Текст книги "Апокалипсис every day (СИ)"
Автор книги: Ману Оберон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц)
Оберон Ману
Апокалипсис every day
Были они смуглые и золотоглазые…
Рэй Бредбери
01
Смерть пришла без него.
Когда Ганс Мюллер очнулся от собственного крика на релаксационном диванчике своего психоаналитика, это было бегством. Бегством в тотальном ужасе от кошмарного, трижды кошмарного прошлого. В котором осталась его семья.
Психоаналитик оказался профессионалом высшего класса и гипнотическое погружение в память буквально вернуло его, как в машине времени, Туда и Тогда. Только нельзя было вылезти из этой машины и попытаться хоть что-то изменить. Можно было только смотреть. Переживая заново то, что нельзя исправить.
… Он стоял у выхода из супермаркета и глаза его, как и глаза всех остальных, Тогда и Там, смотрели на багровый, медленно темнеющий, клубящийся, проваливающийся сам в себя и медленно, медленно поднимающийся вверх шар взрыва бензобака, так знакомый всем нам по кинематографу.
Только в кино нельзя почувствовать пронзительную вонь горелого железа и аромат жареного мяса. Всего минуту назад бывшего живой плотью его семьи. Его жены и его дочери. Ещё сегодня утром, на автобане, они совместно, спокойно и степенно, как и полагается цивилизованным людям, обсуждали будущее Гретхен. Гретхен должна была окончить школу через три года, но…
Ганс поймал себя на том, что говорит вслух, вспоминая несущественные подробности их совместной жизни, как будто эти слова, как могучее заклинание, способны вернуть их. Он сказал психоаналитику и об этом.
– А ещё я постоянно вижу лица. Я пытался стереть их ластиком, замазать краской, смыть водой, но ни один из ваших способов не помог мне. Я постоянно вижу перед собой эти лица. Трое щенков в майках с эмблемой «Боруссен фронт» и банками пива. Они смотрят зрелище. Они возбуждены и счастливы, потому что им повезло увидеть такое… Пожилая фрау вцепилась в ручку своей тележки и визгливо кричит, чтобы потушили огонь, потому что рядом запаркована её машина. Рядом с ней какой-то непонятного цвета в ярком спортивном костюме, из квоты беженцев, деньги на них шли через наш банк… Main Gott! Мне показалось, что я тоже умер и вижу перед собой мелкого прислужника ада. Он стоял совсем рядом с огнём и корчил рожи.
А потом я хотел подойти ближе, повернулся и увидел себя в зеркальном стекле. Это было лицо людоеда из сказок братьев Гримм.
А дальше вы всё уже знаете, доктор. Остальное я рассказал вам ещё в прошлый раз.
С тех пор так ничего и не изменилось. Нет, изменилось. Стало ещё хуже.
02
Господин Вольфдитрих, могучий телом, как бывший канцлер Коль, скупо покачал головой, не сводя с пациента зоркого и цепкого взгляда пронзительных синих глаз. Брови его, своей густотой и размерами сделавшие бы честь и Синей Бороде, изогнулись в каком-то хитром рисунке.
– Нет, мой дорогой Ганс, это не сумасшествие. Пока. Но шок оказался слишком силён. Вы запомнили запах горящей плоти. И он почему-то показался вам ароматом жареного на сковородке мяса. Скорее всего, Вы были в тот момент голодны, поэтому Ваша психика, ради спасения всей нервной системы, перенесла напор нервной энергии с одного объекта внимания на другой, поэтому Вы и решили, что почувствовали себя людоедом. И пришли к ложному выводу, что именно это, якобы скрываемое вами в себе зверство, и послужило причиной трагедии… Вы же отлично ЗНАЕТЕ, что вашу семью убил турецкий гастерарбайтер, удиравший от полиции на автомобиле без тормозов. Но Вы почему-то относите запах жареного мяса не к нему, а к своей семье. Хотя аромат специй, о котором вы говорили, это был всего лишь дым сгоравших наркотиков. Мясо со специями, сказали вы? Это аромат турка. Запомните, запах вашей семьи – это солёная горечь слёз утраты. И больше ничего.
Вольфдитрих озабоченно покачал головой в отрицательном смысле. Скорее самому себе, потому что пациент уже закрыл глаза.
– То, что Вы считаете себя людоедом, это очень плохо. И это совершенно неправильно. Вы же не какой-то там людоед из дикой России, как его там?.. Джу-ма-го… Джа-м-огу… Эти проклятые варварские имена не для моей баварской глотки.
Психоаналитик издал коротенький смешок, но пациент не прореагировал никак.
– Когда африканский дикарь считает, что колдун обрёк его на смерть, он ложится под куст и тихо умирает. Потому что верит, что его смерть неизбежна. Вера, – к сожалению, или к счастью, не мне судить Всевышнего, – способна и убить, и спасти. И не только дикаря с Амазонки. Но и цивилизованного германца из самой культурной страны. Позволь посоветовать тебе, Ганс, не как пациенту, а как другу.
Тебе надо забыть себя, Ганс. Ненадолго. Смени образ жизни. Забудь, что ты из высшего класса. Забудь, что ты специалист своего дела. Постарайся забыть всё. ВСЁ, ты понимаешь? У моего знакомого русского коллеги есть забавный термин – понарошку. Это когда дети играют во что-то и заигрываются так, что полностью погружаются в игру. Забудь себя, уйди из дома, иди… к хиппи, к рокерам, байкерам… стань кем-нибудь, – ненадолго, понарошку. Тебе нужна встряска, Ганс, тебе нужна очень большая встряска…
Люди верят в могущество психоаналитиков. Это хорошо для бизнеса, но не очень хорошо в целом ряде случаев. Твой случай, майн либер Ганс, относится именно к этому разряду… Мне было три года, когда наша семья переехала в Дрезден. Мы бежали от русских бомб, а попали под американские. Мне было три года, но я навсегда запомнил, что такое огненный шторм. Огня так много, и горит он так сильно, что со всех сторон дует ветер. Огню нужен воздух. Много воздуха. Людей поднимало вверх и они сгорали на лету, как спички. Может быть, поэтому я и пошёл в медицину…
Наше поколение росло в условиях постоянного стресса. Но оно оказалось крепче нынешнего, клянусь своей лысиной и тем, что под ней. Так что, дорогой Ганс, если не хочешь оказаться полной дыркой в жопе и однажды съесть печень своего директора с кьянти и бобами, как это сделал доктор Лектер, начинай свою Большую Игру. Стань Михелем, Отто, Фрицем. Съешь пару тарелок бесплатного уличного супа. Играй, Ганс, играй. Иди и поживи – понарошку.
03
Покинув психоаналитика, Ганс Мюллер – не то в задумчивости, не то в рассеянности, – пошёл туда, куда понесли его ноги. И ноги принесли его не куда-нибудь, а в пивную. Ганс не любил импортного слова «паб». Оно напоминало ему отрыжку. Или первый позыв к тому, чтобы «выкрикнуть съеденное». Выражение, услышанное им когда-то и запомнившееся своей дикостью. Может быть, даже русское.
К русским Ганс относился – терпимо. Ганс не любил американцев. Особенно ему не нравились американские стаканы для пива, больше всего напоминающие не то баночки для анализа мочи, не то гильзы от авиационной пушки. Ни вида, ни вместимости… подлость одна. То ли дело Фатерланд! Кружка – два литра. Маленькая – литр. Это же совершенно другое дело! И манеру пить пиво мелкими глоточками, чтобы захмелеть подешевле, Ганс тоже не признавал. Если уж вы пришли в пивную, чтобы выпить пива, вы садитесь за столик, берёте в руки первую кружку, и начинаете ПИТЬ. Так, как может пить бедуин, последние два дня тащивший верблюда к оазису на своём горбу. То есть – по-немецки.
Звякнул дверной колокольчик. Вошедший мужчина сел за соседний столик, совсем рядом, рукой подать. Сразу же показался смутно знакомым. Как будто где-то и когда-то виделись, но когда и где – никак не вспомнить. Отчего стало как-то неловко. Очевидно, то же самое испытывал и незнакомец. Вероятно, со стороны было несколько смешно наблюдать, как два взрослых человека якобы тайком посматривают друг на друга, бросая короткие, частые, исполненные смутного любопытства взгляды.
Разгадку принёс официант, вместе с двумя полными кружками. Посмотрев на сидящих рядом, улыбнулся от всего сердца и сказал:
– За счёт заведения. Хозяин верит, что приход близнецов приносит удачу.
Эти слова словно сняли пелену с глаз у обоих.
Удивительное дело!
Ганс достал из бумажника свои водительские права, сравнил фотографию с лицом незнакомца, удивлённо покачал головой, показал документ своей нечаянной копии. Улыбнулся. Нечаянная копия повторила действия Ганса.
Вернув бумажник во внутренний карман пиджака, незнакомец, как будто продолжая на минуту прерванный разговор, сообщил:
– Однажды аналогичная ситуация произошла при дворе короля Франции. Из Англии прибыл посол, очень похожий лицом на короля. Король удивился и спросил посла, не была ли его матушка во Франции. «Нет, – ответил посол, – но мой батюшка бывал здесь неоднократно…»
– У вас странный акцент. Вы не из Баварии?
– Нет. Я из России. Лет триста назад мои предки уехали туда по приглашению русской царицы. Потом коммунизм пал, Германия воссоединилась и вспомнила о своих детях. Программа по возвращению, переобучению, трудоустройству.
– И что там, в России? – полюбопытствовал Ганс.
– Русские. А также лица кавказской национальности в русской мафии и евреи в русском правительстве.
Ганс вежливо склонил голову.
– И как тебе родина предков?
Немец из России усмехнулся. Усмешка вышла немного печальной.
– Когда я улетал из Москвы, в аэропорту я случайно встретил своего бывшего соседа. Миша Розенберг. Эмигрировал в свой Израиль лет на десять раньше меня. Я задал ему тот же вопрос. Он пошёл и купил бутылку кошерной водки «Кеглевич». Мы раздавили пузырёк за встречу и он ответил мне: «В России я был еврей Розенберг, периодически смутно подозреваемый в жидо-масонском заговоре А на просторах рúдной Израиловки я Миша-русский, – обязанный всем, за всё и по жизни».
Здесь, в Германии, живут немцы первого сорта. Живут «осси» – немцы немножечко похуже. «Восточные». И мы…
Рассказчик сделал долгий глоток. Поставил кружку на стол. Посмотрел в глаза собеседнику, как будто хотел увидеть в них нечто, немного помедлил и закончил свои слова:
– После смерти СССР, в бывших германских колониях, ныне странах Прибалтики, живущим там русским выдали удостоверения, что они НЕ граждане. Нечто вроде жёлтой звезды в варшавском гетто. Нам здесь такого удостоверения не выдали. Как говорят в рекламе, – почувствуйте разницу.
Ганс вздохнул, выпрямился, жестом заказал ещё пару пива. Указал пальцем официанту: одну мне, одну – ему. Повернулся всем телом.
– Немец не может быть третьего сорта, господин?..
– Ингер. Фридрих Ингер.
– Ганс Мюллер. Так вот, господин Ингер, немец не может быть третьего сорта. Он либо немец, либо нет. Это моя личная точка зрения. И не только моя. Прозит.
Фридрих опустил глаза, нахмурил лоб, вздохнул. Снова взглянул в глаза Ганса.
Тихо произнёс:
– Помнишь, что сказал Каа, прощаясь с Магули? «Нелегко менять кожу».
04
– Может быть, лучше всё-таки на воды? – несколько ошарашенно спросил Ганса господин Гуго, председатель правления банка и прочая, и прочая, и прочая…
– …В конце концов, мы же цивилизованные люди! Да, я разговаривал с твоим психоаналитиком. Но всему же есть пределы! Определённые границы. Нет, я готов признать твоё право на некоторую экстравагантность. Ты заработал для банка больше миллионов, чем у меня волос на голове. Осталось…
Господин Председатель неуклюже попытался обратить всё в шутку.
– …Поэтому, если ты хочешь, я готов дать тебе отпуск. Хоть на целый год.
– Год – слишком много. Если через полгода я снова не стану собой, прежним собой, я не стану им уже никогда… Есть ещё одна причина, почему я хочу этого. Я не смог проститься со своей семьёй. Я не проводил их в дальнюю дорогу. Если, как вы говорите, я буду ходить на грани смерти, я смогу хотя бы послать им последнее «прости». Говорят, Смерть сентиментальна. Она не откажется взять коротенькую записку на свою сторону.
– Это безумие, – господин Гуго шумно вздохнул и поднял к люстре потолка глаза и руки.
– Безумие есть оптимальное поведение для безумца, – усмехнулся Ганс.
– Тебя же там убьют!..
– Тогда банк избавится от опасности понести убытки от ошибок в расчётах безумца. Посмотрите на мою смерть с точки зрения приобретения, а не потери, господин Гуго.
– Ты христианин, Ганс, самоубийство есть тяжкий грех!
– Но я же не собираюсь бросаться с моста или вешаться на подтяжках?
– Ты там пропадёшь, ты же не знаешь их языка!
– Три месяца погружения в языковую среду достаточны для приобретения навыков беспрепятственного общения на бытовые темы.
– А что ты будешь делать первые три?
– Ходить со словарём. Или найму переводчика. Я узнавал, это достаточно дёшево. Студенты всегда готовы немного подзаработать.
Председатель тяжко вздохнул и выкинул свой последний козырь.
– Я уверен, он никогда на это не пойдёт! Да, я готов признать, что ты – самый настоящий безумец! Но он-то – наверняка нет!
Ганс усмехнулся.
– Пари?
05
– Сто тысяч?!
– Совершенно верно. Сто тысяч. Через полгода. Вне зависимости – вернусь я или нет. Это помимо всего прочего.
Фридрих ошеломлённо посмотрел на Марту. Жена, явно имевшая в семье не последнее слово, поджала губы и сомнительно посмотрела на гостя. Ганс улыбнулся и предъявил свои документы.
– Говорят, в России это был самый верный способ показать, что ты именно тот, за кого себя выдаёшь. Я прав, фрау Марта?
– Что-то я не совсем всё поняла…
– Всё очень просто. Наш банк участвовал в восточных инвестиционных проектах. В России. Но у нас есть сомнения, что выделенные средства расходуются по назначению. Поэтому правление решило послать в Россию своего представителя – с целью тайной ревизии. Но если я поеду открыто, под своим именем, мне покажут, как это говорят у русских, «потёмкинскую деревню». То есть, обманут. Нужен человек, который не вызовет подозрений самим фактом своего появления. Ваш муж, фрау Марта, это идеальная кандидатура. Даже если русская мафия и расправится с ним там, в своей России, это не страшно.
Фрау Марта положила руку на плечо мужа и сказала стальным голосом:
– Фридрих никуда не поедет!!
– Совершенно верно, фрау Марта. Фридрих останется здесь. Более того. Пользуясь нашим поразительным сходством, он останется жить в моём доме. Моя семья погибла… недавно…, поэтому подмену никто не обнаружит. А все подозрительные странности легко спишутся на моё психологическое состояние. Естественно, никто не будет мешать ему навещать вас. Оба моих автомобиля в вашем полном распоряжении.
Супруги переглянулись.
– Но, зачем же тогда…
– Всё очень просто, фрау Марта. В Россию поеду я. Но с документами вашего мужа. С полицией банк обо всем договорился. Если вы согласны, то мы немедленно едем в банк, где вашего мужа, – под его собственным именем, – принимают на работу на мелкую должность. И сразу же посылают в Россию. На ревизию наших вложений. Ценность сотрудника проверяется его успехами, не так ли? Ну вот. Я беру документы Фридриха и еду с ними в Россию. Фридрих берёт мои документы и временно переезжает в мой дом. Откуда регулярно ездит навещать вас. Кстати, дайте мне фото ваших детей.
– Зачем?
– Фотография семьи будет вложена в документы. Это для русских, вы понимаете? Если деньги похищаются на высоком уровне, они будут проверять, кто к ним приехал. Поэтому всё должно быть на высшем уровне достоверности. Право же, наша встреча – это просто подарок судьбы.
– И вы не боитесь, что…
Ганс улыбнулся.
– По завещанию дом отходит к сестре. Мои кредитные карточки? Фридрих вполне может пользоваться ими. На них не очень много денег… Все вещи моей погибшей семьи в вашем полном распоряжении. Я думаю, ваши девочки не откажутся от новых платьев?..
06
Здание банка, а особенно то уважение, с которым охрана пропустила «господина Мюллера» и его сопровождающих, явно произвели впечатление и на Фридриха, и, что особенно важно, на Марту. А окончательно их добил кабинет Ганса. Такое они могли видеть раньше разве что в кино.
… У Агаты Кристи есть небольшой рассказ о фирме, продающей впечатления. И там высказана весьма любопытная мысль: средним людям очень нравится переживать наяву то, о чём они читали в книгах и газетах, а в наши дни ещё и смотрели в кино, либо по телевизору…
Теперь Марта гордилась выпавшей ей ролью. Как же! Её семье выпала честь участвовать в исполнении решений, принятых на Самом Верху, то есть – в банке. Этом скромном правительстве современного мира. Причастность к Самому Верху настолько приподнимала этих людей в собственных глазах, что они просто чувствовали себя счастливыми от выпавшей на их долю участи. А толика денег и полнейшая безопасность лично фрау Марты и герра Фридриха делала их положение вообще кинематографически безоблачным.
Все необходимые формальности были улажены, личный секьюрити господина Гуго повёз господина Фридриха к месту его тайной службы, если точнее – в комфортабельный дом Ганса Мюллера, – на «мерседесе» представительского класса. Что сделало счастье Фридриха просто до неприличия полным. Марту отвезли домой секьюрити банка в рядовом БМВ. Но садилась в него не просто женщина, а Брунгильда, только что отпустившая своего Зигфрида в лавку мясника за мелко нарубленной печенью дракона для праздничного обеда…
Господин Гуго, привыкший за покером, а также за более ответственными финансовыми играми держать на лице маску полного спокойствия и несокрушимой уверенности в себе, подождал, когда закроются двойные двери его кабинета, и только тогда позволил себе тяжко вздохнуть и покачать головой.
– Main Gott! Твоя изобретательность, Ганс, как всегда безупречна. Надо же было придумать! Командировка под прикрытием для проверки наших восточных проектов!.. Хотя, впрочем, ты, как всегда, оказался прав. Такая проверка нам абсолютно не помешает. Ты так и хочешь ехать под этой легендой?
– Разумеется. В городе Sta-rit-zin большое кладбище наших военнопленных. Лютеранская кирха. На благоустройство кладбища и реконструкцию церкви были собраны и посланы значительные суммы. И проходили они как раз через одно из отделений нашего банка. Мы не имеем к этому проекту непосредственного отношения. Но выглядеть это будет именно так. А ввиду того, что деловые круги этого города, в том числе и сама администрация, ведут сейчас переговоры о германских инвестициях, всё выглядит как нельзя более достоверно. Перед тем, как выделять новые деньги, нужно посмотреть, куда и как делись старые.
Господин Председатель уважительно покачал головой.
– Ганс! – с чувством сказал он. – Ты даже сойти с ума стараешься с выгодой для банка… Мне, что я говорю! – всем нам будет очень не хватать тебя… Ладно, с полицией я решу все вопросы лично, можешь не беспокоиться. От тебя требуется только одно – постарайся вернуться живым и здоровым.
Господин Гуго вспомнил что-то и усмехнулся.
– Однажды, когда я по вопросам восточных инвестиций был в России, принимающая сторона повезла меня на свою личную загородную дачу. И там меня поразил один разговор. Сын моего, э-э-э, собеседника просил у своего отца разрешения идти купаться куда-то на реку. И тот ответил ему очень странно: «Если утонешь, домой не приходи»… Россия – это странная страна, Ганс. Береги себя. И, если, как бы это сказать…
Ганс улыбнулся и понятливо склонил голову.
– Я понял.
07
– Эльза, любовь моя, ты единственный родной человек, который у меня остался. Ты и трое моих племянников… До чего же мы, немцы, сентиментальный народ. Я до сих пор помню, как ты выводила меня гулять.
– А когда ты был совсем маленьким, я помогала маме стирать твои пелёнки.
Ганс грустно усмехнулся, вертя в пальцах хрустальный бокал для пива.
– Я уезжаю в деловую поездку. В Россию.
– Но там же опасно! Ганс! Россия – это не место для цивилизованного человека. Там же русская мафия! КГБ! И эти, русские медведи…
Младший брат чуточку наклонился вперёд и успокаивающе погладил свою старшую сестру по самым кончикам пальцев её правой руки, тревожно протянутой в сторону брата вечным жестом женской тревоги за близких.
– Может быть, это и к лучшему… Если со мной что-то случится, скажем прямо – если я погибну в России, все мои деньги, мой дом и прочее имущество останутся тебе. Твой счёт в моём банке, не так ли? По моему завещанию, в случае чего, все имеющиеся у меня деньги будут перечислены на него.
Эльза отрицательно покачала головой.
– Только не это, Ганс. Ты даже представить себе не можешь, что я буду чувствовать каждый раз, когда…
– … каждый пфенниг, появившийся на твоём счёту, будет казаться тебе свидетельством моей смерти? Да. Об этом-то я и не подумал. Хорошо. Вот номер моего запасного счёта. Помнишь, года четыре назад, когда мы хотели было?.. Да-да, я так и не закрыл его. Хорошо. В случае чего все мои деньги будут перечислены именно на этот счёт. Наше совместное пользование им никто не отменял. К тому же, так будет проще с наследством.
Эльза аккуратно стёрла кончиком передника выступившую в углу глаза слезинку.
– Как будто ты хочешь уехать туда, чтобы умереть, Ганс…
– Для того, чтобы умереть, не нужно куда-то ездить.
– Но ты же думал об этом, да? Не отрицай, ложь такой же грех, как и самоубийство! Ты попадёшь в ад и никогда не встретишься со своей семьёй!
Господин Мюллер опустил глаза и грустно усмехнулся чему-то, спрятанному глубоко внутри него.
