Текст книги "Казнить Шарпея"

Автор книги: Максим Теплый

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц)

– Сделайте любезность! Они с нетерпением ждут моих дальнейших указаний. – Игнатов вновь перешел на тон снисходительного превосходства. – Не обессудьте, но нам с вами придется встречаться. Да, и еще. Передайте ребятам из управления, которые вас консультируют, две моих просьбы.

Первая. Пусть не трогают семью Будаговского. Там жена и дочь. Они ничего не знают. Точнее, знают только то, что из-за него они были в течение месяца заложницами, – пока Будаговский готовил теракты. Даю слово офицера, что они не имеют к его делам никакого отношения.

И второе. Все сценические постановки ваших консультантов я читаю на несколько ходов вперед. Можете не отвечать, но готов поспорить на что угодно, что вас просили всячески убеждать меня в том, что быстро решить вопрос об освобождении Алика Хашеми невозможно. Так вот, я точно знаю, как это все делается. Знаю, сколько времени нужно на то, чтобы согласовать решение о выполнении моих требований на самом высоком уровне. Знаю, как быстро можно подготовить вертолет даже со всеми средствами слежения и прослушивания, которыми его нашпигуют. Одним словом, пусть не держат меня за дурака... Повторяю! – настойчиво произнес Игнатов. – Я пришел к вам сам! Я не самоубийца! А значит, знаю, как уйти. Убедите ваших советчиков и начальников, что выполнять мои требования надо неукоснительно. Следующая точка принятия решения – завтра утром в десять ноль-ноль. В десять двадцать – взрыв. Будьте здоровы!

– Минутку, господин Игнатов, – неожиданно вернулся к беседе Каленин, который вроде бы уже двинулся к выходу. – Вы тут про план свой непобедимый рассказывали. Но вы ведь знаете не только число терактов, не только время их совершения, но и слова, которые надо сказать, чтобы их предотвратить! Так?

– Так!

– Значит, не вся информация от вас отрезана, значит, узнав эти коды, можно взрывы остановить?

– Браво, Беркас Сергеевич! Хотя, конечно же, над этой светлой идеей уже работают мои бывшие коллеги. Да, все верно! Это слабое звено. Но только на первый взгляд. И вот почему. Эту информацию из меня можно выбить всего двумя путями. Первый – это примитивная пытка. Ну, там иголки под ногти и прочие зверства из кинофильмов про фашистов... Уверяю вас, путь непродуктивный. Могу не выдержать пыток – сердце уже не то... Могу парочку кодов сдать, а в одном сделать сознательную ошибку. Мужикам-то невдомек... Обрадуются первым двум удачам, успокоятся, а тут и рванет...

Можно, конечно, прибегнуть к химическим средствам. Я, кажется, уже об этом упоминал. Есть для этих целей всякие гадости. Я пару раз видел их в деле. Но вот в чем штука: они не гарантируют, что под их воздействием я скажу действительно то, что нужно. Поток поврежденного сознания может уйти неизвестно куда... – Игнатов ободряюще посмотрел на Каленина, как бы призывая его согласиться с предложенной железной логикой, и вполне мирно добавил: – Беркас Сергеевич! Зовите сменщиков. Мы обсудим с ними эту тему профессионально...

Каленин хотел огрызнуться в том духе, что, мол, сам знаю, когда мне уходить, а когда приходить, но вместо этого поднялся и двинулся к двери. Потом неожиданно остановился и опять вернулся к столу.

– А где ваш «Breguet»? Я вчера подумал: откуда у скромного отставного генерала КГБ такие часы? Откуда костюм за пару тысяч долларов? Галстук от Zilli? На чем деньги делаете? На крови?

Игнатов в голос рассмеялся:

– На крови? Скажете тоже... Я, Беркас Сергеевич, люблю, чтобы одежда сидела как влитая. Есть за мной такой грешок! Эту привычку я приобрел в годы военной службы. Если форма плохо сидит, то воевать в ней смертельно опасно. Поэтому удобная одежда для человека моей профессии – это вопрос не комфорта, а выживания. Так вот, форму уже давно не ношу, а костюм по-прежнему выбираю так, чтобы он был как собственная кожа. Увы, это ощущение дают только отлично сшитые, а значит, дорогие вещи. А часы – это подарок одного молодого человека, который нынче живет в Штатах. Он удачливый бизнесмен, начинавший в Советском Союзе как поэт. Подарок сделан в благодарность за то, что в свое время я раскритиковал его стихи. Они и вправду были чудовищны. Так вот, часы забрали. Изучают, видно... – Для пущей убедительности Игнатов показал голое запястье. – Но вас скорее интересует источник моих доходов. Так?

– Предположим...

– То-то вы на полдороге развернулись... Ладно-ладно! Нет здесь государственных тайн. После освобождения из тюрьмы я уехал на Украину. Создал там частное сыскное агентство. Ему уже десять лет. Официально я там советник гендиректора. Поверьте: человеку, который живет один, моей зарплаты хватает не только на дорогой галстук... А за кровь я денег не беру...

«Коля-киллер» и «русский ротвеллер»

– Ну что, Коленька, кажется, началось. Про взрыв, надеюсь, уже слышал? – Эти слова произнес грузный, абсолютно лысый мужчина лет пятидесяти, приобняв за плечи своего спутника. Для этого ему потребовалось приподняться на цыпочки, так как человек, медленно шагавший рядом с ним, был не просто существенно выше ростом, а запросто мог сверху вниз рассматривать возрастные узоры на лысине собеседника. Тот повел плечом, освобождаясь от неприятного прикосновения, и с раздражением произнес:

– Тысячу раз просил вас называть меня по имени и отчеству. Я вам не Коленька! А вы мне не Петенька!

– Как знаешь, Коленька. Могу и Николаем Алексеевичем звать. Только ведь от этого ничего не поменяется. Мы, брат, с тобой подельники. Мы с тобой либо кремлевские кабинеты делить будем, либо нары. Прости Господи! – Лысый демонстративно обернулся в сторону церкви, из которой они только что вышли, и широко перекрестился.

Тот, кого величали Коленькой, еще больше насупился и спросил:

– Вы специально всякий раз выбираете такое место, что мне машину негде приткнуть?

– Естественно! Я же мент. Мое дело – конспирация. Нет, конечно, наше общение никакой тайны не составляет. Но согласись, Коленька, то есть Николай Алексеевич, что машина – вещь чрезвычайно удобная для установки прослушивающей аппаратуры. Ты, кстати, и пиджачок свой, как я учил, почаще осматривай. А то, не ровен час, булавку какую обнаружишь. Впрочем, все это излишние хлопоты, которые нужны только потому, что, как говорится, «береженого Бог бережет»! – Лысый вновь дернулся было креститься, но остановил руку на лету и, изображая подобострастие, произнес: – Вы, Николай Алексеевич, конечно, фигура заметная. И наше общение делает мне честь. Всем известно, что мы, так сказать, дружим много-много лет. Поэтому наше совместное посещение храма Божьего никаких вопросов не вызовет. Ну а то, что вы меня не любите, так это даже хорошо. Думаете, я вас люблю? – Грузный мужичок вдруг остановился и спокойно глянул высокому в глаза. – Нет! Я не Бендер, а вы не Корейко. Не люблю я вас! Впрочем, как и многие, кому выпало несчастье с вами общаться. Но вы талантливы! Чертовски талантливы! Особенно в области гнусностей, которые делаете. С вами легко. С вами, как говорится, хорошо вместе дерьмо есть – другим не достанется. И вовсе не потому что жаден ты, Коленька, – лысый опять перешел на фамильярный тон, – а потому, что дерьмо жрешь по идейным соображениям! Впрочем, и про металл презренный не забываешь. Сколько там у тебя – миллионов пятьсот? Хоть бы доллар мне, старику, на старость отслюнявил за заботу о твоем жизненном благополучии и душевном равновесии.

Высокий терпеливо выслушал эти «комплименты» и, будто не замечая обидных слов, повторил:

– Петр Анатольевич! Будьте так любезны, называйте меня по имени и отчеству. Что же касается дерьма, то вы как раз из тех, кто делится им щедро. Да и по части денег вы большой проныра. Я подсчетов не веду, но из названной вами суммы вы свою долю давно изъяли.

– Вам ли жаловаться, господин Дибаев! Свое брал!

После обмена любезностями парочка как ни в чем не бывало продолжила свой неспешный променад по Якиманке в сторону здания МВД.

...Николай Алексеевич Дибаев занимал совсем не публичную и скучную должность советника Президента по хозяйственным вопросам. Был он человеком неопределенного возраста. Ему можно было дать и тридцать, и сорок, и пятьдесят лет. Лицо его было удивительно чистым и гладким. Кожа смуглая, создающая впечатление, что ее обладатель только что вернулся с курорта. Многие сослуживцы, обсуждая внешность Дибаева, за глаза называли его «породистым кобелем». Породистым – за русые волосы, резко контрастирующие с карими глазами и смуглой кожей. А кобелем – за смутные подозрения в том, что Дибаев не пропускает мимо себя ни одной юбки.

При близком общении становилось понятным, что Дибаев – далеко не юноша. Особенно когда он начинал говорить. Может, причиной тому был резкий, чуть дребезжащий фальцет, который решительно не позволял считать молодым обладателя такого голоса.

А может быть, гримаса брезгливости и почти не скрываемого высокомерия, которая всякий раз появлялась, когда Николай Алексеевич общался с людьми.

Дибаев знал за собой эту черту. И не то чтобы она мешала ему. Но иногда начальству доносили, что Дибаев-де очень груб и заносчив. Начальство, естественно, делало замечания, а Дибаев в сотый раз, скрипя зубами, принимался работать над своей маской.

Он тренировался, стоя перед зеркалом, растягивая губы в улыбку доброжелательности и приветливости. Но уголки губ упрямо ползли вниз, нижняя губа привычно оттопыривалась. С голосом же и вовсе ничего нельзя было поделать.

Совсем дурно все это получалось у Дибаева, когда он начинал контролировать себя во время общения с людьми. Его манера составляла отвратительную смесь из искусственных улыбок, ужимок и жестов показного внимания к собеседнику и одновременно едва скрываемого презрения к нему.

Когда же Дибаев раскрепощался и был самим собой, то превращался в беспощадного удава. Он был виртуозен в своей ненависти ко всему роду человеческому. Любой сидящий перед ним был объектом для морального уничтожения и подчинения. Каждый, кто выходил из его кабинета, должен был навсегда сохранить толику страха. Добившись этого, он испытывал чувство удовлетворения.

В аппарате за ним закрепилось прозвище «Коля-киллер». Именно ему давались самые деликатные и, в общепринятом смысле, неприятные поручения. Как мрачно шутил Дибаев, реагируя на прозвище, «я не палач, я только зачитываю приговоры, а пытают и расстреливают другие».

По службе ему предписывалось выполнять поручения Президента, касающиеся материально-технического обеспечением органов государственной власти – правительства, Думы, Совета Федерации, Администрации Президента. В его дела никто и никогда не вмешивался, и, кроме главы государства, им никто не командовал.

Контролировать Колю не было никакой необходимости, так как Дибаев в служебных делах был безупречен. Кроме того, все знали, что Николай Алексеевич был активно вовлечен во все политические кампании, проходившие в стране. И поэтому все те, которые формально могли поинтересоваться, чем, собственно, занимается кремлевский чиновник, считали за благо делать вид, что их это не волнует. Даже Счетная палата обходила его стороной, так как все знали, что Дибаев работает по личным поручениям Президента.

Основной работой Дибаев занимался, так сказать, факультативно. В этом, без сомнения, была некая странность, которую коллеги по аппарату сначала обсуждали, а потом привыкли. Шушуканья на эту тему завершились общим мнением о том, что так, видимо, удобно высокому начальству – давать деликатные поручения человеку второго ряда, малоизвестному широкой публике.

О характере этих поручений можно было только догадываться. Ему приписывали разруливание скандальной ситуации с выборами мэра Санкт-Петербурга, когда один из реальных соперников официального кандидата неожиданно снял свою кандидатуру. Много позже, когда страсти улеглись, этот кандидат ляпнул фразу, которая стала журналистской сенсацией: «Со мной разговаривал Дибаев. А это все равно что заглянуть в лицо смерти».

Николай Алексеевич как никто умел проворачивать операции по усмирению строптивых чиновников. Ему нужна была только фамилия, а дальше он все делал сам: добывал на указанную персону компромат, приносил начальству «убедительные аргументы» в виде уголовного дела, в котором на титульном листе отсутствовала дата. А уж дальше на самом высоком уровне принималось решение – что делать с этими материалами.

Считалось, в частности, что постельный подвиг экс-прокурора страны был организован и отснят на видео людьми Дибаева.

Ходили также упорные слухи о том, что Максим Примаков лишился должности премьера по наущению скромного чиновника президентского аппарата, который не поладил с премьером по поводу второстепенных хозяйственных вопросов и потому организовал его отставку.

Иными словами, Дибаев был человеком весьма могущественным. Тем удивительнее был тон, которым с ним разговаривал скромный начфин МВД Петр Анатольевич Удачник...

...Когда-то молодой Коля Дибаев, первокурсник Московского института стали и сплавов, попался на спекуляции валютой. По тем временам это было деяние, каравшееся многолетним тюремным сроком. Почти такой же молодой опер, Петя Удачник, который с поличным и задержал студента, решил не ломать парню жизнь. Он не доложил о противоправных деяниях Дибаева по инстанции, но сделал своим осведомителем.

Дибаев регулярно «стучал» своему спасителю на представителей золотой советской молодежи, которые занимались фарцовкой и валютными спекуляциями. Некоторые из них – без всякой политики, а для гешефта – приобретали у иностранцев запрещенные в СССР книги и перепродавали их втридорога шизанутым интеллектуалам, которые за «Архипелаг ГУЛАГ» Солженицына готовы были отдать свою месячную зарплату.

В отчетах Удачника Дибаев за выдающуюся худобу значился как агент «Тощий». За два года Коля Дибаев помог отправить на нары десятка полтора молодых людей. Причем Удачник, который за разоблачение пособников империализма и морально разложившихся субъектов получал продвижения по службе, складывал все собственноручно написанные Дибаевым доносы в специальную папку.

Коля Дибаев между тем делал стремительную политическую карьеру. Он примкнул к надвигавшемуся на страну демократическому движению и возглавил неформальную молодежную организацию с вызывающим названием «Баня». Одной из наиболее громких акций этой организации была демонстрация перед зданием ЦК КПСС на Старой площади под лозунгом «Партноменклатура! Отмойся от грязи!». Всем выходящим из здания ЦК молодые люди вручали банный веник и кусок дефицитного по тем временам туалетного мыла «Наташа». За организацию этого действа Дибаев даже был задержан органами правопорядка, провел ночь в «обезьяннике» и вышел наутро, не без вмешательства Удачника, героем, о мужестве которого написали все демократические издания.

Вскоре Коля Дибаев избрался народным депутатом РСФСР. Причем победил в округе на своей родине, в Краснодаре, где соперничал с местным партаппаратчиком. Соперник был наголову разгромлен в первом туре. Уже тогда прошел слух, что Дибаев использовал в ходе предвыборной борьбы весьма сомнительные приемы.

К примеру, пригласил известного пожилого правозащитника, который на местном телевидении намекнул, что соперник Дибаева имеет отношение к его, правозащитника, незаконному аресту.

Нашлась дама, которая заявила, что кандидат из местного обкома неоднократно вымогал у нее, честной челночницы, взятки. Доказательств у нее, разумеется, не было, но их никто и не спрашивал, кроме самого оболганного партийца, который чем громче возмущался, тем больше терял поддержку возбужденного электората.

Чтобы не утонуть в подробностях, скажем, что технология борьбы по принципу «для победы хороши и подлянки, и гроши!» (так шутили в избирательном штабе Дибаева) убедила молодого политика в том, что победителей действительно не судят.

Спустя почти десять лет Коля Дибаев пригласил в свой кабинет на Старой площади давнего приятеля, журналиста Андрея Гуренко, и передал ему концепцию информационно-аналитической телепрограммы под названием «Мы скажем вам правду!».

– Твоя задача, Андрюха, врать! Врать талантливо и убедительно! Лучше, если ты будешь врать с большим перебором, тогда веры тебе будет больше. В маленькую ложь никто не поверит, а вот если ты скажешь, что столичный мэр по ночам совершает ритуальные убийства детей, поскольку является лидером сатанинской секты, тебе точно поверят. Не все, конечно. Но вони все равно будет очень много. Это нам и нужно! Так что давай воняй!

– Так ведь он меня потом по судам затаскает!

– Вот именно – потом! Мы тебя, Андрей-соловей, отмажем! Заплатишь смешной штраф за свои трели! А чтобы штраф не был для тебя обременительным, сегодня вечером в «Метрополе» у тебя встреча с человеком Аграновича! Вот его мобильный! Он передаст тебе привет от нас с Борисом. Если распорядишься им как надо, на счастливую безбедную старость тебе хватит. Зойке купи какие-нибудь цацки тысяч за двадцать американских денег. – Дибаев хихикнул. – Чтобы она тебя за образ талантливого телевизионного подонка не прибила! А то я ее знаю...

Петр Анатольевич Удачник поощрял Николая в его политических устремлениях, но при этом, на всякий случай, не переставал регулярно требовать от него информацию о людях, с которыми Николай общался. И хотя это не имело никакого отношения к его прямым милицейским обязанностям, он считал, что такая информация ему не помешает.

Любые попытки Дибаева, как говорится, сорваться с крючка пресекались им самым циничным образом. Он напоминал ему, что обладает бумагами, которые могут быть преданы огласке. При этом издевательски говорил своему подопечному:

– Не волнуйтесь, Николай Алексеевич! В этих бумагах нет ничего особенного. Вам нечего опасаться. Никакого ущерба вы родине не нанесли. Напротив, вы ей помогали бороться с рассадниками социальных болезней. Разве валютные махинации поощряются где-то в мире? А, спаси Господи, наркомания? – Удачник многозначительно пошевелил бровями. – Ведь среди ваших приятелей были и те, кто торговал наркотиками. Поэтому если о вашем сотрудничестве с правоохранительными органами узнают коллеги по парламенту, то, я почти уверен, это не будет иметь никаких последствий. Разве что несколько осужденных, которые вышли из тюрьмы и стали известными людьми, могут пошуметь. Да и те набьют вам морду, да и отстанут!

Разумеется, Дибаев понимал, что Удачник издевается. Он ненавидел его и одновременно боялся. Никого в мире не боялся! А этого плюгавого мужичка боялся смертельно. Настолько, что стал всерьез задумываться о том, как избавиться от опасного знакомого. Но Петр Удачник, почувствовав опасность, как-то сказал:

– Да, кстати, Николай Алексеевич! Поскольку вы производите впечатление умного человека, хочу дать совет: не делайте трагических ошибок! У меня есть друг – он американец. Милейший, скажу вам, человек. Так вот, он завел для меня банковскую ячейку и положил туда некие важные бумаги, подлинники. Видите, насколько серьезно я к вам отношусь? – Удачник сделал попытку потрепать Дибаева по плечу, но тот брезгливо отшатнулся. – Так вот, я решил довериться только импортному банку, и мой друг знает, что делать, если со мной случится какая-нибудь неприятность.

– А если неприятность все же случится? Люди смертны.

– Тут, как писал Михаил Афанасьевич Булгаков, важно не то, что они смертны, а то, что они внезапно смертны. Берегите меня, Николай Алексеевич! Это в наших общих интересах. А лет через десять я отдам вам эти бумаги. Потерпите, голубчик!.. И вообще я вправе рассчитывать на благодарность! А то попадись вы тогда, в ваши бурные студенческие годы, не мне, великодушному, а какому-нибудь молодому чекисту с хорошо помытыми руками и раскаленным сердцем, иначе бы сложилась ваша жизнь!

Надо сказать, Удачник почти не мучил Дибаева просьбами, а те, что случались, были необременительны. Скорее наоборот: он всячески помогал молодому дарованию. Знакомил с нужными людьми, ввел в круг близких к Борису Ельцину людей. И Николай Алексеевич, будучи человеком чутким, почти ежедневно ощущал, как невидимая рука неуклонно подталкивала его в спину и двигала вверх.

Незадолго до расстрела Белого дома Удачник познакомил Дибаева с пожилым американцем, который хорошо говорил по-русски. Тот задавал ничего не значащие вопросы, интересовался личной жизнью молодого депутата и буквально убил его наповал, когда процитировал несколько стихотворений, написанных Николаем Дибаевым в студенческие годы и опубликованных в «Комсомольской правде».

Американец говорил о том, что готов служить России, поскольку его предки – русские, и что на Западе очень много деловых людей, готовых вложиться в Россию. Но для этого надо, чтобы в стране появились люди, готовые выступить гарантами этих вложений, обеспечить политическую стабильность, остановить угрозу коммунистического реванша и провести линию на стратегическое партнерство с Западом.

Ничего из сказанного американцем не вызвало у Дибаева возражений. А когда тот добавил, что готов использовать свои связи в Кремле для того, чтобы молодой политик оказался на заметной должности, прямо заявил, что это отвечает его устремлениям и он готов при случае отблагодарить неожиданного благодетеля.

Американец, назвавшийся Биллом Долецки, среагировал на слова Дибаева веселым смехом.

– Для нас важно уже то, чтобы люди, которых мы считаем единомышленниками, – а вы, по словам Петра Анатольевича, и есть наш единомышленник, – оказались у руля страны! Чтобы именно они принимали все важнейшие решения! И тогда то, что хорошо для нас, представляющих демократический Запад, станет благом и для России!

Буквально через месяц Дибаев стал заместителем руководителя аппарата правительства. Еще через год, при поддержке Администрации Президента, он оказался в нефтяном бизнесе и за пару лет превратился в весьма состоятельного человека.

Дибаев, конечно же, понимал, что бесплатного сыра не бывает. Однако события разворачивались столь стремительно, а действовать надо было так виртуозно, что у него никак не получалось до конца осознать, кому или чему он обязан своим стремительным восхождением. То ли собственным талантам, которых никто не отрицал, то ли протекции зловещего Удачника, который, подобно тени, ежесекундно был где-то рядом, то ли загадочному американцу, который в жизни Дибаева больше не появлялся.

Но он также твердо знал незыблемое правило большой политики: долги надо отдавать. Поэтому в 1996 году, во время второй президентской кампании, именно он разработал схему ее финансирования и вложился в победу и душой, и деньгами.

Самое важное состояло в том, что Николай Алексеевич заставил весь финансово-экономический бомонд страны по-крупному сброситься на выборы. Уговаривал по-разному. Кому-то сулил грядущие прибыли. Кого-то пугал пришествием коммунистов и потерей бизнеса. А некоторых просто запугивал, обещая различные неприятности.

Пару строптивцев, отказавшихся делиться, Дибаев отпустил с миром. Но уже через месяц один из них потерял в пожаре комплекс фармацевтических складов. Убытки составили десятки миллионов долларов.

А со вторым и вовсе приключилось семейное несчастье. В Лондоне за транспортировку крупной партии наркотиков был задержан его сын, которого папа отправил на учебу. Поговаривали, что наркотики в чемодан парню подбросили, но в ходе следствия доказать это не удалось. Юношу посадили на четыре года.

Но пожалуй, самым фантастическим было то, что, собрав деньги и расписав смету избирательной кампании, Дибаев не взял себе ни копейки. Напротив, он с готовностью затыкал финансовые прорехи собственными средствами.

Все шло в жизни Коли Дибаева правильно и споро. Но с какого-то момента что-то пугающе заскрежетало в отлаженном механизме его карьеры. Внешне ничего не изменилось. Он по-прежнему был востребован. Его влияние не только не убывало, а, напротив, неуклонно росло. И при этом его не покидало ощущение надвигающейся катастрофы.

Новый хозяин Кремля относился к Дибаеву иначе, чем прежний. Не хуже, но иначе. Прежний Колю по-отечески любил и доверял, как самому себе. Новый использовал как очень нужную и ценную вещь, без которой не обойтись в большом президентском хозяйстве. Доброхоты донесли до Дибаева фразу, сказанную одним из близких к Президенту людей: «Коля Дибаев – это презерватив. Использовать противно, но и не использовать нельзя. Да и качество изделия отменное! Не подводит!»

В другой раз была сказана еще более примечательная фраза: – «Время дибаевых проходит. Скоро мы будем делать политику чистыми руками».

Николай Алексеевич окончательно утратил покой после того, как Президент дал поручение подготовить записку о приватизации предприятий нефтегазового комплекса. До Дибаева это поручение дошло в следующей интерпретации, которую ему, не без злорадства, довели из секретариата Президента:

– У Президента по этому вопросу есть аналитическая записка ФСБ. Но ему хочется получить оценку этого процесса, так сказать, изнутри. Вы, Николай Алексеевич, как известно, человек объективный, и к тому же вместе с вашими ближайшими друзьями, собственно, и делили наше народное имущество. Так что Президент ждет ваших обобщений. И будьте любезны – с фамилиями, датами и цифрами.

Вскоре после этой записки произошло событие, окончательно испортившее Дибаеву жизнь. Его ближайший друг и бизнес-партнер Борис Агранович был арестован, а буквально через полгода от его бизнеса не осталось практически ничего.

Надо отдать должное интуиции Дибаева. Получив задание готовить записку, он буквально в несколько дней ликвидировал зарубежные денежные счета, оформленные на жену – гражданку Австрии.

Принадлежавшие ей пакеты акций ряда нефтяных компаний были проданы, причем проданы отнюдь не случайным покупателям, а одной малоизвестной компании, которая уже через пару месяцев стала обладателем активов всей нефтяной империи Аграновича.

Одним словом, пуля свистнула у самого виска, и только звериная интуиция, колоссальные связи и опыт позволили Дибаеву выскочить из этой молотилки.

Без денег Николай Алексеевич, конечно же, не остался, но в его душе поселилась ящерица страха, которая то и дело взбегала от живота к горлу, а потом, противно перебирая холодными лапками, стремительно спускалась вниз и затихала на некоторое время где-то в области гениталий.

Именно в эти тревожные дни рядом с Николаем Алексеевичем, как всегда вовремя, появился Петр Удачник. Он пригласил его на свою, как он выразился, «дачку», которая произвела на Дибаева сильное впечатление: это был огромный дом, построенный в стиле шотландского замка и расположенный на территории в несколько гектаров. Правда, по общепринятым меркам Казанское направление Подмосковья считалось непрестижным. Но то, как была обустроена территория, с каким вкусом обставлен огромный дом, как вылизаны подъезды и вычищены лесные тропинки в ближайшем лесу, свидетельствовало, что хозяин вложил в свое жилище не только душу, но и большие деньги.

– Вот так живут скромные российские менты, – издевательски произнес Дибаев, увидев все это великолепие.

– Ну, во-первых, я все же генерал-лейтенант милицейской службы. А во-вторых, все это не более чем иллюзия. Тебе это, Коленька, мерещится. По документам ничего здесь нет. Ни дома, ни участка. Есть вот эта баня, – Удачник показал в окно на скромное деревянное сооружение, – которая принадлежит моему больному племяннику-инвалиду. Он с детства прикован к постели и вот уже много лет находится в больнице под присмотром врачей. – Удачник поправил кованой изящной кочергой дрова в огромном, в полстены камине, и показал рукой на кресло: – Присаживайся, Николай Алексеевич! Предлагаю попробовать односолодовое шотландское виски марки «Роял Лохнагар» тридцатилетней выдержки. Рекомендую. Мне его привозят непосредственно с вискокурни, где оный шедевр производится. Этой партии бутылок уже не существует. Оставалось семь последних. Их-то я и приобрел год назад.

– Вы же знаете, Петр Анатольевич, мне пить нельзя, быстро завожусь!

– Знаю. Но, надеюсь, ты не принимаешь всякую гадость, отваживающую от алкоголя?

– Петр Анатольевич, давайте на вы и – к делу. У меня сегодня еще встреча.

– Да нет, Николай Алексеевич! Придется встречу отменить и лучше выпить. Предлагаю пропустить по стаканчику и пойти в лес. Я придумал замечательную конструкцию, которую включаю, когда гуляю по лесу. По ходу движения тропинки освещаются скрытыми источниками света. Идешь вечером по лесу. Кругом темно, а тропинки освещены. – Удачник мечтательно глянул в окно и с явным сожалением в голосе продолжил: – Но сегодня мы, увы, погуляем в сумерках. Сегодня как раз тот случай, когда свет нам не нужен. И поговорим о важных вещах. Ну, за удачу! Она нам скоро ох как понадобится.

Удачник залпом опрокинул полстакана изысканного напитка и, не приглашая за собой Дибаева, направился к выходу. Тот тоже сделал приличный глоток и двинулся за хозяином дома.

Следующие пятнадцать минут Дибаев, не перебивая, слушал собеседника. Когда Удачник умолк, он, не скрывая потрясения, произнес:

– Петр Анатольевич! Если бы я не знал вас много лет, то подумал бы, что вы впали в белую горячку!

– Не спешите, любезный Николай Алексеевич, с выводами! Давайте обойдемся без морализаторства и вместе порассуждаем. Для начала о вас и ваших перспективах. – Удачник остановился и жестко произнес: – Вас скоро вышибут из команды! Об этом в Кремле не говорит только ленивый. Но вы – это не тот случай, когда добрые дяди из администрации будут заниматься обустройством вашего счастливого будущего в знак признания заслуг перед Отечеством. Карьерные прыжки Лени Чубайса вы, увы, не повторите. Это надо было делать при прежнем хозяине. А вы засиделись в чиновниках. Поэтому вас не просто вышибут, но постараются сделать так, чтобы вы не болтали лишнего. Такова судьба всех царедворцев, руками которых таскали каштаны из огня. А у вас, как известно, все пальцы обуглились от любимой работы.

Удачник шел неторопливо, прикасаясь к веткам, когда они оказывались близко к тропинке.

– Чтобы обеспечить ваше молчание, – продолжал он, – есть только одно верное средство: сделать вас в глазах всех преступником и отправить валить лес куда-нибудь под Читу. Поближе к Аграновичу. Тогда все ваши разоблачения и признания будут выглядеть как примитивная месть и вранье.

– Послушайте, Удачник! Перестаньте меня пугать. Вы уже почти двадцать лет это делаете. Надоело! А если я, напротив, начну искать защиты не у вас и ваших покровителей, а, к примеру, у Шарпея?

Удачник в голос рассмеялся и энергично потер лысину.

– Забавно слышать из ваших уст это прозвище. Оно удачное, не правда ли? Сразу представляешь эти наплывшие на глаза веки, висящие щеки, лоб в крупных складках. Странно, что это идет от америкосов, которые, как известно, начисто лишены чувства юмора. А тут ну просто в «десятку» попали. С их легкой руки Президента называют Шарпеем даже близкие друзья...