Текст книги "Условный переход (Дело интуиционистов)"

Автор книги: Максим Дегтярев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 28 страниц)

– Я могу сослаться на конфиденциальность другого рода.

– Коммерческие тайны я не затрону. Что стало с его КБ?

– В прежнем виде оно больше не существует. При Борисове конструкторское бюро было убыточным, разработки, которые он вел, не окупались, поэтому бюро перепрофилировали, то есть, сделали ближе к нуждам массового производства.

– Кто занимался реорганизацией?

– Новое руководство фаонского «Роботоникса». Головной офис в их дела не вмешивался. Мы оцениваем баланс, а не частные перестановки.

– Вас не затруднит достать мне список сотрудников, работавших в КБ Борисова?

– Думаю, при определенных условиях это возможно. Во-первых, объясните мне, что вы дальше будете делать с этим списком. Во-вторых, вы сообщите мне, почему вы убеждены в том, что убийства будут продолжаться. Я понимаю, что вам запретили об этом говорить. То, что вы скажете, останется строго между нами. Вознаграждение я вам гарантирую.

Я не мог сказать ему, что буду искать в списке Человека с Гвоздем. Второе условие я даже не комментирую. Сделанное Гроссманом предложение было для меня неожиданностью, и я в спешке придумывал ответ, который устроил бы нас обоих.

Взглядом Гроссман испытывал меня на прочность (порочность?). Спасло меня то, что и лгуны, и люди, готовые предать своего работодателя, волнуются одинаково. Впрочем, нельзя отметать тот вариант, что с виду я был спокоен, как пространство Минковского.

Подходящий ответ так и не нашелся.

– Мне будет тяжело заслужить вашу щедрость, – сказал я.

– А мне, – усмехнулся он, – будет тяжело предоставить вам интересующий вас список.

Здесь мне полагалось возмутиться.

– Можно подумать, я для себя стараюсь. Для кого мы ведем расследование?

– Вот это, – Гроссман поднял палец, – я хотел поставить третьим условием, но потом подумал, что вряд ли вы знаете ответ…

Он отвернулся к планшету и снова зашевелил пальцами. В игре в недомолвки он меня переплюнул. Я отправился обдумывать ситуацию.

15

Строго говоря, обдумывать ситуацию я перепоручил Шефу. В три часа ночи я выбрался из каюты и пошел расставлять сети на неизвестного попутчика, заинтересовавшегося моими вещами. Кем бы он ни был, он должен время от времени принимать пищу, а единственным местом на корабле, где ее подают, был салон-ресторан. Я установил по видеокамере у каждого из двух входов, съем записи сделал контактным, чтобы камеры нельзя было запеленговать. В полчетвертого вернулся с мыслью, как бы не проспать завтрак.

Гретта за завтраком не появилась. Я позвонил ей в каюту и пригласил на ланч.

– Уважаю мужчин, которые начинают с приглашения на ланч, – сказала она сонным голосом, – и презираю тех, кто от знакомства сразу переходит к ужину.

– Бывает еще обед, – напомнил я.

– Обед понятие растяжимое. Вплоть до ужина.

С этим нельзя было не согласиться.

До полудня оставался еще час. Я снял запись и занялся сортировкой пассажиров по полу, возрасту и состоянию волосяного покрова. Из ста пятидесяти пассажиров на завтрак явилось меньше одной трети – сорок пять. Многих из них я видел накануне. Один тип явился в свитере, вывернутом наизнанку. Когда он выходил из ресторана, свитер был уже надет правильной стороной. Половина дам, оказавшись в дверях ресторана, о чем-то вдруг вспоминали и, пятясь, лезли за косметичками. Гроссман был свеж, словно лег спать сразу после моего ухода.

Под указанные Греттой приметы подходило десять человек. Их снимки я показал ей за десертом, который последовал сразу после салата. Горячее она пропустила, сказав, что это не последний ланч в ее жизни.

– А чем вы занимаетесь? – спросила она, приняв снимки.

Из ответа следовало, что у меня очень опасная работа: я репортер из научно-популярного журнала «Сектор Фаониссимо», моя стихия – журналистские расследования, связанные с экологией, и на свете найдется немало людей, готовых вставлять мне палки в колеса. Лысый господин, с которым я завтракал накануне, является видным ученым и работает на корпорацию, которая загрязнила уже с полдюжины планет и теперь подбирается к Лагуне. Я бы существенно поумерил свое красноречие, если бы знал заранее, что Гретта – тоже репортер, она работает в «Вестнике миров» – известном, по ее словам, на Земле издании. Она летит на Лагуну, чтобы освещать Всегалактический конгресс уфологов (при упоминании о них я еле сдержал улыбку), но понимает, что экология, конечно же, важнее.

Чтобы объяснить свою откровенность, я сказал, что опасаюсь за свою жизнь и что если со мной произойдет несчастный случай – к примеру, с трехминутным запасом кислорода вывалюсь из корабля в открытый космос – она станет свидетельствовать, что я сделал это не нарочно.

Из десяти снимков она отобрала два. Это были рослые, отлично выспавшиеся блондины с прекрасным аппетитом. Об их аппетите Гретта, конечно, ничего не знала, но я-то помнил, сколько они сожрали за завтраком. Я взял блондинов на заметку. Гретта попросила оставить ей снимки. Я отказал.

– Как же так, – негодовала она, – ваше тело не сегодня – завтра сольется с космической пылью, а мне даже не на кого будет свалить вину. Что я предъявлю полиции?

– Не драматизируйте, мы еще успеем поужинать.

– Это другое дело, – признала она.

На видеозаписях, полученных к семи часам вечера, Гретты было больше, чем всех остальных пассажиров вместе взятых. Я располагал крупными планами ее носа, левого уха, правого глаза, языка в фас и профиль, затылка, на котором я заметил седой волосок. Это заставило меня задуматься, сколько ей лет. За ланчем я решил, что ей двадцать семь – двадцать восемь. Впрочем, это не имело никакого значения.

– Покажите скорее, как я получилась, – потребовала она раньше аперитива.

Я воспроизвел эпизоды с ее участием.

– Хуже всего, по моему мнению, вышел язык.

– Ах, значит, вот где вы установили камеры! – Воскликнула она, остановив фрагмент, где главным героем был ее правый глаз. – В распылителе для автоматического пожаротушения. Почему там?

– Когда срочно понадобится избавиться от камер, я спровоцирую пожарную тревогу, и камеры смоет вместе со всеми следами.

– А вдруг сгорим?

– Не сгорим, – пообещал я и предложил перейти к снимкам.

Если бы рост и альбедо волос складывались тем же манером, каким складываются рост и вес в дайдо-джуку, то я бы сказал, что она выбрала самого светловорослого. Подумав немного, она добавила высокого шатена с лицом киноактера, голубоглазого, как и прочие. Уже в этот момент я должен был заподозрить неладное, но я почему-то продолжил играть в эту игру вплоть до вечера четвертого дня полета. К тому времени мы отобрали в общей сложности шестерых. Я проявлял недюжинную общительность, выясняя у стюардесс имена подозрительных красавцев и номера их кают. При этом я щедро делился информацией с Греттой, потому что в противном случае она грозилась изменить показания.

На четвертый день полета, шестнадцатого января по синхронизированному календарю, я застал Гретту в обществе белобрысого типа, на которого, кстати говоря, я возлагал особые надежды. Я даже выяснил, что он левша – информация не бесполезная на тот случай, если разговор по душам вдруг слишком затянется. Глядя в иллюминатор на звезды, они ворковали, как эти жирные птицы, которые обитают на Земле на помойках. Потом они пошли в ресторан и заказали там шампанского. Гордость не позволила мне заняться выяснением, куда они отправились после ужина. Встречи я также не добивался. Незадолго до стыковки с пересадочной станцией она сама явилась ко мне.

– Это не он, – заявила она, едва переступив порог.

– Откуда такая уверенность? Сутки не прошли с тех пор, как вы сказали мне, что в каюте побывал, скорее всего, этот тип.

– Я ошиблась. Кукки (ну и имечко, правда?) сказал, что не делал этого.

– Что?! – Мое возмущение лишь на мгновение задержалось на ней и перекинулось на себя. Какого черта я связался с этой «свидетельницей»? – Вы что, спросили его, не забирался ли он в мою каюту?

– Ага, так вы принимаете меня за дуру! – Почему-то радостно заключила Гретта и с размаху уселась на койку, которую я, к слову сказать, забыл заправить. То ли она сочла, что такое отношение к ней заслуживает вознаграждения (на котором я в любом случае не настаивал), то ли опровержение того, что она дура, займет значительное время, и потому нам обоим лучше присесть.

– Вы зачем там уселись? – спросил я.

– А вам жалко? Конечно, я не спрашивала его прямо в лоб. Я только спросила его, не в этой ли каюте он обитает, – якобы я видела, как он из нее выходил. Он сказал, что он не настолько busy, чтобы лететь бизнесс-классом, так что я, вероятно, обозналась. Я уверена, что он мне не солгал.

– Вы умеете читать чужие мысли?

– Я разбираюсь, когда мне лгут, а когда нет. Хотите, проверим?

– Валяйте.

– Все, что вы рассказали мне о вашей работе – вранье от начала до конца. Разве не так?

– Не так, – буркнул я, – ладно, что могли, вы испортили. Скажите, вы выбирали рослых блондинов, руководствуясь своим вкусом, или вы в самом деле видели кого-то из них возле моей каюты?

– Вы не ошиблись, мне действительно нравится северный тип, но к какому бы типу не относился мужчина, я не стану с ним знакомиться, прежде чем не получу о нем хотя бы минимальные сведения. Благодаря вам я узнала, что, как и я, Кукки любит классический джаз и в восторге от Эллингтона. Согласитесь, совпадение слишком редкое, чтобы им не воспользоваться. Того же, кто вам нужен, я едва разглядела, поэтому должна сознаться, что не могу оказать вам ответную любезность. Что же касается физических данных, то они не имели бы большого значения, если бы я была уверена, что моему избраннику не придется противостоять вашему… как бы это выразиться… напору.

– В таком случае, передайте Кукке, что он мне обязан. Нет, я сам ему об этом скажу. Соберите всех шестерых в тамбуре у грузового отсека и прихватите с собой ведро лонда-колора номер два, специально для вас я устрою показательное перекрашивание без правил. Да благословит Святой Лука мои волосатые полотна.

– Ах, какие страсти! – рассмеялась она мне в лицо, не зная, каких трудов мне стоило не опустить ей на голову верхнюю полку. Я попросил ее убраться вместе с Кукки куда подальше.

Благодаря Гроссману страсти по Гретте (или по Кукке, чтоб они оба пропали!) отодвинулись на второй план. Я зашел к нему, чтобы передать налоговую декларацию Петерсонов. После ознакомления с документами Гроссман заблестел от удовольствия лысиной. Позже я понял, что он попросту повернулся, чтобы на экран планшета не ложились блики – они, соответственно, переместились на его лоб. Чтобы прозондировать Гроссмана насчет его планов, мне было разрешено чуть-чуть догадаться:

– Я понял, какой у вас план. Вы попробуете роботов на роль Буриданова осла. Помню, как вы писали сценарий. – Я показал на планшет, намекая на ту киберкадабру в мажоре, которую Гроссман сочинял четыре дня назад.

Его улыбка затмила лысину.

– А вы, оказывается, сообразительны.

– Дурака не назначили бы вам в пару, – пробурчал я, все еще думая о Гретте.

– Вот документ, о котором вы просили, – продолжая улыбаться, он вывел на экран список сотрудников КБ имени Борисова. – Но давайте договоримся, что если у вас появится какая-то дополнительная информация об этих людях, то вы со мною поделитесь.

– Безусловно. Ведь вы мой клиент.

– Будем надеяться, что вы об этом не забудете.

С этими словами он скопировал список на кассету, в которой я передал ему декларацию Петерсонов.

– Там у вас было два спай-вируса, – прибавил он уже без улыбки, – вы не против, что я их стер?

– Не беда, у меня остались копии. Своих не подселили?

– А вы проверьте, прежде чем копировать файл в комлог.

Так не пойдет, подумал я решительно. Один раз меня сегодня уже провели. Попросил снова вывести список на экран планшета и переснял его встроенной в комлог видеокамерой. Тягаться вирусами с кибернетиком – это вам не то же самое, что насильно перекрасить шестерых блондинов. Гроссман одобрительно покивал:

– Я же говорил, что вы сообразительны.

Мне не хотелось его разочаровывать, поэтому я не стал спрашивать, почему он вдруг переменил решение. Скорее всего, он получил указание от Чандлера. Чем оно было вызвано? Я поклялся, что выясню это сам.

Стюардессы распространили по кораблю слух, что стыковка с пересадочной станцией произойдет через два часа, особо подчеркивая, что время стыковки полностью соответствует расписанию. Перед стыковкой корабль совершит ряд маневров, во время которых пассажиры должны лежать пристегнутыми к своим спальным местам. Личные вещи было приказано закрепить или рассовать по карманам, чемоданы и рюкзаки – засунуть внутрь багажных полок, лишнюю жидкость – выпить, вылить, испарить. Выполнив все указания, я растянулся на койке ногами к иллюминатору. Смотреть в иллюминатор никто не запрещал.

16

Всякий, кто впервые отправляется в Сектор Причала, первым делом спрашивает, что такое Причал, где он находится, и кто к нему причаливает. Все очень просто. «Причал» – это огромная космическая станция, появившаяся здесь задолго до того, как местные звезды и планеты получили взамен каталоговых номеров имена собственные. Поэтому галактический сектор назвали ее именем. Лагунцы, кажется, настаивают на переименовании, – во всяком случае, так написано в «Путеводителе». «Они не понимают, – пишет автор „Путеводителя“, – что если сектор переименуют, то к ним не найдут дорогу те немногие жители других планет, которые решили переселиться на Лагуну». «Впрочем, – строчкой ниже оговаривается автор, – не исключено, что в этом и состоит главная цель кампании за переименование. Кто не знает, как трудно получить на Лагуне вид на жительство!».

Например, этого не знал я.

«Один миллион, – читаю я там же, – это критическая для Лагуны численность населения. Одним человеком больше – и ему придется работать. Прошу заметить: не „искать себе работу“, а именно работать, в то время как нынешние лагунцы переложили все бремя труда на роботов».

Прочитав этот абзац, я готов был снять перед лагунцами шляпу. Самый отъявленный лентяй предпочтет выкопать яму сам, только бы не объяснять роботу, как держать лопату. Для объяснений с роботами существует специальная профессия – робототехник. Следовательно, не все жители Лагуны – бездельники, и автор «Путеводителя» в очередной раз соврал. Кроме робототехников, к бездельникам нельзя было причислить и сотрудников компании «Кибертрейдинг», которая занималась экспортом роботов на Лагуну.

– Можно ли научить роботов торговать роботами? – спросил я у Гроссмана.

– Оптовую торговлю я бы им не доверил.

Будь нашей целью магазин розничной роботорговли, Гроссман не пустил бы роботов за прилавок. Сейчас его волновал вопрос, одному ли покупателю продали роботов или их раскидали по островам. За десять минут до посадки в челнок, перевозивший пассажиров «Лагуна-Лайнс» с орбитальной пересадочной станции на планету, я поставил его перед фактом: я лечу не первым челноком, а третьим, то есть последним.

– Мы потеряем два с половиной часа, – возмутился он, – почему вы только теперь мне об этом говорите?

Потому что не так-то просто уговорить диспетчера переправить билеты с одного челнока на другой. Я полагал, что филер полетит первым челноком. На космодроме он будет ждать, пока не прилечу я. Имея групповой снимок пассажиров первого челнока, я смогу его опознать.

– Обычная путаница. Успеем.

Гроссман, вспомнив, как мы «успевали» на корабль, ничего не ответил.

Гретта, летевшая вместе с Кукки вторым челноком, все не так поняла. Она оставила его сторожить багаж, а сама подошла ко мне и сказала:

– Вы из-за меня бросили своего спутника?

– Не досталось билетов

– Опять врете?

– Я лечу последним. Это легко проверить.

– Тогда, прощайте, – она с чувством пожала мне руку и ускакала к своему блондину.

Так не прощаются, хотел сказать я, но она уже была далеко.

У входа в шлюзовой отсек требовали не билеты, а справку о прививках от лагунских болезней. Необходимые прививки мне сделали в медпункте на Терминале Лагуны. В прежние времена я бы пополнил там запас антиаллергенов, но месяц назад фаонские эскулапы обработали меня так, что на других планетах я теперь чихаю только в переносном смысле. Пока впередистоящий пассажир доказывал стюарду, что прививки, которые он сделал год назад, все еще действенны, я рассматривал в иллюминатор необычный челнок. У него было низкое оперение, тонкий разрез крыла и длинный острый нос. Кого он им собирается протыкать?

Планета надвигалась серым одеялом, которому давно пора в стирку. Мы пробили облака и оказались над океаном. Челнок быстро пикировал, перед самой водой он резко затормозил и вошел в воду без брызг. Такой посадки я еще не видел. Потом я узнал, что для входа в воду используются специальные газовые рассекатели; без них удар при вхождении был бы гораздо жестче – несмотря на острый нос и прочую обтекаемость. Мой сосед остался почему-то недоволен: – Им бы только рыбу глушить!

Рыб, тем не менее, я не увидел. Зато откуда-то из глубины возник огромный белый червь, никак не меньше полуметра в диаметре, в длину – метров пятнадцать; грациозно извиваясь, он поплыл бок о бок с нами. Когда впереди показался рассеянный свет подводных прожекторов, червь отстал. Я так и не понял, чего он добивался. Челнок замедлил ход, острый нос отошел вниз, открыв туповатое рыло стыковочного узла, предназначенного для подводной стыковки. Мы мягко ткнулись в широкий раструб, которым заканчивалась похожая на того червя, но более толстая и длинная труба; вдоль крутого шельфа она тянулась наверх, к скалистому берегу. Внутри трубы ползла движущаяся дорожка, ее так штормило из-за изгибов трубы, что я предпочел ехать верхом на рюкзаке, нежели держаться за поручни, которые почему-то не успевали повторять движения дорожки.

Дорожка вывела нас к лифтам. Служащие в синей униформе ненавязчиво следили, чтобы пассажиры не перегрузили технику. Подъем занял около минуты. Едва я подумал, где теперь Гроссман, как оказался с ним нос к носу. Убедившись, что это я (который тем временем убедился, что это он), Гроссман устремился через весь зал в одному ему известном направлении. Что я не должен отставать, подразумевалось само собой. Высмотреть моего преследователя в этой толчее было нереально. Под козырьком над входом в космопорт Гроссман остановился, проверяя, не улизнул ли я по дороге.

Дождь лил, как на третий день всемирного потопа. Косые струи воды заливали площадку под козырьком. Я с радостью подставил им лицо – такое удовольствие выпадает на Фаоне раз в два года. Не насытившись, я вышел из-под козырька и подошел к перилам заграждения. В сером провале ревели волны. К пресным дождевым каплям примешивались соленые океанские брызги, долетавшие сюда, на стометровую высоту. Гроссман встал позади меня.

– Ильинский, мы, между прочим, торопимся.

Молния, широкая, как приток Пирофлегетона, разорвала небо, и голос кибернетика потонул в раскатах грома. Его эхом в моих ушах зазвучал «Полет Валькирии», и я почувствовал себя готовым к подвигам, как никогда раньше. Всякий, кто когда-нибудь слышал Вагнера, догадался бы, что небо теперь за меня…

Черт, сразу вспомнились Греттины блондины.

Гроссман Вагнера не любил, поэтому малодушно суетился, опасаясь за судьбу предприятия.

– Пойдемте, нас ждут…

– Я слышал, у них птицы дышат жабрами.

– Но у вас-то их нет!

Никогда еще не видел его таким злым. Мы вернулись под козырек и пошли вдоль низкого бетонного здания космопорта. Оно находилось на скальном уступе, не обязательно естественного происхождения. Уступ был более-менее квадратным. Космопорт занимал узкое пространство у двух смежных сторон квадрата. С третьей стороны возвышалась отвесная скальная стена, с четвертой – ничего не было, кроме дождя, соленых брызг, рева океана и прелюдии к третьей части Лоэнгрина, ибо Валькирию я уносил с собой.

В зале, откуда шли эскалаторы к перронам подводного трамвая, Гроссман сказал:

– Вы должны меня понять. Завтра и послезавтра на Лагуне выходной, рабочий день у них сегодня короткий… Впрочем, я удивляюсь, что они вообще ходят на работу. Нам необходимо сегодня же выяснить, кому были проданы роботы, чтобы сразу после выходных начать действовать.

– В каком направлении.

– Это будет зависеть от специализации роботов.

– Вы уверены, что торговцы сообщат нам имена покупателей?

– Уверен. Мы с вами проводим маркетинговое исследование. Изучаем спрос на продукцию «Роботроникса». В «Кибертрейдинге» нас примут в надежде, что мы дадим им скидку на универсальных роботов нового поколения.

– Лучше бы на их родителей, – заметил я, – роботов нового поколения я еще не видел, поэтому могу попасть впросак.

– Они их тоже еще не видели. В любом случае, молчите и слушайте. Говорить буду я.

– Разговор записывать?

– Если не надеетесь на свою память.

В похожих трамваях я катался на Ундине. Но в тех не было невесомости. Тут она наступила через несколько секунд после старта: вагончик нырнул в трубу, уходившую вертикально под воду. Вес вернулся с некоторым избытком, однако вскоре достиг нормы – лагунской, конечно, нормы, но разница с Фаоном едва ощущалась.

– Забыл спросить, куда мы едем? – обратился я к Гроссману.

Он открыл карту и показал на ней два острова в пятидесяти километрах друг от друга. Мы мчались от меньшего острова к большему, их названия я не привожу, поскольку они нигде не понадобятся. Больший остров, который был размером с Сицилию, считался столичным, на нем расположены резиденция губернатора, правительственные учреждения и представительства инопланетных фирм.

Когда на Земле мне говорят, что небоскребы они строят, потому что не хватает места, мне становится смешно. На Земле попросту не представляют себе, что значит «не хватает места». Лагунцы же об этом предмете могут писать романы и слагать песни. И дело, конечно, не в недостатке общей площади островов – из них, если правильно уложить, вполне могла бы выйти Австралия, но кто бы взялся выкладывать этот паззл? В действительности, чтобы жить на лагунских скалах, нужно быть нечувствительным к острым предметам, как йог. Губернатору, как лицу наименее полезному на планете с населением всего семьсот тысяч, достался пик с набалдашником из граненого бетона. Правительство, чтобы его не замечали, расположилось в каньоне, и сквозь прозрачный пол первого этажа видна протока, причем, не речная, а океанская, поскольку рек как таковых на Лагуне нет, – все, что похоже на реку, является, на самом деле, частью океана. Пресная вода берется из опреснителей и с неба – дождевой воды, как мы видим, на Лагуне хватает с избытком. Самым крупным зданием на столичном острове является «Лагуна-Бизнес-Центр». Его усеченный конус – архитектурные излишества я сглаживаю ради наглядности – имеет циклопичесикие размеры, но полезный объем сильно потеснен скалой, на которую надето это ведро из стекла и стали. Мы вышли на станции, которая так и называлась: «ЛБЦ».

Я же предупреждал, что небо теперь за меня, а раз я работал вместе с Гроссманом, то и за нас обоих. Встреча с главой представительства «Кибертрейдинг», господином Шлиманом, увенчалась грандиозным успехом. Все сорок роботов были проданы одному покупателю, и его имя Шлиман не счел нужным скрывать. Пангалактический концерн «Деметра» строит на заселяемых планетах оранжереи и выращивает в них земные фрукты, но не какие попало – такие, как правило, не приживаются, – а специально выведенных для данной планеты сортов. На Фаоне «Деметра» – первый поставщик дынь размером с грецкий орех, яблок, которыми не соблазнилась бы ни одна Ева, и бананов – тех самых бананов, поев которых обезьяна решила изобрести микроволновку и стать, наконец, человеком. В общем, в «Деметре» работают ярые дарвинисты, и если бы не импортные поставки и перекрестное опыление, фаонцы куда-нибудь, да эволюционировали бы.

– По-моему, вы разочарованы, – сказал Гроссман, сам выглядевший ничуть не разочарованно.

– Угу. Я наделся, что роботы захватят оружейный завод или, на худой конец, энергостанцию.

– На Лагуне нет оружейных заводов, а энергостанции полностью автоматизированы, поэтому для их обслуживания нужны только люди.

– Вы сказали парадокс или мне показалось?

– Показалось. Эти роботы потому-то и называются универсальными, что предназначены для ручного труда – самого универсального на свете.

Шлиман дал нам адрес оранжереи: 10 градусов 15 минут южной широты, 40 градусов 32 минуты восточной долготы и название острова: «1015-4032-В». – Двойной, что ли… – удивился я.

– Тройной, – ответил Шлиман, – А, В и С – как звезды.

– Но острова не вращаются?

– Слава богу, только вместе с Лагуной.

Не следует думать, что мы зашли в «Кибертрейдинг», узнали про «Деметру» и ушли. Девяносто девять процентов времени было ухлопано на обсуждение каких-то торговых вопросов, не имевших никакого отношения к нашим задачам. Гроссман едва отвертелся от подписания какого-то соглашения о поставках. Если бы возникла угроза разоблачения, думаю, Гроссман подписал бы что угодно, – так высоко ставил он нашу миссию. Но разоблачения не предвиделось, поэтому Гроссман ограничился приглашением на деловой ужин. Кроме Шлимана, приглашение получил их главный бухгалтер. Этого было достаточно, чтобы я наотрез отказался составить им компанию: от накладных, прайс-листов и таможенных льгот мой разум начинает впадать в спячку, а спать за едой неприлично.

Выбор ресторана был за Шлиманом, и он предложил тот, что находился на верхнем этаже бизнес-центра.

– Кухня там отличная, – сказал он, – а вид на остров и океан вы запомните на всю жизнь.

Я посмотрел в окно. Стальные облака и океан, меж ними узкий серый просвет, служивший слабым диэлектриком. Но, похоже, гроза уходила, ибо просвет увеличивался на глазах.

Было решено, что они встретятся через час, поскольку Гроссман хотел сначала заехать в гостиницу, чтобы оставить вещи. Номера в «Рице» мы заказали заранее. Гроссман выбрал «Риц», потому что этот отель придерживается традиционных земных стандартов. Мне же было все равно, лишь бы присутствовала горячая вода и горничные не лазили по вещам. Понимая, что мои услуги будут отклонены, я, тем не менее, предложил Гроссману отвезти в отель его чемодан, а сам он пусть ест, пьет, высчитывает сальдо и наслаждается видом из окон.

Гроссман посмотрел на меня, как на больного, но, заметив, что Шлиман порядком удивлен выражением его лица, расплылся в улыбке и сказал:

– О нет, не стоит утруждаться. Кроме прочего, я хотел переодеться.

Я задумался: что, если бы он согласился? Стал бы я обыскивать его вещи, включая небольшой обыск в памяти его планшета? Вопросы к самому себе хороши тем, что на них не обязательно отвечать.

Земные стандарты стали видны уже на подлете к отелю: он не громоздился на скале, не висел в воздухе и не был закопан под землю. Небольшое пятиэтажное здание с террасой и балконами. Флаер-такси высадил нас на террасе, робот с зонтиком проводил до дверей. Портье надувал щеки точно так, как это делают его коллеги во всех остальных «Рицах». Мы разошлись по номерам и встретились лишь на следующее утро.