-за этого названия мне казалось, что вы не так далеко от меня… Он похож на наш?
– Да, теперь и я это вспомнил. Мне кажется, что все хорошие постоялые дворы примерно одинаковы.
Танзи поставила на стол свою кружку и решительно повернулась к Дикону.
– Тогда, наверное, они и дела свои ведут так же, как мы. Может быть, я смогла бы им помогать. Ведь это единственное, что я умею делать.
– Возможно, им действительно нужен помощник, – согласился Дикон. – В Лондоне сейчас появилось много иностранных торговцев, которым требуется пристанище. Тюдор покровительствует им, и мне кажется, нельзя отрицать того, что он много делает для процветания торговли. Как бы там ни было, это вполне приличное место, где можно пожить, пока мы не осмотримся и не найдем что-нибудь другое.
– Я хотела бы продать некоторые дорогие вещи мачехи, я имею в виду ее туалеты, но мистер Лангстаф сказал мне, что завтра кто-то придет сюда, чтобы сделать опись всех вещей и что я не могу трогать ничего, кроме того, что принадлежит лично мне. Я уже запаковала свою одежду в корзину, которую обычно вешаю Пипину на седло.
Было совершенно очевидно, что она не намерена злоупотреблять чувствами своего возлюбленного и извлекать из них выгоду.
Однако Дикон был озабочен совсем другим.
– Джод сказал, что моя измученная лошадь нуждается в отдыхе и не сможет отправиться в путь раньше, чем через несколько дней.
– Да. Но существует прекрасная черная лошадь моего отца. Дорогой мой Дикон, вы, конечно, можете забрать ее, если взамен оставите свою.
Он взял ее руку и поцеловал.
– Теперь уж точно я буду самым важным подмастерьем в Лондоне! Я видел ее в стойле. Лошадь, достойная короля!
Их взгляды, полные невысказанной иронии по поводу невольного замечания Дикона, встретились, и как только Дилли убежала ужинать и молодые люди остались одни, он снова крепко обнял ее.
– Значит, вы действительно доверяете мне? – вздохнул Дикон, понимая, что Танзи твердо решила уехать с ним.
– Как я могу сомневаться в вас после того, что произошло сегодня утром? Вы даже вернули мне тот странный долг, хотя эти деньги скорее ваши, чем мои. Вы приехали именно в тот момент, когда мне так нужна была ваша помощь.
Дикон очень серьезно и деликатно предупредил Танзи, что возможно в Лондоне не сможет уделять ей много времени.
– Когда мистер Дэйл разрешил мне уехать, я обещал ему наверстать упущенное и вовремя закончить работу для сэра Мойла, – объяснил он. – По условиям контракта, который подписал мой учитель, дом должен быть готов к возвращению сэра Вальтера из Кале.
Упоминание знакомого города заставило их обоих вспомнить про Тома. Дикон выпустил Танзи из своих объятий и сказал с очевидной доброжелательностью:
– Я хочу сказать вам, что Том не мог ничего поделать, он боялся потерять эту новую выгодную работу. Иначе он, конечно же, приехал бы сюда сам, вместо того, чтобы мчаться чуть свет ко мне. Ведь вы не сомневаетесь в этом, да? В это время ему уже надо было быть в Дувре. Чтобы догнать потом сэра Вальтера и его людей, Тому пришлось потом мчаться во весь опор.
– Я знаю, что у Тома есть очень выгодная работа и что он прекрасно ездит верхом, – ответила Танзи. – Если голос ее и звучал очень сдержанно, то только потому, что сердце переполняла нежность к Дикону, который, будучи всего лишь подмастерьем без гроша в кармане и будучи плохим наездником на загнанной лошади, все-таки примчался к ней.
Дикон обнял ее за плечи и очень серьезно посмотрел в глаза.
– Это не изменит вашего отношения к Тому?
– Нет. Если бы он сейчас был здесь, с нами, если бы он смеялся и шутил, мы оба были бы без ума от него. Но его нет. И мы вдвоем, вы и я, Дикон.
В порыве благодарности он поцеловал ее руки.
– Я раньше думал, что вы любите именно его. И боялся этого.
– Я и любила его. Но совсем по-другому. Я всегда была привязана к нему, могла порадоваться любому его дурашливому поступку и любой шутке. Временами он бывал просто неотразим.
– И снова будет?
– Нет. – Танзи помолчала немного, словно сама хотела убедиться в справедливости своих слов. – Нет, – повторила она, глядя на Дикона с улыбкой. – Если я доверяю вам настолько, что уезжаю в Лондон, еще не став вашей женой, вы должны доверять мне и не ревновать к Тому. Мне не хотелось бы, чтобы пострадала ваша дружба. Сейчас я не сомневаюсь в том, что любовь, которая объединила наши души и тела, сильнее всего на свете.
– Настолько, что вы готовы оставить всех своих друзей и последовать за мной в незнакомый и непредсказуемый мир, – серьезно и очень искренне сказал Дикон.
Они стояли возле распахнутого окна так, словно произносили молчаливую супружескую клятву, наполненную глубоким смыслом. На улице было тихо. Звук торопливых шагов, возбужденные голоса – все смолкло, люди уже давно пробежали мимо, в Галлогейт. Танзи и Дикон, погруженные в свои собственные мысли и переживания, внезапно вспомнили, о том, что должно произойти там. И в это же мгновение вечерний воздух донес до них запах горящей плоти.
Выдержка покинула Танзи, которая все это время прекрасно владела собой. Она прижалась к Дикону, спрятав лицо у него на груди.
– Если бы вы не приехали, я могла бы быть на ее месте, – воскликнула она, и в ее голосе был неподдельный ужас.
Дикон крепко прижал девушку к себе, глядя поверх ее головы в сгущающиеся сумерки с чувством, близким к благоговейному трепету.
– На нашу долю выпало больше страданий, чем другим молодым парам. Но сейчас мы должны благодарить Бога за все.
Придя в себя, Танзи вырвалась из его объятий.
– Мы должны немедленно уехать, – кричала она возбужденным голосом, в котором были и нетерпение, и ужас. – Я не могу больше ни одной минуты оставаться здесь. Каждый раз, пытаясь уснуть, я вижу проворные руки Глэдис и умоляющие о помощи глаза Розы… Здесь слишком много воспоминаний.
Для Дикона, королевского внебрачного сына, Лестер тоже хранил немало воспоминаний. Но он понимал, что лучше примириться с самым тяжелым прошлым, с самыми горестными воспоминаниями, чем пытаться заглушить их.
– Вы всегда говорили мне, что хотели бы, чтобы я увидел королевскую кровать, – мягко напомнил он.
Танзи отпрянула от него: мысль, что Дикон совсем не понимает ее переживаний, привела девушку в ужас.
– Нет, я больше не хочу… теперь.
Он решительно повел ее к двери и наверх по лестнице.
– Вы окажете мне очень большую услугу, – настаивал Дикон.
– Я не могу войти… туда… снова.
– Нет, вы можете. Со мной. Вместе мы можем все. Он подтолкнул ее в спальню.
– Представьте себе, что вы показываете ее какому-то путешественнику. Вам не надо вникать в то, что вы говорите.
Подчиняясь Дикону, Танзи начала свой традиционный монолог. Она не упустила ни одной подробности, связанной с той ночью, которую его отец провел под крышей их дома. Постепенно справившись с волнением, но не глядя на кровать, она старалась говорить так, чтобы эти подробности приобрели для Дикона черты реальности. И сама вспомнила тот вечер, когда появился король Ричард, в обычный, ничем не примечательный вечер.
– Король объяснил мне, что на этих рисунках изображено «Положение во гроб», сюжет из жизни Христа, – сказала она и удивилась тому, что вновь смотрит на них с интересом и не видит перед собой на подушке рыжеволосую голову Розы. – Он был так добр, и у него был очень приятный голос. Я сразу же полюбила его. – Она обернулась и посмотрела на своего будущего мужа, стоящего в ногах кровати.
– Он стоял именно там, на том самом месте, где сейчас стоите вы, – добавила она, заново изумляясь необыкновенному сходству отца и сына. – И сейчас, при таком освещении, вас вполне можно принять за короля.
В голосе Танзи не было никакого мистического страха, и только сочувствие к человеку, которого она любила, и тревога за него.
Тонкие пальцы Дикона гладили покрывало. Он улыбался так, словно под этим покрывалом был кто-то, кого он искренне и глубоко любил. Танзи даже не была уверена в том, что он слушает ее.
– Теперь я иногда смогу представлять себе его в обыкновенной комнате, а не только таким, каким его везли через Баубридж, – прошептал он, и в его голосе слышалась признательность.
Они вышли из спальни и закрыли за собой дверь так, словно это было прощание с их прошлым, и молча спустились по лестнице.
Во дворе их ждали лошади, готовые к путешествию в новую, неизвестную жизнь. Горячий Черный Мопси и дружелюбный Пипин. Рядом с ними стоял сутулый старик Джод, который служил Танзи с самого ее рождения. Слезы текли по его морщинистым щекам, и он даже не пытался их скрыть.
Этого Танзи выдержать уже не смогла.
– Я не могу уехать! Не могу! – кричала она сквозь рыдания, повиснув на нем.
Только мысль о том, что она сможет узнавать о старике из писем Уилла Джордана и сообщать ему о себе, успокоила Танзи.
– Не обижайте ее, – прошептал Джод, прекрасно зная, что разговаривает с сыном короля.
Дикон помог Танзи сесть на пони и пожал руку старому конюху, пытаясь вложить в его ладонь последний полуэйнджел из своего ученического кошелька, но из этого ничего не вышло.
– Потратьте их на то, чтобы ей было удобно в пути, – сказал Джод, которого годы, проведенные на постоялом дворе, научили разбираться в людях, и понимать, на кого из них можно полагаться.
