Текст книги "На самом деле (СИ)"

Автор книги: Марципана Конфитюр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)

Глава 34

Снег таял, вода проникала внутрь ботинок. Ноги отекли от долгой беготни. С утра градусник на улице показывал высокую по меркам апреля температуру, но Марина продрогла. В шумящей толпе она высматривала тех, кого нужно занести в блокнот, пересчитать и потом отчитаться. Господи, ну ведь просили же их не разбегаться! Теперь разыскивай их по всей площади! Одни смылись домой, другие затерялись, а третьи, вместо того, чтобы помочь искать первых и вторых, докучают вопросами.

– Марина, нам долго тут стоять?

– Марина, правда, что английские масоны принесли Петра I в жертву своему еврейскому богу?

Кто бы мог подумать, что эта работа такая тяжелая?

А началась новая полоса в жизни Марины с того, что подруга Светка уволилась из деканата, перешла на заочное отделение и устроилась на новую работу – на мелкую должность, но в крупной корпорации. Вернее, нет, не так. Измученная неразделенной любовью, отвергнутая, разочарованная в Новгородцеве, еженощно видящая во сне полыхающее хранилище со скукоживающейся, чернеющей, словно зовущей на помощь подделкой злосчастного письма, Марина должна была как-то отвлечься. Ей нужны были новые впечатления, новые знакомства, новые интересы. Да и деньги не помешали бы. Тут-то Марина и встретила Светлану. Подруга ее изменилась, стала совсем взрослой, деловой, ее материальное положение заметно улучшилось. Больше всего поразила Марину профессиональная деформация, развившаяся у подруги буквально за пару недель, а именно бросилась в глаза Марине потрясающая, как у Душечки, корпоративная лояльность, заинтересованность в делах фирмы, о которой мечтает любой начальник. Работа позволила Светке совместить два, казалось бы, несовместимых свойства: с одной стороны, она из бедной студентки превратилась в полноценного, самостоятельного, материально независимого человека, с другой же – стала частью чего-то большого и сильного, она стала клеточкой гигантского экономического организма.

Марина почувствовала зависть. Она поняла, что тоже хочет устроиться на такую работу, превратиться в кусочек чего-то огромного, властного и обещающего успешный карьерный рост. В итоге Марина сделала то, о чем давно размышляла. Вступила в молодежную организацию «Даждьбожичи».

Нет, размышляла она, конечно, не о конкретной организации с языческим названием, появившейся два месяца назад на волне националистической истерии и реставрационных настроений. В России и до этого существовали проправительственные тусовки для молодых карьеристов, плавно перетекавшие друг в друга по мере того, как эволюционировало государство. По мысли Марины, заинтересованно наблюдавшей за акциями этих союзов по телевизору, членство в них могло не только послужить определенной защитой от обвинения в поджоге, не только обеспечить благополучную будущность и приятное ощущение правоты, причастности к стороне-победителю, но и помочь познакомиться с молодым человеком, способным вытеснить из души тень Бори Новгродцева.

«Даждьбожичи» приняли Марину хорошо. Она проявила инициативу, рассказала об опыте работы в судьбоносном для страны хранилище архива, быстро обзавелась авторитетом среди товарищей и уже через месяц получила партийное задание. Марину взяли на работу в качестве бригадира политической массовки – именно так назывались люди, ходившие на платные митинги. Митингов было много: ввиду бурных событий последних месяцев «Даждьбожичи» митинговали чуть ли не каждый день, то предавали анафеме вредных писателей, то громили посольства западных государств, то закидывали грязью памятники деятелям недостаточно славянского происхождения, то шумно заявляли поддержку новоявленному монарху.

Народ для политических массовок поначалу вербовали на историческом факультете. На свой первый митинг Марина привела половину истфака. На втором уже присутствовали студенты родственного факультета международных отношений. На третьем появились ребята с биологического и матмеха. Подыскивая людей для акции по сожжению Пушкина и Толстого, Марина освоила интернет: оказывается, на сайтах, где вербовались статисты для кино, наемные хлопальщики для ток-шоу и исполнители ролей в судебные телефарсы, был специальный отдел и для политической массовки. Оставалось только разместить там свои координаты, назначить время и место, заготовить большую картонку с надписью «Марина. Митинг» и ждать. Постепенно сформировалась своя база митинговальщиков. При недостатке заявок на то или иное мероприятие можно было обзвонить посетителей прежних политических акций: их телефоны предусмотрительно собирались на каждой сходке. За нахождение в вертикальном положении в условленном месте в период проведения собрания платили от ста до двухсот рублей в зависимости от продолжительности мероприятия и финансового положения руководства.

Разумеется, митинги не состояли из одних наемников. Ходили на них и идейные, действительные «Даждьбожичи». Им, чтобы не было обидно, тоже давали деньги. Среди подопечных Марины члены организации числились наряду со временными платными «сочувствующими». В отличие от бывалых массовщиков, закаленных двенадцатичасовыми съемками на киностудиях, прошедших через горнило центрального телевидения с вынужденными задержками до двух-трех часов ночи, идейные «Даждьбожичи» были самой утомительной и наиболее капризной клиентурой. Это они приставали к Марине с вопросами:

– Марина, а скоро домой?

– Марина, а деньги когда?

– Марина, а почему мы не разгромили это консульство еще раньше?

Консульство Швеции, которое в этот раз осаждали молодые активисты правящего режима, не было разгромлено по двум причинам. Во-первых, шведы горячо приветствовали развенчание культа Петра I в России. Посол из Стокгольма выразил удовлетворение в связи с тем, что фальшивый император наконец-то получает по заслугам, пускай даже и посмертно. Он даже сообщил о том, что северный сосед готов бесплатно оказать помощь по демонтажу увековечивавших подложного Романова монументов: например, фонтана с Самсоном, разрывающим пасть льву. Вопросом о том, какие мотивы движут шведами в этом благородном жесте, «Даждьбожичи» не задавались. Второй же причиной того, почему консульство вотчины Бернадотов до сих пор было помиловано, являлось славное прошлое этой страны. Шведов воспринимали как родственников Рюрика, как варягов – именно так их последнее время и называла официальная пропаганда.

То, что сначала казалось плюсом, теперь превратилось в минус. Очистив страну от французов, немцев и англичан, отвергнув наследие греков, царь Дмитрий I задумался: а правы ли были наши предки, приглашая на русский престол скандинавов? И вот уже «Новости» по Первому каналу рапортуют о грядущем пробуждении истинно русской, незамутненной чуждыми влияниями культуры. И вот уже именитые профессора (мужики с накладной бородой, вербовавшиеся все на том же сайте массовки) объявляют с телеэкрана, что призвание варягов было грандиозной ошибкой. И вот уже «Даждьбожичи», разбавленные для количества жаждущей ста рублей безработной молодежью, закидывают представительство Швеции централизованно закупленными яйцами и потрясают транспарантами «Варяги, гоу хоум!».

– Марина, а ты меня записала?

– Марина, а не подержишь мой плакат?

– Марина, а когда следующий митинг?

– Марина, а по поводу чего мы тут стоим?

Отвечать на глупые вопросы было некогда. Да и неохота. За время нахождения в организации, особенно после того, как она стала пусть маленьким, но начальником, Марина, как и мечтала, обзавелась несколькими поклонниками. Увы, никто их этих ребят ей не нравился. Один был слишком юным, другой слишком циничным, третий слишком наивным. Никто из «Даждьбожичей» не шел ни в какое сравнение с Борисом! Но, видать, такова была расплата за приближенное к власти положение. А может, наказание за подделку документа и поджог архива?..

Переписав и пересчитав всех своих подопечных, Марина стала пробиваться к координатору митинга – бригадиру над бригадирами. Таковым был отнюдь не тот, кто сейчас, стоя на возвышении, декламировал в мегафон ругательные стишки про Рюрика и Трувора. И не тот, чья физиономия красовалась на сайте «Даждьбожичей». Координатор был человеком незаметным. Эффективный менеджер среднего звена и средних способностей, он, как правило, топтался где-нибудь в самой гуще толпы. Здесь, вне досягаемости телекамер, обычно и производились финансовые операции.

Выслушав отчет Марины о количестве приведенных голов и посмотрев составленный ею список, он вытащил из внутреннего кармана рассчитанную на всех сумму денег.

– Опять крупными! – вздохнула бригадир.

– Как будто не знала! Носи с собой мелочь, разменивай. Пусть тебе сдачу дают. В крайнем случае вон там, за углом, есть пивной ларек, где у продавщицы всегда есть полтинники и десятки. И вообще! – неожиданно разозлился координатор. – Скажи спасибо, что такими есть.

– А могло и не быть? – спросила девушка.

– Думаешь, у батюшки-царя бездонные карманы⁉ – огрызнулся начальник. – Со следующей недели членам организации митинги оплачиваться не будут. Наверху так решили. Хватит им из казны наживаться, пусть проявят патри… роднолюбие. Сознательность покажут. Только ты им пока что не говори, чтобы не разбежались!

– А бригадирам что?

– Вам пока так же, по полтиннику. Для массовки, наверное, тоже скоро понизят. Тяжелые времена настают, – констатировал координатор, пока Марина, кое-как поддерживая коленкой его портфель, расписывалась в лежащей на нем ведомости.

– Прочь, варяги!!! Убирайтесь за море, в свои земли!!! – загремело тем временем из мегафона. – Как мы вас позвали, так и прогоняем ныне!!! Грянемте песню, братия!!!

Толпа нестройно, безголосо и страшно фальшивя затянула написанную недавно придворными сочинителями роднолюбивую песню «Эй, славянка, двигай попой».

– Ладно, – буркнул начальник. – Ступай уже, что ли.

Марина начал пробиваться обратно, в ту часть толпы, где стояли ее знакомые. На нее снова посыпались вопросы:

– Марина, а что, если я в туалет хочу?

– Марина, а меня покажут по телевизору?

– Марина, а на турбазу нас повезут?

– Марина, а кыштымский карлик тоже был засланцем тамплиеров?

– Марина, хочу свои денежки!

– Денежки после окончания, как обычно, – отозвалась бригадир. – За углом, возле трамвайной остановки. И прошу вас, готовьте мелочь!

– А сейчас, братия, – возвестил оратор. – Грянем трижды то, зачем явились! Да так, чтобы у ворога поджилки затряслись. ПРОЧЬ, ВАРЯГИ!

– Прочь, варяги! – крикнула Марина для порядка.

– ПРО-О-ОЧЬ, ВАРЯ-Я-ЯГИ! – загудели подопечные.

– Марина, у меня к вам разговор, – прошептал, как только отгремели лозунги, тщедушный очкарик, ярый поклонник монархического режима и один из неудачливых ухажеров. – Мы должны побеседовать один на один! Это зело важно!

«Опять будет звать в кино или на прогулку», – уныло подумала Марина. Мало ей головной боли, теперь еще придумывай, как отвязаться от этого ботаника!

Митинг кончился, очкарик ждал Марину у трамвайной остановки.

– Может, потом? – без особой надежды спросила бригадир. – Знаете, у меня ноги промокли! Хочется домой, быстрее согреться и лечь в кровать.

– Я вас не задержу! – заволновался поклонник. – И обещаю не докучать! Видите ли, мне просто необходимо поделиться с кем-нибудь своими думами! Можно вас проводить?

– Ну проводите…

– Расскажу все по дороге! Понимаете, – очкарик уже сопровождал Марину по улице, неся ее сумку, – по-моему, вы единственная, с кем можно беседовать на столь важные государственные темы! В нашей ячейке никудышный народ, думают обо всем, кроме Отчизны, им я такие вещи поверять боюсь…

– Ну, что за вещи-то? – поняв, что речь идет не о приглашении на свидание, Марина заинтересовалась.

– Хозяйственные дела нашей Родины. Вот смотрите. Мы разорвали всякие отношения со странами Запада. Пресекли культурное влияние. Идеологическое. Это хорошо. Ну, а торговля? Ведь Европа была основным импортером российской нефти. Ну, и газа тоже. А теперь кому нефть продавать?

– Ну… – растерялась Марина, – есть же и другие страны.

– Япония? О, нет, она не будет брать, поддержит Запад. Они же все вместе ополчились против нашего роднолюбивого порядка, басурмане! Китай? Он покупает у Саудовской Аравии! И что теперь? В Африку, что ли? С ней много не наторгуешь! А если наше царство лишится основной статьи доходов…

Марина задумалась.

– Надо срочно, срочно предупредить батюшку-царя! – зашептал ей на ухо юный «Даждьбожич».

– Царь и так обо всем знает, – бросила Марина.

Она и сама уже не понимала, по долгу службы ли внушает «Даждьбожичу» идею о всесилии и всезнании монарха или сообщает ему собственные мысли.

– Ох, не знаю… – вздохнул парень. – Последнее время дела в нашем царстве-государстве беспокоят меня все больше и больше. Раньше все казалось так безоблачно, так правильно, так понятно! А теперь… Вы видели репортаж с конференции историков нового поколения?

– Ну видела, и что?

– Это ужасно! Почему такие умные, такие здравомыслящие, такие передовые и образованные люди не смогли договориться между собой⁈ Какой безобразной дракой все закончилось! Я думал, они создадут новую науку! Думал, отметят своим единством долгожданную победу над силами официоза и масонского мракобесия! Думал, дружно установят, что царь Хаммурапи был реинкарнацией Нерона, который являелся Иваном Грозным, случайно заброшенным хронистами в Грецию IV века до нашей эры и состоявшим в сговоре с розенкрейцерами, которые похитили голову Троцкого у Святого Грааля и передали ее на хранение еврейским велосипедистам… Вы меня слушаете?

– Угу.

– Ну так вот. А еврейские велосипедисты с целью мистификации похитили Петра I и высекли законы Хаммурами на базальтовом столбе! А Хаммурапи… – В этом месте Марина, следившая не за бредовым рассказом своего спутника, а за сигналами светофора, потащила очкарика через дорогу. – Ах да, про это я уже сказал! По-моему, все это зело очевидные вещи!..

Марина кивнула: пусть так.

– И чего они разодрались… не понимаю… Честно говоря, – «Даждьбожич» перешел на громкий шепот. – Честно говоря, я начинаю как-то разочаровываться в этих современных историках. И в нашем правительстве… тоже, – сказал он совсем уже тихо.

Глава 35

Анна Антоновна ходила на работу через силу. И она, и ученики молились о скорейшем наступлении каникул. Чем лучше становилась погода, тем меньше хотелось проводить время в школьных застенках. Общая усталость сказывалась и на учителях, и на учениках.

Государство, отказавшись от религии, навязанной Византией, вернулось к истинным, исконным Перунам, и уроки православия, естественно, отменили – к облегчению и Сарафановой, и обэжистки. Можно было бы, конечно, изучать теперь славянское язычество. Да вот беда: никто в нем ничего не понимал. Источников по культу наших предков не осталось, так что, кроме нескольких прозваний их божеств, славянским богословам было нечем оперировать. Царь Дмитрий приказал разработать цельную доктрину и досочинить недостающие легенды. Но покуда суд да дело, люди стали забывать о том патриотизме. Перуну поклонялись только царь с боярами – и то на телекамеры. В язык постепенно стали возвращаться «почтальоны», «шампиньоны», «павильоны». Голоса поклонников Запада все чаще раздавались из толпы, а репутация «историков без догм» порядком поубавилась, когда их показали в момент диспута. Но больше всего людей расхолаживали экономические неурядицы: пока монарх спешно искал новые рынки сбыта энергоносителей, государственная казна истощалась все больше и больше, цены на продукты росли, а россияне неумолимо худели.

В четвертой четверти, поскольку восьмиклассников учить стало нечему, Анну перевели на одиннадцатые (взамен прежней учительницы, воспользовавшейся шансом, который случается один раз на миллион: уйти из школы не вперед ногами, а на новую работу). Работать со взрослыми ребятами было легче, они не рисовали порнографические картинки на партах, не размахивали членами, не самоутверждались, нарушая дисциплину и матерясь. Нет, выпускники были вальяжными, игривыми, равнодушными к учебе, ведь они знали: в ВУЗе им (за малым исключением) историю сдавать не нужно.

– Ну Ан-Антоновна! – лениво ныли мальчики и девочки, если их вызывали к доске. – Зачем все эти глупости? Мы вас предупреждали, что параграф читать не собираемся! Давайте, что ли, с миром разойдемся! Вы же все-таки студентка, да и мы почти что тоже, где же солидарность?

Изучать какой-либо новый материал одиннадцатиклассники отказывались. Их можно было понять: учебник предлагал пересказ того же самого, что проходили в девятом. Поэтому все уроки напролет Анна Антоновна занималась с новыми питомцами подготовкой к ЕГЭ: не по своей инициативе, а по просьбе завуча. Решали тесты прошлых лет. Год назад в тесте спрашивалось, к какому виду червей относились черви, найденные в мясе на броненосце «Потемкин», поэтому теперь одиннадцатиклассники заучивали их название. И на уроках, и дома ребята соглашались решать исключительно тесты: устные или письменные рассказы были, с их точки зрения, неперспективной формой отчетности. К тому же, для их составления приходилось слишком сильно напрягаться. Если бы сторонний человек услышал из-за двери, как звучит ответ урока, то подумал бы, что здесь играют в морской бой:

–1-б, 2-а, 3-в, 4-в, 5-а…

Учитывая то, что всем учителям – не только историчке – надо было натаскать ребят на тесты, бедные одиннадцатиклассники, похоже, разучились мыслить что-либо помимо букв и цифр. Кое-кто особо шустрый просто зазубрил номера: где «а», где «б», где «в». Главное – не перепутать последовательность букв, относящуюся к истории, например, с биологической или литературной. Другие, еще более одаренные ребята, научились, исходя из вариантов, вникать в логику составителя задания и отыскивать ответ, от которого были образованы остальные. Конченые двоечники отмечали варианты от балды, и их результат никогда не был нулевым. Хуже всего, как обычно, приходилось строго положительным отличникам. Они честно учили каждую строчку учебника, не думая о том, что важно, а что – не существенно. Вдруг в тесте спросят, сколько чугуна произвела страна в такой-то год⁉ Вполне ведь могут!

Как-то, раздраженно бросив одному из лоботрясов фразу: «Для чего ты, Николай, вообще живешь на свете?», Анна услышала:

– А какие варианты?

Наконец прозвенел звонок с последнего в этом учебном году урока Сарафановой. Три месяца без ужасов, без крика, нервотрепки, ощущения, что входишь в клетку с тиграми! А может быть, не три? А может, больше? Может быть уйти из школы насовсем?..

Анна часто размышляла об успехах на своем нелегком поприще. Теперь она отлично видела ошибки первых дней и месяцев работы. Думала, что, может быть, тогда, когда они учили про Наполеона, надо было построить уроки несколько иначе: не пытаться охватить все сразу, выбросить лишнее, не пытаться читать лекций, сделать урок более структурированным. Рассуждала об общении с ребятами, о том, что, может быть, не так себя поставила, вот тут перестаралась, загрузила их излишним материалом, а вот там могла бы постараться и найти что-нибудь интересное не из учебника.

Конечно, успехи были. Несколько уроков Сарафанова считала удачными. Но в целом… Да, она была плохой училкой. Вот спроси сейчас хотя бы восьмой «Д» о чем-нибудь! Не вспомнят ни словечка. А одиннадцатый? Да, конечно, трудно, вероятно, невозможно сделать лишь за четверть что-то настоящее из взрослых лоботрясов. Оправданий миллион. Но только был ли смысл в ее работе? Что она дала ребятам и коллегам, кроме окончательного разгрома кабинета математики? Недавно нервная хозяйка кабинета, разрыдавшись от известия о том, что разбит еще один горшок, сказала Сарафановой: «Зачем вы вообще сюда пришли⁈ Без вас было лучше!»

Вот о чем думала Анна, сидя на педсовете. В общем, делать ей на педсовете было нечего, ведь классным руководством ее, к счастью, не обременили. Так, пришла послушать для порядка.

Все учителя поочередно делали доклады о своих ребятах: «Пятый „Б“, двадцать семь человек, никто не прибыл, два отличника, восемь ударников, неуспевающих нет». Доклады были стандартные, поэтому коллеги их не слушали, а спокойно обсуждали шмотки или расследовали преступления вместе с персонажами Тунцовой. Иногда директор на них цыкала – тише, мол! – и было непонятно, кто кого больше научил: ребята взрослых или взрослые ребят.

Учителя оживились, когда речь зашла о седьмом «А» классе.

– Отличников нет, два ударника, не успевает один, Перцев. По четырнадцати предметам.

Стали решать, как поступить с Перцевым. В восьмом классе ему делать было нечего. Но оставить Фурункула на второй год мог только учитель-мазохист! Мать чудовища, естественно, считала, что он милый и хороший мальчик, говорить с ней без толку. Другие школы от Фурункула отказались.

– Что ж, до осени оставим, – предложила директриса. – Если не подтянется за лето…

«Если не подтянется за лето» – означало, что летом с Перцевым будет кто-то заниматься. В ужасе преподаватели завопили:

– Я его учить не буду!

– Пусть другие занимаются!

– Я прошлым летом с Ляминым возилась!

– Да какая ему алгебра, таблицу умножения не знает!

– А я вообще его боюсь, Перцева этого…

В конце концов решили, что, поскольку на бесплатные уроки Перцев не ходил, то пусть ищет репетиторов за деньги. Тут информатичка взволновалась:

– А по информатике? Своего компьютера у него нет, а к школьному я его не подпущу: сворует.

– Правильно! – сказала музыкантша. – У меня вот маракасы умыкнул, так его, этак! И на чем теперь показывать? Один рояль остался.

– Если он сопрет рояль, вот это будет круто! – сообщил мечтательно физрук. Его предмет был единственный, по которому Фурункул успевал.

Педсовет решил, что для аттестации Перцеву достаточно уметь включать и выключать компьютер. На этом тему закрыли, перешли к седьмому «Б», и снова стало скучно.

Из школы Анна шла дворами, как обычно. Там часто толпились восьмиклассники. Вот так и в этот раз: на лавке Анна увидела Риту и еще какую-то девчонку – незнакомую. Сарафанова ускорила шаги: вдруг Рита опять пойдет ее провожать? Настроение было скверное, попутчики сегодня были ни к чему.

– Да лучше уходи после девятого, – сказала незнакомая девчонка. – Фига ли учиться-то? А бабки забивать и так сумеешь. Пусть Потапова вон учится, у нее ноги кривые и парней ни разу не было. Ха-ха! Училкой потом будет. Вон как Марь-Петровна. Злющая такая! Сразу видно, что фригидная. Одета как бомжиха, кто ее захочет⁈

– Ни фига! – сказала Рита. – Ты Ан-Антоновну не видела. Ну, эту, историчку нашу бывшую. У нее супер-ноги! И учебник типа знает наизусть. Прикинь, да? Наш Козлов в нее влюблен. Сказал, что в Голливуде ум теперь считается сексуальным.

Анна остановилась и прислушалась.

– В натуре? Что за телка?

– Говорю же, историчка!

– И чего?

– Чего-чего! Ну я ведь говорю же: прикольнуло, блин, меня. Она красивая и всякие науки, зацени, реально любит! То есть, так бывает! Ну, и я подумала…

По сердцу Сарафановой разлилось варенье. Все же не напрасным было это время! Кое-что она дала своим ребятам. Может, скоро на родимом факультете будет новая студентка Маргарита? Ну, а там, глядишь…

– Чего, на исторический намылилась? – скептически спросила незнакомая девчонка.

– Нет, конечно! – выпалила Рита.

Остаток пути Анна шла в хорошем настроении. Чтоб быть совсем счастливой, Сарафанова представила, что рядом с ней идет Андрей. Теперь она нередко представляла его рядом с собой, мысленно с ним беседовала, спорила, делилась самым любимым и интересным. Причин этой странной привычки она больше не скрывала от самой себя. Несколько общих знакомых уже заметили, какими глазами смотрит Сарафанова на Филиппенко, поняли, что к чему. Вот только Андрей, как назло, ни о чем не догадывался.