Текст книги "Сказание о Манасе"

Автор книги: Мар Байджиев

Возвращение из Великого похода

 
В одну из пасмурных ночей
В слезах проснулась Каныкей,
Младенца в руки взяв с пелен,
Рыдая, грудь ему дала.
И, вспоминая страшный сон,
От слез сдержаться не могла.
У речки серенький бычок
Вдруг начал, как дитя, реветь —
Погиб, наверно, Алманбет.
А белый сокол на лету
Крыла могучие сломал —
Видать, Чубак попал в беду!
Чинара, стоя во весь рост,
На землю рухнула в момент —
Ужель в живых Сыргака нет?
А трон Манаса вдруг упал,
Все ножки подогнулись вмиг —
Знать, Ак-Кула под ним погиб.
И если славный наш отец
Попался без коня врагам —
Жестокий ждет его конец:
Живым он не вернется к нам!
Сон этот мудростью своей
Так разгадала Каныкей.
А если с боя не придут
Манас и верные чоро,
Беда придет опять в народ.
И, как всегда, здесь вспыхнет вновь
Борьба за власть между родов.
Коль нет достойного вождя,
Начнется личная вражда.
Наследник только что рожден,
Не скоро возмужает он.
А братья Абыке, Кобеш
Погибели батыров ждут,
Чтоб власть Манаса поделить
И чтобы в ханскую казну
По локти руки запустить.
Народ единый и оплот,
Манасом созданный в боях,
Погибнет, превратится в прах.
И вновь в изгнание, вразброд
Пойдет разграбленный народ,
Вновь опустеет отчий край.
– Спешите, дядюшка Бакай!
Вот здесь письмо, вот конь ему —
Скакун по кличке Тайбурул,
В боях он истинный дулдул.
Пусть наш отец, любимый мой
Из гибельной страны чужой
Живым вернется к нам домой!
Сыночек ждет его родной!
Езжайте, дядюшка, скорей!
И лучших боевых коней
В Китай послала Каныкей.
Собрав свой боевой отряд,
Через дремучие леса,
Пустыни, горы и луга
Назад, в загадочный Китай
Помчался доблестный Бакай.
 
 
В десятый пот загнав коней,
Он мчался тридцать дней-ночей.
И к Желтой прибыл он реке,
Что по-китайски Хуан-хэ.
И он увидел в темноте:
В долине гор, на высоте
Сияют мириады звезд,
Вокруг темнеет лес густой,
Закрывший тенью небосвод.
Приблизившись, увидел он:
Манас врагами окружен.
Не звезды это, а костры,
А лес – китайские войска,
Рассвета ждут, чтобы с утра
Тесней кыргызов окружить
И поголовно перебить.
Но хитроумный хан Бакай,
Никем не ведомой тропой
Прошел к Манасу невредим
И появился перед ним.
Привел он боевых коней,
Вручил письмо от Каныкей.
Прочтя, что ждет его сынок,
Манас сдержать себя не мог,
От счастья чуть не зарыдал,
И, как любимое дитя,
Письмо к груди он прижимал.
И снаряженьем Ак-Кулы
Он Тайбурула оседлал.
– Теперь, проклятый Конурбай,
Пощады от меня не жди!
За жизнь Чубака и Алмы
Вам не дадим пощады мы!
Нам случай для победы дан:
Глухая ночь, густой туман.
И Зулпукор – свой грозный меч
Поднял Манас над головой,
Повел войска на смертный бой.
Как смерч, как ураган ночной,
Врагам, объятым крепким сном,
Жестокий учинил погром.
С тех пор, как волею небес
Под солнцем греется земля,
Никто не знал до этих дней
Подобной битвы меж людей.
И цель у всех была одна:
Не жизнь! Не солнце! Только смерть!
И сколько пало в том бою,
Никто не сможет перечесть!
И Конурбай, спасая жизнь,
Бежал в свой каменный Бейжин,
И там укрылись все, кто мог,
Закрыв ворота на замок.
Войска Манаса на конях
Не в силах были город взять,
И по железным воротам
Напрасно били топором.
Тогда решил батыр Манас
Бейжин еще раз окружить,
И так, без пищи и воды,
Осадный город уморить.
И вдруг как будто бы с небес
Создатель сам ему сказал:
– Китай велик, непобедим.
Когда весь мир объял потоп,
Остался цел и невредим.
И даже грозный Искандер
Не смог найти сюда путей.
Так уходи, Манас, скорей! —
Сказал глас разума, видать.
Манас не мог ему не внять —
И дал команду отступать.
 
 
Без хана храброго Кокче
В родные степи Сар-Арка
Ушли казахские войска.
Таджиков храбрые стрелки,
Простившись рано поутру,
Ушли в родную Бухару.
Их предводитель Музбурчак
В долине смерти погребен —
К любимой не вернется он.
И храбрецов лихой отряд,
Привел которых Бокмурун,
Убитых схоронив ребят,
По хану павшему скорбя,
Ушли в ташкентские края.
Погибших всех похоронив,
Свой стяг победный опустив,
Не вытирая слез из глаз,
Кыргызы двинулись в Талас.
Когда прошли Китайский вал,
Расположились на привал,
Вдали вдруг кто-то увидал,
Что вслед за ними конь бредет,
Седок лежит, обняв коня,
Блестят на солнце шлем, броня —
И все узнали: к ним идет
Конь Алманбета – Сарала.
– Мой Алманбет! Ты жив, родной!
Ужели бог меня простил,
Коли вернулся ты живой? —
От радости Манас вскричал
И, несмотря на раны, боль,
Навстречу другу побежал.
Не выпуская удила,
Рукой за холку Сарала
Держался мертвый Алманбет.
Видать, китайская земля
И прах его не приняла —
За то, что, бросив край родной,
Властолюбивый блудный сын,
Собрав войска страны чужой,
На свой народ пошел войной
И столько жизней загубил!
И если бог его простил,
Судьба кыргызов не простит —
Потомкам долго будет мстить…
Батыра здесь похоронив,
По горсти бросили земли,
И, скорбно головы склонив,
Кыргызы двинулись в Талас.
Конь Алманбета Сарала
Один остался у бугра,
И на могилу седока
Упали слезы с карих глаз.
А на носилках меж коней
От раны эр-Манас стонал.
За ним, нагруженный добром,
Шелками, златом, серебром,
Верблюжий караван шагал.
– Зачем все это мне дерьмо?
За это ль кровь я проливал?
За это ль тысячи людей
В боях жестоких потерял?
Не стоит жизни этот прах!
Коль не победу, а беду
Принес народу своему.
Прости, Тенгир мой, в небесах! —
Просил у бога он в бреду.
– Погибших к жизни не вернешь,
Утратой сердце не терзай,
Так было суждено, видать.
Народ с победой будет ждать.
Батыр, ты духа не теряй!—
Сказал Манасу брат Бакай.
Манас слабеющей рукой
Бакая мудрого обнял,
Не падать духом обещал,
Просил гонцов послать вперед
И сообщить, чтоб знал народ,
Как завершился их поход.
Письмо послал он Каныкей
О том, что ранен был в бою,
И встретить с сыном на руках
Просил любимую свою.
 
 
Письмо Манаса получив,
Рыдала горько Каныкей:
– И если в спину ранен он,
То значит, сбылся страшный сон.
Чубак! Сыргак! Наш Алманбет!
Видать, и вас на свете нет!
И, малыша прижав к груди,
Пошла навстречу Каныкей.
Манас узнал издалека
Жену с ребенком на руках,
Собрал все силы, сколько мог,
Надел свой шлем и ак-олпок,
На боевом лихом коне
Навстречу выехал жене.
– Ужель вернулся ты живой
С Бейжина, повелитель мой!
Но где, скажи мне не тая,
Дружина славная твоя?—
В слезах спросила Каныкей.
– Прошу, любимая моя,
Ты душу мне не тереби,
Скорее сына моего
Подай в объятия мои!
Ведь для него в жестокий час
Сам бог меня от смерти спас! —
Супругу умолял Манас.
Но Каныкей была тверда —
Манасу сына не дала!
И раньше знала Каныкей:
Манас глазлив на малышей,
И если глянет на дите —
От смерти не спасет никто.
Под глазом черное пятно,
Особым пламенем горят
Его зеленые глаза.
И на родного малыша
Манасу посмотреть нельзя.
Из рук Манаса взяв камчу,
Ко лбу прижала малышу.
Отец камчу святую взял,
Прижал к груди, поцеловал.
(Родного сына эр-Манас
До смерти так и не видал).
Когда приехали в Талас,
Отвсюду съехался народ
С похода воинов встречать.
В тревоге вышла Арууке,
К Манасу бросилась в слезах:
– А где мой Алманбет, жезде?
Меж вами не видать нигде!
Манас с трудом сошел с коня,
Как дочь, прижал ее к груди:
– Родная, ты его не жди!
Погиб наш славный Алманбет.
Чубака нет в живых, аяш!
Сыргак убит в бою, аяш!
Лишился крыльев я и глаз! —
Рыдал могучий хан Манас.
Китайский покорив Бейджин,
В Талас вернулся я один.
За гибель славных сыновей
И за бесславный мой поход
Прости меня, родной народ!..
Слезами исходил родник,
Пожухли травы, лес поник,
И всюду плач, рыданья, рев
Сирот, несчастных стариков.
Не в силах был смотреть Манас
На плачущих детей и вдов.
А по спине его, струясь,
Из раны с болью кровь лилась.
 

Завещание Манаса

 
Обняв за плечи Каныкей,
Сказал возлюбленной своей:
– Мужайся, верная моя,
Видать, приблизился мой час.
Себя для сына береги!
Когда схороните меня,
Ты в Бухару, к отцу беги —
Пусть там растет наш Семетей!
А здесь, на родине своей,
Он не увидит светлых дней.
И братья Абыке, Кобеш
Тебе житья здесь не дадут,
А если будешь возражать,
Найдут причину и убьют.
И сына нашего они
В манкурта тут же превратят,
Заставят скот его пасти.
Как возмужает Семетей,
О жизни расскажи моей,
Кем был его отец Манас,
Что родина его Талас.
Батыром сына воспитай,
С дружиной верной, боевой
Пошли походом в отчий край.
Кыргызов в ханство собери,
Единство вновь восстанови!
Меня в горах похорони,
Могилу чтоб никто не знал,
Чтоб недруги от мести злой
Не надругались надо мной.
Пусть знают тайну обо мне
Бакай и дядюшка Кошой.
В Турфан, к калмыкам, весть пошли,
Девице храброй кыз-Сайкал:
Я в жены взять на свете том
Влюбленной деве обещал.
Накрой меня в последний раз
Одеждой бронной ак-олпок,
А рядом пусть лежит ружье —
Мой безотказный ак-келте.
С зарядом сумку боз-кисе
Повесь сюда на кереге.
У изголовья положи
Мой меч булатный Зулпукор.
А справа от меня поставь
Стальную пику сыр-найзу.
И в руку правую подай
Мою любимую камчу.
Ты просьбу выполни мою —
И встречу я последний миг
Не как дряхлеющий старик —
Как воин, раненный в бою!
Из желторотых я птенцов
Могучих беркутов взрастил.
Разбросанный кыргызский род
В единый я собрал народ,
На землю предков возвратил.
И для потомков на века
Отечество я сохранил.
И в холод, в голод, в нищету
Собрал богатство и казну,
Создал могучий каганат.
Я счастлив, перед смертью рад,
Что за кыргызский свой народ,
За честь и родину свою
Я жизнь, не дрогнув, отдаю.
Я верю, за великий труд
Потомки честь нам воздадут!
 

Смерть Манаса

 
А ночью тайно Каныкей
Жигитов верных собрала,
По горным тропам далеко
В ущелье утром привела.
У скал на каменной стене
Пробить заставила проход
И там для вечного жилья
Построила Манасу грот.
Когда вернулась Каныкей:
– Готово ль все? – спросил Манас. —
Теперь зови сюда родных,
Друзей и воинов моих,
Взгляну на них в последний раз…
И люд пошел со всех сторон
Отдать последний свой поклон.
Когда все воины прошли,
Манас жену к себе позвал,
К губам ладонь ее прижал —
И душу небесам отдал…
И зарыдал тут весь народ:
Рыдал Кошой и эр-Тоштюк,
С ним Ажыбай, седой Бакай,
Батыры – верные чоро.
Затмились солнце и луна:
Как в склепе, ночь была темна.
Трещала, рушилась скала,
С корнями падали леса,
Дрожала под ногой земля.
Верблюд могучий Желмаян
(В поход с батыром он ходил)
У юрты, где лежал Манас,
В слезах колена преклонил.
А пес Манаса Кумайык
Семь дней подряд не ел, не пил,
И ночью, глядя на луну,
Скулил он жалобно и выл.
А ловчий сокол Ак-Шумкар
На лапах путлища порвал,
Над юртой траурной кружил,
Потом бесследно в горы взмыл.
Скакун батыра Тайбурул,
Манасом признанный дулдул,
Сорвать пытался удила,
Хрипел, копытом землю бил,
И в конских преданных глазах
Дрожала горькая слеза.
И тихо, чтоб никто не знал,
Скончалась дева кыз-Сайкал.
Душа влюбленной вознеслась
Туда, где ждал ее Манас.
Жена Манаса Каныкей
Держалась на ногах едва,
Вдовой оставшись в тридцать два,
Рыдала в траурном платке,
И слезы с кровью по щеке
Текли безудержной струей.
– Угасло солнце в небесах,
На землю опустился мрак.
Потухла яркая звезда —
Пришли к нам горе и беда.
В платке я черном пред тобой,
Мой хан, возьми меня с собой!
Ушел ты рано в мир иной,
Оставил сына сиротой,
В беде оставил свой народ.
Ох, горькая судьба нас ждет:
Страданья, нищета и гнет.
А сын твой бедный Семетей
Не скоро власть твою возьмет, —
Рыдала горько Каныкей.
Шесть братьев, выстроившись в ряд:
Кобеш и старший Абыке,
Чыйбыт, Кочкор и Адыбай
И самый младший брат Колбай,—
Фальшивую слезу пустив,
А в душах радость затаив,
«Прощай, наш абаке!» вопят,
Как будто искренне скорбят.
Когда спустился мрак ночной,
Бакай, Тоштюк и брат Кошой
Обмыли тело, на покой
Прочли молитву и скорей
Манаса в горы увезли
И в скалах тайно погребли,
Камнями завалили вход.
(И вот уж тыщу лет прошло,
Никто не знает этот грот).
Бакай мудрейший, чуть заря,
Привез с кочевья тайно труп
Старухи, умершей вчера.
Камнями тело обложив,
Покрепче обвязав ремнем,
Прощальный совершив обряд,
Подняли тело над собой
И понесли, чтоб закопать.
За ними хлынул весь народ,
По горсти бросили земли
И, как Манаса, погребли.
Пришедшие со всех сторон
Вернулись к юрте с похорон,
Чтобы утешить Каныкей.
Крепиться все желали ей,
Пообещали через год
Под ханский стяг собраться тут,
Манаса с честью помянуть —
И двинулись в обратный путь.
 
 
Едва отметив сорок дней,
К вдове Манаса Каныкей
Послал людей брат Абыке,
Чтоб брачный совершить нике.
Но, тут же получив отказ,
В душе коварной спрятал зло.
Потом Кобеш своих послал,
Снохе жениться предлагал,
Но и ему не повезло.
И каждый брат хотел забрать
Манаса верную жену,
Власть хана и его казну.
И убедилась Каныкей,
Что это не ведет к добру,
Взяв сына с бабкой Чыйырды,
К отцу бежала в Бухару.
Брат Абыке и брат Кобеш
Ужиться вместе не смогли,
Чтоб хана власть себе забрать,
Войной ходил на брата брат.
И вскоре мощный каганат
Врагами вновь был разорен,
Разгромлен был Манасов трон.
И тысячу, и больше лет
Кыргызы жили под пятой —
То под одной, то под другой.
За власть из зависти убьют,
И разорят, и продадут,
А выгоду получит плут.
А потому разумным будь!
В объятиях таласских гор
Манас великий наш лежит,
Но по батыру до сих пор
Никто поминки не провел.
 

Декабрь 2007—10 сентября 2008

Профессор Г. Н. Хлыпенко
РУССКОЯЗЫЧНЫЙ МАНАСЧИ МАР БАЙДЖИЕВ

«Исполнен долг, завещанный от Бога…». Эти слова пушкинского летописца Пимена из драмы «Борис Годунов» Мар Байджиев взял в качестве эпиграфа к своему «Сказанию о Манасе». И вот почему.

Прикосновение к эпосу «Манас» – это прикосновение к Вечности, к Богу, ибо «Манас» на протяжении многих веков является для киргизского народа глубинным выражением национального самосознания, высшим мерилом духовности, бесценным памятником культуры. Это грандиозная эпопея, повествующая о деяниях трех поколений героев: Манаса, его сына Семетея и внука Сейтека. Складываясь в течение столетий, она в яркой художественной форме отразила историю, этнографию, психологию и нравы народа и вобрала в себя многие жанры кыргызского фольклора.

Создатели «Манаса» – народные сказители-манасчи почитаемы как выдающиеся личности. Непрерывная шлифовка эпоса происходила также при активном участии слушателей, которые взыскательно следили за качеством исполнения, реагируя не только на сохранение традиционных компонентов эпоса, но и на новаторские отступления от них. Сказывание и слушание эпоса представляли собой своеобразный акт коллективного соприкосновения с сакральным, священным для всех.

Искусство манасчи – это, в принципе, театр одного актера. Сказывая эпос, манасчи не пользуется музыкальными инструментами: его руки должны быть свободны для выразительной жестикуляции. «Манас» исполняется нараспев, вернее – рецитируется. Речитатив исполнителя вкупе с мимикой выразителен настолько, что содержание сказания могут уловить даже слушатели, не знающие кыргызского языка.

По преданию, первосказителем можно считать поэта – дружинника Манаса – Джайсана-ырчи, который верхом на лошади объезжал войска и в стихах оповещал о важнейших событиях, объявлял приказы Манаса. А первым манасчи, имя которого сохранилось в народной памяти, является Кельдибек, живший во второй половине XVIII века. Из его преемников наибольшей известностью пользовались Балык, Найманбай, Тыныбек, Чоюке. Самые выдающиеся манасчи XX века Сагынбай Орозбаков и Саякбай Каралаев. Тексты, записанные от них, отличаются не только объемом, но и высокими художественными качествами. От Сагынбая Орозбакова записана первая часть трилогии – «Манас». Самый полный вариант трилогии «Манас», «Семетей» и «Сейтек» записан от Саякбая Каралаева и содержит около 500 тысяч стихотворных строк.

После сказанного можно представить себе, какую творческую, общественную, историческую ответственность возложил на себя Мар Байджиев, взявшийся за «Сказание о Манасе». Ведь он становился в ряд сказителей-манасчи и бросал им вызов, претендуя на свой, байджиевский вариант «Манаса»! Но имел ли он для этого необходимый творческий опыт? Да, имел.

Народный писатель Кыргызстана Мар Байджиев, имевший к этому времени более чем пятидесятилетний стаж профессиональной деятельности, проявил себя как разносторонне одаренная творческая личность: драматург и прозаик, сценарист, режиссер театра и кино. Широкое признание получила его театральная драматургия («Праздник в каждом доме», «Жених и невеста», «В субботу вечером», «Поезд дальнего следования», «Криминальный случай» и др.), а пьеса «Дуэль» обрела мировую известность. Фильмы, снятые по его сценариям, удостоены высших призов и дипломов на всесоюзных и всемирных кинофестивалях («Потомок белого барса», «Золотая осень», «Чужое счастье»). По его драматургическим и прозаическим произведениям сняты многие кинофильмы и телефильмы («Ливень», «Мы – мужчины», «Нокдаун», «Поезд дураков», «Окуя»). И кому же, как не Байджиеву, браться за «Манаса», который органически совмещает в себе разнородные виды искусства: и словесное, и сценическое, и изобразительное!

Однако для реализации такого масштабного замысла, как «Сказание о Манасе», необходимо было быть незаурядным знатоком эпоса «Манас». Именно таким специалистом оказался Мар Байджиев, для которого «Манас» проходит через всю личную и творческую биографию, обретая судьбоносное значение.

Отец Мара Ташимовича, Ташим Исхакович Байджиев, был известным писателем, просветителем и ученым-филологом. Он один из основоположников киргизской профессиональной прозы и драматургии, автор первых учебников по киргизскому языку и литературе, переводчик произведений русской классики, исследователь фольклора. Особенно весом его вклад в манасоведение. Он заведовал сектором фольклора и эпоса «Манас» в Институте языка, литературы и истории Киргизского филиала Академии наук СССР, подготовил к изданию и переводу на русский язык трилогию «Манас», вместе с Зыяшем Бектеновым составил учебник по кыргызскому фольклору и эпосу «Манас». В 1950 г. они были репрессированы как «буржуазные националисты» и заключены в Песчаный лагерь в Карагандинской области. Т. Байджиев в 1952 году скончался от истощения организма. З. Бектенов вернулся из тюрьмы в 1955 г. после реабилитации.

Первые детские воспоминания М. Байджиева связаны с «Манасом» – с тем, как он учился у манасчи Акмата Рысмендеева, от которого отец записывал эпос «Манас». Затем увлечение перешло в переводческую, научную и популяризаторскую работу. М. Байджиев создал первый документальный фильм о «Манасе», участвовал в дословном переводе 4-томного академического издания эпоса на русский язык, составил и издал энциклопедический трехтомник эпоса «Манаса» на русском и английском языках, опубликовал множество статей о его поэтике и о сказителях.

Словом, Мар Байджиев приступил к «Сказанию о Манасе» во всеоружии огромного творческого опыта, глубокого знания первоисточника и с точной целевой установкой – воссоздать в поэтической форме русскоязычный вариант кыргызского народного эпоса. Однако, для того чтобы достичь желанной цели, нужно было преодолеть множество творческих трудностей.

Главная трудность – это художественная трансформация устнопоэтической речи в письменную. Устная словесность имеет синтетический характер: в ней словесные элементы сочетаются с музыкальными, хореографическими, мимическими; письменная словесность, т. е. литература, – односоставное искусство: в нем материальным носителем образности является только слово. Литературное произведение имеет автора – первичного (создатель произведения) и вторичного (образ автора в его внутритекстовом бытии); оно создается с помощью художественного вымысла, посредством которого писатель воплощает свой взгляд на мир, демонстрирует свою творческую энергию; в нем наличествует авторская позиция как выражение отношения автора к различным сторонам жизни, понимание их идейных, философских и нравственных проблем.

Другая трудность – это стихотворная обработка текста народного эпоса. Во-первых, сам М. Байджиев не поэт – он прозаик и драматург. Правда, у него был опыт подобного рода в драме «Древняя сказка», написанной по мотивам народной поэмы «Кожожаш». Во-вторых, у М. Байджиева не было предшественников в жанре поэтического переложения. Прозаические переложения были: «Манас Великодушный» С. Липкина (1948), «Манас» К. Джусупова в художественном переводе Л. Дядюченко (1996), «Великий кыргызский эпос „Манас“», куда включен краткий прозаический пересказ всей трилогии, выполненный С. Мусаевым в литературной обработке А. Орусбаева и М. Рудова (1999). Но стихотворных переложений не было. Хотя были стихотворные переводы некоторых эпизодов «Манаса» и «Великий поход», изданный в Москве в 1946 г..

У истоков теории и истории стихотворного перевода «Манаса» на русский язык стоял выдающийся филолог-востоковед Евгений Дмитриевич Поливанов (1891–1938). В последние годы жизни (1934–1937) он работал у нас в Кыргызстане научным сотрудником Научно-исследовательского института кыргызского языка письменности, активно занимался изучением, переводами эпоса «Манас». Знаковое совпадение: лекции профессора Е. Д. Поливанова слушал и конспектировал отец Мара Байджиева, в то время студент филологического отделения Киргизского педагогического института.

Особую научную ценность имеют тезисы доклада Е. Д. Поливанова «О принципах русского перевода эпоса „Манас“», представленные в сборнике под его авторством «Киргизский героический эпос „Манас“. Исследования и материалы», составленные профессором М. А. Рудовым и изданные в 1999 г. в Бишкеке.

М. Байджиев изначально взял на художественное вооружение методическое кредо Е. Д. Поливанова, о том, что:

«…Переводчик ставит своею задачей не точный показ того, что имеется в киргизском тексте, а создание русского стихотворного произведения, адекватного киргизскому оригиналу по своему воздействию на читателя, в связи с этим переводчик считает для себя дозволенным делать такие же нарушения текста и дополнения к нему, какие в праве был делать любой из киргизских сказителей „Манаса“ в отношении к тексту своего учителя».

Как видим, в данном случае речь идет не о переводе, а скорей всего о переложении кыргызского оригинала на русский язык, что и выполнил Мар Байджиев в «Сказании о Манасе».

С именем Е. Д. Поливанова связана трагическая история первого стихотворного текста «Манаса» на русском языке – книги под названием «Манас. Киргизский эпос. Великий поход».

Издание «Великого похода» на русском языке было задумано по инициативе К. Тыныстанова, Е. Д. Поливанова Т. Жолдошева и руководства республики в лице Баялы Исакеева и Торекула Айтматова в 1935 году.

К русскому переводу «Манаса» по сводному варианту С. Орозбакова и С. Каралаева приступили московские переводчики С. Липкин, М. Тарловский и Л. Пеньковский. Работа шла довольно сложно. Много труда прошлось вложить К. Тыныстанову, которому то и дело приходилось ездить в Москву, консультировать переводчиков, разъяснять текст оригиналов.

…«До настоящего момента все-таки мы не получили от московских переводчиков доброкачественных и отвечающих хотя бы общему смыслу и духу киргизского текста переводов – таково общее мнение сотрудников института», – писал руководству республики Е. Д. Поливанов в 1936 году.

В 1937 году партийное руководство республики запретило издание «Великого похода» на русском языке, «до окончательного редактирования и утверждения комитетом текстов»[1]1
  «Судьба эпоса „Манас“ после Октября». Сборник документов. Бишкек. «Кыргызстан». 1995.


[Закрыть].

Но вскоре К. Тыныстанов, Е. Д. Поливанов, Т. Жолдошев, Б. Исакеев, Т. Айтматов, многие руководители республики и члены Комитета по изданию «Манаса» были арестованы и расстреляны как «враги народа».

Работы по изданию русского текста «Манаса» возобновились в 1940 году, и Ташим Байджиев будучи завсектором по фольклору обратился в ЦК КП(б) Кыргызстана с предложением завершить перевод и издать «Великий поход» в полном объеме, т. е. до трагического исхода похода Манаса на Китай. Однако этого не случилось. А вскоре началась война с Германией. Манасоведы Т. Байджиев и З. Бектенов ушли на фронт.

К сожалению, в 1946 году в Москве был издан именно тот самый эпизод «Великого похода», который не был принят учеными и отклонен руководством республики.

Русский текст «Великого похода», начинался с заговора ханов против Манаса, заканчивался взятием китайского города Бейжин, делением добычи и завершался словами:

 
Над Бейджином, куда Сулейман
Не сумел ни разу попасть,
Утвердился дух мусульман,
Утвердилась киргизская власть.
 

(Перевод С. Липкина)

Такого завершения «Великого похода» нет ни в одном оригинале. В варианте С. Орозбекова, по которому переводил С. Липкин, Манас, осадив Чет-Бейжин (пригород), получает богатую контрибуцию, заключает мировой договор, возвращается на родину и вместе со своими соратниками погибает в битве с оккупантом Конурбаем. По вариантам С. Каралаева, Ш. Азизова и других сказителей Манас и его воины погибают у стен Бейжина, окруженные китайскими войсками и ополченцами. Имея под рукой единственный в то время усеченный текст «Великого похода», «доработанный» московскими переводчиками, русскоязычный читатель, а таковым был практически весь партаппарат, оставался в неведении о предыдущих подвигах Манаса по объединению кыргызских родов, освобождению родной земли и Туркестана от китайских захватчиков, и, самое главное, о трагическом исходе его похода на Китай, что и дало основание тому, чтобы Манаса объявить агрессором, сказителей – реакционерами, манасоведов – буржуазными националистами, отправить на десять лет в тюрьму, их труды изъять из обращения, учебники по языку и литературе сжечь на школьных кострах.

Книга «Великий поход», изданная в Москве в 1946 г., поначалу была представлена на Сталинскую премию, но вскоре изъята как антинародное произведение.

… «Этим изданием эпос по существу был скомпрометирован перед русским читателем», – с болью писала московский литератор М. Богданова, которая прекрасно знала «Манас» и кыргызскую литературу.

Мар Байджиев хорошо знакомый с «Великим походом», учел творческие просчеты московских переводчиков, которые переводили не канонизированный текст «Манаса», а его устные варианты, адресованные не читателю, а кыргызскому слушателю, хотя бы в общих чертах знающего содержание всего эпоса, и нередко в угоду аудитории сказители превносили свои импровизации, порою противоречащие основному сюжету и смыслу, во-вторых, эпизод «Великий поход» («Чоц казат»), вырванный из контекста эпоса, начисто искажал основную мысль великой притчи о Манасе, которая заключена, как это ни парадоксально, не в победах героя, а в его поражении. В своей статье «Боль сердца моего – „Манас“», опубликованной в сборнике литературоведческих работ «В битве за истину» (2001) Мар Байджиев декларирует эту мысль следующим образом:

«Манас был могуч и непобедим, пока защищал свой народ, объединяя разрозненные племена в единое государство, но стоило ему пойти войной на другой народ – он обречен на гибель. Великий грех Манаса, как проклятие рока, будет висеть и над его потомками – сыном Семетеем и внуком Сейтеком, и ни тому, ни другому так и не удается восстановить былое единство и славу кыргызского народа».

Такова выстраданная М. Байджиевым авторская концепция «Манаса» – Великой притчи и Великой трагедии.

Еще одна творческая задача, стоявшая перед М. Байджиевым, это выбор фольклорных первоисточников, т. е. вариантов сказителей-манасчи. Выбор пал на варианты Сагынбая Орозбакова, Саякбая Каралаева, отчасти Багыша Сазанова и Шаабая Азизова.

Несколько слов о названных манасчи.

Сагынбай Орозбаков (1867–1930). Гениальный сказитель «Манаса». Родился в местечке Кабырга на Иссык-Куле. Сказывал всю трилогию эпоса. От Сагынбая записано 180 тысяч стихотворных строк «Манаса». Его вариант отличается глубиной философской мысли, эпической многоплановостью сюжета, непревзойденной поэтичностью и богатством языка. М. Байджиев ставит Сагынбая в один ряд с В. Шекспиром.

Саякбай Каралаев (1894–1971). Великий сказитель «Манаса». Родился в аиле Ак-Олён на Иссык-Куле. Учился у выдающихся манасчи XIX века Чоюке и Акылбека. Из уст Саякбая записана вся трилогия эпоса, а также продолжение о подвигах правнуков Манаса Кенена, Алым-Сарыка и Кулан-Сарыка, – в общей сложности 500 тысяч стихотворных строк. Сказания Саякбая отличаются эпической многоплановостью, остротой сюжета, драматичностью батальных эпизодов, высокой художественностью и эмоциональностью исполнения.

Багыш Сазан уулу(1878–1958). Родился и вырос в Джумгале. От него записано 101 тысяча стихотворных строк трилогии, в том числе 41 тысяча строк «Манаса». Его вариант во многом отличается от сказаний известных манасчи.

Шаабай Азизов (1927–2004). Самый крупный манасчи современности, внук выдающегося сказителя Чоюке. Родился в аиле Уч-Кайнар Иссык-Кульской области. От него записаны крупные эпизоды «Манаса» и «Сейтека». М. Байджиев считает, что Шаабай – сказитель принципиально нового типа, вобравший в себя лучшие художественные традиции прошлого и в то же время сумевший освоить современный метод монтажного мышления[2]2
  М. Байджиев. «В битве за истину». «Седеп». Бишкек. 2001 г. стр. 152. «Продолжение династии аэдов».


[Закрыть].

В научной теории манасоведения есть понятия жомокчу и жамакчи. Жамакчи – исполнитель известных вариантов «Манаса», жомокчу – творец, создатель своей версии эпоса. Мар Байджиев как жомокчу, используя варианты названных сказителей, вместе с тем творчески переосмысливает отдельные мотивы, сюжетные ходы, трактовку образов. Приведем несколько примеров.

Происхождение имени Манас. По версии С. Орозбакова в согласных буквах М, Н и С зашифрованы названия трех религий: М (от слова Магомед) – ислам, Н (от слова Нук, т. е. Ной) – христианство, С (от синотибетского Син, т. е. Лев) – буддизм. Развивая эту мысль, М. Байджиев обращает внимание на суть каждой религии: Магомед – «посланник Бога и пророк, // Душой и телом чистым быть // Он человечество зовет»; Ной – «Он добрый в Библии святой. // Когда потоп дошел до нас, // Он всех живых от смерти спас»; Будда – «Твой Бог – ты сам! – сказал Будда, – // Весы на двух твоих плечах, // Чтоб чистым быть в своих делах, // Деянья взыешивай всегда!»

Прибытие Манаса на поминки по Кокетею. По варианту С. Орозбакова, умирающий Кокетей просит сына Бокмуруна похоронить его очень скромно, не устраивать пышных поминок, Манаса и других ханов и гостей с китайской стороны не звать, поскольку могут произойти кровавые конфликты. Однако юный Бокмурун подумал, что отец решил испытать его на скупость, и делает все наоборот: мчится к Манасу и просит его руководить поминками. В других вариантах юный Бокмурун решает провести поминки сам. Есть варианты, где поминками заправляет хан Урбю, который, боясь единовластия Манаса, запрещает звать его на поминки. Однако во всех версиях Манас прибывает на поминки после особого приглашения и усмиряет зарвавшихся китайских гостей.

В «Сказании» М. Байджиева Манас решает:

 
Собрав на Кокетеев аш
Врагов и недругов своих<…>
Устроить боевой парад,
Чтоб убедились еще раз
Как грозен и могуч Манас.
 

И вот результат:

 
Так пышный поминальный той
Кровавой кончился бедой<…>
И что затеял хан Манас,
Ошибкой было роковой!
 

Переход китайского воина Алманбета к кыргызам. Мотивация разная: борьба за власть, утверждение мусульманской веры, национальное происхождение. В книге «Великий поход» (1946) Алманбет убивает родного отца за то, что тот отказался принять мусульманство. М. Байджиев в своих научных публикациях отождествляет Алманбета с русским князем Курбским, который в обиде на Ивана Грозного перешел к литовцам и пошел войной на родную Русь. В своем «Сказании» М. Байждиев углубляет трагедию героя. Перед походом на Китай, Алманбет пытается убедить кыргызский народ в том, что поход окажется легким («Без боя все сдадутся нам») и добычливым («И мы с добычей боевой // Вернемся все к себе домой»). И даже прозорливая Каныкей не догадалась,