Текст книги "Дивный Мир Будущего (СИ)"

Автор книги: Максим Виноградов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)

Нэш наклоняется над телом, маска невероятной боли искажает лицо парня. Он хочет что-то сказать, но изо рта вырывается лишь тяжелый хрип. Рука тянется к ране и останавливается на полпути. Ей уже не помочь. Одного взгляда достаточно, чтобы понять – Мари мертва. Убита.

Пальцы Августа бережно опускаются на безжизненное лицо, аккуратно закрывая глаза девушки. Теперь она кажется не равнодушной, а скорее умиротворенной. Словно прилегла поспать, а проснуться не смогла.

Чувствую, как внутри поднимается волна боли и отчаяния. Кулаки невольно сжимаются, ногти впиваются в плоть. Накатывает головокружение вместе с ощущением нереальности, иллюзорности окружающего мира. А в голове надоедливым рефреном звучит непонятно откуда взявшаяся фраза: «Это всего лишь смерть… Это всего лишь смерть!»

Зрение скачком приходит в резкость, уши раскладывает, улица вновь обретает краски. Замечаю рядом с собой два металлических силуэта, застывших почти по стойке «смирно». Андроиды неимоверно похожи на пресловутого Тэда, встреченного мною в роддоме, однако эти модели явно предназначены для чего-то более ответственного, чем одевание новоприбывших в полупрозрачные робы. Смотрю на ближайшего, нейросеть, как обычно, выдает весьма скупую информацию.

[Немезида-легионер]

Значит, все-таки законники. Прибыли на место преступления, не сумев или же не посчитав нужным его предотвратить. А теперь стоят, как два истукана, не говоря ни слова, не делая даже попытки приблизиться. Какого черта?

И только теперь до меня вдруг доходит странная аура, ощутимыми кругами расходящаяся от Августа. В воздухе висит столь заметное напряжение, что кажется – любая искра вызовет мгновенный взрыв! Непричастные зеваки невольно отступают, боязливо пятятся от потока недоброй силы. Франко сдержанно морщится; у меня в висках начинают стучать молоты, разом подскакивает давление; сердце барабанит, как бешеное.

Нэш медленно выпрямляется с лицом, перекошенным от горя. Бросает взгляд на законников – те будто сдуваются, железные тела того и гляди начнут плавиться под напором обозленной мощи.

– Что здесь случилось? – разгневанный голос разлетается раскатом грома.

Прохожие спешно ретируются, опасаясь внезапного взрыва. У меня сводит зубы от скопившейся вокруг энергии.

– Удар виброножом, – отчетливо докладывает один из андроидов, – Смерть наступила мгновенно. Шансов на исцеление не было.

Левый глаз Августа чуть заметно подергивается, пальцы сжимаются и вновь выпрямляются, руки напряженно вытянуты вдоль тела, как две дубины.

– Кто убийца? – холодно гремит он.

– Некий Диего Хост, третья ступень эпсилон, – рапортует законоборец.

– Где он?! – напряжение в воздухе нарастает до максимума.

Чувствую, что происходит небывалое – человек практически допрашивает ИскИна! Громадная сила и подстегнутая горем воля сплелись воедино, в несокрушимый клубок властной мощи. Август спрашивает – и Немезида вынуждена отвечать, чувствуя, что парень в своем праве!

– Преступник уже пойман и надежно изолирован, – бесстрастно сообщает андроид, – Он понесет наказание по всей строгости закона!

На лице Нэша видно разочарование. Похоже, парень рассчитывал сам поквитаться с отморозком.

– Настаиваю на принудительном низведении к рангу «зета», – не терпящим возражения тоном произносит он.

Жестоко. Класс «зета» – прибежище отбросов общества, психов, уродов, ущербных, искалеченных физически и морально. Настоящая людская свалка, которую проще содержать изолированно, чем пускать на перерождение. Туда попадают вконец опустившиеся, безнадежные, разочаровавшиеся во всем личности. Те, у кого не осталось никакой надежды на эволюцию.

– Ваш запрос… – на долгую секунду прислужник Немезиды зависает, – … признан правомерным!

Вот так просто. Судьба убийцы решена и теперь ему не позавидуешь. Говорят, упав в эту яму однажды, обратно не выбираются. Во всяком случае, я о таких счастливчиках что-то не слыхал.

Август кивает, вокруг воцаряется напряженное молчание. Парень смотрит на Мари, стараясь запечатлеть ее облик в последний раз. Я молчу, пораженный и придавленный. Франко тихо сопит за спиной. Наконец, спустя минуту, второй андроид робко подает голос.

– Мы можем… забрать тело?

Вздрогнув, Нэш приходит в себя.

– Можете… – понурив голову, парень разворачивается.

Он медленно бредет прочь, и аура силы тут же сдувается, сворачивается с почти слышимым хлопком. Только что здесь было не продохнуть от безмерной энергии, и вот – абсолютная пустота.

Кинув на Мари последний взгляд, отступаю. Нагоняю Августа, шагающего в никуда. Плечи парня опущены; голова болтается, как на шарнире; на горбу словно лежит целый небосвод; лицо полно смертельной бледности.

– Не успели… – шепчет он, – Опоздали всего на чуть…

Понимающе киваю, размышляя, как можно подбодрить парня.

– Это ведь всего лишь смерть? – спрашиваю тихо и осторожно, – Через год Мари возродиться снова, как ни в чем не бывало?

Горькая кривая улыбка рассекает физиономию Нэша. Он отвечает так же тихо, но с неизбывной тоской.

– Сразу видно, что ты никого не терял, малец… Да, она переродится. Да, через год. Но вот где это произойдет? Ты знаешь, что привязка к предыдущему сектору происходит менее чем в тридцати процентах случаев? А проникнуть в другую систему не смогу даже я! Что толку, в том, что мы будем жить, разделенные бесконечностью?!

Замолкаю, опасаясь вызвать новую вспышку гнева. По-моему, такой расклад все равно куда лучше, чем окончательная смерть. Даже если Мари появится где-то далеко-далеко, и мы с ней никогда больше не увидимся, я все же буду знать, что она жива и, быть может, счастлива. Да и к тому же – тридцать процентов это довольно много! Треть за удачный исход – есть на что надеяться!

– Думаешь, дело рук Кирка? – напряженно спрашивает Моро, бредущий чуть позади, – Месть за проваленную кражу?

Нэш качает безвольной головой, взгляд парня наполняется жгучей ненавистью.

– Месть… – бормочет он, – Только замешан тут не тупой качок Гаусс… Рэдклиф Коулман – вот кому мы перебежали дорогу…

Остановившись, лидер Сопротивления задирает лицо вверх, к потерянным серым небесам.

– Боюсь, спокойное время кончилось, парни, – замогильным тоном произносит он, – На пороге война…

Глава № 16

Базу Сопротивления охватило всеобщее уныние. Все разбрелись кто куда, переживая обрушившееся на голову горе каждый по-своему. В воздухе царила нагнетенная атмосфера какой-то упаднической обреченности. Она давила на мозг, давила на сознание, заставляла подчиниться негативным мыслям. Думается, тут не обошлось без подспудного участия Августа – аура отчаяния, исходящая от парня, ощущалась даже сквозь стены.

Сразу же по возвращении в убежище, Нэш скрылся у себя в кабинете. Что он там делал – не знаю, ибо никто не рискнул приближаться к закрытым дверям. Порой казалось, что я слышу какие-то странноватые шорохи или голоса, долетающие как будто из другого мира; но они звучат настолько зыбко, тонко и прозрачно, что не поручусь – реальны ли эти сигналы, или то лишь плод раззадоренной фантазии.

По коридорам базы плывет настоящий полог тьмы; горестная дымка, сотканная из печали и безнадежности. В собственной комнате находиться невозможно; одиночество и бездействие давит, будто многотонный пресс. Усталый мозг, утомленный непреходящим давлением, рождает безумные образы: Мари и Нэш, Мари и Кирк, Мари и я…

В конце концов выбираюсь в гостиную. Там тихо переговариваются Франко и Голиаф, распивая содержимое объемистой полупрозрачной бутыли. Принюхиваюсь – так и есть, содержимое явно алкогольное. Странно и очень не похоже на Моро, и тем более – на Кокса. Он же просто помешан на собственной эволюции, а тут – на тебе, занялся саморазрушением…

– Будешь? – Франко вопросительно кивает на пустой бокал.

Качаю головой, парень понимающе отворачивается. Не думаю, что он осознал правильно: дело-то вовсе не в Индексе. Плевать мне на то, что алкоголь приравнен к социально-деструктивным действиям. Просто именно сейчас, почему-то, есть ощущение, что не поможет. А скорее всего, даже будет хуже.

Залпом допив немаленькую порцию, Моро выходит из-за стола.

– Пойду, пожалуй, сломаю пару манекенов, – он мрачно потягивается, – Авось полегчает…

Долговязый шагает к спортзалу; а я ощущаю укол мимолетной зависти. Франко ведь действительно нашел отдушину: спорт и боевые искусства дают ему смысл существования. Вот сейчас он побьет по груше, раздробит в пыль десяток кирпичей, сделает подход тяжелых приседаний… Рано или поздно измученное тело попросит о пощаде. А вместе с телом успокоится и разум. Самые острые, самые мучительные эмоции уйдут, перегорят в котле двигательной активности. И уже завтра он будет в норме. Ну, почти…

– Странная это вещь – смерть! – пафосным тоном произносит Франко, – Сколько я их видел – множество! Да и сам… пережил с десяток. Однако, привыкнуть в смерти, кажется, невозможно.

Смотрю на мужчину и только сейчас замечаю, что он, пожалуй, основательно пьян. Тем нелепее тот факт, что Кокс, наконец, начал изъясняться более удобоваримым языком, оставив стиль эзоповых иносказаний для трезвой головы.

– Но еще более загадочная штука – цифровое бессмертие! – Голиаф кивает сам себе с довольным видом.

– Что ты имеешь ввиду? – поощряю собеседника продолжать мысль.

– Мы все умрем! Рано или поздно, – мужчина смотрит на меня в поисках возражений, – И переродимся! Но вот вопрос: где хранится мое «я» в момент между гибелью и воскрешением?

– Известно, где: на серверах ИскИна!

– Так, да не так! – Кокс довольно лыбится, – Разве набор скопированных нейронов тождественен личности? Вот скажи: ты – это ты?

– Я – это я! – подтверждаю, хоть и не совсем понимаю, что Голиаф имеет ввиду.

– Но ведь память-то тю-тю! Заблокирована. А раз нет воспоминаний, как ты можешь быть уверен в собственной идентичности?

– Мы – то, что мы помним, – убежденно повторяю где-то услышанную фразу, – Сейчас я – Тей Козловский. Когда верну старую память, стану прежней личностью. А вернее – кем-то третьим, другим. Два индивида сольются в некий симбиоз.

– Точно! Ближе к правде, хоть все еще далеко от истины…

Голиаф терпеливо пережидает приступ икоты и продолжает развивать идею.

– Память, говоришь… Но и память – далеко не все! Вот тебе пример: ты умираешь, перерождаешься. Новый человек – это все еще ты?

– Конечно!

– А если, вдруг, по ошибке, старый «ты» не умер? Возрождение завершено, из роддома выходит второй Тей Козловский, со всеми необходимыми воспоминаниями и умениями, но исходный Тей все еще жив! Кто же из них настоящий?

– Тот, который оригинал? – уверенности во мне значительно поубавилось, – А второй, получается, точная копия… Клон! А клоны, кстати, запрещены.

– Допустим! – Кокс поднимает палец вверх, подчеркивая небывалую важность произносимого, – Но что, если вдруг произойдет сбой? И после смерти тебя воскресят не один раз, а два? Или, еще лучше, одновременно в разных секторах появятся десятки одинаковых Козловских? Кто в таком случае будет именно тобой, а кто – только копиями?

Затрудняюсь ответить. Задумываюсь и думаю очень долго. Голиаф ждет, крайне довольный произведенным эффектом. Голова мужчины все сильнее клонится вниз, влекомая бессердечной гравитацией.

– Да не может такого быть, – наконец говорю я, – Такие ошибки попросту исключены! Там же наверняка стоит десятикратное дублирование и проверки!

– Это – да! – соглашается Кокс, – Я же не говорю, что сбой действительно произойдет. Но! Поскольку чисто теоретически возможность есть, то мы просто обязаны задавать нужные вопросы! Потому что… вот!

Нужная кондиция, похоже, достигнута; съехав с обмякшей ладони, лоб Голиафа гулко бьется о стол. Резво подскакиваю, чтобы удержать мужчину от падения.

– Эй, Кокс! Пошли-ка баиньки!

Кое-как подхватываю грузное тело; Голиаф открывает мутные глаза и, с грехом пополам, выпрямляется. Опираясь на мое плечо, он медленно ковыляет к себе в комнату. Тяжело, но я терплю – не оставлять же бедолагу здесь!

Завидев кровать, мужчина падает туда, как подрубленное дерево. С облегчением вытираю пот – тяжелый, зараза! Отвернувшись к стене, Голиаф засыпает. Выходя за дверь, слышу еле разборчивое бормотание:

– Сознание… смерть… людей давно не осталось… только копии!

Возвращаюсь в гостиную, удрученный и задумчивый. Вот и второй выход: если не в спорте, так в вине. Напьется, отоспится, помучается головной болью. И вернется к повседневным делам, как ни в чем ни бывало. Вариант? Вариант! Впрочем, его я отвергаю, так же, как и самоистязание Франко.

Странно, и, возможно, это некрасиво и вообще неестественно, но никак не получается разделить горе товарищей. Да, мне грустно от того, что Мари умерла, что ее сейчас нет рядом. Но я же знаю, что смерть – не настоящая! Через год Мари вернется. Пусть не сюда, пусть где-то очень далеко. Но она будет жить. И все мы будем жить. Снова и снова, год за годом, век за веком, жизнь за жизнью. И так до скончания времен.

Сижу, облокотившись на стол, уставившись в одну точку. Периодически вспоминаю о Мари, но, если честно, гораздо больше меня волнуют мысли, высказанные в пьяном угаре Коксом. В самом деле, как я могу быть уверен, что новый я – это все еще я? Именно тот самый, изначальный, неизменный, оригинальный. А не копия, пусть и неимоверно, идеально точная. Пожалуй, доказательством идентичности могла бы служить лишь непрерывность сознания… Но ее ведь нет! В момент смерти я как бы «выключаюсь», и снова «включаюсь» лишь через год…

Чувствую холодное прикосновение, мою детскую кисть накрывает еще более миниатюрная ладошка. Непонимающе смотрю вбок – рядом стоит Анна. Откуда она взялась? Как и когда пришла? Что тут делает? Вынырнув из круговорота мыслей, с трудом пытаюсь осознать окружающую реальность.

– Не грусти, Тей… Не ты один скучаешь по Мари…

Тонкий голос девушки доносится до слуха как будто откуда-то издалека. О чудо! В нем не слышно привычного высокомерия и презрения. Неужели? Кажется, я уловил намек на сочувствие?

Анна необычайно прекрасна. Не как обычно, а по-особенному. Небольшая, тонкая, в короткой юбочке, с распущенными волосами. А, вот в чем дело! Ей непередаваемо идет выражение печальной доброты, сменившее привычную маску царицы.

Она так хороша, но черт возьми, как же она не вовремя! Ну почему именно сейчас, когда больше всего мне нужно побыть одному, хорошенько все обдумать и уложить в голове! Почему не вчера? Не завтра? Неужто только смерть Мари растопила душу ледяной королевы? Или же изменился я сам?

Мягко отстраняю чужую ладонь, понурившись иду прочь. Оборачиваюсь у двери – Анна провожает взглядом. Где в кои-то веки сквозит намек на уважение. Вот только мне плевать. По иронии судьбы, именно сейчас и именно здесь – нет никакого дела до ее одобрения или порицания.

Нахохлившись, закрываю створку. Передо мной – огромный мир, в котором я, кажется, так ничего толком и не понял.

Ноги несут меня сами, я иду, совершенно не осознавая – куда. Возможно, в какой-то момент включилась интуиция. Или же составить маршрут незаметно помогла Нимфа. Так и иначе, но подняв глаза, я внезапно обнаруживаю прямо перед собой громаду реки.

Исполинская труба поражает воображение еще сильней, чем в первое посещение. Тогда мы приходили вместе с Августом, и присутствие собеседника несколько скрадывало ощущение окружающего величия. Теперь же, оставшись один на один с массивным сооружением, вдруг чувствую себя настолько ничтожным, что хочется лечь, сжаться в клубок и исчезнуть, раствориться в струящейся мощи.

Медленно, с благоговейным испугом подхожу ближе, пока скрытая вибрация и гул не начинают тревожить всерьез. Тогда, отступив на шаг, сажусь прямо на бетон. Смотрю сквозь прозрачный пластик, сквозь мутное течение воды – голова кружится от нескончаемой игры могучих потоков жидкости.

Полукружие водовода уходит вверх на добрый десяток метров. Неподалеку замечаю стальную скобу, опоясывающую гигантскую трубу. Вверх вьется череда простых железных ступеней, по которым, очевидно, можно забраться на макушку реки. Появляется искушение сползать, попробовать оседлать великанский водовод. Но делать этого я, конечно, не буду. Страшно, да и не за тем я пришел. Может быть, в другой раз…

Сижу, уставившись на реку, и бесконечный поток волшебным образом уносит прочь все тревожные мысли. Сознание невольно успокаивается, наблюдая за бурлением грозных струй, запертых в пластик и сталь. Неужто это и впрямь было необходимо? Упрятать свободную реку в никому не нужную трубу? Победить природу, загнать ее в рамки, спрятать за стенами и заборами от людских глаз…

Постепенно мысли уходят вовсе; гнетущие раздумья сменяются умиротворенной пустотой. Я как будто неосознанно медитирую, сконцентрировав внимание на текущей воде, а потом – отпустив его вместе с потоком. Голова пуста, тело становится необычайно легким, в пальцах возникает знакомое покалывание. В такие моменты кажется, что нет ничего невозможного. Нужно только принять решение – и действовать!

– Впечатляет, правда?

Вздрогнув от неожиданности, тороплюсь подняться на ноги. Слева от меня, шагах в пяти, стальным изваянием застыла мрачная высокая фигура. Стальным – но это не совсем так. Железа в теле незнакомца лишь половина, и оно настолько искусно сращено с живой плотью, что с трудом удается различить границу.

– А представляешь, что будет, если вся эта мощь в один прекрасный миг освободится? – неприятным гортанным голосом, почти не открывая рта, произносит киборг, – Миллионы тонн воды обретут прежнюю силу и обрушатся на головы ни в чем не повинных людишек… Разрушения, катаклизмы, сотни тысяч жертв…

Он поворачивается лицом, давая рассмотреть себя во всех подробностях. Движение настолько резкое и нечеловеческое, что я невольно отступаю на шаг.

Высокий, ростом с Франко, но, в отличие от долговязого тренера, в фигуре киборга нет и намека на худобу. Он заметно мощный, и совсем не скрывает этого. Голову украшает колючий ежик коротко стриженных волос; лицо – наполовину живое, наполовину стальное – не выражает абсолютно никаких эмоций. Человеческий глаз слегка прикрыт, механический тускло поблескивает. Железная челюсть выглядит весьма устрашающе.

Брюки, рубашка, пиджак, галстук – незнакомец одет с иголочки. Будто вокруг не заброшенная складская зона, а собрание высокопоставленных Архонтов. Черные ботинки начищены до блеска и, несмотря на окружающую грязь, на них не налипло ни пылинки. Всмотревшись, опять замечаю разницу: левая кисть вполне обычная, из кожи и плоти; а вот правый кулак выполнен целиком из металла. Серая сталь почти сливается с темной тканью одежды, железные пальцы висят неподвижно.

– Впервые видишь киборга? – скрежещет голос.

Киваю, не находя нужным отвечать подробнее. В самом деле, роботов и андроидов успел насмотреться, а вот живой киборг – если о них можно так говорить – повстречался первый раз.

– О, человеческая плоть столь несовершенна! – железная ладонь рубленным жестом поднимается вверх, пальцы сжимают четкий шар кулака, – Что бы там не твердили чудаковатые поклонники натурализма, эволюция – вот она… Рано или поздно цивилизация целиком придет к механическим телам. Жаль только, что запрещено заменять живой мозг электронным аналогом. Но это тоже лишь вопрос времени…

Киборг стоит практически недвижимо, но я не обманываюсь спокойной позе. Судя по резкости взмаха, при необходимости он может развивать невероятную скорость. В выпрямленной фигуре видна гордость и угроза, сила и холодный, расчетливый разум. Портит впечатление только крайне неприятный – как из бочки – голос. Хотя, кому-то такой звук может и покажется слаще музыки.

[???]

Нимфа предсказуемо отказывается разглашать информацию о собеседнике. Немудрено: насколько я помню, кибернетические протезы доступны, начиная с класса «гамма», а это намного, намного выше моего уровня. Здесь же не то что протез, половина организма заменена железом!

– Вы – Рэдклиф? – спрашиваю с внезапно проснувшейся робостью.

– Именно так, – соглашается стальной голос, – Рэдклиф Коулман. К твоим услугам, Тей Козловский!

Оружия у незнакомца нет. Впрочем, такому оно и ни к чему. Не сомневаюсь: понадобится – сотрет в порошок голыми руками! Вот этой вот самой железной рукой. Схватит и скомкает, как лист бумаги. И тем не менее, опасности пока не ощущаю, даже пресловутая «аура» силы скорее иллюзорна, чем реальна. Рэдклиф неимоверно могуч и серьезен, но убивать меня прямо сейчас, видимо, не намерен.

– Знаю, о чем ты думал, – размеренно произносит Коулман, указывая на трубу, – Грозная река, пойманная в оковы. Дикий поток скручен и спеленут. Необузданная мощь наконец осознала собственные границы. Человек победил. Или не совсем человек?

Людская половина лица чуть дергается; с ужасом понимаю, что это – атавизм усмешки. Выглядит до боли жутко и непривычно.

– Мне тоже нравится это место, Тей, – продолжает киборг, – Однако, наша встреча здесь совсем не случайна. Я искал тебя.

– Зачем? – лихорадочно соображаю, перебирая варианты.

– Прослышал о… гибели твоей подруги. Мари Дин, кажется? Прими искренние соболезнования. Хочу уверить тебя, что я в данном случае совершенно ни при чем.

Удивленно раскрываю рот. Сочувствие киборга настолько же приятно, как удар лбом о стальной столб. Ну а остальное сказанное и вовсе выглядит невероятным…

– Ты мне не веришь?

Не тороплюсь отвечать. Формулирую речь наиболее обтекаемым образом.

– Я вижу десяток причин, чтобы убить Мари. И не вижу ни одной для того, чтобы сейчас оправдываться.

Рэдклиф не удивлен и не обеспокоен. Или, во всяком случае, не показывает эмоций. Остались ли вообще эмоции у этого получеловека? Повернувшись в анфас, киборг делает слабый жест еще живой рукой.

– Ты! – произносит он железобетонным голосом, – Вот причина. Ты меня изрядно заинтересовал!

– Как и всех прочих, – усмехаюсь под нос, – Только вот не я лично, а моя матрица.

– Пусть так, хоть ты и недооцениваешь собственные возможности. Дикий и необученный, ты играючи раскидал верзил Кирка. На равных противостоял целой банде. Чуть не поверг самого Гаусса. Что же будет, Тей, если ты пройдешь хорошую школу?

– А еще лучше – когда вернется память!

– Вот. Именно.

Последние два слова киборг выплевывает отдельно друг от друга, акцентируя на них внимание. Не могу не признать, что его речи странным образом находят определенный отклик в душе, хотя никакого внешнего воздействия не ощущаю. Скорее, подкупает безэмоциональная искренность, с которой говорит Коулман. Словно ему совершенно нечего скрывать.

– Вы что, меня вербуете? – иначе я никак не могу объяснить канву разговора.

– Почему бы и нет? – интересуется Рэдклиф, – Видишь ли… Кирк казался довольно перспективным учеником, пока наружу не выплыла некоторая его узколобость. Он слишком верит в физическую мощь, слишком ценит собственное тело. И, в то же время, недооценивает силу разума. В этом есть преимущество, до определенной поры; однако дальше подобная парадигма превратится в ужасный недостаток. Думаю, ты пойдешь гораздо дальше! Со временем, конечно…

– А я думаю, что мне не по пути с бандитами!

Горланю последнюю фразу, не успев удержать язык за зубами. Напрягаюсь, готовый к вспышке ярости от собеседника. Вместо этого Коулман издает какие-то булькающие звуки, напоминающие гулкое эхо от капели в объемистой стальной бочке. Лишь спустя несколько секунд понимаю, что киборг так смеется.

– Система. Сопротивление. Банды. Все это лишь слова, – на удивление бесстрастным, не вяжущимся с показным весельем голосом произносит Рэдклиф, – А на деле – одно и то же. Отбрось пропагандистскую шелуху, освободи разум от налета эмоций. И тогда ясно увидишь одну очень простую истину: все, абсолютно все стремятся к большему величию! И я, и ты, и Виктор Семенович. И твой хваленый приятель Нэш – тоже! Уж поверь более опытному товарищу…

С трудом удается скрыть удивление. Этот киборг совсем не прост! Вернее, это-то я понимал сразу, но все же явно недооценил возможности и знания собеседника. А он, по всей видимости, осведомлен об очень многих вещах! Раз уж даже упомянул главу Комитета…

– Есть три пути эволюции, – продолжает вещать Коулман, – Штатный: долгий и нудный. Им следует тупоголовое большинство. Терпеливое, послушное и, чего греха таить – не слишком-то талантливое – стадо посредственностей. Медленно, постепенно, шаг за шагом, год за годом, век за веком… Отвратительно однообразный и безрадостный путь на вершину. Впрочем, не стану отрицать, спустя столетия мучений он приносит определенные плоды. Виктор Семенович тому живое подтверждение.

Слушаю Рэдклифа, затаив дыхание; таких интересных фактов, боюсь, мне больше ни от кого не узнать. А он рассказывает, застыв абсолютно неподвижно, как статуя. Даже глазом не моргнет, с ноги на ногу не преступит. Жуткая и обескураживающая манера.

– Второй путь – идиотский. Быстрый, но короткий. На такую уловку обычно клюют начинающие хакеры или просто очередные выскочки, возомнившие, что они умнее Системы. Отыщут какую-нибудь лазейку в законах, дыру в Доктрине, и эксплуатируют ее по полной, без всякой меры и разумения. Естественно, таких почти сразу ловят. Немезида недаром ест свой условный хлеб. А, как ты возможно уже слышал, тягчайшее преступление в Системе – попытка манипуляций с Индексом! Такие шутки заканчиваются очень плохо, вплоть до полнейшего низведения… Короче говоря – любители мгновенных результатов финишируют плохо, очень некрасиво.

И все это – без малейшего движения, без тени эмоции. Коулман говорит, едва шевеля железными губами, да и то, скорее из вежливости, чем из необходимости. Я будто оказался перед обычным звуковоспроизводящим устройством.

– Есть и третий путь – альтернативный. Не такой быстрый, как второй, но и не столь печальный, как первый. Путь разумных компромиссов, дорога тяжелого выбора. Я и Нэш – в этом смысле мы одинаковы, потому что оба избрали путь жестоких страданий. И я, и он – используем других, чтобы подняться наверх. Отличается только идеология.

– Вот уж нет! – ввязываюсь в спор с неожиданным для самого себя жаром, – Август вовсе не использует других!

– Ой ли…

– Он и сам хакер!

– Не смеши меня, мальчик, – Коулман слегка повышает голос, – Настоящие хакеры давно живут в сети, почти неотрывно привязанные к собственным нейрошунтам. От виртуальности их отключают раз в неделю, да и то, только потому, что таковы правила. Малоприятное зрелище, скажу я тебе: заживо загнивающие придатки машин, считающие собственное тело ненужным атавизмом. Ну а твой любимый Нэш, уж извини – никакой не хакер! Больше того, он – неудачник! Растративший огромный потенциал на глупые свары, безумные идеи да бессмысленные эмоции. Воображает себя «борцом с Системой», а по сути – выезжает за счет таких простачков, как ты; да и то – до поры до времени.

– Мы не мучаем и не убиваем людей!

– Ты уверен?! – с проснувшейся злостью восклицает Рэдклиф.

Впрочем, злоба тут же проходит, киборг успокаивается почти мгновенно.

– Ты сам не знаешь, о чем говоришь, парень, – разочарованно произносит он, – Хочешь попытаться? Иди, попробуй кого-нибудь избить или покалечить! Будешь очень сильно удивлен… Как процессом, так и последствиями.

Устало отворачиваюсь, потирая лицо руками. Странно, почему-то совсем не страшно оставлять жуткого киборга за спиной. Чем-то он все же располагает к себе. Да и если бы хотел убить – давно бы уже сделал!

– Не понимаю, к чему весь этот разговор? – с тяжелым выдохом смотрю на гигантский водовод, – В чем вы пытаетесь меня убедить? К чему склонить?

– Я хочу, чтобы ты понял: мы делаем одно дело, – жестяной голос Коулмана разносится над округой, – И… да! Я хочу тебе помочь…

Наступает тишина, нарушаемая только едва слышным гулом могучего водяного потока. Стою минут пять, прежде чем осознаю, что остался один. Оглядываюсь – никого! Удивительно, насколько быстро и бесшумно может передвигаться киборг. Хотя… чего я ожидал? Что он будет скрежетать и подволакивать ногу?

Развернувшись, возвращаюсь на базу. Уже не на автопилоте, а пользуясь ненавязчивыми указаниями Нимфы. В кои-то веки стандартный маршрутизатор справляется со своей непосредственной задачей!

Не хочется никого видеть и слышать; лимит встреч и разговоров на день, пожалуй, исчерпан. Заваливаюсь внутрь и быстрым шагом пробегаю в собственную комнату. Затворив дверь на стальной запор, падаю лицом в подушку.

Сон не желает приходить, долго лежу во власти мрачной полудремы. Можно попросить помощи у Нимфы, но делать этого почему-то не хочется. Наконец, спустя битый час, усталый мозг отключается; сознание с облегчением погружается в темные безрадостные пучины сновидений.