Текст книги "Королевская постель"

Автор книги: Маргарет Барнс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)

Обняв Танзи за плечи, Дикон повел ее к реке.

– Он не ответил вам, Дикон. Теперь мы никогда не узнаем правду!

– Они специально помешали ему, и он не смог, – ответил Дикон и со злостью пнул ногой камень, оказавшийся у него на пути.

Он старался не думать ни о чем, кроме своего счастливого настоящего и полного надежд будущего. И о том, чтобы доставить удовольствие Танзи прогулкой по реке.

– Скоро у меня экзамен, – напомнил он ей, ловко управляясь с лодкой, – и если я его успешно сдам, получу право работать, и меня примут в гильдию. Тогда мы сможем пожениться. Танзи, мое ненаглядное, терпеливое сокровище, где мы поженимся и где будем жить?

Это свидание прошло даже быстрее, чем другие. Глядя на Лондон с реки и обсуждая бесконечные, дорогие для них темы, они не заметили, как наступило время расставания.

Глава 18

Не зная о том, что Генрих, не позволив себя запугать, принял ответные меры, Линкольн и Лоуэлл высадились в Ланкашире, привезя с собой и Ламберта Сайнела. На их стороне была храбрая ирландская армия и прекрасно подготовленные иностранные войска, присланные Маргаритой Бургундской. Это была отчаянная попытка восстановить Йоркскую династию, которая в конце концов способствовала только укреплению власти Тюдора благодаря тому, что была плохо задумана и организована.

Предусмотрительность Тюдора заметно подняла его престиж. Он приказал усилить охрану восточного побережья на тот случай, если Франция найдет нужным вмешаться в события, после чего сам отправился в Ноттингем, крепость, расположенную почти в центре королевства, чтобы опередить йоркцев. После того, как Генрих Седьмой нанес мятежникам сокрушительное поражение в Стоукской битве, его действия получили значительную поддержку, поскольку были направлены против насильственного свержения правящей династии.

Когда претендент и его наставник были взяты в плен, Генрих поступил очень мудро, не проявив к ним излишней жестокости. Они были доставлены в Лондон, и снисхождение, с которым к ним отнеслись, способствовало не только росту популярности Генриха Тюдора, но и заметному забвению славы Плантагенетов.

Прекрасно зная, какая сила заключена в насмешке, Генрих распорядился послать Ламберта Сайнела работать на дворцовую кухню, что должно было, по его мнению, отбить охоту у остальных возможных заговорщиков отважиться на что-либо подобное пока он жив.

– Наработается этот парень на кухне, и все мысли о том, что он – граф, вылетят из его головы, – посмеялась миссис Гудер, узнав о судьбе Ламберта.

– Я не уверен, что после этого ваш новый король вовсе перестанет бояться претендентов, – заметил Жан Вивер, который стал одним из завсегдатаев ее комфортабельного постоялого двора.

Он пригласил ее, Дикона и Танзи выпить с ним по рюмочке, и хоть молодые люди и предпочитали побыть наедине, они не смогли отказаться от этого приглашения преуспевающего торговца, который всегда искал их общества.

– Возможно, вы и правы, сэр. Ему не повезло. К несчастью, Эдуард Четвертый оставил слишком много родственников, – усмехнулся Дикон, внезапно поняв, что король Ричард предостерегал его именно от этого.

– Впрочем, один из племянников, Линкольн уже устранен, – сказала миссис Гудер, которая мечтала только о том, чтобы ее постоялый двор и впредь процветал за счет торговцев.

– А лорд Лоуэлл? Он был убит? – спросила Танзи.

– Похоже никто не знает, что с ним, – ответил ей Дикон. – С тех самых пор о нем никто ничего не слышал.

– А бедный, добрый священник Ричард Саймон?

– Добрый, как же! – возразила миссис Гудер. – Король Генрих будет абсолютно прав, если повесит его, а уж только потом четвертует. Утащить невинного ребенка из дома и научить его так лгать!

Увидев, что Жан Вивер встал, поеживаясь, чтобы налить себе еще стаканчик бургундского, она участливо спросила:

– Вы замерзли, мистер Вивер?

Пока она просила пробегавшего мимо мальчика-слугу подбросить дров в камин, который теперь, осенью, зажигали очень рано, мистер Вивер вежливо пробормотал что-то по поводу ее комнат, в которых всегда уютно и тепло, и о пронзительном ветре с реки, продувшем его до костей. Однако, подбодренный ее доброй улыбкой, он все-таки рискнул продолжить разговор:

– Неужели вы действительно думаете, что король может так расправиться с ним?

– Нет. Один из членов городской управы был недавно в суде и сказал моему мужу, что, как всегда, король проявил милосердие и всего лишь приговорил его к пожизненному заключению.

– Почему пожизненное заключение всегда принимают за милость? – удивился Дикон.

– Вы только что назвали этого Ричарда Саймона «бедным и добрым», мисс Танзи. Вы что, знакомы с ним? – спросил Вивер, обернувшись к девушке.

Танзи рассказала ему о том, как Ричард Саймон оказал им гостеприимство, когда они по дороге из Лестера в Лондон приехали в Оксфорд, и было совершенно, очевидно, что ей его искренне жаль.

– Да, похоже, он действительно добрый человек. Да поможет ему Бог! – согласился Вивер, внимательно рассматривая свою пустую кружку.

– Вы тоже знакомы с ним? – спросила Танзи.

– Да, я встречался с ним, – признался Вивер, и по тому, как он ответил, было понятно, что он не склонен к продолжению разговора на эту тему.

В тот вечер Вивер распрощался со всеми более поспешно и ушел на свое судно раньше, чем обычно. Казалось, этот человек успел побывать всюду и познакомиться со всеми. Танзи была обеспокоена тем, что он очень часто появлялся в «Голубом Кабане» и явно искал ее общества.

Вокруг было немало мужчин, которые добивались ее благосклонности, но все они были и моложе, и беднее. Она могла смеяться, отвечая на их шутки и комплименты, но они ровным счетом ничего не значили для нее, к тому же та жизнь, которую она вела, давно научила ее ставить мужчин на место. Поскольку она искренне любила Дикона, ей были совсем не интересны другие подмастерья и прочие лондонские ухажеры. Помимо любви, Танзи испытывала к Дикону такое уважение, что сама возможность обратить хоть какое-то внимание, пусть самое поверхностное, на другого мужчину казалась ей невероятной. И в глубине души она признавала, что эти чувства во многом связаны с тем, что ей известна тайна его происхождения.

– Этот тип, Вивер, пристает к тебе? – спросил однажды вечером Дикон в присутствии миссис Гудер, иронизировавшей по поводу того, что их гость не отходит от Танзи, когда появляется в таверне.

– Нет, нисколько. Его нельзя не любить, – ответила Танзи. – Но он все время откладывает выход своего судна, а мы так заняты. Я часто не успеваю сделать всего того, о чем просит миссис Гудер. Представьте себе, что кто-то отвлекает вас, когда вы должны сосредоточиться на какой-то важной работе для мистера Дэйла.

– Конечно, я понимаю. Например, все эти разговоры про бунт. К счастью, все закончилось. – Он взял ее руки в свои и заглянул девушке в глаза. – Он не пытается ухаживать за вами, Танзи? Если да, то…

Она рассмеялась и нежно поцеловала его в лоб, пытаясь поцелуем стереть с лица выражение тревоги и неудовольствия.

– Нет, нет, Дикон, – заверила она его, – ничего подобного. Он рассказывает мне про жизнь во Фландрии да так интересно, что мне самой захотелось там Побывать. Впрочем, мы слишком много о нем говорим. Наверное, потому, что мне все-таки нравится бывать в его обществе. Мне кажется, что он очень интересуется вами, и когда мы с ним вдвоем, он засыпает меня вопросами.

– О чем он спрашивает?

– О многом. Где вы живете, например. Если вы живете один, он хотел бы навестить вас. Я сказала, что вы живете вместе с товарищами-подмастерьями. Еще он спрашивал, говорите ли вы по-французски и знаете ли латынь. И всякие другие вопросы. Где вы жили во время правления короля Эдуарда?

Дикон быстро окинул взглядом набитую посетителями таверну.

– Не кажется ли вам, что где-нибудь за границей он мог встречаться с Джервезом? И что он предполагает…

– Нет, нет. Откуда? Не волнуйтесь, Дикон. Я рассказала вам об этом только для того, чтобы вы не ревновали.

– Ревновать?

– Ведь вы же ревновали к Тому…

– И снова буду, когда он вернется.

– Почему? Ведь я уехала из Лестера и все бросила только для того, чтобы быть с вами.

– Это не совсем так. После всего, что произошло там, вы должны были уехать. И если бы за вами приехал Том…

– Боже мой, Дикон! Ну почему вы так думаете?

– Потому что вы лучше подходите друг другу. Потому что вы, наверное, лучше понимаете его, чем такого мрачного, сомневающегося человека, как я. Потому что Том – веселый и блестящий, и я немного завидую этому. Но с таким характером надо родиться, его невозможно приобрести.

Танзи знала, что Дикон говорит правду. Она до сих пор скучала по веселому смеху Тома и его шуткам.

– Если бы я хотела, я могла бы выйти замуж за Тома. Но я не хотела этого, – медленно и рассудительно сказала Танзи.

– И ваша жизнь теперь была бы гораздо легче. Хотя я и люблю вас преданнее, чем любой другой мужчина в мире стал бы вас любить, мне кажется, что вам со мной будет нелегко, моя дорогая. Но я родился именно таким, это какие-то наследственные черты. И еще, – добавил он, глядя на нее виновато, – я, наверное, слишком увлечен своей работой, чтобы быть хорошим мужем.

Танзи подошла и обняла его.

– Я все это понимаю, и я люблю вас таким, какой вы есть, – просто сказала она. – Каждый день я благодарю Бога за то, что дождалась вас. Смех – очень милая вещь, но такая преданность – большая редкость.

Дикон прижал ее к себе, зная, что любовь Танзи – огромное счастье для него, и давая себе слово не позволять больше ревности овладевать собой, хотя он и понимал, что ревность – это проявление его природной скромности и неуверенности в себе.

Несмотря на эти благие намерения, встретив Жана Вивера в «Голубом Кабане» в очередной раз, Дикон не удержался и спросил, когда он собирается покинуть Лондон.

– Я обратил внимание на то, что погрузка давно закончена, – добавил он.

– Да, и получился вполне порядочный груз шерсти для наших ткачей. Но я должен вначале закончить кое-какие личные дела. Сказал бы я вам о них, но только не здесь.

– Почему не здесь?

– Давайте спустимся к реке.

– Что вам от меня нужно? – грубо спросил Дикон. Вивер положил ему руку на плечо.

– Спросите лучше, что я хочу предложить вам. Я собираюсь в Бургундию, и именно там вы можете сделать себе состояние.

– Бюргерам Дижона понадобились новые мосты?

– Насколько я знаю, нет. Но герцогине очень нужен такой молодой и надежный англичанин, как вы.

– Для работы при ее Дворе? – спросил Дикон, явно заинтересованный разговором.

Торговец взял свое пальто и направился к двери.

– Давайте выйдем отсюда, и я все расскажу вам. Если вы даете слово молчать.

– Я не болтун. Как только дом для сэра Вальтера Мойла будет готов, я стану искать другую работу. Если ваше поручение – секрет, клянусь, я никому не скажу об этом. Кроме Танзи, конечно.

– Женщины не умеют хранить секреты, – возразил он, останавливаясь в дверях.

– Танзи умеет. Она хранит один секрет уже в течение многих лет.

– Вы полностью доверяете ей, не так ли?

Каждый день и каждый час, подумал Дикон, я вверяю ей свою жизнь. Но ничего не ответив Виверу, он обернулся, чтобы позвать Танзи, и они втроем вышли из таверны на темную улицу.

– Я хотел бы пригласить вас к себе на судно, – сказал он, чем вызвал восторг Танзи.

Полюбовавшись лондонскими огнями с палубы маленького суденышка и заглянув в его набитые доверху трюмы, они расположились в тесной каюте Вивера, где, к его удовольствию, им никто не мог помешать.

– После того, как мы немного поговорили возле Тауэрских ворот, я понял, Брум, что вы не слишком любите Тюдора, – начал Жан Вивер, не желая терять время попусту.

– Ничуть. Вы правы, – ответил Дикон, с интересом рассматривая незнакомые предметы вокруг. – Что угодно герцогине?

– Сбросить его с трона, который ему не принадлежит, и отомстить за смерть брата.

Эти слова в тесной каюте прозвучали, как удар грома. Дикон вскочил со своего места и уставился на Вивера, сидевшего на узкой деревянной скамье. Танзи видела, как на его лице, сменяя друг друга, появляются выражения, свидетельствующие о том, какие противоречивые и сложные чувства вызвало в нем то, что он только что услышал. Он совершенно забыл о том, что надеялся получить интересный заказ за границей, и полностью был во власти подозрительности и осторожности.

– И чем же я могу быть ей полезен, простой подмастерье-каменотес?

– Тем, что у вас внешность настоящего Плантагенета!

– И потом работать на кухне?

– На этот раз мы должны добиться успеха. Но даже если только наши намерения станут известны при иностранном Дворе, этого уже будет достаточно, чтобы слух о них дошел до Тюдора и взволновал его. Узурпаторов всегда мучают подобные кошмары, а Маргарита Бургундская видит цель своей жизни в том, чтобы ни на минуту не оставлять Генриха в покое.

Дикон молчал, потрясенный тем, что он сам может быть вовлечен в одну из этих интриг, которые постоянно разворачиваются во дворцах. Что именно его, одного из тысяч молодых людей, хотят выбрать для этого, что на его долю выпадает эта жестокая и трудная роль. Ему – ученику каменотеса, поглощенному своим ремеслом, и королевскому внебрачному сыну, чье сердце стремится к этому, а разум сопротивляется, взывая к благоразумию.

– Танзи была совершенно права, когда сказала, что глупо выбирать в претенденты того, кто совершенно не похож на человека, чью роль ему предстоит сыграть, – сказал посланец герцогини таким тоном, словно вспомнил о словах Танзи совершенно случайно, без всякой связи с их разговором. – Мы не намерены повторять ту же ошибку. Вам, конечно, приходилось видеть Ламберта Сайнела среди слуг в королевской процессии?

– Да, – согласился Дикон, который не мог при случае не рассмотреть этого парня.

– Ну и жалкий же у него вид! – заметил Вивер. – Вы – тот человек, который даже среди носильщиков будет выглядеть так, словно в его жилах течет королевская кровь.

Это было такое точное попадание, что Дикон покраснел. Он прекрасно помнил, как гордо отвернулся в тот день от Тюдора и его приближенных, думая, что гораздо лучше выглядел бы на месте короля. Тогда он устыдился этой мысли.

– Сайнел вполне прилично выглядел, но с этим покончено, – сказал он.

– Я тогда, возле Тауэра, понял, что вы сошли бы за Уорика гораздо легче, чем он, – Вивер не мог остановиться. – Вам никогда не говорили, что вы очень похожи на Плантагенетов?

– Уорик жив, находится здесь, в Лондоне, так что вся эта идея не стоит выеденного яйца.

– Но ведь могут быть и другие. Линкольн, например.

– Все уверены в том, что Линкольн погиб во время Стоукской битвы, – вмешалась в разговор Танзи.

– Тогда Ричард, герцог Йоркский. Слухи о том, что он сбежал из Тауэра, уплыв на лодке, ходят уже давно…

Итак, это случилось. Произошло именно то, от чего предостерегал его отец.

– Но Ричард на несколько лет моложе меня, – возразил Дикон.

Вивер встал, энергично жестикулируя, и поставил перед ними вино.

– То, о чем я говорю, случится не завтра, а с течением времени разница в возрасте перестает быть заметной. Вам надо будет хорошо подготовиться. Герцогиня расскажет вам все о сыновьях короля Эдуарда и о том, какими их могли запомнить окружающие. Вы узнаете про все семейные предания и шутки, про всех родственников и придворных, узнаете, как они выглядели. Мы должны будем разработать план, чтобы собрать единомышленников, которые нас поддержат.

Дикон услышал учащенное дыхание Танзи и не сомневался в том, что она очень напугана.

– Господин Вивер, вы напрасно теряете время, – сказал Дикон, ставя на стол кружку с вином, к которому так и не притронулся. – Я – резчик по камню, строитель. Мое ремесло – это вся моя жизнь. Через несколько недель я буду сдавать экзамен и надеюсь, что потом меня примут в гильдию. Я сам выбрал эту жизнь, и для другой я не гожусь.

Жан Вивер смотрел на Дикона, улыбаясь.

– Вам предстоит другая, гораздо более интересная жизнь. Вам обоим. Мне кажется, что вы не чужды страсти к приключениям…

– К тому же, я собираюсь жениться, – добавил Дикон, пропустив мимо ушей последнее замечание Вивера.

– Неужели вы оба не видите, насколько легче будет ваша семейная жизнь? Мне кажется, что ни у кого из вас нет денег. Наверное, вы даже не можете купить себе дом. Если вы поедете со мной, вы оба будете жить в роскоши, в такой роскоши, о которой вы никогда даже мечтать не могли. При Бургундском дворце. Танзи, там будет вкусная еда и прекрасные туалеты. Вы будете много путешествовать. Может быть, попадете в Париж. И в другие европейские города. Будете встречаться с королями. И вам, Дикон, больше не придется целыми днями надрываться на строительстве домов для богачей. И Танзи не должна будет больше подносить пиво пьяницам и молодым нахалам. Что вы теряете? Мне кажется, что вы еще не успели прочно обосноваться в Лондоне. У кого-нибудь из вас есть родители?

Танзи покачала головой.

– Мой отец умер, – коротко ответил Дикон.

– Это сильно облегчает дело, – отреагировал Вивер. – Если бы они были живы, возникло бы много трудностей.

– Конечно, – согласился с ним Дикон, и эта ситуация его неожиданно позабавила.

– Кем он был? – спросил Вивер, возвращаясь к тому, что его более всего интересовало.

Рука Танзи, в которой она держала кружку, дрогнула, и она даже пролила вино на платье. Однако Дикон смотрел Виверу прямо в глаза.

– Воином, – ответил он после секундного колебания.

– Так же, как и отец Танзи, – заметил Вивер весьма будничным тоном.

– Им приходилось участвовать в одних и тех же сражениях, – заверил его Дикон.

– Наверное, благодаря этому вы и встретились? Что могло бы вас заставить принять мое предложение, молодой человек, а?

– Я подумаю об этом, сэр.

– Но никогда и ни с кем не обсуждайте это, только между собой.

– О, в этом вы можете не сомневаться! – Говоря это, Ричард Брум, подмастерье, выглядел еще более подходящим кандидатом для Вивера, чем когда-либо раньше. Словно он и на самом деле был Плантагенетом. Как герцогиня будет довольна моим выбором, думал Вивер, поздравляя себя с удачей. И он так хотел угодить своей покровительнице, что внезапно ему в голову пришла шальная мысль – скомандовать отплытие, пока эта пара еще на судне. Однако насильственное участие Дикона в их планах могло быть слишком опасным.

– Наше затянувшееся пребывание начинает интересовать вашу таможню, – сказал он, провожая своих гостей на палубу, – поэтому нам придется отплыть не позднее, чем завтра днем. Всем сердцем я надеюсь на то, что вы оба тоже будете на этом судне, готовые к встрече с моими друзьями во Фландрии и в Бургундии.

– Я подумаю об этом, – ответил самый подходящий претендент, о котором они только могли когда-либо мечтать.

Глава 19

Всю ночь Дикон думал над предложением Вивера. Он лежал без сна в доме Орланда Дэйла, в спальне, среди беззаботно и крепко спящих товарищей. Он старался методично взвесить все «за» и «против» заманчивого предложения фламандского торговца.

В его пользу, безусловно, говорили и шанс помочь йоркцам в достижении их цели, и приключения, и роскошная жизнь, которую он сможет обеспечить Танзи, и сознание того, что именно он может справиться с предлагаемой ролью.

Против предложения Вивера были и неопределенность самого плана, и его, Дикона, собственное нежелание выдать свое происхождение и подчеркивать сходство с Плантагенетами. Кроме того, он не хотел становиться игрушкой в чьих бы то ни было руках и боялся, что Танзи останется молодой вдовой. Однако самое сильное возражение было связано с тем, что он мечтал посвятить себя избранному делу.

В том, что задумывали герцогиня Бургунская и йоркцы, был большой риск, и Дикон знал, какие страдания принесет Танзи страх за его жизнь. Потому что, если он вернется в Англию под видом Ричарда Йоркского, и их заговор не удастся, вряд ли Генрих и второго претендента пошлет работать на дворцовую кухню. Он либо казнит его, либо пожизненно заточит в тюрьму.

Дикон предпочитал оставаться самим собой и заниматься своим делом. Однако решающую роль сыграли отцовские слова: «Именно из таких юношей, как ты, даже благодаря случайному сходству, делают претендентов. Поступи в учение. Живи достойной жизнью ремесленника, женись на простой девушке, затеряйся в большом городе и забудь все, что я говорил тебе.» Эти слова Дикон запомнил на всю жизнь.

Прежде, чем рассвело, он тихо подошел к «Голубому Кабану» и свистнул, как было условлено, под окном Танзи. «Я остаюсь каменотесом» – напевал он эти слова на мотив популярной песенки, и в его голосе была радость, поскольку он не сомневался, что и Танзи не спала эту ночь и должна испытать облегчение, услышав его. Однако, рискуя опоздать на работу, он не смог побороть искушения и побежал к реке, чтобы бросить последний взгляд на судно фламандского торговца. Матросы сновали по палубе, готовясь к отплытию.

И я мог бы быть там, подумал Дикон, и приплыть с ними в Гаагу, увидеть другие города Европы и пережить такие приключения, которые редко выпадают на долю молодых людей. И вернуться в Англию с армией, может быть, даже мнимым королем.

Вместо этого он, прихватив по дороге в пекарне на Бред стрит горячего хлеба, поспешил к дому сэра Мойла, к своим товарищам. Сначала ему предстояло выслушать замечание за опоздание и только потом – доделывать фонтан во внутреннем дворике, над которым он трудился в последние дни.

– Я уверена, что вы приняли правильное решение, – успокаивала его Танзи, когда они встретились вечером, видя, каким усталым и измученным он выглядит.

– Мне кажется, мы оба никогда не принимали всерьез эти сумасбродные идеи, – ответил он, стараясь скрыть от нее разочарование той однообразной и скучной жизнью, которую они предпочли. – И это единственный вывод, который мы можем сделать из заманчивого предложения Вивера. Это та самая единственная ситуация, от которой меня предостерегал мой отец, и, по крайней мере, я рад, что послушался его. Но, моя ненаглядная, моя единственная, как бы я хотел, чтобы вы могли жить, не нуждаясь ни в чем! И чтобы у вас были прекрасные, дорогие туалеты!

– И ради нарядов рисковать собой?! Зачем они мне, потеряй я вас?!

– И вы согласны жить в бедности? Потому что, даже если я стану мастером и начну работать самостоятельно…

Она была счастлива, что смогла разубедить его.

– Господи, Дикон, я была так счастлива, что вы приняли именно такое решение, что даже забыла сказать вам. Нам не придется жить в бедности. Пока мы с вами были у Вивера, приходил Гаффорд. Мне очень жаль, что не удалось повидать его и узнать лестерские новости. Но он оставил господину Гудеру письмо для меня. – Она вытащила письмо из кошелька, висевшего у нее на поясе, и протянула Дикону. – Оно от господина Лангстафа, адвоката. Вы лучше разберетесь в нем, чем я. Постоялый двор продан…

– Но не очень удачно, – Дикон выразил сожаление, увидев скромную сумму.

– Да. Но мы ведь даже на это не могли рассчитывать. Он написал, что в течение многих месяцев никто даже не хотел смотреть на него. У него дурная слава.

Пока Дикон читал письмо, Танзи вновь переживала все невзгоды и горе, выпавшие на ее долю в последние месяцы жизни дома. Но то, что она так резко сменила обстановку и была очень занята, помогло ей забыть ужасное прошлое. И она уже не могла долго думать о нем, чувствуя себя счастливой в настоящем.

– Самая прекрасная новость это то, что мистер Джордан скоро будет в Лондоне, – сказала она, схватив Дикона за руку и показывая на последние строки письма.

– Лангстаф пишет, что он собирается привезти ваши деньги. Даже несмотря на то, что на дорогах полно грабителей.

– Наши деньги, – поправила его Танзи. – Он собирается приехать через пару недель, прямо к нашей свадьбе.

– Чтобы быть вашим посаженным отцом, – сказал Дикон, возвращая Танзи письмо и целуя ее.

– Да, он хочет заменить мне отца на свадьбе.

– Памятуя о том, каким упитанным был этот кабанчик, – я имею в виду белого, – можно пожалеть, что за него так мало заплатили! – посетовал Дикон.

– Вы знали его только в те немногие дни, когда там был король и когда «Белый Кабан» действительно процветал, – напомнила ему Танзи. – Мой отец неплохо управлялся с делами, а мачеха – царство ей небесное! – не слишком любила работать. И дела наши шли очень плохо. Но как бы там ни было, если мистер Джордан приедет до свадьбы, денег хватит, чтобы купить дом. Может быть, один из тех коттеджей на берегу Темзы, в Чаринг виллидж.

– Кажется, мы оба хотели бы жить в деревне, среди зеленых полей, – ответил Дикон, улыбаясь и радуясь ее активности. – Хотя, возможно, прежде, чем покупать дом, следует сначала узнать, где мне придется работать.

– Разве вы не собираетесь продолжать работать с господином Дэйлом? С той лишь разницей, конечно, что вам будут платить, как одному из самых умелых и талантливых его помощников.

– Я надеюсь на это. Но вы должны помнить, что как только мы закончим дом господина Мойла, нас могут послать работать куда угодно, и Чаринг может оказаться неподходящим местом.

Благодаря напряженной работе дом для господина Вальтера Мойла был полностью готов осенью, к его возвращению из Кале, и хозяин пришел в восторг от него. Господин Вальтер Мойл пригласил мастера Орланда Дэйла и всех, кто работал вместе с ним, на угощение. После того, как все встали из-за стола, несколько самых важных гостей вместе с хозяином дома собрались возле камина в большом холле, обсуждая трудности, с которыми пришлось столкнуться во время строительства, и обмениваясь поздравлениями.

– Хоть Кале и часть Англии, все равно это прекрасно – вернуться домой! – воскликнула Эми, единственная незамужняя дочь хозяина дома.

– И как раз к коронации королевы, – напомнил ей мастер Дэйл.

– Нам предстоит еще изрядно поработать над этим холлом, и тогда он превратится в роскошную гостиную, – сказал Вальтер Мойл, оглядывая зал с явным удовольствием. – И вы, и ваши люди потрудились на славу!

– Может быть, вам известно, мастер Дэйл, что отец вчера удостоился аудиенции в Вестминстере, – пояснил молодой Джон Мойл, который вырос в семейном поместье в Кенте. – Успех, которого он достиг при организации защиты Кале, был очень высоко оценен, так что не исключено, что королевская чета захочет нанести ему визит. Вполне возможно, что король, увидев вашу работу, тоже придет от нее в восторг.

Плотники, каменотесы, стекольщики – все стояли вдоль стен, стараясь не пропустить ни единого слова похвалы в свой адрес. Все они были приглашены с женами или с возлюбленными – хозяин хотел таким образом компенсировать временное невнимание к ним со стороны мужчин, которые были очень заняты работой в его доме.

– Сэр, вы собираетесь больше времени проводить здесь, чем в Иствелле? – спросил мастер Дэйл, надеясь, что ответ послужит дополнительным признанием их усилий.

– Мне придется чаще бывать при Дворе, – ответил мистер Мойл, радуясь своему успеху и тому, что все о нем знают. – А сыну, наверное, придется вернуться в Кент.

– Я только и мечтаю, чтобы жениться и осесть там, – сказал молодой Мойл. – Хотя, боюсь, моя будущая жена явно предпочла бы такой дом старомодному Иствеллу.

Он перегнулся через кресло, в котором сидела его сестра, чтобы получше рассмотреть резные пилястры и навес над камином.

– Это действительно великолепная работа, мастер Дэйл!

Дэйл расцвел от удовольствия.

– Это работа одного из моих подмастерьев, – произнес он великодушно.

– Подмастерья?! – воскликнул Джон Мойл, проводя рукой по ученической резьбе.

– Да, тот самый молодой человек, который стоит рядом со светловолосой девушкой. Пара возле ширмы. На следующей неделе ему предстоит экзамен на право работать самостоятельно.

– Мне кажется, что девушки здесь гораздо милее, чем в Кале. Она его жена? – спросила Эми Мойл.

– Скоро станет ею. Я отпускал его в Лестер, и он привез ее сюда. Но он компенсировал все время, которое потратил на поездку.

– Из Лестера? – переспросила Эми, которая, очевидно, имела особый интерес к этому городу.

Заметив это, мастер Дэйл попросил Дикона подойти к ним поближе.

– Я слышал, что вы уже почти закончили учение. Как вас зовут, молодой человек? – мягко спросил сэр Вальтер.

– Ричард Брум, – ответил Дикон, кланяясь и краснея.

– Прекрасно, молодой Брум. Мы все в восторге от вашей работы. Очень умелая и впечатляющая резьба. И долго вы над ней трудились?

– Понятия не имею, сэр! Я работал каждый день до наступления темноты. Это доставляло мне такое наслаждение!

Все, кто слышали этот ответ, рассмеялись. Но Дикон был совершенно серьезен, и Эми Мойл, склонившись к отцу, что-то прошептала ему.

– Моя дочь говорит, что ваше имя ей знакомо. Ей кажется, что именно вы прислали сюда своего друга, этого прекрасного кузнеца, Тома Худа, вскоре после смерти моего старого мастера.

– Да, сэр. После Босворта ему нечего было делать в Лестере. Я уверен, что он прекрасно служил вам в Кале, сэр.

– Так же прекрасно, как вы, ученики мастера Орланда Дэйла, служили мне здесь. – Хотя и более ярко – можно так сказать? – да, более ярко, – добавил он и улыбнулся, вспоминая что-то. – Он произвел в Кале настоящую сенсацию!

– Он более яркий человек, – рассмеялся Дикон и ушел бы, если бы Эми Мойл не взяла его под руку.

– Вы жили в Лестере? – спросила она, понизив голос.

– Нет, госпожа Мойл, я только однажды был там, – так же доверительно ответил Дикон. – Но именно там я встретил свою будущую жену.

– Эту очаровательную девушку с благородным ртом и прелестным курносым носиком?

– Да. Ее отец был владельцем того самого постоялого двора «Голубой Кабан», где останавливался покойный король, – ответил Дикон, все более проникаясь симпатией к своей собеседнице.

– Тогда она должна знать Тома Худа очень хорошо, не правда ли? Мне кажется, я даже помню, как он говорил о ней. И о вас. С благодарностью. У вас не горели уши?

– Они горят сейчас. От того, что сказали ваш отец и брат!

– О, мой брат очень интересуется красивыми домами. Мне кажется, он с удовольствием стал бы архитектором, если бы отец не заставил его изучать право. Вы хорошо знали Тома?

– Мне кажется, да. Раньше, вскоре после его приезда в Лондон, мы встречались очень часто.

– Тогда скажите мне, правда ли то, что мне рассказала моя подруга Мирабель в Кале?

Дикон посмотрел на маленькую, оживленную брюнетку и улыбнулся своей очаровательной неповторимой улыбкой.

– Госпожа Эми, ведь я даже не имею чести знать вашу подругу! Как же я могу судить о том, что она сказала вам?

– Конечно, не можете. Отец всегда говорит, что я непоследовательна, хотя, сказать по правде, я не очень точно знаю, что именно он имел в виду. Но вы слышали, как отец сказал, что Том произвел в Кале сенсацию. Так вот, моя подруга Мирабель считает, что не только среди тех, кто делает стрелы, но и среди дам.