Текст книги "Полет лебедя"
Автор книги: Маргарет Энн Хаббард
Жанры:
Классическая проза
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)
– Я хочу поздравить тебя от всего сердца, мой мальчик. Ты далеко ушел с того дня, когда появился у моих дверей со своей чудовищной пьесой. Ты проделал огромную работу. Перед тобой лежит прекрасное успешное будущее. Но не дай ему вскружить тебе голову. Помни, что трудная работа еще не окончена.
– Да, герр Вульф. Я знаю, что мне еще придется много работать. Но до тех пор, пока у меня есть друзья, готовые всегда поддержать меня, работа будет казаться не такой трудной!
Адмирал улыбнулся и обратился к сыну:
– Питер, если ты уже просмотрел все газеты, то я хотел бы взять их с собой и сам прочесть вердикт критиков.
– Да, отец. Вот, пожалуйста, – ответил Питер, поднимаясь на ноги с охапкой газет. – Я отнесу их в твой кабинет.
Они оба ушли.
Гетти села у огня. Она сложила свои маленькие руки на коленях, а отблески огня камина создавали вокруг нее причудливую игру света и тени.
– Солдат прошел через все войны! Он был очень храбрым! – сказала она.
– Войны для него еще не окончены, – ответил Ханс Кристиан, опускаясь на подушечку. – Сейчас он всего лишь рядовой. Когда-нибудь он станет генералом. На его груди будут сиять медали и яркие ленты, а на поясе висеть серебряная шпага. Все, что остается ему сейчас, это подъем в гору. Ведь дорога ведет ввысь.
Гетти начала накручивать одну из своих ленточек вокруг пальца.
– А как же маленькая танцовщица?
– О! Она всегда будет танцовщицей. Она всегда будет жить в своем бумажном замке, а солдат будет навещать ее каждый раз, приходя на побывку.
Ханс Кристиан смотрел на огонь, занятый своими собственными мыслями. Он не заметил горького разочарования в глазах девушки и того, что в комнате повисла необычная тишина. Мысли Ханса витали в далеком будущем, когда короли станут его друзьями, а королевы будут молить прочитать им одну из его историй.
Вернулась мадам Вульф с полным подносом сандвичей и кувшином молока. Ханс Кристиан начал жадно есть, но Гетти сделала всего лишь несколько глотков.
«Возможно, у нее снова болит спина», – подумала мать и взяла беседу в свои руки.
– Что ты будешь делать со всеми деньгами, которые получишь от продажи твоей книги? – поинтересовалась мадам Вульф.
Рот Ханса отвис, и из него чуть не выпал сандвич. Ему никогда не приходило в голову, что с деньгами можно делать что-нибудь еще, кроме удовлетворения своих насущных потребностей.
– Вы думаете, что я смогу сделать что-то необычное?
– Конечно. Ты два года работал без передышки. Тебе необходим отдых. Почему бы тебе не поехать куда-нибудь?
– Поездка. А я действительно могу?
Мадам Вульф ободряюще кивнула.
– Конечно. Но сначала тебе придется поговорить об этом с герром Коллином, но я думаю, он не будет против. Ты можешь, например, поехать в Оденсе.
Ханс Кристиан заерзал в кресле.
– Нет, еще рано. Сначала мне нужно еще очень многое сделать.
Ханс взял еще один сандвич.
– А может быть, у тебя есть какой-нибудь школьный друг, которого ты мог бы навестить, – продолжала мадам, уверенная, что идет правильным курсом.
– Иене Симонсен, – наконец произнес он. – Он живет в Ютландии. Я мог бы погостить у него несколько дней. Но мне бы хотелось большую часть своего времени провести в путешествии. Если, конечно, я смогу себе это позволить.
– Я думаю, что ты сможешь себе это позволить, – уверила его дама. – Тебе очень нужен отдых. То, что иногда считается роскошью, может стать необходимостью при определенных обстоятельствах.
Молодой человек с энтузиазмом согласился. Вот так одним июньским утром Ханс Кристиан оказался в дилижансе, увозящем его из Копенгагена в его первый отпуск.
XVI
Фея Сада приблизилась к ним навстречу. Ее одежды сияли как солнце, а лицо излучало любовь, подобно лицу матери, радующейся при виде своего дитя. Она была молода и чудо как хороша.
«Райский сад»
Пароход пробивался через туман в направлении Ютландии. За сутки он прошел свой путь от Каттегата, через дождь, ветер и злые волны. Практически все на борту, включая и Ханса Кристиана, болели морской болезнью, а конца дороги еще не было видно. Переезд, который обычно занимал не более часа, затягивался еще на полдня.
Но лишь один пассажир не жалел об этом. Ханс Кристиан, несмотря на физический дискомфорт, наслаждался путешествием. Год назад он осуществил поездку на «Каледонии», первом пароходе в датских водах. Но этот опыт не включал в себя ночное плавание под ритмичное громыхание работающих двигателей. Даже если бы его не мучила морская болезнь, Ханс все равно бы не смог уснуть. Он любовался этим новым чудом науки и техники, покоряющим море.
С первыми лучами света он был уже на палубе. Шторм закончился, но туман так плотно окутал корабль, что приходилось каждые несколько секунд посылать в воздух предупредительные звуковые сигналы. Ханс подошел к краю и взглянул за борт. Они, должно быть, шли вполовину скорости, так как казалось, что ход судна едва ли нарушал морскую гладь.
Старый матрос, с которым Ханс познакомился вчера, присоединился к нему на палубе. Это был ветеран с залегшими вокруг глаз синими ободками, приобретенными в результате многолетнего общения с подзорной трубой.
– Корабль замедляет ход, – заметил он. – Будем в порту Орхуса к восьми склянкам. Вам бы лучше остаться в своей каюте, приятель. Здесь ничего интересного.
– Я знаю, герр матрос. Но я не смог бы остаться внизу. Здесь на свежем воздухе я чувствую себя намного лучше.
Старый моряк рассмеялся:
– Это уж точно.
– Мне нравится море и небо и ощущение того, как бежит по волнам пароход, – продолжал Ханс, пытаясь заглушить странное чувство, возникающее в груди.
Старик сплюнул в туман.
– Не испытываешь никакого удовлетворения, когда пароход пробивается через туман. Если бы вы были со мной на моей старенькой «Минерве Т.», когда паруса надувались так, что казалось, вот-вот лопнут. Мы быстро крепили их и забивали гвоздями люки, давая возможность волнам захлестывать нас. Мы могли прорваться через любой шторм в семи морях! Вот когда получаешь настоящее удовлетворение!
– Я знаю, герр матрос. Парусные корабли были очень красочными. Но теперь мы перешли в новую эпоху, эру изобретений и прогресса. Только подумайте об этом! С первых дней мореплавания люди зависели от воли ветра, а теперь лишь от небольшого усилия мысли, благодаря которой появился паровой двигатель. Это достижение сделает человека повелителем морей и ветров.
Старый матрос посмотрел с удивлением на своего юного собеседника.
– Чушь! Природа наша мать! Что лучшего мы можем сделать для самих себя, чем использовать ее силы для нашего собственного конца.
Ханса переполнили чувства, и он оторвал одну руку от перил, чтобы жестом подчеркнуть действенность слова.
– Но подумайте о скорости, герр! В спокойную погоду мы совершили путешествие от Копенгагена за сутки! На парусном судне это было бы невозможно!
– Какое значение имеет скорость? – откликнулся старый моряк. – Я плыву в Орхус навестить свою племянницу, но мне очень не нравится ее муж. Зачем же мне спешить?
– Но подумайте о том, что означает пароход для мира торговли! Это целый шаг вперед в истории всей навигации!
– Дьявольские штучки. Я бы сидел на Хольмен-канале и каждый раз, когда бы один из этих пароходов проходил мимо меня, кричал бы проклятия ему вслед. Вот что я думаю об этом!
С этими словами он лихо развернулся на каблуках и исчез в тумане.
Ханс Кристиан улыбнулся. Из этого происшествия получится неплохая история, которую он расскажет Гетти Вульф по возвращении в Копенгаген.
После полудня пароход причалил к Орхусу. Туман перешел в моросящий дождь, и, когда молодой поэт подошел к экипажу, подготовленному для него Йенсом Симонсеном, его настроение было каким угодно, но только не праздничным.
– У меня для тебя великолепные планы, – уверил его Йенс, садясь рядом с Хансом в экипаж и закрывая дверцу. – У меня тоже каникулы. Я занимаюсь бизнесом вместе с отцом, но мне удалось оторваться от дел на какое-то время. Моя сестра с удовольствием побродит с тобой по сельской местности. Она, так же как и ты, любит цветы, деревья и все такое.
Кровь Ханса была холодна как лед, но он старался сделать все возможное, чтобы выглядеть вполне дружелюбно.
– Я надеялся увидеть здесь цыган. Я хотел бы написать о них свою следующую книгу. – И он с надеждой посмотрел на Йенса.
– Здесь много цыган. Но на самом деле это просто ленивые существа.
Ханс не отвечал. Он выжидал, надеясь, что Йенс наконец-то догадается, о чем его надо спросить. Книга конечно же!
– Я должен сказать тебе, Андерсен, как хорошо была принята здесь твоя книга. Ее все прочитали и очень высоко оценили.
Йенс был вознагражден выражением облегчения, появившимся на лице Ханса.
– Ты уверен? Ты не просто так это говоришь?
– Конечно же, – ответил друг от всего сердца. – Моя сестра дважды читала ее. А все наши знакомые умоляют нас дать им возможность встретиться с автором. Тебе будет устроен королевский прием, Ханс Кристиан!
Гость распрямил спину и стал дышать более свободно. Теперь он мог спокойно отдыхать, зная, что ни одно критическое суждение не испортит его наслаждения.
– Я приехал развеяться, – сказал он Йенсу. – Я так долго работал без перерыва, что мой мозг устал. Мне нужен только отдых.
Но именно этого Ханс Кристиан и не нашел.
Не успел экипаж подъехать к маленькому кирпичному дому, как дверь резко распахнулась, и на ступеньках показалось маленькое фееподобное существо, стоящее на цыпочках. Ее руки были сложены на груди, а на прекрасном лице сияла чудесная улыбка.
– Это моя сестра Элсбет. С тех пор как умерла мама, мы ужасно избаловали ее, – объяснил Йенс. – Она наша радость. Тебе она понравится.
Ханс с трудом вылез из экипажа. Ноги так окоченели, что еле держали его. Ослепительная юная леди танцевала возле двери прямо под дождем. Свет очага следовал за ней, создавая ореол над ее сияющими волосами, переливаясь на ее ярком платье цвета огненных искр. Даже ее маленькие башмачки были того же самого цвета. Девочка танцевала, вполне осознавая, какую прекрасную картину она представляет в квадрате света. Элсбет улыбнулась Хансу, и ее щечки вспыхнули.
– Добро пожаловать в наш дом, герр Андерсен! – воскликнула она, хватая его руку своими маленькими ручками. Первый же взгляд на него убедил девочку, что знаменитый поэт был всего лишь ребенком-переростком, поэтому она и обращалась с ним соответственно.
– Только подумать, самый известный поэт в Дании посетил нас! У меня просто захватывает дыхание!
Подобное заявление было едва ли верным, так как ей еще вполне хватило дыхания на то, чтобы продолжать болтать всю дорогу до дома. Бедному Андерсену удалось пожать ее руку и что-то пробормотать в ответ. Что он ей сказал, Ханс не помнил, но понял, что его слова позабавили девочку, так как ответом на них послужил радостный смех, унесшийся в дождь. Ханс Кристиан то смотрел на ее макушку, как раз на уровне с его плечами, и видел маленькие дождинки, блестящие в ее волосах, как бриллианты, то невольно любовался черными ресницами вокруг прекрасных карих глаз, контрастирующих со светлыми волосами.
Девочка впереди них вбежала в маленькую гостиную, которая в эту минуту была такой теплой и уютной по сравнению с мрачной погодой снаружи. В камине пылал сильный огонь, а рядом с ним спал лохматый пес, опустив голову на лапы. Вишневые занавески и яркие подушки придавали комнате цвет и живость. А пианино и кресло с рабочей корзинкой, перевернутой вверх дном, говорили о пристрастиях Элси.
Юная леди подбежала к камину. Маленькие красные башмачки затанцевали между розами на ковре. Она попыталась прогнать пса с его теплого половика.
– Уходи, Принц! Если ты съел суп, я поколочу тебя, проказник!
Принц с трудом открыл один глаз, лениво пошевелил хвостом и снова уснул.
– Он не трогал его! – запела Элси, приподнимая крышку с котелка, дымящегося над огнем. – Видишь, Йенс, я весь день держала его горячим. Тебя так долго не было.
– Пароход опоздал, – ответил брат, помогая гостю снять плащ. – Но теперь это не имеет значения, раз мы уже здесь.
– Конечно, нет, раз вы уже здесь! Теперь, Ханс Кристиан Андерсен, садитесь, пожалуйста, в самое удобное кресло, а я налью вам самый вкусный в мире суп! Разве здесь не удобно?
Ханс что-то вежливо пробормотал. Прекрасный звук его имени, слетающий с губ девочки, гипнотизировал его, и он позволил проводить себя в кресло, в то время как Йенс излучал гостеприимство, а Принц сопел. Ханс опустился в кресло, склонив голову на подушку, которую подложила ему Элси под затылок. Она стояла и любовалась на него, и Ханс Кристиан покраснел до самых корней волос.
Элси занялась супом, а Йенс сел рядом, чтобы начать разговор. Затем Элси подвинула свое кресло поближе к камину, чтобы оставаться в центре внимания.
Молодые люди продолжили беседу, но Элси все время, бормоча что-то над своими узлами и роняя ножницы, постоянно отвлекала их внимание на себя. По какой-то непонятной ему причине Ханс стал думать о красных туфельках. Он представлял себе, как их прелестная владелица танцует и танцует в них без устали.
– Мадам Ингеман была добра к нам, – заметил Йенс. – Я все еще чувствую вкус ее ужинов!
Ханс внезапно вернулся к действительности.
– Она написала мне, когда вышла моя книга. Хочешь, прочту тебе кое-что. Я, конечно, не согласен с ней. Но… А, вот оно.
Не дожидаясь согласия, он достал письмо из кармана и начал читать:
– «Я верю, что маленькие эльфы из твоего детства – твои добрые гении, так как когда они живут в твоем воображении и в твоем сердце, то можно не бояться, что ручеек понимания запутается среди сияющих камушков. Я уверена, что маленькие эльфы покажут тебе дорогу через ясное голубое небо».
Он свернул бумагу и покачал головой.
– Не понимаю, почему я должен быть ослеплен сияющими камушками. Меня не интересует ни роскошь, ни великолепие.
Йенс быстро прикрыл рот рукой, но глаза Элси расширились с выражением понимающей симпатии.
– Как жестоко говорить такие вещи! – воскликнула она, наклоняясь вперед в сторону камина. – Конечно же вы не будете ослеплены сиянием! Каждый великий человек должен признавать свое величие. Я думаю, что сияние просто обязательно!
Йенс с удивлением посмотрел на нее. Каких книжек она начиталась?
– Я знаю это, – ответил Ханс, его сердце стучало, как молот. – Некоторые люди отмечены Богом. Я не виноват, что принадлежу к их числу.
Йенс с кашлем поднялся. Андерсен не изменился. Те же самые мысли практически в тех же самых словах он слышал из года в год в школе. Не один раз он предупреждал юного гения не говорить вслух подобных сантиментов, на что в ответ Ханс начинал плакать и Йенсу приходилось соглашаться с тем, что он не понимает подобных вещей, так как сам не является дарованием.
– Если ты уже поел, Ханс, то я отведу тебя в твою комнату, где ты сможешь переодеться в сухую одежду, – предложил он. – У нас как раз есть время до ужина.
Элси уже было хотела запротестовать, но вовремя уловила взгляд брата. «Хватит!» – грозно говорил он.
Ну что же. Ведь гость только приехал. У нее впереди масса часов, которые она проведет с новым знакомым в беседах о духовном. Особенно если погода останется плохой. Единственным препятствием всему могла стать тетя Гаррет. Она обладала очень наблюдательным взглядом и была воспитана на строгих принципах, которые не изменились за сорок шесть лет ее девичества. Этим днем у нее внезапно разболелась голова и она отправилась в свою комнату прилечь, предварительно оставив девочке четкие инструкции по приему гостя. Элси сразу же забыла их все, за исключением подачи супа на стол. Но и здесь девочка преподнесла это так, словно суп был ее собственной идеей.
Ханс Кристиан, так же как и она, не хотел прерывать их ленивого времяпрепровождения в гостиной. Но дискомфорт мокрой одежды был невыносим, и он последовал за Йенсом. Дождь стучал по крыше, и в камине в комнате Андерсена полыхал огонь. У умывальника стоял кувшин с горячей водой, а высокая кровать была набита пуховыми подушками. Здесь было все, что нужно для физического комфорта. А морально Ханс никогда раньше не испытывал такого состояния воодушевления. Если только тетя Гаррет одобрит его! Судя по ее описаниям в письмах Йенса, она должна быть значительным персонажем этого дома. Если ему удастся подойти к ней с нужной стороны, его поездка будет удачной.
XVII
Добрый старик лежал на полу и плакал. Он был поражен в самое сердце. Потом он сказал:
– Фи, какой проказник этот Купидон! Я расскажу о нем всем хорошим детям, чтобы они остерегались и не играли с ним. Иначе он сделает с ними то же самое.
«Нехороший мальчик»
Ханс Кристиан понравился тете Гаррет. Без всяких усилий с ее стороны он рассказал ей историю своей жизни, а она тайно роняла слезинки на свое вязание. Она восхищалась его мужеством и тем, что он никогда не терял веры в себя. За его эгоистичными словами она видела искреннюю цель. Она знала, что он написал какую-то книгу, которая привела Элси в восторг. Хотя она сама и не любила читать и давно уже не воспринимала всерьез энтузиазм Элси, но, когда ее брат Стен, отец девочки, высказал то же самое мнение в отношении этой книги, она решила, что этот несомненно талантливый писатель был исключением из общего числа капризных представителей молодого поколения. Она пошла даже дальше и похвалила Йенса за то, что он сумел завести дружбу с таким многообещающим юношей. Несомненно, Хансу Кристиану удалось добиться полного успеха в семье Симонсенов.
Он рассчитывал погостить у них три дня. Но когда дождливая погода не прекратилась, Йенс и Элси, не без помощи тети Гаррет, уговорили его задержаться под причиной, что туман рассеется, дождь прекратится и они смогут погулять за городом. Ханса Кристиана не пришлось упрашивать долго. Несмотря на то что все три дня редко удавалось выйти на улицу, они неплохо проводили время в доме. По утрам, когда Элси и тетя Гаррет занимались хозяйством, Ханс сидел возле камина и читал. К полудню приходил Йенс, а вместе с ним его знакомые, горевшие желанием посмотреть на писателя, чья книга уже стала знаменитой в Ютландии. Под их восхищенными взглядами, похвалами и расспросами Ханс расцветал как майская роза. По вечерам вся семья собиралась в уютной гостиной; тетя Гаррет с ее бесконечным вязанием, герр Симонсен со своей газетой, а Ханс и Йенс с шахматной доской. Эта игра всегда доставляла им огромное удовольствие. Однако когда Элси начинала танцевать возле пианино и петь цыганские песенки, Ханс неизбежно проигрывал.
Неделя плавно перешла во вторую, а туман все еще не рассеялся. Тетя Гаррет заметила, что Ханс стал каким-то странным. Он был подвержен резким переменам настроения. То он радостно и беззаботно смеялся, то внезапно замолкал и впадал в состояние такой глубокой депрессии, что ничто на свете не могло его из нее вывести. Наблюдательная тетя Гаррет пришла к выводу, что в его голове рождается новая поэма. Поэтому, когда Андерсен решил прогуляться в одиночку под дождем, она, несмотря на отговорки остальных, нашла ему зонт и плащ и поставила на огонь котелок с шоколадом, чтобы он был горячим к его возвращению. Она считала, что оказывает услугу человечеству, помогая поэту в его новой работе.
Но в результате столь усердной работы мозга на бумагу легли всего лишь четыре строки.
О, пара темных глаз, что смотрит на меня;
Мой мир, мой дом, восторг и наслаждение.
И тот покой, что вы даруете любя,
Из памяти не унесет забвение.
Никто не видел этих строк. Они хранились в его сердце и его кармане.
Этим днем, который, как решил для себя Ханс, будет последним в этом доме, он сидел, глядя на огонь, охваченный меланхолией. У его ног сопел Принц, а на коленях лежала раскрытая книга. Но рука, опущенная в карман, поглаживала кусочек бумаги, хранящий его поэму. Должен ли он показать ее Элси? Если он сделает это, что она скажет?
– О чем ты думаешь, Ханс Кристиан? – с мягкой настойчивостью поинтересовалась Элси.
Он резко выпрямился в кресле.
– Что… Прошу прощения. Я не слышал, как ты вошла.
Элси улыбнулась и приблизилась к огню, снимая перчатки и шляпу. Ее щеки, мокрые от дождя, покрывал румянец, а волосы на лбу лежали мелкими кудряшками. Сегодня она надела черные башмачки, но даже этот мрачный цвет не мешал ее ножкам оставаться хорошенькими.
– Я ходила на рынок с тетей Гаррет. Я учусь, как торговаться за морковь и кабачки! Однажды я стану прекрасной домохозяйкой. Тетя Гаррет очень щепетильна в этих вопросах.
Элсбет вздохнула так, словно ноша домашнего хозяйства уже легла на ее плечи, но глаза девочки остались веселыми.
Настало время. Ханс встал и оперся о камин. Он сделал глубокий вздох, но Элси не дала ему сказать.
– Кабачки такая скука, не правда ли? Надеюсь, мне никогда не придется покупать их самой.
И она с наигранной раздражительностью пнула Принца.
Рот Ханса Кристиана медленно закрылся. Что он мог предложить ей? Стать той, кто будет покупать для него кабачки всю оставшуюся жизнь? Какое ужасное будущее!
– Знаешь, пока мы шли на рынок и обратно, я смотрела на небо и искала хоть один просвет. Но ничего не нашла. Ты, наверное, думаешь, что Ютландия очень печальное место.
Ее карие глаза смотрели прямо в глаза Ханса Кристиана. Затем Элси внезапно их закрыла, и взгляд Андерсена упал на чудесные длинные ресницы девочки.
Вот теперь он должен сказать ей все.
– О, нет… Мне нравится туман… Солнце, это, конечно, хорошо, но и в тумане есть свое очарование.
Ханс Кристиан умолк. Она не поймет его поэмы и его мысли о маленьких красных башмачках, которые все время плясали в голове по мере того, как история только формировалась. Или даже его желание бросить писательскую карьеру и стать священником, что позволит ему содержать жену в более комфортабельных условиях. Он не мог ничего этого объяснить ей. Андерсен склонил голову к руке, лежащей на полке камина.
– Ханс Кристиан, ты болен? Ты слишком много времени проводишь в доме! – воскликнула Элси. – Пойдем немного погуляем и вернемся назад.
– Нет, – резко выкрикнул Ханс, но затем снизил звук своего голоса. – Нет, спасибо. Ты должна извинить меня. Я думаю, мне действительно скучно. Но я должен завтра уехать. Вот что я хотел тебе сказать.
Глаза Элси оказались на мокром месте.
– Только не завтра! Ты же еще не видел Ютландии.
– Я знаю, – с отчаянием в голосе согласился Ханс Кристиан. – Но дождливая погода не идет мне на пользу. Мои кости все время болят. Мне нужно на солнце. Когда-нибудь потом я вернусь и посмотрю на цыган.
– Но ты же можешь остаться еще на одну неделю! – умоляла Элси. Она была искренна. Присутствие поэта забавляло ее. – Погода прояснится. Все будет таким зеленым и красивым после дождя. Пожалуйста!
Девочка положила руку на его плечо. Ханса Кристиана охватило уныние. Как он мог отказать этому милому созданию. И в то же время он не мог оставаться еще на неделю под одной с ней крышей, не получив нервного срыва. Как, черт возьми, ему выйти из этой ситуации.
Как раз в этот момент появилась тетя Гаррет.
– Ханс Кристиан, я куда-то положила свой синий клубок. Вы его не видели? Бог мой, да что с вами обоими такое? Вы выглядите как ягнята, идущие на бойню.
– Тетя Гаррет, он уезжает! Завтра! – воскликнула Элси. Ее голос дрожал. – А ведь он обещал, что разрешит мне показать ему цыган.
Тетя кивнула. Она ожидала внезапного отъезда. Если кто-то что-то задумал, нужно было делать это сразу.
– Правильно, Ханс Кристиан. Мы были бы рады, если бы ты задержался еще на неделю, но ты должен делать то, что считаешь нужным.
При этих словах незамужней пожилой дамы глаза Ханса засияли.
– Вы поняли меня, фрекен Симонсен. Мне уже пора возвращаться домой. И я хотел бы повидать свою мать перед отъездом в Копенгаген.
Вдруг Ханс внезапно понял, что очень соскучился по Анне-Марии. Эта идея только сейчас пришла к нему.
– Конечно же, – сказала тетя Гаррет. – Я прослежу за тем, чтобы подготовить тебе хороший ланч в дорогу…
– Но, тетя, мы никогда не увидим его снова! – ныла Элси.
– Тс-с. Конечно же увидим. Разве ты забыла, что мы в октябре сами собираемся в Копенгаген навестить кузину.
– Я забыла об этом! – воскликнула Элси, и на ее лице вновь появилась улыбка. Тогда мы увидим тебя, Ханс Кристиан. Может быть, ты сможешь пойти с нами в театр.
– Об этом можно договориться позднее, – серьезным тоном произнесла тетя. Какая откровенность! Неужели Элси хочет, чтобы молодой человек подумал, что она бегает за ним.
– Октябрь. Отлично. Я буду рад увидеть вас, – сказал Ханс. – Если вы удостоите меня несколькими строчками, фрекен Симонсен, то я смогу встретить вас на пристани.
– Посмотрим. Поднимайтесь и собирайте свои вещи, Ханс Кристиан. А я займусь вашим ланчем, пока еще не стемнело.
И энергичная дама направилась на кухню.
Молодой человек, довольный столь неожиданным избавлением от неприятного разговора, побежал наверх. Его радовала перспектива вновь увидеть Оденсе. Теперь-то уж ему окажут хороший прием его односельчане. А осенью, когда Элси приедет в Копенгаген, он покажет ей свою поэму. Ханс с любовью достал ее из кармана. Возможно, когда он станет священником, у него будет не так много времени на стихи. Одинокая боль подступала к горлу. Жертва будет огромной, но Элси стоила этого,
Ханс Кристиан занялся сбором своих вещей с радостным сердцем, слушая стук дождя по черепичной крыше. Он надеялся, что, когда приедет в Оденсе, там будет светить солнце.
XVIII
Он прилетел в сад к своей розе, но она уже завяла, лишь несколько поблекших лепестков осталось на ее зеленом стебле.
– Увы! Как быстро уходит все хорошее и прекрасное! – со вздохом произнес эльф. Но в конце концов он нашел другую розу, в лепестках которой устроил свой новый дом. Он снова мог жить в безопасности, спрятавшись за благоухающими лепестками.
«Эльф, живущий в розе»
Как только побережье Ютландии осталось далеко позади, погода наладилась и путешествие от Орхуса к острову Фюн прошло спокойно. «Паровой корабль» плавно двигался своим курсом. Многие пассажиры с любопытством смотрели на своего выдающегося попутчика. Некоторые из них направлялись в Оденсе. Как только на горизонте появились первые признаки Фюна, они начали крутиться возле него. Но возбуждение Андерсена нельзя было передать никакими словами.
– Простите, мадам, но я очень плохо себя чувствую, – обратился он к веселой молодой даме, которая вместе со своей матерью следовала буквально по пятам за ним, начиная с того момента, как ей на него указали.
– О, какая жалость! Может быть, принести вам воды? – предложила она.
– Нет, пожалуйста, я хотел бы остаться один на какое-то время, – промямлил Ханс Кристиан, надеясь, что его слова не выглядели слишком грубыми. Он не мог позволить никому, а особенно этому легкомысленному созданию, разделить с ним столь священный момент возвращения домой.
Пока юная дама разговаривала с матерью, Ханс незаметно исчез. Ему удалось найти безопасное место между кучей багажа и бортом парохода, где он мог спокойно предаться глубокому, тревожащему душу воспоминанию о своей родине. Он был так одинок с тех пор, как покинул ее. Он и сейчас одинок. Но теперь он добился успеха и встал на путь славы и богатства, хотя еще не получил ни того, ни другого.
Впереди показался знакомый навес, под которым он когда-то преклонял колени и молился. Ничто не изменилось за прошедшие десять лет. Ни одного гвоздя не было вбито в стену, в крыше не появилось ни одной новой дыры. Как и раньше, на берегу пассажиров ожидал дилижанс, рядом с которым стоял неизменный старый Клаус. Волосы старика поседели, плечи сгорбились, но борода по-прежнему осталась черной и густой. Он был одет все в тот же кожаный плащ, так хорошо знакомый Хансу с давних пор.
Ханс Кристиан перегнулся через перила борта так сильно, как только мог, рискуя упасть в море.
– Клаус! Эй! Клаус! Помнишь меня? – кричал он, неистово размахивая руками.
Клаус повернулся в сторону корабля, подходящего к пристани. Лошади зафыркали и стали рваться с места. Их все еще пугал вид этого огнедышащего монстра, на месте которого когда-то стояли парусные корабли. Клаус обхватил руками их головы.
– Тихо, тихо! Стоять, Джим! Тихо, Нелли, – пытался он успокоить лошадей, между тем рассматривая едва узнаваемую фигуру молодого человека, балансирующую на перилах. Андерсен, внезапно решил он. Никто, кроме него, не может себя так вести.
– Клаус, я вернулся в Оденсе! Ты не узнаешь меня? – кричал худой мужчина, с силой вытягивая свою шею, словно лишний дюйм мог приблизить его к кучеру.
– Будь я проклят, это же Андерсен! – крикнул кучер в ответ. – Добро пожаловать домой!
Добро пожаловать домой! Самые прекрасные в мире слова! Глаза Ханса Кристиана наполнились слезами. Матросы, готовившиеся выбросить трап, с удивлением смотрели на этого молодого человека, чье желание попасть на берег было настолько велико, что он был готов броситься за борт.
– Осторожно, господин. Вы упадете. Мы еще не причалили, – предупредил его один из матросов.
Но Ханс Кристиан не мог больше ждать. Он преодолел трап в несколько шагов и вот уже стоял рядом со стариком. Ханс обхватил его своими длинными руками и, наверное, расцеловал бы, если бы нашел на его лице хоть одно свободное от волос место. Лошади зафыркали и взбрыкнули. Старик вырвался из цепких объятий Андерсена и схватил их под уздцы. Только благодаря своей огромной силе ему удалось вернуть их в спокойное состояние и уберечь дилижанс от неминуемого разрушения. Кучер, поглаживая влажные носы лошадей, бросил Хансу через плечо:
– Ты все такой же мальчишка, Андерсен!
Ханс Кристиан радостно улыбнулся. Он был
уверен, что в Оденсе о нем слышали! Весь город будет дрожать от возбуждения при мысли о его возвращении. Теперь он был рад, что предварительно не сообщил об этом матери. Каким захватывающим событием станет его нежданный визит ко всем старым друзьям.
– Скажи мне, Клаус, как там моя мать?
Старик пристально смотрел на нос Нелли.
– Ты скоро ее увидишь. А теперь мне нужно заняться багажом. Подержи, сынок, моих лошадей. Они стали нервничать с тех пор, как появился этот пароход. Видимо, им не нравятся новые изобретения.
Ханс взял поводья, а старик засуетился у багажа. Почему он не хочет говорить об Анне-Марии?
Он должен все о ней знать. Она каждый раз встречала дилижанс, ожидая от него письма, которые в последнее время содержали в себе небольшие суммы денег. Может быть, она больна? Или попала в беду?
Багаж был уложен, и Ханс Кристиан взобрался на свое прежнее место рядом с кучером. Несколько раз он пытался заговорить об Анне-Марии, но Клаус делал вид, что не слышит его. Наконец Ханс замолчал и задумался о том, что ждет его впереди. Все же ему следовало написать матери перед приездом. Хотя для того, чтобы письмо пришло раньше его, ему бы пришлось ждать лишний день. А вдруг она сильно больна? Или даже умерла?