Текст книги "Условный переход (Дело интуиционистов)"

Автор книги: Максим Дегтярев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 28 страниц)

Изида уперлась:

– Управлял и продолжает управлять. Ваш свидетель лжет, Игорь не был способен на убийство.

– Что же с вами делать… – Шеф поскреб проволочкой лоб. – Я бы ни в коем случае не настаивал, если бы… Вот что, давайте немного отвлечемся, и я расскажу вам притчу. Представьте, конец восьмого века новой эры, Европа, разгар войны между франками и саксами. Войска Карла Великого захватывают земли вестфалов, уничтожая непокорных и обращая оставшихся в живых в христианство. Новый, милосердный бог, чьим покровительство пользовался король франков, оказался могущественнее Донара, Водана и прочих германских богов. Среди саксонских племен вспыхивают распри, дело дошло до междоусобной войны. Вождь одного из племен – легенда утверждает, что он носил имя Маннукинд, – задумал победить соседей, склонив на свою сторону милосердного бога. При этом он хотел сохранить верность старым богам – так же, как хранили им верность и его враги-саксонцы. Почему бы ему было не принять христианство? Ничье милосердие, думал он, не может быть безграничным. Сотни, если не тысячи, христиан пали от его руки во славу Водана, и он не верил, что ему это простится. Прежние боги отомстят ему за предательство, да и Христос не поверит в искренность его раскаяния, потому что вождь действительно не раскаивался в совершенных им преступлениях. Лживым раскаянием богов не обмануть, зато можно воспользоваться тем, что боги не меняют установленных ими правил игры. Накануне решающей битвы Маннукинд выкрал ребенка у соседей – не у тех, с кем ему предстояло сражаться, а у тех, кто под угрозой полного уничтожения со стороны франков принял христианство. Надо сказать, что с этими соседями у Маннукинда был заключен мир, но если бы те узнали о его поступке, то это бы навлекло на него не только их гнев, но гнев франков, которые обязались защищать единоверцев. Ребенок был крещен, и милосердие Иисуса распространялось на него в полной мере. Вечером Маннукинд отнес ребенка в пещеру, завалил вход в нее камнями и ветками так, чтобы пещеру никто не мог найти. Если битва будет проиграна и Маннукинд погибнет, то погибнет и ребенок. Если же вождь останется в живых, то он заберет заложника из пещеры и тайно вернет его родителям, чтобы не навлекать на себя лишние, так сказать, проблемы. Иисусу, рассуждал Маннукинд, безразлично, чью сторону принять в предстоящей битве, но он пощадит невинного младенца и дарует победу ему, Маннукинду. Однако он не принял во внимание, что у богов – как это полагает известный нам профессор Эйтвед – всегда найдется в запасе какое-нибудь прежде исключенный десерт. Ночью к Маннукинду спустился ангел, и он навеял на спящего вождя сон, будто сражение уже выиграно. Маннукинд проснулся в полной уверенности, что накануне он разбил врага, и поэтому первым делом он побежал к пещере, ибо боялся, как бы ребенок уже не умер. Убедившись, что тот цел и невредим, Маннукинд отнес его родителям, сказав им, что нашел их дитя в лесу. Ему поверили и отпустили. Возвратившись, Маннукинд увидел свою деревню сожженной и разграбленной, его сыновья, его соплеменники были убиты, а дочери взяты в заложники. Перед смертью сыновья прокляли своего отца, потому что решили, что он их предал. Не пережив горя, Маннукинд вскоре умер. – Шеф многозначительно посмотрел на Изиду и добавил: – Во всяком случае, так гласит легенда.

– Зачем вы мне это рассказали? – спросила она.

– В поисках аналогии между этой легендой и тем, что произошло с вашим мужем, я не зайду настолько далеко, чтобы утверждать, будто врачи инсценировали операцию с целью заставить Борисова проговориться. Но я допускаю, что, очнувшись после наркоза, он подумал, что ему дарована вторая жизнь, которую не стоит начинать с убийства ни в чем не повинных людей. На восстановление сил ушло бы несколько недель, а к тому времени роботы, возможно, уже начали бы убивать. Кому он мог доверить свою тайну? Кого он попросил помочь ему остановить роботов? Мы оба знаем ответ. После операции вас позвали к нему в палату. Вы оставались наедине несколько минут – до тех пор, пока он вновь не потерял сознание. Что он успел вам сказать?

Изида, умиротворенная вежливым обхождением, не ожидала такого напора. Заметив, что с Борисовой творится неладное, Яна бросилась искать нашатырный спирт. Впрочем, обморок был неглубоким. Для пробуждения Изиде хватило того, что Шеф, приблизившись к ней вплотную, громко рявкнул:

– Владычица слов, подъем!

Изида приоткрыла глаза.

– Вот, – сказал он, обращаясь к Яне, которая в это мгновение влетала в кабинет с пузырьком в руке, – помогло.

– Кто вы? – Изида скосила глаза на Яну.

– Мимо проходила, – ответила та и вышла из кабинета. Шеф снова приступил к допросу:

– Учитывая ваше состояние, я сужаю вопрос и даже немного увожу его в сторону. Ни в одной книге о картах таро я не нашел вашего способа раскладки карт. Вы чйртите правильный пятиугольник и кладете по одной карте на каждый угол. Шестая карта, которая обозначает персону, чье будущее вы собираетесь предсказать, кладется в середину пятиугольника. Изида, постарайтесь без ссылки на Космический Разум ответить, кто и когда показал вам эту раскладку.

Глядя в сторону Шефа невидящим взором, Изида молчала. Шеф повысил голос:

– Борисов? Да или нет?

– Да, – произнесла она одними губами.

– Когда? После операции или до?

– Да.

– Что «да»?

– После.

– Уфф, – пропыхтел Шеф. – Наконец-то мы сдвинулись с мертвой точки. Если после, значит, ему было не до мистификаций. Значит, раскладка карт имеет значение. Что еще он сказал вам ПОСЛЕ операции? Признался, что готовил серию убийств?

Шеф не надеялся, что Изида сразу выложит ему все, что знает. Поэтому ее ответ был для него полной неожиданностью. Тихо, но отчетливо произнося слова, она заговорила:

– До того дня он никогда не рассказывал мне о своих отношениях с Чандлером – президентом земного «Роботроникса», о том, как ему трудно оставаться главой компании, которую он создал своими руками. Двадцать процентов «Роботроникса» принадлежало независимым акционерам, которые все больше подпадали под влияние Чандлера. Чандлер убеждал их сместить Борисова с поста президента, он говорил им, что мой муж не способен управлять компанией, что он выжил из ума и что, будучи одной ногой в могиле, он тянет туда и «Роботроникс». После того как Борисов отказался продать землянам свои акции, Чандлер заявил ему, что, когда тот умрет, он получит их за полцены, а до тех пор он будет снисходителен к выходкам «смертника» – так он называл моего мужа. И тогда Борисов сделал ужасную вещь: он назначил пятерых смертников, чьей смерти Чандлер станет бояться. Чандлеру не нравится, что Борисов конструирует роботов для «Дум-клуба», а не для него? Так пусть же роботы и докажут ему, каким гениальным изобретателем был Борисов. Чандлер мечтает добраться до его новейших изобретений? Пусть попробует отнять их у законных владельцев – у роботов, получивших от Борисова неподконтрольное человеку сознание. И пусть Чандлер возжелает спасения неизвестных ему людей так же, как он желал его смерти. Когда врачи сказали, что его жизнь вне опасности, Борисов радовался не только собственному выздоровлению, но и тому, что судьба позволила ему исправить содеянное. Он был счастлив оттого, что еще не поздно найти и остановить роботов. Но я допустила роковую ошибку. Вместо того, чтобы спросить, как мне найти номера роботов-убийц, я спросила его, как роботы будут выбирать себе жертв. Наверное, в тот момент я больше испугалась за себя, ведь в «Дум-клубе» много роботов, обученных стрелять в людей. Борисову было трудно говорить, и он попросил меня подать ему лист бумаги и ручку. Он нарисовал пятиугольник и подписал углы названиями карт таро. Потом он подал мне лист и что-то сказал, но внезапно его руки ослабели, лист упал на пол, и вместо слов я услышала страшный хрип умирающего человека. Я подобрала бумагу и вызвала врачей. Его снова повезли в операционную. Через сутки он умер.

– Вы хоть что-нибудь разобрали? Любые слова, сказанные по поводу рисунка.

– Почти ничего. Я расслышала, что «по одной карте на человека», а потом – только хрип.

– Именно «на человека»?

– Да. Эти слова я расслышала ясно.

– В центре пятиугольника была какая-нибудь карта?

– Нет.

– Вы добавляли ее от себя?

– Да.

– Хорошо, – кивнул Шеф удовлетворенно. – Впервые карты таро всплывают на спиритическом сеансе. Якобы их назвал Спиноза. Так Спиноза или Борисов? Не Борисов ли подговорил вас назвать эти карты Эйтведу?

– Нет! – вспыхнула Изида. – Я бы никогда…

– Ладно, – Шеф отмахнулся, – будь по-вашему. Я не в силах устроить вам со Спинозой перекрестный допрос. Действительно, с чего бы Борисову выдавать свой план раньше времени. Видимо, мысль запрограммировать убийства по картам таро родилась у него после сеанса. У вас же появилось основание подозревать Космический Разум в соучастии. Подозрение подкрепилось весьма содержательной теорией: эволюция разума от живого к кибернетическому, квантовые законы мыслящей субстанции, логическое взаимопонимание между ней и роботами… С присутствием в этом деле нетрадиционной логики вы почти что угадали… Впоследствии вы решили беречь память мужа и не доверять никому его тайну. Вместе с тем, вы хотели нейтрализовать роботов. Главным виновником вы объявили Космический Разум, а раз так, то искать роботов должен ДАГАР. Слухи, которые вы распространяли, послужили бы благоприятным фоном для вашего письма дагарцам. Анонимное письмо, подкрепленное соответствующим слухом, стоит двух подписанных. Тем не менее, вы не сумели их заинтересовать. Зато среди прочих, уже по-настоящему заинтересованных лиц, вы стали пользоваться невероятным успехом. Ваша верность Борисову, право слово, достойна лучшего применения… то есть, я хотел сказать, лучшего мужа. Человеку, покинувшему этот кабинет перед вашим приходом, я посоветовал идти и не грешить, вам я советую идти и впредь не делать глупостей. Прощайте.

Изида онемела от такого напутствия. Яна взяла ее под руку и проводила до лифта. Вернувшись к Шефу, она спросила:

– Что вы думаете по поводу покупки акций строительных компаний?

– Почему ты меня об этом спрашиваешь?!

– Но советы по поводу мужей вы же даете…

– Иди обедать! – рявкнул Шеф, потом, уже спокойнее, добавил: – И мне принеси, как обычно. Поверь, сегодня я этого заслужил.

– Вчера вы тоже обедали.

Последнее слово всегда остается за Яной, – наверное, оттого, что произносит она его стоя в дверях, а потом убегает.

38

Понятия не имею, чего он там о себе возомнил, но моя судьба его явно не тревожила. Вчера, четвертого марта, я получил предписание:

По прибытии на пересадочную станцию оставаться на месте и ждать рейса 319, вылетающего на Фаон в 14.30 6-ого марта. Если сделаешь, как я сказал, то сам все поймешь. Шеф.

PS: Когда ты прекратишь бесплатно выдавать чужие секреты?

Кому и что я выдал? Какие еще бесплатные секреты?

Сейчас я твердо знал одно: в деле убийства Гретты Вайнберг у полиции появился подозреваемый, и этот подозреваемый – я. Двое сотрудников «Трамплина» дали описание человека, которого они видели в шестом часу утра неподалеку от места преступления. В отличие от описания, мое имя в прессе не приводилось – вероятнее всего, «в интересах следствия». Как пить дать, меня уже объявили в розыск. На Фаоне я бы чувствовал себя уверенней. Наша полиция сразу меня не выдаст – с Галактической Полицией у них отношения так себе. На пересадочной станции я рисковал нарваться на ГП – худшее развитие событий из всех возможных.

Забавно было узнать, как я убил Гретту. По версии следователей, я обездвижил робота, отнял у него трубу пылесоса, коварно применил ее к Греттиной голове, затем столь же коварно вернул трубу роботу. На трубе нашли микроскопические частицы крови. Черт с ней, с кровью, этого, по крайней мере, следовало ожидать, но полиция нашла на полу телепикт! Конечно, я не рассчитывал полностью стереть телепикт с пола, но почему полиция исследовала покрытие столь дотошно? И почему о телепикте сообщили прессе? Кто сказал, что жидкость не разбрызгали, к примеру, месяц назад?

Пятого марта, в 22:45 по Фаон-Полису, корабль начал причаливание к пересадочной станции. Я был уже в усах и бороде, на голове – бейсболка, отороченная ярко-зеленым париком, на мир и попутчиков я глядел сквозь розовые очки. Поверх свитера я надел футболку с «хари-кришной» на груди и призывом к легализации браков с инопланетянами на спине. На пересадочной станции я первым делом перевернул футболку задом наперед, чтобы обезопасить спину от ксенофобов и инопланетянок, затем направился к кассовым автоматам и купил билет на тот челнок, который указал мне Шеф. Естественно, на чужое имя. На корабле с Терминала я также звался не Ильинским.

Пятнадцать часов, с небольшими перерывами, я провел в единственном на всю пересадочную станцию кафетерии. За это время мне дважды предлагали обсудить обе указанные на моей футболке проблемы, трижды угощали нелегальной водкой (и все три раза я отказался), четырежды предлагали бесплатной еды (одним предложением я воспользовался – но не тем, который за казенный счет), и, наконец, один раз мне чуть было не дали денег на рейс до Фаона. Без двадцати час шестого марта я направился к приемно-посадочному модулю ближних рейсов. Я планировал сесть последним, поэтому стоял в стороне от улетавшей тем же рейсом публики. В 01:05 к ней присоединился господин, которому я с удовольствием одолжил бы волосатую бейсболку. Пойдет ли Гроссману зеленый цвет? Решение этого вопроса я отложил до приземления.

Челнок еще катился по взлетно-посадочной полосе, а Гроссман уже рвал на себя ручку основного люка. Стюардесса призывала его вернуться на место, но Гроссман пригрозил, что воспользуется запасным. Ему пошли навстречу и выпустили первым. Именем Кришны я приказал уступить мне дорогу и бросился за ним. На стоянке флаеров-такси я вступился за женщину с ребенком, у которой он попытался увести машину. В следующий флаер мы ввалились вместе.

– Подбросьте до города, – сказал я своим обычным голосом, и был тот час опознан.

– Ах, вот что значит «вас встретят»! – воскликнул он, отодвигаясь от меня к левой двери. – Ну и маскировка!

– Это не из-за вас, – ответил я, силясь припомнить, содержало ли шефское письмо что-нибудь вроде «ты встретишь». – Куда направляемся?

– К вам, куда же еще? – Гроссман перешел на доверительный тон: – Вы не поясните мне вот это…

У Шефа появилось новое хобби: рассылка писем-загадок.

Обнаружен еще один робот. Состояние удовлетворительное. Условия передачи обсудим лично. Вас встретят. Шеф.

Гроссман загасил текст. Не переставая размышлять над письмом, я назвал автопилоту адрес Отдела.

Нога уперлась в пухлый чемодан. Я поинтересовался:

– Наличные?

– Будут вам наличные! Вы лучше скажите, откуда взялся шестой робот?

Честно говоря, я пребывал в не меньшем недоумении.

– Наверное, оттуда же, откуда остальные.

– Такой ответ меня не устраивает. Кстати, почему он подписывается «шеф»? Какой он мне, к дьяволу, шеф?

– Это сокращение. Его настоящая фамилия Шефтербубен, но он ее стесняется.

– Ха! – сказал Гроссман и отвернулся.

Дверь в Отдел открыл робот. Гроссман застонал и схватился за стену. Я приподнялся на цыпочки, чтобы посмотреть, не лежит ли позади робота труп. Трупа не было, зато появилась Яна.

– Не бойтесь, это Чумка, она ручная. Чумка, прими у господ их вещи.

– Ильинский сам себя обслужит, – проворчал робот и потянулся за чемоданом Гроссмана. Тот безропотно расстался с багажом, а затем – и с курткой.

– Узнаю этот тон, – кивнул я девушке и направился в свой кабинет, чтобы поскорее избавиться от грима.

Пока я смывал косметический клей, Гроссман успел открыть моему боссу счет.

– …в-третьих, снимите эти дурацкие очки, – услышал я, входя к Шефу. Гроссман стоял напротив его стола и смотрел на Шефа сверху вниз. Шеф темные очки не снял, поэтому было непонятно, куда смотрит он.

– Они уже познакомились, – прошептала мне Яна, – и нашли друг друга невыносимыми.

– Что было на первое и второе? – поинтересовался я.

– Во-вторых, Гроссман попросил не тыкать в него проволочкой. А во-первых, немедленно показать ему робота.

– А ведь это хорошая идея: толкнуть Гроссману твою Чумку. Признайся, ты это придумала или Шеф?

– Не знаю, что задумал Шеф, но Чумку я не отдам ни за какие миллионы!

Тем временем Гроссман угомонился. Шеф убедил его сесть в кресло и выслушать небольшую вступительную речь.

– Только покороче, – потребовал Гроссман и положил ногу на ногу.

Пришел Ларсон. Он сказал мне «привет», Гроссману – «добрый день, как долетели» и занял кресло в дальнем углу кабинета.

– Все в сборе, – прокомментировал Шеф, – можно начинать.

– Начинайте, – угрюмо кивнул Гроссман.

– Что я и делаю. С того дня, как мы приступили к расследованию, мне не давали покоя две вещи. Во-первых, я не понимал, почему робот по кличке Ленивец не убил Вацлава Кремпа…

У Гроссмана дернулся подбородок.

– Да, доктор, – ухмыльнулся Шеф, – этот человек вам известен. Ваши люди похитили его в Цюрихе, затем благодаря вмешательству полиции они были вынуждены его отпустить.

– Чушь! – поморщившись, сказал Гроссман, – и, кроме того, клевета.

– Не собираюсь с вами спорить. Вам, вероятно, неизвестно, что двадцать пятого сентября прошлого года Кремп и Ленивец оказались в одном месте в одно и то же время. Ленивец имел все основания принять Кремпа за Мудреца, и он располагал временем, чтобы совершить убийство. Но Кремпа он не убил. Вместо Кремпа тремя месяцами позже был убит Кирилл Хинчин. Это, как я уже сказал, во-первых. Во-вторых, я не понимал, почему Изида, предсказывая судьбу моему сотруднику, разместила карты по углам пятиугольника.

– Какого пятиугольника? – перебил его Гроссман.

– Вот этого.

За спиной Шефа засветился экран.

– Очевидно, – продолжал Шеф, – рисунок нуждается в комментариях. Изида собственноручно начертила пятиугольник и разложила карты в том порядке, который вы изволите сейчас наблюдать. Недавно мне стало известно, что Изида позаимствовала этот способ гадания у своего мужа, Игоря Борисова. Рисунок, похожий на тот, что сейчас перед вами, он нарисовал за несколько часов до смерти. Листок с рисунком остался у Изиды. Делая вид, что предсказывает судьбу, она фактически сообщила Кремпу, Брайту и Ильинскому, каким образом роботы будут выбирать себе жертв, потому что именно это хотел сказать ей Борисов, когда решил, что операция по пересадке искусственного сердца прошла успешно.

Гроссман снова перебил:

– Неявно вы обвиняете Борисова в том, что это он запрограммировал роботов на убийства.

– Мы оба знаем, что это сделал он.

– С чего вы взяли, что мне это известно?

Вместо ответа Шеф процитировал стишок из письма Борисова.

– Еще одна чушь, – заявил Гроссман, – сами сочинили?

– Опять-таки, не стану с вами спорить. Чушь, так чушь. Сейчас это не имеет значения. Итак, попытаемся проникнуть в смысл сделанного Борисовым рисунка. Вряд ли в нем есть что-то лишнее. Роль карт таро нам известна, но зачем нужен пятиугольник? Обратите внимание, что Мудрец и Динарии располагаются рядом. Теперь, доктор, важная для вас новость. Находясь в «Дориде», Кремп показал роботу не только гвоздь, но и девять монеток, которые робот мог принять за динарии. Не по этой ли причине робот его не убил? Предположим, что Ленивца запрограммировали выбирать жертву в соответствии с одной картой из двух. Кремп вызвал у него ассоциацию и с Мудрецом, и с Динариями. Следствием каждой из этих ассоциаций должна была стать смерть жертвы. Перед смертью Борисов сказал, что жертве может соответствовать только одна карта. Мудрец исключал Динарии и наоборот. Прежде чем убить, Ленивцу необходимо было знать, которая из двух карт решающая. Он не смог прийти к точному выводу, и это спасло Кремпу жизнь. Если мое предположение верно, то одновременно мы находим объяснение борисовскому пятиугольнику. Прошу внимания на экран…

На экране появился новый рисунок.

– Как вы поняли, стороны пятиугольника обозначают роботов. Примыкающие к стороне карты указывают, чем руководствуется при выборе жертвы соответствующий этой стороне робот. Очевидно, что Ленивец должен занять место между Мудрецом и Динариями. Фишу-младшему, который покушался на Федра, были продемонстрированы Динарии, Мудрец и Повешенный. Если бы Фиш-младший оказался между Динариями и Повешенным, он бы не совершил покушения. Однако оно состоялось, поэтому, как вариант, поместим Фиша-младшего между Повешенным и Колесом Фортуны. В таком случае Краба надо пометить между Колесом Фортуны и Башней, ну а для Шестьдесят Третьего остается лишь место между Башней и Мудрецом. И одно место, как мы видим, вакантно. Я обозначил его буквой «Х». Теперь вспомним, что за карты господа Гроссман и Ильинский видели на полу возле тела Гретты. Динарии, Мудрец и Повешенный – те же самые, что и на куртке. Роботу Х соседствуют и Динарии, и Повешенный, следовательно, по той же причине, что и Ленивец в случае с Кремпом, он не мог убить Гретту. Что же будет, если мы поместим Фиша-младшего над Мудрецом? А будет вот что…

Рисунок сменился.

– Как мы видим, робот с «Трамплина» снова оказывается между Девяткой динариев и Повешенным, и мы снова приходим к выводу, что Гретту убил не он. Доктор, почему вы не говорите «чушь»? Ведь все что я только что сказал, означает, что убийца – вы!

Еще минуты две назад я заметил, как лицо Гроссмана начало приобретать сероватый оттенок. На руках, плотно сжатых в замок, побелели костяшки пальцев.

– Это не доказательство, – выдавил он. – Зачем мне ее убивать?

– Бросьте, Гроссман, перед вами сидят не тупицы. Ильинскому вы заявили, что приборы указывают на робота как на виновника смерти Гретты. Я же достаточно убедительно показал, что робот ее не убивал. Следовательно, вы лгали. Строго говоря, вам было безразлично, кого убивать, лишь бы мы и те, кто нанял Гретту, заподозрили робота. Кому было выгодно, чтобы вина пала на робота? Только вам. Первоначально вы схватились за случай с Осборном как за реальную возможность свалить вину на робота. Когда Ильинский заинтересовался обстоятельствами гибели инструктора, вы не восприняли его версию всерьез, вы по инерции возражали, но не прошло и часа, как с вами произошла странная перемена. И тут же нашлось объяснение, как нейросимулятор убийцы оказался внутри робота-монтера. Вы держались за эту версию до тех пор, пока Федр не получил признание от Сундина. Вашему разочарованию не было предела. От отчаяния вы пошли на убийство. Если бы ваш план удался, то все, кроме вас, отказались бы от дальнейших поисков. Нанявшие Гретту «Кибертехнологии» нуждались в очевидных доказательствах против робота. В этом случае они смогут убрать «Роботроникс» с рынка роботов. Но вы обставили убийство так, что о виновности робота могли подозревать только мы и «Кибертехнологии». Этих подозрений было маловато для того, чтобы открыто обвинить «Роботроникс» в производстве опасной продукции. Полиция не в состоянии связать робота и найденный на полу телепикт. «Кибертехнологии», разумеется, обнаружили эту связь и сделали необходимый вам вывод. Кстати, не вы ли надоумили полицию поискать на полу телепикт? Наверное, вы же позаботились о том, чтобы сведения о находке просочились в прессу. Так о телепикте узнали работодатели Гретты. Очевидно, что они приостановят поиски пятого робота. Поднимать шум сейчас – когда прямых доказательств против робота нет, а их агент Гретта сама покушалась на убийство – им не выгодно. С нами вы так же распрощались, оплатив – и весьма щедро – наши расходы. Не сомневайтесь, мы вернем все до цента. Сегодня же я отдам приказ перевести деньги обратно на ваш счет. Яна!

– Ясно, шеф, – произнесла она быстро. – Как пришли, так и уйдут.

Я с тоской подумал о дне зарплаты. Наступит ли он вообще?

– Не торопитесь, – придя к какому-то решению, посоветовал Гроссман, – мы можем договориться. Не думаю, что бы вас сильно расстроила смерть Гретты. На мой взгляд, она получила по заслугам. Вы в праве выражать недовольство тем, что не вы ее наказали. Считайте, что я отомстил за Ильинского, пускай и с избытком. Другого способа отделаться от нее у нас не было. Удивит ли вас, если я скажу, что «Кибертехнологии» не впервые прибегают к ее услугам? Недавно наши детективы установили, что именно она заставила одного из сотрудников «Роботроникса» вести промышленный шпионаж в пользу «Кибертехнологий». Полгода назад, буквально за день до того, как мы собирались выдвинуть против них иск, этот сотрудник погиб в автокатастрофе. Полиция сочла это несчастным случаем и не стала проводить расследование. О существовании Гретты мы тогда не подозревали. Лишь после покушения на Ильинского мы начали проверять, не участвовала ли Гретта в каких-либо еще операциях против «Роботроникса». У нас нет сомнений, что жизнь того сотрудника на ее совести. Покопайтесь в ее прошлом, уверен, вы найдете не один труп. Я вижу, вы разумный человек. Нет причин, которые помешали бы нам прийти к соглашению. Я готов выслушать ваши условия и… и нельзя ли чего-нибудь…

– Можно, – на полградуса склонил голову Шеф. – Яна!

– Чумка! – в тон ему произнесла Яна в микрофон, и через полминуты робот вкатил в кабинет столик с напитками. Проигнорировав спиртное, Гроссман осушил стакан минералки. Шеф сказал, что готов перечислить ему свои условия.

– Я весь внимание, – ответил тот.

– Их четыре. Первое: вы во всех деталях рассказываете мне, каким образом было совершено убийство. Второе: вы подписываете признание, в котором можете не указывать причин, побудивших вас пойти на преступление. Третье: вы передаете нам коды управления роботов и все те программы, которые вы использовали для тестирования. И последнее: вы раз и навсегда отказываетесь от попыток найти пятого робота.

– А револьвер с одним патроном вы мне не предложите? – желая сохранить достоинство, съехидничал Гроссман.

– Нет, ибо в полиции сочтут, что ваше самоубийство подстроено нами. Если вы соглашаетесь на мои условия, я обещаю не использовать ваше признание в течение семи дней, начиная с сегодняшнего. Я передам его в полицию в том и только том случае, если она обвинит в убийстве Гретты присутствующего здесь господина Ильинского…

– Спасибо, шеф, – вставил я, – так и быть, неделю я отсижу.

– Пожалуйста. Впрочем, я не могу гарантировать, что ты отделаешься всего неделей. Наконец, доктор, я даю слово сохранить в тайне все сведения по делу роботов. Мы готовы забыть о том, что «Роботроникс» одно время производил роботов-убийц.

Гроссман задал законный вопрос:

– Что если я откажусь принять эти условия?

– Как только вы покинете это здание, вами сразу займется полиция. Ильинский даст показания против вас и «Роботроникса». Представить последствия этого я доверяю вашему воображению. Если бы президент Чандлер находился здесь с нами, он бы убедил вас ответить согласием. Итак, ваше решение?

– Я должен подумать.

– Даю три минуты. Судья уже выписывает ордер на арест Ильинского. Я хочу получить ваше признание до того, как сюда явится полиция.

Кибернетик посмотрел на меня тяжелым взглядом. Я сказал:

– Либо я, либо вы. Третье исключено.

Когда время истекло, Гроссман кивнул в знак согласия. Шеф тут же приступил к допросу.

– Письмо от имени Гретты написали вы?

– Да.

– После того, как убили?

– Да.

– Откуда вы знали, что «роботроникс» окажется у конференц-зала именно в то время, на которое вы, от имени Гретты, назначили встречу Ильинскому?

– Когда мы осматривали «Трамплин», мы наткнулись на помещение, где хранилось навесное оборудование роботов. Оно находилось на двадцатом уровне, там же где и конференц-зал. Техник тестировал роботов, и один из них принадлежал к интересовавшей нас партии «роботрониксов». Мне удалось обнаружить файл с графиком работы этого робота. С пяти до семи утра робот убирался в коридорах, прилегающих к конференц-залу, а так же в самом конференц-зале. Поэтому я назначил встречу там.

– Какое оружие вы использовали?

– В том же помещении лежал кусок металлической трубы. Я захватил его с собой, когда пошел на встречу с Греттой. Потом я вернул трубу на место, смыв с нее следы крови.

– Ну и ну, – протянул Шеф, – кто б мог подумать, что вы способны хладнокровно размозжить женщине череп.

С кривой усмешкой Гроссман оправдался:

– Предварительно я спрыснул ее парализатором. На несколько секунд она отключилась. Кстати, бить человека по голове действительно нелегко – даже наемного убийцу.

– Под каким предлогом вы ее вызвали?

– Я написал ей, что готов сотрудничать с «Кибертехнологиями». – Как кровь оказалась на трубе у робота?

– Я нанес ее в тот момент, когда Ильинский сторожил холл, а я осматривал робота.

– Это вы навели полицию на телепикт?

– Да. Это убедило бы «Кибертехнологии» в том, что убийство совершил робот.

– Откуда вы взяли баллончик с жидкостью?

– Его прислал Чандлер. Врач с «Ло-Семь» описал мне баллончик с анестетиком, которым интересовался Ильинский. Я не стал объяснять Чандлеру, для чего мне нужен телепикт и почему он должен находится в баллончике из-под анестетика.

– А передатчик сигнала?

– Мне его тоже прислали. Но он не понадобился, потому что удалось воспользоваться комлогом Гретты, который уже был приспособлен для передачи сигнала на телепикт.

– Что вы делали после того, как расстались с Ильинским на Терминале одиннадцать-восемьдесят три?

– Я транспортировался до Терминала Земли, затем вернулся обратно. Ваше письмо застало меня за час до посадки на корабль до «Трамплина». Не понимаю, почему я вам поверил. Ведь я же точно знал, что робот, если он еще цел, может находиться только на «Трамплине».

– Все мы допускаем ошибки. Но вы учтите, что даже если бы вы не поверили в письмо и не приехали на Фаон, то это бы вас все равно не спасло. Просто вы бы отняли у нас больше времени. У вас есть при себе бумага и ручка?

Гроссман обреченно кивнул.

– Пишите признание. Можете указать, что убили ее из ревности. Только не пишите, что приревновали ее к Ильинскому. И назовите Гретту тем именем, под которым она прибыла на «Трамплин» – Роберта Прадис, если вы помните.

На листке, врученном Шефу через минуту, было написано:

Я, Тим Гроссман, убил Роберту Прадис, шантажировавшую меня в течение последних месяцев. Меня загнали в тупик, и я не видел иного способа остановить шантаж. По понятным причинам, предмет шантажа я оставляю в тайне.

И подпись – размашистая подпись человека, уверенного, что поступил верно.

– Пойдет, – сказал Шеф, перечитывая признание.

– Что теперь? – спросил Гроссман.

– Мой сотрудник проводит вас до космопорта. Он проследит за тем, чтобы вы не столкнулись с полицией. Далее вы свободны. Уверен, Чандлер поможет вам скрыться. Кстати, вы не боитесь, что он вас…