Текст книги "На самом деле (СИ)"

Автор книги: Марципана Конфитюр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)

Глава 15

Александр Филиппенко был очень доволен. Солнышко светило, полиция искала Дроздова – если, вообще, хоть кого-то искала, – вредная сенсация была надежно спрятана в чемодане, а в мозгу вертелась куча разных мыслей для книги про Рюрика и его братьев. Предвкушая новые свершения, «историк» легкой походкой успешного человека прошагал по привокзальной площади и хотел уже сесть в маршрутку, как увидел в ларьке свежую газету с собственным лицом.

На миг Александр Петрович ослеп от восторга. Потом почувствовал – что-то неладно. Он подошел к злополучной витрине и с дрожью прочел заголовок: «Филиппенко – поджигатель». Ниже крупным шрифтом: «Автор альтернативной истории находится в розыске по подозрению в поджоге архива».

Александр Петрович поднял воротник плаща, надвинул, как мог, шляпу на глаза и кинулся в маршрутку. По дороге домой он не смотрел на людей, лицо прятал, а себя старался успокоить: «Это ерунда. Провокация приверженцев скалигеровско-миллеровской хронологии. Или просто ошибка. Все выяснится. Все выяснится. Все выяснится!»

Не тут-то было. Когда Филиппенко подошел к своей квартире, то увидел пломбу и печать на двери с развороченным замком. «Был обыск!» – понял он тотчас же. И постучал в дверь к соседке.

Пожилая соседка была пламенной поклонницей Филиппенко и всегда, когда пекла блины или ватрушки, приносила ему штучку или две. И в этот раз, когда над выдающимся историком нависла страшная угроза сесть в тюрьму, подруга не оставила его в беде.

– Это ты, Александр Петрович! Ох, батюшки! Где же ты был-то⁉ А тут ведь чего приключилось…

– Ох, долго рассказывать. Здесь, как я вижу, был обыск?

– Да ироды они! Куда это годится⁉ Без хозяина явились, дверь взломали. Я уж их просила, как могла, тебя-то подождать, да ведь не слушают! Все ордером махали, дескать, так положено, – заохала соседка.

– Нашли что-нибудь?

– Компьютер твой взяли. Всякие бумажки. Не пойму, зачем им это надо.

– А чего они искали?

– Ну как же! Доказательства искали! Александр Петрович, ужас-то какой: они ж тебя в поджоге обвиняют! Говорят, ты архив какой-то запалил! А там докУмент ценный.

– Что за документ? – насторожился Филиппенко.

– Ой, да я-то разве понимаю! Вроде как, что-то по истории.

– Может быть, письмо про Петра Первого?

– Точно, точно, так и говорили! Ты откуда знаешь? Правда, что ли, был в этом архиве? – бабка что-то заподозрила.

– Да нет же. Просто так, в газете прочитал. – «Историк» ухмыльнулся. – Ха, пожар я, блин, устроил! Все это происки завистников! Просто им моя теория не нравится!

– И я так думаю! – ответила соседка. И вдруг вспомнила: – Ты слушай-ка чего! Они тебя не видели?

– Они? Полиция? А где им меня видеть?

– Так следят у подъезда, – выдала соседка.

Филиппенко сплюнул на пол.

– Можно к вам зайти? – спросил он нервно.

Не снимая обуви, прошел до самой кухни, выглянул в окно. Вот черт! Все так и есть. Похоже, засекли. Какой-то мент, следивший за подъездом, видимо, заметил Филиппенко, сказал что-то по рации, и через две минуты во дворе уже стояла спецмашина, а людей в полицейской форме было больше, чем Людовиков на французском престоле.

В течение минуты в голове у Филиппенко пронеслось с десяток разных мыслей. Было ясно, что из дома просто так не выйти. Скорее всего, минут через пять люди в форме ворвутся в подъезд. О том, почему пожар в архиве и пропажа старого письма, чья подлинность сомнительна, заставили правительство так яро взяться за расследование, думать было некогда. Одно очевидно: полицейские твердо решили повесить на него поджог. Значит, выходить, поднявши руки, и рассчитывать на суд нет смысла. Надо убегать.

«Историк» заметался по площадке. Взгляд упал на мусоропровод. Туда? Может быть, пойти на крышу? Прыгнуть на соседнее строение? Прятаться в квартире бесполезно. На чердак? В подвал? Найдут.

Остался лифт.

«Историк» бросился к соседке:

– Вы поможете мне⁉

– Да, конечно, Сан Петрович… – забубнила бабка.

– Тогда слушайте! Сейчас я войду в лифт, вы отправитесь в подвал, в электрощитовую! Помните, ходили, когда света не было⁈

– Ох… Помню.

– Вы обесточите лифт!

– Батюшки! Ах, Сан Петрович…

– Ну, договорились⁈

– Как же я найду-то? Где там лифт? Ох, Сан Петрович…

– Там написано! – ответил Филиппенко с раздражением. – Все написано! Найдете? Поняли меня?

– Да уж понятно…

– После этого вы возьмете большой лист бумаги и напишите на нем: «Лифт не работает». Нет, лучше: «На ремонте». «Лифт отключен за неуплату». Что-то в этом духе. Подпись – «ЖЭК». Придумаете что-нибудь! Повесите внизу, на первом этаже!

– Господи ты боже, – вновь заныла старая соседка.

Но с заданием она справилась.

Прошло минут пять-десять, и «историк» оказался в темном ящике лифта, зависшем между этажами. Филиппенко немного походил. Потом сел на пол. Привалился к стенке. Стал раздумывать: «Найдут ли? Вдруг отыщут? Догадаются…» Прошло минут пятнадцать, а топота кирзы слышно не было. Беглеца охватили равнодушие и усталость. Он не заметил, как уснул.

Ему приснился удивительный сон. Он увидел длинную, почти бесконечную цепочку старых, плохо смазанных телег со впряженными в них тощими лошадками. «Пошла, пошла!» – кричали мужики. По их косовороткам и лаптям «историк» понял, что перед ним русские крестьяне восемнадцатого или девятнадцатого века. Он всматривался в кучи черной грязи на телегах и никак не мог понять, куда ее везут и зачем. Подводы шли, шли, шли. Белый кусочек бересты в одной из телег подсказал «историку», в чем дело: мужики перевозят в телегах Новгород!

Он давно и с жаром защищал идею, что Великий Новгород находится не там, где существовал старинный город, о котором сообщает летописец. Великий Новгород создали Романовы, чтобы подделать русскую историю по наущению немцев. Антихрист Петр Первый срыл настоящий, древний Новгород, святую колыбель Древней Руси, и в силу гнусного коварства, в силу нестерпимого желания обмануть своих потомков перенес его на Волхов, выстроив там некое подобие старинного селения.

Мужики, приснившиеся мудрому «историку», исполняли именно это приказание. Вскрыв примерно девять метров древней почвы, они вынули всю землю, весь культурный слой на древнем месте и сделали это осторожно, чтобы не смешать одни пласты с другими. Они сгрузили на подводы перегной, не трогая торчащих там и сям обломков стрел и копий, женских украшений, черепков, кусочков кожи, обглоданных костей, скорлупок орехов и человеческих испражнений, сохранявшихся в глинистой почве не хуже берестяных грамот. Все это для того, чтобы обмануть археологов!

Филиппенко увидел яму в две сотни гектаров. Он глядел на нее сверху, с высоты птичьего полета, но при этом, как ни странно, оказался в состоянии разглядеть все вплоть до самой мелочи. Под ним был Новгород на Волхове в момент его постройки. Крепостные валили из телег в яму привезенный ими грунт. Другие, внизу, ровняли его деревянными лопатами и весело утаптывали ногами в драных лаптях «археологическую» землю. Третьи мастерили древние фундаменты домов, руины, жгли костры, пытаясь обмануть потомков в том, что некогда на этом месте был пожар. Их – этих мужиков – здесь были не десятки и не сотни. Филиппенко затруднялся сосчитать. Он даже взволновался: с математикой ведь, кажется, дружил, но тут, во сне, земные навыки куда-то испарились.

Пораженный Филиппенко с трепетом, восторгом, страхом, ужасом любовался великой стройкой. Вдали появились еще несколько телег – на этот раз с большими каменными блоками. Одна из подвод везла купол – круглый, золоченый, с крестом. «София!» – понял Александр Петрович. В тот же миг картина снова изменилась.

Филиппенко очутился внутри величественного храма. Сонмы тех же мужиков, кряхтя и матерясь, писали фрески, малевали «Феофана Грека». «Это невозможно! – мысленно воскликнул Александр Петрович. – Что они, все гении⁈»

Только он подумал об этом, опять увидел нечто новое. Крепостные строили детинец, знаменитый новгородский полуторакилометровый кремль свосьмиметровыми валами. «Сколько же народу! Сколько денег! – думал Филиппенко. – А на какие средства ведется война со шведами⁈»

Войны со шведами на самом деле не было. Точней, она была, но не в то время. И не за Балтику. «Я должен уточнить эти подробности», – подумал Александр Петрович и проснулся.

Сразу понял: ему приснились иллюстрации к нелепейшей статье В. Л. Янина, специалиста по археологии! В статье говорилось, что Филиппенко путает исторические источники с работами историков, подтасовывает факты, врет в цитатах и ругает археологические методы, ничего о них не зная. Короче, этот Янин, как и остальные приспешники Скалигера, не сказал по делу ни словечка, не привел ни единого аргумента! Он беспардонно нападал на личность Филиппенко, презирая принципы дискуссии и всякий научный метод. Что с такого взять! Дурацкая картина переезда Нова-города была приведена в его статье в качестве юмористической иллюстрации к книгам Филиппенко. О боже, ну и глупости! Неужели кому-то она и вправду могла показаться остроумной⁈

Янин Александру Петровичу никогда не нравился. Когда-то Филиппенко прочел одну книжонку археолога – «О чем рассказала береста» (М., Дет. лит. [для мл. и сред. шк. возраста], 1975. – 46 с.). Изучать другие монографии Филиппенко не стал. Он иногда ссылался на «Бересту», чтобы показать, как слабо, без таблиц и вычислений там применяется метод дендрохронологии, до чего общо и без подробностей, без формул говорится о хваленом радиоуглеродном анализе, как слабо обоснованны другие методы датировки. Ну, что же, понятно, Янину сказать про приведенные Филиппенко доводы, похоже, нечего. Янинские методы врут! Да их не существует вовсе!

Размышляя обо всем этом, Филиппенко услышал, что по лестничной площадке наконец затопали полицейские. Александр Петрович, не дыша, затаился в кабине лифта. Прежде чем опасность миновала, прошла вечность. Потом до Филиппенко донеслись обрывки фраз.

– Ах, мать вашу, видно, он по крыше смылся! – крикнул кто-то.

– Перешел в другой подъезд, а там, блин, из окна! – добавил другой голос.

– Говорил же я поставить там людей! – И третий полицейский разразился громким матом.

Минут через десять шаги и крики затихли. Филиппенко поднялся на ноги. «Интересно, а соседка не забудет меня выпустить?» – подумал он взволнованно. Затопал, застучал руками в стены. Вдруг подумал: «Если кто услышит кроме моей бабки – вдруг заявят?» Испугался, снова сел на пол и, чтобы нервы мало-мальски успокоились, стал думать о всемирном сговоре хронистов и масонов.

Филиппенко просидел во тьме и духоте коробки лифта два часа. Наконец соседка о нем вспомнила.

– Ждала на всякий случай, Сан Петрович, – бормотала бабка в свое оправдание. – Вдруг они вернутся?

Филиппенко вышел из лифта, но перед ним встала новая проблема. Было ясно, что у подъезда дежурит наружка, и вряд ли ее снимут. Скорее всего, слежка усилилась. Александр Петрович по-прежнему не знал, как ему выйти из дома.

На помощь снова пришла соседка.

– Может, Сан Петрович, вы как Керенский?.. – спросила она ласково.

– А кто это? – спросил с опаской тот. Фамилия была не очень русской. – Что, опять приспешник Миллера?

– Приспешник? А может быть, и приспешник, кто его разберет! – логически рассудила соседка. – Знаю только, что был председателем временного правительства и сбежал накануне Октябрьской революции в женском платье. Уж в этом-то учебники наверняка не наврали! Ну, Керенский, Александр!

– Вы про этого! – махнул рукой «историк». – Это, знаете, такой ничтожный человечишка, что я почти забыл его. А вы, небось, подумали…

– Да что ты, Сан Петрович! Разве я когда-нибудь сомневалась в твоих познаниях⁉ Ты же не какой-нибудь… – Соседка не нашла нужного слова.

Вскоре Филиппенко был одет в ее парик – по счастью, у пожилой соседки был парик, – самое широкое из платьев и очки. Переодетый Александр Петрович покинул здание.

Добежав до укромного места, он с великим отвращением стер с себя помаду и задумался.

У «историка» был сводный брат. Они не очень часто общались. Филиппенко не любил кому-либо рассказывать о нем; фамилии у них также были разные. В глухом селе, где жил брат, можно было на пару дней найти убежище. Полиция устроит там засаду в последнюю очередь, в том, что засада уже ждет «историка» у его друзей и близких, можно было не сомневаться.

Лишь одно обстоятельство заставило Филиппенко задуматься. Брат жил на расстоянии пяти тысяч километров.

* * *

Ехать поездом нельзя: билет не купить без паспорта. К тому же деньги кончались. Ужасно обидно: и дома, и на книжке они были – честные, добытые пером, но недоступные. Пришлось занять немного у соседки.

Два дня Филиппенко трясся в электричках, в основном зайцем. Все это время он чувствовал себя как на иголках, вздрагивал, не появится ли контролер. Александр Петрович не на шутку струхнул, когда в одном из вагонов торговец бойко закричал:

– Товарищи пассажиры! Позвольте минутку внимания! Предлагаю вам приобрести замечательную книгу профессора Филиппенко, историка нового поколения! Книга «Новая хроника Древней Руси»! Из нее вы узнаете все, что скрывают от вас официальные историки! Всего за сто рублей!

Услыхав свою фамилию, Филиппенко густо покраснел.

– Поджигатель, – буркнул кто-то сбоку.

Филиппенко покраснел еще сильнее.

– Зря вы так, – сказал другой сосед. – А пишет он отлично.

Автор воспрял духом. Значит, у него еще остались верные поклонники!

На третий день Филиппенко проснулся на вокзале. В поисках еды он пошел в буфет, где на прилавке покупателя ждали двадцать видов пива и три вида бутербродов. Взяв самый дешевый бутерброд, Филиппенко расположился у пластмассового подобия стола. Внезапно к нему присоединился прилично одетый поддатый мужик.

– Выпьем, брат? – спросил он.

«Историк» попытался отказаться, но не смог. Мужик за несколько минут зачем-то изложил ему всю свою биографию. Он получил хорошее образование, служил в конторе, был женат. С чего мужик шатался по вокзалу, да еще с утра напившись, Александр Петрович так и не сумел уразуметь.

– Ну, а ты, брат, кто будешь? Начальник, наверно? – спросил «собутыльник».

– Историк я, – буркнул в ответ Филиппенко.

Мужик как сорвался с цепи:

– Ах, историк! Ну, знаю я вас! Читал учебник у сына! Ледовое побоище придумали! А не было его!

Конечно, Филиппенко был уверен в том же самом, но мужик его не слушал. Он накинулся на нового знакомого со всей пьяной свирепостью, да так, что остальные выпивохи в этом псевдоресторане с удивлением повернули головы в их сторону. Мужик стал читать лекцию, в которой Александр со смешанными чувствами узнал свои идеи.

– Что, увидел, гнида? Мы, народ, не лыком шиты! – рычал злорадно пьяный. – Будете, историки говённые, квакать. Будете цепляться к Филиппенко! Будете обманывать людей-то!

С этими словами «собутыльник» врезал Филиппенко так, что тот согнулся пополам. Второй удар заставил Александра Петровича упасть на пол.

«Вот незадача, – думал Филиппенко, кое-как стараясь увернуться от тяжелых кулаков поклонника. – Ведь я и есть Филиппенко собственной персоной. Но сказать об этом нельзя!»

Глава 16

Закончив чтение романа «Тайна тамплиеров», гардеробщица Нинель Ивановна приступила к чтению нового – «Заговор францисканцев». Архив работал, более-менее оправившись после пожара, несмотря на то, что следствие продолжалось. Из документов XVIII века уцелело несколько – те папки, которые были выданы в читальный зал и которые посетители попросили оставить за собой. Поэтому народу было мало, пришел один-единственный читатель, грустный мужчина в толстенных очках. Так что гардеробщица была вполне свободна и с огромным удовольствием читала приключения убийц, чьей бандой под названием Католическая церковь верховодил Батька Римский.

«Выпить, что ли, чаю?» – подумала Нинель Ивановна. Она закрыла книгу и решила сходить в кабинет Лидии Васильевны за кипятком. Встала со стула и вдруг заметила на маленьком подобии прилавка, отделявшем гардероб от коридора, странный конверт.

«Это послание!» – тотчас же поняла Нинель Ивановна.

Дрожащей рукой она прикоснулась к конверту, со всей осторожностью перевернула и в страхе прочла на другой стороне: « ILLUMINATI».

Слово, отпечатанное готическим шрифтом, который уже сам по себе наводил на мысли о злых силах, было, видимо, вырезано из книги и наклеено на чистый листок бумаги. Нинель Ивановна достала из кармана тот кусочек, что нашла на пепелище. Сходство полное.

Забившись в дальний угол гардероба, женщина со страхом распечатала конверт. Внутри лежал довольно странный лист бумаги – плотный желтого цвета и как будто очень древний. Буквы из журналов и газет, приклеенные, видимо, сектантами, слагалась в строки:

'О, не д остойная гре шница!

Знай, что сы н ы Элох има след я т ЗА тобой! Ты мн огое во з омНила о себе. Не Дума й, что ты мо жешь пос Яга ть на тысяч е летнийРейх Великого Вос то ка !Мы ун и что жили ма нускрипты, потому что это было нужно ра ди гермети ческ ого план а Zorro астра, назы́ва емого невеж да ми Иисусом. Уничтож ими́те бя, и сына tвоего, если посме ешь н ас ослуша ться. Нын ч е но чью, kогdа Дева вс тупит в э ру Водолея, ты пойдё шь в сгоревшее храни лище, воз ь мё шь остатки ма ну скриптов, у гл и, пе пел и смеша ешь всё в одно, как ве ле но Гр а а лем. Передэтим ты со жжёшь сие письмо, а по сле – поза будешь о свя тых иллюми натах. По мни – мы следим За то бой, женщина.

Аминь. Quod erat demonstrandum'.

Нинель Ивановна испугалась за сына, латынь также не могла не произвести на нее впечатления. Так как гардеробщица не знала римского наречия, то немедленно заподозрила в «Quoderat…» нечто страшное, магическое, очень-очень мудрое и зловещее.

От страха она решила уничтожить послание. Здраво рассуждая, что шутить с огнем в архиве вряд ли стоит, бросилась в уборную, где быстро порвала письмо на мелкие кусочки и спустила в унитаз. Лишь после этого Нинель Ивановна увидела на стенке объявление, сделанное собственной рукой: «Не курить в уборной! За собой смывать! Бумагу не бросать! Вести себя культурно!».

Очкарик из читального зала выслушал в тот день гневную отповедь от Лидии Васильевны за то, что канализация опять засорилась.

* * *

Придя домой, Нинель Ивановна забралась под одеяло и со страхом стала думать о грядущем. Не исполнить указания мрачной секты было страшно. Сделать то, чего она хотела, было тоже страшно.

Гардеробщица хотела помолиться. Вспомнив, чему учила ее бабушка, шепнула: «Отче наш!» И тут же поняла: что дальше – ей неведомо. К тому же было странно обращаться к богу тамплиеров, Батьки Римского и прочих мракобесов.

Воззвать к Аллаху? Или к Яхве? Может быть, к Ваалу? Ни одна из этих сущностей, спокойно сосуществовавших в голове Нинели Ивановны, не была свободна от ассоциаций с различными гнусностями, заговорами, убийствами, жертвоприношениями. Окончательно запутавшись, гардеробщица решила помолиться Будде – богу образованных людей, не верящих в саму возможность веры, атеистов, сознающих то, что их безбожие тоже есть религия, и возведших в культ само отсутствие культа. Благодаря этническим корням, довольно модным, неприсоединению ни к красным, ни к зеленым, ни к коричневым, отсутствую рекламы (самый гениальный ход в маркетинге буддистов), Гаутама показался Нинели Ивановне самым приемлемым богом.

– Ох, Будда! Помилуй мя грешную! – тихо сказала Нинель Ивановна. – Защити от лихих супостатов! Усердно к тебе призываю…

Больше она ничего не смогла придумать. Слышал ли Будда молитву, Нинель Ивановна не знала. Сигналов он не дал. Несчастная женщина глубже зарылась в постель и заплакала. Ей было так же одиноко, как в тот раз, когда от нее ушел муж, оставив ее одну с двухлетним ребенком. Богов было много, но все чужие. Оставалось бороться в одиночку.

* * *

Нинель Ивановна вышла из дому ночью, когда сын спал, ровно в два двадцать две. Разумеется, транспорта не было, так что добираться до места работы пришлось на своих двоих. На пути ей попались пьяные гопники, Нинель Ивановна приняла их за тамплиеров и ускорила шаги. В четвертом часу утра она, наконец, добралась до архива.

Открыв входную дверь своим ключом, Нинель Ивановна подошла к комнате, в которой находилась дверь в хранилище. Дверь была опечатана. Задумчивые люди в черной форме, заменившие полицию, второй день изучали место преступления, так что четверке архивистов, как цыганскому табору, пришлось искать новое место для исполнения их рабочих обязанностей. Гардеробщица, подумав, что подделать печать сложно, просто сорвала ее, надеясь, что потом сумеет скрыться, а под подозрение попадет кто-нибудь другой, кто угодно. По счастью, на двери хранилища печати не было. Нинель Ивановна отперла злополучную комнату, не так давно являвшуюся сокровищницей, а теперь превратившуюся в могилу, на секунду задержалась на пороге, вновь увидев страшную картину, а потом начала крушить то, что осталось. Как и повелели ей монахи, гардеробщица сметала с полок пепел, растирала угли в пыль, ломала об колено то, что было стульями, стараясь меньше думать о последствиях.

Дверь скрипнула.

В первый же миг, даже стоя спиной к входу, Нинель Ивановна знала, кто пришел. Замерев, она тихо сказала:

– Чего вы хотите? Я сделала то, что вы просите! Что вам еще надо?

Нинель Ивановна осеклась. Два монаха – она поняла по шагам – приближались.

– Хотите убить меня! – крикнула женщина в ужасе. – Может, вам это удастся. Но сына вы тронуть не смеете! Нет! Нет!

– Капитан Иванов, – заявил первый голос.

– Петров, – мрачно буркнул второй.

Обернувшись, Нинель Ивановна обнаружила иллюминатов, державших в руках корочки служащих органов госбезопасности.

– Гражданка, вы задержаны, – сказал ей Иванов.

Нинель Ивановна вспомнила все, что она слышала и читала про фээсбэшников. Потом подумала о тамплиерах. Сравнила. Нет, она так и не смогла понять, что слаще: хрен или редька.