Текст книги "Виза в пучину"
Автор книги: Марат Каландаров
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)
ИНЦИДЕНТ
Неожиданная развязка моего журналистского расследования произошла на пятый день. Утром приехала фура с прицепом, наполненная все теми же злосчастными мешками цемента, и пан Иржи приказал срочно ее разгрузить, подключив и меня к этой работе. Мы до того устали, что во время обеда еда застревала в припорошенных цементной пылью глотках и казалась безвкусной. Цементный бизнес хозяина процветал, и он, беспокойно поглядывая на часы, торопил нас:
– Надо все делать в темпе. Уже клиенты ждут.
– Мы, в конце концов, не каторжане, – зло бросил я. – За такой адский труд следует платить намного больше…
– У нас договор с фирмой-поставщиком, – сухо проговорил хозяин. – Там ясно сказано: вы выполняете любую работу при фиксированной оплате…
– Фирма-поставщик, – заводился я, – это русская мафия? Пан Иржи изменился в лице, сцепил губы, пробуравил меня злобным взглядом, но тут же взял себя в руки и попытался улыбнуться.
– За работу, друзья! – бодро произнес он. – Выяснять отношения будем вечером.
У амбара стояли два пикапа. Когда мы их загрузили, показалась телега, которую тянул короткохвостый битюг. Эстонец посмотрел на свои дрожащие и кровоточащие ладони и прохрипел:
– С меня хватит.
Он устало побрел к липовой аллее, привалился спиной к стволу и, низко опустив голову, замер. Хозяин подбежал к нему и что-то говорил, размахивая руками. Потом вернулся к амбару.
– Загрузи телегу, – обратился он ко мне. – Больше клиентов сегодня не будет. Я тебе добавлю пятьдесят крон к дневному заработку. Это большие деньги!
Исполнять роль штрейкбрехера мне не хотелось, да и сил больше не было. Я мотнул головой и направился к напарнику. Так мы сидели в густой тени, каждый занятый своими мыслями. Издали я видел, как хозяин сам таскал мешки. Вдруг он оторвался от работы, торопливыми шагами направился в нашу сторону и, задыхаясь, запричитал:
– Я очень прошу помочь! Очень! – Лицо его посерело от пыли, губы дрожали.
Я посмотрел на напарника. В его согбенной фигуре было столько усталости и безразличия, что, кажется, рухни сейчас небо – он не вздрогнет, не шевельнется.
– Нет, хозяин, – выдохнул я. – На сегодня хватит.
– Тогда пеняйте на себя, – зло прошипел фермер, судорожными движениями вытащил мобильный телефон и, набрав номер, коротко бросил: – Твои люди отказываются работать. Приезжай и наведи порядок.
Он досадливо сплюнул, резко повернулся и зашагал к амбару.
Я лежал на траве и бездумно глядел туда, где вырисовывались цементные мешки. Эстонца вдруг прорвало, и транспортер рубленых фраз разорвал затянувшееся молчание. Едва ли этот бессвязный словесный поток мог вызвать во мне сочувствие. Но какая-то смутная боль закралась в сердце, вызывая в душе томительное раздражение. Чтобы отряхнуться, отделаться от возникшего тревожного чувства, я поднялся и посмотрел в сторону пруда, который осколком зеркала блестел между деревьями.
– Пошли искупаемся, – предложил я. – И на свежую голову подумаем, что делать дальше.
Мы отдыхали на пустынном берегу пруда. Надо было что-то предпринимать, и я пытался заговорить об этом с эстонцем. Но тот вел себя вяло. Его безразличие передавалось и мне, хотя я понимал, что вот-вот грянет беда. Однако ничего не хотелось предпринимать.
Скрип тормозов за камышовой стеной вывел меня из оцепенения. Плотная фигура вербовщика быстро направилось в нашу сторону. Мы торопливо поднялись.
– Ну что, братки, – ледяным тоном произнес он, – бастуете?.. Негоже, негоже.
Вербовщик старался говорить спокойно, но было заметно, как злоба душила его. Крохотные глазки, похожие на семечки, впивались то в меня, то в моего напарника со звериной ненавистью. Я взглянул на эстонца – тот презрительно усмехался. И то, что совсем недавно его только слегка злило, сейчас вдруг обожгло бешенством.
– Пошел ты, шестерка мерзкая, – брезгливо процедил он, – куда подальше.
Бандит поначалу опешил от неслыханной дерзости, потом, в прыжке, наотмашь ударил эстонца. У того от губы к подбородку потянулась алая струйка. Далее произошло неожиданное. Незаметным движением эстонец уложил бандита на землю и мощным ударом ногой в затылок отправил его в глубокий нокаут. Развернув обмякшее тело, эстонец извлек из куртки мобильный телефон и набрал номер.
– Попросите господина Кристаповича… Да-да! Господина Кристаповича.
– Куда ты запропастился? – донесся недовольный голос. – Ты мне нужен, как воздух…
– Я застрял в Праге. У меня украли деньги. Сижу с пустыми карманами и не могу выехать домой. Выручайте, шеф.
После заметной паузы голос приказал:
– Перезвони мне через тридцать минут. Я поразился удивительной метаморфозе напарника – трудно было предположить, что в такой квашне на костях таится ловкость мастера рукопашного боя.
– Где ты таких приемов нахватался? – удивился я.
– Есть одна контора, – неопределенно ответил он, – там учат делать больно плохому человеку.
Он опять склонился над бандитом, вытащил из кармана автомобильные ключи, бумажник и пистолет. Попытался сунуть оружие в карман, но раздумал и зашвырнул его в пруд. В бумажнике оказались всего лишь две чешские сотенные купюры.
– Не повезло, – с досадой проворчал эстонец. – Я надеялся украденное вернуть, – он протянул мне банкноту. – Половина суммы ваша.
– Нет, – решительно произнес я. – Мне эти деньги не нужны.
– Как хотите. Я сегодня же исчезаю из Праги… До города доедем на бандитской машине.
Уловив мою растерянность, наставительно пояснил:
– Фермер и этот, – он кивнул на водителя, – будут молчать. Нелегальная торговля рабочей силой в любой стране наказывается… И за контрабандный цемент могут к ответу призвать.
В его словах проскальзывала истина. Надо было пользоваться моментом, иначе не выбраться из этой липкой паутины.
– Правда, нас начнет искать мафия, – продолжал эстонец. – Но меня тут уже не будет. И вам советую удирать из страны.
Он направился к машине, я последовал за ним. Эстонец завел двигатель и развернул автомобиль.
Удаляясь, я увидел в просвете камышовой стены перекошенное лицо вербовщика.
Едва мы выехали на трассу, ведущую в Прагу, ожил мобильный телефон.
– Суки! – захлебывался голос в эфире. – Верните машину. Я вас из-под земли достану. Вы трупы!.. Трупы!
– И ты тоже труп, – ехидно парировал эстонец. – Я сообщу твоему боссу о промашке. В твоем мобильнике – вся ваша бандитская сеть засвечена! Я его в полицию передам…
Эстонец выключил телефон. Через пару минут раздался сигнал.
– Послушайте, ребята, – дрожал голос вербовщика. – Не делайте этого. Предлагаю штуку баксов. Давайте договоримся…
– Давайте, – подмигнул мне эстонец. – Через три часа на Центральном вокзале у табло. Там народу много, и ты пакости не сделаешь… Вези две штуки баксов – получишь мобильник. И машину тоже.
Помолчав, бандит глухо произнес:
– Годится. Я внимательно посмотрел на эстонца и спросил:
– Зачем тебе такие игры?
– А я и не собираюсь появляться там. Я хочу время выиграть. Бандит не станет сообщать хозяину о пропаже мобильника. Он попытается самостоятельно утрясти проблему.
– Ты думаешь, он клюнет на твою уловку?
– У него – пара извилин в мозгу. Он уцепится за этот шанс. Дальше мы ехали молча. Я печально размышлял о том, что на моих глазах произошло самое настоящее преступление, в котором я частично замешан. Но тут же успокоил себя. В криминальной зоне свои законы, неподвластные цивилизованному миру. Ведь на кону была наша жизнь – пистолет-то бандит носил не для украшения, – и нам ничего не оставалось, как постоять за себя. С волками следует поступать по-волчьи.
Эстонец взглянул на часы и стал по телефону с кем-то связываться.
– Через два часа, – послышался голос, – тебе надо быть на пражском аэровокзале. У билетной кассы «Пулково» будет ждать светловолосый, худощавый человек в серых шортах и белой рубашке. Он купит тебе билет и посадит на самолет.
– Спасибо, шеф, – обрадованно поблагодарил эстонец. Глаза его искрились. Он опять подмигнул мне и восхищенно проговорил:
– У моего шефа контакты по всему миру. О-о-чень серьезная контора…
Я догадывался, о какой конторе шла речь. Вряд ли он помнил о своей пьяной исповеди. Сейчас я еще раз убедился в том, что эстонец работает на спецслужбы.
Когда за ветровым стеклом вытянулась панорама небольшого городка Хостивице, я попросил притормозить у отеля.
– Машину надо оставить здесь, – я кивнул на стоянку. – Дальше добираться на общественном транспорте. Наверное, представители мафии караулят этот автомобиль на всех дорогах у въезда в Прагу.
– Нет, – возразил эстонец. – Вербовщику нет резона поднимать панику. Ведь он проштрафился.
– А если он уже доложил боссу? И с нами затеял игру? В конце концов, бережёного бог бережет.
Он тяжело вздохнул, почесал затылок и раздумчиво произнес:
– Возможно, вы и правы. А как мне добраться отсюда до аэропорта? На такси?
– На такси не советую. Отсюда туда идет местный автобус. Он колесит по проселочным дорогам, поэтому ехать не опасно. Конечная остановка – напротив главного терминала аэропорта «Рузине». На всякий случай сойди на предпоследней остановке и пешочком доберись до аэровокзала.
– А вы куда?
– В Прагу. Я на местном бусике доеду до остановки метро «Зличин».
Его автобус пришел первым. Прощаясь, он грустным голосом проговорил:
– Мы вместе прошли тяжелый путь. Поэтому нет смысла скрывать свое настоящее имя. Меня зовут Сергеем.
Я назвал свое имя. Сергей поднял с асфальта брошенный автобусный билет и на обороте нацарапал цифры.
– Это номер моего домашнего телефона. Дайте знать о себе. Он нырнул в автобус и махнул мне рукой. Я долго смотрел вслед уходящему автобусу и в ту минуту вряд ли мог предположить, что вскоре эстонец опять появится на моем горизонте. В уже другом журналистском расследовании.
Факт и комментарий.
Беседую с Ларсом Боргнесом, тележурналистом.
– Коллега, вы встречались с бывшим начальником таможенной службы Стокгольмского порта Леннардом Хендриксоном?
– Мы провели телепередачу, в которой он участвовал. После его сенсационного заявления я провел серьезное расследование. Выяснилось, что в этом деле замешано предприятие ERICSSON, в автомобиле которого провозилась российская военная электроника.
– Этот автомобиль прибыл четырнадцатого сентября. Есть сведения, что ровно через семь дней в Стокгольм паромом благополучно добралась еще одна машина с секретным военным грузом?
– Совершенно верно. И эта машина, по просьбе крупных чинов министерства обороны Швеции, беспрепятственно прошла таможенный контроль.
– Значит, вопреки общепринятым международным нормам на гражданском судне тайно перевозился военный груз? Но ведь это же преступление!
– Еще какое! Преступление под контролем правительства. И вот результат этой кощунственной акции – смерть 852 невинных граждан. Кто за это ответит?
ТАЛЛИН. СЕНТЯБРЬ 1994 г. ИГОРЬ КРИСТАПОВИЧ
Он проснулся от собственного крика. В груди разбухал вязкий кисловатый комок, на висках застыли холодные капельки пота. Игорь тряхнул головой, как бы освобождаясь от осколков кошмарного сна, поднялся и открыл створку окна.
В комнату серыми полосками вползала туманная сентябрьская ночь. Темный сгусток неба провисал над городом, тяжело опираясь на шпили соборов. Уличные фонари блекли в серых клубящихся кружевах. Он вдыхал йодистый запах прохладного морского воздуха, с болезненной отчетливостью сознавая, что ночные видения – это всего лишь сон.
А приснилось ему море. Оно искрилось зеркальными бликами, тихое и спокойное, как расплавленное стекло. Он плыл на яхте, наслаждаясь свежестью и тишиной. Управлял лодкой высокий, молчаливый человек в темном кепи, над широким козырьком которого высвечивалась надпись «FBI». Игорь знал значение этих букв. Как попал на яхту американец из службы безопасности, для Игоря оставалось загадкой.
– Я родом из Аляски, – агент тщательно подбирал русские слова. – Это почти ваша Чукотка…
Он вдруг оборвал фразу и повел себя странно. Губы его беззвучно шевелились, а свинцовые зрачки, устремленные за борт, стали расширяться и, казалось, вот-вот вылезут из глазниц. В них царил ужас. Игорь повернул голову туда, куда устремился взгляд гостя, и сам чуть было не свалился за борт – из водной пучины медленно всплывала человеческая голова. Теперь уже и перед глазами Игоря поплыли разноцветные круги. Сквозь их радужную оправу он разглядел старца лет семидесяти, с посиневшим лицом, в котором, как показалось Игорю, теплилась жизнь. Рядом всплывала еще одна голова, еще и еще… Некая сила выталкивала из бездны людские тела, и они колыхались на водной глади, словно привязанные невидимой нитью ко дну. И взрослые, и детские лица безвольно покачивались, устремленные обреченным взором в одну точку, только губы их шевелились, будто молитву читали перед смертью.
– Боже, – перешел на родной язык американец, то и дело протирая рот ребром ладони, – откуда они?..
Игорь воспринимал слова чужестранца словно сквозь некую пелену. Он неотрывно смотрел на молоденькое и удивительно красивое лицо девушки с огромными бархатными глазами. Над водой веером рассыпались ее иссиня-черные волосы. «Сколько ей, – мучительно подумал Игорь, – пятнадцать, семнадцать…» Он смотрел на девушку и силился сказать: «Протяни руку, я спасу тебя». Но слова комом застревали в горле. Она будто услышала его, и в ответ лишь чуть-чуть опустила уголки бескровных губ. Глаза ее продолжали смотреть сквозь него, сквозь воздух, и, наверное, одному Господу Богу было известно, что они там видели.
Смутная тревога охватила Игоря, и сердце забилось глухо и ноюще. Беда, беда неслась откуда-то! Он чувствовал это всеми фибрами своего тела. И, как бы в подтверждение этому чувству, в звенящей тишине раздался пронзительный крик чайки. Сложив крылья, птица ринулась свистящим снарядом вниз… В следующую секунду перепончатые лапки вцепились в мраморный лоб девушки… А далее – о господи! – острый клюв птицы проткнул ее бархатный зрачок, потом второй, и вместо ангельских очей кровоточили пустые глазницы. Ни один мускул не дрогнул на ее лице – она смиренно принимала смерть…
– Так бывает, – сглатывая слюну, шептал американец. – Я жил на Аляске… Сам видел обессиленных рыбаков на льдине… Они лежали без глаз… Птицы выклевывали… Чайки любят полакомиться человеческими зрачками…
Со всех сторон с пронзительным криком слетались птицы. Они садились на головы людей, протыкали глаза и кружились в торжественном гомоне.
У Игоря яростно задергалось сердце, глухим шумом отдаваясь в ушах. Жуть нацеленных острых клювов передалась ему и его спутнику.
– Я облегчу их страдания, – хрипел американец. – Я должен это сделать. Бог мне приказывает помочь им…
Он дрожащей рукой достал пистолет и стал стрелять в головы людей, и они, эти головы, разлетались кровавыми ошметками.
– Калибр в пистолете такой, – нервно, со свистом пояснял агент, – что череп слона на куски разнесет… Я помогу этим людям. Я облегчу им предсмертные минуты… Они скажут мне спасибо…
Он вдруг залился безумным смехом, посылая пулю за пулей…
Грохот стоял такой, что Игорю казалось – по его голове бьют кувалдой… Он хочет крикнуть, крикнуть от цепкого холода под сердцем, но крик вязким комом застрял в горле.
И тут он с трудом расцепил веки.
Игорь долго стоял у окна, и лента кричащих видений нескончаемо проплывала в лабиринтах мозга. «Тут, – подумал он, – без спиртного не обойтись». И до краев наполнил бокал водкой. Горячая влага вскоре оглушила его, и все вокруг потеряло устойчивость и поплыло перед глазами.
Он добрел до кровати, ускользающим сознанием силясь постичь смысл морской шарады, но вскоре впал в забытье.
Утром он прошел в ванную комнату, подставил лицо под холодные струи душа, пытаясь смыть ночные видения. Потом достал бритвенный прибор. Бриться каждое утро стало для него доброй традицией независимо от того, куда забрасывала его судьба: в поезде, в отеле, в рабочем кабинете. Сейчас, увидев в зеркале свое лицо, удивился происшедшим переменам. На него смотрело белесое, словно припорошенное известью лицо с потемневшим от вылезшей щетины подбородком.
После бритья всегда ощущался прилив бодрости. За чашкой кофе бегло просмотрел газету и потянулся к телефону.
– Сергей, – бросил он в трубку, – зайди ко мне.
Направляясь на работу, он обдумывал разговор со своим информатором. Этот незадачливый музыкант и угонщик автомобилей в одном лице был добросовестным исполнителем. Но у него был пунктик – спиртное и женщины. Быстро пьянел и в таком состоянии мог натворить черт-те что. Тем не менее Кристапович держал его при себе, считая Сергея Петрова самым надежным своим агентом.
Факт и комментарий.
Юхан Риддерстольц – шведский инженер-конструктор морских судов. Его кабинет был завален чертежами. Он рассказывал и у доски, висевшей на стене, мелком набрасывал фрагменты парома, графически поясняя свои мысли. А он многое мог рассказать о кораблестроении, ибо считался в Швеции одним из ведущих конструкторов в этой области.
– Вы тоже считаете, – спросил я у конструктора, – что причина гибели парома не соответствует выводу парламентской комиссии, которая утверждает, что виною всему визир?
– Тут много сомнительных моментов, – говорил он. – Визир поднимается с помощью большого гидравлического механизма, который прикреплен к корпусу с помощью специальных ушей. Визир действительно может упасть вперед, причем уши в этот момент должны упереться в балку, на которой они висят, – он протягивает мне снимок. – Смотрите, на кадрах подводных съемок затонувшего парома эта балка полностью отсутствует. Все выглядит так, будто уши ее срезаны. Но вес визира недостаточен, чтобы разрушить такой толстый металл. Интересная деталь – те места, где уши должны соприкасаться с балкой, отсутствуют с четырех сторон.
– Господин Риддерстольц, – догадываюсь я, – вы предполагаете…
– Совершенно верно. Я предполагаю и даже уверен в том, что уши демонтировали позже, уже на дне.
– Зачем? Чтобы достать с парома некий груз. Я не могу утверждать, но сохранившаяся краска там, где могло быть трение металла о металл, наводит на мысль, что крепления визира отпиливали уже на дне.
– Получается, – озадаченно проговорил я, – что в парламентской комиссии были некомпетентные специалисты?
– Возможно. Анализируя факты, я пришел к выводу, что причина гибели парома не в автомобильной палубе, как утверждают официальные лица, а ниже. Группа аквалангистов британской компании «Рок ватер», которые исследовали уши судна, ниже в трюм не проникали, хотя их работа обошлась шведским налогоплательщикам в миллионы крон…
– Почему?
– Около затонувшего судна всегда присутствовали военные и запрещали водолазам опускаться в нижний трюм – якобы опасно для жизни.
– Следовательно, ключ к разгадке тайны гибели судна не в злосчастном визире?
– Давайте рассуждать дальше, – он опять подходит к доске и набрасывает силуэт парома. – Если предположить, что визир на полном ходу открылся, то вода хлынула бы на автомобильную палубу. И не достигла бы нижней палубы и других уровней судна, ибо тут полная изоляция. И чем больше крен парома, тем очевиднее, что вода устремилась бы сюда, – он показывает конец автомобильной палубы, – и она никак не могла поступить в нижние помещения, что позволило бы парому долго держаться на поверхности.
– Как долго?
– Несколько часов. Возможно, и целые сутки. Людей бы успели спасти. Думаю, вода прорывалась из-под автомобильной палубы, откуда-то снизу.
– Вы предполагаете, что в нижней части корпуса судна появилась пробоина? И каковы ее размеры?
– Чтобы судно затонуло за сорок минут, в днище должна быть пробоина не менее четырех квадратных метров.
ЗАЛОЖНИЦА СУДЬБЫ
Перед моим взором рассыпались фантастические краски Австрийских Альп – искристые пики гор, хвойные кружева лесов на белых склонах ледника, обломки скал, а между ними клубился хрустальный дымок, будто поднимались к небу смутные мысли горного исполина. Я до того был очарован сказочными картинами, что на мгновение забыл о том, что сижу за рулем, и автомобиль вильнул, скользнув колесом за разделительную черту…
– Смотрите за дорогой, пан журналист, – раздался позади испуганный голос моего попутчика. – С горной трассы легко и в ущелье угодить.
– Вы правы, пан Вацлав, – согласился я, выравнивая машину. Я сконцентрировался на серой ленточке асфальта, которая убегала по серпантину к перевалу. И где-то там, за седым хребтом, в объятиях скалистых круч, приютился старинный австрийский город Зальцбург, куда несла меня журналистская судьба на встречу с суперзвездой чешского и немецкого кино тридцатых годов Лидой Баровой.
Попутчик словно уловил мои мысли.
– Моя легендарная родственница сводила с ума и президентов стран, и великих банкиров, и дипломатов. Но самый интересный факт, пан журналист, заключался в том, что этой славянкой серьезно увлеклись сам вождь великой Германии Адольф Гитлер и главный идеолог Йозеф Геббельс, – он сделал паузу и многозначительно добавил: – Отношение этих фюреров к восточным народам вам известно…
Он хотел еще что-то сказать, но его узловатые пальцы нащупали банку с пивом, и мой собеседник, забыв обо всем, прилип губами к отверстию в металле, наслаждаясь любимым напитком.
Пану Вацлаву было за шестьдесят. Огромный, тучный, он с трудом втискивал свое тело в салон автомобиля. Землистого цвета лицо, изрезанное мелкими морщинками, выглядело болезненно. Он явно относился к тому типу людей, которые в любой момент готовы отдать богу душу, а в реальности способны прожить столько, что за это время успевают переселиться на тот свет все их близкие. Путь от Праги до этих мест он либо дремал, либо читал газеты, которых в его объемистом портфеле было предостаточно, а в перерывах пил пиво.
– «Старопрамен» заканчивается, – проворчал он. – Хорошее чешское пиво. В горах его не найдешь.
– Вроде бы две коробки «Крушовице» купили? – удивился я.
– «Крушовице» давно закончилось, – пожаловался пан Вацлав. – Но я согласен на немецкое или датское пиво. И на любое другое… Без пива скучно путешествовать…
– Уж такую проблему мы решим, – успокоил я, мысленно отметив, что услуги пивомана мне дорого обходятся.
Чтобы отвлечься от предпочтений пана, я посмотрел вниз. Там будто расстелили географическую карту. Темноватые полосы леса на склонах сопок, речушка извилистой лентой разрубала каменный монолит. Наверху – заледенелая вершина в объятиях туманных колец.
– Судя по дорожному знаку, – услышал я голос соседа, – до ближайшего ресторана два километра. Не пропустите, пан журналист. Там определенно есть пиво.
– Ладно, – бросил я, удивляясь вкусам старого чеха, – красота альпийского королевства его не интересовала.
За поворотом выросло двухэтажное деревянное здание небольшого отеля с рестораном. На стоянке маячил «Мерседес» со знакомым номером. Да, машина моей коллеги Эльзы Вольф.
– Хотите чашечку кофе? – предложил я попутчику.
– Спасибо, – пан Вацлав был сама любезность. – Кофе не хочу, а туалетом непременно воспользуюсь.
Тяжело вздыхая, он вытащил свое громоздкое тело из кузова и медленно побрел за мной.
Эльза сидела у окна и потягивала чай вперемешку с сигаретным дымом. Увидев меня, улыбнулась и показала глазами на свободный стул.
– Думал ли ты, – в ее голосе звучала ирония, – что в маленьком ресторане приютилась за маленьким столиком некая маленькая дама неопределенного возраста – пылинка средь необъятности этого альпийского простора – твоя коллега по перу Эльза Вольф!
– Постоянно о тебе думаю, – молвил я. – И каждая встреча для меня – праздник! Ты смотришься классно!
Она действительно выглядела неплохо. Белое платье из дорогого трикотажа выгодно подчеркивало ее силуэт и щедрые формы бюста. А глаза?! Красота ее в непрестанном изменении лица – в целой гамме взглядов голубых зрачков, в улыбках, в ослепительном сверкании белых зубов, в выразительном изгибе алых губ…
– Хоть фальшиво, но приятно, – хихикнула она. – А что это за увесистый тип за тобой шел?
– Деловой партнер.
– Так что же привело тебя в здешние края?
– Еду в Зальцбург на встречу с легендарной Лидой Баровой. Ты ведь помнишь эту звезду предвоенных лет?
– Еще бы не помнить!.. Сам Геббельс готов был бросить жену и своих многочисленных дочек ради женитьбы на этой славянке…
Кольца дыма подплывали ко мне сизыми трепещущими кругами, и я автоматически отогнал никотиновую угрозу тыльной стороной ладони. Уловив мою реакцию, она погасила сигарету и задумчиво произнесла:
– По-моему, вот уже лет пятнадцать об актрисе ни строчки в газетах. Говорят, фрау Лундвалл (Барова взяла фамилию мужа. – Авт.) не выходит из дома и не принимает журналистов. Необъяснимое затворничество!.. Ты уверен, что она откроет тебе дверь?
– Совершенно случайно мне удалось познакомиться с ее родственником, – я кивнул на выходящего из туалета пана Вацлава. – За определенную плату он везет меня к Баровой…
– Я компенсирую все твои затраты, – проворковала Эльза, – если ты договоришься о моем визите к ней.
– После моей публикации, – заверил я, – абсолютно бесплатно познакомлю тебя с ее родственником. Странный тип, лишнее слово из него клещами не вытянешь, хотя до пенсии проработал переводчиком. Знает русский, немецкий, итальянский и помешан на пиве. За дорогу четыре коробки опустошил…
Я сделал паузу и посмотрел в окно. С четырех сторон долины крутыми диагоналями тянулись к небу снежные вершины, а между ними медленно клубилась серая мгла, в которой будто оживала блеклая панорама горного селения.
– А я направляюсь в лыжный центр – на ледник Штубай.
– Решила покататься?
– Нет. Слалом не для меня. Попросили понаблюдать за одной персоной…
Наш диалог прервал гудок моего автомобиля – нетерпение проявлял пан Вацлав. Я распрощался с Эльзой, подхватил коробку с пивом, заботливо приготовленную кельнером, и направился к машине.
Для многих жителей Зальцбурга фрау Лундвалл так и оставалась загадкой. Ни с кем не общалась, почти не выходила из дому, не принимала гостей. И даже близкие соседи не предполагали, что таинственная старушка – в прошлом кинозвезда Лида Барова. Взять интервью у нее было делом архисложным. Австрийские коллеги подолгу простаивали у порога ее квартиры и уходили ни с чем. У меня тоже не было полной уверенности в успехе.
Пан Вацлав потоптался у двери, позвонил и громко крикнул на родном языке:
– Лидка, открой, это я – твой родственник!
После длительной паузы дверь медленно открылась, и я оказался лицом к лицу с легендарной Лидой Баровой. Средний рост, строгий серый костюм и красивое лицо, отчасти скрытое за большими дымчатыми очками в виде ночной бабочки.
– Как всегда шумишь, Вацлав, – усмехнулась она. – Проходи.
Когда она сняла очки, лицо ее преобразилось, и я увидел обаятельную старушку, очень интеллигентную, с очаровательной улыбкой и, как выяснилось, с обостренным чувством юмора.
– Я полагаю, – в ее голосе звучали иронические нотки, – там, в Прибалтике, обо мне кое-что слышали? Но не о моих ролях в фильмах, например, Федерико Феллини или Витторио де Сика и других знаменитых режиссеров. Скорее знают Лиду Барову как «любимую славянку» Гитлера или «подстилку» Геббельса… Так ведь?
От такого крутого начала даже у пана Вацлава, переводившего сказанное, округлились глаза. Я лишь растерянно пожал плечами.
– Тогда напишите о том, – с горечью произнесла она, – какой роковой след оставили в моей жизни встречи с вождями Третьего рейха.
Она резко шагнула к окну и застыла, будто высматривая что-то за стеклами, где на фоне куполов и шпилей соборов бликами рассыпались солнечные лучи.
Пауза затянулась. Я не торопился задавать вопросы, понимая состояние женщины. На экране моей памяти вспыхивали ее биографические даты. В кино она начала сниматься, будучи студенткой пражской консерватории. Едва минуло семнадцать, Лида Бабкова – это ее девичья фамилия – получила первую премию и стала звездой чешского экрана. Ведущие пражские режиссеры уже не мыслили своего фильма без Лиды Баровой – так она себя нарекла, когда оказалась в зените славы. На красивую и талантливую славянскую актрису обратили внимание продюсеры ведущих кинокомпаний Европы и Америки.
– Предложение Голливуда вы отвергли, – осторожно проговорил я, когда фрау Лундвалл, смахнув слезу, натянуто улыбнулась и посмотрела на меня, дескать, спрашивайте, – и решили испытать себя в немецкой кинокомпании UFA…
– Это было самым трагическим и губительным решением в моей жизни, – раздраженно выкрикнула она, но тут же взяла себя в руки и сложила непослушные губы в улыбку.
– Так в 1934 году вы оказались в Берлине, – продолжал я. – Здесь ваша карьера возносилась на волне успеха до того рокового момента, когда во время съемок фильма «Баркарола» на студию пожаловал сам Адольф Гитлер взглянуть на прекрасную славянку, о которой говорила вся мужская половина рейха?
Пан Вацлав старательно переводил, и его апатичное лицо приобретало жизненные краски – он как бы заново открывал для себя значимость родства с легендарной персоной.
– Я и сейчас хорошо помню этот визит. Камера остановилась. Режиссер побледнел и воскликнул: «Господи, сам великий фюрер пожаловал к нам!». Гитлер прошел мимо него, даже не удостоив кивка. Остановился около меня и что-то сказал. Я не расслышала его слов, но на всякий случай улыбнулась и поклонилась. Когда мне позже объяснили, что сам фюрер пригласил меня на чай, я испугалась, стала плакать и доказывать режиссеру, что у меня съемки, и я не могу их пропустить… Съемки отменили, режиссер на коленях умолял меня нанести визит великому фюреру. Я понимала, что от «чаепития» зависит судьба новой картины, и согласилась… Все, включая директора киностудии, бросились наряжать меня. Костюмер, гример и парикмахер, обливаясь потом от волнения, суетились вокруг моей персоны….
Я представил себе, как вечером актриса с душевным трепетом переступила порог резиденции диктатора и предстала перед ним во всей своей красе.
– А как выглядел Гитлер, когда вы оказались в его кабинете?
– Он был взволнован. «Когда я вас увидел, – вкрадчиво заговорил он, – трепетная волна прошла по моему телу. Почему? Вы мне напомнили мою любимую Ангелику Роубалову, австрийку чешского происхождения. Она жила в Вене. Я любил ее, но она неожиданно покончила жизнь самоубийством. Вы – копия Ангелики!»
– И чем же закончилось чаепитие? – перевел мой вопрос пан Вацлав.
– Ничем. Фюрер проводил меня до порога кабинета и, прощаясь, предложил сердечную дружбу. Оказавшись в машине, которую предоставила киностудия, я свободно вздохнула. Когда ехала в резиденцию Гитлера, была уверена, что окажусь в его объятиях, но он удивил меня галантностью.
Через неделю фюрер опять пригласил Барову на чай. Актриса, по ее словам, забилась в истерике, категорически отказываясь от приглашения. От этого человека веяло смертью, хотя внешне он казался само благородство. Лида всеми фибрами своего тела ощущала невидимые нити темной энергии, которые опутывали ее во время, казалось бы, пустякового светского разговора. Особенно пугали глаза фюрера, которые даже в улыбчивом состоянии насквозь пронизывали собеседника…
