Текст книги "Мечь и перо (Часть 1)"

Автор книги: Мамед Саид Ордубади

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 23 страниц)

Гатиба не меньше отца желала, чтобы делегация из Тебризе не прибыла. Она без конца посылала в дворцовый зал служанку посмотреть, так же пусты ли кресла справа от атабека. Торжество переполняло ее душу. Она то и дело вырывалась из рук машшаты, которая наряжала ее, и целовала мать.

Неожидано ход свадебного торжества был нарушен. В дворцовый зал вошел слуга и возвестил:

– Прибыла делегация от Северного и Южного Азербайджана!

Сердце атабека Мухаммеда забилось радостно и взволнованно. Он поднялся с трона. В одно мгновение из головы его улетучились мрачные мысли, рассеялись терзавшие душу сомнения. Теперь уже ничто не омрачало его счастья.

В зал вошли члены азербайджанской делегации. Первым шел поэт Низами, за ним визирь Кызыл-Арслана – Шамсаддин. Приблизившись к атабеку Мухаммеду, Шамсаддин с поклоном передал ему письмо брата Кызыл-Арслана. К письму был приложен список лиц, включенных в делегацию, уполномоченную поздравить атабека от Северного и Южного Азербайджана.

Прочитав список, атабек Мухаммед с радостной улыбкой обернулся к Низами.

– Пусть уважаемый глава делегации соизволит занять свое место! сказал он.

Низами, Шамсаддии и другие члены делегации сели в кресла по правую руку от атабека.

Хекмдар обратился к ним:

– Вы прибыли в этот благодатный день пожелать мне счастья. Добро пожаловать! Очень благодарен вам! – Затем он обернулся к присутствующим. Мой брат Кызыл-Арслан, направляя в Гянджу делегацию, чтобы поздравить меня в этот счастливый, праздничный день, назначил ее главой большого поэта Низами. Для меня это великая радость. От всего сердца благодарю поэта, который любезно согласился взять на себя эту миссию.

В зале, где собрались гости, воцарилось веселье.

А в это время в комнате Гатибы разыгралась бурная сцена.

Узнав о прибытий делегации, возглавляемой Низами, дочь эмира пришла в неистовство. Она вырвалась из рук служанок, которые наряжали ее, взлохматила свои волосы, сорвала с себя украшения и перевернула на ковер серебряный поднос, на котором возвышалась гора драгоценных камней, алмазных корон, ожерелий, браслетов и жемчужных брошек. Гатиба выхватывала из рук ошеломленных рабынь флаконы с благовонными маслами и разбивала их о зеркальные стены комнаты. Сорвав с головы алмазный венец, она швырнула его на пол, оттолкнула от себя машшату и бросилась в спальню, там упала ничком на постель и разрыдалась.

Время шло. Через час девушки-енге113 должны были отвести Гатибу в комнату атабека.

Хадже Мюфид вошел в зал и что-то шепнул на ухо эмиру Инанчу. Тот незаметно поднялся и скользнул за занавес.

Эмир Инанч и Сафийя-хатун пытались образумить и успокоить дочь.

– Если ты с первого же дня начнешь скандалить и капризничать, атабек может сразу же разлюбить тебя, – сказал отец.– Сначала ты должна изучить его характер. Веди себя так, чтобы понравиться мужу. Некоторые мужчины не переносят капризных жен, а другим, наоборот, капризные жены, нравятся. Пока ты не изучила нрава атабека, капризничать рано, – ты можешь только проиграть и опозориться. Атабек влюблен и называет тебя ласково: "Моя мелеке!" Не забывай, у тебя есть все возможности постепенно осуществить любые свои планы.

Родители успокоили Гатибу, подняли ее с постели и, не переставая давать наставления, опять передали в распоряжение рабынь.

Между тем, свадебное торжество в дворцовом зале шло своим чередом.

Атабек Мухаммед протянул катибу Поладу письмо брата Кызыл-Арслана и попросил огласить его.

Не успел Полад подняться со своего места, как Гатибе уже сообщили об этом. Она опять вырвалась из рук рабынь, подбежала к занавесу, за которым сидели гости, и принялась с жадностью ловить каждое слово.

Полад читал:

"Народ Южного Азербайджана воспринял как национальный праздник известие о предстоящей женитьбе своего элахазрета. В городах и деревнях звучат народные песни и веселая музыка, базары и торговые ряды нарядно украшены. Факелы и фонари превратили ночи в день. Брак этот не только послужит продолжению благородного рода Эльдегеза, но и породнит нас со священной семьей повелителя правоверных. Вот уже семь дней и семь ночей жители Тебриза веселятся. В мечетях раздают подаяние нищим. Народ произносит в своих молитвах имена элахазрета и его прекрасной мелеке, желают им долгих лет жизни и приумножения богатства. Очень печально, что я лишен счастья лично поздравить атабека и его мелеке по случаю этого великого события. Поэтому я возлагаю на знаменитого поэта Низами миссию передать элахазрету и его мелеке мои искренние, сердечные пожелания, а также лично вручить мой скромный подарок нашей юной повелительнице.

Ваш младший брат Кызыл-Арслан".

Письмо обрадовало атабека Мухаммеда. Он вмиг забыл все свои обиды и думал теперь о брате совсем иначе, чем час тому назад. "Энергичный, мудрый, благородный, прозорливый политический деятель и одновременно нежный, любящий брат!" – твердил он в душе.

Стоя за занавесом, Гатиба слышала все содержание письма. Ее гнев на Кызыл-Арслана несколько угас, но ей было неприятно, что он назначил Низами главой своей делегации.

Гатиба не переставала думать об отмщении. По ее настоянию атабек Мухаммед должен был в присутствии Низами наградить поэта Абульуллу дорогим подарком, а старую поэтессу Мехсети-ханум, оскорбившую на недавнем приеме хатиба и кази Гянджи, ждало ответное оскорбление.

Стоя за занавесом, она с нетерпением ожидала этого момента и заранее ликовала.

Однако Гатибу постигло жестокое разочарование. Когда Мехсети-ханум вошла в зал, произошло то, что никак не предусматривалось намеченным планом.

Эмир Инанч и атабек заранее распорядились не оказывать старой поэтессе знаков внимания и даже не предлагать ей кресла.

Но едва Мехсети-ханум появилась на пороге зала, Низами поднялся и поспешил ей навстречу.

Вслед за Низами со своих мест поднялись визирь Кызыл-Арслана Шамсаддин и остальные члены делегации Азербайджана.

Желая оказать уважение делегации Азербайджана, делегации, прибывшие из соседних государств, также поднялись со своих мест и приветствовали знаменитую поэтессу.

Хатибу Гянджи и поэту Абульулле тоже пришлось подняться, дабы не вызвать после кривотолков.

Атабек Мухаммед, не желая, чтобы чествование поэтессы выглядело как своеобразная демонстрация против него, поднялся с трона, приблизился к Мехсети-ханум, поцеловал ей руку, затем усадил слева от себя.

Стоящая за занавесом Гатиба, видя, что Низами и Мехсети-ханум сидят рядом с атабеком, опять потеряла самообладание.

Вбежав в свою комнату, эта взбалмошная, своенравная девушка вновь принялась вымещать злобу на изумрудах, топазах, яхонтах, жемчугах и бриллиантах. Под конец она сорвала с шеи длинное ожерелье и швырнула в потолок, – рассыпавшиеся жемчуга, словно капли апрельского дождя, падали на головы служанок и рабынь.

Совершающие по комнате полет драгоценности в ярком свете множества свечей напоминали падающие в ночи звезды. Разбросанные по ковру красные яхонты соперничали в цвете с гневным, разгоряченным лицом капризной невесты.

Внимание некоторых присутствующих на свадьбе привлекла одна странная деталь: в то время как все гости сидели, хатиб Гянджи, кази и поэт Абульулла стояли на ногах, словно сейчас должно было произойти нечто важное и значительное.

Все традиционные свадебные обряды были уже совершены. Впрочем, кроме одного. Молодая мелеке должна была выйти в зал и вместе с атабеком приветствовать прибывшие в Гянджу делегации.

Время шло, а мелеке не появлялась. Ее никак не могли успокоить и принарядить,

Но вот наконец она вступила в зал, окруженная толпой рабынь. Ее появление было встречено торжественной музыкой.

Атабек Мухаммед поспешил навстречу, поцеловал ее руку, подвел к своему трону и усадил рядом.

Две рабыни – Себа-ханум и Туба-ханум, – стоя позади, обмахивали юную мелеке опахалами.

Главы прибывших делегаций по одному вставали и приветствовали высокую супружескую чету.

Вперед вышел поэт Абульулла, собираясь прочесть, касиду, написанную по случаю бракосочетания великого хекмдара и внучки халифа багдадского. Однако атабек Мухаммед сделал ему знак рукой, приказывая молчать, хотя еще утром дал Гатибе согласие выслушать его и наградить.

Юная мелеке была неприятно поражена.

Эта минута положила начало скрытой вражде в молодой семье, вражде, которая в конечном итоге завершилась страшной трагедией.

Еще не окончилась свадьба, а Гатиба уже поклялась в душе отомстить мужу за то, что он не сдержал своего слова.

Эта ночь явилась началом заката династии атабеков Эльдегезидов, своевобразным предисловием будущих неудач и злоключений хекмдаров из этого рода.

Поздравления продолжались.

Гатиба не спускала глаз с Низами. Взору ее представлялись картины недавнего прошлого. Вот она стоит в ивовой роще, спрятавшись за деревьями, и слушает прекрасные стихи молодого поэта; а вот она уже сидит на поваленном стволе ивы, заучивая любовные поэмы.

Неожиданно ей вспомнились слова Низами на их последнем свидании: "Гуманно ли губить одно сердце, желая сделать счастливым другое?.."

Глаза Гатибы загорелись злобой. Она начала придумывать для Низами всевозможные чудовищные пытки. Вот его вздергивают на виселице, а она стоит внизу и плачет, зная что будет убиваться так до конца своих дней; вот тело Низами четвертуют, разрубают на куски, сейчас он умрет, – она берет его голову к себе на колени, ее черные волосы рассыпаются по его истерзанной груди, вот по ее приказу сердце поэта пронзают острой стрелой, и она говорит: "Сердце, которое не пылает любовью ко мне, не имеет права биться! В сердце, где не живу я, не должны жить и другие".

Вслед за этими бредовыми мыслями Гатиба начинала упрекать себя: "Разве ты имеешь право ради своей любви губить великое сердце, полное тонких чувств и волшебных ощущений, губить талант, озаряющий жизнь людей светом прекрасных стихов?!"

Настал черед хатиба Гянджи поздравить Гатибу и атабека Мухаммеда. Он произнес по-арабски напыщенную речь, сравнивая их брак с соединением солнца и луны.

Выступление хатиба не понравилось атабеку Мухаммеду. Большинство присутствующих в зале были азербайджанцы, поэтому выступить в их присутствии с речью по-арабски значило оскорбить их; это как бы свидетельствовало о продолжающемся засилье арабского влияния в Азербайджане.

Атабек Мухаммед смотрел на хатиба Гянджи холодно и насмешливо.

Настала очередь азербайджанской делегации приветствовать новобрачных.

Низами поднялся со своего места.

Гатиба вся превратилась в слух и внимание. Когда она теперь услышит голос поэта? Придется ли ей еще когда-нибудь находиться в его обществе? Кто знает, увидит ли она после этого человека, из-за которого столько выстрадала?

Всем не терпелось услышать, что скажет Низами, – и атабеку, и юной мелеке, и членам делегаций, и хитрому визирю Тохтамышу, и поэту Абульулле, и духовным лицам Гянджи.

Поэт заговорил:

– Во второй половине шестого века хиджры на Востоке произошло знаменательное событие. С небосклона истории сорвалась звезда, светившая всем странам Ближнего Востока. Вместо нее ослепительно засверкала другая яркая звезда. История захлопнула страницу величия и господства династии сельджуков. Низам-аль-Мульк закончил писать последние листы своего трактата "Сиясэтнамэ", и рука стоящего перед вами поэта Низами начала вкладывать новые страницы в книгу истории Востока. Вышеприведенным сравнением я хотел сказать, что с падением власти сельджуков на политическую арену вышла молодая династия атабеков Эльдегезидов. Мне не понравилось, что этот брак сравнивают с соединением солнца и луны. Какой бы изысканной ни была эта метафора, подобное уподобление не сулит молодоженам счастья. Каждому очевидно, столкновение двух небесных тел может закончиться лишь крахом одного из них.

Атабек Мухаммед не выдержал и восторженно воскликнул:

– Браво, поэт!

Низами продолжал:

– Итак, будем говорить не о соединении, а о сближении солнца и луны. Всем известно, луна берет свой свет от солнца. Я надеюсь, небосвод Азербайджана, пребывающий долгие годы во тьме, озарится наконец светом! Будем надеятся, что в результате соединения этих двух сердец народы Северного и Южного Азербайджана также объединятся в единую семью. Народы Востока, которые сейчас являются свидетелями создания дружного союза солнца и луны, мечтают о крепкой дружбе всех живущих на Востоке наций. Хочу надеяться, что элахазрет и уважаемая мелеке дадут на этом большом историческом празднике слово помочь осуществлению великого чаяния народов Востока. Я призываю к единству мыслей, слов и действий. Во имя счастья народов поздравляю элахазрета и его молодую жену, желаю им большого счастья! Я бесконечно рад тому, что удостоился чести передать элахазрету и мелеке самые наилучшие пожелания хекмдара Азербайджана Кызыл-Арслана.

Низами умолк.

Визирь Кызыл-Арслана Шамсаддин поднялся, держа в вытянутых руках золотую тарелку, на которой лежали изумрудные серьги. Низами взял их и приблизился к Гатибе.

– Досточтимый хазрет Кызыл-Арслан прислал в подарок нашей молодой мелеке эти серьги. Смысл подарка заключается в следующем: пока серьги будут в ее ушах, она будет прислушиваться к голосу желаний и чаяний азербайджанского народа.

Слова Низами были встречены одобрительными возгласами:

– Браво!

– Превосходно!

Гатиба поднялась и, глядя в глаза Низами, сказала:

–Принимая серьги – подарок азербайджанского народа, – я даю слово, что голос желаний и чаяний азербайджанцев всегда будет в моих ушах, как и эти серьги. Я внимательно буду прислушиваться к голосу азербайджанского народа. Прошу уважаемого поэта передать мою искреннюю благодарность и приветы Кызыл-Арслану. Благодарю также тебя. Я никогда не забуду твоего голоса и всегда буду гордиться тобой.

Сказав это, Гатиба расплакалась.

Изумление объяло присутствующих. Никто не знал причины этих слез, кроме самой Гатибы, поэта Низами, Себы-ханум и хадже Мюфида.

Некоторые думали, что Гатиба плачет оттого что выходит замуж за нелюбимого. Были и такие, которые решили, что она плачет от счастья.

Но все ошибались. Гатиба лила слезы оттого что ей пришлось строить свою судьбу на песке отчаяния и безнадежности.

Был час ночи. Девушки-енге и хадже Мюфид, прохаживаясь по коридору перед комнатой новобрачных, ждали момента, когда жену эмира Сафийю-хатун можно будет обрадовать счастливой вестью.

ЛЮБОВНЫЕ ПИСЬМА

Сердце Гатибы было неспокойно. Молодую мелеке тревожил ее давнишний обожатель Хюсамеддин. В течение многих лег эмир Инанч обнадеживал своего сипахсалара, обещал: "Гатиба принадлежит тебе!"

После того, как Гатиба стала женой атабека Мухаммеда, Хюсамеддин, видя, что его провели, воспылал непреоборимой ненавистью к эмиру Инанчу.

Вот уже несколько дней он не появлялся во дворце.

Гатиба чувствовала, Хюсамеддин жаждет мести. Ей было известно его упорство, и она не забыла сказанных им однажды слов: "Возможно, вы не будете моей, но вы не достанетесь и другому".

Гатиба искала встречи с Хюсамеддином, чтобы завладеть его сердцем и обмануть.

Она призвала к себе Себу-ханум.

– Хочу дать тебе одно поручение. Можешь ли ты выполнить его?

Просьба Гатибы обрадовала Себу-ханум, которая не мыслила жизни без приключений. После той ночи, когда она лишилась волос, к ней никто не обращался за помощью,

– Всегда готова! О каком поручении идет речь? – спросила она.

Гатиба решила говорить откровенно.

– Ты знаешь, какого высокого положения достигла я. Сейчас мне все дозволено. Могу возвеличить тебя, вознести к самым небесам, могу заживо похоронить в могиле. Ты совершила большое предательство по отношению к моей матери. Ты воспользовалась опьянением моего отца и стала его любовницей. После того, как я уеду отсюда в Хамадан, тебе не будет житья во дворце, ты сама хорошо знаешь это. Однако, если в течение этих нескольких дней ты будешь хорошо вести себя, если ты успешно выполнишь мое поручение, я заберу тебя с собой в Хамадан и ты будешь жить в моем дворце.

Себа-ханум зарыдала от восторга.

– Разве я когда-нибудь посмела ослушаться прекрасную мелеке! воскликнула она, припадая к руке Гатибы. – Могу ли я не выполнить нового поручения своей госпожи!

– Мне известны твои способности и ловкость, но у тебя есть один большой недостаток: из каждого порученного тебе дела ты стараешься извлечь личную выгоду. Поклянись мне, что будешь выполнять мои поручения, не преследуя никаких личных целей. Если бы в истории с Фахреддином ты не думала о своих сердечных делах, он бы уже давно сгнил в дворцовой тюрьме. Однако не будем ворошить прошлого. Скажи мне честно, вы встречались с Хюсамеддином?

– Встречались, но не как любовники. Я встречалась с ним, когда собиралась познакомить его с дочерью Абульуллы Махтаб-ханум.

– Махтаб знала об этом?

– Глупышка ничего не подозревала. Хюсамеддин был влюблен в нее и писал ей любовные письма. Я не показывала их Махтаб, сама писала за нее ответы и относила Хюсамеддину. Да разве он один был в моих руках подобной игрушкой? Многие...

– Зачем ты это делала?

– Во-первых, мне нравится дурачить мужчин. Не могу передать, как это интересно – читать их любовные письма! Во-вторых, я затевала подобные игры небескорыстно. Подарки влюбленных глупцов, которые я принимала от них будто бы для Махтаб-ханум, были мне платой за услуги.

Гатиба рассмеялась.

– Ох и шайтан же ты! Меткое прозвище я дала тебе. Нет, я не брошу тебя здесь на произвол судьбы. Но вот мое условие: ты должна помочь мне встретиться с Хюсамеддином. Он злится на меня. Мое замужество задело его самолюбие. Надо увидеться с ним и обезвредить его. Ведь ты знаешь, отец обещал ему меня. Надо полагать, Хюсамеддин захочет отомстить ему. Ты все поняла?

Себа-ханум лукаво взглянула на Гатибу и прищелкнула пальцами.

– Прекрасно поняла, отлично поняла! Спешу обрадовать мою госпожу: я уже десять дней тому назад начала выполнять поручение, которое вы собираетесь мне дать.

Гатиба не могла скрыть свое изумление:

– Десять дней тому назад?!

– Да, ровно десять дней тому назад.

– Но кто же тебе дал такое поручение?

– Моя страсть и привычка к любовным приключениям.

– Ах, шайтан! Да как ты додумалась?

– Не говоря о материальной выгоде, эта интрига должна была дать мне большое моральное удовлетворение. Как я могла не воспользоваться таким удобным моментом? Девушка, влюбленная в бедного поэта и любимая богатым полководцем, выходит замуж за великого хекмдара. Разве это не любопытное событие? Можно ли было упустить столь благоприятный момент?! Потому-то я и начала действовать. Разумеется, я не могла

требовать от Хюсамеддина драгоценностей и золота именем нашей прекрасной мелеке. Но задуманная мною переписка должна была недешево обойтись ему. За услуги надо платить. Принести письмо и отнести ответ – это стоит десять золотых.

– Сколько ты всего получила от Хюсамеддина?

– Сто золотых.

– Значит, ты передала десять писем и получила десять ответов? А кто писал ответы?

– Разумеется, не наша прекрасная мелеке. Ответы сочиняла ее недостойная служанка Себа. Но я писала неплохо. Могу показать вам всю вашу, вернее, нашу переписку.

– Интересно, до чего я договорилась с ним?

– Переписка зашла очень далеко. Сейчас обсуждается ваше возможное свидание. Не знаю, даст ли мелеке свое согласие?..

– Я как раз хотела говорить с тобой об этом. Раз уж ты начала действовать, тебе придется показать мне все письма Хюсамеддина и все мои ответы ему. Я должна ознакомиться с ними. Кроме того, ты покажешь мне все письма Хюсамеддина к Махтаб-ханум.Оказывается,объясняясь мне в любви, он в то же время писал любовные письма к другой. Это весьма существенные доводы... С их помощью мне удастся обуздать Хюсамеддина.

Себа-ханум радостно засмеялась:

– Я надеюсь, мелеке не оставит без награды мои труды?

Гатиба поняла намек и, протянув руку к шкатулке, достала сто золотых динаров.

– За большие труды ты получишь и большую награду. Возьми пока это и быстро принеси мне письма, о которых я сказала.

Себа-ханум, ликуя, вышла из комнаты.

Гатиба погрузилась в размышления: "Кто знает, сколько золота заработала на мне эта чертовка, скольким мужчинам она продавала мою руку?! Впрочем, мне как раз и требуется такая рабыня. В моем дворце в Хамадане она будет нужна мне, как солнце, и вода для всего живого. Теперь я знаю, стать женой хекмдара – это не то, что выйти замуж за простого смертного. Ты одновременно и его жена, и его подданная. А все эти дорогие украшения, все эти драгоценности – тяжкий груз. Теперь мне известно: любовь хекмдаров недолговечна. В первые дни атабек не отрывался от моих губ, а сейчас вот уже две недали он не целует меня даже в лоб. Женщина нужна хекмдару лишь для ночных услад, от нее требуется одно: рожать детей. Несладкая жизнь ждет меня впереди. Поэтому я должна окружить себя деятельными и верными мне людьми. Хюсамеддин и Себа-ханум пригодятся мне в Хамадане".

Раздумья Гатибы были прерваны появлением Себы-ханум. В руках у нее был небольшой сверток. Развернув его, она достала два письма: одно – от Махтаб-ханум к Хюсамеддину, второе – от Хюсамеддина к Махтаб-ханум.

Гатиба начала читать.

В первом письме было написано:

"Уважаемый Хюсамеддин!

Знакомство с таким знаменитым героем, как ты, – великая честь для каждой девушки. Можно ли желать большего? Я давно мечтала об этом. Но мне не хочется общаться с тобой через посредников, я думаю о встречах. Набравшись смелости, посылаю тебе это письмо со своей рабыней. Если ты одобряешь мое желание, напиши ответ и передай его через Себу-ханум.

Любящая тебя всем сердцем и душой

Махтаб".

Гатиба с усмешкой покачала головой.

– Мне нужно письмо Хюсамеддина к Махтаб. Прочти-ка его!

Себа-ханум поспешила исполнить ее желание.

Хюсамеддин писал:

"Дорогая и любимая Махтаб!

Я впервые в жизни испытываю подобное чувство! Я счастлив. Твое письмо явилось для меня радостным праздником. Представь сама, прекрасная Махтаб: получить письмо от девушки, которую ты любишь, за которой ты, как тень, ходишь вот уже много лет, – это ли не великая, незабываемая радость?! Ты не могла не заметить Хюсамеддина, который преследовал тебя всюду – в городе, на праздничных гуляниях, в мечети, на прогулках в рощах и садах. Но я не осмеливался подойти к тебе, не смел даже поздороваться с тобой. Одна из причин такой нерешительности – мои отношения с дочерью эмира Гатибой-ханум. Эмир Инанч привязал ее к моей шее своими назойливыми обещаниями: "Гатиба твоя!" Однако эта девушка никогда не овладеет крепостью моего сердца, ибо его врата, более прочные, чем сталь, навеки закрыты для нее. Кроме того, ты должна знать, что дочери эмира никогда не затмить красоты Махтаб. Твоя любовь целомудреннее цветка, чище родниковой воды. Если ты позволишь, я пошлю к твоему отцу своих людей, которые уговорят его отдать тебя за меня замуж.

Твой Хюсамеддин".

Гатиба взяла письмо из рук Себы-ханум и спрятала в карман.

– Это письмо – единственное, что может устранить вражду между мной и Хюсамеддином. Коль скоро он объяснялся в любви другим девушкам, у меня было полное право выйти замуж за атабека после того как я потеряла надежду на счастье с поэтом Низами. А теперь прочти его самое первое письмо ко мне.

Себа-ханум достала письмо Хюсамеддина, адресованное к Гатибе, и начала читать:

"Великая мелеке!

Ты всегда была чрезмерно горда. Но знай, супружество, которое сегодня кажется тебе великим счастьем, послужит рано или поздно причиной твоего вечного горя. Я говорил тебе раньше и теперь повторяю: ты не будешь моей, но ты не будешь принадлежать и другому. Тебе недолго наслаждаться райской жизнью!

Как ты позволила дать обмануть себя? Как ты могла выйти замуж за атабека, который имеет несколько жен?! Твоя жизнь будет проходить в ревности, горе и слезах. Расставшись с поэтом, ты подала мне маленькую надежду. И опять ты проявила вероломство и не выполнила своих обещаний. Но настанет день, ты будешь искать меня. Я – человек, который был нужен не только тебе, но и твоему отцу эмиру Инанчу.

Всего в письме не напишешь. Может, мы могли бы встретиться? Тогда бы я высказал тебе очень многое.

Хюсамеддин",

Гатиба спросила Себу-ханум:

– Ты могла бы найти его и привести ко мне?

Рабыня угодливо заулыбалась.

– Что еще мне остается? Мелеке приказывает, поэтому я обязана достать Хюсамеддина хоть из-под земли и привести во дворец.

– В таком случае действуй! Ты должна привести его ко мне, пока атабек не вернулся из Ширвана.

–Когда хазрет атабек возвращается?

– Завтра или послезавтра.

– Завтра или послезавтра? Нам не нужно столько времени. Через час Хюсамеддин будет во дворце.

– Неужели ты сможешь так быстро разыскать его?

– Хюсамеддина искать не нужно. Сегодня он ждет меня на площади шорников, прогуливаясь под чинарами. Ему не терпится получить новое известие о мелеке.

Себа-ханум ушла.

Гатиба вызвала машшату, которая начала наряжать ее. Это длилось более двух часов.

Наконец опять появилась Себа-ханум и доложила, что Хюсамеддин ждет в коридоре.

Гатиба быстро поднялась с кресла.

– Атабека нет! – И, обернувшись к рабыне-машшате, добавила: – На сегодня достаточно. Ступай! Хюсамеддин, войдя, не поздоровался. Гатиба встретила его как ни в чем не бывало.

– Алейкюм-салам, уважаемый Хюсамеддин, проходи, садись! – сказала она.

Сипахсалар подошел к креслу и сел.

Гатиба показала ему письмо, которое Себа-ханум получила от него обманным путем.

– Ты передавал мне это письмо через Себу-ханум? – спросила она с укором.

– Да, письмо писал я.

– Так можно писать только простым, незнатным девушкам. Подобный тон в обращении к супруге великого хекмдара – неслыханная дерзость и непочтение!

– Я много лет был почтительным и вежливым, а какова награда?!

– Интересно знать, какую награду ты ждал от девушки, которую постоянно обманывал?

–Обманывал?.. Кого?

– Гатибу, дочь эмира Инанча! Женщину, которая сидит перед тобой и которую теперь все величают мелеке!

– Ты по-прежнему не хочешь отказаться от лжи и клеветы?! – недовольно спросил Хюсамеддин.

– От лжи и клеветы? Я не переношу обмана. Когда у меня в руках доказательства, я смело говорю правду в глаза.

– Какие у тебя могут быть доказательства?

– Ах, лучше не говорить о прошлом, ведь ты виновен передо мной. Но я позвала тебя не для того, чтобы обвинять и осыпать упреками. Я хочу помириться с тобой, хочу, чтобы наша старая дружба продолжалась. Давай поговорим об этом. Ты сам хорошо знаешь, я вышла замуж не по любви, – это был политический шаг. Что мне оставалось? На кого я могла опереться? Как я могла избежать этого замужества? Поэт Низами не оценил моей любви, ты тоже жестоко посмеялся надо мной...

– Я посмеялся над тобой?!

– Да, на словах ты объяснялся мне в любви, а сердце твое страдало по Махтаб-ханум.

– Мое сердце?! По Махтаб-ханум?!

– Да, по Махтаб-ханум! Ты думаешь, Джахан-бану не передала мне письма, которые ты писал ее дочери?

Гатиба достала из шкатулки письмо Хюсамеддина к Махтаб-ханум и показала собеседнику.

– Разве это письмо написано не твоей рукой? Разве это не твоя подпись? Ты написал это письмо задолго до того, как атабек Мухаммед приехал в Гянджу. Когда поэт Низами отверг

меня, я собиралась позвать тебя и открыть тебе свое сердце. Но в этот момент в мои руки попало твое письмо к Махтаб. Скажи сам, неужели я поступила бесчестно по отношению к тебе? Ответь мне, могла ли я надеяться на тебя и отвергнуть предложение атабека? Представь себя на моем месте! Уверена, ты никогда бы не призвал меня к себе и не стал бы разговаривать со мной после всего случившегося.

Хюсамеддин молчал, не смея возразить, не находя слов для оправдания. Его письмо к Махтаб-ханум было неопровержимым доказательством его вины.

Он проклинал в душе Себу-ханум: "Да накажет ее Аллах! – думал он. Себа виновница моего несчастья. Ведь это она, проклятая рабыня, сводила меня с Махтаб-ханум!"

От стыда Хюсамеддин не смел поднять на Гатибу глаз.

Она подошла к нему, взяла его за руку и примирительно сказала:

– Друг мой, я позвала тебя не для того чтобы упрекать в былых грехах. Я позвала тебя затем, чтобы мы вместе подумали о нашем будущем. Хочешь ли ты выслушать меня? Скажи

правду, осталась ли в твоем сердце хоть частица былой любви ко мне?

Хюсамеддин прижал к своей груди руку Гатибы.

– Клянусь твоими прекрасными глазами, Гатиба, я люблю тебя как прежде! Моя любовь будет жить, пока бьется это сердце.

– Я знала это, потому и осмелилась позвать тебя во дворец. Мы оба молоды, и надежда пока не захлопнула перед нами своих дверей. Подадим же друг другу руки и будем действовать. У нас довольно обширное поле деятельности. Теперь мы можем вершить делами не только в Гяндже, но и во всем салтанате. Ты должен знать, я добьюсь у атабека согласия на твой переезд в Хамадан.

– Ты хочешь увезти меня в Хамадан как пленника? Думаешь этим самым спасти своего отца эмира от моей мести?

– Вовсе нет. Ты поедешь в столицу не как пленник, а как славный полководец. В Хамадане я буду доверять только одному тебе, только на тебя буду полагаться. Что касается моего отца, ты не имеешь права сердиться на него, Не дай я сама согласия, он бы не посмел насильно выдать меня за атабека. Это нечестно – мстить другим за допущенные тобой ошибки. Ты один виноват во всем! Если бы твое письмо к Махтаб не попало в мои руки, я бы никогда в жизни не вышла замуж за атабека Мухаммеда, хотя бы даже меня приехал уговаривать сам халиф багдадский. Отвечай, ты веришь мне?

Колебание Хюсамеддина длилось мгновение.

– Да, верю! – воскликнул он.

Гатиба ласково улыбнулась.

– Я хочу наградить тебя. Ты примешь мою награду? – спросила она.

– Щедрость прекрасной Гатибы безгранична!

Молодая мелеке протянула Хюсамеддину свои губы. Он, как безумный, впился в них.

Гатиба с трудом вырвалась из его объятий.

– Остальное потом... – шепнула она.

ГЮТЛЮГ-ИНАНЧ

У Гатибы родился сын.

Когда младенцу исполнился месяц, в столице салтаната были устроены пышные торжества. Город Хамадан утопал в цветах. Тысячи фонарей и факелов на стенах крепости Кюлейн, как днем, освещали раскинувшийся на холмистой местности город, насчитывающий в окружности восемнадцать верст.

Мысли всякого, кто смотрел на город с гробницы Баба-Тахира, которая возвышалась в самом его центре, возвращались к далекому прошлому. Сверкающий в огнях город напоминал те времена, когда персидский царь Кейхосров II вступил в Экба-тану114, столицу индийского императора Астияга, и поджег ее.

Зарево от факелов, горящих на склонах горы Алванд, освещало гробницу имама Гусейна, находящуюся на расстоянии двух ферсахов, и проникая внутрь гробницы сквозь окна с железными решетками, нарушало покой суетливо порхающих меж мраморных колонн летучих мышей.

Через весь город был протянут канат, один конец которого был привязан к гробнице Даджаны, а второй – к минарету при гробнице Исмаила в южной части Хамадана. Разноцветные фонари, подвешенные к канату, создавали красивое зрелище. Казалось, цветной звездный дождь падает с неба на землю.