Текст книги "Казнить Шарпея"

Автор книги: Максим Теплый

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц)

Остались. Зачем?

...Через три часа в кабинете Буданова на Лубянке Гирин докладывал обстановку. Атмосфера была такая густая, что, казалось, можно было трогать воздух как воду. Но и без проб было ясно: кипяток!

Буданов слушал доклад, опустив прикрытые тяжелыми веками глаза.

– ...Операция «Перехват» результатов не дала, – докладывал Гирин. – На дебаркадере обнаружена одежда, в которой они взлетали. Но почему-то только два комплекта... Если судить по размерам – это камуфляж Игнатова и Фомина. То есть одежды Каленина там не было.

Судя по всему, они ушли на лодке вверх по течению, – продолжил Гирин, заглядывая в пестрящий плотными записями листок бумаги. – И где-то пересели на автомобиль. Мы дали команду осматривать все машины, идущие в Москву и находящиеся в этом районе. Результата пока нет.

– А что эти олигархи? – Буданов задавал вопросы, не поднимая головы.

– Наскоро проверили – похоже, говорят правду. С неделю назад они по электронной почте получили предложение от некой фирмы «Экстрим» принять участие в игре. Ее смысл в том, что несколько команд автономно друг от друга высаживают в лесу. У каждой своя задача, которую они получают на месте. Дальше – воюют. Развлечение для богатых... Заболотный, как выяснилось, вообще большой любитель всякого рода приключений. В прошлом году прыгал с парашютом в условиях высокогорья, постоянно ездит в Африку – охотится на львов, носорогов и прочую экзотическую живность. Видимо, на него вышли целенаправленно – были уверены, что заинтересуется...

– Куда мог деться Игнатов? Ваши предположения?

– Вариантов всего два, товарищ генерал: либо затаился где-то недалеко от места высадки, либо... – Гирин замялся, понимая, что сказанное вызовет резкую реакцию начальника, – либо каким-то образом миновал все наши посты, организованные совместно с МВД, и скрылся в неизвестном направлении.

Буданов поднял голову и прокатил тяжелым взглядом по всем участникам совещания. Он останавливался на каждом, что-то для себя решал и двигался дальше. Круг наконец замкнулся, и взгляд остановился на Гирине.

– В неизвестном? Не стройте иллюзий, – твердо и спокойно произнес он. – Сколько ехать от места высадки до Москвы? Час-полтора? Так вот: в Москве он, товарищи чекисты! – Буданов еще раз обвел всех взглядом. – В Москве! – уверенно повторил он. – И всю эту историю с вылетом за рубеж он затеял, чтобы сбить нас с толку. Чтобы у нас и мысли не возникло, что он намерен остаться. А раз он остался, – значит, здесь, в России, у него важное дело. Не станет человек рисковать своей жизнью, жизнью сына, которого искал больше двадцати лет, если его здесь не держит дело, которое для него важнее всего на свете. Тем более после того, что он здесь натворил...

Кстати, что вы намерены делать по предотвращению предполагаемых терактов? Игнатов обещал, что они спланированы на целую неделю.

– В городе введен режим террористической угрозы категории «А». Сегодня рано утром милиция, обследуя территорию спортивной площадки в Бутово, обнаружила взрывное устройство. Мне только что сообщили, что разминирование завершено. Но сколько еще заложено зарядов – сказать трудно. Если верить Игнатову, то всего их было четырнадцать...

– Почему четырнадцать? – удивился Буданов.

– Ну, неделя, про которую он говорил. Берем по два на день. Всего четырнадцать. Одно взорвано, три обезвредили через телевизор. Сегодня – пятое. Осталось девять, если, конечно, Игнатов не блефует.

– Он, драгоценный Юрий Борисович, еще ни разу не блефовал!!! – Буданов придал голосу издевательские интонации. – Он, правда, надул вас с самолетом! – Буданов сознательно использовал местоимение «вас», отделяя лично себя от случившейся неудачи. – Но это не блеф! На нашем языке это называется «переиграть противника»! Пари держу: сдаст он нам все оставшиеся закладки. Потому что решил первую задачу – забрал Фомина. А вот какая у него задача следующая – это вопрос!..

На столе перед Будановым загудел селектор.

– Говори! – Он нажал кнопку громкой связи.

– Товарищ генерал, – раздался голос адъютанта, – только что сообщили, что в администрацию города Верея обратился гражданин Каленин. Настаивает на немедленном разговоре с вами. Говорит, у него экстренная информация.

– Быстро соединяйте!

Буданов нервно стал постукивать пальцами по столу, ожидая соединения.

– Да, Беркас Сергеевич! – Было видно, что Буданов очень взволнован. – Вы где?

В кабинете раздался искаженный расстоянием голос Каленина:

– Я в Верее. Меня сюда привезли на тракторе...

– На тракторе?!

– Да! О тракторе потом... Главное – вот что! Игнатов отдал мне код на прекращение всех терактов. Его надо передать сегодня в трехчасовых новостях по первому каналу.

– Записываю!

– Новости надо начать фразой, – Каленин замялся, – «...по сообщению прес-службы ФСБ России, от занимаемой должности освобожден начальник Управления по борьбе с терроризмом генерал Сергей Буданов». Простите, Сергей Николаевич...

– Что-о-о?! – Буданов буквально подпрыгнул в кресле и стал лихорадочно тыкать в селектор, пытаясь попасть в кнопку отключения громкой связи. Сразу не попал, поэтому присутствующие успели услышать торопливую фразу Каленина:

– Понимаю все, Сергей Николаевич! Всех нас, похоже, скоро погонят! Это дьявол! Он все просчитывает на сто ходов вперед...

Громкая связь прервалась...

Побагровевший Буданов еще пару минут слушал Каленина, потом швырнул трубку, сказав перед этим всего одно слово: «Жду!»

– Все свободны! – рявкнул он. – Гирин! Барков! Останьтесь!

...По словам Каленина, его высадили из лодки вскоре после того, как они покинули дебаркадер. – Буданов говорил устало, то и дело поглядывая на часы. – Остановили трактор в поле, приковали Каленина и тракториста к машине наручниками и посоветовали малой скоростью двигаться в Верею... Сейчас он едет сюда... Юрий Борисович! Текст для телевидения вы слышали... – то ли утверждая, то ли спрашивая, произнес Буданов.

Гирин кивнул.

– Распорядитесь, чтобы в пятнадцатичасовых новостях эти слова прозвучали... Все пра-виль-но! – задумчиво по слогам выговорил Буданов. – Правильно!..

Было видно, как трудно дается ему каждое слово. Он чувствовал себя униженным и раздавленным.

– Эта сволочь придумала фразу, которой суждено сбыться. Я сегодня подам в отставку. Нельзя оставаться на службе после того, что произошло.

Буданов достал «Житан», вынул сигарету, переломил ее пополам и прикурил. Вторую половинку растер в ладонях и высыпал труху в пепельницу.

– Курить вот бросаю. – Он виновато показал на пепельницу. – Дурю организм. Половинку сигареты выдаю за целую. А он, – генерал постучал себя по ребрам, – все равно не верит! – Значит, так, Юрий Борисович! – Буданов обратился к Гирину. – Буду рекомендовать вас на мое место. Пока мы все профукали. Мы все! Вы в том числе! Но кто-то должен эту гадину достать.

– Сергей Николаевич! – Гирин, как всегда, демонстрировал абсолютное спокойствие. – К чему эти жертвы? Надо будет – прогонят. Без всяких ваших заявлений. Зачем форсировать события?

– Меня уже ничем не отмажешь, – так же спокойно возразил Буданов. – Поэтому все промахи в наших действиях я возьму на себя. Иначе погорим все и некому будет этого Игнатова за кишки на Красной площади повесить. Ты, Юрий Борисович, будь так любезен: когда доберешься до него, дай ему как следует по яйцам, очень тебя прошу... От меня...

Резко зазвонил телефон. Все присутствующие будто ждали этого сигнала: звонил аппарат прямой связи с Директором ФСБ.

– Давайте, мужики! Действуйте! И валите отсюда, – насмешливо добавил Буданов. – Дайте с начальником интимно пообщаться – то бишь с глазу на глаз или, если угодно, с трубки на трубку. Что-то я неудачно шучу сегодня... – Он снял трубку и, глядя в спины уходящих из кабинета коллег, отчеканил: – Товарищ генерал армии! Я готов доложить ситуацию. Заявление об отставке написано. Через пять минут буду у вас...

Без Иуды нет Христа

Беркас Сергеевич Каленин сидел на заднем сиденье «Волги», которая на пределе своих лошадиных сил двигалась в Москву. Слева располагался молодой сотрудник ФСБ, который деликатно молчал, за что Каленин был ему бесконечно благодарен. Впереди, рядом с водителем сидел омоновец с автоматом в руках – охранял Каленина, хотя было ясно, что сейчас ему уж точно ничто не угрожает.

Машина надсадно гудела двигателем, конструкция которого была ровесницей Каленина. На очередной выбоине, которые после недавней зимы обильно пятнали шоссе, машину сильно тряхнуло. Каленин стукнулся головой о потолок салона и сбился с мыслей, которые все крутились вокруг событий последних трех дней. Он чертыхнулся и, оглядев салон, в который раз поймал себя на мысли, что ему не хватает умственных способностей, чтобы осмыслить, как в ХХI веке можно делать такие автомобили.

...Первым автомобилем, который он самолично вывел из двора, была старенькая дедовская «Победа». Дед Георгий бестрепетно доверял семилетнему внуку «титьку», как он ласково называл свой автомобиль. Объяснить, почему «титька», дед Георгий внятно не мог. На прямой вопрос отвечал недоуменным встречным вопросом:

– А разве не похожа?

«Победа» обладала каким-то непередаваемым шиком и основательностью. Как автомат Калашникова. Вроде бы все просто – а лучше не придумаешь... Даже абсолютно неудобная узкая бойница заднего стекла гармонично вписывалась в монументальный облик автомобиля.

– Как в танке! – шутил Георгий.

К моменту первых шоферских опытов Беркаса «Победы» уже практически не производились, а ослепительную красавицу «двадцать первую» «Волгу» с оленем на капоте стали вытеснять плоские и неуклонно теряющие шарм «двадцать четвертые».

«Двадцать первая» Беркасу безумно нравилась. Дружок-одноклассник иногда позволял ему посидеть в салоне отцовского автомобиля, покрутить руль, который, казалось, был сделан из слоновой кости. И конечно же, завораживал бирюзовый полукруг спидометра.

Ничего более красивого Каленин, как ему казалось, не видел ни до, ни после. Поэтому все последующие модификации «Волги» его раздражали. А уж «тридцать первая» была настолько хуже всех своих прародителей, что именно про нее острословы придумали стишок:

 
Есть такой автомобиль!
Трепещи, Европа!
У него особый стиль:
Передок, как жопа!..
 

...Каленин подивился тому, что сумел отвлечься от тяжелых мыслей. Он еще и еще раз проигрывал в голове события последних трех дней.

Прыжок из вертолета был для него неожиданным во всех отношениях. О том, что ему предстоит такая акробатика, он узнал в самый последний момент. Игнатов подтолкнул его к открытой двери зависшей в воздухе машины и скомандовал:

– Прыгайте!

– Зачем? – удивился Каленин...

– Вперед! – еще раз скомандовал Игнатов и решительно подтолкнул Каленина к проему двери. – Сгруппируйтесь...

...Затем, уже в лодке, Игнатов обратился к Беркасу:

– Сейчас мы вас отпустим, Беркас Сергеевич! Спасибо! Вы нам очень помогли...

– Зачем я вам был нужен?

– Вы аккуратно передавали руководству страны все наши требования. Это раз!

Игнатов поддернул широкие светлые брюки, в которые переоделся на дебаркадере. Он сидел в лодке, одетый во все светлое, сообразно жаре, и держался так, будто таким эксцентричным способом добирается на прием к английской королеве. С учетом того, что Игнатова в эту секунду искали все спецслужбы страны, вид у него был вызывающий.

– А во-вторых, вы были – уж извините – лучшим аргументом для моих бывших коллег, что мы бежим за границу и вас держим в заложниках. – Игнатов улыбнулся, привычно провел ладонью по своей серебряной шевелюре от затылка к челке и добавил, заговорщически подмигнув Каленину: – А мы вот остались! Дела, знаете ли...

...Каленин вспомнил и свою последнюю беседу с Игнатовым в Лефортово. Это было вечером накануне освобождения Фомина, сразу после того, как сработала очередная фраза, произнесенная диктором в восьмичасовых вечерних новостях на РТР.

Игнатов в начале беседы был, как всегда, спокоен и уверен в себе.

– Ну что, Беркас Сергеевич, я рад, что мы совместными усилиями боремся за жизнь ни в чем не повинных людей...

– Я прошу не отождествлять меня с вашей, с позволения сказать, деятельностью.

– Это как вам будет угодно! Я лишь констатирую тот факт, что не ошибся в выборе: вы всякий раз искренне стремились предотвратить трагедию.

– Господин Игнатов! Правильно ли я понимаю, что моя незавидная миссия сегодня заканчивается?

– Не совсем.

– Что значит «не совсем»? Разве вы не добились желаемого? Насколько мне известно, вашего сына завтра отпускают?

– Верно!

– Тогда что еще вы хотите от меня?

– Ничего обременительного. Я попрошу вас совершить с нами зарубежный вояж. Завтра – туда, а послезавтра, если на то будет воля ваших работодателей, вы уже будете в Москве.

Каленин откровенно разозлился и, не считая нужным скрывать этого, раздраженно уточнил:

– Я что же, становлюсь вашим заложником? Чего вы, черт побери, ко мне прицепились? Эти идиотские беседы с вами... Сколько же можно?..

– Беркас Сергеевич! Я приношу извинения за те неудобства, которые доставил вам, но у меня должна быть уверенность, что ребята из ПВО не собьют меня на взлете или в любой другой момент. Они, разумеется, меня не выпустят из страны, пока я не отдам коды на разминирование всех зарядов. А что случится после того, как я эти коды сообщу? Пусть даже я буду в метре от границы, а может, даже и за нею? – Игнатов щелкнул пальцами, изображая что-то похожее на выстрел. – Шарахнут ракетой – и привет. Поэтому ваше пребывание в самолете будет для меня определенной гарантией.

– Ну и куда летим? – с мрачной издевкой спросил Каленин. – На Кубу? Может быть, в Ливию? А, наверное, к людоедам в джунгли Амазонки?

– Маршрут я сообщу только на борту, – спокойно отреагировал Игнатов. Он собрал лицо в очередную диковинную морщинистую гримасу, обозначавшую улыбку, и уточнил: – Я мог бы попросить полетать со мной какого-нибудь депутата, но боюсь, что тогда по самолету безжалостно выпустят ракету, да и полет не будет таким приятным, как с вами. Вы мне симпатичны...

– А я испытываю к вам прямо противоположные чувства! – почти брезгливо отозвался Каленин. – Вы упиваетесь своим могуществом и начисто утратили то, что принято называть совестью.

– Ах ты, Боже мой! Всё-то вы меня стыдите, Беркас Сергеевич! То параноиком объявите, то еще как-нибудь зацепить норовите... – Игнатов вдруг всерьез обиделся и продолжил: – А я вот тоже не понимаю: как вы, человек, судя по всему, порядочный, можете служить этим... этим политическим жуликам?

– Я по крайней мере не организую теракты против беззащитных людей...

– Да!!! – вдруг резко выкрикнул Игнатов. – Да, это жестоко! Но тогда скажите... вы скажите!.. Как их остановить? Потому что иначе вы... не вы, а те, которые принимают решения в моей стране, будут терзать ее вечно! Они же ненасытны в своей алчности! Они не успокоятся, пока не напьются нашей крови досыта! Они будут насиловать страну, как публичную девку! Ненавижу!!! Только так и нужно с вами... С ними... Силой! Чтобы поджилки тряслись!

Игнатов говорил яростно и путанно. Таким за два дня Каленин его еще не видел.

– Сначала эти ублюдки искалечили моего сына...

Каленин чувствовал, – как его обдает брызгами невидимой волны ненависти и безумия, отчего ему по-настоящему стало не по себе...

– То, что он жив – это воля случая... – продолжал Игнатов. – Долго рассказывать... Как-нибудь потом... Да! Воля случая... Не убили до конца, но покалечили... Физически и духовно покалечили! – Игнатов потер виски, собираясь с мыслями. – Потом уничтожили мою страну... А до этого они продавали ее оптом и в розницу. Они меняли свою офицерскую честь на доллары и наркотики. Они – христопродавцы! Те, что сидят сегодня в Кремле, включая вашего драгоценного Президента! – Игнатов попытался взять себя в руки и уже более спокойно произнес: – И людей, как вы уже знаете, я не убивал! Грех тот, что взял на душу, – взрыв первый... жена с дочкой этого ублюдка Будаговского, которые ни в чем не повинны... Всю жизнь буду замаливать... Но я должен был выбрать самый беспощадный способ давления на ваших хозяев... Я, знаете ли, так толкую эту моральную проблему, – Игнатов сосредоточился, – я ставлю вас перед выбором, а уж вы выбираете, стоит ли жизнь моего сына, которую вы покорежили, жизней других людей. Я сам никого не убиваю. Если кто-то и убивает, то это вы! Потому что выбор всегда за вами...

– А минирование «Детского мира»? Это как понимать? А вдруг какая-то случайность? А вдруг не договорились бы? Тогда взрыв? И гора детских трупов?

– Я не давал команду на минирование «Детского мира». Не исключаю, что это осознанно сделал Будаговский, чтобы выставить меня в отвратительном виде. Так сказать, посмертный привет, что-то вроде мести. Согласен, бомба в магазине для детей – это омерзительно...

– Ну вот, видите? А омерзительные поступки не имеют оправданий. Даже во имя самых высоких идей.

– Вы мне еще про слезу ребенка напомните! – снова почти выкрикнул Игнатов. Было видно, что ему становится все тяжелее отражать атаки Каленина. – Если бы я, к примеру, захватил пару продавщиц в магазине и попробовал бы обменять их на сына, боюсь, что ребята из ФСБ покрошили бы этих несчастных женщин вместе со мной в куски, а потом бы вешали себе ордена за беспримерное мужество в борьбе с международным терроризмом. Разве не так? Поэтому я должен был придумать беспроигрышную войну. Я должен был загнать их в угол!

– Вы, господин Игнатов, можете упражняться в словоблудии сколько вам будет угодно. – Каленин наконец успокоился и взял себя в руки. – Все, что вы говорите себе в оправдание, не стоит и выеденного яйца. Зло – оно и есть зло! Хоть вы его шоколадом залейте! До встречи, будь она неладна!

– Вы читали Андреева? – вдруг спросил Игнатов.

Каленин от неожиданности растерялся.

– Что? – переспросил он. – Какого Андреева?

– Резонный вопрос. – Игнатов не заметил замешательства Беркаса и посчитал, что тот действительно хочет разобраться, о каком Андрееве идет речь. – Я, конечно же, имею в виду старшего – Леонида Андреева[12]12
  Леонид Николаевич Андреев (1871—1919) – русский писатель. Ярко отразил противоречивые настроения русской интеллигенции в предреволюционную эпоху. Его сын, Даниил Андреев, известен более всего благодаря эзотерическому произведению «Роза Мира».


[Закрыть]... То, что писал его сын, – это не моя литература...

– Разумеется, читал! В мое время на филфаке МГУ было принято читать классиков...

– Верно! Андреев действительно классик. Только сегодня об этом мало кто помнит... Полагаю, что парни, которые придут после вас, про него не слыхали... Так вот, у Андреева, как вы помните, есть скандальная повесть про Иуду. Помните?

– Конечно, «Иуда Искариот»! Только к чему этот разговор? Разрешите откланяться...

– А вот к чему! – сказал Игнатов, будто бы не замечая желания Каленина уйти. – Там есть замечательная мысль: без Иуды нет Христа! Иуда совершает самое страшное в человеческой истории злодеяние, причем делает это осознанно, чтобы сделать Христа Христом, Сына человеческого – Богом. Если бы он не предал Спасителя, не было бы чуда воскресения, и не появилась бы идея бессмертия... Мир бы не узнал, что он – сын Божий!

Каленин потерял нужную интонацию в общении с этим рефлектирующим генералом. Он не очень хорошо понимал, как должен себя вести: то ли хлопнуть дверью, то ли довести диалог до конца. Победило любопытство, и Каленин осторожно спросил:

– Ну и какой вывод вы делаете из этого андреевского дуализма для себя?

– А очень простой: нельзя защитить добро при помощи добра! Так у Андреева... Чтобы добро победило, должно быть совершено злодеяние! Получается – нет Христа без Иуды! Нет добра, если рядом не проявилось зло во всей своей мерзости!

– Знаете, здесь, конечно, не место для литературно-богословского диспута, но коли уж вы его затеяли, то извольте, вот вам мой ответ, – Каленин говорил медленно, взвешивая каждое слово, – я не поклонник этого произведения, но справедливости ради отмечу, что вы исказили мысль писателя. У Андреева Иуда не в игру играет и не просто идет на злодеяние, а жертвует собой во имя идеи. Причем его жертва – страшнее смерти, которую он принял вслед за Христом. Он жертвует своей честью, которая, как известно, дороже жизни. Ведь он понимает, что обречен остаться в веках злодеем и предателем. По Андрееву, это жертва почти безумца. Его поврежденная натура верит в то, что это поступок во имя справедливости и добра. Он безгранично любит Христа, жертвует собой во имя него... Страдает, сомневается...

Игнатов внимательно слушал Каленина, и было видно, что ему действительно важно знать его позицию.

– Но подчеркиваю: мы говорим только о придуманном сюжете. Андреевский Иуда – герой абсолютно литературный и к Иуде библейскому никакого отношения не имеет. И не ищите здесь никаких оправданий для себя. Вы, действуя негодными методами, мните себя благородным «санитаром леса», а движет вами чувство мести. Оно ослепляет вас! И в этой своей слепоте вы потеряли цель. Ради чего вы совершаете ваши ужасные поступки? Ради воцарения справедливости? Чтобы снискать любовь потомков?

Он завершил свой монолог и ждал реакции Игнатова. Тот задумался и, не отвечая на выпады Каленина, уточнил:

– Предательство как жертва во имя добра? Я правильно вас понял?

– Предательство – это форма, в которую литературный персонаж Андреева облекает добродетель своего замысла...

Игнатов улыбнулся и стал вновь прежним Игнатовым – уверенным в себе, знающим истину, которая неведома остальным.

– Я подумаю над вашими словами... В ваших рассуждениях есть мысль, которая меня увлекла. – Игнатов улыбнулся еще шире, отчего его глаза изогнулись двумя узкими щелками, а все пространство вокруг них стало напоминать причудливую татуировку, так как каждая морщинка стала глубже и отчетливее. – Добродетель может принимать любые формы! Так получается? Забавно... Надеюсь, мы еще вернемся к этому интересному разговору.

– Вернемся? Уж не в самолете ли по пути в неведомые страны вы собираетесь со мной дискутировать? Увольте. Я и этот-то наш диспут считаю бессмысленным и вредным. Ругаю себя за то, что вообще стал обсуждать с вами тему добра и зла. Вы, похоже, всерьез ищете оправдания своим злодеяниям. Не ищите! Их попросту нет в природе...

– Беркас Сергеевич! – Игнатов снял улыбку с лица. – Я оставляю за собой право когда-нибудь в обозримом будущем объясниться с вами. Говорю об этом серьезно. Мне есть что сказать. Но не сейчас...