Текст книги "Виза в пучину"
Автор книги: Марат Каландаров
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)
– Как вспомню, и сейчас дрожь пробирает, – зябко повела плечами Барова, – я истошно рыдала, ни за что не хотела ехать в имперскую канцелярию. Уговаривали все, начиная от костюмера и кончая министром культуры, который тут же примчался и пригрозил уволить всех актеров. Этот аргумент оказался решающим…
Когда я зашла в кабинет, фюрер внимательно посмотрел на меня и поинтересовался, почему я плакала. Надо отдать ему должное, он догадался об истинной причине моих слез и, грустно вздохнув, обещал больше не приглашать меня на чай. Потом из сейфа достал колечко с изумрудом и протянул мне: «Это вам, – проговорил он сдавленным голосом, – на память о нашей встрече. Кольцо я купил для Ангелики, но не успел подарить. Вы – как она. Я отдаю вам кольцо и расстаюсь со славянской любовью». Больше наедине с Гитлером я не встречалась.
Как-то на банкете, куда Барова пришла со своим приятелем – известным немецким актером Густавом Фрелихом, она вновь увидела фюрера. Он приветливо улыбнулся и что-то шепнул адъютанту. Тот подошел к ее партнеру, взял за рукав и подвел к Гитлеру. «Я знаю, что вы издеваетесь над ней, – жестко проговорил фюрер. – Не смейте больше мучить эту женщину!»
Густав Фрелих часто закатывал ревнивые скандалы Баровой, и, как выяснилось, фюреру было известно об этом.
Я слушал рассказ женщины и думал о том, что она оказалась заложницей судьбы. Если Гитлер проявил по отношению к ней, надо полагать, не очень свойственный ему такт, то другое влиятельное лицо рейха – министр пропаганды Йозеф Геббельс – к молоденьким актрисам относился по-другому.
– На банкете, посвященном закрытию Олимпийских игр в Германии, – вспоминает Барова, – Геббельс не сводил с меня глаз. Это был пронзительный взгляд ловеласа, который знаком женщинам. Вскоре пригласил меня танцевать и, захлебываясь, рассыпал комплименты. Оказалось, мы живем с ним на одной улице, и он бесцеремонно попросил показать планировку моего особняка. Я согласилась…
– Простите, госпожа Лундвалл, – удивленно спросил я. – Геббельс отнюдь не был красавцем – маленький, худой и к тому же хромой… Трудно представить рядом с вами такого невзрачного мужчину?
Она выдержала паузу, как бы размышляя над вопросом, усмехнулась и поразила меня женской логикой:
– В нем чувствовался настоящий самец… Женщины меня поймут. К тому же я была молода – всего двадцать два года. И не знала, как вести себя с мужчиной, упоенным властью. Но понимала, что просто друзьями мы не останемся… Все случилось после премьеры фильма «Предатель». Он увез меня на какую-то квартиру… Взбешенный Фрелих, узнав об этом, бросился с кулаками на самого министра пропаганды и прилично разукрасил его физиономию. Мне тоже досталось… Словом, с Фрелихом я рассталась, и начался мой роман с идеологом рейха. Представьте себе, я влюбилась в этого, как вы выразились, невзрачного хромого. Да, он был уродлив, но в нем бурлила такая энергия, и он умел заряжать людей своей речью. Однажды я посетила зал, где Геббельс выступал. Он говорил о врагах Германии с такой убедительной силой, что даже мне захотелось взять в руки оружие и убивать врагов рейха.
Она поспешно взглянула на часы и позвала прислугу:
– Эмми, пора принять укол… Извините, господа, придется прервать нашу беседу. После лечебного сеанса мне надо часа полтора-два отдохнуть.
– Да, конечно, – засуетился я. – Мы можем прогуляться по Зальцбургу.
– Вот и договорились, – улыбнулась фрау Лундвалл. – Жду вас через два часа, и мы продолжим беседу. Извините.
Так мы оказались в тени узкой улочки с обилием разноцветных витрин. Какое-то время медленно брели по брусчатке средневекового города, который прекрасно знал секреты международного туризма и издавна славился обилием горных цепей и шпионов самых разных национальностей.
– Перекусим? – предложил я пану Вацлаву, кивнув на ближайшую витрину кафе.
– Я как раз мечтаю о холодном пиве, – с энтузиазмом проговорил он, смахивая с лица обильные ручейки пота.
В зале, искусно украшенном видами Зальцбурга, было прохладно и уютно. Тихо разливалась тирольская мелодия, а немногочисленная публика общалась негромко, как бы сохраняя незыблемый здешний покой.
Мой попутчик подозвал официантку и, не заглядывая в меню, заказал свинину с капустой и объемистую кружку местного пива. Я выбрал лосося в тесте.
Звонок моего мобильного телефона, как фальшивая нота, вторгся в тирольские переливы. Чтобы не нарушать покой, я вышел на улицу.
– Для тебя есть кое-что интересное, – раздался голос Эльзы – Человек, из-за которого я оказалась в горном отеле, встречает какого-то типа из России сегодня в девятнадцать ноль-ноль в аэропорту Инсбрука.
– Почему ты думаешь, что пассажир из России?
– Итальянец говорил на русском языке. Возможно, тот не из России, а, скажем, из Прибалтики или Закавказья, но явно твой бывший соотечественник.
– А я тут при чем?
– Не врубаешься, – вздохнула Эльза. – Итальянец – крупный торговец оружием. Если он лично, без посредников, приехал на встречу с кем-то, то наверняка наклевывается серьезная сделка. Этот «кто-то», возможно, уважаемая личность в криминальном мире. Он прилетает из Санкт-Петербурга…
– Теперь врубился.
– Слава богу! – В голосе Эльзы прозвучали радостные нотки. – Ты ведь не собираешься ночевать у кинозвезды?
– Конечно, нет. – Тогда после интервью приезжай в Инсбрук. Чует моя душа, что тут завязывается интригующее дельце. Интуиция меня редко подводит.
– Интуиция – это ум воображения, – ввернул я чье-то изречение. – С этим у тебя все в порядке.
– До встречи, дорогой философ. Стрелки часов показывали двенадцать, времени оставалось предостаточно. Я вернулся к столу и на десерт заказал пирог с абрикосами и кофе. Пан Вацлав вновь потребовал пиво. Потягивая кофе, я размышлял над сообщением Эльзы. Она никогда не стала бы приглашать без веских на то причин. Значит, мне следует изменить маршрут.
– Пан Вацлав, – заговорил я, – мне придется после интервью поехать в Инсбрук. Возможно, там задержусь на пару дней.
– А как же я? – возмутился попутчик. – Я не могу попусту тратить свое драгоценное время.
– И не надо. Я вас посажу на поезд или автобус, следующий в Прагу. Согласны?
На раздумья пана Вацлава ушла половина объемистой кружки. Переварив, наконец, мое предложение, он пришел к следующему выводу:
– Это, пан журналист, нарушение нашего контракта. А оно карается штрафными санкциями.
– Сколько? – прервал я его.
– Сто евро, плюс пиво. И я готов вернуться в Прагу автобусом.
Пришлось согласиться – ожесточенные методы его торговли мне были хорошо знакомы. Я кивнул в ответ и посмотрел на приближающуюся к нам хозяйку кафе, уже немолодую даму.
– Вам понравилось наше меню?
– Благодарю вас, – заулыбался пан Вацлав, – пиво было свежее.
– А горячее блюдо? – она вскинула тонко подведенные брови.
– Все прекрасно, – встрял я. – И блюда, и сервис.
Дама удалилась с довольным видом. А я дивился незыблемости добрых старых традиций, которые все еще бытуют в этой стране. Здесь пока не следуют новаторскому примеру Парижа, где никого не интересует, что тебе нравится, а что – нет. Куда бы ты ни пришел, прождешь битых полчаса, пока закажешь бифштекс, и еще столько же для расчета за него.
К госпоже Баровой мы вернулись в обусловленное время. Она выглядела посвежевшей. Я вспомнил концовку нашей беседы и задал очередной вопрос:
– И чем же закончился ваш роман с Геббельсом?
– Его жена знала о наших встречах и обратилась к фюреру с просьбой предотвратить развал порядочной немецкой семьи. Гитлер вызвал к себе Йозефа и жестко заявил, что славянка не может быть любовницей министра пропаганды. Рассказывая об этом мне по телефону, Геббельс плакал. Он ведь любил меня…
Фрау Лундвалл тяжело вздохнула и, извинившись, вышла в соседнюю комнату, откуда послышался звон хрусталя. Когда вернулась, я почувствовал легкий запах вина.
– Как-то в Интернете, – продолжала она, – читая чешскую прессу, я нашла любопытное сообщение. Пражский военный историк, фамилию его уже не помню, в своем научном труде доказывал, что есть прямая связь между нашим романом и самой жестокой акцией нацистов против немецких евреев, известной под названием «Хрустальная ночь». Это кровавое событие произошло в ночь с 9 на 10 ноября 1938 года. После разрыва со мной Геббельс находился на грани помешательства и готов был покончить с собой. Именно в это время он произнес исключительно эмоциональную речь против «еврейского засилья». Он сумел зажечь толпу настолько, что та безрассудно бросилась громить еврейские магазины, предприятия и даже синагоги. За одну ночь были убиты и ранены сотни человек…
– А как на вас отразился разрыв с Геббельсом?
– С того дня и начались все мои трагедии. После его звонка, вечером, я пришла в театр на спектакль «Игрок» по Достоевскому. В зале, видимо, был какой-то режиссер, который руководил зрителями. Когда я заняла свое место на балконе, зрители встали и, показывая на меня пальцем, скандировали: «Подстилка министра – вон!». Я со слезами выбежала из театра. Стало ясно – немецкий этап моего творчества закончился. Так и случилось. По личному распоряжению фюрера я была отстранена от всех съемок, и меня посадили под домашний арест.
Для актрисы начались кошмарные дни. Она понимала, что в любую секунду ее могли бросить в тюрьму, поэтому решила бежать из Германии. Ей удалось незаметно выскользнуть из дома, добраться до границы и благополучно оказаться на родной земле.
В Праге актриса вновь стала сниматься в кино. Но творческая работа продолжалась недолго: Чехословакию оккупировали фашисты. Ее арестовало гестапо. Но ей вновь удалось бежать. Она пробралась в Италию, куда ее неоднократно приглашали на съемки. Здесь Баровой повезло – дуче Муссолини понравилась красивая чешская актриса. Жизненный опыт научил ее, как вести себя с сильными мира сего, поэтому надежды дуче не оправдались. Но опасность грозила с другой стороны: в Рим вошли германские войска. Она не успела покинуть Италию, и опять была арестована гестапо. Тут уж и дуче не помог – ее депортировали в Чехословакию.
– Потом была тюрьма, побег, и я оказалась в Баварии, куда вошли союзные войска. Американцы меня арестовали и выдали чехословацкому правительству. Везде меня преследовало клеймо – «любовница Геббельса». Я несла горе своей семье: мою младшую сестру, тоже актрису, уволили из театра, и она покончила с собой. Мать умерла от сердечного приступа во время допроса… Я же вновь оказалась в тюрьме. Много думала о том, что будет со мной дальше. Невыносимо было сознавать, что приношу несчастье тем, кто меня любит. Накануне прихода коммунистов к власти мне вновь удалось бежать. Через австрийскую границу я пробралась в Испанию. Повсюду помогали хорошие люди. Так я оказалась на корабле, который увез меня на Американский континент. Судьба забросила в Аргентину, где получила гражданство этой страны. Через какое-то время я решила вновь вернуться в Европу, где стала сниматься в итальянском и испанском кино.
В Зальцбурге Лида Барова выходит замуж за Курта Лундвал-ла, с которым познакомилась в дни нелегального перехода австрийской границы, и навсегда остается в этом городе, успешно работая в театре.
– Судьба распорядилась так, – в ее голосе звучала досада, – что меня зачислили в разряд «нацистских преступников». Хотя никого не убивала, не сажала в тюрьму и никого не предавала. Те, кто меня судил, не хотели понимать главного: встречи с Геббельсом состоялись еще до страшной войны, когда не было в Европе концлагерей и сожженных городов, когда солдаты вермахта еще не топтали сапогами мою родину. Тогда у фашизма было другое лицо, а я была молода и беззащитна перед властелинами Германии.
Много пережила, много колесила по свету. Сейчас я уже ничего не могу изменить. Людям кажется, что живу легко, но у меня бывают такие дикие стрессы – настоящий душевный ад. Вот почему я не принимаю гостей, никого не хочу видеть…
Двадцать лет назад фрау Лундвалл похоронила мужа и живет в одиночестве. В последние годы даже на улицу не выходит – полное затворничество. Такова участь женщины, роковые встречи которой превратили жизнь в сплошную боль. Но, несмотря на затворничество, она остается красивой, ухоженной, тщательно следящей за собой женщиной. Ее никак нельзя было представить бабушкой.
Я поблагодарил за беседу и подарил госпоже Лундвалл бутылочку рижского бальзама. Она долго разглядывала этикетку. Пан Вацлав перевел ей состав трав, из которого изготовлен бальзам, и добавил, что в прежней Стране Советов это был самый дефицитный спиртной напиток, что вызвало у нее умиление.
– Надо по чайной ложке добавлять к кофе или чаю, – посоветовал я, глядя, как трепетали ее пальцы. Видно, к спиртным напиткам у кинозвезды было особое отношение.
– Помогите открыть сосуд, – попросила она. – Я горю желанием отведать вместе с вами латвийский сувенир. Говорите, что это лечебное средство? Прекрасно.
Пан Вацлав было согласился, но, поймав мой осуждающий взгляд, нехотя произнес:
– Спасибо, Лида, но для крепких напитков уже не то здоровье.
– А мне машину вести, – поддержал я переводчика.
– Жаль. Придется одной дегустировать. Сейчас принесу чай.
Когда появился дымящийся чай, я распечатал бутылку и плеснул в кружку ложку бальзама. Актриса торопливо выпила и радостно заявила:
– Прекрасно. Обещайте мне, что когда направитесь в наши края, захватите опять этот чудодейственный напиток. Я заплачу.
Я заверил, что не забуду ее просьбу и без всякой оплаты привезу бальзам как сувенир.
Через несколько лет журналистская колея вновь занесла меня в Зальцбург. Выкроив свободную минутку, решил навестить актрису и подарить ей пару бутылок рижского бальзама. Подошел к знакомой двери, за которой был свой мир – мир исторических событий и судеб… Позвонил. И только тут заметил – табличка с надписью «Л. Лундвалл» исчезла.
Австрийские коллеги сообщили, что Лида Барова скончалась на восемьдесят шестом году жизни, тело ее кремировали в Зальцбурге, а урну с прахом отвезли в Чехию.
Факт и комментарий.
На мои вопросы отвечает депутат парламента Швеции Ларс Онгстрем:
– Господин Онгстрем, поначалу у вас не было сомнения в вердикте парламентской комиссии JAIC?[2]2
Joint Accident Investigation Comission. В переводе на русский – Международная Аварийная Комиссия, созданная сразу же после катастрофы парома «Эстония». – Авт.
[Закрыть]
– Нет.
– Но вы знали, что представители прессы, юристы, конструкторы-судостроители и родственники погибших продолжали расследовать это дело? Появились первые результаты, которые не соответствовали официальной версии…
– Различные сообщения были. Но я их серьезно не воспринимал. Мне казалось, что доморощенные сыщики, убитые горем родственники вполне могли выдвигать свои версии.
– И когда же ваше мнение изменилось?
– Когда я ознакомился с фактами, которые предоставили лучшие шведские и зарубежные эксперты. Тогда я подумал, что с расследованием что-то не так. Со мной согласились и другие депутаты. И мы провели собственное расследование. У нас скопилось достаточно фактов, чтобы официально обвинить шведское правительство и ее вооруженные силы.
– Это достаточно весомое обвинение. Чем оно обосновано?
– Я отправил в высшую судебную инстанцию Швеции обращение, в котором сообщил, что новые данные, поступившие из разных стран мира, показания свидетелей говорят о том, что в этой трагедии просматривается «военный след».
– А именно?
– Не сомневаюсь в том, что к катастрофе парома «Эстония» причастны шведские вооруженные силы. К сожалению, этот факт тщательным образом скрывается от общественности и комиссии JAIC.
– Получается, что ваши вооруженные силы использовали пассажирское судно для перевозки грузов военного назначения именно в то время, когда произошла трагедия.
– Больше того, материалы расследования доказывают, что наши военные проводили секретные подводные операции сразу же после гибели парома.
– Чем же заинтересовало военных пассажирское судно, лежащее на морском дне?
– Они что-то искали…
ТАЛЛИНН, 27 СЕНТЯБРЯ. ИГОРЬ КРИСТАПОВИЧ
Порывистый северный ветер гнал по пустынным аллеям Кадриорга[3]3
Центральный парк в Таллине. – Авт.
[Закрыть] косяки каленого листопада. Сквозь цветистую кружевную вязь деревьев небо гляделось низко и серо, периодически роняя мелкий бисер.
Игорь пришел сюда, чтобы в тиши парка спокойно разобраться с тем потоком информации, который поступил в последние часы. Он постелил газету на сырую скамейку, сел, достал диктофон и внимательно прослушал запись. Этот странный телефонный разговор его люди зафиксировали в десять часов утра. Одного из говоривших он узнал сразу – это был капитан парома «Эстония» Арво Андерсен, которого некий человек просил дать возможность въехать двум автофургонам на судно задолго до официальной посадки. «А как же пограничная и таможенная служба?» – поинтересовался капитан. «С ними полная договоренность, – заверил неизвестный и добавил: – Без вашего разрешения машины на судно не пропустят». «Но это…» – замялся капитан. «Ничего страшного, – властно прервал его визави, – в случае чего, ссылайтесь на меня. В двенадцать часов машины привезут на ваше судно свежее белье». – «Количество сопровождающих лиц?». – «Два водителя и грузчик». – «Хорошо, – сухо бросил капитан, – я распоряжусь…»
Этот разговор озадачил Игоря. О каком транспорте идет речь? Как сообщил майор, фура с военным оборудованием прибудет не раньше восемнадцати часов. А тут какой-то таинственный груз доставят загодя!
Он еще и еще раз прокручивал запись, вслушиваясь в интонацию незнакомца, и вдруг его осенило – этот голос с английским акцентом он где-то слышал… Вспомнилось совещании в министерстве обороны, куда был приглашен как заместитель начальника таллинской таможни. Да, это был голос самого министра обороны Эстонии Александра Эйнсельна.
Так вот на каком уровне проворачиваются контрабандные дела, пульсировало в голове Игоря. Теперь вполне объясним беспредел бандитских группировок на территории порта. За определенную таксу на пассажирском пароме сегодня можно вывезти на Запад все, начиная от современной техники военно-космических предприятий и кончая редкоземельными расщепляющимися материалами.
Что он знал о нынешнем министре обороны?
Знакомый полковник из ГРУ[4]4
Главное разведывательное управление. – Авт.
[Закрыть] выслал любопытную информацию. Александр Эйнсельн появился на свет в 1931 году в Эстонии. Вместе с родителями в детском возрасте эмигрировал на Американский континент, где, окончив гимназию, поступил в военное училище и начал офицерскую карьеру. Воевал в горячих точках – Вьетнаме и Корее. Дослужившись до подполковника, он понял, что генеральский чин в армии США ему не светит, хотя усердно выслуживался даже в аппарате штаба НАТО. В Пентагоне уже было решили отказаться от услуг шестидесятитрехлетнего офицера, а тут – подарок судьбы – Эстония приобрела независимость. Руководители спецслужб США вспомнили балтийские корни подполковника и отправили его в это небольшое, но стратегически важное, с военно-морской точки зрения, государство. Правительство Эстонии (не без совета американцев) тут же вцепилось в этот подарок и своего соотечественника срочно произвело в генералы, предоставив ему пост министра.
Игорь догадывался, что контрабандная вакханалия на терминалах таллинских портов совершается под покровительством очень влиятельных государственных персон, но никак не думал, что сам министр обороны замешан в этом деле. Теперь понятно, почему именно таллинский порт стал на берегах Балтики самой удобной лазейкой между Россией и Западом.
Он достал телефон и позвонил своему знакомому Калеву Ватрасу. Как-то Игорь помог этому парню устроиться грузчиком на паром «Эстония».
– Ты сможешь оказать мне услугу? – начал издалека Крис-топович.
– Смотря какую? – насторожился тот.
– Кто доставляет свежее белье на судно?
– Постельное? Привозит какая-то фирма.
– А как проходит разгрузка? Ваши люди работают или представители фирмы?
– Мы сами разгружаем.
– В двенадцать часов ты будешь на судне?
– В это время обслуживающий персонал после генеральной уборки обычно уходит на отдых. Если нужно – останусь. А чем я могу помочь?
– Приедут два фургона со свежим бельем. Если тебе не трудно – проследи за разгрузкой? Только будь осторожен.
– А что, белье стало стратегическим товаром? – В голосе парня прозвучала ирония.
– Всякое бывает, – неопределенно проговорил Игорь.
– Понятно. Попробую. Игорь вышел из парка и зашагал к стоянке, где оставил свою машину. Вот и знакомое здание ресторана, куда он часто захаживал в советские времена. Именно сюда он пригласил на первый инструктаж красивую скрипачку по имени Валентина. Прошлое ожило в памяти, когда увидел старое здание с широкой витриной и яркой рекламой. Словно из клубящегося месива графитовых облаков опустилось на землю ангельское лицо музыкантши, которую ему удалось завербовать в свою агентурную сеть.
Будучи руководителем отдела по борьбе с контрабандой КГБ Эстонской ССР, он дорожил своим агентом Сергеем Петровым. Этот человек был полон контрастов, но прекрасно выполнял любое задание, а знание языков позволяло ему общаться с иностранцами. А так как Петров был личным агентом, о котором не знали даже подчиненные, полковник ревностно оберегал своего человека от новых знакомств. И когда он узнал, что парень увлекся некой музыкантшей, решил прощупать новую знакомую, а при случае и завлечь ее в свою сеть. В случае удачи, она могла снабжать информацией о человеке, с которым встречалась, и воздействовать на последнего по сценарию шефа. С этой целью его люди провели операцию с долларами, которые попросту подсунули в карман девушки. Валютные операции в советские времена строго карались. Очень строго!
Когда ее «поймали с поличным» и привели в его кабинет, девушка настолько перепугалась, что готова была подписать любое соглашение, лишь бы избавиться от этого кошмара. Кристапо-вич, на определенных условиях, не стал заводить уголовное дело. Определенные условия – служить верой и правдой всесильной структуре. В этот вечер он не стал объяснять цели и задачи новой работы насмерть перепуганной девушке, а предложил на другой день встретиться за обедом в ресторане и поговорить.
Сейчас Игорь остановился у витрины этого злачного места, где состоялся первый инструктаж с новоиспеченным агентом. Здесь многое изменилось. Новые хозяева шикарно отремонтировали зал, украсили изысканной мебелью и, конечно же, повысили стоимость блюд и сервиса. Молодая официантка выскользнула, как тень, и протянула меню в толстом кожаном переплете, едва он занял место за памятным столиком.
– Минеральную воду, кофе, рюмочку водки и бутерброд с красной икрой, – не заглядывая в меню, проговорил он.
Девушка все записала и упорхнула. А он смотрел в окно, пытаясь восстановить в памяти все детали того вечера.
Когда Валентина вошла в ресторан, Игоря поразило спокойствие, которое царило на ее лице.
– Товарищ чекист, – проговорила она с ехидной улыбкой, – ваши люди прекрасно провели операцию, подсунув мне валюту. И зачем же вы это сделали?
От такого напора полковник даже оторопел. Перед ним сидела не потерявшая от страха разум девушка, как это было накануне, а вполне самоуверенный человек, который способен потребовать объяснение столь грязному поступку, а в дальнейшем и пожаловаться в вышестоящие органы. Но он тут же себя успокоил – в Стране Советов вышестоящих органов нет, а его ведомство формально никогда не ошибается.
– Так зачем же вы это сделали? – требовательно повторила она.
– Что будете пить? – Он пытался вопросом сбить наступательный пыл собеседницы.
– Коньяк, – бросила она. – В моем положении хочется залить спиртным свое вчерашнее унижение.
– Почему же унижение? – мягким голосом начал он. – Вы комсомолка…
– Мне давно наплевать на эту организацию, – оборвала она.
– Я, как представитель КГБ, могу эти слова принять всерьез и…
– И что же? Арестуете меня?
– Да… нет, – замялся он и тут же жестко добавил: – Я своих сотрудников за решетку не сажаю. Я с ними работаю. У нас – доверительные отношения!..
– Вы правы, – она сверлила его многозначительным взглядом. – Люди, подписавшие под нажимом вашей конторы свою принадлежность к армии сексотов (секретных сотрудников. – Авт.), теряют человеческое лицо и становятся рабами, безропотно исполняющими приказы…
– Совершенно верно, – зло отрезал он, хотя внутри и корил себя за взрыв негативных эмоций. Он понимал, что эту непростую девушку надо твердо ставить на место сразу же, в противном случае могут быть проблемы. И он пошел на эту жесткость, вспомнив вчерашнюю ее беспомощность. – Вы согласились работать на КГБ и тем самым спаслись от тюремной скамьи…
– Но ведь вы, – в ее зрачках блеснули слезинки, – лучше других знаете, что я не занимаюсь валютными операциями…
– А доллары? – ехидно протянул он. – Они случайно оказались в вашем кармане…
Девушка вдруг сникла, залпом опрокинула рюмку и бесцветным голосом произнесла:
– И что же вы мне прикажете делать?
– Вот это другой разговор, – улыбнулся он. – Давайте ужинать. А то за нашей пустой болтовней все остыло…
Возможно, именно при этом нелицеприятном разговоре он влюбился в скрипачку, но никогда в этом не признавался. Он ревностно следил за ее встречами с Сергеем, болезненно переживал их роман, даже прослушивал телефонные разговоры, но никогда ни перед ним, ни перед ней не выдавал своих чувств. И когда ему стало известно, что Валентина уехала в турпоездку в Швецию и осталась там, став невозвращенкой, он даже обрадовался.
Через какое-то время его контора напомнила беглянке о себе. Местный резидент КГБ разыскал девушку и предложил сотрудничество, в противном случае пообещав рассказать мужу и шведской прессе о ее кагэбистком прошлом. Это был грязный трюк, но вполне логичный для его ведомства. Она испугалась и опять согласилась работать на контору.
Сейчас, спустя много лет, он вспомнил этот диалог, и тошнотворный комок подкатил к горлу. В эту секунду ожил мобильный телефон.
– Докладываю, – раздался удивленный голос грузчика Ват-раса. – Два фургона въехали на автопалубу и притормозили у лифта. Водитель и его люди стали выгружать из салона большие серые мешки. Мне неоднократно пришлось возиться с доставленным бельем, и скажу вам, что оно приходит на судно совершенно в другой упаковке. Те мешки и поменьше, и полегче. И тут началось самое интересное. Обычно белье разгружается на палубе, где располагаются обслуживающий персонал, различные складские помещения и каптерки. Здесь я их поджидал. Но… лифт не остановился на нашей палубе и ушел наверх.
– Куда же поместили мешки?
– Их подняли на палубу номер девять и отнесли в ходовую рубку.
– Кто из команды был в рубке?
– Старший офицер Юхан Херм.
– Ты не засветился?
– Нет. А что? – В голосе парня мелькнула тревога.
– Все нормально, – успокоил его Игорь. – Но об этом никому не рассказывай.
Как бывший таможенник, Игорь хорошо знал все тайные места парома. Под палубой мостика ходовой рубки есть люк, который ведет в отсек. Лучшего места для контрабандного товара не сыщешь. Об этом тайнике знают не многие… Скорее всего, размышлял Игорь, в этих мешках – либо наркотики, либо редкоземельные материалы, например, кобальт или осмий. Только за разрешение погрузки контрабандного товара капитаны парома получают от десяти до пятнадцати тысяч долларов.
Официантка принесла заказ. Игорь взглянул на стул, где когда-то сидела его любимая женщина, и, как бы за ее здоровье, выпил водку. Здоровье у Валентины было прекрасное, и жила она в свое удовольствие под крылом своего богатого мужа. А он, вспомнив любимую скрипачку, тяжело вздохнул, жалея о потерянном. Тогда в его душе боролись два чувства: влюбленность и долг. Он был преданным офицером спецслужб и сумел оттеснить личные чувства на второй план. Так его воспитало всесильное ведомство, способное поднять человека на вершину власти и раздавить одновременно. Он служил этому ведомству верой и правдой, не задумываясь, отбрасывая все личное во имя великих идей социализма. И еще – контора привила своим сослуживцам чувство страха, которое преследовало каждого кагэбиста, будь он молодым лейтенантом или седым генералом. Это особое состояние ума и души было для него вовсе не вызывающим обманом и нарочитой ложью во спасение. Скорее, естественной реакцией человеческой сути на окружающую его опасность, продиктованной инстинктом самозащиты и самосохранения, в чем сотканная ложь сделалась нормой существования, за пределами которой все считалось как бы вне закона.
Сейчас, когда рухнуло все старое и его контора в Эстонии превратилась в пепелище, он продолжал исправно служить, ибо считал себя истинным солдатом органов спецслужб. Там, в России, его ведомство достигло таких высот, что само формировало правительство. А думские слуги безотчетно выполняли приказы генералов ФСБ.
Игорь посмотрел на часы и набрал номер мобильного телефона своего агента, которого командировал в Стокгольм. Там Сергей Петров на своем автомобиле должен был проследить путь фуры.
– Пока «Сканию» с такими номерами не вижу, – ответил тот, – хотя наблюдаю за грузовиками у транспортных ворот терминала с шестнадцати часов.
– Жди. Подъедет, – приказал Игорь и выключил телефон. Какие события произошли с того дня, когда он встретился с майором?
Четырнадцатого сентября прошел первый груз. Он был спрятан в легковом автомобиле «Вольво-747». За рулем сидел некий Ганс Ларсен. Как и следовало ожидать, таможенники не стали проверять машину, ибо получили команду свыше. Но его человек все же заглянул в багажник – там были коробки с российской военной электроникой. Второй такой рейс случился двадцать первого сентября, когда уже «бусик» без помех проник на паром. Значит, на пассажирском судне можно провозить военную технику, если этого хочет сам министр обороны. Тем самым это высокопоставленное лицо идет на чудовищное преступление, нарушая все международные нормы!
И вот сегодня, удачно миновав погранпосты и таможню на российско-эстонской границе, к терминалу беспрепятственно приближалась громоздкая фура с основным грузом. Куда пойдет российская военная новинка, в чьи руки попадет – станет ясно завтра утром.
Факт и комментарий.
Говорит Серен Линдман, бывший военный атташе Швеции в России. Этот человек лучше других шведских дипломатов знал о том, что творилось в российской армии в девяностые годы.
– Существовала коррупция в системе вооруженных сил России, – рассказывает он. – И на нее не было предела. Генералы готовы были продать любой армейский товар.
– По-моему, – усомнился я, – на территории бывших прибалтийских республик в 1994 году секретного военного товара уже не оставалось.
– Согласен. Но рядом – Ленинградский военный округ, где было много прекрасной советской техники. Если у тамошнего военного начальника появилось желание что-то продать на Запад, можно было легко перебросить технику в Эстонию и использовать паром. Этим путем многие пользовались. А из Швеции или Финляндии товар беспрепятственно шел в США или в другие страны.
